И, осененная внезапной догадкой, с удвоенным интересом уставилась на попутчика, который так и оставил шляпу на сиденье, а сам устроился рядом с ведьмой.
   – Откуда вам все это известно, Нэйд? Вы, часом, не из Отдела?
   – Откуда-откуда? – казалось, он искренне удивлен.
   Но вот хитрый блеск в глазах… Малика хмыкнула.
   – Не притворяйтесь. Вы из отдела Расследования ЗабытыхПреступлений? Иначе откуда бы вам знать столько о призраках и лунниках?
   – Ах, вы об этом, – протянул Нэйд и улыбнулся, – нет, конечно же. Я самый обычный этерниец… Только имею возможность много читать. Могу, знаете ли, себе позволить эту роскошь.
   – О, извините, – Малика смутилась.
   Нет, ну это надо – так глупо выдать собственную принадлежность к «волшбу творящим»?!! Теперь… наверняка этот… Нэйд отсядет от нее подальше, нахлобучит шляпу и притворится спящим.
   – Так, значит, вы – ведьма, – осторожно уточнил он, заглядывая Малике в глаза.
   – А вы, значит, «честный этерниец», – в тон ему ответила она.
   – Не настолько честный, как вам кажется.
   Удивительно, но Нэйд вовсе не предпринимал попыток сбежать.
   – Говорят, у меня в роду были колдуны, – почти шепотом добавил он, – так что, быть может, и я сам… в какой-то мере…
   – Но Дар еще не проявил себя, – Малика понимающе кивнула.
   Что ж, тем лучше. Колдуны в роду – это хорошо. И она не будет чувствовать себя экспонатом на выставке.
   – Да, не проявил. Я не могу похвастать ни одним из «сомнительных талантов».
   Нэйд вздохнул, провел пальцами по волосам, отбрасывая их назад. И, как бы невзначай, поинтересовался:
   – Так куда вы направляетесь, Малика?
   – В Блюменс.
   – Да?!!
   И – тягостное молчание. Словно ответ Малики неприятно поразил Нэйда.
   – А что? Разве это плохо?
   Теперь уже ей казалось, что Нэйд тщательно скрывает волнение. Как странно – он ничуть не удивился, когда узнал о ее принадлежности к ведьмам, и взволновался, едва услыхав про Блюменс.
   – Я не говорил, что это плохо, – натянуто улыбнулся он, дергая пуговицу на жилете, – просто… совпадение.
   – А-а, – Малика даже обрадовалась, – вы тоже?.. едете туда?
   Нэйд поспешно отвернулся к окну.
   – Почти. Мне нужно сойти не доезжая. Но я много раз бывал там, можно сказать – мое любимое местечко во всей Этернии.
   Малика промолчала. Снова проснулась птица-тревога, простирая крылья до самого горизонта. Но теперь… Ведьме вдруг померещилось, что тень нависла над головой Нэйда. Опасность, мутная, внезапная…
   – Будьте осторожны, когда прибудете на место, – пробормотала она.
   Нэйд взглянул на нее исподлобья.
   – Вы что-то увидели? Что?
   – Я не могу прорицать, – просто ответила Малика, – но мне показалось… Мне стало как-то тревожно за вас.
   Он кивнул и вновь отвернулся. Затем, помолчав, спросил веселым и непринужденным тоном.
   – Малика, раз уж вы проговорились, я бы очень хотел послушать про отдел расследования забытых преступлений.
   – Не думаю, что вам, почти честному этернийцу , это будет интересно.
   Получилось грубо. Малика и сама не ожидала, что так разозлится. Но каждый раз, когда ее начинали сочувственно расспрашивать про ведьмину жизнь, она ощущала себя уродцем на ярмарке. А это, простите, уже неприятно. Совсем, даже немного больно – когда вот такие сердобольные и любопытные жалельщики подглядывают в замочную скважину твоей жизни.
   – Еще как интересно, – он улыбнулся и вдруг осторожно взял ее за руку, – поверьте… Это будет самой увлекательной ночью в моей жизни.
   – Неужели прочие так скучны? – ведьма высвободила руку. Ну зачем лишний раз напоминать ей о том, что никто не захочет связать свою судьбу с ведьмой?
   Нэйд пожал плечами.
   – У меня небольшое поместье к югу от Пражена, садовник, кухарка и экономка. Каждый день похож на предыдущий, и каждая ночь в точности повторяет ту, что была до этого. По ночам, моя дорогая Малика, я сплю. Так сжальтесь надо мной, развейте скуку!
   – Только потом не говорите, что я не дала вам отдохнуть, – буркнула ведьма.
   Она начинала чувствовать расположение к Нэйду, и это было очень плохо: тем острее потом кольнет одиночество… Когда приятный попутчик сойдет на своей станции.
* * *
   Вся беда в том, что Малика даже не знала, что рассказать об упомянутом отделе. Не потому, что давала обет молчания, вовсе нет: работа отдела была столь проста, что и скрывать что-либо не имело смысла. Предмет сомнения заключался в том, что весь смысл существования отдела можно было изложить в двух рукописных строках. А что можно выудить из них любопытного? Да ничего.
   – Вы, вероятно знаете, что Этерния знавала далеко не лучшие времена, – осторожно начала она.
   Губы Нэйда дрогнули в ироничной усмешке.
   – Еще бы, госпожа Малика, еще бы! Немало ценного леса извели на костры, об этом теперь любят говорить в университетах. А когда жгли, простите, ведьм – никому и в голову не приходило, что этого не стоит делать!
   – Возможно, наказанием стала лунная немочь и нежить, – она невольно улыбнулась той горячности, с которой этот этерниец порицал события недалекого прошлого. Интересно, сам бы он смог встать на защиту лунника?
   – Все, что мы делаем, возвращается к нам же, – Нэйд откинулся на спинку сиденья, – простите, я перебил вас. Продолжайте, прошу!
   Малика пожала плечами, при этом дилижанс основательно тряхнуло на ухабе. Еще чуть-чуть, и она снова оказалась в объятиях Нэйда.
   «Вот еще, что за глупости», – ведьма нахмурилась и механически запахнула на груди шаль.
   – То, что я сейчас скажу, не является тайной отдела, – сказала она, – мы занимаемся тем, что выдворяем особо ретивую нежить за пределы Этернии. Упокаиваем тех, кто вернулся в обличье вампира, или поднялся из могилы скелетом. Или, наконец, досаждает людям как воющий и швыряющийся тарелками призрак. Забытое преступление порождает их. Преступление, которое так и осталось нераскрытой тайной для всех, а потом и вовсе забылось, затерялось в веках. Трагедия. Кровь…
   Ей показалось, что Нэйд стал внимательно вслушиваться в каждое ее слово.
   – Специальные ритуалы, а? Как можно умиротворить привидение?
   Малика усмехнулась. Ритуалы… Вот все, что отличает простого этернийца от ведьмака. Их не жгли, не убивали, не сажали на кол. Им не понять того жгучего чувства обиды, никогда не познать столь чудовищной несправедливости.
   – Самый простой ритуал, Нэйд, это дать призраку то, чего он желает, – тихо произнесла Малика, – как думаете, чего может хотеть сгусток эфира, сохранивший память, чувства… и, может быть, даже толику разума, которые когда-то принадлежали безвинно убитому человеку?
   Он помолчал, внимательно глядя в глаза Малике.
   – Справедливости, Нэйд, справедливости. Все они хотят, чтобы их смерть была отомщена.
   – Но как можно отомстить тем, кто, возможно, умерли уже давно?
   Малика пожала плечами.
   – А здесь уже случается по-разному. Бывает, что достаточно императорского вердикта, который бы устанавливал того или иного призрака невиновным. Но государю не до того, он передал все полномочия отделу.
   – Очевидно, это самое простое, что можно придумать? – задумчиво пробормотал Нэйд.
   – Разумеется. Иногда приходится проводить настоящее расследование, чтобы установить, кто был истинным виновником происшедшего несчастья. А иногда, простите, нам приходится давать самому призраку возможность отомстить виновному, и тогда он уходит сам, вполне удовлетворенный.
   – Странно. – глаза Нэйда заблестели, выдавая волнение, – я полагал, что призрак и без помощи может настигнуть обидчика.
   – Не всегда, – Малика махнула рукой, – здесь, простите, слишком много путей развития событий, и я вам просто не смогу все изложить. В каждом случае мы подбираем свою тактику, иногда приходится перебрать десяток стратегий, прежде чем что-то сработает…
   – Это только с призраками. А как же прочая нежить?
   – Я занимаюсь только призраками, – улыбнулась Малика.
   Дилижанс мягко покачивался, продвигаясь сквозь весеннюю ночь. И ведьма вдруг почувствовала острое сожаление о том, что уносит он ее не к беспечным каникулам, а к новому и, возможно, опасному, делу.
   – Вы, наверное, едете отдыхать? – помолчав, спросил Нэйд.
   – Пытаюсь совмещать отдых и работу, – в углу завозились близняшки, и Малика перешла на громкий шепот, – мне прислали одно очень интересное письмо с просьбой о помощи.
   – Из Блюменса?
   – Да.
   От ее взгляда не ускользнуло внезапное волнение Нэйда. Нет, все-таки этот приятный мужчина что-то задумал. И это «что-то» скорее всего имело отношение к тому же местечку, куда она отправлялась.
   – Я слыхал, что лет сто пятьдесят тому назад Ирисовые пустоши считались проклятым местом, – задумчиво проговорил Нэйд, с преувеличенным вниманием разглядывая свою шляпу.
   – Возможно. Иначе там не шалил бы призрак, о котором мне написали.
   – И что же, вы собираетесь заняться его изгнанием? – руки Нэйда беспокойно мяли черный фетр, но лицо окаменело.
   – Это зависит от обстоятельств, – сдержанно ответила Малика.
   Ей все больше казалось, что Нэйд не так-то прост. Конечно, выдавать он себя мог за кого угодно, а там… кто знает, что за узел завязался близ Ирисовых пустошей?
   Он быстро наклонился к ее уху и прошептал скороговоркой:
   – Вы такая милая молодая леди. Сколько мне заплатить вам, чтобы бы вернулись домой, не доезжая до Блюменса?
   А, вот до чего дело дошло!
   Значит, господин, назвавшийся Нэйдом, совсем не хочет, чтобы в провинции ошивалась изгоняющая призраков? Любопытно…
   Малика отстранилась, даже отодвинулась в угол. Проклятье! А вдруг он захочет ее придушить? Прямо здесь, в дилижансе? Кто знает, что на уме у этого загадочного незнакомца? Она почти ощущала на своем горле железные пальцы. Конечно же, у Нэйда руки сильные, достаточно крепкие для того, чтобы убить… Дыхание сбилось, а сердце как будто замерло, словно чудом попало в ведерко со льдом.
   Малика с трудом перевела дыхание.
   «Не посмеет», – решила она, покосившись на дремлющих толстушек, – «только не здесь. Не задушит же он и тех двоих?»
   Страх прошел, просочился сквозь пальцы как песок. И – как напоминание – во рту остался мерзкий привкус ржавого железа.
   – Мне кажется, – с нажимом произнесла Малика, глядя в темные глаза Нэйда, – мне кажется, что человек вашего круга должен иметь хотя бы понятие о профессиональной гордости. Я ведь не ошиблась?
   Он взъерошил волосы, отвел их назад со лба. И, передразнивая, ответил:
   – Мне кажется, госпожа Малика, что человек вашего круга должен иметь понятие об элементарной осторожности. И если вам советуют держаться подальше от Блюменса… То имело бы смысл прислушаться к совету, данному от всего сердца. Вы совершаете ошибку, отправляясь туда.
   – Интересно, какую? – она запальчиво вздернула подбородок, – какое вам дело до призраков, Нэйд? И какое, простите, вам дело до одинокой ведьмы, которая этих призраков изгоняет?
   – Возвращайтесь домой, Малика, – повторил Нэйд.
   И ей померещилось, что в голосе его скользнула… нежность?..
   Ох, что за чепуха!
   – Я доберусь до Ирисовых пустошей, – твердо заверила она.
   – Хорошо, – быстро сказал Нэйд, нахлобучивая обратно шляпу, – я скажу вам… раз уж все так…
   Но в это мгновение дилижанс замедлил ход и остановился.
   – Станция Витхи-и-илл! – надсадно крикнул возница.
   Нэйд вдруг заколебался. Затем подхватил свой саквояж, туго чем-то набитый, и во мгновение ока очутился у выхода.
   – Возвращайтесь домой, – сказал он на прощание. И исчез в ночи.
   Малика поежилась. Было похоже на то, что неприятности начались еще на пути к пустошам.
* * *
   Остаток ночи она провела, забившись в угол и безуспешно пытаясь уснуть. От радужного настроения, с которым Малика покидала дом, не осталось и следа: все испортил йорггов Нэйд. А ведь отправься Малика в свое путешествие днем позже, ничего бы не случилось! Подремала бы в тряском и скрипучем дилижансе – и все. Поутру сошла бы на станции Блюменс…
   Поутру.
   Сквозь плотно задернутые шторки пробивался бледный, словно разбавленное молоко, рассвет. Близнецы сладко посапывали в углу и всем своим видом как будто говорили: нам бы выспаться, и пусть хоть небо рухнет на Этернию.
   Малика скользнула ближе к окну, отдернула в сторону занавеску и высунула нос из теплого и душного чрева дилижанса.
   У-ух!
   В лицо дохнуло весенней свежестью, предрассветной прохладой – Малике тут же захотелось укутаться не то что в шаль, в одеяло. Дилижанс катил по широкой дороге, которая дугой огибала широкую низину. Там, словно в гигантской миске, медленно двигались и перемешивались клочья тумана, уплывая куда-то в сторону далекого леса. Временами взгляду открывалась долина, нежно фиолетовая в неверном свете подступающего дня. За долиной уже виднелись черные коробочки домов в обрамлении низкорослых деревьев, а еще дальше – и выше… У Малики просто захватило дух. На небольшом холме над людскими строениями возвышался замок лунного лорда. Само собой, живой замок, каких-нибудь сто лет назад выросший из семечки после того, как император раздал земли лунникам, а его Первый Магистр привлек немалые магические силы для создания таких вот странных, но необычайно красивых жилищ.
   «А я и не знала, что так близко от Академии есть живой замок», – подумалось Малике, – «побывать бы там, но… какой лунник пустит гостью?»
   Она вздохнула. Лунники слишком уж презирали людей, чтобы носиться с обычной и не очень одаренной ведьмой. Впрочем, шансы все-таки оставались. Если напомнить лунному лорду, что ведьмаков жгли ничуть не меньше лунников, то… кто знает?
   Малика любовалась замком. Даже страшно представить, какие силы стянул Магистр для создания семени, из которого выросла такая громадина. Замок был хорош: покрыт перламутром и походил на раковину теребры. Или… на рог единорога. Такой же острый и витой.
   «Как-то там, внутри?» – она мечтательно потянулась, в который раз вспомнила о нелюбви лунников к людям, – «эх…»
   А домики все приближались. Казались они чуждыми и сиреневой долине, и редким акациям, и перламутровому сказочному замку. Как бородавки на лице юной девушки, иначе не скажешь. Малика поежилась от необъяснимой тревоги. Да в чем дело-то? Неужели все это болтовня Нэйда наделала? А ведь как хорошо путешествие начиналось…
   Дилижанс въехал в городок, еще несколько минут подпрыгивал на ухабах, и остановился напротив каменного серого здания о двух массивных колоннах у парадного.
   – Блюменс! – хрипло гаркнул возница.
   Румяные девицы одновременно вздрогнули, захлопали мутными со сна глазами, завертели растрепанными головками все равно что потревоженные совы. Малика улыбнулась им, подхватила саквояж, рванулась навстречу неведомому… И очень вовремя, ибо возница не намеревался задерживаться в этом небесами забытом месте.
   – Н-но, мои хорошие! – он присвистнул.
   Малика едва успела сойти с подножки, как черная туша дилижанса дернулась и покатила дальше. В тишине еще долго раздавались цокот копыт, поскрипывание осей да резкое хлопанье вожжей.
   Ведьма быстро огляделась: городок только-только просыпался. Да и какой, к йорггу, городок? Два десятка домов, растянувшихся вдоль единственной улицы, прямо у ног – невысыхающая лужа, в которой беспомощно дрейфовал забытый кем-то кораблик из щепок. Хорошо еще, если по этой же улице пастух не гоняет стадо. Мимо быстро прошагал седоватый мужчина в дешевом сюртуке, смерил Малику таким подозрительным взглядом, что она так и не решилась спросить о «Кубке лунника».
   Малика окинула взглядом улицу, а потом вдруг поняла, что в одном ей точно повезло: оказывается, мрачный серый дом, рядом с которым остановился дилижанс, и был искомой гостиницей. Над потемневшей дверью красовалась видавшая виды табличка, гласящая о том, что вот он, «Кубок».
   Ведьма поправила шаль и двинулась к гостинице. Она ощущала себя немного неловко оттого, что наверняка перебудит хозяев, а, кроме того, еще и окажется единственным постояльцем. К тому же, Нэйд. Странное предупреждение. Вот уж любопытно, он-то здесь при чем?
   В то мгновение, когда Малика взялась за молоток, над головой закаркал ворон – «Дурной знак», – мысленно отметила она, но все-таки постучалась. Затем еще. И еще.
   Потом, окончательно потеряв терпение, ведьма толкнула дверь. Оказывается, гостиницу никто и не думал запирать, Малика очутилась в темноватом, но довольно уютном холле. У дальней стены, сразу за конторкой, старая деревянная лестница вела на второй этаж. В двух шагах от входа, словно часовые, были выставлены кресла, обивка которых давно утратила истинный цвет. Тут же, рядом с креслами, тосковал хрупкий столик из дорогого черного дерева, на нем Малика заметила полупустой графин.
   – Прелестное место, – буркнула ведьма. Затем, уже громче, сказала:
   – Доброе утро!
   Ответом ей была тишина. Потом как будто хлопнула открытая оконная рама, и раздались глухие звуки шагов, которые очень скоро смолкли.
   – Доброе утро! – повторила Малика, уже громче.
   В груди, рядом с сердцем, заворочалось предчувствие беды. Нет, даже не так – Предчувствие, с большой буквы, одно из тех, что никогда не подводят.
   – Прошу прощения! – уже крикнула Малика, опуская саквояж на пол, – есть кто… живой?
   «Лучше бы этого не говорила», – тут же упрекнула она себя.
   Малика быстро пересекла холл, вслушиваясь в поскрипывание половиц. Ни за конторкой, ни рядом никого не оказалось, и ведьма, вдохнув поглубже, решительно поднялась по ненадежной лестнице. Ее встретил мрачный коридор, стены которого были утыканы канделябрами без свечей. В самом конце Малика приметила открытую дверь и устремилась туда.
   – Йоргг! – прошипела она сквозь зубы, останавливаясь на пороге.
   Еще через минуту Малика заключила:
   – Вот вам и «Кубок лунника».
   Комната, в которую заглянула ведьма, наверняка служила кабинетом: на это весьма прозрачно намекали большой письменный стол и разбросанные повсюду кипы пожелтевших бумаг. На полу, вытянувшись во весь рост и разбросав крестом пухлые руки, лежал мужчина лет пятидесяти. Он был в меру седоват и в меру лысоват. И, судя по своему виду – безнадежно мертв.
   Малика невольно запахнула на груди шаль. Зубы начали выбивать мелкую дробь. Уж не об этом ли хотел сказать Нэйд, прежде чем выскочить из дилижанса?!! Йоргг! Да ведь он и сам мог приложить руку к происходящему. Дилижанс ползет неспешно, а если выйти станцией раньше, взять лошадь порезвее… почему нет? И потом, потом… Стук оконной рамы, быстро удаляющиеся шаги…
   – Йорггов Нэйд, – пробурчала Малика, в задумчивости переминаясь с ноги на ногу.
   Похоже, человек, написавший письмо на имя госпожи Малики Вейн, был убит.
   Что теперь? Наверное, выйти из гостиницы и найти полицейского. Рассказать о том, как приехала в пустую и молчаливую гостиницу, как поднялась на второй этаж… Так, что еще? Не забыть бы про таинственные шаги.
   Малика еще раз оглядела убитого.
   Стоп!
   Ни ножа в груди, ни перерезанного горла.
   А может быть, она преувеличивает, и хозяин «Лунника» сам помер?От сердца? Ох, сомнительно, сомнительно, госпожа Вейн…
   Ведьма потопталась на пороге, прислушиваясь. В гостинице царила тишина, и только с улицы доносился звонкий голос продавца газет. Всевеликий, даже в этой глуши все так же, как в Пражене! Ну, куда ж без наспех оттиснутых тонких листков, гордо именуемых «газетой»…
   Преодолевая отвращение, Малика приблизилась к покойному, присела в изголовье на корточки. Полупустой графин в холле никак не давал ей покоя – и ведьма, наклонившись, понюхала губы мертвеца. Она старалась не смотреть на пенные пятна рвоты на груди мужчины. И без того перед глазами все вертелось, того и гляди, грохнешься в обморок рядышком с трупом.
   – Хм.
   Снова хлопнула рама.
   А еще мгновением позже тишину разорвал истошный вопль женщины, появившейся, откуда ни возьмись, на пороге комнаты.
   – А-а-а-а! Уби-и-или!
   – Стой! – гаркнула Малика, кидаясь к истеричке, – Куда?!!
   Ведьма схватила было вопящую матрону за руку, но успела цапнуть только воздух. Затем в нее полетел кувшин с молоком, а противная тетка рванула низ по лестнице, не переставая вопить о том, что – спасите! Убили! Помогите! Убива-а-а-ают!
   В общем, когда Малика оказалась в холле, у входа в «Кубок лунника» уже собралась приличных размеров толпа. И это невзирая на раннее утро.
   – Убийца! – выкрикнула в последний раз женщина и обличающее ткнула в Малику пальцем.
   – Дура! – не осталась в долгу ведьма, вытирая с лица молочные капли.
   «Сколько вам заплатить, Малика, чтобы вы не ездили в Блюменс?»
   Так, кажется, Нэйд спрашивал? Ох-хо-хох.
   Но ведьма все же успела заметить, что полупустой графин таинственным образом исчез.
* * *
   А дальше все закрутилось, как детская карусель на ярмарке. С той лишь разницей, что, навизжавшись вдоволь, ребятня расходится по домам, а Малике, судя по всему, грозило кататься до тошноты.
   … – Когда я вошла к Арату, он лежал на полу, а эта женщина целовала его в губы, – заявила молочница. Да-да, оказывается, обладательница громкого голоса оказалась всего лишь продавщицей молока.
   – Бред, – заявила Малика, – я не знаю ни одного случая, чтобы мужчина скончался от поцелуя. Разве что от ядовитого поцелуя, инспектор. Вы бы лучше поискали того, кто лихо выпрыгнул этим утром из окна гостиницы.
   Они сидели в холле все того же «Кубка». Громко жужжащая толпа намертво запечатала вход и все окна первого этажа, молочница словно особа королевских кровей восседала на стуле, а инспектор с необычайно светлыми и водянистыми глазками мрачно расхаживал взад-вперед, время от времени значительно кивая двум полицейским у входа. Ну, и больше всех пострадал ведьмин саквояж – выпотрошенный и пересмотренный самым тщательным образом.
   – Госпожа Вейн, – инспектор приблизился к Малике, которая продолжала стоять у злополучного столика, – я уже знаю, что вы – ведьма. Подозреваю, что вам ничего не стоило убить несчастного Арата одним взглядом, не говоря уже о большем.
   – Но вы же читали письмо! Я приехала сюда именно потому, что ваш Арат меня пригласил.
   – Да, призрак, – ухмыльнулся инспектор, – как же… Дело в том, уважаемая госпожа Вейн, что письмо это писано не Аратом.
   – Что?!!
   – Это не его почерк. Так что… не лучше ли вам чистосердечно…
   – Вы с ума сошли, – Малика сложила руки на груди, – я не убивала этого человека. Мне незачем было его убивать, понимаете?
   – Кто вас, ведьм, знает? – преданный слуга закона развел руками, – может, вам была необходима жертва для проведения особенно важного ритуала?
   – Да вы, инспектор, просто болван. Слепой болван, – сказала ведьма и тут же об этом пожалела.
   Это называлось «перейти на личности». Но, йоргговы уши, кто мог подумать, что в этой глуши в ведьмах все еще видят врагов?
   «А чего ты ожидала, дорогуша? Это тебе не просвещенный Пражен, и не Академия. Это – просто Этерния… Со всеми вытекающими».
   Инспектор наградил Малику испепеляющим взглядом и завел свою шарманку снова. Мол, пора бы признаться. Не убивали? А чем докажете? А с какой стати я должен нюхать труп? Вы за кого меня принимаете, госпожа Вейн? За идиота?
   – Именно, – Малика обреченно вздохнула и с тоской поглядела в окно.
   Над головами любопытных разгорался новый день месяца Сэлдим. Интересно, у них тут есть тюрьма?.. Или в Пражен повезут, закованной в цепи, выставленной на всеобщее обозрение?
   – Вы просто не осознаете сложности своего положения, – вздохнул инспектор, – я буду вынужден…
   И едва не подскочил на месте, когда со стороны входа донеслись крики:
   – Дорогу! Дорогу его светлости!
   – Йоргг! Я что, просил за ним посылать?!! – рявкнул страж порядка, – кого это туда понесло?..
   Естественно, ответа он не дождался – кто ж признается? Малика с интересом воззрилась на двери. Толпа задрожала, словно заливное, затем неохотно раздвинулась.
   И в холле «Кубка лунника» появилось новое действующее лицо, на которое даже инспектор поглядывал с опаской, а ведьма, как водится, с надеждой.
   «Его светлость» оказался молодым худощавым мужчиной, чуть более бледным, чем бывают простые смертные весной, словно он недавно перенес тяжелую болезнь и как раз находился на пути к полному выздоровлению. Его лицо можно было назвать довольно приятным: высокий лоб, нервный нос с едва заметной горбинкой, красиво очерченные полные губы. Бороду и усы местный аристократбрил, зато черные волосы, вопреки моде на короткие стрижки, носил заплетенными в короткую косу. Пожалуй, единственным, что портило внешность этого человека, было выражение глубочайшего презрения – к этим людям, к этим креслам, к потолку гостиницы… В общем, ко всему, что только можно было охватить взглядом, включая и госпожу Малику Вейн.
   – Граф, – инспектор склонился в глубочайшем поклоне.
   А Малике померещилось, что он сквозь зубы прошипел йорггово имя.
   – За мной прислали мальчишку, – ровным и равнодушным голосом отозвался вновь прибывший, – я вижу, у вас произошло нечто экстраординарное? Кто эта госпожа?
   И граф со смесью любопытства и презрения воззрился на Малику. Она, в свою очередь, взглянула ему в глаза – и тихо ойкнула. Радужки у аристократа оказались сочного желтого цвета, как у совы. И зрачки… вертикальные. Лунник!
   Так вот откуда болезненная бледность. Тяжело ему приходилось все эти ночи, ой тяжело…