Страница:
– Однажды был. Это ничего не изменило.
– Почему же…
– О моем прошлом тебе незачем знать, как и мне – о твоем.
Мадлен не стала спорить, признав правоту Логана. Чем больше она узнает о нем, тем труднее будет с ним расстаться. Подобно множеству других женщин, ее завораживало в Логане Скотте сочетание мужественности и таинственности. Ради своего же блага ей следовало держать сердце на замке. Внезапно Мадлен вспомнился мудрый совет миссис Флоренс: «Изображать пылкую любовь не стоит. Просто дай ему понять, что ты не будешь противиться и охотно согласишься… что ты предлагаешь ему себя и при этом ничего от него не требуешь».
– Мистер Скотт, – нерешительно проговорила девушка, – если вас влечет ко мне, не понимаю, зачем противиться этому влечению. Я хочу всего лишь провести с вами одну ночь.
Выражение его лица не изменилось, но Мадлен почувствовала, что ей удалось удивить его.
– Зачем? – спросил он своим бархатным голосом. – Зачем такой девушке, как ты, так унижаться?
В ожидании ответа он приподнял голову Мадлен, осторожно взяв ее за подбородок. Его настороженность вызвала у Мадлен чувство неловкости. Она опустила ресницы, пытаясь скрыть свои истинные намерения.
– По-моему, это доставило бы мне удовольствие, – ответила она. – Разве этого мало? Последовало тягостное молчание.
– Посмотри на меня, – сказал наконец Логан, и Мадлен повиновалась. Вглядевшись в ее глаза, он покачал головой, словно разгадал не слишком мудреную загадку. – Ты плохая актриса, Мэдди. Хотел бы я знать, чего ты добиваешься, но у меня и без того немало забот, особенно теперь, когда больна почти четверть труппы. Как только жизнь «Столичного» войдет в привычную колею, ты покинешь театр. Я подышу тебе другую работу, гораздо лучше этой.
– Я хочу остаться здесь. Логан был непреклонен:
– Поверь, так будет лучше для нас обоих.
Мадлен судорожно сглотнула. «Как же быть дальше?» – думала она. Логан отверг ее предложение. Его жестокие слова эхом звенели у нее в ушах. Сгорая от унижения и гнева, она теребила пальцами прозрачную материю платья.
Как же она глупа! Потратила уйму времени на пустые, неосуществимые фантазии. А теперь ей вдруг вспомнилось самое страшное: вскоре ее родители обнаружат, что она сбежала из пансиона.
Мадлен задумалась: стоит ли признаваться во всем мистеру Скотту? Отдаться ли на его милость? Нет, он не станет сочувствовать ей. «Выходи замуж за Клифтона и считай, что тебе повезло» – скорее всего таков будет его ответ. По правде говоря, ничего другого ей не оставалось.
Сжав кулаки, Мадлен решительно направилась к двери. Она не собиралась до конца своих дней быть собственностью лорда Клифтона.
– Ладно, – сказала она, задержавшись у двери., – я уйду из театра, когда вы пожелаете. Не трудитесь подыскивать мне работу. Я вполне способна сама позаботиться о себе. – Мадлен вышла, не дожидаясь ответа.
Логан подошел к двери и, опершись рукой о верх косяка, прижался пылающим лбом к прохладному дереву. Он испустил сдавленный стон.
«Провести с вами одну ночь…» За это он отдал бы целое состояние. Никогда еще Логан не испытывал столь острых ощущений, как в те минуты, когда держал Мадлен в объятиях, сгорая от безумного желания. Но он не мог дать волю своим чувствам. Не мог допустить, чтобы кто-нибудь завладел его израненным сердцем.
Мадлен должна покинуть театр как можно скорее – иначе не будет ему покоя.
Открыв наконец дверь, Логан направился к себе в кабинет, не обращая внимания на любопытные взгляды встречных. Уединившись у себя, он долго рылся в столе, пока не разыскал бутылку шотландского виски. Присев за стол, глотнул прямо из горлышка и почувствовал, как растекается по языку тонкий привкус дыма и торфа. Еще один глоток – и в его горле будто распустился горячий бутон. Однако обжигающий горло напиток так и не растопил ледяную глыбу в груди Логана.
Он пил не торопясь, пил, взгромоздив ноги на стол и созерцая кончики своих начищенных до блеска башмаков. Пресытившись успехом, он считал себя неуязвимым. Забавно! Какой-то девчонке удалось превратить его жизнь в кошмар!
Возможно, это произошло потому, что такие, как Мэдди, ему еще не попадались. Она казалась лишь отдаленным подобием женщин из высшего общества – те, как было известно Логану, ставили себя выше его, хотя посылали ему тайком записочки, назначая романтические свидания.
Он ненавидел этих надменных особ, породистых представительниц высших классов, единственная цель которых – выйти замуж и нарожать себе подобных. Логан не годился им в мужья. Он не мог похвастать ни знатными предками, ни титулом – ничем, кроме денег, а этого было недостаточно. Если бы он выразил желание ухаживать за одной из знатных юных леди, ее родные известили бы его, что у нее есть более подходящие партии. Одного вида девицы в белом платье – таких на балу или званом ужине сопровождали компаньонки – было достаточно, чтобы вспомнить: как ни велики его, Логана, достижения, существует то, что навсегда останется для него недоступным. Его никогда не примут в обществе как равного. Нигде, кроме театра, ему нет места.
Мадлен Ридли казалась существом из иного мира. Она была слишком откровенной и естественной, чтобы принадлежать к числу светских девиц, но и слишком наивной, чтобы быть куртизанкой. Ей, конечно же, суждено стать чьей-нибудь женой, но Логан не мог представить себе мужчину, достойного ее. Она нуждалась в спутнике жизни, который не пытался бы сломить ее дух, нуждалась в мужчине, который сумел бы полюбить ее и целиком отдаться своей любви.
Логан не отвечал всем этим требованиям. Он был плохо подготовлен к подобным взаимоотношениям: еще в раннем детстве он научился презирать слова «дом» и «семья» и выжил только потому, что стал таким же грубым и бессердечным, как человек, приходящийся ему отцом.
Годы побоев и издевательств ожесточили его и сделали редкостным лицемером. Отец Логана, Пол Дженнингс, избивал своих домочадцев, впадая в ярость, вызванную пьянством, а потом не желал отвечать за свои поступки. От Логана требовалось делать вид, будто все забыто, поддерживать иллюзию, что все в доме Дженнингсов счастливы и веселы. Одной слезинки, гримасы боли или недовольного взгляда было достаточно, чтобы подвергнуться еще более жестокому избиению. Отец стал для Логана превосходным учителем сценического мастерства.
Однажды, после особенно беспощадных побоев, Логан три дня проходил со сломанной рукой, никому не признаваясь в том, что ему очень больно. В конце концов Эндрю силой потащил его к себе в особняк и позаботился о том, чтобы на сломанную руку наложили лубки и повязку.
– Как это случилось? – спросил у мальчика хозяин дома, проницательным взглядом впиваясь в его избитое лицо. Логан отказался отвечать, потому что знал: если он хотя бы заикнется о том, что произошло, отец наверняка убьет его.
Много лет спустя Логан не раз задавал себе вопрос: почему мать ни разу не попыталась утешить его, смягчить материнскими поцелуями боль и обиду? Наконец он пришел к выводу, что его мать всеми силами стремилась сохранить мир в доме и потому не могла уделять сыну слишком много внимания. Логан давно перестал искать в женщинах нежность, он не нуждался в утешениях и заботе. Женщины предназначены для того, чтобы развлекаться, а затем о них следует забывать.
Теперь, когда с Мадлен все решено, ему оставалось только одно – не замечать ее, пока не поправится Арлисс. Несомненно, Джулия будет возмущена, узнав, что он уволил девушку, но с этим он как-нибудь примирится. И кроме того, вскоре Джулия будет поглощена заботой о новорожденном малыше, а мысли о Мадлен Ридли отступят для нее на задний план, Вскоре все забудут о Мадлен, словно ее никогда и не существовало.
Логан почувствовал, как хмельное тепло растекается по его телу, вызывая привычное и приятное оцепенение. Именно этого он и добивался. Логан осторожно положил бутылку в ящик стола и тщательно запер его.
Глава 5
– Почему же…
– О моем прошлом тебе незачем знать, как и мне – о твоем.
Мадлен не стала спорить, признав правоту Логана. Чем больше она узнает о нем, тем труднее будет с ним расстаться. Подобно множеству других женщин, ее завораживало в Логане Скотте сочетание мужественности и таинственности. Ради своего же блага ей следовало держать сердце на замке. Внезапно Мадлен вспомнился мудрый совет миссис Флоренс: «Изображать пылкую любовь не стоит. Просто дай ему понять, что ты не будешь противиться и охотно согласишься… что ты предлагаешь ему себя и при этом ничего от него не требуешь».
– Мистер Скотт, – нерешительно проговорила девушка, – если вас влечет ко мне, не понимаю, зачем противиться этому влечению. Я хочу всего лишь провести с вами одну ночь.
Выражение его лица не изменилось, но Мадлен почувствовала, что ей удалось удивить его.
– Зачем? – спросил он своим бархатным голосом. – Зачем такой девушке, как ты, так унижаться?
В ожидании ответа он приподнял голову Мадлен, осторожно взяв ее за подбородок. Его настороженность вызвала у Мадлен чувство неловкости. Она опустила ресницы, пытаясь скрыть свои истинные намерения.
– По-моему, это доставило бы мне удовольствие, – ответила она. – Разве этого мало? Последовало тягостное молчание.
– Посмотри на меня, – сказал наконец Логан, и Мадлен повиновалась. Вглядевшись в ее глаза, он покачал головой, словно разгадал не слишком мудреную загадку. – Ты плохая актриса, Мэдди. Хотел бы я знать, чего ты добиваешься, но у меня и без того немало забот, особенно теперь, когда больна почти четверть труппы. Как только жизнь «Столичного» войдет в привычную колею, ты покинешь театр. Я подышу тебе другую работу, гораздо лучше этой.
– Я хочу остаться здесь. Логан был непреклонен:
– Поверь, так будет лучше для нас обоих.
Мадлен судорожно сглотнула. «Как же быть дальше?» – думала она. Логан отверг ее предложение. Его жестокие слова эхом звенели у нее в ушах. Сгорая от унижения и гнева, она теребила пальцами прозрачную материю платья.
Как же она глупа! Потратила уйму времени на пустые, неосуществимые фантазии. А теперь ей вдруг вспомнилось самое страшное: вскоре ее родители обнаружат, что она сбежала из пансиона.
Мадлен задумалась: стоит ли признаваться во всем мистеру Скотту? Отдаться ли на его милость? Нет, он не станет сочувствовать ей. «Выходи замуж за Клифтона и считай, что тебе повезло» – скорее всего таков будет его ответ. По правде говоря, ничего другого ей не оставалось.
Сжав кулаки, Мадлен решительно направилась к двери. Она не собиралась до конца своих дней быть собственностью лорда Клифтона.
– Ладно, – сказала она, задержавшись у двери., – я уйду из театра, когда вы пожелаете. Не трудитесь подыскивать мне работу. Я вполне способна сама позаботиться о себе. – Мадлен вышла, не дожидаясь ответа.
Логан подошел к двери и, опершись рукой о верх косяка, прижался пылающим лбом к прохладному дереву. Он испустил сдавленный стон.
«Провести с вами одну ночь…» За это он отдал бы целое состояние. Никогда еще Логан не испытывал столь острых ощущений, как в те минуты, когда держал Мадлен в объятиях, сгорая от безумного желания. Но он не мог дать волю своим чувствам. Не мог допустить, чтобы кто-нибудь завладел его израненным сердцем.
Мадлен должна покинуть театр как можно скорее – иначе не будет ему покоя.
Открыв наконец дверь, Логан направился к себе в кабинет, не обращая внимания на любопытные взгляды встречных. Уединившись у себя, он долго рылся в столе, пока не разыскал бутылку шотландского виски. Присев за стол, глотнул прямо из горлышка и почувствовал, как растекается по языку тонкий привкус дыма и торфа. Еще один глоток – и в его горле будто распустился горячий бутон. Однако обжигающий горло напиток так и не растопил ледяную глыбу в груди Логана.
Он пил не торопясь, пил, взгромоздив ноги на стол и созерцая кончики своих начищенных до блеска башмаков. Пресытившись успехом, он считал себя неуязвимым. Забавно! Какой-то девчонке удалось превратить его жизнь в кошмар!
Возможно, это произошло потому, что такие, как Мэдди, ему еще не попадались. Она казалась лишь отдаленным подобием женщин из высшего общества – те, как было известно Логану, ставили себя выше его, хотя посылали ему тайком записочки, назначая романтические свидания.
Он ненавидел этих надменных особ, породистых представительниц высших классов, единственная цель которых – выйти замуж и нарожать себе подобных. Логан не годился им в мужья. Он не мог похвастать ни знатными предками, ни титулом – ничем, кроме денег, а этого было недостаточно. Если бы он выразил желание ухаживать за одной из знатных юных леди, ее родные известили бы его, что у нее есть более подходящие партии. Одного вида девицы в белом платье – таких на балу или званом ужине сопровождали компаньонки – было достаточно, чтобы вспомнить: как ни велики его, Логана, достижения, существует то, что навсегда останется для него недоступным. Его никогда не примут в обществе как равного. Нигде, кроме театра, ему нет места.
Мадлен Ридли казалась существом из иного мира. Она была слишком откровенной и естественной, чтобы принадлежать к числу светских девиц, но и слишком наивной, чтобы быть куртизанкой. Ей, конечно же, суждено стать чьей-нибудь женой, но Логан не мог представить себе мужчину, достойного ее. Она нуждалась в спутнике жизни, который не пытался бы сломить ее дух, нуждалась в мужчине, который сумел бы полюбить ее и целиком отдаться своей любви.
Логан не отвечал всем этим требованиям. Он был плохо подготовлен к подобным взаимоотношениям: еще в раннем детстве он научился презирать слова «дом» и «семья» и выжил только потому, что стал таким же грубым и бессердечным, как человек, приходящийся ему отцом.
Годы побоев и издевательств ожесточили его и сделали редкостным лицемером. Отец Логана, Пол Дженнингс, избивал своих домочадцев, впадая в ярость, вызванную пьянством, а потом не желал отвечать за свои поступки. От Логана требовалось делать вид, будто все забыто, поддерживать иллюзию, что все в доме Дженнингсов счастливы и веселы. Одной слезинки, гримасы боли или недовольного взгляда было достаточно, чтобы подвергнуться еще более жестокому избиению. Отец стал для Логана превосходным учителем сценического мастерства.
Однажды, после особенно беспощадных побоев, Логан три дня проходил со сломанной рукой, никому не признаваясь в том, что ему очень больно. В конце концов Эндрю силой потащил его к себе в особняк и позаботился о том, чтобы на сломанную руку наложили лубки и повязку.
– Как это случилось? – спросил у мальчика хозяин дома, проницательным взглядом впиваясь в его избитое лицо. Логан отказался отвечать, потому что знал: если он хотя бы заикнется о том, что произошло, отец наверняка убьет его.
Много лет спустя Логан не раз задавал себе вопрос: почему мать ни разу не попыталась утешить его, смягчить материнскими поцелуями боль и обиду? Наконец он пришел к выводу, что его мать всеми силами стремилась сохранить мир в доме и потому не могла уделять сыну слишком много внимания. Логан давно перестал искать в женщинах нежность, он не нуждался в утешениях и заботе. Женщины предназначены для того, чтобы развлекаться, а затем о них следует забывать.
Теперь, когда с Мадлен все решено, ему оставалось только одно – не замечать ее, пока не поправится Арлисс. Несомненно, Джулия будет возмущена, узнав, что он уволил девушку, но с этим он как-нибудь примирится. И кроме того, вскоре Джулия будет поглощена заботой о новорожденном малыше, а мысли о Мадлен Ридли отступят для нее на задний план, Вскоре все забудут о Мадлен, словно ее никогда и не существовало.
Логан почувствовал, как хмельное тепло растекается по его телу, вызывая привычное и приятное оцепенение. Именно этого он и добивался. Логан осторожно положил бутылку в ящик стола и тщательно запер его.
Глава 5
Мадлен легла спать пораньше, решив избежать ежевечерней беседы с миссис Флоренс. Боль, вызванная отказом мистера Скотта, была еще слишком остра.
Возможно, она поговорит о случившемся завтра или послезавтра, когда ей удастся взять себя в руки.
Вглядываясь широко раскрытыми глазами в темноту, Мадлен размышляла: стоит ли вообще возвращаться в «Столичный театр»? Мысль о новой встрече с мистером Скоттом казалась ей невыносимой. К сожалению, она пообещала герцогине помочь на репетициях, пока не встанет на ноги мисс Барри. Нарушить слово Мадлен не могла, но стоять напротив мистера Скотта на сцене и смотреть ему в глаза… Мадлен поморщилась, она не знала, выдержит ли такое испытание.
Впрочем, ей предстояло потерпеть всего несколько дней, а к тому времени мисс Барри наверняка поправится. Мадлен понимала: ей придется крепко держать себя в руках, чтобы не краснеть и не запинаться в присутствии мистера Скотта. Она должна выглядеть невозмутимой и хладнокровной.
Мадлен всю ночь ворочалась без сна, тщетно пытаясь отделаться от назойливых мыслей. Утром же проснулась обессиленная и разбитая, понимая, что более ужасного дня ей еще не доводилось переживать. Конечно, не она первая потерпела фиаско, пытаясь соблазнить мужчину, но, должно быть, ее подругам по несчастью удавалось на следующий день спокойно смотреть в глаза избраннику, словно ничего не произошло!
Одевшись, Мадлен уложила волосы тугим узлом на затылке и ухитрилась ускользнуть из дома прежде, чем миссис Флоренс успела подняться с постели.
В театре царило непривычное уныние; в репетиционных залах и мастерских стояла гробовая тишина. Выяснив, что утренняя репетиция отменена, Мадлен отправилась в костюмерную и тотчас же получила поручение от миссис Литлтон.
– Похоже, половина труппы слегла, – заметила дородная костюмерша; игла в ее пальцах так и мелькала. – Многие прислали посыльных: сообщили, что сегодня не придут в театр. Работы у меня не убавилось, а помощи ждать в общем-то не от кого.
Мадлен проработала в костюмерной почти все утро, радуясь временному перерыву во встречах с
Мистером Скоттом. А когда миссис Литлтон попросила ее принести эскизы костюмов из кабинета герцогини, она отправилась в главное здание театра и услышала у двери кабинета незнакомый мужской голос и мелодичный голосок Джулии. Мадлен остановилась у порога, не желая прерывать разговор.
– Довольно! – говорил мужчина. – Повторяю: оставьте этот проклятый театр!
– Здесь сейчас слишком много дел, – отвечала Джулия. – Еще один день, дорогой, ну, может быть, два… Я не могу уйти, когда предстоит еще…
– Ваше здоровье для меня дороже всего.
– Обещаю, со мной вес будет в порядке.
– Поедем домой, Джулия.
– Сначала я должна уложить вещи.
– Чуть позже я пришлю сюда слугу, и он привезет все, что вы пожелаете.
– Вы поступаете неразумно…
Последовала долгая пауза, а за ней – приглушенный звук, источник которого Мадлен не удалось определить. Затем мужчина вновь заговорил:
– Теперь у тебя пропало желание спорить со мной, Джулия?
– Да.
Еще никогда Мадлен не слышала такой покорности в голосе герцогини, обычно твердой и властной. Опасливо заглянув в дверь, Мадлен увидела, что Джулия стоит посреди кабинета, принимая страстные поцелуи темноволосого мужчины. Девушка догадалась, что этот мужчина – герцог Лидс, муж герцогини. Он с любовью и нежностью смотрел на жену. Его лицо было худым, смуглым и излучало своеобразную красоту. Очевидно, почувствовав постороннее присутствие, герцог настороженно оглянулся и уставился на Мадлен серыми глазами.
Вспыхнув, Мадлен шагнула вперед.
– Прошу прощения, кажется, я помешала…
– Все в порядке, Мэдди, – откликнулась по розовевшая Джулия, высвобождаясь из объятий
Мужа. Она представила герцога, и Мадлен чуть присела, делая книксен.
– Очень приятно познакомиться, – пробормотал герцог с дружелюбной улыбкой. – Мисс Ридли, я был бы вам крайне признателен, если бы вы помогли герцогине собрать все необходимые бумаги и книги: она покидает театр.
– Слушаюсь, ваша светлость. Джулия закатила глаза и вздохнула.
– Похоже, у меня нет выбора. Мэдди, пожалуйста, скажи мистеру Скотту, что мне необходимо немедленно поговорить с ним. Он провел все утро в кабинете, ломая голову над тем, кем заменить заболевших актеров.
Мысль о предстоящей встрече с мистером Скоттом ужаснула Мадлен. Однако она решительно кивнула. Разговор между герцогом и герцогиней возобновился, казалось, словесный поединок доставляет им обоим огромное удовольствие.
Мадлен подошла к кабинету мистера Скотта и помедлила, прислушиваясь. К ее досаде, из-за двери не доносилось ни звука. Надеясь, что мистер Скотт ушел, Мадлен тихонько постучала.
– Я занят! – раздался грозный рык.
Мадлен крепко сцепила на груди пальцы и уставилась на дверь. Собравшись с духом, она произнесла спокойным и сдержанным тоном:
– Мистер Скотт, герцогиня хочет поговорить с вами. Логан с минуту молчал.
– А, это вы, – проворчал он наконец.
– По-моему, герцогиня хотела сообщить вам, что она уходит. Герцог увозит ее домой. – Слова Мадлен вновь были встречены продолжительным молчанием. – В ее положении неразумно оставаться в театре. Теперь, когда столько членов труппы стали жертвами лихорадки, вы не станете…
– Пусть уходит! А теперь убирайтесь!
Мадлен с радостью повиновалась. Но, сделав несколько шагов, остановилась – голос мистера Скотта показался ей странным, в нем чувствовалось какое-то напряжение. Напряжение и усталость. Впрочем, ничего удивительного, размышляла Мадлен, ведь слегла почти вся труппа, и теперь на плечи мистера Скотта легло множество забот. Несмотря на его приказ уходить, на свою обиду и смущение, Мадлен вернулась к двери.
– Мистер Скотт, может быть, вам нужна помощь? Хотите, я заварю чай?
– Хотите помочь мне – лучше уходите, – отозвался Логан. – Я очень занят и не намерен отвлекаться.
– Хорошо, сэр. – Мадлен по-прежнему стояла у двери. В ней крепла уверенность, что стряслась беда: тишина в кабинете настораживала. Мистеру Скотту было несвойственно закрывать дверь в такой час дня, отгораживаясь от членов труппы. Взявшись за бронзовую дверную ручку, Мадлен закрыла глаза и глубоко вздохнула…
Скотт не заметил ее, хотя она подошла к нему вплотную. Он сидел за столом над кипой смятых и изорванных бумаг. Сидел, вытирая рукавом потный лоб. На нем не было ни сюртука, ни жилета, и его била дрожь, словно холодный воздух пробирался под тонкую льняную рубашку. Подавив надрывный кашель, Скотт выронил перо, забрызгав чернилами стол.
– Сэр, – негромко позвала девушка.
Скотт повернулся к ней, и тут Мадлен заметила, что его лицо все горит, а глаза потускнели. Казалось, что он смотрит на нее сквозь густой туман. Не задумываясь, Мадлен протянула руку и отвела со лба Логана влажную от пота прядь. Едва коснувшись пальцами его лба, она поняла, что у него сильный жар.
– Позвольте, я вам помогу, – сказала девушка, но Скотт, что-то проворчав сквозь зубы, отвернулся.
– Я должен составить новую программу. – Дрожащей рукой он потянулся к перу.
– У вас жар, мистер Скотт. Вам надо отправиться домой и лечь в постель.
– Я не болен. Я никогда не… – Он вздрогнул, едва Мадлен вновь коснулась его горячего лба. Затем закрыл глаза. – У вас слишком холодные пальцы, – прохрипел он, 112 отстраняя ее руку. – Черт, как гудит голова!
Мадлен не на шутку встревожилась. Неужели некому позаботиться о нем, присмотреть за ним во время болезни? Застыв в нерешительности, она смотрела на Скотта. Его била дрожь.
– Вам надо немедленно отправиться домой, сэр, – твердо заявила Мадлен. Она повторила эти слова несколько раз. Скотт поначалу возражал, но затем умолк, облокотившись локтем о стол. Другой рукой он стиснул запястье Мадлен. Девушка осторожно высвободила руку. – Подождите, я сейчас вернусь, – сказала она.
Логан не ответил. Он молча откинулся на спинку кресла.
На счастье Мадлен, мимо кабинета проходил Джефф, посыльный из мастерской. Она окликнула его, и мальчик сразу остановился, вопросительно глядя на девушку.
– Боюсь, мистер Скотт заболел, – объяснила Мадлен, указывая на полуоткрытую дверь за спиной. – Он должен немедленно уехать домой. Вы не могли бы попросить кого-нибудь подать его экипаж?
– Мистер Скотт заболел? – изумился мальчик, пропустив мимо ушей последние слова Мадлен. Мысль о болезни Скотта не укладывалась у него в голове.
– Это еще не все, – продолжала Мадлен. – Позаботьтесь, чтобы герцогиня немедленно уехала домой. Она не должна приближаться к мистеру Скотту, а ее положении лихорадка слишком опасна.
Мальчик опасливо покосился на дверь кабинета.
– А как же вы? – с тревогой в голосе спросил он. – Вам тоже надо держаться от него подальше.
– Будем надеяться, что меня лихорадка обойдет стороной, – поспешно проговорила Мадлен. – Иначе я бы уже давно заболела. Прошу вас, поспешите, Джефф. А я пока побуду с мистером Скоттом.
– Слушаюсь, мисс Мэдди. – Джефф с восхищением взглянул на девушку. – Вы только не сердитесь, мисс Мэдди, но вот что я вам скажу; вы просто ангел. Такой доброй и милой девушки я еще никогда не видывал.
Мадлен со смущенной улыбкой покачала головой:
– Спасибо, Джефф.
Вернувшись в кабинет, она нашла плащ Скотта и укутала его. Плотная шерстяная ткань согрела больного, но его по-прежнему била дрожь. Едва Скотт попытался подняться с кресла, Мадлен бросилась к нему.
– Не двигайтесь, сэр! Вы слишком слабы. Сейчас придут слуги и помогут вам.
– Я вполне способен уйти отсюда самостоятельно, – прорычал Скотт, отстраняя руки Мадлен.
– Я не удержу вас, если вы начнете падать, – сказала Мадлен. – А если вы упадете, не дойдя до экипажа, то можете пострадать. И потом, подумайте, в каком неловком положении вы окажетесь на виду у всех. Неужели вы хотите, чтобы члены труппы видели вас в таком состоянии?
Скотт оцепенел, и Мадлен поняла, что задела его за живое. Он не выносил даже малейших проявлений слабости в себе и любой ценой стремился сохранить свой образ – образ властного и несгибаемого человека. Опустив голову, он ждал. Ждал с таким подавленным видом, что Мадлен испугалась – Скотт был не похож сам на себя.
Мужчина в черной ливрее, расшитой серебром, появился на пороге кабинета через несколько минут, но Мадлен показалось, что она ждала его целую вечность. Слуга старался казаться невозмутимым, но не сумел скрыть своего изумления, его глаза расширились, едва он увидел Скотта. Девушка попросила слугу помочь Скотту подняться, и тот повиновался, хотя, похоже, не верил собственным глазам: по-видимому, Скотт так удачно поддерживал однажды созданный образ, что все, даже его слуги, забыли о том, что он, в сущности, всего лишь человек.
У кабинета собралась группа актеров и служителей театра; на их лицах отражались самые разные чувства – от тревоги до любопытства.
– Пожалуй, вам лучше отойти, – сказала Мадлен, выходя из кабинета первой. – Иначе кто-нибудь из вас наверняка заразится.
Все тотчас же последовали ее совету и отступили на почтительное расстояние.
– Что же теперь будет? – спросил бутафор, как бы размышляя вслух. – Кто станет управлять театром? Ведь герцогиня уехала, а мистер Скотт заболел…
– Я спрошу у мистера Скотта, – пообещала девушка и вернулась в кабинет.
Слуга помог хозяину встать. Лицо Скотта приобрело пепельный оттенок. Он обвел взглядом комнату. Наконец посмотрел на Мадлен.
– Сэр, – проговорила она, – надо ли сообщить всем, что во время вашего отсутствия театром будет управлять мистер Беннетт?
Мистер Беннетт был помощником режиссера. Он брал на себя общие вопросы репетиций и улаживал споры, когда герцогиня и владелец театра были слишком заняты другими делами. Скотт уставился на Мадлен затуманенными лихорадкой глазами. Ей показалось, что он не понял вопроса. Но Скотт наконец молча кивнул.
Вновь выйдя из кабинета, Мадлен передала распоряжение Скотта. Сам он, опираясь на плечо слуги, вышел минуту спустя. Хотя ему было очень плохо, он все же держался на ногах.
Мадлен направилась к черному ходу. Она слышала за спиной хриплое дыхание Скотта, слышала его неуверенные шаги – было совершенно очевидно, что долго ему не продержаться, К тому же слуга выказывал явные признаки утомления, ему становилось все труднее поддерживать хозяина.
– Потерпите еще немного, – 'сказала Мадлен, обращаясь к слуге.
Наконец они добрались до черного хода и вышли на улицу. Ледяной ветер мгновенно пробрался под платье Мадлен, обжег ее щеки. Второй слуга открыл дверцу экипажа, отделанного бронзой и черным лаком. Из ноздрей гнедых жеребцов, составлявших упряжку экипажа, вылетал пар, клубящийся в морозном воздухе. Слуга опустил ступеньку и вопросительно взглянул на девушку.
Мадлен медлила, с восхищением глядя на роскошный экипаж. Она не имела права самовольно
Присоединяться к Скотту. Но ведь ему могла понадобиться ее помощь…
Мадлен поспешно забралась в экипаж, чтобы не передумать. Опустившись на бархатное сиденье, она с облегчением вздохнула – внутри не чувствовался пронизывающий ветер. Слуга помог Скотту сесть рядом с девушкой. Скотт откинулся на спинку сиденья. Он был смертельно бледен. Плащ сполз с плеч Логана, и Мадлен поправила его. Глубоко вздохнув, больной снова закашлялся.
Экипаж мягко тронулся с места и покатил прочь от театра. Такой изысканной отделки кареты Мадлен еще не доводилось видеть – это было сочетание полированного дерева с бархатной обивкой кофейного оттенка и изящным орнаментом, нанесенным золотом на потолок. Экипаж Скотта произвел бы впечатление даже на отца Мадлен, который мог гордиться своими каретами.
Девушка перевела взгляд на больного – он казался беспомощным поверженным львом. Карета подпрыгнула на ухабе, и Скотт застонал. Мадлен машинально потянулась к нему и приложила холодную ладонь к его лбу.
Казалось, ее прикосновение на время привело Скотта в чувство, его затуманенные глаза приоткрылись.
– Мэдди… – пробормотал он, стиснув зубы, пытаясь унять дрожь.
– Да, мистер Скотт? – Мадлен провела ладонью по его щеке, осторожно притрагиваясь к сухой от жара коже.
– Напрасно вы… поехали со мной.
– Извините. – Мадлен отдернула руку. – Я знаю, вы оберегаете свое уединение. Но вам незачем беспокоиться, сэр. Я не задержусь у вас, просто хочу убедиться, что с вами все в порядке.
– Дело не в этом… – Он стиснул зубы, его вновь била дрожь. – Но вы можете заразиться…
Мадлен в изумлении уставилась, на Скотта: немногие, находясь в таком состоянии, способны заботиться о других людях. Тронутая его заботой, она улыбнулась.
– Я не жалуюсь на здоровье, мистер Скотт.
Скотт был слишком слаб, чтобы спорить. Он закрыл глаза и снова откинулся на спинку сиденья. Мадлен задумалась, стараясь вспомнить, что делала няня, когда они с сестрами хворали. Кажется, она согревала их, ставила горчичники на грудь. И еще прикладывала к ногам нагретый мыльный камень, поила бульоном и кормила хлебом, смоченным в молоке. А для лечения кашля няня использовала старое испытанное средство – лимонный сироп и сладкое миндальное масло… В конце концов Мадлен поняла, что ей недостает познаний в медицине. Она вздохнула, досадуя на свое невежество.
Экипаж, миновав каменные столбы ворот, украшенные бронзовыми грифонами, катил теперь по тихому кварталу, расположенному неподалеку от Сент-Джеймс-сквср. Мадлен приникла к окну; они ехали по обсаженной деревьями аллее, и уже был виден огромный особняк с колоннами.
Наконец карета замедлила ход. Один из слуг спрыгнул с запяток и взбежал на крыльцо. Он принялся отчаянно молотить кулаком в двустворчатые двери. Одна створка приоткрылась, и вскоре карету окружили слуги.
Паренек в плотной куртке и кепке помог кучеру увести в конюшню лошадей. Двое других слуг с трудом вытащили из кареты мистера Скотта. Подхватив больного под руки, они внесли его в особняк. Мадлен вошла следом. Она чувствовала себя так, словно вступила на запретную территорию, вторглась туда, куда Скотт ни за что не впустил бы ее, будь он здоров.
Они вошли в великолепный холл, освещенный хрустальной люстрой, подвески которой свисали изящными гроздьями. Из холла открывалась дверь в соседнюю комнату, где почтенного вида домоправительница отдавала распоряжения целой свите горничных.
– Принесите чистые простыни и воду, – говорила она. – Тильда, найди мой медицинский саквояж, и пусть Гвен принесет банку с пиявками, должно быть, они понадобятся доктору,
А седовласый дворецкий отдавал распоряжения слугам-мужчинам. Одним он велел принести бренди и виски, другим помочь камердинеру уложить хозяина в постель. Мадлен же стояла в стороне, беспомощно глядя, как Скотта уносят вверх по лестнице из белого и серого мрамора, изгибающейся в виде подковы.
Наконец домоправительница заметила девушку и представилась, назвавшись миссис Бичем.
– Прошу простить нас, мисс…
– Ридли.
– Прошу прощения, мисс Ридли, но боюсь, сейчас все мы слишком заняты. Такое редко случается в этом доме.
– Понимаю, – кивнула Мадлен.
Домоправительница внимательно оглядела ее, очевидно, пытаясь понять, кто Мадлен такая и как она познакомилась с мистером Скоттом. Однако миссис Бичем все же воздержалась от расспросов.
Возможно, она поговорит о случившемся завтра или послезавтра, когда ей удастся взять себя в руки.
Вглядываясь широко раскрытыми глазами в темноту, Мадлен размышляла: стоит ли вообще возвращаться в «Столичный театр»? Мысль о новой встрече с мистером Скоттом казалась ей невыносимой. К сожалению, она пообещала герцогине помочь на репетициях, пока не встанет на ноги мисс Барри. Нарушить слово Мадлен не могла, но стоять напротив мистера Скотта на сцене и смотреть ему в глаза… Мадлен поморщилась, она не знала, выдержит ли такое испытание.
Впрочем, ей предстояло потерпеть всего несколько дней, а к тому времени мисс Барри наверняка поправится. Мадлен понимала: ей придется крепко держать себя в руках, чтобы не краснеть и не запинаться в присутствии мистера Скотта. Она должна выглядеть невозмутимой и хладнокровной.
Мадлен всю ночь ворочалась без сна, тщетно пытаясь отделаться от назойливых мыслей. Утром же проснулась обессиленная и разбитая, понимая, что более ужасного дня ей еще не доводилось переживать. Конечно, не она первая потерпела фиаско, пытаясь соблазнить мужчину, но, должно быть, ее подругам по несчастью удавалось на следующий день спокойно смотреть в глаза избраннику, словно ничего не произошло!
Одевшись, Мадлен уложила волосы тугим узлом на затылке и ухитрилась ускользнуть из дома прежде, чем миссис Флоренс успела подняться с постели.
В театре царило непривычное уныние; в репетиционных залах и мастерских стояла гробовая тишина. Выяснив, что утренняя репетиция отменена, Мадлен отправилась в костюмерную и тотчас же получила поручение от миссис Литлтон.
– Похоже, половина труппы слегла, – заметила дородная костюмерша; игла в ее пальцах так и мелькала. – Многие прислали посыльных: сообщили, что сегодня не придут в театр. Работы у меня не убавилось, а помощи ждать в общем-то не от кого.
Мадлен проработала в костюмерной почти все утро, радуясь временному перерыву во встречах с
Мистером Скоттом. А когда миссис Литлтон попросила ее принести эскизы костюмов из кабинета герцогини, она отправилась в главное здание театра и услышала у двери кабинета незнакомый мужской голос и мелодичный голосок Джулии. Мадлен остановилась у порога, не желая прерывать разговор.
– Довольно! – говорил мужчина. – Повторяю: оставьте этот проклятый театр!
– Здесь сейчас слишком много дел, – отвечала Джулия. – Еще один день, дорогой, ну, может быть, два… Я не могу уйти, когда предстоит еще…
– Ваше здоровье для меня дороже всего.
– Обещаю, со мной вес будет в порядке.
– Поедем домой, Джулия.
– Сначала я должна уложить вещи.
– Чуть позже я пришлю сюда слугу, и он привезет все, что вы пожелаете.
– Вы поступаете неразумно…
Последовала долгая пауза, а за ней – приглушенный звук, источник которого Мадлен не удалось определить. Затем мужчина вновь заговорил:
– Теперь у тебя пропало желание спорить со мной, Джулия?
– Да.
Еще никогда Мадлен не слышала такой покорности в голосе герцогини, обычно твердой и властной. Опасливо заглянув в дверь, Мадлен увидела, что Джулия стоит посреди кабинета, принимая страстные поцелуи темноволосого мужчины. Девушка догадалась, что этот мужчина – герцог Лидс, муж герцогини. Он с любовью и нежностью смотрел на жену. Его лицо было худым, смуглым и излучало своеобразную красоту. Очевидно, почувствовав постороннее присутствие, герцог настороженно оглянулся и уставился на Мадлен серыми глазами.
Вспыхнув, Мадлен шагнула вперед.
– Прошу прощения, кажется, я помешала…
– Все в порядке, Мэдди, – откликнулась по розовевшая Джулия, высвобождаясь из объятий
Мужа. Она представила герцога, и Мадлен чуть присела, делая книксен.
– Очень приятно познакомиться, – пробормотал герцог с дружелюбной улыбкой. – Мисс Ридли, я был бы вам крайне признателен, если бы вы помогли герцогине собрать все необходимые бумаги и книги: она покидает театр.
– Слушаюсь, ваша светлость. Джулия закатила глаза и вздохнула.
– Похоже, у меня нет выбора. Мэдди, пожалуйста, скажи мистеру Скотту, что мне необходимо немедленно поговорить с ним. Он провел все утро в кабинете, ломая голову над тем, кем заменить заболевших актеров.
Мысль о предстоящей встрече с мистером Скоттом ужаснула Мадлен. Однако она решительно кивнула. Разговор между герцогом и герцогиней возобновился, казалось, словесный поединок доставляет им обоим огромное удовольствие.
Мадлен подошла к кабинету мистера Скотта и помедлила, прислушиваясь. К ее досаде, из-за двери не доносилось ни звука. Надеясь, что мистер Скотт ушел, Мадлен тихонько постучала.
– Я занят! – раздался грозный рык.
Мадлен крепко сцепила на груди пальцы и уставилась на дверь. Собравшись с духом, она произнесла спокойным и сдержанным тоном:
– Мистер Скотт, герцогиня хочет поговорить с вами. Логан с минуту молчал.
– А, это вы, – проворчал он наконец.
– По-моему, герцогиня хотела сообщить вам, что она уходит. Герцог увозит ее домой. – Слова Мадлен вновь были встречены продолжительным молчанием. – В ее положении неразумно оставаться в театре. Теперь, когда столько членов труппы стали жертвами лихорадки, вы не станете…
– Пусть уходит! А теперь убирайтесь!
Мадлен с радостью повиновалась. Но, сделав несколько шагов, остановилась – голос мистера Скотта показался ей странным, в нем чувствовалось какое-то напряжение. Напряжение и усталость. Впрочем, ничего удивительного, размышляла Мадлен, ведь слегла почти вся труппа, и теперь на плечи мистера Скотта легло множество забот. Несмотря на его приказ уходить, на свою обиду и смущение, Мадлен вернулась к двери.
– Мистер Скотт, может быть, вам нужна помощь? Хотите, я заварю чай?
– Хотите помочь мне – лучше уходите, – отозвался Логан. – Я очень занят и не намерен отвлекаться.
– Хорошо, сэр. – Мадлен по-прежнему стояла у двери. В ней крепла уверенность, что стряслась беда: тишина в кабинете настораживала. Мистеру Скотту было несвойственно закрывать дверь в такой час дня, отгораживаясь от членов труппы. Взявшись за бронзовую дверную ручку, Мадлен закрыла глаза и глубоко вздохнула…
Скотт не заметил ее, хотя она подошла к нему вплотную. Он сидел за столом над кипой смятых и изорванных бумаг. Сидел, вытирая рукавом потный лоб. На нем не было ни сюртука, ни жилета, и его била дрожь, словно холодный воздух пробирался под тонкую льняную рубашку. Подавив надрывный кашель, Скотт выронил перо, забрызгав чернилами стол.
– Сэр, – негромко позвала девушка.
Скотт повернулся к ней, и тут Мадлен заметила, что его лицо все горит, а глаза потускнели. Казалось, что он смотрит на нее сквозь густой туман. Не задумываясь, Мадлен протянула руку и отвела со лба Логана влажную от пота прядь. Едва коснувшись пальцами его лба, она поняла, что у него сильный жар.
– Позвольте, я вам помогу, – сказала девушка, но Скотт, что-то проворчав сквозь зубы, отвернулся.
– Я должен составить новую программу. – Дрожащей рукой он потянулся к перу.
– У вас жар, мистер Скотт. Вам надо отправиться домой и лечь в постель.
– Я не болен. Я никогда не… – Он вздрогнул, едва Мадлен вновь коснулась его горячего лба. Затем закрыл глаза. – У вас слишком холодные пальцы, – прохрипел он, 112 отстраняя ее руку. – Черт, как гудит голова!
Мадлен не на шутку встревожилась. Неужели некому позаботиться о нем, присмотреть за ним во время болезни? Застыв в нерешительности, она смотрела на Скотта. Его била дрожь.
– Вам надо немедленно отправиться домой, сэр, – твердо заявила Мадлен. Она повторила эти слова несколько раз. Скотт поначалу возражал, но затем умолк, облокотившись локтем о стол. Другой рукой он стиснул запястье Мадлен. Девушка осторожно высвободила руку. – Подождите, я сейчас вернусь, – сказала она.
Логан не ответил. Он молча откинулся на спинку кресла.
На счастье Мадлен, мимо кабинета проходил Джефф, посыльный из мастерской. Она окликнула его, и мальчик сразу остановился, вопросительно глядя на девушку.
– Боюсь, мистер Скотт заболел, – объяснила Мадлен, указывая на полуоткрытую дверь за спиной. – Он должен немедленно уехать домой. Вы не могли бы попросить кого-нибудь подать его экипаж?
– Мистер Скотт заболел? – изумился мальчик, пропустив мимо ушей последние слова Мадлен. Мысль о болезни Скотта не укладывалась у него в голове.
– Это еще не все, – продолжала Мадлен. – Позаботьтесь, чтобы герцогиня немедленно уехала домой. Она не должна приближаться к мистеру Скотту, а ее положении лихорадка слишком опасна.
Мальчик опасливо покосился на дверь кабинета.
– А как же вы? – с тревогой в голосе спросил он. – Вам тоже надо держаться от него подальше.
– Будем надеяться, что меня лихорадка обойдет стороной, – поспешно проговорила Мадлен. – Иначе я бы уже давно заболела. Прошу вас, поспешите, Джефф. А я пока побуду с мистером Скоттом.
– Слушаюсь, мисс Мэдди. – Джефф с восхищением взглянул на девушку. – Вы только не сердитесь, мисс Мэдди, но вот что я вам скажу; вы просто ангел. Такой доброй и милой девушки я еще никогда не видывал.
Мадлен со смущенной улыбкой покачала головой:
– Спасибо, Джефф.
Вернувшись в кабинет, она нашла плащ Скотта и укутала его. Плотная шерстяная ткань согрела больного, но его по-прежнему била дрожь. Едва Скотт попытался подняться с кресла, Мадлен бросилась к нему.
– Не двигайтесь, сэр! Вы слишком слабы. Сейчас придут слуги и помогут вам.
– Я вполне способен уйти отсюда самостоятельно, – прорычал Скотт, отстраняя руки Мадлен.
– Я не удержу вас, если вы начнете падать, – сказала Мадлен. – А если вы упадете, не дойдя до экипажа, то можете пострадать. И потом, подумайте, в каком неловком положении вы окажетесь на виду у всех. Неужели вы хотите, чтобы члены труппы видели вас в таком состоянии?
Скотт оцепенел, и Мадлен поняла, что задела его за живое. Он не выносил даже малейших проявлений слабости в себе и любой ценой стремился сохранить свой образ – образ властного и несгибаемого человека. Опустив голову, он ждал. Ждал с таким подавленным видом, что Мадлен испугалась – Скотт был не похож сам на себя.
Мужчина в черной ливрее, расшитой серебром, появился на пороге кабинета через несколько минут, но Мадлен показалось, что она ждала его целую вечность. Слуга старался казаться невозмутимым, но не сумел скрыть своего изумления, его глаза расширились, едва он увидел Скотта. Девушка попросила слугу помочь Скотту подняться, и тот повиновался, хотя, похоже, не верил собственным глазам: по-видимому, Скотт так удачно поддерживал однажды созданный образ, что все, даже его слуги, забыли о том, что он, в сущности, всего лишь человек.
У кабинета собралась группа актеров и служителей театра; на их лицах отражались самые разные чувства – от тревоги до любопытства.
– Пожалуй, вам лучше отойти, – сказала Мадлен, выходя из кабинета первой. – Иначе кто-нибудь из вас наверняка заразится.
Все тотчас же последовали ее совету и отступили на почтительное расстояние.
– Что же теперь будет? – спросил бутафор, как бы размышляя вслух. – Кто станет управлять театром? Ведь герцогиня уехала, а мистер Скотт заболел…
– Я спрошу у мистера Скотта, – пообещала девушка и вернулась в кабинет.
Слуга помог хозяину встать. Лицо Скотта приобрело пепельный оттенок. Он обвел взглядом комнату. Наконец посмотрел на Мадлен.
– Сэр, – проговорила она, – надо ли сообщить всем, что во время вашего отсутствия театром будет управлять мистер Беннетт?
Мистер Беннетт был помощником режиссера. Он брал на себя общие вопросы репетиций и улаживал споры, когда герцогиня и владелец театра были слишком заняты другими делами. Скотт уставился на Мадлен затуманенными лихорадкой глазами. Ей показалось, что он не понял вопроса. Но Скотт наконец молча кивнул.
Вновь выйдя из кабинета, Мадлен передала распоряжение Скотта. Сам он, опираясь на плечо слуги, вышел минуту спустя. Хотя ему было очень плохо, он все же держался на ногах.
Мадлен направилась к черному ходу. Она слышала за спиной хриплое дыхание Скотта, слышала его неуверенные шаги – было совершенно очевидно, что долго ему не продержаться, К тому же слуга выказывал явные признаки утомления, ему становилось все труднее поддерживать хозяина.
– Потерпите еще немного, – 'сказала Мадлен, обращаясь к слуге.
Наконец они добрались до черного хода и вышли на улицу. Ледяной ветер мгновенно пробрался под платье Мадлен, обжег ее щеки. Второй слуга открыл дверцу экипажа, отделанного бронзой и черным лаком. Из ноздрей гнедых жеребцов, составлявших упряжку экипажа, вылетал пар, клубящийся в морозном воздухе. Слуга опустил ступеньку и вопросительно взглянул на девушку.
Мадлен медлила, с восхищением глядя на роскошный экипаж. Она не имела права самовольно
Присоединяться к Скотту. Но ведь ему могла понадобиться ее помощь…
Мадлен поспешно забралась в экипаж, чтобы не передумать. Опустившись на бархатное сиденье, она с облегчением вздохнула – внутри не чувствовался пронизывающий ветер. Слуга помог Скотту сесть рядом с девушкой. Скотт откинулся на спинку сиденья. Он был смертельно бледен. Плащ сполз с плеч Логана, и Мадлен поправила его. Глубоко вздохнув, больной снова закашлялся.
Экипаж мягко тронулся с места и покатил прочь от театра. Такой изысканной отделки кареты Мадлен еще не доводилось видеть – это было сочетание полированного дерева с бархатной обивкой кофейного оттенка и изящным орнаментом, нанесенным золотом на потолок. Экипаж Скотта произвел бы впечатление даже на отца Мадлен, который мог гордиться своими каретами.
Девушка перевела взгляд на больного – он казался беспомощным поверженным львом. Карета подпрыгнула на ухабе, и Скотт застонал. Мадлен машинально потянулась к нему и приложила холодную ладонь к его лбу.
Казалось, ее прикосновение на время привело Скотта в чувство, его затуманенные глаза приоткрылись.
– Мэдди… – пробормотал он, стиснув зубы, пытаясь унять дрожь.
– Да, мистер Скотт? – Мадлен провела ладонью по его щеке, осторожно притрагиваясь к сухой от жара коже.
– Напрасно вы… поехали со мной.
– Извините. – Мадлен отдернула руку. – Я знаю, вы оберегаете свое уединение. Но вам незачем беспокоиться, сэр. Я не задержусь у вас, просто хочу убедиться, что с вами все в порядке.
– Дело не в этом… – Он стиснул зубы, его вновь била дрожь. – Но вы можете заразиться…
Мадлен в изумлении уставилась, на Скотта: немногие, находясь в таком состоянии, способны заботиться о других людях. Тронутая его заботой, она улыбнулась.
– Я не жалуюсь на здоровье, мистер Скотт.
Скотт был слишком слаб, чтобы спорить. Он закрыл глаза и снова откинулся на спинку сиденья. Мадлен задумалась, стараясь вспомнить, что делала няня, когда они с сестрами хворали. Кажется, она согревала их, ставила горчичники на грудь. И еще прикладывала к ногам нагретый мыльный камень, поила бульоном и кормила хлебом, смоченным в молоке. А для лечения кашля няня использовала старое испытанное средство – лимонный сироп и сладкое миндальное масло… В конце концов Мадлен поняла, что ей недостает познаний в медицине. Она вздохнула, досадуя на свое невежество.
Экипаж, миновав каменные столбы ворот, украшенные бронзовыми грифонами, катил теперь по тихому кварталу, расположенному неподалеку от Сент-Джеймс-сквср. Мадлен приникла к окну; они ехали по обсаженной деревьями аллее, и уже был виден огромный особняк с колоннами.
Наконец карета замедлила ход. Один из слуг спрыгнул с запяток и взбежал на крыльцо. Он принялся отчаянно молотить кулаком в двустворчатые двери. Одна створка приоткрылась, и вскоре карету окружили слуги.
Паренек в плотной куртке и кепке помог кучеру увести в конюшню лошадей. Двое других слуг с трудом вытащили из кареты мистера Скотта. Подхватив больного под руки, они внесли его в особняк. Мадлен вошла следом. Она чувствовала себя так, словно вступила на запретную территорию, вторглась туда, куда Скотт ни за что не впустил бы ее, будь он здоров.
Они вошли в великолепный холл, освещенный хрустальной люстрой, подвески которой свисали изящными гроздьями. Из холла открывалась дверь в соседнюю комнату, где почтенного вида домоправительница отдавала распоряжения целой свите горничных.
– Принесите чистые простыни и воду, – говорила она. – Тильда, найди мой медицинский саквояж, и пусть Гвен принесет банку с пиявками, должно быть, они понадобятся доктору,
А седовласый дворецкий отдавал распоряжения слугам-мужчинам. Одним он велел принести бренди и виски, другим помочь камердинеру уложить хозяина в постель. Мадлен же стояла в стороне, беспомощно глядя, как Скотта уносят вверх по лестнице из белого и серого мрамора, изгибающейся в виде подковы.
Наконец домоправительница заметила девушку и представилась, назвавшись миссис Бичем.
– Прошу простить нас, мисс…
– Ридли.
– Прошу прощения, мисс Ридли, но боюсь, сейчас все мы слишком заняты. Такое редко случается в этом доме.
– Понимаю, – кивнула Мадлен.
Домоправительница внимательно оглядела ее, очевидно, пытаясь понять, кто Мадлен такая и как она познакомилась с мистером Скоттом. Однако миссис Бичем все же воздержалась от расспросов.