Страница:
Я послушно села на свое место.
— Мы тут говорим о покушении на Марка, — сообщил Прошка. — Как ты считаешь, Варвара, вторая попытка тоже была ложной?
— Трудно сказать. Вообще-то эта глыба сорвалась совсем недалеко от Марка. Но я заметила, что, когда раздался треск, Марк уже прошел поворот. Возможно, убийца — если это был он — дождался, пока Марк скроется из виду, и только тогда столкнул камень. Ясное дело, камень по инерции должен был покатиться прямо, а не свернуть по тропинке. В таком случае и это покушение ложное. Но не исключено, что убийца просто неверно рассчитал время. Вряд ли он мог позволить себе предварительный эксперимент.
— Я все-таки склоняюсь к версии ложного покушения, — сказал Марк. — Эта глыба катилась с таким шумом, что можно было десять раз в сторону отпрыгнуть.
— То-то ты в землю врос минут на пять, — уела его я.
— Так я же понял, что она не на меня катится.
— Сомневаюсь, что ты в тот момент был способен на такую сложную работу мысли.
— Не то что Варвара, — многозначительно заметил Прошка. — Она у нас в любых обстоятельствах способна блеснуть интеллектом.
Пока я лихорадочно подыскивала достойный ответ на наглую провокацию, Генрих поспешил вернуть разговор в более безопасное русло:
— Вряд ли убийца мог рассчитывать на растерянность Марка. Думаю, второе покушение — такой же трюк, как и первое.
— Тогда какой в них смысл? — задал Леша очевидный вопрос.
Поскольку ответ на него был не таким очевидным, все надолго задумались.
— Я могу предложить две версии, — сказал наконец Генрих. — Во-первых, убийца, возможно, пытается сделать вид, что в цепочке намеченных жертв число звеньев больше, чем два. Может быть, он хочет создать впечатление, что убивает человек с больной психикой, или заставить следствие искать связи между Мироном, Ниной и Марком. Вторая версия более очевидна и менее вероятна: убийца по каким-то причинам пытается запугать Марка. Но в этом случае Марк, естественно, должен догадываться, что его предупреждают. Какой смысл запугивать человека, если он не понимает, чего от него ждут?
— Марк, ты от нас ничего не скрываешь? — подозрительно спросил Прошка.
Марк отрицательно покачал головой.
— У меня есть еще одна версия, — сказала я. — Цель убийцы — вызвать в наших рядах смятение. Ему не нравится, что мы постоянно строим какие-то версии — а вдруг случайно докопаемся до истины? Шансов у нас побольше, чем у шпиона Белова, поскольку мы — непосредственные участники событий. Всплывет у кого-то из нас в памяти какой-нибудь незначительный эпизод или оброненная Мироном фраза, глядишь, и додумаемся до мотива преступления. Вот убийца и старается сделать все возможное, чтобы у нас голова была другим занята.
— Пожалуй, Варькина версия выглядит убедительнее, — задумчиво произнес Леша. — Зачем убийце рисковать, лезть на рожон, если у следствия и так нет никаких зацепок? Сидел бы себе тихонько и ждал, пока Белову надоест задавать одни и те же вопросы. А раз не сидит и не ждет, значит, что-то его беспокоит. И скорее всего, действительно наши разговоры.
— Слушайте, а о чем Марк говорил перед первым покушением? — спросил вдруг Прошка. — Сегодня, я помню, он предлагал перебрать все события, имевшие место до убийства Мирона. Но вчера, по-моему, речь об этом не заходила. Леша, ты не помнишь?
Леша задрал голову и стал задумчиво водить глазами по безоблачному небу.
— М-м… Дайте подумать. Так… С какого момента начинать? Когда Славки пришли?
— Естественно. Или ты до сих пор надеешься, что убийствами балуется один из нас?! — возмутился Прошка.
— Ладно-ладно, не заводись. Значит, так… Сначала Варька и Славки рассказывали о Белове и его вопросах, потом мы стали гадать, кому же понадобилось убить Нинку, и Марк сказал, что убить хотели Мирона, а Нинку устранили из страха разоблачения. Дальше Славка намекнул, что Мирона, скорее всего, убила Варвара. Потом был скандал… потом Прошка сказал Славкам, что они и сами ссорились с Мироном, и Славки вспомнили, что у них был мотив… Так, дальше Варька заявила, что это никакой не мотив, и предложила версию постороннего убийцы, а я ее отверг как маловероятную… Угу… Тогда Варька сказала, что в детективе убийца нарочно порешил бы Мирона, чтобы Нинкина смерть стояла не на первом месте, а Прошка предложил рассмотреть эту версию. Марк опять стал настаивать, что Мирон — главная жертва… Э-э… Потом у Ирочки разболелась голова, Варька полезла за таблетками и вытащила бутылку с антикомарином. Они с Марком набросились на Прошку, а потом… Потом мы, собственно, прекратили разговоры об убийстве и сели пить чай.
— Значит, в первый раз Марк не предлагал вспомнить все крымские события? — уточнил Прошка.
— По-моему, нет. Но если ты пытаешься выяснить, не высказывал ли Марк оба раза одну и ту же мысль, то ответ положительный. И сегодня, и вчера он утверждал, что убийца в первую очередь метил в Мирона, а смерть Нинки — побочный результат первого убийства.
— Ну и какой же вывод вы из этого собираетесь сделать? — скептически поинтересовалась я. — Что убийца хотел запугать Марка и заставить его отказаться от этой идеи? Или, наоборот, что он устроил заведомо ложные покушения, чтобы мы сказали себе: «Шалишь! Нас так просто не проведешь!» — и вцепились в гипотезу Марка мертвой хваткой?
Прошка растерянно мигнул.
— Да, чтобы понять логику убийцы, неплохо бы сначала установить его личность, — язвительно заметил Марк.
— Порочный круг, — вздохнул Генрих.
— Есть одна идея, — скромно сказала я и многозначительно умолкла, испытывая терпение друзей.
— Не томи, Варька, — не выдержал Генрих. — Какая идея?
— Почему вы решили, что тот камешек у тропинки не сам по себе насиженное место покинул? — ответила я вопросом на вопрос.
— Точно! — Прошка понял меня с полуслова. — След! Убийца действовал не голыми руками. Лопат у нас нет, значит — топор! Кто из нас держал в руках топор, когда Марк отправился купаться?
— Ну я, — неохотно ответил Леша. — Только я камень не сталкивал.
— Ты уверен? А если хорошенько подумать?
— Прошка, прекрати дурака валять! — разозлилась я. — У нас, между прочим, три топора. Остальные два должны были взять Славки. Не голыми же руками они собирались рубить дрова.
— Да, я видел, Славки взяли по топору, — без особой радости подтвердил Генрих. — Но неужели вы думаете, что один из них — убийца?
— Генрих, миленький, теперь уже нет сомнений, что убийца среди нас. Никто другой не мог ни отравы подлить в чай, ни валун на Марка спихнуть. Неужели тебе больше нравится мысль, что преступник Леша или Прошка?
— Я тут ни при чем, — торопливо вставил Прошка. — У меня пила была. Пилой такой камень не подкопаешь.
— А у нас нет какого-нибудь другого орудия, которым можно оставить такой след? — спросил Марк. — Чего-нибудь плоского, с острым краем?
— Подкапываешься под Ирочку с Татьяной? — поддел его Прошка. — Не выйдет! Для такой работы годятся только топор, мотыга или лопата. Думаешь, девочки их принесли под сарафанчиками?
— А вы уверены, что топоры все время были у Славок? Когда все сбежались к тропинке, Славки ничего в руках не держали. Я специально внимание обратила.
— Варька, ты пойми, от того момента, когда мы пошли по дрова, а Марк объявил, что идет купаться, до падения камня прошло минуты три, не больше. Я думаю, убийца, услышав о намерениях Марка, сразу пошел к тропинке и сделал подкоп, а потом спрятался в кусты, подождал, пока Марк пройдет, и столкнул камень. А ты что предполагаешь? Что мы разобрали топоры, потом кто-то из Славок на минуточку положил свое орудие труда на землю и отвернулся, а убийца тем временем быстренько сделал свое черное дело и вернул топор на место?
— А где, кстати, топоры сейчас?
Ребята переглянулись, потом Леша встал и исчез за кустами в направлении тропинки к морю.
— Здесь они! Все три! — крикнул он.
Мы побежали посмотреть. Шагах в пяти от тропинки из земли торчал внушительных размеров пень. В этот пень кто-то и вогнал все три топора.
— Кто это их сюда воткнул? — спросила я.
— Один — я. А другие, наверное, Славки. Мы ведь их отсюда забирали, — объяснил Леша.
— А почему отсюда?
— На этом пне удобно пилить и рубить — топоры не так тупятся. Поэтому мы и сложили их здесь.
— Значит, убийца, столкнув камень, успел воткнуть топор на место и смыться? — спросила я.
— Почему — смыться? Воткнул топор, шагнул в кусты и тут же вышел. Мы ведь все сюда сбежались. Вот он и сделал вид, что тоже только что подошел, — смекнул Прошка.
— А кто первым прибежал, не помните?
Ребята покачали головами.
— Когда я поднялся, тут уже стояли Леша, Ярослав, Ирочка и Татьяна, — припомнил Марк. И почти сразу же прибежали Генрих с Прошкой, а за ними — второй Славка. Ты, Варька, появилась последней.
— Леша, а когда ты прибежал, кто здесь был?
— Ирочка и Татьяна. Они свои ягоды собирали по краям обрыва, поэтому были ближе всех к тропе.
— А почему именно по краям обрыва? — спросила я с подозрением.
— Видишь, на склонах тоже можжевельник растет? Верхушки как раз на уровне груди. Можно нарвать ягод, не исцарапавшись, — подчеркнуто терпеливо, как слабоумной, объяснил мне Марк. — Нет, Ирочку с Татьяной в эту историю нам не впутать. Остаются только Славки. Ярослава, скорее всего, придется исключить. Слишком уж он прямолинейный и положительный. Такие могут убить только в честном поединке. Значит, единственно возможный ответ — Владислав. Только вот за каким чертом ему это понадобилось? Неужели тот дурацкий производственный конфликт? — Марк покачал головой. — Не похоже это на Славку. Он никогда не был мелочным.
Леша кашлянул и посмотрел на меня.
— У Варьки прошлой ночью, точнее, уже сегодня утром появилась одна гипотеза. Я ее раскритиковал, но… кто знает, может, и напрасно. Сама расскажешь, Варвара, или мне говорить?
— Говори ты, я что-то устала.
Леша коротко изложил мою версию о том, что Мирона столкнула Нинка, а Славка случайно оказался свидетелем и решил взять на себя роль судьи. Когда он закончил, все погрузились в глубокую задумчивость. Я, почувствовав, что сейчас упаду от усталости, вернулась к столу и легла на оставленный Марком матрас. Остальные приплелись за мной следом и расселись вокруг стола.
— Да-а, — протянул Прошка, когда молчание стало уже совсем невыносимым. — Тебе бы детективы писать, Варвара! Ишь, чего удумала! Даже не знаю, что и сказать…
— Разумная версия, — вынес вердикт Марк. — А почему ты, Леша, ее раскритиковал?
— Я не могу представить, зачем Нинке было избавляться подобным образом от мужа.
— Фью! — присвистнул Прошка. — А зачем тебе это знать? Вот если бы Нина задушила спящего Мирона подушкой, тогда без причин не обойтись никак. А с обрыва человека вполне можно спихнуть в пылу гнева. Мирон-то из-за Нины отсюда убежал, да еще какую-то гадость ей буркнул напоследок. Представь себе, что она вдруг на него наткнулась и он сказал ей еще парочку ласковых слов. Она могла разъяриться и просто отпихнуть его от себя посильнее. А он возьми да и свались. Вот тебе и весь мотив.
— И что же, после этого Нинка пошла допивать чай? Не заорала от испуга, не подняла тревогу? Ведь Мирон, возможно, был еще жив. Может, его удалось бы спасти. Нет, если Нинка столкнула его ненароком, она ни за что не повела бы себя так подло и хладнокровно, — заключил Марк.
— Ну хорошо, пусть она столкнула его не случайно. Может, Мирон ее так разозлил, что Нина и вправду возжаждала его смерти. А потом от страха перед тем, что она натворила, на нее нашел ступор. Она ведь весь вечер молча просидела, помнишь?
— Да, это уже больше похоже на правду, — согласился Марк. — Сначала Нинка не подняла тревогу, потому что была в шоке, а потом стала потихоньку приходить в себя и подумала о последствиях… Я готов принять эту гипотезу.
— И напрасно, Марк, — заговорил Генрих. — Потому что нужно еще объяснить, почему Славка, который, по-вашему, все это видел, тоже не поднял тревоги. И зачем ему понадобились покушения на тебя, если ни ты, ни кто-либо другой из нас в его присутствии ничего близкого к этой версии не высказывал.
— Все, — воскликнул Прошка после минутной заминки, — сдаюсь! Этого убийцы не существует в природе. Посторонний человек не мог подлить Марку отравы и столкнуть на него камень. Ни у кого из нас, кроме Леши и Славок не было орудия, чтобы камень подкопать. А у Леши и Славок, не было мотива ни для убийства, ни для покушений. И вообще нрав у них добрый. Теперь мне совершенно очевидно, что все это проделки Черного Альпиниста, или Белого Спелеолога, или еще какого-нибудь неприкаянного призрака. Предлагаю по всему лагерю нарисовать кресты и отрядить завтра Лешу за святой водой.
Глава 21
— Мы тут говорим о покушении на Марка, — сообщил Прошка. — Как ты считаешь, Варвара, вторая попытка тоже была ложной?
— Трудно сказать. Вообще-то эта глыба сорвалась совсем недалеко от Марка. Но я заметила, что, когда раздался треск, Марк уже прошел поворот. Возможно, убийца — если это был он — дождался, пока Марк скроется из виду, и только тогда столкнул камень. Ясное дело, камень по инерции должен был покатиться прямо, а не свернуть по тропинке. В таком случае и это покушение ложное. Но не исключено, что убийца просто неверно рассчитал время. Вряд ли он мог позволить себе предварительный эксперимент.
— Я все-таки склоняюсь к версии ложного покушения, — сказал Марк. — Эта глыба катилась с таким шумом, что можно было десять раз в сторону отпрыгнуть.
— То-то ты в землю врос минут на пять, — уела его я.
— Так я же понял, что она не на меня катится.
— Сомневаюсь, что ты в тот момент был способен на такую сложную работу мысли.
— Не то что Варвара, — многозначительно заметил Прошка. — Она у нас в любых обстоятельствах способна блеснуть интеллектом.
Пока я лихорадочно подыскивала достойный ответ на наглую провокацию, Генрих поспешил вернуть разговор в более безопасное русло:
— Вряд ли убийца мог рассчитывать на растерянность Марка. Думаю, второе покушение — такой же трюк, как и первое.
— Тогда какой в них смысл? — задал Леша очевидный вопрос.
Поскольку ответ на него был не таким очевидным, все надолго задумались.
— Я могу предложить две версии, — сказал наконец Генрих. — Во-первых, убийца, возможно, пытается сделать вид, что в цепочке намеченных жертв число звеньев больше, чем два. Может быть, он хочет создать впечатление, что убивает человек с больной психикой, или заставить следствие искать связи между Мироном, Ниной и Марком. Вторая версия более очевидна и менее вероятна: убийца по каким-то причинам пытается запугать Марка. Но в этом случае Марк, естественно, должен догадываться, что его предупреждают. Какой смысл запугивать человека, если он не понимает, чего от него ждут?
— Марк, ты от нас ничего не скрываешь? — подозрительно спросил Прошка.
Марк отрицательно покачал головой.
— У меня есть еще одна версия, — сказала я. — Цель убийцы — вызвать в наших рядах смятение. Ему не нравится, что мы постоянно строим какие-то версии — а вдруг случайно докопаемся до истины? Шансов у нас побольше, чем у шпиона Белова, поскольку мы — непосредственные участники событий. Всплывет у кого-то из нас в памяти какой-нибудь незначительный эпизод или оброненная Мироном фраза, глядишь, и додумаемся до мотива преступления. Вот убийца и старается сделать все возможное, чтобы у нас голова была другим занята.
— Пожалуй, Варькина версия выглядит убедительнее, — задумчиво произнес Леша. — Зачем убийце рисковать, лезть на рожон, если у следствия и так нет никаких зацепок? Сидел бы себе тихонько и ждал, пока Белову надоест задавать одни и те же вопросы. А раз не сидит и не ждет, значит, что-то его беспокоит. И скорее всего, действительно наши разговоры.
— Слушайте, а о чем Марк говорил перед первым покушением? — спросил вдруг Прошка. — Сегодня, я помню, он предлагал перебрать все события, имевшие место до убийства Мирона. Но вчера, по-моему, речь об этом не заходила. Леша, ты не помнишь?
Леша задрал голову и стал задумчиво водить глазами по безоблачному небу.
— М-м… Дайте подумать. Так… С какого момента начинать? Когда Славки пришли?
— Естественно. Или ты до сих пор надеешься, что убийствами балуется один из нас?! — возмутился Прошка.
— Ладно-ладно, не заводись. Значит, так… Сначала Варька и Славки рассказывали о Белове и его вопросах, потом мы стали гадать, кому же понадобилось убить Нинку, и Марк сказал, что убить хотели Мирона, а Нинку устранили из страха разоблачения. Дальше Славка намекнул, что Мирона, скорее всего, убила Варвара. Потом был скандал… потом Прошка сказал Славкам, что они и сами ссорились с Мироном, и Славки вспомнили, что у них был мотив… Так, дальше Варька заявила, что это никакой не мотив, и предложила версию постороннего убийцы, а я ее отверг как маловероятную… Угу… Тогда Варька сказала, что в детективе убийца нарочно порешил бы Мирона, чтобы Нинкина смерть стояла не на первом месте, а Прошка предложил рассмотреть эту версию. Марк опять стал настаивать, что Мирон — главная жертва… Э-э… Потом у Ирочки разболелась голова, Варька полезла за таблетками и вытащила бутылку с антикомарином. Они с Марком набросились на Прошку, а потом… Потом мы, собственно, прекратили разговоры об убийстве и сели пить чай.
— Значит, в первый раз Марк не предлагал вспомнить все крымские события? — уточнил Прошка.
— По-моему, нет. Но если ты пытаешься выяснить, не высказывал ли Марк оба раза одну и ту же мысль, то ответ положительный. И сегодня, и вчера он утверждал, что убийца в первую очередь метил в Мирона, а смерть Нинки — побочный результат первого убийства.
— Ну и какой же вывод вы из этого собираетесь сделать? — скептически поинтересовалась я. — Что убийца хотел запугать Марка и заставить его отказаться от этой идеи? Или, наоборот, что он устроил заведомо ложные покушения, чтобы мы сказали себе: «Шалишь! Нас так просто не проведешь!» — и вцепились в гипотезу Марка мертвой хваткой?
Прошка растерянно мигнул.
— Да, чтобы понять логику убийцы, неплохо бы сначала установить его личность, — язвительно заметил Марк.
— Порочный круг, — вздохнул Генрих.
— Есть одна идея, — скромно сказала я и многозначительно умолкла, испытывая терпение друзей.
— Не томи, Варька, — не выдержал Генрих. — Какая идея?
— Почему вы решили, что тот камешек у тропинки не сам по себе насиженное место покинул? — ответила я вопросом на вопрос.
— Точно! — Прошка понял меня с полуслова. — След! Убийца действовал не голыми руками. Лопат у нас нет, значит — топор! Кто из нас держал в руках топор, когда Марк отправился купаться?
— Ну я, — неохотно ответил Леша. — Только я камень не сталкивал.
— Ты уверен? А если хорошенько подумать?
— Прошка, прекрати дурака валять! — разозлилась я. — У нас, между прочим, три топора. Остальные два должны были взять Славки. Не голыми же руками они собирались рубить дрова.
— Да, я видел, Славки взяли по топору, — без особой радости подтвердил Генрих. — Но неужели вы думаете, что один из них — убийца?
— Генрих, миленький, теперь уже нет сомнений, что убийца среди нас. Никто другой не мог ни отравы подлить в чай, ни валун на Марка спихнуть. Неужели тебе больше нравится мысль, что преступник Леша или Прошка?
— Я тут ни при чем, — торопливо вставил Прошка. — У меня пила была. Пилой такой камень не подкопаешь.
— А у нас нет какого-нибудь другого орудия, которым можно оставить такой след? — спросил Марк. — Чего-нибудь плоского, с острым краем?
— Подкапываешься под Ирочку с Татьяной? — поддел его Прошка. — Не выйдет! Для такой работы годятся только топор, мотыга или лопата. Думаешь, девочки их принесли под сарафанчиками?
— А вы уверены, что топоры все время были у Славок? Когда все сбежались к тропинке, Славки ничего в руках не держали. Я специально внимание обратила.
— Варька, ты пойми, от того момента, когда мы пошли по дрова, а Марк объявил, что идет купаться, до падения камня прошло минуты три, не больше. Я думаю, убийца, услышав о намерениях Марка, сразу пошел к тропинке и сделал подкоп, а потом спрятался в кусты, подождал, пока Марк пройдет, и столкнул камень. А ты что предполагаешь? Что мы разобрали топоры, потом кто-то из Славок на минуточку положил свое орудие труда на землю и отвернулся, а убийца тем временем быстренько сделал свое черное дело и вернул топор на место?
— А где, кстати, топоры сейчас?
Ребята переглянулись, потом Леша встал и исчез за кустами в направлении тропинки к морю.
— Здесь они! Все три! — крикнул он.
Мы побежали посмотреть. Шагах в пяти от тропинки из земли торчал внушительных размеров пень. В этот пень кто-то и вогнал все три топора.
— Кто это их сюда воткнул? — спросила я.
— Один — я. А другие, наверное, Славки. Мы ведь их отсюда забирали, — объяснил Леша.
— А почему отсюда?
— На этом пне удобно пилить и рубить — топоры не так тупятся. Поэтому мы и сложили их здесь.
— Значит, убийца, столкнув камень, успел воткнуть топор на место и смыться? — спросила я.
— Почему — смыться? Воткнул топор, шагнул в кусты и тут же вышел. Мы ведь все сюда сбежались. Вот он и сделал вид, что тоже только что подошел, — смекнул Прошка.
— А кто первым прибежал, не помните?
Ребята покачали головами.
— Когда я поднялся, тут уже стояли Леша, Ярослав, Ирочка и Татьяна, — припомнил Марк. И почти сразу же прибежали Генрих с Прошкой, а за ними — второй Славка. Ты, Варька, появилась последней.
— Леша, а когда ты прибежал, кто здесь был?
— Ирочка и Татьяна. Они свои ягоды собирали по краям обрыва, поэтому были ближе всех к тропе.
— А почему именно по краям обрыва? — спросила я с подозрением.
— Видишь, на склонах тоже можжевельник растет? Верхушки как раз на уровне груди. Можно нарвать ягод, не исцарапавшись, — подчеркнуто терпеливо, как слабоумной, объяснил мне Марк. — Нет, Ирочку с Татьяной в эту историю нам не впутать. Остаются только Славки. Ярослава, скорее всего, придется исключить. Слишком уж он прямолинейный и положительный. Такие могут убить только в честном поединке. Значит, единственно возможный ответ — Владислав. Только вот за каким чертом ему это понадобилось? Неужели тот дурацкий производственный конфликт? — Марк покачал головой. — Не похоже это на Славку. Он никогда не был мелочным.
Леша кашлянул и посмотрел на меня.
— У Варьки прошлой ночью, точнее, уже сегодня утром появилась одна гипотеза. Я ее раскритиковал, но… кто знает, может, и напрасно. Сама расскажешь, Варвара, или мне говорить?
— Говори ты, я что-то устала.
Леша коротко изложил мою версию о том, что Мирона столкнула Нинка, а Славка случайно оказался свидетелем и решил взять на себя роль судьи. Когда он закончил, все погрузились в глубокую задумчивость. Я, почувствовав, что сейчас упаду от усталости, вернулась к столу и легла на оставленный Марком матрас. Остальные приплелись за мной следом и расселись вокруг стола.
— Да-а, — протянул Прошка, когда молчание стало уже совсем невыносимым. — Тебе бы детективы писать, Варвара! Ишь, чего удумала! Даже не знаю, что и сказать…
— Разумная версия, — вынес вердикт Марк. — А почему ты, Леша, ее раскритиковал?
— Я не могу представить, зачем Нинке было избавляться подобным образом от мужа.
— Фью! — присвистнул Прошка. — А зачем тебе это знать? Вот если бы Нина задушила спящего Мирона подушкой, тогда без причин не обойтись никак. А с обрыва человека вполне можно спихнуть в пылу гнева. Мирон-то из-за Нины отсюда убежал, да еще какую-то гадость ей буркнул напоследок. Представь себе, что она вдруг на него наткнулась и он сказал ей еще парочку ласковых слов. Она могла разъяриться и просто отпихнуть его от себя посильнее. А он возьми да и свались. Вот тебе и весь мотив.
— И что же, после этого Нинка пошла допивать чай? Не заорала от испуга, не подняла тревогу? Ведь Мирон, возможно, был еще жив. Может, его удалось бы спасти. Нет, если Нинка столкнула его ненароком, она ни за что не повела бы себя так подло и хладнокровно, — заключил Марк.
— Ну хорошо, пусть она столкнула его не случайно. Может, Мирон ее так разозлил, что Нина и вправду возжаждала его смерти. А потом от страха перед тем, что она натворила, на нее нашел ступор. Она ведь весь вечер молча просидела, помнишь?
— Да, это уже больше похоже на правду, — согласился Марк. — Сначала Нинка не подняла тревогу, потому что была в шоке, а потом стала потихоньку приходить в себя и подумала о последствиях… Я готов принять эту гипотезу.
— И напрасно, Марк, — заговорил Генрих. — Потому что нужно еще объяснить, почему Славка, который, по-вашему, все это видел, тоже не поднял тревоги. И зачем ему понадобились покушения на тебя, если ни ты, ни кто-либо другой из нас в его присутствии ничего близкого к этой версии не высказывал.
— Все, — воскликнул Прошка после минутной заминки, — сдаюсь! Этого убийцы не существует в природе. Посторонний человек не мог подлить Марку отравы и столкнуть на него камень. Ни у кого из нас, кроме Леши и Славок не было орудия, чтобы камень подкопать. А у Леши и Славок, не было мотива ни для убийства, ни для покушений. И вообще нрав у них добрый. Теперь мне совершенно очевидно, что все это проделки Черного Альпиниста, или Белого Спелеолога, или еще какого-нибудь неприкаянного призрака. Предлагаю по всему лагерю нарисовать кресты и отрядить завтра Лешу за святой водой.
Глава 21
Несмотря на страшную усталость, я превозмогла себя и досидела до темноты (если заснуть до захода солнца, проснешься, скорее всего, ночью, и что тогда делать до утра?). Когда же наконец я доползла до спального мешка, то обнаружила, что уснуть не в состоянии. Слышала я о бессоннице от переутомления, но сама до тех пор с этим явлением не сталкивалась и порядком струхнула — без сна в таких обстоятельствах недолго и ноги протянуть. Поворочавшись полчаса с боку на бок, я вылезла из палатки и попросила Лешу достать из аптечки димедрол. По счастью, снотворное подействовало. Я и сама не заметила, как уснула.
Глубокой ночью к моему одурманенному сознанию прорвались какие-то звуки — громыхание котелков, топот, крики, — но я только поглубже залезла в спальник с твердым намерением не просыпаться.
Однако суматоха за стенками палатки принимала все больший размах. Количество топающих ног увеличилось, кричали уже с разных сторон, где-то трещали ветки, по моей палатке несколько раз скользнул луч фонарика.
— Леша! В той стороне посмотри! — раздался у меня над ухом истошный вопль Прошки.
— Тут никого нет! — через минуту донесся крик Леши.
— А Варька где? Прошка, загляни быстро в палатку, посмотри, на месте она? — скомандовал Марк.
Вжикнула «молния» моей палатки, и яркий луч уперся мне в лицо.
— Варька! Ты дрыхнешь?! Ну и соня! Ты ничего сейчас не слышала?
— Уйди, Прошка! Я спать хочу… — пробормотала я и перевернулась на другой бок.
Но Прошка начал безжалостно трясти меня за плечо.
— Да очнись ты хоть на минуту! — возбужденно вопил он. — У нас тут что-то странное творится… Кто-то ходит по лагерю, гремит посудой, а когда вылезаем — никого нет.
— Ничего странного, — буркнула я. — Твой Черный Альпинист пришел себе новую жертву выбирать. А гремит ледорубом или цепями. Отстань от меня, Христа ради! — И я сунула голову в спальник.
Как ни странно, мое объяснение Прошку нисколько не обрадовало. Во всяком случае, вместо того чтобы рассыпаться передо мной в благодарностях за избавление от мучительной неизвестности и тихо удалиться, он зашипел рассерженной змеей:
— Нашла время шутки шутить! Мы и так чуть не очумели от страха. Не будь свиньей, вылезай!
Я тяжело вздохнула и расстегнула спальник.
— Я все поняла. Это коллективное убийство. Сначала вы всем скопом злодейски погубили Мирона с Нинкой, а теперь взялись за меня. Лучше бы уж сразу на скалы сбросили, чем медленно и мучительно убивать бессонницей.
Но Прошка уже исчез в темноте и меня не слышал.
Я вылезла следом и при виде открывшейся мне картины обалдела. Кто-то прилепил к каменному столу горящую свечу, и в ее неверном свете исполняли диковинный танец длинные тени, вооруженные палаческими топорами.
— Может, это зверь какой? — вопрошал Генрих.
— Если зверь, то, судя по топоту и пыхтению, не меньше горного козла, — ответил Марк. — А мы никого не видели, хотя вылезали несколько раз. Под конец уже не застегивали палатки и сразу выскакивали на шум. Никого. Как в воздухе растворяется.
— Невидимка, — сдавленно прошептал Прошка. На его физиономии застыло напряженное и испуганное выражение. Марк и Генрих тоже были встревожены не на шутку. Лицо Леши выражало полную растерянность.
Я хотела было сказать, что это мятежный дух Мирона не может найти покоя, но в последнюю секунду прикусила язык. Представляю, что бы они со мной сделали!
— Дай сюда фонарик! — Я выхватила требуемое у Прошки из рук и обошла стол. Неподалеку от дерева валялся котелок. Я подняла его, заглянула внутрь и увидела остатки макарон. — Посуду надо мыть за собой! — зло рявкнула я на мужиков. — Вы, когда искали своего злоумышленника, на землю светили?
— Зачем? Говорю же тебе, это крупная тварь — топала, как стадо бизонов! — возмущенно откликнулся Марк.
Но я отмахнулась от него и поводила фонариком туда-сюда, освещая пятачок вокруг столового дерева. Неожиданно один из внушительных серых булыжников, полускрытый валуном-стулом, зашевелился и переменил местоположение.
— Ежик! — умильно восхитился Генрих.
Назвать существо, не уступающее размерами молочному поросенку, уменьшительно-ласкательным словечком мог только Генрих. Он вообще питал непонятную страсть ко всем живым тварям, начиная от жуков и гусениц и кончая слонами и китами. У них с Машенькой в доме даже существовала специальная колонковая кисточка, которой полагалось стряхивать тараканов со стола, чтобы не повредить им лапки.
— Здесь еще один! — крикнул Леша, посветив фонариком за палатку. — А вон и третий. Все ясно: это великое переселение ежей.
Не обращая внимания ни на восторги Генриха, ни на вытянутые физиономии остальных, я вернулась в свою палатку и залезла в спальник, но заснула, разумеется, только с рассветом.
Когда я продрала глаза, солнце уже приближалось к зениту и жара стояла одуряющая. Все общество, за исключением Генриха, расползлось по мало-мальски затененным участкам и бессильно лежало, высунув языки.
— А где Генрих? — полюбопытствовала я, вернувшись с моря после водных процедур.
— Отправился за водой, — легкомысленно ответил Прошка.
— Вы отпустили его одного?! — поразилась я и обвела всех троих недоверчивым взглядом.
— Мы попытались его отговорить, но он и слушать ничего не хотел, — несколько смущенно объяснил Леша. — Даже обиделся, когда я стал набиваться ему в провожатые.
— Ну все! Теперь его придется по всему Крыму разыскивать, — обреченно произнесла я.
— По-моему, ты преувеличиваешь, Варвара, — неуверенно сказал Прошка. — Генрих давно уже вышел из того возраста, когда человеку требуется нянька. Ничего с ним не случится. Ну, может, поплутает немного, беды в этом нет.
— Ну-ну. — Я выразительно пожала плечами и пошла искать тень погуще.
К обеду парило уже невыносимо. Мы ползали по плато сонными мухами и не находили в себе сил даже спуститься к морю. О еде не хотелось и думать, но отсутствие Генриха и воды вызывало тревогу. По идее, он должен был предполагать, что вода понадобится нам к обеду.
В три часа я захлопнула книжку и раздраженно посмотрела вокруг.
— Ну, что будем делать? Снарядим поисковую экспедицию сейчас или дождемся ночи?
— Да что ты все волну гонишь, Варвара! — вскинулся Прошка. — Может, Генрих сидит у Славок, пережидает жару. Или Белов вызвал его к себе. Заблудиться тут практически невозможно. Иди себе вдоль берега, пока не упрешься в забор.
Я скептически хмыкнула, но спорить не стала. Что толку препираться с человеком, которого предыдущий опыт ничему не учит?
В четыре часа Леша нервно забегал туда-сюда по плато.
— Не мельтеши, пожалуйста, — раздраженно попросил его Марк. — И без тебя тошно.
— Варька, Прошка, может, дойдем до пансионата, узнаем у Славок, появлялся там Генрих или нет? — предложил Леша. — Как бы его солнечный удар не хватил.
Я с трудом оторвала от матраса размякшее тело. К моему немалому удивлению, Прошка последовал моему примеру без единого звука.
— Давайте вместо Варвары схожу я, — героически вызвался Марк.
— Не стоит. Лучше тебе еще денек отлежаться после Прошкиного антикомарина, — сказала я и во избежание дальнейших препирательств решительно направилась к тропинке.
Солнце уже вполне зримо сместилось к западу, но легче от этого не стало. Сверху пекло, от раскаленных камней дышало жаром, отраженный от идеально гладкой морской поверхности солнечный свет резал глаза. К тому времени, когда мы, едва волоча ноги, дотащились до пансионата, с нас сошло семь потов. Я добрела до тенистой аллеи и упала на первую подвернувшуюся скамейку, а Леша и Прошка отправились к Славкам. Вернулись они минут через десять, и по их лицам я сразу поняла, что Славкам о судьбе Генриха ничего не известно.
— Не заходил он к ним, — сообщил Леша. — Они сегодня почти целый день просидели в номере, так что вряд ли Генрих мог с ними разминуться. Может, спросить у Белова?
— Нет, это ты неудачно придумал. Белов, не дай бог, решит, что Генрих пустился в бега. Еще сочтет его исчезновение признанием вины. Придется идти дальше. Генрих мог войти в ворота и не заметить ни забора, ни корпусов. А тут сквозной проход.
— Ну и куда же мы пойдем? — уныло спросил Прошка.
— Куда понадобится, — огрызнулась я. — Нечего было его одного отпускать. Заблудиться тут, видите ли, невозможно! Можно подумать, вы первый день с Генрихом знакомы.
Прошка без единого звука проглотил упрек и покорно поплелся за нами с Лешей. Как мы добрались до остановки автобуса, идущего на Алушту, я помню весьма смутно. Зато отчетливо помню бетонную стену, которая преградила нам путь, когда мы попытались пройти по берегу дальше. За стеной, увенчанной колючей проволокой, торчали, подпирая небо, какие-то безобразные металлические конструкции. Шоссе, подходившее у остановки почти к самому морю, огибало забор и круто поворачивало в гору.
— Все! Дальше идти бессмысленно, — объявил Прошка. — Думаю, даже Генрих не способен полезть через колючую проволоку или потопать по такому солнцепеку в горы.
— Но куда же он тогда подевался? — недоуменно спросил Леша. — И что нам теперь делать?
— Возвращаемся в пансионат, — хмуро скомандовала я. — Черт с ним, с Беловым! Пусть подозревает Генриха, пусть хоть всесоюзный розыск объявляет, главное, чтобы Генрих нашелся.
Половину обратного пути до пансионата мы проделали на карачках. Ноги нас не держали, а нужно было не только идти по сравнительно ровному берегу, но и перебираться через завалы и обломки скал. Воздух от духоты так сгустился, что, казалось, его можно резать ножом. Добравшись на полусогнутых до административного корпуса, мы с Прошкой бросились на скамейку, молчаливо свалив миссию переговоров с Беловым на Лешу — он единственный из нас сохранил какое-то подобие человеческого облика.
Леша вернулся скоро, причем в сопровождении Белова. Я дошла до такого состояния, что вид человека, сделавшего из меня всеобщее посмешище, не вызвал во мне никаких эмоций. На его приветствие я, правда, не ответила, но не из желания продемонстрировать неприязнь, а по причине полного бессилия. Белов с первого взгляда оценил наше состояние, предложил Леше подождать его здесь вместе с нами и куда-то скрылся.
Я тупо смотрела на расплывающееся в сумерках серое здание административного корпуса и уныло гадала, где сейчас Генрих и что шпион Белов собирается предпринять. Организовать поисковую экспедицию, что ли? И куда эта экспедиция направится? В горы? Будет носиться взад-вперед по берегу? Обрядится в водолазные костюмы и начнет обшаривать морское дно?
Мне так и не удалось придумать ни одного разумного поискового мероприятия, но у Белова, по всей видимости, голова работала лучше. Когда он вернулся к нашей скамейке, за ним по пятам шел один из двух хмурых бородачей со спасательной станции и вел на поводке здоровенного черного пса — немецкую овчарку. В отличие от Генриха, я люблю далеко не всех представителей животного мира, но от собак просто без ума. От одного взгляда на умную породистую морду черного зверя мне сразу стало легче. Прошка, который собак побаивается, напротив, окончательно пал духом и вжался в скамейку.
— Через пять минут на воду спустят катер, — сообщил Белов. — Поедем к вашей стоянке. Собака должна понюхать что-нибудь из вещей Луца. Да и след нужно оттуда брать. Жаль, темнеет уже, но собаке темнота не помеха. Вы как, до причала дойти сможете?
Я оттолкнулась ладонями от скамейки и с грехом пополам встала. Но с первым же шагом ноги у меня подогнулись, и я непременно упала бы, если бы кто-то не подхватил меня на руки. В следующее мгновение я обнаружила, что этот «кто-то» — Белов. Мне хватило доли секунды, чтобы представить себе новые насмешки, которыми будут осыпать меня по этому поводу Прошка и Кo. Вне себя от ужаса и негодования я сделала отчаянный рывок и высвободилась из шпионских объятий. Правда, свобода досталась мне недешево, поскольку приземлилась я на пятую точку и посадка была отнюдь не мягкой.
Черный пес истолковал происшествие по-своему и решительно встал на мою сторону (моя любовь к собакам, по счастью, взаимна). Когда Белов дернулся вперед, чтобы помочь мне подняться, зверь загородил меня своим мощным телом и показал великолепные клыки.
— Ты что это, Хан?! — воскликнул шокированный бородач. Вышколенный Хан бросил на меня извиняющийся взгляд и неохотно отошел в сторону, но благодаря ему я успела подняться на ноги самостоятельно.
— Благодарю вас, я сама дойду, — холодно сказала Белову и, уловив насмешливый блеск в Прошкиных глазах, добавила:
— Если вас не затруднит, донесите, пожалуйста, моего друга, а то он будет ковылять эти триста метров до рассвета. — Не дожидаясь ответа, я повернулась к ним спиной, повисла у Леши на руке и гордо (но, боюсь, совсем не грациозно) удалилась.
Глубокой ночью к моему одурманенному сознанию прорвались какие-то звуки — громыхание котелков, топот, крики, — но я только поглубже залезла в спальник с твердым намерением не просыпаться.
Однако суматоха за стенками палатки принимала все больший размах. Количество топающих ног увеличилось, кричали уже с разных сторон, где-то трещали ветки, по моей палатке несколько раз скользнул луч фонарика.
— Леша! В той стороне посмотри! — раздался у меня над ухом истошный вопль Прошки.
— Тут никого нет! — через минуту донесся крик Леши.
— А Варька где? Прошка, загляни быстро в палатку, посмотри, на месте она? — скомандовал Марк.
Вжикнула «молния» моей палатки, и яркий луч уперся мне в лицо.
— Варька! Ты дрыхнешь?! Ну и соня! Ты ничего сейчас не слышала?
— Уйди, Прошка! Я спать хочу… — пробормотала я и перевернулась на другой бок.
Но Прошка начал безжалостно трясти меня за плечо.
— Да очнись ты хоть на минуту! — возбужденно вопил он. — У нас тут что-то странное творится… Кто-то ходит по лагерю, гремит посудой, а когда вылезаем — никого нет.
— Ничего странного, — буркнула я. — Твой Черный Альпинист пришел себе новую жертву выбирать. А гремит ледорубом или цепями. Отстань от меня, Христа ради! — И я сунула голову в спальник.
Как ни странно, мое объяснение Прошку нисколько не обрадовало. Во всяком случае, вместо того чтобы рассыпаться передо мной в благодарностях за избавление от мучительной неизвестности и тихо удалиться, он зашипел рассерженной змеей:
— Нашла время шутки шутить! Мы и так чуть не очумели от страха. Не будь свиньей, вылезай!
Я тяжело вздохнула и расстегнула спальник.
— Я все поняла. Это коллективное убийство. Сначала вы всем скопом злодейски погубили Мирона с Нинкой, а теперь взялись за меня. Лучше бы уж сразу на скалы сбросили, чем медленно и мучительно убивать бессонницей.
Но Прошка уже исчез в темноте и меня не слышал.
Я вылезла следом и при виде открывшейся мне картины обалдела. Кто-то прилепил к каменному столу горящую свечу, и в ее неверном свете исполняли диковинный танец длинные тени, вооруженные палаческими топорами.
— Может, это зверь какой? — вопрошал Генрих.
— Если зверь, то, судя по топоту и пыхтению, не меньше горного козла, — ответил Марк. — А мы никого не видели, хотя вылезали несколько раз. Под конец уже не застегивали палатки и сразу выскакивали на шум. Никого. Как в воздухе растворяется.
— Невидимка, — сдавленно прошептал Прошка. На его физиономии застыло напряженное и испуганное выражение. Марк и Генрих тоже были встревожены не на шутку. Лицо Леши выражало полную растерянность.
Я хотела было сказать, что это мятежный дух Мирона не может найти покоя, но в последнюю секунду прикусила язык. Представляю, что бы они со мной сделали!
— Дай сюда фонарик! — Я выхватила требуемое у Прошки из рук и обошла стол. Неподалеку от дерева валялся котелок. Я подняла его, заглянула внутрь и увидела остатки макарон. — Посуду надо мыть за собой! — зло рявкнула я на мужиков. — Вы, когда искали своего злоумышленника, на землю светили?
— Зачем? Говорю же тебе, это крупная тварь — топала, как стадо бизонов! — возмущенно откликнулся Марк.
Но я отмахнулась от него и поводила фонариком туда-сюда, освещая пятачок вокруг столового дерева. Неожиданно один из внушительных серых булыжников, полускрытый валуном-стулом, зашевелился и переменил местоположение.
— Ежик! — умильно восхитился Генрих.
Назвать существо, не уступающее размерами молочному поросенку, уменьшительно-ласкательным словечком мог только Генрих. Он вообще питал непонятную страсть ко всем живым тварям, начиная от жуков и гусениц и кончая слонами и китами. У них с Машенькой в доме даже существовала специальная колонковая кисточка, которой полагалось стряхивать тараканов со стола, чтобы не повредить им лапки.
— Здесь еще один! — крикнул Леша, посветив фонариком за палатку. — А вон и третий. Все ясно: это великое переселение ежей.
Не обращая внимания ни на восторги Генриха, ни на вытянутые физиономии остальных, я вернулась в свою палатку и залезла в спальник, но заснула, разумеется, только с рассветом.
Когда я продрала глаза, солнце уже приближалось к зениту и жара стояла одуряющая. Все общество, за исключением Генриха, расползлось по мало-мальски затененным участкам и бессильно лежало, высунув языки.
— А где Генрих? — полюбопытствовала я, вернувшись с моря после водных процедур.
— Отправился за водой, — легкомысленно ответил Прошка.
— Вы отпустили его одного?! — поразилась я и обвела всех троих недоверчивым взглядом.
— Мы попытались его отговорить, но он и слушать ничего не хотел, — несколько смущенно объяснил Леша. — Даже обиделся, когда я стал набиваться ему в провожатые.
— Ну все! Теперь его придется по всему Крыму разыскивать, — обреченно произнесла я.
— По-моему, ты преувеличиваешь, Варвара, — неуверенно сказал Прошка. — Генрих давно уже вышел из того возраста, когда человеку требуется нянька. Ничего с ним не случится. Ну, может, поплутает немного, беды в этом нет.
— Ну-ну. — Я выразительно пожала плечами и пошла искать тень погуще.
К обеду парило уже невыносимо. Мы ползали по плато сонными мухами и не находили в себе сил даже спуститься к морю. О еде не хотелось и думать, но отсутствие Генриха и воды вызывало тревогу. По идее, он должен был предполагать, что вода понадобится нам к обеду.
В три часа я захлопнула книжку и раздраженно посмотрела вокруг.
— Ну, что будем делать? Снарядим поисковую экспедицию сейчас или дождемся ночи?
— Да что ты все волну гонишь, Варвара! — вскинулся Прошка. — Может, Генрих сидит у Славок, пережидает жару. Или Белов вызвал его к себе. Заблудиться тут практически невозможно. Иди себе вдоль берега, пока не упрешься в забор.
Я скептически хмыкнула, но спорить не стала. Что толку препираться с человеком, которого предыдущий опыт ничему не учит?
В четыре часа Леша нервно забегал туда-сюда по плато.
— Не мельтеши, пожалуйста, — раздраженно попросил его Марк. — И без тебя тошно.
— Варька, Прошка, может, дойдем до пансионата, узнаем у Славок, появлялся там Генрих или нет? — предложил Леша. — Как бы его солнечный удар не хватил.
Я с трудом оторвала от матраса размякшее тело. К моему немалому удивлению, Прошка последовал моему примеру без единого звука.
— Давайте вместо Варвары схожу я, — героически вызвался Марк.
— Не стоит. Лучше тебе еще денек отлежаться после Прошкиного антикомарина, — сказала я и во избежание дальнейших препирательств решительно направилась к тропинке.
Солнце уже вполне зримо сместилось к западу, но легче от этого не стало. Сверху пекло, от раскаленных камней дышало жаром, отраженный от идеально гладкой морской поверхности солнечный свет резал глаза. К тому времени, когда мы, едва волоча ноги, дотащились до пансионата, с нас сошло семь потов. Я добрела до тенистой аллеи и упала на первую подвернувшуюся скамейку, а Леша и Прошка отправились к Славкам. Вернулись они минут через десять, и по их лицам я сразу поняла, что Славкам о судьбе Генриха ничего не известно.
— Не заходил он к ним, — сообщил Леша. — Они сегодня почти целый день просидели в номере, так что вряд ли Генрих мог с ними разминуться. Может, спросить у Белова?
— Нет, это ты неудачно придумал. Белов, не дай бог, решит, что Генрих пустился в бега. Еще сочтет его исчезновение признанием вины. Придется идти дальше. Генрих мог войти в ворота и не заметить ни забора, ни корпусов. А тут сквозной проход.
— Ну и куда же мы пойдем? — уныло спросил Прошка.
— Куда понадобится, — огрызнулась я. — Нечего было его одного отпускать. Заблудиться тут, видите ли, невозможно! Можно подумать, вы первый день с Генрихом знакомы.
Прошка без единого звука проглотил упрек и покорно поплелся за нами с Лешей. Как мы добрались до остановки автобуса, идущего на Алушту, я помню весьма смутно. Зато отчетливо помню бетонную стену, которая преградила нам путь, когда мы попытались пройти по берегу дальше. За стеной, увенчанной колючей проволокой, торчали, подпирая небо, какие-то безобразные металлические конструкции. Шоссе, подходившее у остановки почти к самому морю, огибало забор и круто поворачивало в гору.
— Все! Дальше идти бессмысленно, — объявил Прошка. — Думаю, даже Генрих не способен полезть через колючую проволоку или потопать по такому солнцепеку в горы.
— Но куда же он тогда подевался? — недоуменно спросил Леша. — И что нам теперь делать?
— Возвращаемся в пансионат, — хмуро скомандовала я. — Черт с ним, с Беловым! Пусть подозревает Генриха, пусть хоть всесоюзный розыск объявляет, главное, чтобы Генрих нашелся.
Половину обратного пути до пансионата мы проделали на карачках. Ноги нас не держали, а нужно было не только идти по сравнительно ровному берегу, но и перебираться через завалы и обломки скал. Воздух от духоты так сгустился, что, казалось, его можно резать ножом. Добравшись на полусогнутых до административного корпуса, мы с Прошкой бросились на скамейку, молчаливо свалив миссию переговоров с Беловым на Лешу — он единственный из нас сохранил какое-то подобие человеческого облика.
Леша вернулся скоро, причем в сопровождении Белова. Я дошла до такого состояния, что вид человека, сделавшего из меня всеобщее посмешище, не вызвал во мне никаких эмоций. На его приветствие я, правда, не ответила, но не из желания продемонстрировать неприязнь, а по причине полного бессилия. Белов с первого взгляда оценил наше состояние, предложил Леше подождать его здесь вместе с нами и куда-то скрылся.
Я тупо смотрела на расплывающееся в сумерках серое здание административного корпуса и уныло гадала, где сейчас Генрих и что шпион Белов собирается предпринять. Организовать поисковую экспедицию, что ли? И куда эта экспедиция направится? В горы? Будет носиться взад-вперед по берегу? Обрядится в водолазные костюмы и начнет обшаривать морское дно?
Мне так и не удалось придумать ни одного разумного поискового мероприятия, но у Белова, по всей видимости, голова работала лучше. Когда он вернулся к нашей скамейке, за ним по пятам шел один из двух хмурых бородачей со спасательной станции и вел на поводке здоровенного черного пса — немецкую овчарку. В отличие от Генриха, я люблю далеко не всех представителей животного мира, но от собак просто без ума. От одного взгляда на умную породистую морду черного зверя мне сразу стало легче. Прошка, который собак побаивается, напротив, окончательно пал духом и вжался в скамейку.
— Через пять минут на воду спустят катер, — сообщил Белов. — Поедем к вашей стоянке. Собака должна понюхать что-нибудь из вещей Луца. Да и след нужно оттуда брать. Жаль, темнеет уже, но собаке темнота не помеха. Вы как, до причала дойти сможете?
Я оттолкнулась ладонями от скамейки и с грехом пополам встала. Но с первым же шагом ноги у меня подогнулись, и я непременно упала бы, если бы кто-то не подхватил меня на руки. В следующее мгновение я обнаружила, что этот «кто-то» — Белов. Мне хватило доли секунды, чтобы представить себе новые насмешки, которыми будут осыпать меня по этому поводу Прошка и Кo. Вне себя от ужаса и негодования я сделала отчаянный рывок и высвободилась из шпионских объятий. Правда, свобода досталась мне недешево, поскольку приземлилась я на пятую точку и посадка была отнюдь не мягкой.
Черный пес истолковал происшествие по-своему и решительно встал на мою сторону (моя любовь к собакам, по счастью, взаимна). Когда Белов дернулся вперед, чтобы помочь мне подняться, зверь загородил меня своим мощным телом и показал великолепные клыки.
— Ты что это, Хан?! — воскликнул шокированный бородач. Вышколенный Хан бросил на меня извиняющийся взгляд и неохотно отошел в сторону, но благодаря ему я успела подняться на ноги самостоятельно.
— Благодарю вас, я сама дойду, — холодно сказала Белову и, уловив насмешливый блеск в Прошкиных глазах, добавила:
— Если вас не затруднит, донесите, пожалуйста, моего друга, а то он будет ковылять эти триста метров до рассвета. — Не дожидаясь ответа, я повернулась к ним спиной, повисла у Леши на руке и гордо (но, боюсь, совсем не грациозно) удалилась.