Князев Лев. Лицо бездны

   - А они и так знают, - услышал он знакомый, язвительный голос. Задрожав, Максим вскочил, включил фонарик, осветив внутренность судна.
   - Кто? - крикнул, сотрясаясь всем телом. Из-за воздушного компрессора выдвинулась тень, зажелтело лицо. Максим ткнул туда спицей света - лицо исчезло. Он выключил фонарик - и снова раздался голос стармеха.
   - Ты же знаешь, там что-то ОКАЗАЛОСЬ, парень.
   - Нет! - Максим потряс тяжелой головой, - это я замерз и мне чудится, вы не здесь, Гусев! - Он принялся поспешно поправлять и перевязывать намотанное под рубашкой тряпье. Потом дышал в распахнутый в рот, в сложенные ковшиком ладони. С трудом присел пятьдесят раз. Помахал руками что было сил. Воздух пустой, давящий, пропахший маслом и аммиаком отнимал последние силы. В ухе застучали молоточки. Обессилев, он опустился на корточки, прислонился плечом к железу. Это смерть меня пугает, - сказал он себе. Буду думать о жизни. О маме. О деде. О Виктории.
   - ЖИТЬ ХОЧУ! - сказал он громко, но звук дошел до ушей, как сквозь ватное одеяло. "Не поддамся, - внушал он себе. - Они же придут, никуда не денутся. Подведут понтоны. Нырнут водолазы. Доставят мне костюм с кислородными баллонами. Или вырежут дверь в борту - выходи, Максим! Сейчас главное - не бояться. А то с ума сойду... Дождаться! Буду думать о настоящих людях. О Зое Космодемьянской. Бросили ее зимой, в декабрьский мороз в хлевушек. Раздетой. Еще и керосин лили в рот. А после, разутую, вели на казнь. И что - завыла, как я? Не тут-то было! Под виселицей стояла, а как смотрела на этих подонков! Не в сказке рассказано - сам я видел снимок. И Маресьев не придуман. И дед мой - не дрогнул. Так чего же я-то не смогу перетерпеть? Разве я не русский?
   Потерпим, товарищ стармех! Еще дождусь и вас, с вашей "Соленой"! Спешите, я жду! И докажите, что умеете работать. Чтоб без всяких "оказалось", товарищ стармех! - погрозил он пальцем во тьму.
   Примостившись на своем жестком сиденьи, Максим сгорбился, сунул ладони под мышки. В голове застучало: "тук-тук-тук..." Непонятно было, то ли кровь стучит, отравленная холодным, душным воздухом, то ли ребята снова торкаются там, наверху. Кончайте стучать, парни, не до вас... Вам хорошо там, в шлюпке, одетым в полушубки. И спасатели первыми поднимут на борт вас. А мне надо сохранить остаток сил. Поесть бы теперь чего теплого. Или чаю крепкого, такого как у Виктории дома. Только не чашечку, а бокал, полный, чтобы шел пар! Ничего, - если обожгусь... Он стиснул зубы от полыхнувшей в нем жажды. Вот так, значит, теперь еще это будет меня мучить... Поднявшись, он стал соскребать с металла иней в ладошку, бросил в рот, выплюнул с отвращением вязкую, пахнущую мочой воду.
   Где вы, морями, я не могу, не могу!
   - Клара, ты? Здравствуй, лапочка, это Люся. У меня потрясающие новости, только не для телефона, ты понимаешь?
   - Я уже знаю, - строго сказала Клара, косясь на работавших за своими столами инженеров. - У нас все-все знают и тоже "не для телефона". Встретимся после работы, сразу, хорошо? Можно в кооперативном. Я как раз собиралась взять колбаски, завтра же Вадька приходит, надо чем-то кормить.
   Люся в меховой шапочке, в просторном, по моде, пальто вошла в кооперативный магазин, когда Клара уже оплачивала за взвешенный продавцом круг одесской колбасы.
   - Салют! - кивнула подруге Клара, - Ты брать будешь?
   - Простите, у меня нет мужа-капитана, - засмеялась Люся.
   - Тут и с капитанской зарплатой не разгонишься, - ворчала Клара, принимая от продавца пахучий сверток. Они вышли на улицу. Солнце садилось за остроконечные сопки, отраженным сиянием било из окна недавно выстроенного на берегу залива высоченного и нелепого здания Дома Советов, который местные острословы уже успели окрестить "Зубом мудрости" и "Членом партии".
   - Ну, выкладывай, что узнала, - потребовала Люся, пряча от ветра носик в пушистый мех ламы.
   - Наверное, то же, что и ты: сведений нет, хотя бомбят из пароходства все суда, находящиеся в том районе. По расписанию, еще утром должны были прийти в порт, но увы... Так что заплачут скоро мамы и жены...
   - Кларочка, дело в том, что... - Люся подвинулась к подруге, округляя свои светлые, с ободком; как у курочки, глаза. - Дело в том, что как ОКАЗАЛОСЬ, капитан на выходе давал радиограмму в пароходство. Хочешь почитать? - И, торопясь, вынула из сумочки затрепетавший на ветру желтоватый листик бумаги. Подруги подошли ближе к стенке здания, загородясь спиной от ветра, Клара прочитала текст, еще недавно запоздало потрясший начальника пароходства.
   "ББС загружен неудовлетворительно... большими пустотами... сильно снизило устойчивость баржи..."
   - Люська, что же их не вернули сразу в порт, ведь было штормовое! - Клара утратила свою важную строгость.
   - Что, что, не знаешь что ли? Есть план! Начало года - будут рапортовать, что "вопреки погодным условиям..." и так далее. - Люся сунула радиограмму в сумочку. - Понятно теперь, где их искать?
   Советский теплоход "Байкаллес" был на выходе из японского порта, когда представитель полицейской службы, взбежав по парадному трапу, прошел к капитану и протянул ему свежий номер газеты "Джапан Таймз", сложенный так, что в глаза бросался снимок: темная поверхность моря и на ней две белесые сигары или перевернувшиеся вверх брюхом рыбы - два предмета - один за другим.
   - Неважные новости, мастер, но я счел долгом доставить их вам, - сказал полицейский, показав испорченные зубы. - Снимок сделан самолетом нашей береговой обороны и тотчас доставлен в газету.
   Капитан разом охватил взглядом бесстрастное сообщение репортера: - SOVIET TUGBOAT SPOTTED CAPSISED. JAE MARITIME SAFETY AGENCY HEADGUARTERS HERE SAID, A SOVIET TUGBOAT WAS SPOTTED CAPSISED IN THE SEA ABOUT 360 KM. OFF AOMORI PREFECTURE. THE BOAT WAS BELIVED TO BE THE "BOLSHEKAMENSK" TOWING LUMBER BARGE FROM PORT JUZHNIJ. THE FATE OF THE 19 CREWMEMBERS WAS NOT IMMIDIATELY KNOWN. THE LUMBER BARGE WAS ALSO BELIWED OVERTURNED OFFICIALS SAID. (Обнаружен советский перевернутый буксир. Как сообщает Приморская служба безопасности, в Японском море обнаружен перевернутый советский буксир примерно в 360 километрах от префектуры Аомори. Предполагается, что этот буксир "Большекаменск", толкавший большую баржу с лесом из порта Южного. О судьбе 19 членов команды пока ничего не известно. Баржа с лесом также перевернута, сообщают из службы.)
   - Вы умерены, что здесь нет ошибки? - спросил он.
   - Японские газетчики не могут допустить себе такую роскошь, как неточность, - сказал полицейский. - Боюсь, что ваши спасатели еще не обнаружили место катастрофы... Он глянул на помрачневшее лицо советского капитана и вздохнул. - Извините, мне пора, там пришла швартовая команда.
   - До свиданья, спасибо, - рассеянно ответил капитан, после чего быстро прошел в радиорубку. Начальник рации сидел за своим столом, подшивал для отчета бумаги.
   - Начальник, сейчас, как только выйдем из порта, передай срочно аварийную в Приморск. - Кажется, погибли наши на ББС...
   Непослушными пальцами Максим сдвинул выключатель на ребристом теле японского фонарика. В неярком свете разглядел циферблат на запястье. Так, уже двадцать с лишним часов я здесь, - пробормотал он непослушными губами. - Долго я терплю, братцы, долго. Уже и батарейки садятся, а сердце мое все стучит. И надеюсь... - Он раскрыл журнал, охватив карандаш кулаком, написал крупно, коряво:
   ВОЗДУХ ИЗ БАЛЛОНОВ ВЫТРАВИЛ. ДУХОТА, БОЛИТ ГОЛОВА. БАТАРЕЙКА КОНЧАЕТСЯ. ПЫТАЛСЯ ПОПАСТЬ В ЦПУ, НО ТАМ ВОДА. ГДЕ ВЫ, ЛЮДИ, ПОЧЕМУ ТАК ДОЛГО?
   НО Я ВЕРЮ, НАДЕЮСЬ!
   Захлопнул журнал, подбородком двинул кнопку выключателя. Двадцать часов. Сколько же времени вам надо, братцы? Радист выходит на связь регулярно. В ноль часов он не вышел, потом... Потом - все. Значит, в двенадцать вы не поймали наших позывных, подняли тревогу. 3апросили - ответа нет, дали команду на суда поблизости по последним координатам. Послали спасателя. Ну, пусть еще шесть часов. Всего - четырнадцать, пусть шестнадцать. Но я здесь уже двадцать!... Или я не так считаю, идя в этом мире все идет не так? Максим постучал кулаками по заснеженной крышке насоса, бил до боли. Ну ладно, мне еще больно, я жив. Я терплю, братцы!
   ...В правильных подсчетах Максима Ковалева отсутствовала одна существенная поправка, которую обязательно внес бы стармех Гусев, со своим "комплексом Квазимоды". Поправка эта - на установившуюся в нашей Системе реальность, столь же могучую, как подбиравшаяся к Максиму Бездна. Но не мог молодой, здравомыслящий человек без заранее принятого в расчет недоверия ко всей Системе, предположить, что самый элементарный порядок в ней нарушается регулярно и совершенно привычно, что в то время как он ведет свои подсчеты и ждет помощи, ни один человек в родном ему пароходстве еще и не догадывается о несчастье. Что кто-то, обязанный сообщить о непорядке в связи, не сделал этого раз и еще раз и лишь спустя тридцать шесть часов полетела в эфир грозная радиограмма с выговором капитану "Большекаменска" за то, что он нарушает Устав. Получать эту радиограмму оказалось некому: в это время Бездна уже овладела экипажем. Подсчитывая часы и минуты, оставшиеся до прихода спасателей, Максим не знал, что не час, а почти двое суток, отпущенных судьбой на его опасение, будут съедены Системой.
   Человек зашел в застекленную кабину телефона-автомата и прикрыл за собой дверь. Поставив у ноги дипломат, он расстегнул морской, крытый чертовой кожей полушубок (такие были в моде еще во времена конвоя Пэ-КЮ-17,) и достал из кармана форменного пиджака записную книжку. Полистал ее торопливо, нашел нужную страницу и, держа книжку наотлете, далеко от глаз, набрал свободной рукой номер телефона. Пискнули гудки, трубку подняла женщина. Голос у нее был сочный, молодой, с нотками беспричинной радости.
   - Квартира Протасовых, слушаю.
   - Мне бы Викторию Михайловну, - попросил человек. Это вы? Звонит Гусев, старший механик. Припоминаете, в автобусе ехали? Да, тот самый.
   - Вот уж не ожидала вашего звонка, - засмеялась Виктория. - Что-нибудь случилось, товарищ стармех?
   - Нет... Вообще-то да, но об этом после. Мне, Виктория, очень некогда, я хотел только спросить, вы еще встречались с Максимом Ковалевым?
   - Это необходимо знать? - спросила она не сразу.
   - Дорогая девочка, оставим пикировку на потом. Он, помните, говорил, что сразу после рейса уйдет в отгулы оформлять документы на квартиру? Один рейс он сделал, пароход ушел снова. Мне надо знать, дали Максиму отгул или он вынужден был пойти и в этот рейс?
   - Он сказал, что сходит еще раз. Или два.
   - Именно так? - воскликнул Гусев. - Вы с ним лично разговаривали?
   - Да, он заходил перед рейсом... Но что произошло, послушайте? Встревожилась Виктория. - Товарищ стармех!
   - Пока ничего не известно, Виктория Михайловна, - проговорил он после паузы. - Надеюсь, все обойдется, извините, меня ждут... - И он повесил трубку...
   - Алло. алло, стармех, где вы? - Виктория в сердцах бросила трубку на аппарат. - Чтоб ты пропал, старый черт! Квазимода несчастный! - Она размашисто шагнула в гостиную, остановилась перед трельяжем, скептически оглядывая в трех отражениях свое покрасневшее лицо.
   - Что за шум, драки нет? - спросил из кухни отец. - Вызванивает будущий вождь? - Отец с аппетитам доедал гуляш, приготовленный дочерью, запивая из кружки холодным, процеженным по флотскому обычаю компотом. Отец когда-то плавал механиком, в последнее время работал начальником цеха на заводе в десяти минутах езды на машине от дома. Три года тому назад от него ушла жена. Уехала в Приморск, где, как оказалось, давным давно, еще навещая дочку, на первом курсе института, познакомилась, а затем сошлась с рыбацким капитаном. Поступок вполне безупречной и до тех пор уравновешенной супруги выбил Михаила Васильевича из колеи, да и на Викторию подействовал самым гнетущим образом. Распределившись после защиты диплома в проектную организацию, Виктория долго жила в общежитии, потом мама уговорила ее занять одну комнату в ее трехкомнатной квартире, благо, новый муж большую часть года пребывал в морях. Первый же отпуск, полученный на службе, Виктория решила провести с отцом, хотя мать, получавшая теперь по доверенности от капитана ежемесячно втрое больше, чем зарплата начальника цеха, предлагала ей на выбор путевки в любой конец страны. Приехав в запущенную отцовскую квартиру, Виктория несколько дней наводила в ней порядок, налаживала семейное питание и однажды заявила, что намерена перевестись на работу в Южный, быть может, даже на папин завод.
   - Если, конечно, не помешаю тебе начинать новый раунд семейной жизни, папулик, - сказала она, испытывающе глядя на отца. Тот ответил со спокойной усмешкой.
   - С меня хватит одного нокаута. Виктория, но подумай о себе. Ты у меня такая красавица, наверное, масса предложений?
   - Не так много, как следовало бы, - сказала она. - Или я не такая уж красавица, как ты и мама считаете, или парни робеют. По крайней мере, порядочные.
   - А будущий вождь? - спросил отец, уже встречавший Дмитрия, подвозившего однажды Викторию в Южный на своей машине.
   - Я говорю о других, папа, - сжала губы Виктория.
   Отец не заводил более разговора на щекотливую тему, но теперь, забывшись, снова беспечно обронил это прозвище.
   - Нет, не вождь, папа, представь себе, - ответила Виктория. - И вообще, когда тебе надоест обзываться?
   - Виноват, виноват, моя крохотулька, единственное оправдание, что не хотел тебя обидеть, - откликнулся отец. - Конечно, не вождь, а просто Дмитрий. Или Дима, если тебе так нравится. Это он звонил?
   - Нет, один моряк.
   - И ты, дочь моряка, обзываешь его Квазимодой?
   - Ну, во-первых, он уже положил трубку, а во-вторых, видимо, твои гены, папочка, - лукаво сказала Виктория.
   - Каюсь, язычок у меня резковат, от чего претерпел немало. - Отец вышел из кухни, и, ласково потеснив Викторию перед зеркалом, принялся завязывать галстук, снятый перед обедом. Надел пиджак, плотно обтянувший его плечи, причесал густые волосы, оглянулся на дочь.
   - Расстроилась, маленькая?
   - Нет, пап, - очнулась она и решительно подошла к телефону. - Я действительно позвоню Дмитрию.
   - Можно по срочному, папа?
   - Никогда не спрашивай меня о таких вещах, - он легонько обнял ее за плечи. Ты должна знать, что для родителей нет ничего более желанного, чем хоть в малости быть полезным для детей... Но скажи черт возьми, чем тебя расстроил этот Квазимода?
   - Потом... - Виктория набрала междугородную станцию и попросила соединить ее с Приморском.
   - Кстати, Вика, ты ни разу еще не вызывала маму? По крайней мере, при мне, - заметил отец, одеваясь в прихожей.
   - Папик, она знает, где я.
   - И все же позвони ей, когда я уйду.
   Виктория обхватила шею отца.
   - Зачем она сделала это, пап?
   Он осторожно снял руки дочери.
   - Думаю, оба мы виноваты перед тобой, дочурка. И перед собой, конечно. Наверное, с самого начала меньше любили друг друга, чем следовало. Не повтори нашей ошибки, сердце мое... Если настанет час выбора - спроси себя, сможешь ли пожертвовать для человека самым дорогим. Если нет - лучше одной... И спасибо, что не оставила отца. - Он поцеловал дочь в обе щеки и вышел. Внизу рыкнула "Волга", увозившая его на завод. Раздался длинный, требовательный звонок междугородной.
   - Дмитрий, это я, - сказала она в трубку. - У вас в райкоме известны позиции судов пароходства на каждый день?
   - Разумеется, Викуля, здравствуй, дорогая, как я рад, что ты позвонила! зарокотал его уверенный голос ("будущий вождь!" - отметила про себя Виктория). - Но скажи вначале, когда ты ублажишь своего папу и вернешься в Приморск? Хочешь, приеду за тобой?
   - Дмитрий, я не о том, - прервала она. - Скажи, где сейчас ББС "Большекаменк"?
   - Ах, вот ты про что, - сказал он. - Значит, и до вас уже дошло это дело.
   - Что дошло, Дима, что? - Воскликнула она.
   Он дышал в телефонную трубку.
   - Видишь ли, был шторм, они не вышли на связь...
   Короче, это не телефонный разговор, Викуля.
   - Они погибли, отвечай!
   - Вика, такое случается... Но что с тобой? Не понимаю, откуда этот тон? У тебя кто-то есть на ББС? Ради бога, спокойнее, Вика. Хорошо, я сейчас все выясню и перезвоню.
   Виктория бросила трубку на аппарат и, шаркая шлепанцами, прошла в комнату, упала на диван. До последней минуты она думала, вспоминала о Максиме спокойно. Предновогодняя поездка на "Икарусе", потом встреча здесь, у нее дома, оставили в душе светлый след. Парень совсем не походил на всех, кого она встречала раньше. Он открывался перед ней безбоязненно, уверенный, что она поймет каждое движение его души и она понимала. В глазах Максима Виктория впервые увидела неподдельное восхищение собой, бескорыстную открытость чувства.
   После того что произошло с родителями, после бесконечных, непродолжительных и разочаровывающих знакомств с парнями в институте, на работе, в кафе, на улице, после того как к ней приблизился громадный, обеспеченный, с отличными видами на будущее, с высокопоставленной родней элитный парень Дмитрий, она вдруг на свое счастье или несчастье встретила человека, который, ни о чем не спрашивая, не интересуясь ее прошлым и будущим, сказал ей самые нужные, созвучные ее душевному состоянию слова: "Я люблю". И этот человек теперь в смертельной опасности, быть может, уже погиб, а она ничем не может помочь ему! Еще час назад она не задавала себе вопрос, любит ли Максима, теперь она готова была кричать: "Он мой, я люблю его, не дайте ему погибнуть!"
   Взгляд ее остановился на стоявшей в углу, под столом, картонной коробке с надписями на английском языке.
   - Шарп, - прочитала она вслух, - Шарп. - Кажется, это означает "Остро" или точно? Но причем здесь "остро"? Ни черта мы не знаем языка, проучившись столько лет... Что это я, причем здесь язык? Максимка, Максим, неужели ты исчезнешь? Старый, проклинающий все вокруг Квазимода остается, а тебя не будет? Вдруг появился передо мной - и нет? Не может такого быть, не может! Мы даже не поцеловались, дура я набитая! Впереди, я думала, масса времени, зачем спешить. И вот теперь - ШАРП. Остро. Лучше б ты не приходил сюда, Максим! Она перевернулась на живот, уткнулась лицом в вышитую мамой подушку, закрыла мокрое лицо руками.
   Три дня назад принес Максим этот Шарп, дорогую японскую игрушку, за которой гоняются парни и девчонки. Он позвонил из порта, потом появился на пороге - румяный с мороза, с восторженно сияющими голубыми глазами.
   Руки оттягивали коробка с "Шарпом" и дипломат.
   - Здравствуйте, - сказал он, чуточку задыхаясь, промчавшись по лестнице бегом до пятого этажа. Здравствуй, ты одна? - Он не отводил от нее взгляда. Можно признаться? Ты намного прекрасней, чем я тебя помнил весь рейс.
   - Целый рейс, всего-то восемь дней! - притворно возмутилась она. Несчастный врун, ты все так же безответственно сыплешь комплименты! Проходи, раздевайся, вот тапочки. А это что такое? - тронула она коробку.
   - Шарп, как видишь. Брал себе, потом передумал...
   - Оказалась, не надо? - подыграла она.
   - И оказалась - не надо. - Он прошел следом за девушкой в гостиную. ОКАЗАЛОСЬ, после нашей встречи на "Икарусе", что мне вообще ничего не надо... Только видеть тебя, Виктория, и быть рядом с тобой. А эти кадровики снова посылают в рейс, не дают отгулы. Ну, потерплю еще десять дней, потерпим, а? Он взял ее за руки и потянул к себе, пытаясь обнять.
   Виктория вывернулась.
   - Тихо, тихо, что такое? Максим! - засмеялась она игриво.
   Притворившись непонятливым, он прислушался.
   - По-моему, мы одни?
   - Это ровно ничего не значит! - отрезала Виктория. - Посмотрите на шустрика! Ты со всеми так? Морской закон?
   - Боюсь, это выше закона, Вика. Это... - Он зажмурился, потряс головой. Виктория показала ему на диван, а сама грациозно, как это умеют красивые женщины, присела на краешек стула.
   - Присаживайся, моряк загранплавания, расскажи лучше о волнах, захлестывающих дымовую трубу, и о странах по ту сторону, где сплошные контрасты.
   - Покончим вначале с Шарпом, - сказал он. - Я принес его тебе и прошу принять в подарок.
   - Шутить изволите! - вспыхнула, она, порывисто вставая со стула, - То-то я гляжу, морячок осмелел! Такие подарки при первом знакомстве не дарят, чтоб вы знали, молодой человек. - Виктория решительно вышла в прихожую и, внеся оттуда коробку, поставила ее у ног Максима. - Дай слово, что заберешь это на судно, или нам не о чем больше говорить! - Она опустилась на стул, отвернулась от него. Максим отодвинул коробку.
   - Начнем с того, что встреча уже не первая, а вторая. - Он сдерживал дрожь в голосе. - И никуда я эту ерунду не дену, можешь сбросить ее с пятого этажа, если тебя так не устраивает. А насчет того, что "осмелел морячок", - обязуюсь до третьей встречи не прикоснуться к тебе и пальцем.
   - Будет ли она, третья? - исподлобья взглянула она на него. - Вообще ты интересный парень! Не спрашиваешь, есть ли у меня знакомые, быть может, любимый муж, идешь, как танк!
   - У тебя голос - как аккорд арфы, - сказал Максим. - Я уже говорил это? Ничего, потерпи... А сама ты красивее Эсмеральды, Джоконды и Лолобриджиды вместе взятых. И третья встреча обязательно будет, я настойчивый. - Он засмеялся. - А вообще знаешь что? В этих разлагающихся странах еще не организовали обществ борьбы за трезвость и продают вполне приличное вино, убедись сама! - Он раскрыл дипломат - запестрели этикетки на длинных бутылках и множество пакетиков.
   - Специально вез через океан? - спросила она, с девичьим любопытством заглядывая через его руку в дипломат.
   - Водные перевозки - самые дешевые и доходные, тоном занудного лектора проговорил он, выставляя покупки на стой. Виктория с некоторой растерянностью следила за ним, потом решительно вмешалась.
   - Погоди-ка, сними все на пол, я застелю скатерть.
   И у нас есть еще свежие помидоры, вчера папа принес из буфета.
   - О, помидоры! - воскликнул он. - А когда папа приходит с работы?
   - Боишься? - повернулась она к нему.
   - Напротив, хочу дождаться, - сказал он, протягивая руку, словно намереваясь обнять ее за плечи. - Ой, что же это я, прости, - с деланным ужасом отдернул он руку, - я же дал слово! А между прочим, хочу и маму дождаться, угадай, зачем?
   - Не представляю! - не поднимая глаз, пожала она плечами. Кончики ушей у нее порозовели.
   - Хочу, выражаясь языком наших великих славянских предков, просить руки одной прекрасной девушки. Короче, чтобы ты вышла за меня замуж, - выпалил он.
   - А меня ты спросил? - повернула она пылающее лицо. Любуясь ею, Максим поймал ее руку.
   - Тебя я хотел просить об этом до их прихода. И очень серьезно, Вика, умоляюще глядел он на нее.
   - Фу! - отдернула она руку, поворачиваясь к нему спиной. - На автобусе был такой скромница. Даже смирный, правильно тебя определил Дмитрий...
   Требовательный звонок телефона поднял Викторию с дивана.
   - Квартира Протасовых, - с холодной ожесточенностью произнесла она в трубку.
   - Виктория, это я, - раздался голос Дмитрия, в котором, обмирая от страшной догадки, не уловила обычней уверенности. И то, что он назвал ее Викторией, а не Викой, Викулей, вселило ужас, слабостью ударило в ноги.
   - Что, что Дмитрий! - крикнула она.
   - Виктория, я только что справился насчет твоего вопроса... К сожалению, ты права: судно погибло... Вика, ты слышишь? Викуля, отвечай!
   Швырнув трубку на тумбочку, она бросилась в комнату, остановилась вдруг как вкопанная, соображая, что предпринять. Стармех! Он же звонил, значит он где-то здесь! Подбежала к телефону, схватила справочник, стала рвать страницы. Морской порт. Трансфлот. Диспетчерская.
   - Алло, диспетчерская! - позвала она, сдерживаясь, чтобы не закричать. Вы не скажете, где сейчас спасательное судно "Селена"?
   - У лесного причала, девушка, если не отошли, - ответил на удивление спокойный, благополучный голос. В этом мире еще оставались спокойные люди! Быстро одевшись и выбежав на улицу, она отчаянно замахала руками проезжающим машинам. Бесшумно затормозив, к бордюру прижался колесом черно-синий "Жигуль". То, что он был черного цвета, показалось Виктории предзнаменованием. Молодой парень, наклонившись от руля, открыл ей дверцу.
   - Прошу, девушка моей мечты!
   - В порт, на лесной причал, как можно быстрее... - взволнованно выдохнула она.
   Парень посерьезнел.
   - Как прикажете! - И рванул с места так, что спина ее вжалась в сиденье. Замелькали дома, столбы, светофоры. Шарахнулась перед капотом зазевавшаяся тетка. Парень гнал машину, превышая все дозволенные скорости, не обратил внимание на свисток милиционера и лишь изредка поглядывал на бледное, напряженное лицо сидевшей рядом красавицы. Сыпнув веером гравия, он развернулся перед проходной, оттолкнул протянутые деньги.
   - Вперед, девушка, с морячек не беру!
   Она подбежала к проходной. Коренастая женщина в черном полушубке, перетянутом широким мужским ремнем, во флотской шапке, сползающей на уши, наступила валенком на педаль, застопорив грязно-серую вертушку.
   - Ваш пропуск, девушка.
   - Тетя, мамочка... - Извините, товарищ вахтенная, - заговорила Виктория, вся выложившись в мольбе, - мне надо срочно, сейчас, там человек погибает!