Ключевский Василий Осипович. Курс русской истории (Лекции I–XXXII)

Варяжский элемент

   Договор Игоря с греками заключили в 945 г. послы от киевского правительства и гости, купцы, которые вели торговые дела с Византией. Те и другие говорят о себе в договоре: «…мы от рода русского ели и гостье». Все это были варяги. В перечне 25 послов нет ни одного славянского имени; из 25 или 26 купцов только одного или двоих можно признать славянами. Указывая на близость тогдашнего русского купечества к киевскому правительству, призвавшему купцов к участию в таком важном дипломатическом акте, договор вскрывает и роль варягов в заморской русской торговле того времени: как люди бывалые и привычные к морю, варяги, входившие в состав туземного купечества, служили его комиссионерами, посредниками между ним и заморскими рынками. Сторонним наблюдателям оба класса, княжеская дружина и городское купечество, представлялись одним общественным слоем, который носил общее название Руси, и, по замечанию восточных писателей Х в., занимался исключительно войной и торговлей, не имел ни деревень, ни пашен, т.е. не успел еще сделаться землевладельческим классом. Следы землевладения у служилых людей появляются в памятниках не ранее XI столетия; оно и провело экономическую и юридическую грань между княжеской дружиной и городовым купечеством, но уже несколько позднее: в более раннее время, может быть, и городские купцы бывали землевладельцами, как это видим потом в Новгороде и Пскове. В Русской Правде сословное деление основывается на отношении лиц к князю, как верховному правителю. Княж муж, боярин, приобретая землю, становился привилегированным землевладельцем, как привилегированный слуга князя.

Рабовладение

   Но первоначальным основанием сословного деления русского общества, может быть, еще до князей служило, по-видимому, рабовладение. В некоторых статьях Русской Правды упоминается привилегированный класс, носящий древнее название огнищан, которое в других статьях заменено более поздним термином княжи мужи; убийство огнищанина, как и княжа мужа, оплачивается двойною вирой. В древних памятниках славяно-русской письменности слово огнище является со значением челяди; следовательно, огнищане были рабовладельцы. Можно думать, что так назывался до князей высший класс населения в больших торговых городах Руси, торговавший преимущественно рабами. Но если княжеская дружина в XI в. еще не успела резко обособиться от городского купечества ни политически, ни экономически, то можно заметить между ними различие племенное. Княжеская дружина принимала в свой состав и туземные силы, преимущественно из городской военно-правительственной старшины. Но по спискам киевских послов, заключавших договоры с греками в Х в., можно видеть, что решительное большинство в тогдашнем составе княжеской дружины принадлежало «находникам», как их называет летопись, заморским варягам. По-видимому, варяжский элемент преобладал в составе дружины еще и в XI в. Русское общество того времени привыкло считать русского боярина варягом. Есть любопытный памятник, относящийся к первым временам христианства на Руси: это слова на святую четыредесятницу с предшествующими ей неделями. В одном из этих несомненно русских произведений, в слове на неделю мытаря и фарисея, следовательно, на тему о смирении, мы встречаем одно любопытное указание проповедника. Внушая знати не кичиться своей знатностью, проповедник говорит: «Не хвались родом ты, благородный, не говори: отец у меня боярин, а мученики христовы братья мне». Это намек на христиан-варягов, отца с сыном, пострадавших от киевских язычников при князе Владимире в 983 г. Значит, русскому обществу XI в. боярин русский представлялся непременно родичем, земляком киевских мучеников-варягов, хотя в Х и в начале XI в. известно по летописи немало княжих мужей из туземцев-славян. Слово писано, когда совершалось племенное обновление княжеской дружины, но еще не успели соответственно измениться привычные социальные представления.

Слово «Русь»

   Княжеская дружина, служа орудием администрации в руках киевского князя, торгуя вместе с купечеством больших городов, носила вместе с ним специальное название руси. До сих пор не объяснено удовлетворительно ни историческое происхождение, ни этимологическое значение этого загадочного слова. По предположению автора древней Повести о Русской земле, первоначальное значение его было племенное: так называлось то варяжское племя, из которого вышли первые наши князья. Потом это слово получило сословное значение: русью в Х в., по Константину Багрянородному и арабским писателям, назывался высший класс русского общества, преимущественно княжеская дружина, состоявшая в большинстве из тех же варягов. Позднее Русь, или Русская земля, — выражение, впервые появляющееся в Игоревом договоре 945 г., — получило географическое значение: так называлась преимущественно Киевская область, где гуще осаживались пришлые варяги («поляне, яже ныне зовомая русь», по выражению Начальной летописи). Наконец, в XI—XII вв., когда Русь как племя слилась с туземными славянами, оба эти термина Русь и Русская земля, не теряя географического значения, являются со значением политическим: так стала называться вся территория, подвластная русским князьям, со всем христианским славяно-русским ее населением.
 
 
   Превращения племен в сословия.
   Но в Х в. от смешанного высшего класса, называвшегося русью, военного и промышленного, в значительном количестве пришлого, еще резко отличалось туземное низшее население, славянское простонародье, платившее дань Руси. Скоро и это простонародье обозначится в наших памятниках не как туземная масса, платящая дань пришлым иноплеменникам, а в виде низших классов русского общества, отличающихся правами и обязанностями от верхних слоев того же единоплеменного им русского общества. Так и в нашей истории вы наблюдаете процесс превращения в сословия племен, сведенных судьбой для совместной жизни в одном государственном союзе, с преобладанием одного племени над другими. Можно теперь же отметить особенность, отличавшую наш процесс от параллельных ему, известных вам из истории Западной Европы: у нас пришлое господствующее племя, прежде чем превратиться в сословие, сильно разбавлялось туземной примесью. Это лишало общественный склад рельефных сословных очертаний, зато смягчало социальный антагонизм. В таких чертах представляется нам состояние Русской земли около половины XI в. С этого времени до исхода XII в., т.е. до конца первого периода нашей истории, политический и гражданский порядок, основания которого были положены старыми волостными городами и потом первыми киевскими князьями, получает дальнейшее развитие. Переходим к изучению явлений, в которых обнаружилось это развитие, и прежде всего изучим факты политические, т.е. порядок княжеского владения, установившийся на Руси по смерти Ярослава.

ЛЕКЦИЯ XI

   Порядок княжеского владения Русской землей после Ярослава. Неясность порядка до Ярослава. Раздел земли между сыновьями Ярослава и его основание. Дальнейшие перемены в распорядке наделов. Очередь старшинства во владении как основа порядка. Его схема. Происхождение очередного порядка. Практическое его действие. Условия, его расстраивавшие: ряды и усобицы князей; мысль об отчине; выделение князей-изгоев; личные доблести князей; вмешательство волостных городов. Значение очередного порядка.
 
 
   Нам предстоит изучить политический строй, устанавливавшийся в Русской земле с половины XI в., по смерти Ярослава. Различные общественные силы и исторические условия участвовали в созидании этого строя; но основанием его служил порядок княжеского владения Русской землёй, действовавший в это время. На нём прежде всего и остановимся.

Княжеское владение до Ярослава

   Довольно трудно сказать, какой порядок княжеского владения существовал на Руси при предшественниках Ярослава, и даже существовал ли какой-либо определённый порядок. Иногда власть как будто переходила от одного князя к другому по старшинству; так, преемником Рюрика был не малолетний сын его Игорь, а родственник Олег, по преданию, его племянник. Иногда всею землёю правил, по-видимому, один князь; но можно заметить, что это бывало тогда, когда не оставалось налицо русских взрослых князей. Следовательно, единовластие до половины XI в. было политическою случайностью, а не политическим порядком. Как скоро у князя подрастало несколько сыновей, каждый из них, несмотря на возраст, обыкновенно ещё при жизни отца получал известную область в управление. Святослав, оставшийся после отца малолетним, однако ещё при его жизни княжил в Новгороде. Тот же Святослав потом, собираясь во второй поход на Дунай против болгар, роздал волости на Руси трём своим сыновьям; точно так же поступил со своими сыновьями и Владимир. При отце сыновья правили областями в качестве его посадников (наместников) и платили, как посадники, дань со своих областей великому князю-отцу. Так, о Ярославе летопись замечает, что он, правя при отце Новгородом, давал Владимиру ежегодную урочную дань по 2 тысячи гривен: «…так, — прибавляет летописец, — и все посадники новгородские платили». Но когда умирал отец, тогда, по-видимому, разрывались все политические связи между его сыновьями: политической зависимости младших областных князей от старшего их брата, садившегося после отца в Киеве, незаметно. Между отцом и детьми действовало семейное право; но между братьями не существовало, по-видимому, никакого установленного, признанного права, чем и можно объяснить усобицы между сыновьями Святослава и Владимира. Впрочем, мелькает неясная мысль о праве старшинства. Мысль эту высказал один из сыновей Владимира, князь Борис. Когда ему по смерти отца дружина советовала занять киевский стол помимо старшего брата Святополка, Борис отвечал: «Не буди мне възняти рукы на брата своего старейшего; аще и отець ми умре, то сь ми буди в отца место».

Раздел после Ярослава

   По смерти Ярослава власть над Русской землёй не сосредоточивается более в одном лице: единовластие, случавшееся иногда до Ярослава, не повторяется; никто из потомков Ярослава не принимает, по выражению летописи, «власть русскую всю», не становится «самовластцем Русстей земли». Это происходит оттого, что род Ярослава с каждым поколением размножается всё более и земля Русская делится и переделяется между подраставшими князьями. Надобно следить за этими непрерывными дележами, чтобы разглядеть складывавшийся порядок и понять его основы. При этом следует различать схему или норму порядка и его практическое развитие. Первую надобно наблюдать по практике первых поколений Ярославичей, а потом она остаётся только в понятиях князей, вытесняемая из практики изменяющимися обстоятельствами. Так обыкновенно бывает в жизни: отступая от привычного, затверженного правила под гнётом обстоятельств, люди ещё долго донашивают его в своем сознании, которое вообще консервативнее, неповоротливее жизни, ибо есть дело одиночное, индивидуальное, а жизнь изменяется коллективными усилиями и ошибками целых масс. Посмотрим прежде всего, как разделилась Русская земля между Ярославичами тотчас по смерти Ярослава. Их было тогда налицо шестеро: пять сыновей Ярослава и один внук Ростислав от старшего Ярославова сына Владимира, умершего еще при жизни отца Мы не считаем раньше выделившихся и не принимавших участия в общем владении Ярославичей князей полоцких, потомков старшего Ярославова брата Изяслава, Владимирова сына от Рогнеды. Братья поделились, конечно, по завету отца, и летопись приписывает Ярославу предсмертное изустное завещание, в котором он распределяет Русскую землю между сыновьями в том самом порядке, как они владели ею после отца. Старший Ярославич, Изяслав, сел в Киеве, присоединив к нему и Новгородскую волость: значит, в его руках сосредоточились оба конца речного пути «из Варяг в Греки». Второму сыну Ярослава, Святославу, досталась область днепровского притока Десны, земля Черниговская с примыкавшей к ней по Оке Муромо-Рязанской окраиной и с отдаленной азовской колонией Руси Тмутороканью, возникшей на месте старинной византийской колонии Таматарха (Тамань). Третий Ярославич, Всеволод, сел в Переяславле Русском (ныне уездный город Полтавской губернии) и получил в прибавок к этой сравнительно небольшой и окраинной волости оторванный от неё географически край Суздальский и Белозёрский по Верхнему Поволжью. Четвертый, Вячеслав, сел в Смоленске, пятый, Игорь, — на Волыни, где правительственным центром стал построенный при Владимире Святом город Владимир (на реке Луге, притоке Западного Буга). Сирота-племянник получил от дядей отдалённый Ростовский край среди владений Всеволода переяславского, хотя его отец княжил в Новгороде. Очевидно, между братьями распределялись городовые области, старые и новые. Легко заметить двойное соображение, каким руководился Ярослав при таком разделе Русской земли: он распределил её части между сыновьями, согласуя их взаимное отношение по степени старшинства со сравнительной доходностью этих частей. Чем старше был князь, тем лучше и богаче волость ему доставалась. Говоря короче, раздел основан был на согласовании генеалогического отношения князей с экономическим значением городовых областей. Любопытно, что три старших города, Киев, Чернигов и Переяславль, по распределению Ярослава следуют друг за другом совершенно в том же порядке, в каком перечислялись они в договорах с греками, а там они расположены в порядке своего политического и экономического значения. Киев, доставшийся старшему брату, в XI в. был, как средоточие русской торговли, богатейшим городом Руси. Иностранцы XI в. склонны были даже преувеличивать богатство и населённость этого города. Писатель самого начала XI в. Титмар Мерзебургский считает Киев чрезвычайно большим и крепким городом, в котором около 400 церквей и 8 рынков. Другой западный писатель того же века, Адам Бременский, называет Киев соперником Константинополя, «блестящим украшением Греции», т.е. православного востока. И в наших летописях встречаем известие, что в большой пожар 1017 г. в Киеве сгорело до 700 церквей. За Киевом по своему богатству и значению следовал Чернигов, доставшийся второму Ярославичу, и т.д.

Дальнейшие перемены

   Теперь представляется вопрос: как Ярославичи владели Русской землёй при дальнейших переменах в наличном составе своей семьи? Получив что досталось каждому по разделу, оставались ли они постоянными владельцами доставшихся им областей и как их области наследовались? Я сейчас упомянул о предсмертном завещании Ярослава. Вы, наверное, читали его ещё в гимназии, и я его не повторяю. Оно отечески задушевно, но очень скудно политическим содержанием; невольно спрашиваешь себя, не летописец ли говорит здесь устами Ярослава. Среди наставлений сыновьям пребывать в любви между собою можно уловить только два указания на дальнейший порядок отношений между братьями-наследниками. Перечислив города, назначенные каждому, завещание внушает младшим братьям слушаться старшего, как они слушались отца: «…да той вы будет в мене место». Потом отец сказал старшему сыну: «Если брат будет обижать брата, ты помогай обижаемому». Вот и всё. Но есть два важных дополнения этого завещания. В сказании о Борисе и Глебе уже известного нам монаха Иакова читаем, что Ярослав оставил наследниками и преемниками своего престола не всех пятерых своих сыновей, а только троих старших. Это — известная норма родовых отношений, ставшая потом одной из основ местничества. По этой норме в сложной семье, состоящей из братьев с их семействами, т.е. из дядей и племянников, первое, властное поколение состоит только из трёх старших братьев, а остальные, младшие братья отодвигаются во второе, подвластное поколение, приравниваются к племянникам: по местническому счёту старший племянник четвёртому дяде в версту, причём в числе дядей считался и отец племянника. Потом летописец, рассказав о смерти третьего Ярославича — Всеволода, вспомнил, что Ярослав, любя его больше других своих сыновей, говорил ему перед смертью: «Если бог даст тебе принять власть стола моего после своих братьев с правдою, а не с насилием, то, когда придёт к тебе смерть, вели положить себя, где я буду лежать, подле моего гроба». Итак, Ярослав отчётливо представлял себе порядок, какому после него будут следовать его сыновья в занятии киевского стола: это порядок по очереди старшинства. Посмотрим, так ли было на деле и как применялась общая схема этого порядка. В 1057 г. умер четвёртый Ярославич — Вячеслав смоленский, оставивши сына. Старшие Ярославичи перевели в Смоленск Игоря с Волыни, а на его место на Волынь перевели из Ростова племянника Ростислава. В 1060 г. умер другой младший Ярославич, Игорь смоленский, так же оставивши сыновей. Старшие братья не отдали Смоленска ни этим сыновьям, ни Ростиславу. Последний, однако, считая себя вправе переместиться по очереди с Волыни в Смоленск, осердился на дядей и убежал в Тмуторокань собирать силы для мести. В 1073 г. Ярославичи Святослав и Всеволод заподозрили старшего брата Изяслава в каких-то кознях против братьев и выгнали его из Киева. Тогда в Киеве сел по старшинству Святослав из Чернигова. а в Чернигов на его место перешёл Всеволод из Переяславля. В 1076 г. Святослав умер, оставив сыновей; на его место в Киев перешёл из Чернигова Всеволод. Но скоро Изяслав вернулся на Русь с польской помощью. Тогда Всеволод добровольно уступил ему Киев, как старшему, а сам воротился в Чернигов. Обделенные племянники хотели добиться владений силой. В бою с ними пал Изяслав в 1078 г. Тогда Всеволод, единственный из сыновей Ярослава, остававшийся в живых, снова переместился на старший стол в Киев. В 1093 г. умер Всеволод. На сцену теперь выступает второе поколение Ярославичей, внуки Ярослава, и на киевский стол садится сын старшего Ярославича Святополк Изяславич.

Очередь старшинства

   Достаточно перечисленных случаев, чтобы видеть, какой порядок владения устанавливался у Ярославичей. Князья-родичи не являются постоянными, неподвижными владельцами областей, достававшихся им по разделу: с каждой переменой в наличном составе княжеской семьи идёт передвижка, младшие родичи, следовавшие за умершим, передвигались из волости в волость, с младшего стола на старший. Это передвижение следовало известной очереди, совершалось в таком же порядке старшинства князей, как был произведён первый раздел. В этой очереди выражалась мысль о нераздельности княжеского владения Русской землёй: Ярославичи владели ею, не разделяясь, а переделяясь, чередуясь по старшинству. Очередь, устанавливаемая отношением старшинства князей и выражавшая мысль о нераздельности княжеского владения, остается, по понятиям князей, основанием владельческого их порядка в XI и до конца XII в. В продолжение всего этого времени князья не переставали выражать мысль, что вся совокупность их, весь род Ярослава должен владеть наследием отцов и дедов нераздельно — поочерёдно. Это была целая теория, постепенно сложившаяся в политическом сознании Ярославичей, с помощью которой они старались ориентироваться в путанице своих перекрещивавшихся интересов и пытались исправить практику своих отношений, когда они чересчур осложнялись. В рассказе летописи эта теория выражается иногда довольно отчётливо. Владимир Мономах, похоронив отца в 1093 г., начал размышлять, вероятно, по поводу советов занять киевский стол помимо старшего двоюродного брата Святополка Изяславича: «Сяду я на этот стол — будет у меня рать со Святополком, потому что его отец сидел на том столе прежде моего отца». И, размыслив так, послал он звать Святополка в Киев. В 1195 г. правнук Мономаха, смоленский князь Рюрик с братьями, признав старшинство в своей линии за внуком Мономаха Всеволодом III суздальским, обратился к черниговскому князю Ярославу, четвероюродному брату этого Всеволода, с таким требованием: «Целуй нам крест со всею своею братиею, что не искать вам Киева и Смоленска под нами, ни под нашими детьми, ни под всем нашим Владимировым племенем; дед наш Ярослав разделил нас Днепром, потому вам и нет дела до Киева». Рюрик выдумал небывалый раздел: Ярослав никогда не делил сыновей своих Всеволода и Святослава Днепром; оба этих сына получили области на восточной стороне Днепра, Чернигов и Переяславль. Так как это требование Рюрика было внушено ему главой линии Всеволодом суздальским, то с ответом на это требование Ярослав черниговский обратился прямо к Всеволоду III, послав сказать ему: «У нас был уговор не искать Киева под тобою и под сватом твоим Рюриком; мы и стоим на этом уговоре; но если ты велишь нам отказаться от Киева навсегда, то ведь мы не угры и не ляхи, а единого деда внуки: пока вы оба живы с Рюриком, мы не ищем Киева, а после вас — кому бог даст». Не забудем, что в этом столкновении выступают довольно далёкие родственники, Ярославичи 4-го и 5-го поколения, и, однако, они ясно выражают мысль об очередном порядке владения, основанном на единстве княжеского рода и нераздельности отчего и дедовского достояния князей.

Схема очередного порядка

   Такой своеобразный порядок княжеского владения устанавливался на Руси по смерти Ярослава. Изложим его в возможно простейшей схеме. Князь русский имел уже династическое значение: это звание усвоено было только потомками Владимира Святого. Не было ни единоличной верховной власти, ни личного преемства её по завещанию. Ярославичи не делили достояния отцов и дедов на постоянные доли и не передавали доставшейся каждому доли своим сыновьям по завещанию. Они были подвижными владельцами, которые передвигались из волости в волость по известной очереди. Очередь эта определялась старшинством лиц и устанавливала постоянно колебавшееся, изменчивое соотношение наличного числа князей с количеством княжеских волостей или владений. Все наличные князья по степени старшинства составляли одну генеалогическую лествицу. Точно так же вся Русская земля представляла лествицу областей по степени их значения и доходности. Порядок княжеского владения основывался на точном соответствии ступеней обеих этих лествиц, генеалогической и территориальной, лествицы лиц и лествицы областей. На верху лествицы лиц стоял старший из наличных князей, великий князь киевский. Это старшинство давало ему кроме обладания лучшей волостью известные права и преимущества над младшими родичами, которые «ходили в его послушании». Он носил звание великого, т.е. старшего князя, названого отца своей братии. Быть в отца место — эта юридическая фикция поддерживала политическое единство княжеского рода при его естественном распадении, восполняя или исправляя естественный ход дел. Великий князь распределял владения между младшими родичами, «наделял» их, разбирал их споры и судил их, заботился об их осиротелых семьях, был высший попечитель Русской земли, «думал, гадал о Русской земле», о чести своей и своих родичей. Так, великому князю принадлежали распорядок владений, суд над родичами, родственная опека и всеземское попечительство. Но, руководя Русью и родичами, великий князь в более важных случаях действовал не один, а собирал князей на общий совет, снем или поряд, заботился об исполнении постановлений этого родственного совета, вообще действовал как представитель и исполнитель воли всего державного княжеского рода. Так можно формулировать междукняжеские отношения, какие признавались правильными. В нашей исторической литературе они впервые подробно были исследованы С. М. Соловьевым. Если я не ошибаюсь, нигде более в истории мы не имеем возможности наблюдать столь своеобразный политический порядок. По его главной основе, очереди старшинства, будем называть его очередным в отличие от последующего удельного, установившегося в XIII и XIV вв.

Его происхождение

   Остановимся на вопросе о происхождении этого порядка. Чтобы видеть, что нужно объяснить в вопросе, припомним основания порядка. Их два: 1) верховная власть была собирательная, принадлежала всему княжескому роду; 2) отдельные князья временно владели теми или другими частями земли. Следовательно, в рассматриваемом складе княжеского владения надобно различать право владения, принадлежавшее целому владетельному роду, и порядок владения по известной очереди как средство осуществления этого права. Происхождение родового порядка княжеского владения объясняют влиянием частного туземного быта на политический строй земли: пришлые варяжские князья усвоили господствовавшие среди восточных славян родовые понятия и отношения и по ним устроили свой порядок управления страной. Можно принять такое объяснение происхождения права коллективного владения только с некоторой оговоркой: родовые понятия и отношения у туземцев находились уже в состоянии разрушения, когда князья начали усвоять их. Впрочем, в этой части вопроса мало что требует объяснения. Присутствие норм частного семейного права в государственном порядке — довольно обычное явление: таково, например, в монархиях преемство верховной власти в порядке старшинства нисходящих или наследственность сословных прав и т.