Страница:
– Будет сделано. Есть еще кое-что, на этот раз из Санкт-Петербурга, – продолжала Вонг. – Мы только что получили сообщение из Лондона, от руководителя Д-16 Гарри Хаббарда. Он потерял в Петербурге двух своих людей. Первый случай произошел вчера вечером, погиб ветеран по имени Кейт Филдс-Хаттон. Находясь на набережной Невы напротив Эрмитажа, он умер, по словам русских, "от сердечного приступа".
– Иносказательное выражение, означающее: "Мы его убили", – проворчал Роджерс. – Он изучал деятельность новой телестудии?
– Да, – подтвердила Вонг. – Однако ни одного доклада ему передать так и не удалось. Вот насколько оперативно его раскрыли и устранили.
– Благодарю, – сказал Роджерс. – Поль уже поставлен в известность?
– Да, – сказала Вонг. – Мистер Худ позвонил, как только услышал о взрыве. Он просил вас перезвонить ему сразу же после совещания.
– Обязательно позвоню, – сказал Роджерс, останавливаясь перед часовым у ворот, за которыми начиналась извилистая дорожка, ведущая к Белому дому.
Глава 12
Глава 13
– Иносказательное выражение, означающее: "Мы его убили", – проворчал Роджерс. – Он изучал деятельность новой телестудии?
– Да, – подтвердила Вонг. – Однако ни одного доклада ему передать так и не удалось. Вот насколько оперативно его раскрыли и устранили.
– Благодарю, – сказал Роджерс. – Поль уже поставлен в известность?
– Да, – сказала Вонг. – Мистер Худ позвонил, как только услышал о взрыве. Он просил вас перезвонить ему сразу же после совещания.
– Обязательно позвоню, – сказал Роджерс, останавливаясь перед часовым у ворот, за которыми начиналась извилистая дорожка, ведущая к Белому дому.
Глава 12
Понедельник, 06.00, Санкт-Петербург
Когда маленький Сергей Орлов в начале пятидесятых жил в городке Нарьян-Мар на побережье Северного Ледовитого океана, ему казалось, что самым прекрасным зрелищем является оранжевое свечение огня в печи, согревающей дом родителей, куда ему не раз приходилось возвращаться в снежный буран с рюкзаком за плечами, в котором лежали две-три рыбины, выловленные в озере неподалеку от города. Для Орлова горящий очаг был не просто маяком в холодной темной ночи; он олицетворял для него полную надежды жизнь в этой голой, ледяной пустыне.
Облетев в конце семидесятых вокруг Земли, пять раз побывав в космосе на кораблях "Союз" – экспедиции на орбите продолжались от восьми до восемнадцати суток, причем в последних трех он был командиром, – генерал Сергей Орлов увидел нечто более памятное. Вроде бы ничего нового он не открыл. До него уже десятки космонавтов видели Землю с орбиты. Но как бы они ни описывали нашу планету – сравнивая ее с голубым пузырем, прекрасным шариком или елочной игрушкой, – все сходились во мнении, что это зрелище заставило их по-новому взглянуть на жизнь. Никаким политическим идеологиям не сравняться силой с этим хрупким шариком. Космические путешественники первыми осознали, что если у человечества есть будущее, заключается оно не в борьбе за установление контроля над родной планетой, а в сохранении на ней мира и тепла и в устремлении к звездам.
"А потом приходится возвращаться на землю", – подумал Орлов, выходя из 44-го автобуса на Невском проспекте. Решимость и вдохновение ослабевают, когда к тебе обращаются с просьбой сделать что-нибудь во имя своей Родины, а ты не можешь отказать. Русские никогда не отказываются. Дед Орлова, убежденный монархист, тем не менее в Гражданскую войну сражался против белых. Отец в Великую Отечественную войну воевал в частях Второго Украинского фронта. Именно ради них, а не ради Брежнева, сам Орлов готовил новое поколение космонавтов, чтобы шпионить из космоса за Соединенными Штатами и странами НАТО, а также разрабатывать в условиях невесомости новые химические яды. Он был обучен видеть нашу планету не как дом всего человечества, а как некую вещь, которую можно очистить, разрезать и сожрать во имя человека по имени Ленин.
А еще не надо забывать о том, о чем страстно мечтают такие люди, как министр Догин, размышлял Орлов, быстро шагая по проспекту. Несмотря на ранний час, сотрудники Эрмитажа уже спешили на рабочие места, готовясь к ежедневному наплыву посетителей.
Хотя внешне Догин достаточно вежлив и обходителен, а когда речь заходит о российской истории, в особенности о годах правления Сталина, его охватывает чуть ли не наркотический экстаз, его взгляды на мир отстали от времени. А после поездок в Санкт-Петербург, которые министр совершает каждый месяц, его воспоминания о советской власти, похоже, становятся все более идеализированными.
А еще есть такие люди, как полковник Росский, у которых, кажется, вообще нет никаких взглядов на жизнь. Они просто наслаждаются властью и могуществом. Орлова очень встревожил звонок Глинки. Начальник службы безопасности тайком позвонил генералу домой. Глинка был из тех, кто улыбается и нашим и вашим, но Орлов поверил ему, когда он сообщил, что на протяжении последних двадцати четырех часов Росский ведет себя исключительно скрытно. Вначале Росский настоял на том, чтобы лично расследовать тривиальный инцидент срабатывания системы сигнализации. Вслед за этим у него был незафиксированный в журнале разговор по защищенной линии с оперативным агентом. Затем Росский покинул Эрмитаж, не сообщив никому, куда он идет. Известно было только то, что у него состоялась встреча за закрытыми дверями с районным прокурором.
"Мне приказано работать вместе с Росским, – сказал себе Орлов, – но я не позволю ему никаких противозаконных авантюр". Нравится это Росскому или нет, но есть определенные границы, переступать которые ему не дадут; в противном случае он будет переведен на кабинетную работу. Конечно, поскольку за Росским стоит министр внутренних дел Догин, противостоять ему будет нелегко. Но Орлову уже не раз приходилось преодолевать трудности. В доказательство тому у него на теле были шрамы, и он был готов при необходимости получить новые. Он самостоятельно выучил английский язык, чтобы путешествовать по миру посланником доброй воли, – на самом деле он тайком таскал книги домой и занимался урывками, в свободное время, чтобы узнать, что думает и читает остальной мир.
Орлов поднял воротник серо-стальной шинели, защищаясь от пронизывающего ветра, и убрал в карман очки в старомодной черной оправе. Стекла в них всегда запотевали, когда он выходил на мороз из натопленного сверх меры салона автобуса, и у него не было времени с ними возиться. Как будто недостаточно уже одного того, что ему вообще приходится пользоваться очками, тогда как в свое время он острым взором различал с орбиты, с высоты трехсот миль Великую Китайскую стену.
Несмотря на проблемы с Росским, полные губы Орлова оставались расслабленными, широкий лоб под краем генеральской папахи не портила ни одна морщина. Красивые карие глаза, широкие скулы и смуглую кожу, как и врожденную страсть к приключениям, Орлов унаследовал от азиатских племен монголов. Прадедушка как-то сказал ему, что род Орловых является потомками первой волны степных воинов, пронесшихся через Китай и Древнюю Русь в тринадцатом столетии. Орлов не представлял себе, откуда у старика такие точные сведения. Однако ему нравилось считать себя наследником народа-первопроходца, милостивого, несмотря на завоевательные походы.
Чуть ниже пяти футов семи дюймов роста, Орлов обладал узкими плечами и стройным телосложением, что делало его идеальным, исключительно живучим космонавтом. Хотя служба в истребительной авиации прошла без происшествий, о годах, связанных с космосом, напоминали физические и душевные раны. Орлов заметно прихрамывал вследствие серьезного перелома обеих берцовых и бедренной кости – у него не раскрылся парашют во время возвращения из очередной космической экспедиции, ставшей последней. Правая рука была изуродована страшными шрамами, когда он вытаскивал члена отряда космонавтов из обломков разбившегося учебного "МиГа-27". Чтобы сохранить возможность самостоятельно ходить, Орлову пришлось вставить в бедро титановые спицы, однако он наотрез отказался от пластической операции на руке. Ему нравилось, как охает и ахает его жена всякий раз, когда видит своего бедного опаленного сокола.
При мысли о любимой Маше Орлов улыбнулся. Хотя сегодняшний завтрак был оборван внезапным звонком Глинки, генерал по-прежнему ощущал тепло совместно проведенных минут. В особенности, поскольку он сознавал, что чувство это ему придется сохранить до завтрашнего утра – самое раннее, когда он сможет снова увидеть жену. Перед тем как ему предстояло уйти на работу, они с Машей привычно выполнили ритуал, начало которому было положено почти двадцать лет назад, еще до того, как огненная ракета впервые унесла Орлова в космическое пространство: они крепко обнялись, убеждаясь в том, что расстаются, не держа друг на друга невысказанные обиды, что между ними нет ничего такого, о чем они бы пожалели, если бы он не вернулся. Со временем Маша поверила, что как только они нарушат эту традицию, ее муж не возвратится домой.
Эх, какие это были славные дни – полеты на орбитальных станциях "Салют" и "Мир"! Годы работы с Кизимом, Соловьевым, Титовым, Манаровым и другими космонавтами, проводившими в космосе многие недели и месяцы. Простая красота космических кораблей "Восток" и "Восход", совершенство астрономического модуля "Квант", позволившего заглянуть в глубины Вселенной. Грозный ураган могучей ракеты-носителя "Энергия", выводящей на орбиту целых сто тонн полезного груза. Как скучал по всему этому Орлов! Однако российская космическая программа, испытывающая острую нехватку финансирования, находилась на грани полного коллапса, и одиннадцать месяцев назад сорокадевятилетний генерал-майор авиации согласился возглавить этот высокотехнологичный операционный центр, предназначенный для того, чтобы присматривать за друзьями и врагами как за границей, так и у себя дома. Директор Федеральной службы безопасности Черкасов заверил Орлова, что его спокойная, но дотошная натура как нельзя лучше подходит для руководства таким разведывательным центром, находящимся на переднем крае борьбы с внутренними и внешними врагами, – и все же Орлов не мог избавиться от чувства, что для него это назначение стало шагом вниз. Он, прикасавшийся к небесному своду, избалованный интереснейшей работой со многими выдающимися учеными в Космическом центре имени Гагарина под Москвой, был низвергнут в подземелье ада. Как в свое время осознали монголы, прогресс и могущество нужно использовать на дело облагораживания людей, побуждая их ради этого идти на жертвы, а не погонять их, словно стадо баранов.
Но Маша поддержала предложение Черкасова. Она убедила мужа, что пусть лучше операционным центром будет руководить человек с его темпераментом, чем кто-нибудь вроде полковника Росского, и в этом она была права. Похоже, ни сам полковник, ни его лучший друг, министр внутренних дел Догин, не знали, где заканчиваются интересы России и начинаются их личные амбиции.
Быстро шагая по широкому проспекту с пакетом, в который заботливая жена положила обед и ужин, Орлов смотрел на противоположный берег реки, на Военно-морское училище имени Фрунзе, на территории которого разместились несколько десятков бойцов отряда специального назначения "Молот", подчиненного операционному центру.
Маша оказалась полностью права и в отношении Росского. Когда Орлов сказал жене, кто будет его первым заместителем – а Орловы имели возможность познакомиться с Росским, когда тот вмешался в одно очень неприятное происшествие, приключившееся с их сыном в Москве, – Маша попросила его приложить все силы, чтобы Догин не навязывал ему Росского. Она опасалась, что между ними неизбежно возникнут трения, в то время как сам он считал, что совместная работа в тесном взаимодействии породит между ними взаимное доверие, а может быть, и уважение.
Однако сейчас оставалось только гадать: почему его жена такая проницательная... а он сам такой наивный?
Орлов скользнул взглядом по зданиям на противоположном берегу Невы. Косые лучи солнца позолотили фасады величественной Академии наук и Кунсткамеры, отбросив позади них длинные бурые тени. Генерал задержался на мгновение, упиваясь их красотой, и лишь после этого вошел в музей, в подвалах которого создавался новый центр. Хотя он уже не мог любоваться Землей из космоса, наслаждаться ее красотами можно было и вблизи. Орлов никак не мог понять, почему Росский и министр Догин никогда не останавливаются, чтобы посмотреть на противоположный берег реки, на прекрасные здания. Для них красота была лишь чем-то таким, под чем можно спрятаться.
Войдя в Эрмитаж, Орлов повернул к Иорданской лестнице, где находился вход в новое секретное ведомство Кремля, необычайно эффективное и уникальное.
Эффективность заключалась в самом его расположении: на территории Эрмитажа. Музею было отдано предпочтение перед двумя другими потенциальными местами в Москве и Волгограде, потому что сотрудники смогут приходить сюда незаметно в составе экскурсионных групп, потому что сюда смогут приезжать агенты из Скандинавии и Европы, потому что Нева скроет и рассеет большую часть электромагнитного излучения, испускаемого оборудованием центра, потому что функционирующая телевизионная студия обеспечит доступ к спутникам связи, и, самое главное, потому что никто не посмеет нанести удар по Эрмитажу.
Уникальность выбора явилась следствием увлечения министра Догина историей, увлечения, граничившего с помешательством. Министр собирал старые карты, и на одной кальке был изображен план Ставки Сталина, оборудованной во время войны под Кремлем: там были не только бомбоубежища, но и секретное ответвление от линии метро, которое позволило бы Сталину, в случае наступления немецких войск, покинуть Москву. Догин боготворил Сталина, и когда он и тогдашний министр иностранных дел Жанин, ставший сейчас президентом, вместе с директором ФСБ Черкасовым разрабатывали этот разведывательный центр по заказу Бориса Ельцина, Догин добился того, чтобы Ставка Сталина была воспроизведена во всех деталях в Петербурге. Впрочем, Орлов должен был признать, что в этом оказались и свои плюсы. Как и на борту подводной лодки, тесные помещения, вызывавшие клаустрофобию, помогали сотрудникам полностью сосредоточиться на работе.
Орлов кивнул, здороваясь с охранником. Затем он набрал на клавиатуре код доступа и, войдя внутрь, показал секретарше свое удостоверение, хотя та приходилась Маше двоюродной сестрой и прекрасно его знала. После этого генерал спустился по лестнице в телестудию. В дальнем конце коридора он снова набрал на клавиатуре четырехзначный код доступа, меняющийся каждый день, и дверь распахнулась. Как только Орлов захлопнул ее за собой, под потолком автоматически вспыхнула единственная лампочка, освещающая лестницу. Генерал спустился вниз, и еще одна дверь с кодовым замком наконец открыла ему дорогу в операционный центр. Оказавшись в тускло освещенном центральном коридоре, Орлов повернул направо и направился в кабинет полковника Росского.
Когда маленький Сергей Орлов в начале пятидесятых жил в городке Нарьян-Мар на побережье Северного Ледовитого океана, ему казалось, что самым прекрасным зрелищем является оранжевое свечение огня в печи, согревающей дом родителей, куда ему не раз приходилось возвращаться в снежный буран с рюкзаком за плечами, в котором лежали две-три рыбины, выловленные в озере неподалеку от города. Для Орлова горящий очаг был не просто маяком в холодной темной ночи; он олицетворял для него полную надежды жизнь в этой голой, ледяной пустыне.
Облетев в конце семидесятых вокруг Земли, пять раз побывав в космосе на кораблях "Союз" – экспедиции на орбите продолжались от восьми до восемнадцати суток, причем в последних трех он был командиром, – генерал Сергей Орлов увидел нечто более памятное. Вроде бы ничего нового он не открыл. До него уже десятки космонавтов видели Землю с орбиты. Но как бы они ни описывали нашу планету – сравнивая ее с голубым пузырем, прекрасным шариком или елочной игрушкой, – все сходились во мнении, что это зрелище заставило их по-новому взглянуть на жизнь. Никаким политическим идеологиям не сравняться силой с этим хрупким шариком. Космические путешественники первыми осознали, что если у человечества есть будущее, заключается оно не в борьбе за установление контроля над родной планетой, а в сохранении на ней мира и тепла и в устремлении к звездам.
"А потом приходится возвращаться на землю", – подумал Орлов, выходя из 44-го автобуса на Невском проспекте. Решимость и вдохновение ослабевают, когда к тебе обращаются с просьбой сделать что-нибудь во имя своей Родины, а ты не можешь отказать. Русские никогда не отказываются. Дед Орлова, убежденный монархист, тем не менее в Гражданскую войну сражался против белых. Отец в Великую Отечественную войну воевал в частях Второго Украинского фронта. Именно ради них, а не ради Брежнева, сам Орлов готовил новое поколение космонавтов, чтобы шпионить из космоса за Соединенными Штатами и странами НАТО, а также разрабатывать в условиях невесомости новые химические яды. Он был обучен видеть нашу планету не как дом всего человечества, а как некую вещь, которую можно очистить, разрезать и сожрать во имя человека по имени Ленин.
А еще не надо забывать о том, о чем страстно мечтают такие люди, как министр Догин, размышлял Орлов, быстро шагая по проспекту. Несмотря на ранний час, сотрудники Эрмитажа уже спешили на рабочие места, готовясь к ежедневному наплыву посетителей.
Хотя внешне Догин достаточно вежлив и обходителен, а когда речь заходит о российской истории, в особенности о годах правления Сталина, его охватывает чуть ли не наркотический экстаз, его взгляды на мир отстали от времени. А после поездок в Санкт-Петербург, которые министр совершает каждый месяц, его воспоминания о советской власти, похоже, становятся все более идеализированными.
А еще есть такие люди, как полковник Росский, у которых, кажется, вообще нет никаких взглядов на жизнь. Они просто наслаждаются властью и могуществом. Орлова очень встревожил звонок Глинки. Начальник службы безопасности тайком позвонил генералу домой. Глинка был из тех, кто улыбается и нашим и вашим, но Орлов поверил ему, когда он сообщил, что на протяжении последних двадцати четырех часов Росский ведет себя исключительно скрытно. Вначале Росский настоял на том, чтобы лично расследовать тривиальный инцидент срабатывания системы сигнализации. Вслед за этим у него был незафиксированный в журнале разговор по защищенной линии с оперативным агентом. Затем Росский покинул Эрмитаж, не сообщив никому, куда он идет. Известно было только то, что у него состоялась встреча за закрытыми дверями с районным прокурором.
"Мне приказано работать вместе с Росским, – сказал себе Орлов, – но я не позволю ему никаких противозаконных авантюр". Нравится это Росскому или нет, но есть определенные границы, переступать которые ему не дадут; в противном случае он будет переведен на кабинетную работу. Конечно, поскольку за Росским стоит министр внутренних дел Догин, противостоять ему будет нелегко. Но Орлову уже не раз приходилось преодолевать трудности. В доказательство тому у него на теле были шрамы, и он был готов при необходимости получить новые. Он самостоятельно выучил английский язык, чтобы путешествовать по миру посланником доброй воли, – на самом деле он тайком таскал книги домой и занимался урывками, в свободное время, чтобы узнать, что думает и читает остальной мир.
Орлов поднял воротник серо-стальной шинели, защищаясь от пронизывающего ветра, и убрал в карман очки в старомодной черной оправе. Стекла в них всегда запотевали, когда он выходил на мороз из натопленного сверх меры салона автобуса, и у него не было времени с ними возиться. Как будто недостаточно уже одного того, что ему вообще приходится пользоваться очками, тогда как в свое время он острым взором различал с орбиты, с высоты трехсот миль Великую Китайскую стену.
Несмотря на проблемы с Росским, полные губы Орлова оставались расслабленными, широкий лоб под краем генеральской папахи не портила ни одна морщина. Красивые карие глаза, широкие скулы и смуглую кожу, как и врожденную страсть к приключениям, Орлов унаследовал от азиатских племен монголов. Прадедушка как-то сказал ему, что род Орловых является потомками первой волны степных воинов, пронесшихся через Китай и Древнюю Русь в тринадцатом столетии. Орлов не представлял себе, откуда у старика такие точные сведения. Однако ему нравилось считать себя наследником народа-первопроходца, милостивого, несмотря на завоевательные походы.
Чуть ниже пяти футов семи дюймов роста, Орлов обладал узкими плечами и стройным телосложением, что делало его идеальным, исключительно живучим космонавтом. Хотя служба в истребительной авиации прошла без происшествий, о годах, связанных с космосом, напоминали физические и душевные раны. Орлов заметно прихрамывал вследствие серьезного перелома обеих берцовых и бедренной кости – у него не раскрылся парашют во время возвращения из очередной космической экспедиции, ставшей последней. Правая рука была изуродована страшными шрамами, когда он вытаскивал члена отряда космонавтов из обломков разбившегося учебного "МиГа-27". Чтобы сохранить возможность самостоятельно ходить, Орлову пришлось вставить в бедро титановые спицы, однако он наотрез отказался от пластической операции на руке. Ему нравилось, как охает и ахает его жена всякий раз, когда видит своего бедного опаленного сокола.
При мысли о любимой Маше Орлов улыбнулся. Хотя сегодняшний завтрак был оборван внезапным звонком Глинки, генерал по-прежнему ощущал тепло совместно проведенных минут. В особенности, поскольку он сознавал, что чувство это ему придется сохранить до завтрашнего утра – самое раннее, когда он сможет снова увидеть жену. Перед тем как ему предстояло уйти на работу, они с Машей привычно выполнили ритуал, начало которому было положено почти двадцать лет назад, еще до того, как огненная ракета впервые унесла Орлова в космическое пространство: они крепко обнялись, убеждаясь в том, что расстаются, не держа друг на друга невысказанные обиды, что между ними нет ничего такого, о чем они бы пожалели, если бы он не вернулся. Со временем Маша поверила, что как только они нарушат эту традицию, ее муж не возвратится домой.
Эх, какие это были славные дни – полеты на орбитальных станциях "Салют" и "Мир"! Годы работы с Кизимом, Соловьевым, Титовым, Манаровым и другими космонавтами, проводившими в космосе многие недели и месяцы. Простая красота космических кораблей "Восток" и "Восход", совершенство астрономического модуля "Квант", позволившего заглянуть в глубины Вселенной. Грозный ураган могучей ракеты-носителя "Энергия", выводящей на орбиту целых сто тонн полезного груза. Как скучал по всему этому Орлов! Однако российская космическая программа, испытывающая острую нехватку финансирования, находилась на грани полного коллапса, и одиннадцать месяцев назад сорокадевятилетний генерал-майор авиации согласился возглавить этот высокотехнологичный операционный центр, предназначенный для того, чтобы присматривать за друзьями и врагами как за границей, так и у себя дома. Директор Федеральной службы безопасности Черкасов заверил Орлова, что его спокойная, но дотошная натура как нельзя лучше подходит для руководства таким разведывательным центром, находящимся на переднем крае борьбы с внутренними и внешними врагами, – и все же Орлов не мог избавиться от чувства, что для него это назначение стало шагом вниз. Он, прикасавшийся к небесному своду, избалованный интереснейшей работой со многими выдающимися учеными в Космическом центре имени Гагарина под Москвой, был низвергнут в подземелье ада. Как в свое время осознали монголы, прогресс и могущество нужно использовать на дело облагораживания людей, побуждая их ради этого идти на жертвы, а не погонять их, словно стадо баранов.
Но Маша поддержала предложение Черкасова. Она убедила мужа, что пусть лучше операционным центром будет руководить человек с его темпераментом, чем кто-нибудь вроде полковника Росского, и в этом она была права. Похоже, ни сам полковник, ни его лучший друг, министр внутренних дел Догин, не знали, где заканчиваются интересы России и начинаются их личные амбиции.
Быстро шагая по широкому проспекту с пакетом, в который заботливая жена положила обед и ужин, Орлов смотрел на противоположный берег реки, на Военно-морское училище имени Фрунзе, на территории которого разместились несколько десятков бойцов отряда специального назначения "Молот", подчиненного операционному центру.
Маша оказалась полностью права и в отношении Росского. Когда Орлов сказал жене, кто будет его первым заместителем – а Орловы имели возможность познакомиться с Росским, когда тот вмешался в одно очень неприятное происшествие, приключившееся с их сыном в Москве, – Маша попросила его приложить все силы, чтобы Догин не навязывал ему Росского. Она опасалась, что между ними неизбежно возникнут трения, в то время как сам он считал, что совместная работа в тесном взаимодействии породит между ними взаимное доверие, а может быть, и уважение.
Однако сейчас оставалось только гадать: почему его жена такая проницательная... а он сам такой наивный?
Орлов скользнул взглядом по зданиям на противоположном берегу Невы. Косые лучи солнца позолотили фасады величественной Академии наук и Кунсткамеры, отбросив позади них длинные бурые тени. Генерал задержался на мгновение, упиваясь их красотой, и лишь после этого вошел в музей, в подвалах которого создавался новый центр. Хотя он уже не мог любоваться Землей из космоса, наслаждаться ее красотами можно было и вблизи. Орлов никак не мог понять, почему Росский и министр Догин никогда не останавливаются, чтобы посмотреть на противоположный берег реки, на прекрасные здания. Для них красота была лишь чем-то таким, под чем можно спрятаться.
Войдя в Эрмитаж, Орлов повернул к Иорданской лестнице, где находился вход в новое секретное ведомство Кремля, необычайно эффективное и уникальное.
Эффективность заключалась в самом его расположении: на территории Эрмитажа. Музею было отдано предпочтение перед двумя другими потенциальными местами в Москве и Волгограде, потому что сотрудники смогут приходить сюда незаметно в составе экскурсионных групп, потому что сюда смогут приезжать агенты из Скандинавии и Европы, потому что Нева скроет и рассеет большую часть электромагнитного излучения, испускаемого оборудованием центра, потому что функционирующая телевизионная студия обеспечит доступ к спутникам связи, и, самое главное, потому что никто не посмеет нанести удар по Эрмитажу.
Уникальность выбора явилась следствием увлечения министра Догина историей, увлечения, граничившего с помешательством. Министр собирал старые карты, и на одной кальке был изображен план Ставки Сталина, оборудованной во время войны под Кремлем: там были не только бомбоубежища, но и секретное ответвление от линии метро, которое позволило бы Сталину, в случае наступления немецких войск, покинуть Москву. Догин боготворил Сталина, и когда он и тогдашний министр иностранных дел Жанин, ставший сейчас президентом, вместе с директором ФСБ Черкасовым разрабатывали этот разведывательный центр по заказу Бориса Ельцина, Догин добился того, чтобы Ставка Сталина была воспроизведена во всех деталях в Петербурге. Впрочем, Орлов должен был признать, что в этом оказались и свои плюсы. Как и на борту подводной лодки, тесные помещения, вызывавшие клаустрофобию, помогали сотрудникам полностью сосредоточиться на работе.
Орлов кивнул, здороваясь с охранником. Затем он набрал на клавиатуре код доступа и, войдя внутрь, показал секретарше свое удостоверение, хотя та приходилась Маше двоюродной сестрой и прекрасно его знала. После этого генерал спустился по лестнице в телестудию. В дальнем конце коридора он снова набрал на клавиатуре четырехзначный код доступа, меняющийся каждый день, и дверь распахнулась. Как только Орлов захлопнул ее за собой, под потолком автоматически вспыхнула единственная лампочка, освещающая лестницу. Генерал спустился вниз, и еще одна дверь с кодовым замком наконец открыла ему дорогу в операционный центр. Оказавшись в тускло освещенном центральном коридоре, Орлов повернул направо и направился в кабинет полковника Росского.
Глава 13
Воскресенье, 21.40, Вашингтон
Роджерса быстро провели через наружные и внутренние ворота, и в дверях Белого дома его встретила заместитель директора Управления национальной безопасности Тоби Грумет. В пятидесятилетней женщине было почти шесть футов роста; у нее были длинные, прямые светлые волосы, и она практически не пользовалась косметикой. Роджерс с большим уважением относился к ней как к ветерану вьетнамской войны, потерявшей при падении сбитого вертолета левую руку.
– Вы меня ждали, – сказал Роджерс. – Я опоздал?
– Вовсе нет, сэр, – ответила Грумет, козыряя генералу. – Просто кроме вас все мы – люди пожилые, семейные, которые в момент взрыва сидели дома и смотрели телевизор. Так что мы стартовали с некоторой форой. Клянусь, только начинаешь думать, что хуже этот мир уже не станет...
– О, я изучал историю, – возразил Роджерс. – У меня никогда не возникают подобные мысли.
Подойдя к дверям, Роджерс снял форменный китель и протянул его вооруженному морскому пехотинцу, дежурившему у входа. В противном случае медные пуговицы вызвали бы срабатывание металлодетектора, спрятанного в косяке. Детектор промолчал. Проверив китель портативным металлоискателем, пехотинец возвратил его Роджерсу и отдал честь.
– Что произошло дальше? – спросил генерал у Грумет, пока они шли по короткому коридору к Овальному кабинету.
– Мы откликнулись в полном соответствии с предписанным порядком, – ответила та. – Полностью перекрыли въезд в страну и установили наблюдение за всеми обычными подозреваемыми. ФБР поднято по тревоге, задействованы все отделения. Водолазы уже спустились в пролив и изучают обломки. Директор Рахлин жаловался, что ЦРУ тратит слишком много денег на выработку политического чутья и не обращает достаточного внимания на общественно опасных типов, сумасшедших ученых и идеологических врагов.
– Узнаю Ларри, – сказал Роджерс. – Выразительностью речи он не уступит мистеру Кидду[9]. Черт побери, Тоби, что нужно этим людям?
– Пока в наше распоряжение не поступит необходимая информация, мы будем относиться к случившемуся, как к обычному террористическому акту. Возможно, за этим стоят простые преступники, и вскоре последует требование денег. Также нельзя исключать, что этот взрыв является делом рук психопата-одиночки или небольшой группы.
– Как это было в Оклахоме[10].
– Совершенно верно. Группа обиженных, затаивших на общество непримиримую злобу.
– Но вы так не считаете?
– Нет, Майк, не считаем. Мы склоняемся к тому, что это работа иностранной террористической группировки.
– Террористы.
– Вот именно. Если это так, возможно, они просто хотят привлечь внимание к своей борьбе. Однако, как правило, террористические акты являются лишь инструментом – то есть частью общего плана, ведущего к достижению более значительных целей.
– Вопрос в том, чего добиваются эти люди?
– Скоро мы все узнаем, – сказала Тоби. – Пять минут назад в ФБР поступил звонок с предупреждением о том, что террорист выйдет на связь с президентом. Звонивший сообщил данные о взрыве: его мощность, точное местонахождение заложенного заряда, тип использованной взрывчатки. Совпадение полное.
– Президент лично ответит на звонок? – удивился Роджерс.
– Формально нет, – ответила Тоби. – Но он будет присутствовать при разговоре. Мы надеемся, это удовлетворит... так, поспешим! – воскликнула она, взглянув на экран пискнувшего пейджера. – Нас срочно требуют в Овальный кабинет.
Они побежали по коридору. Встретивший их в приемной помощник махнул рукой, приглашая идти дальше, и распахнул перед ними внутреннюю дверь.
Президент Соединенных Штатов Майкл Лоуренс стоял за своим письменным столом. Он стоял, выпрямившись во все свои шесть футов четыре дюйма, подбоченившись, в одной рубашке с аккуратно закатанными рукавами. Напротив него стоял государственный секретарь Эйв Линкольн. У Линкольна, бывшего подающего профессиональной бейсбольной лиги, было круглое лицо с редеющими волосами, острым клином спускающимися на лоб.
Кроме них, в кабинете присутствовали еще четыре высокопоставленных государственных чиновника: директор ФБР Гриффен Идженс, директор ЦРУ Ларри Рахлин, председатель объединенного комитета начальников штабов Мелвин Паркер и помощник по вопросам национальной безопасности Стив Беркоу.
Все с мрачным видом слушали голос, доносящийся из громкоговорящего устройства, подключенного к телефону на столе президента.
– ...избавлю вас от хлопот по прослеживанию этого звонка, – говорил голос с едва уловимым славянским акцентом. – Меня зовут Эйваль Экдол. В настоящий момент я нахожусь в доме номер 1016 по Форест-роуд, это в Велли-Стрим на Лонг-Айленде. Это конспиративный дом ячейки "Грозная", и вы можете захватить его и забрать меня. Я также дам показания на суде и только похвалю тех, кто меня задержал. Спектакль получится отличный.
"Ячейка "Грозная", – подумал Роджерс, усаживаясь рядом с щеголеватым молодым помощником по вопросам национальной безопасности. – О, господи!"
Аскетичный директор ФБР Идженс черкнул на листке бумаги: "Разрешите мне направить туда людей и потяните еще немного разговор".
Прочитав записку, президент кивнул, и Идженс тотчас же покинул кабинет.
– После того, как вы меня получите, – закончил Экдол, – новых террористических актов не будет.
– Зачем взрывать тоннель, а потом сдаваться властям? – спросил Беркоу. – Что вы хотите взамен?
– Ничего. То есть мы хотим, чтобы Соединенные Штаты ничего не предпринимали.
– Где, когда и почему? – спросил Беркоу.
– В Восточной Европе, – ответил Экдол. – В самое ближайшее время там возникнет кризисная ситуация, и мы хотим, чтобы ни Соединенные Штаты, ни их союзники ни во что не вмешивались.
Председатель объединенного комитета начальников штабов Паркер снял трубку со стоящего рядом аппарата и, отвернувшись, заговорил вполголоса, так, чтобы его не было слышно.
Беркоу сказал:
– Этого мы обещать не можем. У Соединенных Штатов есть свои интересы в Польше, Венгрии...
– Мистер Беркоу, в первую очередь у вас интересы в самих Соединенных Штатах.
Похоже, Беркоу был застигнут врасплох. Роджерс сидел неподвижно, жадно ловя каждое слово.
– Правильно ли я понял, что вы угрожаете нанести удар по другим объектам на американской земле? – спросил Беркоу.
– Да, правильно, – подтвердил Экдол. – Если быть точным, в четверть одиннадцатого в другом крупном американском городе будет взорван стратегический подвесной мост. Если, конечно, мы к этому времени не придем к соглашению.
Все присутствующие посмотрели на часы.
– Не сомневаюсь, вы понимаете, – продолжал Экдол, – что у вас остается чуть меньше четырех минут.
Заговорил президент:
– Мистер Экдол, говорит президент Лоуренс. Нам нужно время.
– У вас будет столько времени, господин президент, сколько вы захотите, – усмехнулся Экдол. – Но только вам придется заплатить за него жизнями американских граждан. Вы не успеете добраться до меня, даже если уже отправили своих людей по указанному мной адресу. И даже если вы возьмете меня, ячейка "Грозная" все равно останется.
Президент рубанул рукой, и Беркоу отключил громкоговорящую связь.
– Ущипните меня, – воскликнул Лоуренс. – И быстрее.
– Мы не ведем с террористами никаких переговоров, – решительно заявил Беркоу. – Точка.
– Да нет же, естественно, ведем, – возразил Линкольн. – Только втайне от широкой общественности. У нас нет выхода, кроме как заключить сделку с этим человеком.
– А что если это будет новый Тодзио[11] с атомной бомбой? – спросил Беркоу. – А что, если следующим нам выдвинет ультиматум Саддам Хусейн? Или какой-нибудь доморощенный неонацист?
– Больше мы не допустим ничего подобного, – сказал директор ЦРУ Рахлин. – Это послужит нам хорошим уроком. А пока что нам не нужно повторение Нью-Йорка. Первым делом надо разминировать бомбу, а с ублюдками можно будет разобраться и потом.
– Но, может быть, этот Экдол просто блефует, – упрямо стоял на своем Беркоу. – Может быть, это какой-нибудь придурок, который просадил под Ист-Ривер кучу денег...
– Господин президент, – вмешался Роджерс, – дайте ублюдку то, что он просит. Мне кое-что известно об этих фанатиках из ячейки "Грозная". Они не блефуют, и вы сами можете видеть, какие жестокие они наносят удары. Пусть сейчас они празднуют победу; мы еще сквитаемся с ними на финише.
– У вас есть какая-то информация?
– Есть, – подтвердил генерал.
– По крайней мере, это хоть что-то, – сказал президент.
– Сейчас и харкотина, заряженная в рогатку, уже будет хоть чем-то, – проворчал Беркоу. – Вот только достаточно ли будет этого чего-то?
Лоуренс потер лицо ладонями. Беркоу хмуро посмотрел на Роджерса. Помощник по вопросам национальной безопасности не любил признавать свое поражение, а, судя по всему, Роджерса он до самого недавнего времени считал своим союзником. Вообще-то в нормальной обстановке это действительно было так. Однако сейчас происходило нечто неизмеримо большее, и для того, чтобы адекватно отреагировать на это, нужны ясные головы и время.
– Извини, Стив, – наконец сказал президент. – Принципиально я с тобой согласен. Видит бог, это так. Однако сейчас я вынужден дать этому чудовищу то, что он просит. Посадить его на цепь.
Беркоу ткнул пальцем кнопку на телефоне, снова подключая громкоговорящую связь.
– Вы меня слушаете? – спросил президент.
– Слушаю.
– Если мы примем ваши условия, больше взрывов не будет?
– Только если вы сделаете это немедленно, – уточнил Экдол. – У вас осталось меньше минуты.
– В таком случае, мы согласны, – дрогнувшим голосом промолвил Лоуренс. – Будьте вы прокляты, мы согласны.
– Очень хорошо, – усмехнулся Экдол.
Наступило молчание.
– Где взрывчатка? – спросил Беркоу.
– В кузове еще одного грузовика, который в настоящий момент проезжает еще по одному мосту, – уклончиво произнес Экдол. – Но я только что связался с водителем и попросил его не доставлять взрывчатку по назначению. Ну а теперь, как я и обещал, можете приезжать и забирать меня. Я не скажу ни слова о нашем уговоре. Но если вы, господин президент, нарушите свое обещание, вам не удастся остановить моих товарищей в других городах. Вы все понимаете?
Роджерса быстро провели через наружные и внутренние ворота, и в дверях Белого дома его встретила заместитель директора Управления национальной безопасности Тоби Грумет. В пятидесятилетней женщине было почти шесть футов роста; у нее были длинные, прямые светлые волосы, и она практически не пользовалась косметикой. Роджерс с большим уважением относился к ней как к ветерану вьетнамской войны, потерявшей при падении сбитого вертолета левую руку.
– Вы меня ждали, – сказал Роджерс. – Я опоздал?
– Вовсе нет, сэр, – ответила Грумет, козыряя генералу. – Просто кроме вас все мы – люди пожилые, семейные, которые в момент взрыва сидели дома и смотрели телевизор. Так что мы стартовали с некоторой форой. Клянусь, только начинаешь думать, что хуже этот мир уже не станет...
– О, я изучал историю, – возразил Роджерс. – У меня никогда не возникают подобные мысли.
Подойдя к дверям, Роджерс снял форменный китель и протянул его вооруженному морскому пехотинцу, дежурившему у входа. В противном случае медные пуговицы вызвали бы срабатывание металлодетектора, спрятанного в косяке. Детектор промолчал. Проверив китель портативным металлоискателем, пехотинец возвратил его Роджерсу и отдал честь.
– Что произошло дальше? – спросил генерал у Грумет, пока они шли по короткому коридору к Овальному кабинету.
– Мы откликнулись в полном соответствии с предписанным порядком, – ответила та. – Полностью перекрыли въезд в страну и установили наблюдение за всеми обычными подозреваемыми. ФБР поднято по тревоге, задействованы все отделения. Водолазы уже спустились в пролив и изучают обломки. Директор Рахлин жаловался, что ЦРУ тратит слишком много денег на выработку политического чутья и не обращает достаточного внимания на общественно опасных типов, сумасшедших ученых и идеологических врагов.
– Узнаю Ларри, – сказал Роджерс. – Выразительностью речи он не уступит мистеру Кидду[9]. Черт побери, Тоби, что нужно этим людям?
– Пока в наше распоряжение не поступит необходимая информация, мы будем относиться к случившемуся, как к обычному террористическому акту. Возможно, за этим стоят простые преступники, и вскоре последует требование денег. Также нельзя исключать, что этот взрыв является делом рук психопата-одиночки или небольшой группы.
– Как это было в Оклахоме[10].
– Совершенно верно. Группа обиженных, затаивших на общество непримиримую злобу.
– Но вы так не считаете?
– Нет, Майк, не считаем. Мы склоняемся к тому, что это работа иностранной террористической группировки.
– Террористы.
– Вот именно. Если это так, возможно, они просто хотят привлечь внимание к своей борьбе. Однако, как правило, террористические акты являются лишь инструментом – то есть частью общего плана, ведущего к достижению более значительных целей.
– Вопрос в том, чего добиваются эти люди?
– Скоро мы все узнаем, – сказала Тоби. – Пять минут назад в ФБР поступил звонок с предупреждением о том, что террорист выйдет на связь с президентом. Звонивший сообщил данные о взрыве: его мощность, точное местонахождение заложенного заряда, тип использованной взрывчатки. Совпадение полное.
– Президент лично ответит на звонок? – удивился Роджерс.
– Формально нет, – ответила Тоби. – Но он будет присутствовать при разговоре. Мы надеемся, это удовлетворит... так, поспешим! – воскликнула она, взглянув на экран пискнувшего пейджера. – Нас срочно требуют в Овальный кабинет.
Они побежали по коридору. Встретивший их в приемной помощник махнул рукой, приглашая идти дальше, и распахнул перед ними внутреннюю дверь.
Президент Соединенных Штатов Майкл Лоуренс стоял за своим письменным столом. Он стоял, выпрямившись во все свои шесть футов четыре дюйма, подбоченившись, в одной рубашке с аккуратно закатанными рукавами. Напротив него стоял государственный секретарь Эйв Линкольн. У Линкольна, бывшего подающего профессиональной бейсбольной лиги, было круглое лицо с редеющими волосами, острым клином спускающимися на лоб.
Кроме них, в кабинете присутствовали еще четыре высокопоставленных государственных чиновника: директор ФБР Гриффен Идженс, директор ЦРУ Ларри Рахлин, председатель объединенного комитета начальников штабов Мелвин Паркер и помощник по вопросам национальной безопасности Стив Беркоу.
Все с мрачным видом слушали голос, доносящийся из громкоговорящего устройства, подключенного к телефону на столе президента.
– ...избавлю вас от хлопот по прослеживанию этого звонка, – говорил голос с едва уловимым славянским акцентом. – Меня зовут Эйваль Экдол. В настоящий момент я нахожусь в доме номер 1016 по Форест-роуд, это в Велли-Стрим на Лонг-Айленде. Это конспиративный дом ячейки "Грозная", и вы можете захватить его и забрать меня. Я также дам показания на суде и только похвалю тех, кто меня задержал. Спектакль получится отличный.
"Ячейка "Грозная", – подумал Роджерс, усаживаясь рядом с щеголеватым молодым помощником по вопросам национальной безопасности. – О, господи!"
Аскетичный директор ФБР Идженс черкнул на листке бумаги: "Разрешите мне направить туда людей и потяните еще немного разговор".
Прочитав записку, президент кивнул, и Идженс тотчас же покинул кабинет.
– После того, как вы меня получите, – закончил Экдол, – новых террористических актов не будет.
– Зачем взрывать тоннель, а потом сдаваться властям? – спросил Беркоу. – Что вы хотите взамен?
– Ничего. То есть мы хотим, чтобы Соединенные Штаты ничего не предпринимали.
– Где, когда и почему? – спросил Беркоу.
– В Восточной Европе, – ответил Экдол. – В самое ближайшее время там возникнет кризисная ситуация, и мы хотим, чтобы ни Соединенные Штаты, ни их союзники ни во что не вмешивались.
Председатель объединенного комитета начальников штабов Паркер снял трубку со стоящего рядом аппарата и, отвернувшись, заговорил вполголоса, так, чтобы его не было слышно.
Беркоу сказал:
– Этого мы обещать не можем. У Соединенных Штатов есть свои интересы в Польше, Венгрии...
– Мистер Беркоу, в первую очередь у вас интересы в самих Соединенных Штатах.
Похоже, Беркоу был застигнут врасплох. Роджерс сидел неподвижно, жадно ловя каждое слово.
– Правильно ли я понял, что вы угрожаете нанести удар по другим объектам на американской земле? – спросил Беркоу.
– Да, правильно, – подтвердил Экдол. – Если быть точным, в четверть одиннадцатого в другом крупном американском городе будет взорван стратегический подвесной мост. Если, конечно, мы к этому времени не придем к соглашению.
Все присутствующие посмотрели на часы.
– Не сомневаюсь, вы понимаете, – продолжал Экдол, – что у вас остается чуть меньше четырех минут.
Заговорил президент:
– Мистер Экдол, говорит президент Лоуренс. Нам нужно время.
– У вас будет столько времени, господин президент, сколько вы захотите, – усмехнулся Экдол. – Но только вам придется заплатить за него жизнями американских граждан. Вы не успеете добраться до меня, даже если уже отправили своих людей по указанному мной адресу. И даже если вы возьмете меня, ячейка "Грозная" все равно останется.
Президент рубанул рукой, и Беркоу отключил громкоговорящую связь.
– Ущипните меня, – воскликнул Лоуренс. – И быстрее.
– Мы не ведем с террористами никаких переговоров, – решительно заявил Беркоу. – Точка.
– Да нет же, естественно, ведем, – возразил Линкольн. – Только втайне от широкой общественности. У нас нет выхода, кроме как заключить сделку с этим человеком.
– А что если это будет новый Тодзио[11] с атомной бомбой? – спросил Беркоу. – А что, если следующим нам выдвинет ультиматум Саддам Хусейн? Или какой-нибудь доморощенный неонацист?
– Больше мы не допустим ничего подобного, – сказал директор ЦРУ Рахлин. – Это послужит нам хорошим уроком. А пока что нам не нужно повторение Нью-Йорка. Первым делом надо разминировать бомбу, а с ублюдками можно будет разобраться и потом.
– Но, может быть, этот Экдол просто блефует, – упрямо стоял на своем Беркоу. – Может быть, это какой-нибудь придурок, который просадил под Ист-Ривер кучу денег...
– Господин президент, – вмешался Роджерс, – дайте ублюдку то, что он просит. Мне кое-что известно об этих фанатиках из ячейки "Грозная". Они не блефуют, и вы сами можете видеть, какие жестокие они наносят удары. Пусть сейчас они празднуют победу; мы еще сквитаемся с ними на финише.
– У вас есть какая-то информация?
– Есть, – подтвердил генерал.
– По крайней мере, это хоть что-то, – сказал президент.
– Сейчас и харкотина, заряженная в рогатку, уже будет хоть чем-то, – проворчал Беркоу. – Вот только достаточно ли будет этого чего-то?
Лоуренс потер лицо ладонями. Беркоу хмуро посмотрел на Роджерса. Помощник по вопросам национальной безопасности не любил признавать свое поражение, а, судя по всему, Роджерса он до самого недавнего времени считал своим союзником. Вообще-то в нормальной обстановке это действительно было так. Однако сейчас происходило нечто неизмеримо большее, и для того, чтобы адекватно отреагировать на это, нужны ясные головы и время.
– Извини, Стив, – наконец сказал президент. – Принципиально я с тобой согласен. Видит бог, это так. Однако сейчас я вынужден дать этому чудовищу то, что он просит. Посадить его на цепь.
Беркоу ткнул пальцем кнопку на телефоне, снова подключая громкоговорящую связь.
– Вы меня слушаете? – спросил президент.
– Слушаю.
– Если мы примем ваши условия, больше взрывов не будет?
– Только если вы сделаете это немедленно, – уточнил Экдол. – У вас осталось меньше минуты.
– В таком случае, мы согласны, – дрогнувшим голосом промолвил Лоуренс. – Будьте вы прокляты, мы согласны.
– Очень хорошо, – усмехнулся Экдол.
Наступило молчание.
– Где взрывчатка? – спросил Беркоу.
– В кузове еще одного грузовика, который в настоящий момент проезжает еще по одному мосту, – уклончиво произнес Экдол. – Но я только что связался с водителем и попросил его не доставлять взрывчатку по назначению. Ну а теперь, как я и обещал, можете приезжать и забирать меня. Я не скажу ни слова о нашем уговоре. Но если вы, господин президент, нарушите свое обещание, вам не удастся остановить моих товарищей в других городах. Вы все понимаете?