Клюева Варвара. Уникум

   Я не на шутку разобиделась.
   — Ну и свинья же ты, Прошка! Сам ведь наверняка не веришь тому, что болтаешь. Тебе лишь бы гадость сказать.
   — Ничего себе гадость! Я, можно сказать, комплимент ей сделал, а она вместо благодарности с претензиями лезет! Тебе больше понравилось бы, если бы я заявил, что душить спящих подушкой — развлечение вполне в твоем духе?
   — Ну ладно, — смилостивилась я. — Излагай дальше.
   — Леша, с этой точки зрения, тоже отпадает, — продолжал Прошка. — Он бы свое убийство планировал как минимум полгода, рассчитал бы все до мелочей. А Нину с Мироном мы встретили здесь случайно. Ярослав мне говорил, что пансионат они выбрали уже здесь, в Крыму.
   — Да, Леша не стал бы сбрасывать Мирона с обрыва, — согласилась я. — Ненадежно это как-то. Вдруг выживет? Ну, а как насчет тебя?
   — Насчет себя я, естественно, не думал. Со стороны виднее. Вот ты и скажи, подходит мне такой способ убийства или нет?
   — Пожалуй, нет. При своей трусоватости ты наверняка постарался бы избежать непосредственного контакта с жертвой в момент убийства. Тебе больше яд подошел бы.
   — Спасибо тебе на добром слове, Варвара! А еще на меня обижалась!
   — А! Правда глаза колет! — мстительно заметила я. — Сказал бы спасибо за то, что я снимаю с тебя подозрения. Ладно, не отвлекайся. Развивай свою идею.
   — Труднее всего представить в роли убийцы, конечно, Генриха. Но если допустить, что у него не было другого выхода — например, кто-то угрожал Машеньке или детям, — он избрал бы самый милосердный способ. Сталкивать человека в пропасть он точно не стал бы. Неизвестно ведь, вдруг жертва будет умирать долго и мучительно. Вот удушение подушкой во сне — способ уже более подходящий. Жертва, одурманенная снотворным, наверняка не успевает ни понять, что происходит, ни испугаться. По счастью, когда Нину душили, Генриха здесь не было. Так что он тоже чист. А вот насчет Марка не уверен…
   — Да ты, никак, спятил? С чего это тебе взбрело в голову, что Марк стал бы избавляться от людей именно таким способом?
   — Слушай, отвлекись ты на минутку от конкретики. Забудь, что речь идет о хорошо знакомом тебе человеке, твоем друге. Если с этой точки зрения смотреть, все ангелами кажутся. Представь себе абстрактную личность с характером Марка. А теперь подумай об убийствах. Что о них можно сказать? Во-первых, человек, их совершивший, способен на мгновенную импровизацию. Никто ведь не предполагал, что Мирон убежит из-за стола и будет стоять на краю обрыва? Значит, убийца наткнулся на него случайно и принял решение мгновенно. Похоже это на абстрактного Марка? Похоже. Марк всегда быстро принимает решения и умеет менять их на ходу, если меняется обстановка. Во-вторых, оба убийства были выполнены чисто и аккуратно. Ни тебе следов, ни свидетелей. Оба раза вокруг крутилось множество людей, и никто ничего не заметил. Опять-таки похоже на Марка. Все, что ни делает, он делает исключительно быстро и аккуратно.
   — Нет, Прошка, — не согласилась я. — Это кажущееся сходство. Если твой абстрактный Марк обладает всеми чертами нашего Марка, он не приемлет насилия в качестве средства решения своих проблем. Если бы Марк попал в безвыходное положение, он бы, скорее, сам наглотался цианистого калия.
   — Бывают случаи, когда употребление цианистого калия — не выход из положения.
   — Только не для Марка. Он — субъективист. Для него мира вне его сознания не существует. Стерев это самое сознание, он решает все мировые проблемы.
   Мы прошли уже половину пути до стоянки и огибали мыс, за которым раскинулась наша бухта. Неожиданно из-за большого обломка скалы вынырнуло странное создание — волосатый молодой человек на кривых тоненьких ножках и в необъятных красных трусах до колен. Трусы плескались на ветру, и мне не сразу удалось разобрать аршинную белую надпись, украшавшую фасад этого сооружения. Но вот материя расправилась, и я сумела прочесть: «ЧЕМПИОН». Мы с Прошкой одновременно фыркнули и, миновав молодого человека, не удержались и оглянулись. На блестящем алом заду удивительного создания красовалось еще одно белое слово — «Спартак».
   Да, мир и правда тесен. Впечатленные этой встречей, мы не сразу вернулись к теме разговора, но через десяток-другой шагов Прошка сказал:
   — Ну хорошо, относительно Марка ты меня убедила. Мне самому мысль о его виновности нравится не больше твоего. Выходит, остаются только Славки с женами? Ну, Ярослава отметаем сразу. Исподтишка он ничего делать не станет. А вот Владислав — куда более подходящая кандидатура. Тихий, выдержанный, о чем думает — никогда точно не скажешь. Самообладания у него хватило бы, решимости тоже, а главное, он, наверное, единственный, кто сумел бы, сбросив человека на скалы, потом невозмутимо сидеть за столом и пить чай.
   — Вот уж не единственный. Вспомни Ирочку. Видел же, с какой она вчера на меня обрушилась яростью, а в следующую секунду была уже само спокойствие. И по поводу ее морально-этических норм у меня большие сомнения.
   — Ох, не нравится тебе Ирочка, как я погляжу! — поддел меня Прошка. — И чем это она тебе не угодила?
   — А тебе, стало быть, нравится? — тут же ощетинилась я. — Что же ты тогда от нее улепетывать бросился, когда она хотела навестить вместе с нами Нинку? А меня, между прочим, бросил, и пришлось светские лясы точить. Знаешь, сколько я от нее гадостей про Татьяну наслушалась?
   — Может быть, Ирочка и стерва, но на убийцу не тянет. Мозгов маловато.
   — Можно подумать, для того, чтобы человека с обрыва спихнуть или подержать на лице подушку, нужен выдающийся ум! Как известно, уровень интеллекта убийц в среднем ниже нормы.
   — Это у бытовых убийц, из тех, кто по пьянке собутыльников топором по голове тюкает. Ну ладно, будь по-твоему, Ирочку пока вычеркивать не будем. А что скажешь про Татьяну?
   — Наверное, и она могла бы убить. Воли и самообладания ей не занимать. А способ… не знаю. Не настолько хорошо я в ее характере разобралась, чтобы выбрать подходящий для нее способ убийства.
   — А я бы ее исключил, — задумчиво произнес Прошка. — Есть в ней что-то такое… строгое. У кого там было про лица судей и преступников?
   — У Джозефины Тэй. «Дочь Времени». Там герой показывает всем портрет Ричарда Третьего и предлагает определить по лицу, где его место: на скамье подсудимых или на судейском помосте.
   — Да-да. Так вот, мне кажется, что у Татьяны лицо судьи.
   — Пожалуй. Итак, в подозреваемых остались только Владислав да Ирочка? Негусто. Но, может быть, это к лучшему. Угадать проще. Только какие у них мотивы?
   — Спроси чего-нибудь полегче. И потом, мотивы — дело десятое. Их можно изобрести сколько угодно.
   — Ну не скажи. Если иметь в виду конкретных людей и конкретные взаимоотношения, простора для воображения не так уж много. И вообще рано мы с тобой взялись перебирать косточки своим. Пусть сначала шпион Белов убедится, что убийство не совершил кто-то посторонний.
   В тот же день, ближе к вечеру, нас навестили Славки, Ирочка и Татьяна. Поначалу общий разговор протекал вполне мирно. Я в общих чертах рассказала о своем свидании с Беловым, Славки — о своем. Константин Олегович действительно попросил их в обед сходить вместе с ним в столовую и поискать знакомые лица. Когда Славки сообщили, что никого не узнают, Белов незаметно показал им москвичей. Славки заверили его, что видят этих людей впервые и, мало того, весьма сомнительно, чтобы Полторацкие могли с ними общаться. Белов принял их слова к сведению и начал расспрашивать о характерах Нинки и Мирона, об их круге общения, интересах и тому подобное. Славки рассказали все, что им было известно, и беседа на этом закончилась. Белов снова отправился опрашивать персонал медпункта и обслугу пансионата. Правда, напоследок он велел Славкам передать нам, что хотел бы завтра видеть всю нашу компанию, не считая Генриха. Другими словами, он жаждал пообщаться со мной, Прошкой, Лешей и Марком.
   Обменявшись информацией, мы, естественно, перешли к обсуждению имевшихся у нас версий убийства. Для начала Марк передал гостям наш вчерашний разговор и свой вывод о том, что убийца преследовал цель устранить Мирона, а Нинку задушил из страха, что она может вывести его на чистую воду. Это, казалось бы, нейтральное, не задевающее никого из присутствующих предположение послужило толчком к грандиозному скандалу.
   — Но тогда получается, что убийца и в самом деле один из нас, — заметил Славка-Ярослав. — Нину в пансионате в принципе мог убить кто угодно. Например, сумасшедший какой-нибудь. Но если гибель Мирона — не случайность, то возможность столкнуть его с обрыва была только у нас. Никого другого здесь просто не было.
   — Прекрати! Прекрати! — завизжала Ирочка. — Или я немедленно ухожу и запираюсь в своем номере.
   — Да, давайте не будем развивать эту тему, — поддержал ее Генрих.
   — Но нам необходимо разобраться, — настаивал Славка. — Ира, не тревожься. Даже если среди нас есть убийца, то, скорее всего, один. Мы сумеем тебя защитить, если он вдруг решит на тебя наброситься.
   — Почему «он»? — вдруг подал голос Славка-Владик. — Если речь идет об убийце Мирона, на мой взгляд, было бы правильнее употребить местоимение «она».
   Я просто не успела отреагировать на этот прозрачный намек, потому что Марк, Прошка и Леша вскочили и заговорили одновременно:
   — Какого дьявола ты имеешь в виду?!
   — По-моему, это просто подлость!
   — Думай, что говоришь, Славка!
   До Генриха не сразу дошел плохо скрытый смысл Славкиной реплики. Но когда дошел, на лице его отразился неподдельный ужас.
   — Слава, ты что? Я понимаю, что погиб твой близкий друг, но нельзя же до такой степени забываться!
   Несмотря на столь массированный натиск, Славка невозмутимости не потерял.
   — Не понимаю вашего негодования. По-моему, мы собрались, чтобы поговорить об убийце. Если это, как вы утверждаете, один из нас, то на кого-то все равно рано или поздно покажут пальцем. Почему Варвара должна находиться в исключительном положении? Все мы знаем о ее отношении к Мирону. Иначе как отвратительным его не назовешь. Марк тоже не очень с ним ладил, но он хотя бы держался в рамках. А все остальные к Мирону претензий не имели. Так почему бы не посмотреть фактам в лицо?
   — Тогда давайте смотреть в лицо и другим фактам, — зло сказал Марк. — Варька с Мироном враждовала никак не меньше десяти лет, и он все живым оставался. А вот Ирина и твоя жена познакомились с ним совсем недавно, тут-то он с обрыва и упал.
   — Что? Я?! — Ирочка аж подпрыгнула. — Да я больше года Мирона знала, и мы всегда были в прекрасных отношениях!
   — Но ты ведь сама говорила, что с ним почти не виделась, — злорадно напомнила я. — Вы для того и совместную поездку затеяли, чтобы познакомиться поближе. А когда ты Мирона поближе узнала, он тебе, наверное, не очень понравился. Я тебя, конечно, хорошо понимаю, но с проявлением неприязни ты, по-моему, чуть-чуть переборщила.
   Ирочка не сразу обрела голос.
   — Я… Ты… Убийца! — Последнее слово она выговорила вполне членораздельно. Пугливый зверек, которого в день приезда гоняли Эрих с Алькой, молнией взметнулся на дерево. — Посмотрите на нее! Лохмы черные, нос крючком, зенки круглые, желтые! Неужели не видите? Вылитая ведьма! Она! Это она Мирона с Ниночкой убила!
   Под общий галдеж я печально размышляла над истинностью выражения: «злоба глаза застит». И вовсе не крючком у меня нос, а всего лишь с небольшой горбинкой. А для того чтобы назвать мои большие глаза теплого коньячного цвета круглыми желтыми зенками, надо вообще не иметь ни мозгов, ни совести.
   Очень скоро моя печаль сменилась горечью. Никто из моих друзей и не подумал подправить нарисованный Ирочкой образ. Нет, они, конечно, заступились за меня, но так, что лучше бы уж промолчали. Генрих убеждал Ирочку не обращать внимания на мои выпады. Я, дескать, совсем не хотела ее обидеть, просто у меня такая манера шутить. Марк с Прошкой наперебой доказывали, что внешность обманчива, но больше всех отличился Леша.
   — Ну и что, если глаза желтые и круглые? — недоумевал он. — Убийство-то тут при чем?
   — Ни при чем, — раздраженно буркнула я, наткнувшись на его недоуменный взгляд. — У большинства убийц глаза голубые, с фиолетовым оттенком.
   Казалось бы, моя негромкая реплика должна была потонуть в общем шуме, но Ирочка умудрилась расслышать ее и снова ринулась в бой. Помянув практически всех представителей земной фауны, она прошлась по поводу моего языка, нрава, черт лица, фигуры, манеры поведения и, наконец, предков. Присутствующие пытались остановить этот поток красноречия, да куда там! Ирочка без труда перекрывала общий хор из шести голосов (мы с Татьяной благоразумно помалкивали).
   Но рано или поздно все кончается, кончилось и это представление. Ирочкин запал иссяк.
   — Ты напрасно так горячишься, Ирина, — сказал после некоторой паузы Славка-Владик. — Не думаю, чтобы Марк или Варвара говорили о тебе всерьез. Им не хуже прочих понятно, что ни у тебя, ни у Тани просто не могло быть мотива для убийства.
   — А у Варьки он, можно подумать, был! — вскинулся Прошка. — Или, может, обычай у нее такой — избавлять человечество от личностей, которые ей не по нраву? Да, Варька была с Мироном на ножах, никто с этим не спорит, но у Мирона такой характер, что с ним редко кто не ссорился. Разве что Генрих. Вспомните себя в молодости. Сколько раз ваши дискуссии с Мироном кончались дракой? Ключицу тебе, Славка, кто сломал? И если вы стремитесь убедить меня, будто с тех пор нрав Мирона смягчился и вы ни разу с ним не поссорились, лучше не тратьте слов попусту. Все равно не поверю. Ну, что примолкли?
   А Славки и в самом деле примолкли, и на их физиономиях появилось очень странное выражение. Медленно, словно во сне, они повернулись друг к другу, да так и замерли.
   — А ведь ты прав, Прошка, — не сводя друг с друга испытующих взглядов, задумчиво произнесли они хором.

Глава 16

   Наступившая тишина показалась мне противоестественной. Замолчали даже цикады, хотя, возможно, после получасового оглушительного ора у меня просто притупился слух. Неизвестно, сколько длилась бы эта немая сцена, если бы не Ирочка.
   — В чем дело, Ярослав? — спросила она капризно-требовательным тоном.
   Оба Славки вздрогнули и опустили глаза.
   — Так, ни в чем, — сдавленно ответил Ярослав. — Просто, похоже, у нас был мотив.
   Никто не проронил не звука, хотя пялились мы на Славок во все глаза. Один только Леша нашел в себе силы вслух задать вопрос, который вертелся у всех на языке:
   — Какой мотив?
   — Ну, это долгая история. Частично ее, наверное, все знают от Генриха, если он что-то рассказывал. — Ярослав по-прежнему изучал носки своих кроссовок. — Ладно, попробую изложить целиком. Началось это года полтора назад. В институте закрыли нашу с Владиком тему и, как водится, перестали платить. Отправили в отпуск за свой счет. У нас была возможность поехать работать по контракту за границу, но я как раз собрался жениться, и этот вариант меня совсем не устраивал. Мирон в это время тоже сидел на бобах. Однажды зашли мы поздравить Нину с днем рождения, как раз и Генрих был, выпили немного и стали жаловаться друг другу на жизнь. Пришел Сергей Игнатьевич, Нинин отец. У него, если не знаете, одно из самых крупных в Москве рекламных агентств и целая сеть мастерских по изготовлению сувениров с рекламной символикой. Словом, рекламный магнат. Слушал он, слушал, а потом давай подначивать. Тоже мне, мол, молодежь пошла! Делать ни хрена не умеют, только ныть горазды. Привыкли, говорит, что вам все подносят на блюдечке с голубой каемочкой. Мы ему доказывать, что сейчас просто время такое и специалисты вроде нас никому не нужны. Мы, мол, многое умеем, вы и представить себе не можете сколько. Но Нининого отца словами не больно-то проймешь. «Ладно, — говорит и рукой машет. — Языком трепать все горазды!» Разозлились мы страшно, но что на это скажешь? И тут Владик вспомнил, что у него в портфеле лежит одна дискета с мультиком. Он в диссертацию включил две главы о размножении раковых клеток, предложил новую математическую модель. Помнишь, Варвара, ты ему в свое время толковую идею подала — сделать для наглядности компьютерный мультик, иллюстрирующий процесс деления? Вот дискета с этим самым мультиком у Славки и оказалась случайно с собой. Сунул он ее в компьютер и показал Нинкиному отцу, что мы тоже не только лыком шиты. Сергею Игнатьевичу мультик понравился. Ему тут же пришла в голову идея, что можно было бы делать небольшие заставки и вставки к компьютерным играм с ненавязчивой рекламой разных фирм. Короче, предложил он нам перейти к нему в агентство — мультики такие делать. И посулил хорошие деньги. Но Славка ему отказал, и довольно резко. Я, говорит, математик и всякой чепухой заниматься не намерен. Мирон его поддержал. Дескать, научные и обучающие программы — еще куда ни шло, а в бирюльки играть — как-то несолидно. Тут Сергей Игнатьевич заявил, что его родительская шея не приспособлена к таким длительным нагрузкам, и предложил нам довольно крупную сумму, с тем чтобы мы открыли собственную фирму.
   Генрих все-таки отказался, а остальные решили рискнуть. Так появился «Эпсилон» — о нем-то вы, конечно, знаете. Мирон стал генеральным директором и взял на себя оформление, бухгалтерию и все организационные дела. Владик отвечал за политику фирмы, идеи подбрасывал, какой продукт создавать и каким именно образом, а я занялся сбытом. Поначалу дела шли ни шатко ни валко, но полгода назад появился у нас законченный пакет и потихоньку все стало налаживаться. Я завязал контакты с нашими институтами и несколькими европейскими университетами, а в мае протоптали дорожку к американскому рынку. Деньги начали капать довольно неплохие. И вдруг в один прекрасный день Мирон заявляет: «Все-таки на учебных программах капитала не сделаешь. Надо переходить на игрушки, там рынок более емкий». Мы со Славкой не поверили своим ушам. Столько вложено сил и труда, самое время пожинать плоды, а наш гендиректор предлагает переключиться на игрушки, от которых с самого начала отказались. Ну, мы на Мирона накричали, идею его зарубили и благополучно об этом забыли. Но уже здесь, в тот день, когда затеяли шашлыки, Мирон по дороге к вам вдруг вернулся к старой теме. И на этот раз дал нам понять, кто в фирме хозяин. Прямо не сказал, но намекнул довольно прозрачно. Мы со Славкой начали было излагать подробно, что о нем думаем, но так и не закончили, поскольку уже пришли на место. Решили отложить разговор на потом. А потом с Мироном сцепилась Варвара, и о нашей новой размолвке мы вообще позабыли. Честное слово, до сегодняшнего дня и не вспоминали ни разу.
   — Прости, Варька, — покаянно пробормотал Славка-Владик. — Твой мотив по сравнению с нашим, конечно, пустяковый. И вообще Прошка прав, его и мотивом-то не назовешь.
   Они так старательно избегали смотреть друг на друга и на остальных, что у меня сжалось сердце.
   — Чепуха! Никакой это не мотив, — решительно заявила я. — Вы оба — программисты от Бога, вас в любую приличную фирму примут с распростертыми объятиями. А если учесть, что вы сами занимались сбытом и установили контакт с заказчиком, то у вас и проблемы-то никакой не было. Даже ссориться с Мироном было не обязательно. Разделили бы полюбовно фирму, вы бы своими программами продолжали заниматься, Мирон пусть бы свои игрушки лепил, и все довольны.
   Славки немного просветлели и перестали наконец разглядывать обувь. Я перевела дух и поспешила увести разговор в сторону:
   — Я вообще не уверена, что Марк прав и Мирона убили. Думаю, он все-таки мог погибнуть по нелепой случайности, а убийца просто воспользовался удобной возможностью, чтобы Нинку устранить. — И я повторила свою версию о злодее из пансионата.
   Все задумались.
   — Такие совпадения бывают только в книгах, — не согласился Леша. — Чтобы этот гипотетический Нинкин смертельный враг случайно остановился в том же пансионате, сумел остаться неузнанным, дождался, пока Мирон разобьется, а ей дадут снотворное и оставят одну, — нужно просто невероятное стечение обстоятельств.
   — Как раз наоборот — в детективах всегда убивает кто-нибудь из своих, — возразила я. — Причем с каким-нибудь вывертом. Например, у той же Агаты Кристи убийца прикончил бы Мирона в качестве отвлекающего маневра, чтобы никто не догадался о его истинном намерении — избавиться от Нинки.
   — А может, так оно и было? — задумчиво произнес Прошка. — Может, мы взялись за дело не с того конца? Давайте предположим, что Нинку убили независимо от Мирона. Какими мотивами мог руководствоваться убийца?
   — Перестаньте вы говорить ерунду, — буркнул Марк. — Здесь вам не роман. Если вы и дальше будете фантазировать в том же духе, мы только потратим время на пустые разговоры. Я ничуть не сомневаюсь, что настоящей целью убийцы был Мирон. На этом и нужно сосредоточить внимание. Варька права, у Славок мотив не очень убедительный, но все-таки он есть. Если порыться в фактах как следует, всплывут и другие мотивы.
   — Так что ты предлагаешь? Чтобы все начали стучать себя кулаками в грудь и каяться в недобрых чувствах к Мирону? — заговорила я, но тут мой взгляд упал на Ирочку.
   Она сидела за столом, обхватив голову руками. Славка проследил направление моего взгляда и встревоженно обратился к жене:
   — Ириша, что с тобой?
   — Голова что-то разболелась, — пожаловалась она вымученным голосом.
   — У вас есть какие-нибудь лекарства? — спросил у нас Славка.
   — Вагон и маленькая тележка, — ответила я. — Тебе какого? Анальгина, пенталгина, седалгина, максигана?
   — Седалгина, если можно, — простонала Ирочка.
   Я хотела послать за аптечкой Прошку (рекордным количеством медикаментов мы, естественно, были обязаны ему), но они с Генрихом возились у костра. Пришлось лезть в палатку самой. Аптечка, по счастью, оказалась сверху, а не то я пропала бы в недрах Прошкиного рюкзака навсегда. Перебирая упаковки с таблетками, я наткнулась на солидную бутылку с огромным дохлым комаром на этикетке. Я так и подпрыгнула от злости, когда ее увидела. Мы едва не охрипли, убеждая Прошку, что никаких комаров в Крыму не водится. В конце концов Марк лично выкинул эту бутылку из аптечки и строго-настрого запретил Прошке к ней прикасаться. Выходит, Прошка тайком сунул-таки это зелье обратно.
   Я нашла нужные таблетки, запихнула аптечку в рюкзак и с бутылкой в руке вылезла из палатки.
   — Что это такое? — возмущенно спросила я Прошку, предварительно вручив Ирочке седалгин.
   Марк, увидев знакомую бутылку, пришел в бешенство.
   — Ты все-таки взял с собой эту гадость? — обрушился он на струхнувшего Прошку. — И где же ты ее, интересно, прятал?
   У Прошки забегали глазки. Поскольку отвечать на вопрос он явно не собирался, удовлетворить любопытство Марка поспешила я:
   — В аптечку, под лекарства запихнул.
   В глазах Марка появился нехороший блеск.
   — Та-ак! Значит, я тащил ее на своем горбу?
   — Как это: ты тащил? — удивилась я. — Разве аптечку сунули не в Прошкин рюкзак?
   Обвиняемый опасливо покосился на нас с Марком и на всякий случай отошел подальше.
   — Он по дороге нагрузился всякой дрянью и уговорил меня взять лекарства к себе, потому что у него в рюкзаке места не хватало, — объяснил Марк. — И я, как последний дурак, согласился! Сейчас я этого мерзавца придушу своими руками.
   — Ага! Все слышали? — завопил Прошка. — Проговорился, голубчик? Теперь ясно, кто у нас маньяк-душитель. Караул, убивают!
   — Не надо так шутить, — сказал Генрих с чувством, так, что даже Прошка устыдился.
   Я поставила пресловутую гадость на землю и пошла помогать Генриху разливать чай. Вернее, разливал он, а я разносила кружки. Леша принес продукты, Прошка надолго скрылся в палатке и вернулся с очередным лакомством, Владислав с Татьяной вызвались нарезать хлеб, второй Славка открывал консервы. Благодаря этим простым будничным занятиям атмосфера немного разрядилась, и все, испытав заметное облегчение, молчаливо решили к опасной теме не возвращаться.
   По первой кружке чая мы выпили в блаженной тишине. Все, кроме Марка. Горячий чай он никогда не пьет — ждет, пока вода остынет. Только когда все налили себе по второй порции, Марк взял свою кружку и сделал два жадных глотка. Третьего глотка у него не получилось. Он вдруг вскочил, выплюнул чай и закашлялся. Генрих с Прошкой бросились ему на помощь, которая заключалась в том, что они принялись остервенело лупить Марка по спине.
   — Что… кто… Прекратите! — сумел наконец выговорить Марк. — Что за гадость всыпали мне в чай? Твои фокусы, Прошка?
   — Мои фокусы! — возмутился Прошка. — Я подобными шуточками с детского сада не занимаюсь.
   Марк подозрительно посмотрел на меня.
   — Да ты что! — опередила я его вопрос. — Я в маразм еще не впала. Может, у тебя просто неприятный привкус во рту?
   — Ничего себе привкус! Попробуй сама, — и Марк протянул мне свою кружку.
   Я осторожно сунула в нее язык и тут же скривилась. На вкус жидкость в кружке ничем не напоминала чай. Скорее желчь. Жгуче-горькая, со специфическим едким привкусом.
   — Что же это такое? — недоуменно спросила я. — На соль, во всяком случае, не похоже.
   Прошка взял кружку у меня из рук и понюхал. На его физиономии отразилось неподдельное изумление, тут же сменившееся выражением нашкодившего кота.
   — Ну так что это? — прокурорским тоном потребовала я ответа.