Кнап Радек. Франек

   Но кое-что изменилось. Франек работал, и отношение пани Мушек к деверю стало иным. Вместо того чтобы хвалить его: наконец-то, мол, стал похож на брата, сапожница к нему придиралась. То ей вдруг не понравится, как Франек за столом держит вилку и нож; то, как он поет в ванной, то его привычка вывешивать кеды на шнурках за окно. Что бы Франек ни делал, как бы ни старался ей угодить - смягчить невестку не удавалось.
   Как-то раз они вдвоем сидели в кухне. Было еще лето, хоть август уже кончался и дни стали заметно короче. Косые лучи вечернего солнца падали прямо на стол, за которым они сидели. Мушек ушел к клиенту: снимать мерку для новых ботинок. Пани Мушек и Франек пили вишневый сок. В доме еще с обеда ощущался запах жареной курицы. Сапожница сидела на стуле и смотрела в окно. Оба молчали.
   Пани Мушек не произнесла ни слова, не удостоила деверя ни единым взглядом, но Франек твердо знал, что опять провинился, что-то сделал не так. Он был убежден, что на самом деле невестка смотрит на него. И чем демонстративнее она отворачивалась, тем крепче становилось в нем чувство вины, хотя он и понятия не имел, в чем эта вина состоит. Наконец он не выдержал и прервал молчание.
   - Ты сама забила курицу? - спросил он.
   - Нет, - ответила она не шелохнувшись.
   - Тебе что-нибудь рассказать? - предложил он.
   - Нет, спасибо.
   - Могу почитать вслух... только принесу газету, она наверху.
   - Сиди.
   Пани Мушек смерила Франека взглядом, который более походил на острый кинжал. Глаза ее с укором задержались на его лице, оглядели шею, рубашку и даже брюки. Он позабыл все, что хотел сказать.
   - Как случилось, что ты в жизни ничего не достиг? У других работа, постоянный доход. Дом, дети... А у тебя? Пачка старых газет в рюкзаке. Как ты так можешь? Просто не понимаю.
   - У меня есть еще шорты и кеды.
   - Не смешно. Ведь тебе уж за пятьдесят, пусть ты и выглядишь моложе. В твоем возрасте люди выходят на пенсию и наслаждаются покоем в собственном саду.
   - Так и я целыми днями наслаждаюсь покоем в саду.
   - Есть разница. Ты не на пенсии.
   - Но ведь если меня не знать, просто идти мимо, как определишь, на пенсии я или нет?
   - Здесь тебя знают все. Каждый, глядя на тебя, думает: "А вот и дурачок Франек". Ты вообще в курсе, что о тебе говорят?
   - Меня все любят.
   - Потому только, что ты в гостях. Вот поживешь с годик, поймешь, что они думают на самом деле.
   - Через пару недель я уйду. Осенью.
   Пани Мушек потерла лоб, будто ей стало нехорошо.
   - Ну, не будем больше об этом.
   - Что с тобой? - с беспокойством спросил Франек. - Принести порошок?
   - Сиди. Когда ты в последний раз стригся?
   Франек пощупал свою прическу.
   - Точно не знаю... С полгода назад, наверное...
   С кислой улыбкой сапожница спросила:
   - Длинноваты, ты не находишь?
   - Угу...
   - Через час вернется Антоний, у меня будет куча дел. А сейчас я могла бы сходить за ножницами и остричь тебе волосы. Что скажешь?
   - Не знаю. Ты серьезно? - спросил Франек, пятерней приглаживая волосы.
   Пани Мушек энергично поднялась и принялась убирать со стола.
   - Когда еще у тебя будет такая возможность! - сказала она и скрылась в ванной. Франеку показалось, что невестка будет недовольна, если он откажется. А ведь он и так уже доставил ей массу хлопот и на этот раз возражать поостерегся. Он услышал, как невестка моет руки, выдвигает ящик и тут же задвигает его. В следующее мгновение она уже снова стояла на кухне с ножницами и полотенцем в руках.
   Она указала на его стул и попросила:
   - Отодвинь подальше, чтоб волосы не падали на стол: еще... так: нет, еще чуть-чуть.
   Франек исполнял ее приказы, как солдат.
   Пани Мушек обвязала вокруг его шеи полотенце.
   - Что ты на меня так смотришь, - сказала она, - это недолго.
   Франек только кивнул, в тот же миг прядь его волос упала на пол.
   - Раньше я всегда сама стригла Антония, - продолжала она. - По воскресеньям. После завтрака. Потом он доставал из шкафа лучший костюм и мы отправлялись гулять. Иногда шли в церковь, слушали проповедь. На самом-то деле Антоний просто хотел подразнить священника. Мы садились в первом ряду. Антоний снимал шляпу, чтобы все видели его новую прическу. Святому отцу это действовало на нервы - он-то был лысым. Он скрежетал зубами, да так, что даже в последнем ряду было слышно.
   Пани Мушек вздохнула:
   - Так-то вот... А теперь он и сам облысел.
   - Расскажи, как вы познакомились? - попросил Франек.
   - Это было двадцать с лишним лет назад. Я тогда работала в кондитерской лавке на Хмельной. Теперь там химчистка. Когда я шла с работы, моя одежда пахла шоколадом. Люди оборачивались и смотрели мне вслед. Однажды Антоний пригласил меня в кино. Он работал неподалеку в обувной мастерской. Мы пошли в кино сразу после работы. Через пятнадцать минут во всем зале уже пахло шоколадом. Люди смотрели на нас и улыбались. Антоний понял, что запах от меня, и посмотрел так, как никто никогда на меня не смотрел, - пани Мушек хихикнула. - Фильма я совершенно не помню.
   - Да-да, - кивнул Франек, - в детстве Антоний был охоч до сладкого.
   Пани Мушек наклонилась к нему, и нос Франека уткнулся в ее блузку.
   - Слышишь запах? - В ее шутливой интонации прозвучало странное любопытство.
   - Через двадцать лет? - удивился Франек.
   - Неужели нет? - Пани Мушек наклонилась еще ниже. Нос Франека очутился между двумя холмами, приподнимавшими блузку.
   - Я слышу только запах курицы, которую мы ели на обед, - признался Франек и, чтобы не обидеть невестку, добавил: - Слышу, как бьется твое сердце: Колотится, будто молоток.
   Пани Мушек покраснела.
   - У меня аритмия. Это, между прочим, серьезно.
   - Наверное, нужно сходить к врачу? - попытался Франек выйти из положения.
   - К врачу? - воскликнула пани Мушек. - Да что он понимает в женских болезнях? Посчитай лучше, как часто оно стучит.
   - Сердце?
   - Что же еще?
   Франек глубоко вдохнул и принялся считать:
   - Один, два, три...
   - Торопишься, давай помедленнее...
   - ...четыре... пять... шесть...
   - Да ты считать не умеешь, - поддела она его.
   Франек почувствовал, что покрывается потом.
   - Неправда! Я умею считать до тысячи.
   - Так давай считай.
   - Нет, ты права. Я не умею считать до тысячи.
   - Вот ты сказал, что осенью уйдешь. Почему ты не хочешь остаться с нами?
   - Не хочу, и все.
   - А если Антоний будет против? Ты нужен ему. Кто будет пасти птиц?
   - Все равно уйду. И птицы со мной.
   - Франек! - потребовала пани Мушек. - Посмотри на меня.
   Франек поднял голову. Глаза их встретились. Больше всего хотелось ему опустить голову. Но сапожница всем телом давила ему на шею, отрезав путь к отступлению. Его подбородок оказался вдруг зажатым между могучими грудями невестки - проявилось ее редкое умение использовать их как тиски. Франек ощутил слабость. Ситуация выходила из-под контроля. О подобных вещах Франек имел весьма смутное представление.
   - Я тоже имею право высказаться. В конце концов я жена твоего брата.
   Она протянула руку и потрепала его по щеке. Франек с ужасом покосился на эту руку, будто перед ним была ядовитая змея.
   - Сидишь, будто аршин проглотил, - посетовала невестка. - Если останешься, я всегда буду стричь тебя. С длинными волосами ты похож на женщину.
   Мысль, что невестка всегда будет стричь ему волосы, привела Франека в ужас. И хотя ее прикосновения отнюдь не были ему неприятны, сам факт, что он полностью обездвижен, ничего хорошего не сулил. К тому же два холма у него под подбородком, похоже, вовсе не собирались сдавать с таким трудом занятые позиции.
   Ужас его нарастал. Франек сделал попытку высвободиться - напрасно; воздуха стало еще меньше. Но в ту самую секунду, когда страх сделался невыносимым, его одолела странная усталость. Такая же, как в Вене во время ограбления банка, которая уберегла его тогда от неприятностей. У него больше не было сил сидеть с открытыми глазами. Ему удалось лишь слегка улыбнуться.
   - Вот видишь, - обрадовалась пани Мушек, - а я уж было подумала, что ты боишься меня.
   - Чтоб я боялся... - прошептал Франек.
   - Я и говорю. Глупо бояться женщины! Женщина не способна причинить зло. Зло в наш мир приносят мужчины. Если правильно вести себя с женщиной, рай на земле тебе обеспечен. Любое твое желание будет угадываться прежде, чем ты его выскажешь.
   Пани Мушек просто сама поражалась: надо же, какие умные слова она говорит! Она обращалась к стене, будто бы именно там находились воображаемые слушатели.
   - Во-первых, женщины никогда не начинали войн. Они не способны на хладнокровное убийство. Насилие столь же чуждо им, как и управление автомобилем. Женщина всегда готова помочь и пойти на жертву. И вот вместо благодарности ее поднимают на смех:
   Тут глаза Франека окончательно закрылись. Нос еще глубже уткнулся в грудь невестки.
   Пани Мушек вдохновенно продолжала свою речь:
   - Конечно, у женщин тоже есть недостатки. Действительно, они ищут удобной, спокойной жизни. И порой второпях выбирают не того мужчину. Мы верим: если мужчина что-то обещает, все так и будет. Соглашаемся на посредственность. Но такой ли это серьезный недостаток, Франек? Женщина хочет счастья. Как же ей быть?
   Сапожница посмотрела вниз, на Франека.
   - Что бы ты посоветовал?
   Франек ничего не ответил. Его дыхание было ровным. Лицо неподвижным. Пани Мушек умолкла. Наклонилась к деверю и прислушалась: никаких признаков жизни. Она встревожилась.
   - Франек? С тобой все в порядке? - спросила она. - Франек! Отвечай!.. Господи, я его задушила!
   В эту секунду раздался громкий храп, который все объяснил: Франек просто-напросто спит. Она легонько похлопала его по щекам.
   - Проснись! - крикнула с возмущением. - Сию же минуту проснись!
   Но ничто на свете не могло сейчас его разбудить. То ли пани Мушек этого не знала, то ли просто не могла с этим смириться, но она крепко обхватила голову деверя и принялась довольно сильно ее трясти. Было похоже, что она хочет оторвать ему голову.
   - Будешь ты отвечать или нет? - кричала в ярости. - Ты меня не слушал! Тебя совершенно не интересует, что я говорю! Никто еще так меня не унижал! Ты делаешь из меня... - она затравленно огляделась по сторонам, - идиотку!
   Выкрикнув все это, пани Мушек немного успокоилась. Кажется, поняла наконец, что все усилия тщетны.
   - Не понимаю, - пробормотала она, - как можно уснуть, когда тебя стригут? Трудно было подождать, пока я закончу?
   Вместо ответа, Франек вновь испустил громкий храп. Это оказалось последней каплей. Пани Мушек схватила ножницы и вцепилась в его прекрасные волосы. Время от времени она делала шаг назад и с довольным видом оглядывала свое творение. Храп, ставший теперь ритмичным, будто удваивал ее энергию. Через десять минут все было кончено. Она отложила ножницы и залюбовалась необычным зрелищем: вместо того чтобы, как обещала, модно постричь Франека, она обкорнала его наголо. Пани Мушек повернула его голову влево, потом вправо, лицо ее при этом выражало умиротворение. Насытившись созерцанием, она прошла в ванную. Убрала ножницы в ящик. Бросила полотенце в корзину с грязным бельем.
   Потом остановилась перед зеркалом и вперилась взглядом в свое отражение.
   - Тебе не следовало так поступать, - проговорила она. Но другая ее половина, считавшая, что "это послужит ему уроком", в конце концов одержала верх.
   Франек проспал полчаса. Проснулся, только когда домой вернулся брат. То, чего так и не смогла добиться невестка, произошло само, едва в замке шевельнулся ключ: сапожник Мушек отпирал входную дверь. Когда тот появился на кухне, Франек уже полностью пришел в себя, правда, о своем несчастье он еще не догадывался.
   Пани Мушек готовила ужин. Казалось, она вообще не замечает Франека. Сапожник прицепился было к брату.
   - Расселся тут посреди кухни: - проворчал он, присмотрелся чуть повнимательнее, и взгляд его упал на голову Франека. - Что случилось с его волосами? - удивился Мушек.
   - Понятия не имею. - Пани Мушек пожала плечами. Франек посмотрел на брата снизу вверх и провел ладонью по голове.
   - Где мои волосы? - шепотом спросил он.
   - Чего ты на меня-то уставился! - огрызнулся сапожник. Франек перевел взгляд на его жену.
   - Где мои волосы? - повторил он. Голос его дрожал.
   Пани Мушек не спеша обернулась и смерила его долгим многозначительным взглядом.
   - В помойном ведре.
   Сапожник смотрел то на жену, то на брата. Чтобы не расхохотаться, нужно было что-нибудь сказать. Он похлопал брата по плечу:
   - Не так уж и плохо, Франек. Могло быть гораздо хуже.
   Выдвинул ящик кухонного стола и откуда-то из-под катушек и обрезков кожи вытащил зеркальце.
   - Держи. Теперь, глядя в зеркало, будешь вспоминать свою невестку.
   - Очень смешно. - Пани Мушек слабо улыбнулась мужу.
   Дрожащими руками Франек взял зеркало и поднес к лицу.
   - Совсем неплохо, - нахваливал Мушек его новую прическу. - Теперь ты мне даже чем-то напоминаешь Рудольфо Валентино.
   Мушек обернулся к жене.
   - Не правда ли, радость моя? Помнишь, ты все твердила, что я похож на Грегори Пека?
   Сапожница всплеснула руками и закатила глаза.
   - Боже! За что мне такое счастье! Грегори Пек и Рудольфо Валентино, оба в моем доме!
   Мушек удивился.
   - Что это с ней сегодня, Франек?
   Тот все еще был в шоке. Не отводил глаз от зеркала.
   - Ну как? Нравится? - спросил его Мушек.
   - Не знаю... - пробормотал Франек. По крайней мере, к нему вернулся дар речи.
   - Через пару месяцев будет как прежде. - Мушек осторожно вынул зеркало из его рук. - Потом хоть целый час собой любуйся. А сейчас пора ужинать.
   Франек робко взглянул на брата.
   - Антоний? - тихо спросил он.
   - Что?
   - А кто такой Рудольфо Валентино?
   Сапожник на секунду задумался.
   - Спроси лучше невестку, она тебе расскажет, - улыбнулся он.
   8
   Осенью все стало меняться. Сперва изменилась погода. Зарядили дожди. Фруктовые деревья в саду то и дело роняли листья. Из окна уже видно было улицу. Дома словно отпрянули друг от друга. Стало как-то просторнее. Лавка на углу как будто отодвинулась. Люди выходили за покупками в длинных пальто, выглядели более торжественными и печальными.
   Но сильнее всего переменился Франек. Едва началась осень, он отказался от обычных своих прогулок. В лавку на углу он теперь и вовсе не заходил. По непонятным причинам стал вдруг сторониться людей. Почти все время сидел в саду. Покидал свой пост, лишь когда ему было нужно что-то в доме. Вдобавок временами он стал проявлять необыкновенное упрямство, чего прежде за ним не водилось. Все делал не так, как раньше. В хорошую погоду забивался в комнату и часами оттуда не вылезал.
   Едва начинался дождь, выходил в сад и усаживался на скамейку. Его не заботило, что одежда промокла насквозь, а газеты, лежавшие рядом на скамейке, превратились в кашу и их теперь невозможно читать. Никто не мог понять, почему он так себя ведет. Проходя мимо забора, люди качали головой, но никто с ним не заговаривал. Только птицы хранили ему верность. По-прежнему сопровождали его повсюду.
   В дождь, когда он сидел в саду, птицы усаживались полукругом у его ног и чего-то ждали. Если он оставался в комнате, копошились на подоконнике. Франек выглядел теперь заметно хуже. Был бледен, порой дрожал. Птицы изрядно похудели. У некоторых недоставало перьев в хвосте.
   Когда Франек сидел так в саду под дождем, пани Мушек выходила из дома с зонтиком в руках и говорила ему:
   - Иди в дом.
   - Дождь скоро кончится, - с улыбкой отвечал Франек. Указывал пальцем на самые темные тучи и говорил: - Видишь, вон там просвет.
   Пани Мушек качала головой, придерживая над ним зонтик. Но, перестав чувствовать капли дождя, Франек тут же вскакивал и пересаживался на другой конец скамейки.
   - Будешь продолжать в том же духе, заработаешь воспаление легких.
   - Ну и пусть.
   - От него можно умереть.
   - Ну и пусть.
   Упрямые нотки в его голосе крепли день ото дня. Мушеки вновь принялись гадать, что же все-таки привело Франека к ним. До сих пор они склонялись к мысли, что тот просто соскучился, теперь уже не были в этом уверены. Впрочем, вскоре все прояснилось.
   Пришел сентябрь, стало холодно. Распорядок дня Франека между тем изменился: несколько дней подряд он не выходил из комнаты. Трудно сказать, что он делал. Лежал на кровати и смотрел в потолок? Или что-то замышлял и собирался вскоре приступить к осуществлению задуманного? По вечерам, уже лежа в постели, Мушеки слышали из его комнаты весьма странные звуки: будто по полу волокут что-то невероятно тяжелое. Весом никак не меньше ста килограммов. И так две недели. Наконец Мушек потерял терпение и решил поговорить с братом.
   - Франек, что с тобой? Почему ты больше не выходишь из дома? Все спрашивают о тебе, - сказал он, входя в комнату брата.
   - Просто им скучно. Вот и все.
   - Да нет же, тебя все любят. Тревожатся о тебе. И мы тоже, я и твоя невестка.
   Франек улыбнулся. Мушеку эта улыбка не понравилась.
   - Недолго осталось.
   - Что ты имеешь в виду?
   - Скоро я вас покину.
   - Опять уходишь? Ты проделал весь этот путь, пришел к нам на каких-то два месяца?
   - Да.
   Мушек покачал головой:
   - Не понимаю я этого.
   - Да я и не собирался здесь оставаться... Просто зашел, чтоб с тобой проститься.
   - Проститься? Чего это тебе вздумалось прощаться?
   Казалось, Франек колеблется.
   - Ну, не только с тобой, Антоний. Хотел в последний раз взглянуть на дом. На эти места. Я ведь здесь вырос. Здесь умерла мама. Помнишь?
   - Ну конечно... О чем ты? К чему ты клонишь? Что значит - в последний раз увидеть эти места?..
   Франек подошел к шкафу и вытащил рюкзак. Рюкзак был доверху набит и весил столько, что его можно было разве что волочить по полу. Мушеку пришло в голову, что, наверное, это и есть источник странных звуков, которые они с женой слышат по вечерам.
   - Так ты уже собрался?
   Франек подтащил рюкзак к окну, там было светлее, и развязал.
   - На это ушла целая неделя, - не без гордости сказал он.
   Мушек подошел поближе и заглянул внутрь.
   - Тут камни! - вскрикнул он с удивлением.
   - Антоний, я все продумал.
   - Что ты продумал?
   Франек опустил глаза. Потом тихо сказал:
   - Самоубийство.
   - Самоубийство?!
   - Ну да. Я решил утопиться в пруду возле станции, - признался Франек. Один раз я уже пытался, неподалеку от Рацибора, но у меня не получилось уйти под воду. Я все время всплывал. Вылез на берег в такой ярости, как никогда в жизни. Сидел, смотрел по сторонам и вдруг понял, что ничего у меня не выходит не только потому, что нет подходящего груза. Просто это не то место. Человек должен кончать с собой там, где он вырос. Вот я и пришел к вам. И так уже два месяца потратил впустую.
   - Жить со мной для тебя - просто потеря времени?
   - Не сердись, Антоний. Завтра я наконец уйду, надену рюкзак и отправлюсь прямиком на дно.
   - Ты что, правда пытался утопиться? В озере возле Рацибора? - Мушек не верил своим ушам.
   - Да. Там потрясающе красивое кладбище.
   - Но почему?
   Франек ответил не сразу. Он смотрел в пол.
   - Может, мне просто интересно?
   Совершенно сбитый с толку Мушек уставился на брата.
   - Какой интерес в том, чтобы умереть?!
   Франек пожал плечами.
   - Иногда мне снится сон, Антоний. Вернее, это даже не совсем сон. Я вроде уже не сплю, просто продолжаю грезить с открытыми глазами: вот иду я по берегу нашего пруда, останавливаюсь. Вокруг никого. Делаю глубокий вдох и ныряю. Вода смыкается над моей головой словно стеклянный купол. Как в кино. В это мгновение, ты не поверишь, у меня будто целая вечность впереди. Тишина такая, что я даже слышу собственный голос, хотя рот мой закрыт. Наверное, я похож на того воробышка, который свалился в горшок с медом и утонул, помнишь? Я тоже медленно иду ко дну. Только во сне мне никак не удается до него добраться, потому и интересно, что дальше будет.
   - Франек? Это шутка, да? Как твои газетные статьи?..
   Франек не слышал вопроса.
   - Только вот птицы могут мне помешать, - пожаловался он. - Они выдадут меня своим гомоном. Представь, идет кто-нибудь мимо и вдруг слышит птичий гвалт. Он тут же поймет, что дело нечисто, и у меня ничего не выйдет.
   - Так ты поэтому приехал сюда? - спросил Мушек. - Чего же ты ждал целых два месяца? Не хотел пропустить лето?
   Франек посмотрел брату в глаза.
   - Взгляни на меня, Антоний. Кто я такой? Идиот недоразвитый, вот и все, проговорил он. - Я много раз слышал, что меня так называют. Люди прекрасно знают, что я все вру и выдумываю. Всю жизнь я врал! Ты вот веришь, что я был в Вене?! На самом-то деле я всегда хотел говорить правду, но почему-то мне это никогда не удавалось.
   - Сделаешь то, о чем говоришь, действительно будешь идиотом.
   - Сделаю, Антоний, - с угрозой в голосе произнес Франек.
   - Не сделаешь. В последний момент передумаешь. Да, ты вполне способен натворить дел, но себя убивать не станешь.
   Франек открыл было рот, чтобы что-то сказать, но брат сердито продолжал:
   - И уж конечно, не в этом пруду.
   - А все-таки я утоплюсь. - В голосе Франека зазвучали упрямые нотки, и это встревожило Мушека. Он понял: именно упрямство придает Франеку сил. Лучше всего было теперь изобразить равнодушие. Мушек встал и медленно пошел к двери. По пути споткнулся о рюкзак.
   - Ты не находишь, что рюкзак слишком тяжел? До пруда почти четыре километра. Как ты потащишь такую тяжесть?
   - Я достаточно силен.
   С этим трудно было спорить: Франек и вправду был сложен как атлет.
   - Значит, тебя не переубедить?
   - Нет.
   - Ясно. Тогда, если ты не против, я пойду спать. - Мушек открыл дверь, но задержался на пороге. - Надеюсь, ты сдержишь обещание и, перед тем как уйти, придешь проститься со мной и с моей женой.
   - Конечно. Затем я сюда и приехал, - сказал Франек, которого спокойствие брата слегка задело.
   - Да, вот еще что. Если ты покончишь с собой завтра, волосы так и не успеют отрасти, и ты навсегда останешься лысым. Спокойной ночи, Франек.
   Франек поджал губы, но не произнес ни слова. Мушек развернулся и вышел из комнаты. Франек остался один на один со своим стокилограммовым рюкзаком. Около полуночи Мушек все же тихонько встал, поднялся по лестнице, прислушался у двери брата. Франек спал. Храп был слышен даже снаружи. Сапожник Мушек вытащил из кармана ключ и дважды повернул его в замке. Теперь его брат был заперт в комнате.
   - Не верю, что ты способен на самоубийство, - бормотал сапожник, потихоньку спускаясь по лестнице. - Но осторожность прежде всего.
   9
   Франек не сдержал слова. Нарушил обещание проститься с братом. Встал рано утром, когда Мушеки еще спали, вылез в окно и пошел к пруду.
   Часа через два войдя в его комнату, сапожник обнаружил, что она пуста. Едва ли беднягу еще можно было догнать - до пруда было не больше часа ходьбы. Мушек понял: спасти Франека может только чудо. И что же? Чудо случилось. Сапожник Мушек отправился просить о помощи своего заклятого врага.
   Коса был настолько ошеломлен приходом соседа, что не смог вымолвить ни слова. Когда Мушек сообщил ему о безумном намерении брата, Коса, которому Франек нравился, молча пошел запрягать Шарабайку. Через четверть часа телега уже двигалась в сторону пруда, а враги рядышком сидели на козлах.
   До пруда было четыре километра. Дорога заняла полчаса. Въехав в лес, Коса не выдержал и прервал молчание:
   - Вы вообще-то знаете, что такая вот лошадь может везти двадцать человек? В Германии даже есть лошади, которые сильнее трактора. Там устраивают специальные соревнования: лошадь против машины. Почти всегда побеждают машины, но однажды верх одержала лошадь одного мясника из Аахена. Какой-то тракторный завод выкупил ее за тысячу марок.
   Мушек посмотрел на Шарабайку. Она шла не слишком-то быстро.
   - А вы никогда не думали продать ее? - спросил он.
   - Кто ж ее купит. Она слишком стара. Я-то с удовольствием обменял бы ее на трактор.
   - На трактор? А привязанность? - спросил Мушек.
   - А кто сказал, что я не смогу полюбить трактор? У машины столько плюсов: не спит, есть не просит.
   - Но ей нужен бензин.
   - Овес тоже не дешев.
   - Машина может сломаться.
   - Ерунда, если есть запчасти.
   Мушек умолк, посмотрел на дорогу. Он был рад, что едет к пруду не один. К тому же до сих пор ему не приходилось так мило беседовать с Косой.
   Только вот мысли его все время возвращались к Франеку. Самоубийство брата казалось не более вероятным, чем снег в августе. И все же он сказал:
   - Надеюсь, мы поспеем вовремя.
   - Не думаю, что он это сделает, пан Мушек, - сказал Коса.
   - Почему?
   - Каждый из нас хоть раз думал об этом. Разве у вас не бывало таких мыслей?
   - Да, но...
   - Но в конце концов никто этого не делает, - продолжал Коса, - если бы все и вправду кончали с собой, на земле бы уже никого не осталось. Так ведь?
   Мушек кивнул.
   Коса продолжал:
   - Чуть постареешь, и хочется вернуть юность. А у тебя, как назло, выпадают волосы, появляются морщины, портятся зубы. Если бы не старость, самоубийств бы вообще не было. А так время от времени эти мысли приходят в голову каждому... Но в конце концов мы живем до семидесяти, да еще и радуемся этому.
   - Франек не такой.
   - Ерунда. В этом все мы одинаковы.
   Коса умолк. Пруд был уже виден. Чуть дальше проступили очертания железнодорожного вокзала. От него как раз отходил поезд. Грохот был слышен издалека, от самого городка. Коса подхлестнул кобылу. Оставшуюся часть пути они проехали молча. У пруда Коса остановил телегу. Они слезли и спустились к воде. Пруд больше походил на большую лужу. Казался совершенно заброшенным. Берега его поросли тростником. Было слышно, как квакают лягушки.