Страница:
Схватив Холли на руки, словно она ничего не весила, Закери понес ее дальше, в глубь сада со скульптурами, где стояло что-то круглое и плоское – возможно, каменный стол или солнечные часы. Он сел, посадив ее к себе на колени, а губы его продолжали вкушать изысканное яство. Никогда в жизни она не испытывала такого физического влечения и наслаждения. Ей хотелось прикасаться к нему, и она сорвала перчатки. Ее дрожащая рука потянулась к черной шевелюре и скользнула в густые волны на затылке. Он застонал.
Прервав поцелуй, Бронсон склонился над ней, уткнулся в нежную шею Холли, нашел чувствительное местечко. Она чувствовала его язык на своей коже, и это заставляло мучительно сладко сжиматься сердце. Губы его опустились ниже и задержались там, где бешено билась жилка.
Красный шелк смялся, лиф съехал вниз так, что почти обнажились соски. Чувствуя, что он вот-вот соскользнет совсем, Холли испуганно прикрыла грудь.
– Прошу вас… – Во рту пересохло, слова давались с трудом. – Мне не следует… ах, мы должны прекратить это!
Он словно не слышал ее, и губы его продолжали свое путешествие. Закрыв глаза, Холли покорилась судьбе, чувствуя, как лиф ее платья под сильными пальцами уезжает куда-то вниз. Скоро, скоро она его остановит, но пока что… ни стыд, ни честь уже не имели значения.
Она ахнула, когда ее груди освободились от алого шелка и соски расцвели под лаской прохладного ночного ветерка. Бронсон сорвал перчатки, его ладонь нежно обхватила мягкий холмик. Холли замерла, не в состоянии поверить в то, что происходит. Губы его сомкнулись над ним, теребили его, язык с изысканным умением гладил ноющую вершину.
А когда его губы добрались до соска и осторожно сомкнулись вокруг него, она обняла его шею и зарылась лицом в его волосы. Дыхание ее походило на всхлипывания, одежда стала казаться слишком тесной. Ей захотелось чувствовать кожей его кожу, ощутить его вкус, его прикосновения так, как не хотелось еще ничего в жизни.
– Закери, – шепнула она ему на ухо, – прошу вас, прекратите. Прошу вас.
Его ладонь снова нежно обхватила ее грудь. Он проводил губами по ее губам, осыпая их неистовыми полупоцелуями, пока губы ее не стали мягкими, влажными и податливыми, потом прошептал ей на ухо:
– Вы – моя, и вас у меня не отберет ни мужчина, ни Бог, ни призрак.
Всякий знающий Закери Бронсона хотя бы в небольшой степени встревожился бы. Холли застыла от ужаса. Но испугало ее не то, что кто-то так категорично предъявляет на нее права, а то, что все в ней отозвалось на эти слова какой-то отчаянной радостью. Всю жизнь она стремилась быть умеренной, разумной, утонченной и никогда не думала, что с ней может произойти подобное.
Она стала вырываться так панически, что ему пришлось отпустить. Коснувшись земли, она неуверенно встала. И удивилась, до чего слабыми оказались ноги, – она упала бы, если бы вскочивший следом Бронсон не подхватил ее. Отчаянно вспыхнув, она поправила лиф, спрятав груди, мерцавшие в лунном свете.
– Я подозревала, что все это произойдет, – сказала она жалобно. – З-зная вашу репутацию, я понимала, что в один прекрасный день вы начнете заигрывать и со мной.
– То, что сейчас произошло между нами, не заигрывание, – хрипло произнес он.
Она продолжала смотреть вдаль.
– Если я останусь в вашем доме, мы должны забыть об этом недоразумении!
– Недоразумении?! – возмутился он. – Это назревало в течение нескольких месяцев, с первой же нашей встречи.
– Не правда, – возразила она; сердце билось у нее где-то в горле, и говорила она с трудом, задыхаясь. – Не стану отрицать – я считаю вас привлекательным, я… как и всякая женщина… Но если вы решили, что я стану вашей любовницей…
– Нет. – Его огромные ручищи обхватили ее лицо, и Холли дрогнула, утонув в непроглядных глубинах его темных, страстных глаз. – Нет, я вовсе этого не думал. – Голос Закери звучал раздраженно. – Мне от вас нужно большее. Мне нужно…
– Замолчите!.. – умоляюще воскликнула Холли, крепко зажмуриваясь. – Мы оба сошли с ума. Позвольте мне уйти сейчас же. Пока не случилось такого, после чего я не смогу остаться в вашем доме.
Она не предполагала, что эти слова так сильно подействуют на него. Его руки медленно ослабили свою властную хватку и упали.
– Вам нет причины покидать мой дом, – сказал он. – Все будет так, как вам угодно.
Страх перестал сжимать горло.
– Я… я хочу забыть обо всем, как если бы этого никогда не было.
– Ладно, – согласился он, хотя взгляд его выражал откровенный скептицизм. – Вы устанавливаете правила игры, миледи. – Он наклонился, поднял отброшенные перчатки и подал ей. Вспыхнув, Холли принялась надевать их.
– Вы должны обещать не вмешиваться в мои отношения с Рейвенхиллом, – удалось ей выговорить. – Я пригласила его навестить меня. Не хочу, чтобы его выгнали либо обошлись с ним грубо, когда он придет. Все решения касательно моего и Розиного будущего я приму без вашей помощи.
Будто сдерживая себя, он сильно сжал губы.
– Прекрасно, – сказал он наконец, – но хочу обратить ваше внимание на одну вещь. Три года Рейвенхилл шатался по Европе – и вряд ли думал лишь о своем дьявольском обещании Джорджу… А вы? Вы и не вспомнили об этой проклятой клятве, когда согласились служить у меня, хотя знали, что Джордж этого не одобрил бы. Черт побери, да он от вашего поступка небось перевернулся в гробу!
– Я приняла ваше предложение, потому что Рейвенхилл пропал, а я должна была думать о Розе, о ее будущем. Ваше предложение показалось мне лучшим выходом из создавшегося положения. Я о своем решении не жалею. Когда моя служба у вас завершится, я буду вольна выполнить свои обязательства перед Джорджем.
– Очень разумно, – заметил он тихо и вместе с тем язвительно. – А скажите мне вот что: если вы все-таки выйдете за Рейвенхилла, вы позволите ему разделить с вами ложе?
Она зарделась.
– Вы не имеете права задавать такие вопросы.
– То есть вы его не хотите, – грубо уточнил он.
– Супружеская жизнь – это нечто большее, чем постель.
– Это Джордж вам сказал? – продолжал наступать он. – Интересно… вы когда-нибудь позволяли себе с ним такое, как со мной?
Холли вспыхнула. Она в жизни никого не ударила, но сейчас рука ее двигалась по собственной воле. Удар получился ничтожно слабым и значение имел разве что символическое, но на Бронсона, похоже, не произвел ни малейшего впечатления. Напротив, она заметила в его глазах довольный блеск и поняла с внезапным отчаянием, что ответила на его вопрос. Всхлипнув, она бросилась прочь со всей скоростью, на какую были способны ее ноги.
Закери с трудом оторвал от нее взгляд. Если он и дальше будет рассматривать ее так откровенно, это непременно вызовет пересуды. Но он знал, что она чувствует его присутствие, хотя их разделяет целая толпа гостей. Он устремил невидящие глаза на бокал, который держал в руках, и осушил его несколькими нетерпеливыми глотками, не ощущая вкуса. К нему подходили знакомые, по большей части деловые партнеры, и он любезно поддерживал беседу, улыбался шуткам, которых почти не слышал, высказывал мнения, хотя едва сознавал, о чем идет речь. Все его внимание, его мысли, его упрямая душа были устремлены к леди Холланд Тейлор.
Он ее любит. Все его мечты, надежды и честолюбие, взятые вместе, казались крохотными по сравнению с огромным бушующим пожаром чувств, который пылал у него внутри. Закери приводило в ужас то, что она возымела такую власть над ним. Кто бы мог подумать, что он полюбит вот так: не ожидая ни покоя, ни счастья и мучительно сознавая, что он почти наверняка ее потеряет. Мысль о том, что он ее лишится, отдаст другому, позволит выполнить волю покойного мужа, приводила в отчаяние. Он судорожно обдумывал, чем можно соблазнить ее… Он может кое-что предложить. Он лично соорудит огромный мраморный памятник Джорджу Тейлору, если такова будет ее цена. Погруженный в свои безумные мысли, Закери не сразу заметил, что неподалеку стоит Рейвенхилл – красивый, высокий, белокурый, пребывавший в полном одиночестве среди блеска и шума бала. Глаза их встретились, и Закери подошел ближе.
– Скажите, – тихо начал он, – кем нужно быть, чтобы попросить своего лучшего друга жениться на своей жене? И каким нужно быть человеком, чтобы вдохновить двух с виду разумных людей согласиться с таким дурацким планом?
Серые глаза собеседника посмотрели на него оценивающе.
– Человеком, который был лучше, чем когда-нибудь будем вы или я.
Закери не удержался и усмехнулся:
– Кажется, образцовый супруг леди Холланд руководит ею даже из могилы.
– Он пытался защитить ее, – пояснил Рейвенхилл без особого пыла, – от таких, как вы.
Спокойствие этого ублюдка привело Закери в ярость. Его соперник держался так дьявольски уверенно, словно уже выиграл состязание, о котором Закери узнал, только придя к финишу.
– Вы думаете, она пойдет на это, да? – обиженно сказал Закери. – Вы думаете, она принесет себя в жертву просто потому, что Джордж Тейлор попросил ее об этом?
– Да, именно так я и думаю, – последовал сдержанный ответ. – И если бы вы знали ее лучше, тоже не сомневались бы.
Почему? Но он не смог заставить себя выговорить этот мучительный вопрос. Почему его собеседник уверен, что она выполнит свое обещание? Неужели она так сильно любила Джорджа Тейлора? Или это вопрос чести? Неужто чувство долга может на самом деле заставить ее выйти замуж за того, кого она не любит?
– Предупреждаю вас, – тихо проговорил Рейвенхилл, – если вы причините леди Холланд вред либо огорчите ее каким-нибудь образом, вы будете иметь дело со мной.
– Ваша забота о ее благополучии очень трогательна. Поздновато вернулись, а?
Это замечание, кажется, задело спокойствие Рейвенхилла. Он едва заметно покраснел, и Закери ощутил мгновенное торжество.
– Я совершал ошибки, – согласился Рейвенхилл. – У меня столько же грехов, как у любого другого, и перспектива занять место Джорджа Тейлора сильно пугает меня. Она испугала бы кого угодно.
– Тогда зачем же вы вернулись? – поинтересовался Закери, жалея, что нельзя как-нибудь переправить этого человека обратно через Ла-Манш.
– Потому, что я могу понадобиться леди Холланд и ее дочери.
– Вы им не нужны. У них есть я.
Рубеж был перейден. С таким же успехом они могли бы быть генералами враждебных армий, стоящих друг против друга на поле битвы. Тонкий аристократический рот Рейвенхилла искривился в презрительной улыбке.
– Вы – это последнее, что им нужно, – заявил он. – Я подозреваю, что даже вам это известно. – И отошел. Закери смотрел на него с каменным лицом, неподвижный, но внутри у него бушевала бессильная ярость.
Возвращение с бала было чудовищным. К счастью, Элизабет, слишком взволнованная собственным успехом и вниманием, которое оказывал ей Джейсон Соумерс, не заметила, что Холли и ее брат между собой не разговаривают. Пола, конечно, ощущала напряжение и пыталась разрядить атмосферу легкой болтовней. Холли, заставив себя не обращать внимания на задумчивые взгляды Бронсона, вела светский разговор с Полой, улыбалась и шутила, хотя нервы у нее разгулялись вовсю.
Когда в огромном доме затихли все звуки и движения, Холли взяла свечу в небольшом украшенном драгоценными камнями подсвечнике и крадучись вышла из комнаты. Насколько она знала, легче всего найти бренди можно было на буфете в библиотеке, где Бронсон всегда держал запасы прекрасных французских вин.
Спускаясь босиком по главной лестнице, Холли высоко поднимала свечу и время от времени вздрагивала: маленький огонек бросал на позолоченные стены жуткие тени. Большой дом, всегда такой оживленный и полный суеты, ночью походил на пустынный музей. Сквозняк обдувал ее щиколотки, и Холли обрадовалась, что поверх тонкой ночной рубашки надела белую накидку с оборками.
Войдя в библиотеку, Холли втянула знакомый запах кожи и пергамента и пошла мимо огромного мерцающего глобуса прямиком к буфету. Она поставила свечу и открыла дверцу, ища бокал.
Хотя в комнате было абсолютно тихо, ее вдруг охватило тревожное чувство, что она здесь не одна.
Молодая женщина смущенно огляделась и ахнула, увидев Бронсона, который сидел в глубоком кожаном кресле, вытянув перед собой длинные ноги. Он внимательно смотрел на нее. На нем все еще был вечерний костюм, хотя фрак он снял, жилет расстегнул, а галстук развязал. Наполовину расстегнутая белая рубашка обнажала густые черные волосы на груди. В руке он держал пустой бокал для бренди, и создавалось впечатление, что пьет он уже довольно давно.
Сердце у нее подпрыгнуло. Во рту пересохло. Она пошатнулась, прислонилась спиной к буфету, схватившись за него обеими руками, чтобы не упасть.
Бронсон медленно поднялся и подошел к ней. Он взглянул на раскрытую дверцу буфета и мгновенно понял, что ей нужно.
– Позвольте мне. – Голос его прозвучал в тишине бархатным рокотом. Он достал бокал и графин с бренди. Налив бокал на треть, он взял его за ножку и немного подогрел на свече, затем подал Холли.
Она тут же сделала глоток, надеясь, что рука у нее почти не дрожит. Она не могла отвести взгляд от расстегнутого ворота его рубашки. У Джорджа грудь была гладкая, и ей всегда казалось это привлекательным, но вид Бронсона в незастегнутой рубашке наполнил ее тревогой и беспокойством. Ей хотелось зарыться в эти жесткие черные волосы, прижаться к ним голой грудью…
Она вспыхнула вся, с ног до головы, и принялась пить бренди, пока не закашлялась.
Бронсон вернулся к своему креслу и тяжело опустился в него.
– Вы собираетесь выйти за Рейвенхилла?
Бокал с бренди чуть не выпал из рук Холли.
– Я задал вам вопрос, – хрипло сказал он. – Вы собираетесь выйти за него?
– Не знаю, что ответить.
– Конечно, собираетесь. Говорите же, черт вас возьми!
– Я… – Она поникла, сдаваясь. – Возможно, я это сделаю.
Бронсон, похоже, не удивился, лишь рассмеялся, тихо и издевательски.
– Вам придется объяснить почему. Боюсь, что простому боксеру вроде меня трудно понять, какими соображениями руководствуются высшие классы.
– Я обещала Джорджу, – осторожно начала Холли, чувствуя немалые опасения при виде мрачной фигуры Бронсона. Он выглядел таким… ну, грозным… когда сидел вот так в темноте. Красивый, черноволосый и огромный до невероятности – таким мог быть Люцифер, сидящий на своем троне. – Если вы находите во мне что-то достойное восхищения и привязанности, то не склоняйте меня вести себя недостойно. В детстве меня учили, что данное слово ни в коем случае нельзя нарушать. Кое-кто считает, что чувство чести в женщинах не так сильно, как в мужчинах, но я всегда старалась…
– Господи, да я не ставлю под сомнение вашу честь, – грубо прервал ее он. – Я говорю о том – это и ребенку понятно, – что Джорджу ни в коем случае не следовало брать с вас такое обещание.
– Но он попросил, и я его дала.
– Вот именно. – Бронсон покачал головой. – Я бы не поверил, что вы способны на такое – вы, единственная женщина из всех, которая может противостоять мне в твердости характера.
– Джордж боялся оставлять меня одну, – сказала она. – Он знал, что по своей воле я никогда не выйду замуж, и хотел, чтобы я была под опекой мужа и, что еще важнее, чтобы у Розы был отец. У них с Уордоном были схожие принципы и убеждения, и Джордж знал, что его лучший друг никогда не причинит нам зла.
– Хватит, – резко оборвал ее Закери. – Я скажу вам, что я думаю о добром старом святом Джордже. По-моему, ему просто не хотелось, чтобы вы когда-нибудь снова полюбили. И поэтому он решил связать вас браком с этой холодной рыбой – Рейвенхиллом. Так он гарантированно оставался вашей единственной любовью.
Услышав это обвинение, Холли побледнела.
– Какие ужасные вещи вы говорите! Вы совершенно не правы и абсолютно ничего не знаете ни о моем муже, ни о его друге…
– Зато знаю, что вы не любите Рейвенхилла и никогда его не полюбите. Если вы так твердо решили выйти за человека, которого не любите, выходите за меня.
Из всего, что она ожидала от него услышать, это было самым поразительным. Онемев от изумления, Холли допила бренди и поставила пустой бокал.
– Вы делаете мне предложение? – шепотом спросила она. Бронсон встал и начал надвигаться на нее. Остановился он только тогда, когда прижал ее к буфету.
– А почему бы и нет? Джордж хотел, чтобы вас опекали и защищали. Я способен это сделать. И быть отцом для Розы. Она ведь даже не знает, кто такой Рейвенхилл! Я буду заботиться о вас обеих. – Он сунул руку под покрывало ее волос, осторожно пробираясь сквозь длинные каштановые пряди.
Холли закрыла глаза и подавила желание застонать от удовольствия. Все ее тело отвечало на его прикосновения. Где-то внутри возникла унизительная судорога предвкушения, и ей стало стыдно плотской жажды, пульсирующей в ее недрах. Никогда в жизни она не хотела с такой силой, чтобы мужчина овладел ею.
– Я могу дать вам такое, о чем вы даже не мечтали, – продолжал он шепотом. – Забудьте о своих обещаниях, Холли. Все это в прошлом. Настало время подумать о будущем.
Она покачала головой и раскрыла губы, готовясь возразить. Но он быстро наклонил голову, и слова застряли у нее в горле. Он целовал ее с таким страстным мастерством, что все мысли ее рассыпались, и она, как могла, отвечала ему. Их разделял только тонкий слой муслина, и его бесстрашные и безжалостные руки скользили по ней, будто рисуя холмы груди, изгибы бедер, даже пышные выпуклости ягодиц. Она задыхалась, чуть не падала в обморок от водопада обрушившихся на нее ощущений. Даже муж не осмеливался ласкать ее так откровенно.
– Вы лишаете меня возможности думать… – на секундочку отстранив губы, посетовала она.
– Я не хочу, чтобы вы думали.
Он положил ее руку на огромную горячую выпуклость, натягивающую ткань его брюк. Ее глаза расширились, и она бессильно опустила голову ему на грудь. Хотя разум Холли – то, что от него осталось, – еще пытался протестовать против такого безрассудства, она уже прижималась щекой к черным завиткам у него на груди. Она и не предполагала, что способна на такое. Ее пленяла его мужская сущность, его мощь, грубость… Но он не для нее. Хотя противоположности и сходятся, но из них не получится хорошей семьи. Единственная возможность жить достойно и спокойно – это вступить в брак с себе подобным. Кроме того, она связала себя обещанием.
Мысль о Джордже внезапно вернула ее к реальности, и она вырвалась из объятий Закери Бронсона.
В панике отступления она споткнулась о стул и тяжело опустилась на него. Ноги ослабели и дрожали. К счастью, он не стал приближаться. Долгое время единственным звуком, нарушавшим тишину, было их дыхание. Наконец Холли обрела голос:
– Не стану отрицать, нас тянет друг к другу. – Она замолчала и неуверенно улыбнулась. – Но вы же не можете не понимать, что мы совершенно неподходящая пара! Я создана для спокойного, скромного существования – ваш же образ жизни слишком искрометен и тороплив для меня. Очень скоро вам станет со мной скучно, захочется от меня освободиться…
– Нет.
– …а для меня было бы просто несчастьем жить с человеком ваших аппетитов и амбиций. Одному из нас пришлось бы меняться, это породило бы обиды, и наш брак пришел бы к краху.
– Вы не можете быть в этом уверены.
– Я не могу позволить себе так рисковать, – возразила она, и по голосу было ясно, что решение ее окончательно.
Бронсон смотрел на нее сквозь полумрак так пристально, словно пытался проникнуть в ее мысли. Затем подошел к ней и сел рядом на корточки. Он напугал ее – внезапно его рука сомкнулась на ее маленьком холодном кулачке.
– Есть что-то, о чем вы умалчиваете, – тихо сказал он. – Что-то вас тревожит… вызывает страх. Это я? Мое боксерское прошлое? Или…
– Нет, – ответила она, и смех застрял у нее в горле, – конечно, я вас не боюсь.
– Я всегда распознаю страх, – настаивал он.
Холли покачала головой.
– Мы должны забыть об этой ночи, – вымолвила она. – Иначе мне придется взять Розу и немедленно уехать. А мне не хочется покидать ни вас, ни вашу семью. Я хотела бы остаться здесь и выполнить наше соглашение. Давайте договоримся, что больше не будем касаться этой темы.
Его глаза сверкнули огнем.
– Вы считаете, что это возможно?
– Придется, – прошептала она. – Пожалуйста, Закери, обещайте, что вы попытаетесь.
– Я попытаюсь, – повторил он бесцветным голосом.
Она прерывисто вздохнула.
– Благодарю вас.
– Теперь вам лучше уйти, – произнес он без улыбки. – Ваш вид в ночной сорочке сводит меня с ума.
Если бы Холли не чувствовала себя такой жалкой, это замечание ее позабавило бы. Из-за множества оборок, украшающих ночную сорочку и накидку, ее нынешнее одеяние гораздо больше скрывало тело, чем обычное дневное платье. В таком наряде только пылко влюбленному она могла показаться соблазнительной.
– А вы тоже пойдете к себе? – спросила Холли.
– Нет. – Он двинулся к буфету, пояснив через плечо:
– Мне нужно выпить.
Она скривилась, но попыталась изогнуть губы в улыбке.
– В таком случае спокойной ночи.
– Спокойной ночи. – Он не смотрел на нее и не шевелился, когда слушал звуки ее удаляющихся шагов.
Глава 13
Прервав поцелуй, Бронсон склонился над ней, уткнулся в нежную шею Холли, нашел чувствительное местечко. Она чувствовала его язык на своей коже, и это заставляло мучительно сладко сжиматься сердце. Губы его опустились ниже и задержались там, где бешено билась жилка.
Красный шелк смялся, лиф съехал вниз так, что почти обнажились соски. Чувствуя, что он вот-вот соскользнет совсем, Холли испуганно прикрыла грудь.
– Прошу вас… – Во рту пересохло, слова давались с трудом. – Мне не следует… ах, мы должны прекратить это!
Он словно не слышал ее, и губы его продолжали свое путешествие. Закрыв глаза, Холли покорилась судьбе, чувствуя, как лиф ее платья под сильными пальцами уезжает куда-то вниз. Скоро, скоро она его остановит, но пока что… ни стыд, ни честь уже не имели значения.
Она ахнула, когда ее груди освободились от алого шелка и соски расцвели под лаской прохладного ночного ветерка. Бронсон сорвал перчатки, его ладонь нежно обхватила мягкий холмик. Холли замерла, не в состоянии поверить в то, что происходит. Губы его сомкнулись над ним, теребили его, язык с изысканным умением гладил ноющую вершину.
А когда его губы добрались до соска и осторожно сомкнулись вокруг него, она обняла его шею и зарылась лицом в его волосы. Дыхание ее походило на всхлипывания, одежда стала казаться слишком тесной. Ей захотелось чувствовать кожей его кожу, ощутить его вкус, его прикосновения так, как не хотелось еще ничего в жизни.
– Закери, – шепнула она ему на ухо, – прошу вас, прекратите. Прошу вас.
Его ладонь снова нежно обхватила ее грудь. Он проводил губами по ее губам, осыпая их неистовыми полупоцелуями, пока губы ее не стали мягкими, влажными и податливыми, потом прошептал ей на ухо:
– Вы – моя, и вас у меня не отберет ни мужчина, ни Бог, ни призрак.
Всякий знающий Закери Бронсона хотя бы в небольшой степени встревожился бы. Холли застыла от ужаса. Но испугало ее не то, что кто-то так категорично предъявляет на нее права, а то, что все в ней отозвалось на эти слова какой-то отчаянной радостью. Всю жизнь она стремилась быть умеренной, разумной, утонченной и никогда не думала, что с ней может произойти подобное.
Она стала вырываться так панически, что ему пришлось отпустить. Коснувшись земли, она неуверенно встала. И удивилась, до чего слабыми оказались ноги, – она упала бы, если бы вскочивший следом Бронсон не подхватил ее. Отчаянно вспыхнув, она поправила лиф, спрятав груди, мерцавшие в лунном свете.
– Я подозревала, что все это произойдет, – сказала она жалобно. – З-зная вашу репутацию, я понимала, что в один прекрасный день вы начнете заигрывать и со мной.
– То, что сейчас произошло между нами, не заигрывание, – хрипло произнес он.
Она продолжала смотреть вдаль.
– Если я останусь в вашем доме, мы должны забыть об этом недоразумении!
– Недоразумении?! – возмутился он. – Это назревало в течение нескольких месяцев, с первой же нашей встречи.
– Не правда, – возразила она; сердце билось у нее где-то в горле, и говорила она с трудом, задыхаясь. – Не стану отрицать – я считаю вас привлекательным, я… как и всякая женщина… Но если вы решили, что я стану вашей любовницей…
– Нет. – Его огромные ручищи обхватили ее лицо, и Холли дрогнула, утонув в непроглядных глубинах его темных, страстных глаз. – Нет, я вовсе этого не думал. – Голос Закери звучал раздраженно. – Мне от вас нужно большее. Мне нужно…
– Замолчите!.. – умоляюще воскликнула Холли, крепко зажмуриваясь. – Мы оба сошли с ума. Позвольте мне уйти сейчас же. Пока не случилось такого, после чего я не смогу остаться в вашем доме.
Она не предполагала, что эти слова так сильно подействуют на него. Его руки медленно ослабили свою властную хватку и упали.
– Вам нет причины покидать мой дом, – сказал он. – Все будет так, как вам угодно.
Страх перестал сжимать горло.
– Я… я хочу забыть обо всем, как если бы этого никогда не было.
– Ладно, – согласился он, хотя взгляд его выражал откровенный скептицизм. – Вы устанавливаете правила игры, миледи. – Он наклонился, поднял отброшенные перчатки и подал ей. Вспыхнув, Холли принялась надевать их.
– Вы должны обещать не вмешиваться в мои отношения с Рейвенхиллом, – удалось ей выговорить. – Я пригласила его навестить меня. Не хочу, чтобы его выгнали либо обошлись с ним грубо, когда он придет. Все решения касательно моего и Розиного будущего я приму без вашей помощи.
Будто сдерживая себя, он сильно сжал губы.
– Прекрасно, – сказал он наконец, – но хочу обратить ваше внимание на одну вещь. Три года Рейвенхилл шатался по Европе – и вряд ли думал лишь о своем дьявольском обещании Джорджу… А вы? Вы и не вспомнили об этой проклятой клятве, когда согласились служить у меня, хотя знали, что Джордж этого не одобрил бы. Черт побери, да он от вашего поступка небось перевернулся в гробу!
– Я приняла ваше предложение, потому что Рейвенхилл пропал, а я должна была думать о Розе, о ее будущем. Ваше предложение показалось мне лучшим выходом из создавшегося положения. Я о своем решении не жалею. Когда моя служба у вас завершится, я буду вольна выполнить свои обязательства перед Джорджем.
– Очень разумно, – заметил он тихо и вместе с тем язвительно. – А скажите мне вот что: если вы все-таки выйдете за Рейвенхилла, вы позволите ему разделить с вами ложе?
Она зарделась.
– Вы не имеете права задавать такие вопросы.
– То есть вы его не хотите, – грубо уточнил он.
– Супружеская жизнь – это нечто большее, чем постель.
– Это Джордж вам сказал? – продолжал наступать он. – Интересно… вы когда-нибудь позволяли себе с ним такое, как со мной?
Холли вспыхнула. Она в жизни никого не ударила, но сейчас рука ее двигалась по собственной воле. Удар получился ничтожно слабым и значение имел разве что символическое, но на Бронсона, похоже, не произвел ни малейшего впечатления. Напротив, она заметила в его глазах довольный блеск и поняла с внезапным отчаянием, что ответила на его вопрос. Всхлипнув, она бросилась прочь со всей скоростью, на какую были способны ее ноги.
* * *
Немного позже Закери вернулся в бальный зал, стараясь казаться спокойным, хотя тело его ныло от страстного желания. Наконец-то он держал ее в объятиях, чувствовал движение ее губ. Рассеянно взяв у проходившего мимо лакея бокал с каким-то напитком, он встал у стены и принялся рассматривать толпу, пока не заметил ярко-красное платье Холли. Она выглядела на удивление беззаботной и собранной, весело болтая с Элизабет и представляя той домогавшихся ее внимания джентльменов. Только румянец на скулах выдавал смятение.Закери с трудом оторвал от нее взгляд. Если он и дальше будет рассматривать ее так откровенно, это непременно вызовет пересуды. Но он знал, что она чувствует его присутствие, хотя их разделяет целая толпа гостей. Он устремил невидящие глаза на бокал, который держал в руках, и осушил его несколькими нетерпеливыми глотками, не ощущая вкуса. К нему подходили знакомые, по большей части деловые партнеры, и он любезно поддерживал беседу, улыбался шуткам, которых почти не слышал, высказывал мнения, хотя едва сознавал, о чем идет речь. Все его внимание, его мысли, его упрямая душа были устремлены к леди Холланд Тейлор.
Он ее любит. Все его мечты, надежды и честолюбие, взятые вместе, казались крохотными по сравнению с огромным бушующим пожаром чувств, который пылал у него внутри. Закери приводило в ужас то, что она возымела такую власть над ним. Кто бы мог подумать, что он полюбит вот так: не ожидая ни покоя, ни счастья и мучительно сознавая, что он почти наверняка ее потеряет. Мысль о том, что он ее лишится, отдаст другому, позволит выполнить волю покойного мужа, приводила в отчаяние. Он судорожно обдумывал, чем можно соблазнить ее… Он может кое-что предложить. Он лично соорудит огромный мраморный памятник Джорджу Тейлору, если такова будет ее цена. Погруженный в свои безумные мысли, Закери не сразу заметил, что неподалеку стоит Рейвенхилл – красивый, высокий, белокурый, пребывавший в полном одиночестве среди блеска и шума бала. Глаза их встретились, и Закери подошел ближе.
– Скажите, – тихо начал он, – кем нужно быть, чтобы попросить своего лучшего друга жениться на своей жене? И каким нужно быть человеком, чтобы вдохновить двух с виду разумных людей согласиться с таким дурацким планом?
Серые глаза собеседника посмотрели на него оценивающе.
– Человеком, который был лучше, чем когда-нибудь будем вы или я.
Закери не удержался и усмехнулся:
– Кажется, образцовый супруг леди Холланд руководит ею даже из могилы.
– Он пытался защитить ее, – пояснил Рейвенхилл без особого пыла, – от таких, как вы.
Спокойствие этого ублюдка привело Закери в ярость. Его соперник держался так дьявольски уверенно, словно уже выиграл состязание, о котором Закери узнал, только придя к финишу.
– Вы думаете, она пойдет на это, да? – обиженно сказал Закери. – Вы думаете, она принесет себя в жертву просто потому, что Джордж Тейлор попросил ее об этом?
– Да, именно так я и думаю, – последовал сдержанный ответ. – И если бы вы знали ее лучше, тоже не сомневались бы.
Почему? Но он не смог заставить себя выговорить этот мучительный вопрос. Почему его собеседник уверен, что она выполнит свое обещание? Неужели она так сильно любила Джорджа Тейлора? Или это вопрос чести? Неужто чувство долга может на самом деле заставить ее выйти замуж за того, кого она не любит?
– Предупреждаю вас, – тихо проговорил Рейвенхилл, – если вы причините леди Холланд вред либо огорчите ее каким-нибудь образом, вы будете иметь дело со мной.
– Ваша забота о ее благополучии очень трогательна. Поздновато вернулись, а?
Это замечание, кажется, задело спокойствие Рейвенхилла. Он едва заметно покраснел, и Закери ощутил мгновенное торжество.
– Я совершал ошибки, – согласился Рейвенхилл. – У меня столько же грехов, как у любого другого, и перспектива занять место Джорджа Тейлора сильно пугает меня. Она испугала бы кого угодно.
– Тогда зачем же вы вернулись? – поинтересовался Закери, жалея, что нельзя как-нибудь переправить этого человека обратно через Ла-Манш.
– Потому, что я могу понадобиться леди Холланд и ее дочери.
– Вы им не нужны. У них есть я.
Рубеж был перейден. С таким же успехом они могли бы быть генералами враждебных армий, стоящих друг против друга на поле битвы. Тонкий аристократический рот Рейвенхилла искривился в презрительной улыбке.
– Вы – это последнее, что им нужно, – заявил он. – Я подозреваю, что даже вам это известно. – И отошел. Закери смотрел на него с каменным лицом, неподвижный, но внутри у него бушевала бессильная ярость.
* * *
Холли нужно было выпить. Большой стакан бренди, такой, чтобы успокоил ее измученные нервы и позволил поспать хотя бы несколько часов. На второй год после смерти Джорджа алкоголь ей уже не требовался. Но когда это только случилось, врач прописал ей стакан вина перед сном, которого оказалось недостаточно. Успокоить ее могли только крепкие напитки, и поэтому она посылала Мод с секретной миссией – когда все укладывались спать, та приносила ей виски или бренди. Зная, что родные Джорджа не одобрят пьющую леди, а также понимая, что убыль напитков в графинах рано или поздно станет заметна, Холли решила обзавестись собственной бутылкой и держать ее у себя в комнате. Использовав Мод в качестве посредника, Холли уговорила одного из лакеев купить ей бренди. Хранила она бутылку в ящике туалетного столика. И теперь, с тоской вспомнив о том запасе, она переоделась на ночь и принялась терпеливо ожидать, когда все в доме лягут спать.Возвращение с бала было чудовищным. К счастью, Элизабет, слишком взволнованная собственным успехом и вниманием, которое оказывал ей Джейсон Соумерс, не заметила, что Холли и ее брат между собой не разговаривают. Пола, конечно, ощущала напряжение и пыталась разрядить атмосферу легкой болтовней. Холли, заставив себя не обращать внимания на задумчивые взгляды Бронсона, вела светский разговор с Полой, улыбалась и шутила, хотя нервы у нее разгулялись вовсю.
Когда в огромном доме затихли все звуки и движения, Холли взяла свечу в небольшом украшенном драгоценными камнями подсвечнике и крадучись вышла из комнаты. Насколько она знала, легче всего найти бренди можно было на буфете в библиотеке, где Бронсон всегда держал запасы прекрасных французских вин.
Спускаясь босиком по главной лестнице, Холли высоко поднимала свечу и время от времени вздрагивала: маленький огонек бросал на позолоченные стены жуткие тени. Большой дом, всегда такой оживленный и полный суеты, ночью походил на пустынный музей. Сквозняк обдувал ее щиколотки, и Холли обрадовалась, что поверх тонкой ночной рубашки надела белую накидку с оборками.
Войдя в библиотеку, Холли втянула знакомый запах кожи и пергамента и пошла мимо огромного мерцающего глобуса прямиком к буфету. Она поставила свечу и открыла дверцу, ища бокал.
Хотя в комнате было абсолютно тихо, ее вдруг охватило тревожное чувство, что она здесь не одна.
Молодая женщина смущенно огляделась и ахнула, увидев Бронсона, который сидел в глубоком кожаном кресле, вытянув перед собой длинные ноги. Он внимательно смотрел на нее. На нем все еще был вечерний костюм, хотя фрак он снял, жилет расстегнул, а галстук развязал. Наполовину расстегнутая белая рубашка обнажала густые черные волосы на груди. В руке он держал пустой бокал для бренди, и создавалось впечатление, что пьет он уже довольно давно.
Сердце у нее подпрыгнуло. Во рту пересохло. Она пошатнулась, прислонилась спиной к буфету, схватившись за него обеими руками, чтобы не упасть.
Бронсон медленно поднялся и подошел к ней. Он взглянул на раскрытую дверцу буфета и мгновенно понял, что ей нужно.
– Позвольте мне. – Голос его прозвучал в тишине бархатным рокотом. Он достал бокал и графин с бренди. Налив бокал на треть, он взял его за ножку и немного подогрел на свече, затем подал Холли.
Она тут же сделала глоток, надеясь, что рука у нее почти не дрожит. Она не могла отвести взгляд от расстегнутого ворота его рубашки. У Джорджа грудь была гладкая, и ей всегда казалось это привлекательным, но вид Бронсона в незастегнутой рубашке наполнил ее тревогой и беспокойством. Ей хотелось зарыться в эти жесткие черные волосы, прижаться к ним голой грудью…
Она вспыхнула вся, с ног до головы, и принялась пить бренди, пока не закашлялась.
Бронсон вернулся к своему креслу и тяжело опустился в него.
– Вы собираетесь выйти за Рейвенхилла?
Бокал с бренди чуть не выпал из рук Холли.
– Я задал вам вопрос, – хрипло сказал он. – Вы собираетесь выйти за него?
– Не знаю, что ответить.
– Конечно, собираетесь. Говорите же, черт вас возьми!
– Я… – Она поникла, сдаваясь. – Возможно, я это сделаю.
Бронсон, похоже, не удивился, лишь рассмеялся, тихо и издевательски.
– Вам придется объяснить почему. Боюсь, что простому боксеру вроде меня трудно понять, какими соображениями руководствуются высшие классы.
– Я обещала Джорджу, – осторожно начала Холли, чувствуя немалые опасения при виде мрачной фигуры Бронсона. Он выглядел таким… ну, грозным… когда сидел вот так в темноте. Красивый, черноволосый и огромный до невероятности – таким мог быть Люцифер, сидящий на своем троне. – Если вы находите во мне что-то достойное восхищения и привязанности, то не склоняйте меня вести себя недостойно. В детстве меня учили, что данное слово ни в коем случае нельзя нарушать. Кое-кто считает, что чувство чести в женщинах не так сильно, как в мужчинах, но я всегда старалась…
– Господи, да я не ставлю под сомнение вашу честь, – грубо прервал ее он. – Я говорю о том – это и ребенку понятно, – что Джорджу ни в коем случае не следовало брать с вас такое обещание.
– Но он попросил, и я его дала.
– Вот именно. – Бронсон покачал головой. – Я бы не поверил, что вы способны на такое – вы, единственная женщина из всех, которая может противостоять мне в твердости характера.
– Джордж боялся оставлять меня одну, – сказала она. – Он знал, что по своей воле я никогда не выйду замуж, и хотел, чтобы я была под опекой мужа и, что еще важнее, чтобы у Розы был отец. У них с Уордоном были схожие принципы и убеждения, и Джордж знал, что его лучший друг никогда не причинит нам зла.
– Хватит, – резко оборвал ее Закери. – Я скажу вам, что я думаю о добром старом святом Джордже. По-моему, ему просто не хотелось, чтобы вы когда-нибудь снова полюбили. И поэтому он решил связать вас браком с этой холодной рыбой – Рейвенхиллом. Так он гарантированно оставался вашей единственной любовью.
Услышав это обвинение, Холли побледнела.
– Какие ужасные вещи вы говорите! Вы совершенно не правы и абсолютно ничего не знаете ни о моем муже, ни о его друге…
– Зато знаю, что вы не любите Рейвенхилла и никогда его не полюбите. Если вы так твердо решили выйти за человека, которого не любите, выходите за меня.
Из всего, что она ожидала от него услышать, это было самым поразительным. Онемев от изумления, Холли допила бренди и поставила пустой бокал.
– Вы делаете мне предложение? – шепотом спросила она. Бронсон встал и начал надвигаться на нее. Остановился он только тогда, когда прижал ее к буфету.
– А почему бы и нет? Джордж хотел, чтобы вас опекали и защищали. Я способен это сделать. И быть отцом для Розы. Она ведь даже не знает, кто такой Рейвенхилл! Я буду заботиться о вас обеих. – Он сунул руку под покрывало ее волос, осторожно пробираясь сквозь длинные каштановые пряди.
Холли закрыла глаза и подавила желание застонать от удовольствия. Все ее тело отвечало на его прикосновения. Где-то внутри возникла унизительная судорога предвкушения, и ей стало стыдно плотской жажды, пульсирующей в ее недрах. Никогда в жизни она не хотела с такой силой, чтобы мужчина овладел ею.
– Я могу дать вам такое, о чем вы даже не мечтали, – продолжал он шепотом. – Забудьте о своих обещаниях, Холли. Все это в прошлом. Настало время подумать о будущем.
Она покачала головой и раскрыла губы, готовясь возразить. Но он быстро наклонил голову, и слова застряли у нее в горле. Он целовал ее с таким страстным мастерством, что все мысли ее рассыпались, и она, как могла, отвечала ему. Их разделял только тонкий слой муслина, и его бесстрашные и безжалостные руки скользили по ней, будто рисуя холмы груди, изгибы бедер, даже пышные выпуклости ягодиц. Она задыхалась, чуть не падала в обморок от водопада обрушившихся на нее ощущений. Даже муж не осмеливался ласкать ее так откровенно.
– Вы лишаете меня возможности думать… – на секундочку отстранив губы, посетовала она.
– Я не хочу, чтобы вы думали.
Он положил ее руку на огромную горячую выпуклость, натягивающую ткань его брюк. Ее глаза расширились, и она бессильно опустила голову ему на грудь. Хотя разум Холли – то, что от него осталось, – еще пытался протестовать против такого безрассудства, она уже прижималась щекой к черным завиткам у него на груди. Она и не предполагала, что способна на такое. Ее пленяла его мужская сущность, его мощь, грубость… Но он не для нее. Хотя противоположности и сходятся, но из них не получится хорошей семьи. Единственная возможность жить достойно и спокойно – это вступить в брак с себе подобным. Кроме того, она связала себя обещанием.
Мысль о Джордже внезапно вернула ее к реальности, и она вырвалась из объятий Закери Бронсона.
В панике отступления она споткнулась о стул и тяжело опустилась на него. Ноги ослабели и дрожали. К счастью, он не стал приближаться. Долгое время единственным звуком, нарушавшим тишину, было их дыхание. Наконец Холли обрела голос:
– Не стану отрицать, нас тянет друг к другу. – Она замолчала и неуверенно улыбнулась. – Но вы же не можете не понимать, что мы совершенно неподходящая пара! Я создана для спокойного, скромного существования – ваш же образ жизни слишком искрометен и тороплив для меня. Очень скоро вам станет со мной скучно, захочется от меня освободиться…
– Нет.
– …а для меня было бы просто несчастьем жить с человеком ваших аппетитов и амбиций. Одному из нас пришлось бы меняться, это породило бы обиды, и наш брак пришел бы к краху.
– Вы не можете быть в этом уверены.
– Я не могу позволить себе так рисковать, – возразила она, и по голосу было ясно, что решение ее окончательно.
Бронсон смотрел на нее сквозь полумрак так пристально, словно пытался проникнуть в ее мысли. Затем подошел к ней и сел рядом на корточки. Он напугал ее – внезапно его рука сомкнулась на ее маленьком холодном кулачке.
– Есть что-то, о чем вы умалчиваете, – тихо сказал он. – Что-то вас тревожит… вызывает страх. Это я? Мое боксерское прошлое? Или…
– Нет, – ответила она, и смех застрял у нее в горле, – конечно, я вас не боюсь.
– Я всегда распознаю страх, – настаивал он.
Холли покачала головой.
– Мы должны забыть об этой ночи, – вымолвила она. – Иначе мне придется взять Розу и немедленно уехать. А мне не хочется покидать ни вас, ни вашу семью. Я хотела бы остаться здесь и выполнить наше соглашение. Давайте договоримся, что больше не будем касаться этой темы.
Его глаза сверкнули огнем.
– Вы считаете, что это возможно?
– Придется, – прошептала она. – Пожалуйста, Закери, обещайте, что вы попытаетесь.
– Я попытаюсь, – повторил он бесцветным голосом.
Она прерывисто вздохнула.
– Благодарю вас.
– Теперь вам лучше уйти, – произнес он без улыбки. – Ваш вид в ночной сорочке сводит меня с ума.
Если бы Холли не чувствовала себя такой жалкой, это замечание ее позабавило бы. Из-за множества оборок, украшающих ночную сорочку и накидку, ее нынешнее одеяние гораздо больше скрывало тело, чем обычное дневное платье. В таком наряде только пылко влюбленному она могла показаться соблазнительной.
– А вы тоже пойдете к себе? – спросила Холли.
– Нет. – Он двинулся к буфету, пояснив через плечо:
– Мне нужно выпить.
Она скривилась, но попыталась изогнуть губы в улыбке.
– В таком случае спокойной ночи.
– Спокойной ночи. – Он не смотрел на нее и не шевелился, когда слушал звуки ее удаляющихся шагов.
Глава 13
В течение двух недель Холли почти не виделась с Бронсоном. По-видимому, он нарочно держал дистанцию, пока не улягутся страсти и они не вернутся к прежним дружеским отношениям. Целыми днями он работал в своей городской конторе и редко приезжал обедать. Домой он возвращался только поздно ночью, а утром вставал с красными глазами и неподвижно-напряженным лицом. Остальные члены семейства Бронсона никак не комментировали его распорядок, но Пола, похоже, понимала, чем это вызвано.
– Я хочу, чтобы вы, миссис Бронсон, были уверены, – осторожно начала Холли как-то утром, – что я никогда не причинила бы никому из членов вашей семьи зла нарочно…
– Миледи, это не ваша вина, – ответила Пола с присущей ей откровенностью и ласково похлопала Холли по руке. – Вы – первое, что не удалось заполучить моему сыну. По моему мнению, это полезно: он наконец-то узнал, что возможности его не беспредельны. Я предупреждала его, что выше головы не прыгнешь.
– Он говорил с вами обо мне? – спросила Холли, покраснев.
– Ни слова. Но мать все и так понимает.
– Он удивительный человек, – начала Холли серьезно. Не дай Бог Пола подумает, что, по ее мнению, Закери для нее недостаточно хорош!
– Да, я тоже так думаю, – спокойно согласилась Пола. – Но это не значит, что он подходит вам, миледи.
Когда Холли убедилась, что матушка Бронсона не считает ее виноватой в создавшейся ситуации, ей должно было бы полегчать. Но этого не случилось. Каждый раз, когда она видела Закери, какой бы короткой и случайной ни была эти встреча, ее охватывало непреодолимое томление. Она уже сомневалась, что сможет прожить в этом доме до конца года, как обещала. Она целиком посвятила себя Розе и дамам Бронсон и старалась ни на минуту не остаться без дела. А дел было много, в особенности теперь, когда Элизабет начала выезжать. Огромный холл заполняли то и дело привозимые букеты роз и весенних цветов, и на серебряном подносе у двери каждый день лежала груда визитных карточек, оставляемых исполненными надежд поклонниками.
Как и предсказывала Холли, сочетание красоты и богатства, не говоря уж о живости и обаянии Элизабет, привлекало множество мужчин, более чем охотно закрывавших глаза на ее происхождение. И Холли, и Пола теперь постоянно присутствовали при визитах, катании в экипажах, на пикниках, а число поклонников Элизабет все росло. Но был среди них один, который, кажется, более прочих вызывал интерес Элизабет, – архитектор Джейсон Соумерс.
Среди молодых людей были люди с лучшей родословной и большим состоянием, но никто из них не обладал обаянием и самоуверенностью Джейсона. Он был наделен весьма яркими способностями и честолюбием и чем-то походил на брата Элизабет. Холли считала, что Джейсон в состоянии уравновесить пылкий темперамент Элизабет своей спокойной силой. То была бы хорошая пара, и союз их мог стать счастливым.
– Я хочу, чтобы вы, миссис Бронсон, были уверены, – осторожно начала Холли как-то утром, – что я никогда не причинила бы никому из членов вашей семьи зла нарочно…
– Миледи, это не ваша вина, – ответила Пола с присущей ей откровенностью и ласково похлопала Холли по руке. – Вы – первое, что не удалось заполучить моему сыну. По моему мнению, это полезно: он наконец-то узнал, что возможности его не беспредельны. Я предупреждала его, что выше головы не прыгнешь.
– Он говорил с вами обо мне? – спросила Холли, покраснев.
– Ни слова. Но мать все и так понимает.
– Он удивительный человек, – начала Холли серьезно. Не дай Бог Пола подумает, что, по ее мнению, Закери для нее недостаточно хорош!
– Да, я тоже так думаю, – спокойно согласилась Пола. – Но это не значит, что он подходит вам, миледи.
Когда Холли убедилась, что матушка Бронсона не считает ее виноватой в создавшейся ситуации, ей должно было бы полегчать. Но этого не случилось. Каждый раз, когда она видела Закери, какой бы короткой и случайной ни была эти встреча, ее охватывало непреодолимое томление. Она уже сомневалась, что сможет прожить в этом доме до конца года, как обещала. Она целиком посвятила себя Розе и дамам Бронсон и старалась ни на минуту не остаться без дела. А дел было много, в особенности теперь, когда Элизабет начала выезжать. Огромный холл заполняли то и дело привозимые букеты роз и весенних цветов, и на серебряном подносе у двери каждый день лежала груда визитных карточек, оставляемых исполненными надежд поклонниками.
Как и предсказывала Холли, сочетание красоты и богатства, не говоря уж о живости и обаянии Элизабет, привлекало множество мужчин, более чем охотно закрывавших глаза на ее происхождение. И Холли, и Пола теперь постоянно присутствовали при визитах, катании в экипажах, на пикниках, а число поклонников Элизабет все росло. Но был среди них один, который, кажется, более прочих вызывал интерес Элизабет, – архитектор Джейсон Соумерс.
Среди молодых людей были люди с лучшей родословной и большим состоянием, но никто из них не обладал обаянием и самоуверенностью Джейсона. Он был наделен весьма яркими способностями и честолюбием и чем-то походил на брата Элизабет. Холли считала, что Джейсон в состоянии уравновесить пылкий темперамент Элизабет своей спокойной силой. То была бы хорошая пара, и союз их мог стать счастливым.