Клюева Варвара. Магия обреченных

   Вот уже который день не находит Кармал места от нетерпения, ждет своего первого советника. Ждать еще долго – путь в горы неблизок и труден, и вернется Соф Омри не раньше чем во второй четверти следующей луны. А владыка не может ничем себя занять, утратил сон, аппетит, вкус к развлечениям, стал желчен и раздражителен. Слуги и придворные уже шепчутся за его спиной, не зная, что и подумать. Их господин заболел? Но телесное здоровье правителей Плоскогорья уже больше двух веков оберегает магия Верховных лордов, и за это время придворным лекарям ни разу не пришлось прибегнуть к своему искусству. Сердечный недуг? Но владыка волен забрать в наложницы любую деву, какую пожелает. Душевная хворь? Ох, не приведи Меур!
   Кармал видел тревогу челяди, но ничего не предпринимал, чтобы ее рассеять. Пусть поволнуются, им полезно. Глядишь, в заплывших жиром мозгах начнется хоть какое-то шевеление. Куда это годится: на всем Плоскогорье не отыскать государственного мужа, у которого хватило бы ума и воображения понять и оценить мечту владыки! Насколько легче прошла бы пытка ожиданием, если бы у Кармала была возможность обсудить свой безумный замысел с единомышленником! Но во всем дворце да и во всей стране в великую тайну владыки посвящены только двое – лорд Региус и ничтожная наложница. Придворный маг, хоть и ценит роскошь, которой окружают себя нагорны, но, как всякий сгорн, считает их низшими существами. Бездарями. С ним по-дружески не поболтаешь. А с Алмелью владыка и так уединяется так часто, что все женщины его гарема задыхаются от ревности и ненависти к «наглой выскочке». Пока еще страх перед повелителем (а вероятнее – перед лордом Региусом) удерживал разгневанных жен от покушений на жизнь удачливой соперницы, но известно же: если женские чувства кипят, не находя выхода, рано или поздно жди взрыва. Против взрыва Кармал ничего не имел, но не ценой потери Алмели. И потому уже третий день терпел, не посылал за любимой наложницей.
   Однако терпение владык – штука ненадежная. Промаявшись без сна половину послеобеденного отдыха, Кармал пришел в такое раздражение, что позволил себе потревожить сон придворного мага.
   Лорд Региус, разумеется, не обрадовался. Слуга, сопроводивший горца в покои владыки, не без труда отогнал от себя подозрение, что колдун подумывает превратить повелителя во что-нибудь особенно мерзкое. Кармал и сам едва не вздрогнул, увидев физиономию Региуса. Но Верховный лорд, видимо, решил, что насупленные брови, горящие гневом глаза и поджатые до полного исчезновения губы достаточно выразили его отношение к неурочному зову. Во всяком случае, он не стал раздувать ссору. Может, оценил состояние владыки, а может, вспомнил народную мудрость, не рекомендующую кусать кормящую руку. В общем, маг без возражений выполнил просьбу Кармала – вошел в контакт с Красным айкасом.
   – Первый советник успешно исполнил возложенную на него миссию. В эту минуту он подъезжает к границе владений лорда Хедрига, – объявил лорд Региус и, не добавив ни слова, развернулся к двери.
   – А девочка? – крикнул ему вдогонку Кармал, позабыв о своем твердом намерении не уступать горцу первенства по части надменности.
   – Я же сказал: миссия выполнена успешно, – бросил придворный маг через плечо и вышел.
   Тут уж Кармал не выдержал – нарушил собственный зарок и послал за Алмелью. В конце концов, хозяин он у себя во дворце или не хозяин?
   Она вошла, как входила в эти комнаты только она, – легко и стремительно, наплевав на все правила придворного этикета, требовавшего упасть ниц на пороге покоев владыки, а потом проползти несколько саженей на коленях. Правда, лорд Региус тоже никогда не исполнял этих глупых формальностей, но он был Верховным лордом, всесильным и неуязвимым магом, а Алмель – нищей городской девчонкой без роду и племени.
   – Ты снова послал за мной раньше времени, повелитель. Есть новости?
   Кармал улыбнулся. Ее неслыханная дерзость неизменно его забавляла.
   – Да, душа моя. Соф Омри возвращается. Он выторговал девочку.
   – Я рада за тебя. Ты уже придумал, где ее поселишь?
   Кармал поднял брови.
   – Здесь, во дворце, разумеется! Она должна расти на глазах у меня и у лорда Региуса.
   – Зачем тебе это?
   Владыка засмеялся, живо представив себе, как его жены и вельможи дружно валятся в обморок, услыхав этот требовательный вопрос в адрес повелителя. Да, Алмель неподражаема. Три года жизни во дворце не приучили ее к идее иерархии. Похоже, в ее умной головке просто не укладывается мысль о том, что один человек выше другого в силу занимаемого положения и – уж тем более – по праву рождения. Не говоря уже о всеобщем убеждении, будто женщины вообще – низшие существа, недолюди.
   – Сядь, милая. – Кармал указал на подушку подле своего ложа. – Не надо нависать надо мной, подобно неумолимому року, а то язык мой от страха липнет к небу. Вот, так уже гораздо лучше. Ты спрашиваешь, зачем мне нужно, чтобы малышка с гор росла здесь? Но это же очевидно, душа моя. Если наша с тобой догадка верна, в девочке рано или поздно проснутся способности, которые и не снились горным магам. Разве не разумно, чтобы в момент их пробуждения рядом находился Лорд Региус, который поможет малышке осознать собственную силу, научит обуздывать ее, подчинять сознательной воле? А мое присутствие в жизни этого ребенка – просто стратегическая необходимость. Я намерен заботиться о ней, проявлять участие, дарить подарки и сделать ее счастливой. Она должна считать меня другом – только в этом случае я могу надеяться, что она употребит свой талант на пользу моему замыслу. Но ты хмуришься, Алмель. Что тебе не нравится, сердце мое?
   Она мимолетно улыбнулась владыке, но худое смуглое лицо так и осталось серьезным.
   – Мне кажется, есть вещи, которых ты просто не в состоянии постичь, повелитель. Ведь я много раз говорила тебе, как ревниво твое окружение. Обитатели дворца озабочены лишь тем, чтобы снискать твое расположение, заслужить твой милостивый взгляд и оттеснить в сторонку других претендентов на благосклонное внимание. Лучше всего – опорочить любезного тебе человека. И не потому, что все они злодеи, просто таков смысл их жизни, их единственная отрада. Почему, ты думаешь, я все время прошу тебя не отличать меня перед другими наложницами, не дарить богатых даров, не искать моего общества слишком часто? Потому что твое внимание ко мне порождает зависть, а она в свою очередь выливается в сокрушительную злобу и ненависть. Даже мне, взрослой женщине, трудно выносить такую всеобщую враждебность. Представь же, каково придется маленькой девочке, которую ты намерен окружить заботой и роскошью. А ведь у нее не будет даже статуса наложницы, который хоть как-то объяснил бы окружающим причину твоего великого благорасположения и обуздал бы их желание расправиться с невесть откуда взявшейся сгорнийкой-уродцем.
   – Не переживай так, душа моя. Лорд Региус сумеет обеспечить безопасность нашей малышки. Ты же оградишь ее от ненависти, став ее наперсницей и подругой. Договорились?
   – Мой господин, ты не раз восхищался моим благоразумием. Поверь мне сейчас, поверь моему опыту: девочка не будет счастлива во дворце. Осыпав ее милостями, ты только усугубишь пропасть между ней и придворной братией и загонишь ее в ловушку всеобщей ненависти. Дети, и в первую очередь дети необычные, непохожие на других, – чуткие создания, чужая злоба их смертельно ранит. Ты не заслужишь дружбы и благодарности девочки, поселив ее среди врагов. А значит, не сможешь рассчитывать, что она употребит свой проснувшийся Дар тебе на пользу.
   Кармал задумался. В дерзких речах его любимицы определенно имелся смысл. В конце концов, сам он никогда не был объектом всеобщей ненависти и действительно не способен представить себе, насколько это тяжело. А вдруг девочка воспримет перемену в своей участи как перемену к худшему и возненавидит «благодетеля», ставшего виновником ее несчастий? Этого нельзя допустить ни в коем случае.
   – Что же нам делать, Алмель? Как заслужить признательность малышки, защитить ее от житейских невзгод, обеспечить участие лорда Региуса в развитии ее предполагаемого Дара и в то же время оградить девочку от дворцовых дрязг? Ты можешь что-нибудь предложить?
   – Да, повелитель. Отдай бедное дитя на воспитание какой-нибудь одинокой доброй женщине из числа вестниц или целительниц.
   – Этому отребью?! Ты с ума сошла? – Кармал даже подскочил от возмущения, но тут же плюхнулся обратно на подушки и прикусил себе язык, вспомнив, что Алмель – дочь вестницы. – Прости, душа моя. Я не хотел тебя обидеть.
   Его смущение вызвало у наложницы легкую улыбку.
   – Ничего страшного, мой господин, я привычна и не к таким выражениям.
   – Но не из моих уст. Мне жаль, что я вторю глупцам. И все-таки: почему вестница или целительница? Тебе лучше чем кому бы то ни было известно, как в народе боятся и не любят ведьм. Если мы хотим уберечь девочку от ненависти придворных, зачем навлекать на нее враждебность простого люда? Почему не пристроить ребенка в какую-нибудь благополучную, уважаемую семью?
   – Потому что в любой благополучной, уважаемой семье девочка станет бельмом на глазу. Не забывай, повелитель: это дитя – презренная сгорнийка. Уже одного этого хватит, чтобы наши соплеменники избрали ее мишенью для своих издевательств. Даже горные лорды не в силах защитить себя от насмешек и оскорблений нагорнов, хотя уж их-то никак не назовешь беспомощными. А тут маленькая девочка, лишенная зримых Даров, уродливая даже по меркам собственных сородичей. Никакие твои милости и посулы не заставят уважающих себя нагорнов стать любящими родителями для такого ребенка. Скорее наоборот: чем больше ты им заплатишь и посулишь, тем сильнее будет их желание обижать и поносить навязанную им приемную дочь. Вестницы и целительницы – другое дело. Они, как ты хлестко выразился, – отребье, и уже в силу этого не страдают предрассудками. Их предназначение исключает брачные узы, да ни один здравомыслящий нагорн никогда и не решится взять ведьму в жены. Даже временный партнер-сожитель для них – редкая удача. А между тем многие из них хотят иметь детей. Если такой женщине с ее нерастраченной материнской нежностью доверить маленькую сироту, можно не сомневаться: ребенка окружат любовью и заботой. Девочка вырастет счастливой и, конечно, сохранит в сердце благодарность к тому, кто подарил ей надежный приют, нашел добрую приемную мать. Особенно если мать внушит ей, что названный господин избавил их обеих от нужды и лишений, вечных спутников городских ведьм.
   – А как быть с наставничеством лорда Региуса? Или ты полагаешь, что простая ведьма способна справиться с магическим Даром огромной силы?
   – О силе Дара мы можем только гадать, повелитель. Если твое предположение верно, то лорд Региус тоже вряд ли годится ребенку в наставники. В любом случае он благодаря своим айкасам сможет наблюдать за девочкой издалека. Когда Дар проснется, вы с лордом решите, кому и каким образом следует заняться его огранкой. А пока дайте девочке возможность расти спокойно.
   Владыка погрузился в задумчивость. Несколько минут они сидели молча. Кармал медленно и методично поглаживал щегольскую бородку, Алмель наблюдала за игрой разноцветных бликов, испускаемых перстнями повелителя.
   – Ты почти убедила меня, душа моя. Остается один вопрос: кто найдет эту женщину? Я имею в виду приемную мать. Соф Омри везет девочку во дворец. Можно было бы дождаться их приезда, малышку оставить здесь, а его отправить в город с новым поручением, но появление девочки вызовет вопросы, которых хотелось бы избежать, раз уж нашей горянке здесь не жить. Конечно, я мог бы упросить лорда Региуса (хоть он и скрипит на меня зубами за сегодняшнюю побудку) внушить Омри на расстоянии, что приказ отменяется и ему следует остановиться в городе впредь до будущих распоряжений, но, боюсь, мой первый советник с перепугу все напутает – он у нас непривычен к магическим разговорам. Следовательно, ему навстречу надо выслать гонца. А тем временем кто-то должен найти женщину, которой мы доверим воспитание малышки. Кто? Как ты понимаешь, поручить это дело абы кому я не могу. Мы должны быть твердо уверены, что кандидатура приемной матери подходит по всем статьям. А это значит, что придется послать человека тонкого и проницательного. Да еще умеющего держать язык за зубами. И где, скажи на милость, я такого найду?
   – Господин мой, я буду счастлива исполнить твое поручение. Не качай головой, повелитель. Подумай и ты поймешь – я подхожу для этого дела идеально. Я уже посвящена в твои планы, я достаточно проницательна и находчива и, самое главное, я хорошо знакома с ведуньями, я росла у одной из них. Нам будет легко понять друг друга.
   – Ты забываешь о своем положении, Алмель. По закону наложницам владыки нельзя покидать женскую половину дворца. Наказание ослушницам – смерть.
   – Можно подумать, это первый закон, который мы с тобой нарушаем, повелитель!

Глава 6

   Хайна никак не могла поверить в происходящее. Чувство реальности покинуло ее в ту минуту, когда она, лежа у входа в пещеру бабуров, посмотрела вниз и увидела группу мужчин-сгорнов в коротких меховых охотничьих плащах. С большого расстояния нельзя было разглядеть лиц, но Хайна сразу узнала сородичей. Вернее догадалась, что это они: кто же еще мог рыскать у самых границ владений деда?
   Сердце затрепыхалось, как перепуганный птенец в ладонях, сознание помутилось, будто дымкой подернулось, тело оцепенело, как бывает в дурном сне. Хайна и подумала, что видит дурной сон. Нет, сначала она еще цеплялась за действительность, пыталась уверить себя, будто ничего особенного не происходит, просто сородичи вышли поохотиться на бабуров.
   Но здравый смысл сопротивлялся столь вопиющему обману. Сгорны не охотятся по осени. Они вообще не любят убивать живых тварей без крайней необходимости, поскольку верят в неразрывную связь между миром людей и миром животных. Хищник, терзая свою добычу, поглощает не только плоть, но и душу жертвы. Человек, питаясь мясом, рискует впустить в свое сердце алчную, властную душу, которая начнет бороться за господство над телом с его собственной душой, а это чревато безумием. Если уж потреблять мясо в пищу, то как можно реже и желательно благородных животных. Не бабуров. Конечно, весной, когда кончаются привезенные с Ярмарки припасы, а сами бабуры, отощавшие после зимней спячки, вылезают из пещер и начиняют слоняться в опасной близости от человеческого жилья, сгорны, бывает, выходят на охоту. Но осенью – никогда.
   А значит, сородичей выгнала из дома другая нужда. Гулко забившееся сердце подсказывало Хайне, что нужда эта как-то связана с ней. Но это невозможно! Весь ее жизненный опыт говорил: так не бывает! Дети для сгорнов не ценнее, чем домашняя скотина. Да, когда они вырастают, их можно сбыть нагорнам, но сначала-то нужно вырастить. Много лет кормить, поить, одевать без какой-либо отдачи. И еще неизвестно, окупятся ли в конце концов затраты. Если ребенок слабенький – а слабые дети у сгорнов не редкость, – он просто не доживет до продажи. Если крепкий, но не особенно одаренный, много за него не дадут. Конечно, если в роду появляется дитя с редким и сильным Даром, о нем заботятся неплохо. Дают мощный оберег, кормят посытнее, одевают потеплее, зимой определяют местечко поближе к очагу. Если везунчик захворает, сам лорд не погнушается заняться целительством; если заплутает в горах, тот же лорд хватается за айкасы. Но это только если ребенок исключительно одарен. Во всех остальных случаях никто и не пошевелится ради какого-то малолетка. Заблудился ли ребенок, упал, расшибся, укушен ядовитым гадом, сломал ногу, захворал, окоченел – пускай справляется сам. Захочет выжить – выживет, а не выживет, так невелика потеря.
   Невозможно представить, что должно случиться, чтобы сгорны отправили партию взрослых мужчин на поиски совершенно бездарной и больной восьмилетней девочки. Ведь ни ее жизнь, ни ее смерть не принесет никому ни малейшей пользы. Так, может, они все-таки пришли не за ней?
   Но вот один из «охотников» поднял руку и указал на скалу, под которой укрылась девочка. Тут у Хайны окончательно помутился рассудок, и, вместо того чтобы заползти поглубже в щель, она вскочила и полезла по тропе к вершине. Постоянное недоедание и ночные холода совсем истощили ее силы, и порожденная страхом вспышка активности быстро угасла. Хайна отчаянно карабкалась, но ее движения все замедлялись и замедлялись. Точно в кошмарном сне.
   Потом в глазах у нее потемнело, ноги подогнулись, и Хайна потеряла сознание.
   А когда очнулась, решила, что сон продолжается. Теперь уже не кошмарный, но очень-очень странный.
   Ее несли на руках. Не волокли, не пинали, словно куль, а именно несли. И не кто-нибудь, а сам Хосын, наследник лорда Хедрига. И не как-нибудь, а очень бережно, стараясь, чтобы голова лежала удобно и рука не болталась как придется, грозя вывихом. А еще Хайну закутали в плащ. Или в шкуру – Хайна не поняла, потому что боялась открыть глаза. Только подглядела разок в щелочку из-под ресниц, увидела лицо Хосына и быстренько зажмурилась. Раз сон перестал быть страшным, пускай длится подольше. Неизвестно ведь, что будет, когда проснешься. Вернее, известно, что ничего хорошего не будет.
   И сон послушно длился.
   Сначала Хайну долго несли вниз по горной дороге. Глаз она не открывала, но и без того знала: несут к родовому замку лорда Хедрига. Больше просто некуда. До других жилищ пешком не доберешься. И вот что любопытно: скажи Хайне кто-нибудь еще вчера или сегодня утром, что ее скоро доставят в замок, она, наверное, умерла бы от ужаса.
   Для других сородичей замок был домом, убежищем, а для Хайны – проклятым местом, где ее постоянно подстерегали опасности, боль и унижение. При жизни Аины девочка еще могла как-то мириться с таким существованием, но, когда единственная защитница и покровительница умерла, у Хайны даже мысли не возникло вернуться под родной кров. Смерть ее поджидала в любом случае, но лучше уж погибнуть самостоятельно, от голода, холода или смертельного укуса, чем по злой воле хозяина.
   Теперь же Хайна нисколечко хозяина не боялась. Чего бояться, если это сон? Проснуться у пещеры бабуров с резью в голодном брюхе и дрожью в окоченевшем теле она всегда успеет. Куда уютнее дремать, пригревшись под теплой шкурой, качаясь, как в люльке, на сильных руках, и гадать, что тебе привидится еще.
   Ритм шагов Хосына и его спутников изменился, их поступь стала ровной, мерной и более уверенной. В ноздри ударил запах хлева. Стало быть, вошли во двор замка. Да, вот и ступени. Резкий и тревожный звук удара медного кольца о железную дверь. Голоса, натужный скрип, теплый смрадный дух густонаселенного и плохо проветренного жилья. Женские возгласы, ахи, шепот. Опять шаги. Ступени вниз, поворот, еще поворот, снова ступени, шорох шкур и глухой стук костяшек пальцев по камню. Гулкий голос Хосына у самого уха.
   – Мы нашли ее, отец.
   – Жива?
   Щекотное дыхание на лице.
   – Дышит.
   – Клади ее сюда и ступай. Да цыкни там на эту дурную ораву, чтоб не гомонили.
   Хайну опустили на неудобное ложе: под самой спиной вроде ровно, а с боков покато, того и гляди свалишься. На живот бы перевернуться, руками-ногами подпереться, да боится Хайна сон спугнуть. Опять чье-то дыхание на ее лице. Холодное металлическое кольцо прижимается к губам, раздвигает их. И в рот льется что-то густое, пряное и сладкое. Ум-м, вкусно-то как!
   Тут уж Хайна не выдержала, открыла глаза. И увидела склоненное над собой лицо лорда Хедрига. Нет, не его. Черты вроде те, а выражение совсем незнакомое, мягкое какое-то, чуть ли не приветливое. Дед ни на кого так не смотрел и уж никогда бы не стал смотреть на Хайну. На нее он вообще никак не смотрел.
   Но это в жизни, а во сне чего только не бывает! И дед ласковый, и питье вкусное, сытное, и тепла сколько угодно. Хороший сон. И главное – прочный какой! Хайна уже и глаза открыла, и голову приподняла, и пьет, а он все не рвется, не кончается.
   – Ожила, горемычная? Сесть можешь?
   Голос у деда заботливый, добрый, не как наяву. Хайна совсем осмелела. Кивнула, с силами собралась, в ложе свое руками уперлась, села. Осмотрелась. Место незнакомое, такого она в замке не помнит. Вместо каменной кладки – монолитная базальтовая стена, темный сводчатый потолок весь шероховатый и бугристый, словно и не жилой это дом, а пещера вроде той, в которой бабуры живут. Только у бабуров пещера огромная, в глубину горы уходящая, а эта – маленькая, будто игрушечная. И уютная. Здесь очаг, в котором отплясывают веселые рыжие язычки пламени, и всякие красивые блестящие штучки на плоской гранитной глыбе, отполированной до стеклянной гладкости. Полы и каменные кресла покрыты шкурами… Священный оакс! Это же шкуры сайлахов! Теперь Хайна поняла, куда ее принесли. В парадные покои лорда. А ложем ей служил сундук! Тот самый диковинный ящик, сработанный якобы из цельного куска огромного дерева и набитый несметными сокровищами, о котором часто шептались дети. Хайна до сих пор не верила в его существование. И сейчас не верит. Это всего-навсего сон.
   – Хайна, этот господин – с Плоскогорья. Он приехал специально за тобой. Хочешь ли ты поехать с ним?
   Ну вот, последние сомнения исчезли! Только утром она мечтала увидеть Плоскогорье. Увидеть хоть одним глазком, а потом умереть счастливой. И добрые духи, зная, что ее желанию исполниться не суждено, сжалились над бедняжкой и подарили ей напоследок чудесное сновидение, где сбываются все мечты, даже те, о которых она не подозревала. Разве могло ей прийти в голову, что лорд – сам лорд! – поинтересуется когда-нибудь, чего она хочет, назовет ее по имени?.. Да она понятия не имела, что он это имя знает, что помнит о ее существовании!
   Хайна осторожно повернула голову и посмотрела туда, куда указала рука деда. В темном углу, куда не доходил свет от очага, сидел в кресле незнакомец, увидев которого Хайна едва не прыснула. Он был невероятно, ну просто до невозможности смешон. Весь пухлый и мягкий, точно не до конца надутый бабурий пузырь, завернутый в нелепое одеяние из ярких разноцветных лоскутов; лицо нежно-розовое, как у младенца, только огромного, и на этом мягоньком розовом лице – четыре маленькие мохнатые полоски. Две, как положено, над глазами, а две другие – чуть подлиннее и потолще первых – над верхней губой и на самой кромке подбородка. Нагорн улыбался, показывая в улыбке зубы, которые поразили Хайну более всего остального. Крепкие, крупные и, по всей видимости, здоровые, они имели совершенно немыслимый цвет. Из-за недостатка освещения Хайна не могла бы сказать наверняка, но ей показалось, что они отливают золотом!
   – Ну что, поедешь со мной, милая?
   Голос у гостя приятный, певучий, и Хайна подумала, что, несмотря на свой придурковатый вид, он, наверное, умный и добрый. Да и каким еще мог быть волшебник, пожелавший увезти ее в сказочную страну Аины?
   – Да, господин!
   И вот они едут уже полдюжины дней, а сон не кончается, становится все более диковинным, причудливым, захватывающим. Хайна и представить себе не могла, что духи сновидений такие выдумщики! Случалось ей прежде видеть занятные сны, но занятным было действо, фон же разнообразием не отличался. Горы, замок, камни и трава, стены и домашняя утварь, привычные звери и птицы, родичи и Аина… Знакомые до мелочей картинки, только фрагменты перепутаны. Иногда перепутаны смешно, иногда – непонятно, иногда – страшно. Но детали всегда одни и те же. А нынче…
   Нынче Хайна почти ничего не узнает. Взять хотя бы повозку. В настоящем мире повозки напоминают большое корыто, поставленное на колеса. А в этом сне повозка похожа на домик. Домик очень странный, разукрашенный, с мягкими тонкими стенками и потолком, но вполне настоящий. И от дождя укрывает, и от ветра. С двумя игрушечными комнатками, в каждой из которых – мягкое удобное ложе, подушки для сидения, низкая скамеечка со светильником в окружении флаконов с благовониями. В домике даже кухонька есть с утварью и крохотной жаровней – мелким медным тазиком на трех гнутых ножках. Только засыпают в жаровню не угли, а непонятные белые с блестками осколки, и горят эти осколки не красными, а холодными голубыми огоньками. Холодными только на вид, а на самом деле – невиданно горячими. Если поставить на жаровню медную решетку, а на нее – чаник с водой, закипит вода вмиг, оглянуться не успеешь.
   Тянут повозку-домик не мохнатые низкорослые илшиги, а огромные, еле-еле на цыпочках до морды дотянешься, могучие айраны, неторопливые и важные, как сами горные лорды. Править ими – одно удовольствие. За илшигами нужен глаз да глаз: на минутку возница отвлечется, и повозка уже в придорожных колючках валяется, а мохнатые пакостники разбежались по кустам пастись. Айранам же возница вроде и не к чему. Крикнешь им: «Пошли!» – и они знай себе бредут, никуда не сворачивая. Час, другой, третий… Могут идти весь день без перерыва на отдых и еду, пока не прокричит возница: «Стой!». Послушные звери, спокойные. С такими и ребенок управится.
   И это очень здорово, что айраны умные и покладистые! Иначе лежать бы их хозяину и Хайне где-нибудь на придорожных камнях среди обломков повозки. Потому как если Хайна что-нибудь понимает, то в спутники ей достался господин на редкость неуклюжий. За что ни возьмется – все у него не так выходит. Хочет светильник зажечь – раз сто огнивом вхолостую щелкает. Хочет чаник с кипятком с жаровни снять – обязательно либо обожжется паром, либо чаник перевернет и огонь зальет. Хочет торбу с зерном айрану на морду надеть – сыплется зерно на камни на радость окрестным птицам.