Климова Юлия. Вредная привычка жить

   – Сработаемся, Любовь Григорьевна…
   К обеду я перезнакомилась почти со всеми, вернее, все перезнакомились со мной. Такое впечатление, что им делать было нечего, как только заглядывать ко мне в приемную и говорить свое дежурное «ой!».
   Любовь Григорьевна не вылезала из кабинета до вечера: понятное дело, она боялась меня. Валентин Петрович пару раз просил чай, что я виртуозно выполняла. Я посоветовала ему пить зеленый чай, дабы его почки однажды не оказались в тазу какого-нибудь уролога или кто там лечит эти почки.
   Валентин Петрович поперхнулся чаем и попросил меня купить зеленый.
   Я же говорю, что, по большому счету, я несу людям добро, и уж если я была в свое время готова спасать и охранять океаны, то поверьте, людей-то я уж как-нибудь отмажу от мирской суеты.
   Завал на столе был мною побежден в рекордно короткие сроки: я взяла из шкафа коробки и свалила все туда. На столе остался только компьютер, подставка с ручками, ежедневник и горшочек с кактусом.
   Кактус находился на последней стадии издыхания, и я уже намеревалась сделать ему искусственное дыхание, когда открылась дверь и волшебный мужчина обратился ко мне со словами:
   – Вы секретарь?
   – Отныне и навсегда.
   – Это надо напечатать до завтра.
   – А вы кто?
   – Начальник отдела планирования, – сообщил уверенный в себе блондин.
   Эх, на беду он родился блондином, я их не люблю – ни с супом, ни на закуску, ни в качестве трофея, вернувшись с охоты… Нет, я не люблю блондинов!
   – Боюсь, я не смогу выполнить вашу просьбу, я тут, знаете ли, пашу на…
   Я замялась в поисках фамилий своего руководства. На дверях оказались таблички, и я продолжила:
   – Я пашу, как вол, на Селезнева и Зорину, а вам нужна своя, личная, на все готовая секретарша.
   – Значит, не будешь печатать?
   – Нет.
   – Хорошо подумала?
   – Да.
   Волшебный мужчина направился прямиком к Селезневу. Мне не жаль было бы постукать пальцами по клавиатуре для этого пижона, но дедовщины я не терплю: у него должна быть своя секретарша или кто-то в отделе, уже давно привыкший выполнять подобную работу, так что, простите, – вас здесь не стояло.
   Я была уверена в своей правоте, но вместе с этой правотой наверняка нажила себе одного врага, начальника отдела планирования, в народе – Семенова Бориса Александровича.
   Выходя из кабинета Селезнева, он смерил меня таким взглядом, что кактус окончательно скукожился и упал, что меня тронуло до глубины души. Не обращая внимания на каменное лицо Семенова, я выковыряла пальцем дырочку в сухой земле и упрямо воткнула туда остатки кактуса, потом открыла маленький пакетик с яблочным соком и со словами: «Пей, маленький» – полила его из трубочки. Колючки больно застряли под кожей, но разве я могла об этом думать, когда на моем столе умирал одинокий, забытый людьми кактус.
   Глядя на все это, Семенов Борис Александрович здраво решил, что мне лучше не доверять свои бумажки, и ритмичным шагом покинул приемную.
   Вечером, собирая пожитки в сумку, я стащила пару блокнотов, три ручки, еще ластик и коробочку скрепок и сделала вывод, что, раз меня не уволили сегодня, меня не уволят никогда.
   Итак, у меня есть работа.

Глава 3
Я, как все отличные девчонки из всех отличных книг, сажусь на диету и иду с Альжбеткой в ночной клуб, а после я узнаю, что любовь до гробовой доски все же существует

   – Что ты ешь? – возмущалась Солька, махая в воздухе пустым пакетом от чипсов. Будь он полным, она плюхнулась бы сейчас перед телевизором и, доставая из шершавого пакета масляные прозрачные кусочки, запихивала бы их в рот.
   – Что ты ешь? – продолжала Солька, указывая мне на заплесневелый батон белого хлеба и на открытую банку шпрот на столе. Могу спорить, мысленно она уже брала двумя пальцами рыбешку за хвостик и опускала ее в свой сварливый ротик. – Это все – долой! Ты начинаешь новую жизнь, и я тот человек, который тебе поможет.
   – Вот счастья-то привалило, – сказала я, накалывая на вилку тоненькую, как Любовь Григорьевна, шпротку.
   Солька взяла пакет для мусора, а это то, что я всегда покупала очень исправно, и сгребла в него все со стола. Я не сопротивлялась: нравится Сольке быть властительницей моего желудка – ради бога, магазины все равно еще никто не отменял, а плесневелого хлеба, чтобы потешить Солькино самолюбие, мне не жалко.
   – Ты начинаешь новую жизнь! – радостно повторила Солька. – Ты выходишь к людям из долгого, долгого заточения твоего пофигизма. Теперь ты на диете, влезаешь во все купленные за этот год шмотки и постоянно выходишь в свет, а то иногда, когда я тебя слушаю, я понимаю, что ты просто дикая.
   – Не дикая, а одичавшая, – сказала я, наливая себе кофе.
   После работы я зашла в магазин и пополнила запасы продовольствия у себя в квартире. Я же не знала, что у Сольки родится идея – начать за меня мою новую жизнь.
   – Никакого кофе, – разошлась Солька, – только зеленый чай, помни про свои многострадальные почки.
   – Ну да, – кивнула я, садясь за стол, – так что на ужин?
   Солька победно улыбнулась и достала из холодильника тарелку с нашинкованной сырой капустой.
   – Ешь, – светясь от счастья, сказала Солька, пододвигая ко мне тарелку с этим сеном.
   – Хорошо, – понуро согласилась я, – только дай мне хлеба, колбасы, майонеза и рюмку водки, чтобы мне не было мучительно больно за бесцельно прожитый вечер…
   – Аня! Ты слушаешь, о чем я тебе говорю? Ты вступаешь в новую жизнь, кругом все так чудесно и прекрасно, а ты уже восемь лет ходишь в драповом пальто!
   – Это не пальто, это защитная оболочка от внешней среды, от мира, это, если хочешь знать, философия моей жизни.
   – Больше нет никакой философии, больше нет всего этого дерьма, – ласково сказала Солька, – есть ты, такая добрая и прекрасная, и сегодня ты еще к тому же идешь с Альжбеткой в ночной клуб.
   – Нет, – отрезала я, – последний раз, когда я там была, все закончилось дракой, меня и не пустят.
   – Пустят: ты оденешься, накрасишься, и кто посмеет не пустить подобную богиню, тем более что с того случая прошло полгода.
   – Ну и что, хоть год, меня просто невозможно забыть!
   Солька закатила глаза, а я засунула в рот капусту.
   – Дерьмо.
   – Согласна, – голосом медсестры, объясняющей душевнобольному, что мир не совершенен, сказала Солька и придвинула тарелку еще ближе ко мне, – ты сейчас хорошо должна поесть, чтобы в клубе тебе не хотелось, не стоит есть на ночь.
   – Докатилась, я на диете…
   – Заметь, на добровольной диете!
   – Какая же она добровольная, если ты прокралась в мою квартиру – и зачем я тебе только ключи дала – и нарезала этой соломы?
   – Ты хочешь похудеть?
   – Да!
   – Ты готова на все, чтобы похудеть?
   – Нет!
   – Да, да, да! – отчеканила за меня Солька.
   Раздался звонок в дверь, и я пошла открывать. Альжбетка была прекрасна до полного моего раздражения. Пожалуй, я все же сяду на диету. Созрела.
   – Ты еще не собралась? Давай быстрее, – сказала Альжбетка, вплывая в квартиру.
   – Я собралась, – сказала я.
   На мне все еще болталась коричневая юбка, теперь еще и продырявленная гвоздем.
   Альжбетта направилась к моему шкафу, и через полчаса на мне красовались недавно купленные джинсы с расстегнутой пуговицей, а все это безобразие было прикрыто легким белым свитером.
   – Сойдет, – оценив меня профессионально, сказала Альжбетта, – идем.
   Я заботливо убрала остатки капусты в холодильник: это барахло мне еще пригодится. Тут уж ничего не поделаешь, новая жизнь всегда начинается с понедельника, с диеты и с клятвенных заверений, что я – супербизон и все смогу.
   Солька чуть ли не перекрестила нас вслед.
   У Альжбетты своя машина, иномарка. Для меня до сих пор загадка, как она называется. Сама Альжбетта называет ее лимузином, и я ей охотно верю, потому что мне вообще все равно, как она называется.
   До клуба мы доехали молча: рабочий день меня утомил и хотелось спать.
   Охранник кивнул нам при входе, вернее, он кивнул моей подруге, а так как Альжбетка тянула меня за рукав, то и мне досталось полкивка. В гримерной было полно длинноногих, ярко накрашенных девиц, все готовились к выступлению.
   – Можно я тут в уголочке посплю? – спросила я.
   – Нет, ты будешь сидеть в зале, пить мартини и смотреть на мое выступление.
   – Зачем, вы уже полгода танцуете одно и то же, чего я там не видела?
   – Так Солька велела, да и потом, ты должна найти себе парня, понимаешь, парня! Это нормально, когда у девушки есть парень, и это совсем ненормально, когда его нет. Я вот встречаюсь с Федором Семеновичем, и у нас прекрасные отношения.
   Далее Альжбетка стала загружать мою голову всякой ерундой, от которой я уворачивалась, как могла, ибо знаю я эти «прекрасные отношения» – тоска…
   Федору Семеновичу было сорок восемь лет, Альжбетке тридцать, и это чуть ли не диагональное неравенство вызывало у меня приступы тошноты. Тем более что данный фрукт явно не заслуживал роскошную Альжбетку, и тех денег, которые он зарабатывал, на мой взгляд, было мало, чтобы как-то уравновесить шансы. Но Альжбетке этого хватало, тем более что к своему «пупсику» она испытывала некоторые сюсюкательные чувства, чем вообще поражала меня.
   – Ты его совсем не знаешь, – говорила она время от времени, – он такой милый!
   – Возможно, но не мог бы он быть милым где-нибудь в другом месте? – просила я, когда Альжбетта тащила его на наши редкие вечеринки.
   – Зато он заплатит.
   Аргумент был весомый, и уже через полчаса я переставала цепляться к милому Федору Семеновичу, тем более что он дико меня боялся, а так как мужчины в этом возрасте подвержены инфарктам, я не хотела брать подобный грех на душу.
   Я выползла в зал и уселась за столик поближе к сцене. Я решила смотреть в основном на Альжбеткины ноги, и, может, тогда диета не покажется такой ужасной: ведь впереди меня будет ждать что-то подобное.
   Сначала на маленькой сцене извивались полуодетые девчонки, потом Альжбетка с подружками станцевала что-то похожее на канкан, а я выпила три бокала мартини и успокоилась. Культурная часть была закончена, можно собираться домой, хотя мне вряд ли сегодня повезет в этом: Альжбетта, помнится, собиралась сегодня гулять до утра.
   Но мне как раз повезло. Приехал Федор Семенович и с визгливыми писками: «Альжбеточка, ласточка» – запрыгал вокруг нашего столика. Мне всегда казалось, что он хочет, чтобы как можно больше народа узнало, что до его персоны снизошла такая вот ласточка.
   – Мы сейчас же поедем кататься по ночной Москве, – заверещал Федор Семенович, гладя меня по плечу.
   Судорога сжала мои руки в кулак, и, боюсь, если бы не своевременное отступление этого рыхлого пузыря, он бы о многом сегодня пожалел. Мой взгляд дипломатично дал ему понять, что он позволил себе лишнее.
   – Поехали, – решительно сказала Альжбетта, – здесь уже все надоело.
   Мы колесили по Москве два часа, пока я не намекнула, что хочу спать, что у меня теперь есть работа и что одной тоненькой женщине с тоненькими очками вряд ли понравится, если я опоздаю.
   Альжбетта сжалилась и велела сворачивать к дому. По пути она сыпала советами в мой адрес и обещала за две недели сделать из меня настоящую красотку. Я скажу честно: я и так такая красотка, что мало не покажется, просто этой расфуфыренной кукле нравится думать, что она – королева красоты, а всем остальным есть чему у нее поучиться.
   Славик пилил, у остальных зависла тишина, я с наслаждением достала ключи и сунула их в замочную скважину: что может быть приятнее, чем оказаться дома!
   Когда раздался звонок в дверь, мне снилась хорошая отбивная и булочка, посыпанная кунжутом. Я не хотела вставать, я должна была съесть это хотя бы во сне. Но звонок звонил и звонил, а булочка таяла и таяла. Я гневно свесила ноги с постели, накинула ситцевый халат и пошла открывать. Мне даже не надо было спрашивать, кто это, потому что стоило мне взяться за ручку, как я услышала тихий вой Альжбетты:
   – Открывай, открывай же скоре-е-е…
   Я открыла дверь и, отказываясь открывать глаза, спросила:
   – Что?
   – Он умер!
   – Кто?
   – Федор Семенович!
   – Где?
   – На мне!
   Я открыла глаза.
   – Понимаешь, – затараторила Альжбетка, – он умер, когда мы, ну ты понимаешь…
   – Когда вы занимались тем, чем я не занималась около года? – спросила я.
   – Ну да, у него, наверное, инфаркт…
   – Я думаю, он заснул, – зевая, сказала я, – ты просто была не слишком активна.
   Я попыталась закрыть дверь, так как мне показалось, что этот вопрос я уже решила.
   – Ты что, сошла с ума? Ты понимаешь, что еще пять минут назад на мне лежал голый труп!
   – Не ори, – сказала я на всякий случай.
   Я впустила Альжбетку в квартиру и потащила на кухню. Стакан холодной воды сделал свое дело, и она заговорила более размеренно:
   – Понимаешь, он же не совсем обычный.
   – В каком смысле? – спросила я, надеясь что, может, хоть косвенно была знакома с умершим гомосексуалистом.
   – Он… ну, как бы бандит, но хороший.
   – Робин Гуд, – предположила я.
   – Да, – охотно закивала Альжбетка, – то есть нет, ну что ты несешь!
   Она зарыдала.
   Скажу честно: меня это все забавляло, не так много женщин могут похвастаться, что довели своей страстью мужчину до могилы, и не так много мужчин могут похвастаться, что пали смертью храбрых на такой красивой тетке, как Альжбетта.
   – Пойдем посмотрим, – предложила я.
   Федор Семенович представлял собой жалкое зрелище. Поверьте мне, никаким Робин Гудом тут и не пахло.
   – Ты бы ему хоть достопримечательности прикрыла, – морщась, сказала я.
   Альжбетка подлетела к кровати и накинула на бездыханное тело полотенце, валявшееся в кресле.
   – Вот к чему приводят случайные половые связи! – назидательно сказала я.
   – Он не случайный, мы уже полгода вместе.
   – Расскажешь это его дружкам.
   Вообще-то, поверить в то, что Федор Семенович был крутым бандитом, я не могла, скорее всего, он был мошенником средней руки, а Альжбетке наплел все это в качестве романтических бредней. Хотя, по мне, отношения с бандитом – не самая лучшая перспектива, но Альжбетке, видно, нравилось.
   – Он что-нибудь у тебя пил, ел?
   – Ты что, хочешь сказать, что я его отравила?!
   – Я-то нет, но желающие найдутся.
   – Что делать-то… – заныла Альжбетка.
   – Иди буди Сольку, она как ботаник разберется, может, его еще искусственное дыхание спасет.
   Альжбетка метнулась в тамбур, а я подошла к несчастному Федору Семеновичу.
   – Эх, друг, – сказала я, – тебе бы с тетей Пашей куролесить, а ты вон какую жар-птицу захотел!
   Я потрогала пульс. Его, собственно говоря, не было.
   Через пять минут прибежала Альжбетка с заспанной Солькой. Увидев обнаженного мужчину, учительница ботаники взвизгнула.
   – Ты что? – спросила я. – У вас разве по ботанике это не проходят?
   – Нет, не проходят, – прошипела Солька.
   – Жаль, хотя у цветов все то же самое, пестики-тычинки, а я вот слышала, что паучихи после страстных объятий убивают и пожирают паука.
   – Ботаника к этому не имеет никакого отношения, – грозно сказала Солька.
   – Девочки, не ссорьтесь, надо же что-то делать, – замахала руками Альжбетта.
   – Звоним в милицию, – приняла решение Солька.
   – Вы что, вы что! – забегала кругами Альжбетка. – Меня же его дружки найдут и прихлопнут. Что они, разбираться будут?!
   Мы немного посовещались. Солька стояла за правое дело и уже раз пять порывалась набрать нужный номер, я хранила нейтралитет, а Альжбетка умоляла нас как-нибудь это замять.
   Многое можно, конечно, замять, но вот Федор Семенович был слишком объемен для этого.
   – Давай все же в милицию, – сказала я, – все равно к тебе его искать придут.
   – Нет, – решительно сказала Альжбетка, – помогите, умоляю!
   В моей голове был какой-то туман, а в животе – скомканная сырая капуста, только этим я и могу объяснить свои следующие слова.
   – Иди к Славке, пусть даст гроб, – сказала я.
   – Что?! – хором отозвались девчонки.
   – Давайте-ка быстрее, мне завтра на работу.
   Девчонки попятились к двери, а я стала приводить тело Федора Семеновича в более культурный вид. Тело не поддавалось, да и руки у меня тряслись.
   Девчонки вернулись, неся деревянный ящик с крышкой, вернее, крышку несла Солька, ей ящик было не поднять, а самую тяжелую работу выполняла Альжбетка. Чтобы не видеть весь этот ужас, мы кое-как погрузили Федора Семеновича в гроб, накрыли крышкой и сели передохнуть и обсудить дальнейшие планы.
   – Зароем у тебя в школьной оранжерее, – саркастично предложила я.
   Солька подпрыгнула до потолка и замахала руками: она была в таком шоке от этого предложения, что даже не могла говорить.
   – А что вы сказали Славке? – спросила я.
   – Что для сохранения осанки полезно спать в гробах, – ответила Солька.
   Я облегченно вздохнула: ведь могут, когда захотят…
   – Давайте его куда-нибудь подбросим, – предложила я, – своего рода подкидыш.
   – Это как? – не поняла Солька.
   – Ну, дотащим до магазина и оставим.
   – Так его найдут, и будет следствие, – заныла Альжбетка.
   – А может, его какой-нибудь добрый патологоанатом усыновит?
   – Дура ты, Анька, – сказала Солька, – и шутки твои дурацкие, ты понимаешь хоть, что, не желая того, Альжбетка человека убила…
   Скажу честно, мне это в голову не приходило. Я уставилась на Альжбетку, как на музейный экспонат, и спросила:
   – Полученное удовольствие хоть стоило того?

Глава 4
Мы принимаем решение, которое пока неизвестно, чем для нас обернется, а также я опять иду на работу, что начинает меня уже радовать

   Требовались решительные действия, и для начала мы вытащили недавно умершего Федора Семеновича из его деревянного пристанища и стали одевать. Вернее, делали это я и Альжбетка, а Солька сидела в углу, зажмурив глаза.
   – Скажи мне, Солька, – спросила я, – ты просто брезгливый человек, ты не хочешь нам помочь или ты наивно полагаешь, что все, что не видно тебе, на самом деле не происходит?
   – И первое, и второе, и третье, – ответила она.
   – А почему же ты помочь нам не хочешь? – спросила Альжбетка, засовывая руку своего бывшего ненаглядного в рукав голубенькой рубашки.
   – А потому, что вас посадят!
   – Милое дело, – сказала я, – а ты, значит, тут ни при чем?
   – Абсолютно, – замотала головой Солька.
   – Предательница ты, Солька, – сказала я, – с тобой в разведку не пойдешь.
   – А какого черта! – взвилась Солька и открыла глаза.
   Увидев голого Федора Семеновича во всей красе, она вскрикнула, опять зажмурилась и продолжила:
   – Я с ним не спала, он за мой телефон не платил, он даже за свет не платил, мне от него ни холодно, ни жарко.
   – Ну не скажи, – возразила я, – тебе от него теперь будет холодно, потому что он пока полежит в твоей квартире.
   – Что?! – взвизгнула Солька.
   – У Альжбетки нельзя, она подозреваемая номер один, я еще вчера была безработной, доверия ко мне нет, а ты – сама порядочность, ботанику детишкам преподаешь, на тебя не подумают.
   – Девочки, миленькие, – взмолилась Солька, – да как же так, он же мертвый!
   – Вот и хорошо, значит, тебе бояться нечего, приставать не будет, и потом, это только до завтра, не грусти, – успокоила я ее.
   Солька залезла с ногами на диван и побледнела.
   – Ты чего? – настороженно спросила я.
   – Шевелится…
   – Что шевелится? – не поняла Альжбетка.
   – Ну этот, как его…
   – Говори, не тяни, – я нахмурила брови.
   – Орган его, девочки, у него орган этот противный шевелится!
   – Фу, напугала, пусть шевелится, это у него ненадолго, окаменеет – и полная импотенция.
   – Анька, прекрати, – сказала Альжбетка и всплакнула, – он мне все же был близким человеком!
   – Близкие – это мы тебе, а он так, мимо шел…
   Одев заметно остывшего Федора Семеновича, мы общими усилиями положили его в гроб и отошли посмотреть. Гроб ему был к лицу.
   – Знал ли этот, в общем-то, неказистый человек, что умрет так красиво? – залюбовавшись, сказала я.
   – Помолчи, – зло сказала Альжбетка, – о покойниках вообще нельзя плохо говорить.
   – Ну, твой покойник, тебе виднее, – согласилась я. Посмотрев на Сольку, я добавила: – У тебя место-то есть, куда ставить будем?
   – Вы что это, серьезно? У меня нет места, совсем нет места, даже самого маленького местечка нет! Вы, девки, как хотите, а я в свою квартиру труп не пущу.
   Мы с Альжбеткой переглянулись, накрыли Федора Семеновича крышкой и сели на гроб. Наши голые коленки торчали из ночных рубашек, а стоптанные тапки были надеты не на те ноги: правый тапок на левую, и наоборот.
   – Ладно, – сказала я, – отнесем его в трехкомнатку, пусть там постоит, завтра вечером решим, что делать, надо будет его как-то куда-то закапывать.
   – Вот и хорошо, вот и ладненько, – запрыгала на месте Солька, довольная, что этот кошмар минует ее квартиру, – ты очень хорошо придумала!
   – А вдруг он пахнуть начнет? – забеспокоилась Альжбетка.
   – Возможно, и начнет, он и при жизни-то частенько пах, – морща нос, сказала я.
   – Аня, я прошу тебя! – взмолилась бывшая любовница Робин Гуда.
   – Ну да, все время забываю, что нельзя про покойников говорить правду.
   – Он точно начнет вонять, – заволновалась Солька, и ее понять можно было: трехкомнатная квартира соседствовала только с ее жилплощадью.
   – Мы его забальзамируем, – предложила я.
   – Это как? – спросила Солька.
   – Тащим сюда все духи и освежители воздуха, – сказала я, – вернее, нет, тащим это все вместе с милым, добрым, отзывчивым Федором Семеновичем в трешку, там мы это дело и закончим.
   Солька выглянула в коридор. Никого не было, на дворе царила ночь, но от тети Паши можно всего ожидать: когда у нее бессонница, она моет полы на лестничной клетке. Сегодня, видно, она спала хорошо. Мы потащили гроб к двери пустующей квартиры. Дверь в свое время была опечатана, но мы ее лет сто назад распечатали и время от времени устраивали там вечеринки. Так что все сделали, как всегда: аккуратненько отлепили бумажку с сургучом, гвоздем поддели замок и втащили гроб с Федором Семеновичем на середину большой комнаты.
   – Уснувшая Белоснежка и три верных гнома, – прокомментировала я.
   Альжбетка закатила глаза и побежала за своей парфюмерией. Солька бросилась за своей, я же не двинулась с места, полагая, что обойдемся в этом и без моих запасов. Забальзамировали нашу Белоснежку мы качественно, пах он так, что местами казалось – не то еловый лес заколосился где-то рядом, не то урожай лимонов удался, не то вишневый сад рубили именно в этой комнате.
   Я осталась довольна проделанной работой, сказала усопшему последнее «Спи спокойно, дорогой товарищ» и со словами: «Мне завтра на работу» – отправилась в свою комнату. Девчонки выскочили за мной, Солька приделала печать на место, и вопрос с безвременно усопшим Федором Семеновичем на сегодня был закрыт.
   Будильник зазвонил, как самая последняя зараза. Открыв глаза, я подумала о том, что мои сны стали прогрессировать в сторону кошмаров. Где, где эти прекрасные принцы, эти голубые бассейны или хотя бы порция клубничного мороженого, почему мне это перестало сниться лет семь тому назад? С закрытыми глазами я пошла в ванную. Противный запах тянулся за мной по комнате и коридору.
   – Почему так воняет… – пробормотала я.
   Я зашла в ванную, разлепила глаза и посмотрела на свое сонное отражение.
   Пахло еловым лесом, лимонами и вишневым садом.
   – Черт, – сказала я и закрыла глаза.
   Я вымылась три раза, на всякий случай, чтобы больше не чувствовать себя частью искусственной природы. Быстро оделась и отправилась на работу. В голове стучала мысль – что же делать, что же делать? Но эту мысль я гнала подальше в надежде, что все как-то утрясется.
   – Ты опоздала, – сообщила мне моя тонюсенькая начальница.
   – Простите меня, этого больше никогда не повторится. Понимаете, моя подруга занималась сексом с не совсем свежим человеком, то есть, я хотела сказать, с не совсем молодым, и, понимаете, он умер в тот самый момент, когда она решила, что счастье уже близко. Так вот, мы всю ночь таскали этот труп из комнаты в комнату и не знали, что делать. Голова просто раскалывается!
   Любовь Григорьевна заплакала и убежала в свой кабинет. Чуткая женщина, мне и то не так жалко Федора Семеновича, хотя я с ним, по крайней мере, была знакома.
   Зазвонил телефон, это был мой шеф.
   – Аня, – сказал Валентин Петрович, – у меня важная работа, ни с кем меня не соединяй.
   – Не волнуйтесь, я все равно не умею этого делать.
   – Постарайся научиться, однажды это может пригодиться, – посоветовал мой шеф и положил трубку.
   Полчаса я скучала, полчаса думала о трупе, полчаса мечтала о бутерброде с сыром, а потом зазвонил телефон.
   Я взяла трубку.
   – Фирма «Ланди».
   Сколько я учила, что ударение должно быть на последнем слоге!
   – Мне нужен Селезнев.
   – Очень жаль, но он сейчас делает то, что никак не позволяет ему пообщаться с вами.
   – Это фирма «Ланди»? – спросил строгий мужской голос.
   – Ну да, разве я не сказала?
   – Я перезвоню.
   Трубку бросили. Не очень-то и хотелось!
   Телефон зазвонил еще раз, и я, готовая к бою, грозно произнесла:
   – Фирма «Ланди»!
   – Если ты будешь так орать, то тебя оттуда уволят очень быстро, – услышала я голос Сольки.
   – Что случилось, завяли лютики?