Страница:
Пауло Коэльо
Пятая гора
Посвящается А. М., воину света, и Мауро Саллешу
Предисловие автора
Главная мысль моей книги «Алхимик» заключена в фразе, которую, обращаясь к пастуху Сантьяго, произносит царь Мельхиседек: «Когда ты чего-нибудь желаешь очень сильно, вся Вселенная помогает тебе достигнуть этого». Я верю в это всем сердцем. Между тем прожить жизнь и добиться воплощения своей судьбы означает пройти целый ряд этапов, смысл которых нередко недоступен нашему пониманию.
Цель этих этапов — каждый раз возвращать нас на путь нашей Судьбы, или же преподнести нам уроки, которые помогают осуществить свое предназначение. Думаю, что смогу лучше проиллюстрировать эти слова, рассказав один эпизод из своей жизни. 12 августа 1979 года я лег спать, зная в точности одно: к тридцати годам я достиг пика своей карьеры. Я работал художественным директором студии CBS в Бразилии. Недавно меня пригласили в США на встречу с владельцами компании, занимающейся звукозаписью. Я был уверен, что мне предоставят полную свободу для осуществления всех моих планов. Конечно, моя заветная мечта — стать писателем — отодвигалась в сторону, но какое это имеет значение? В конце концов, реальная жизнь совсем не похожа на ту, какой я ее себе представлял. В Бразилии нельзя прожить, занимаясь только литературой.
В ту ночь я окончательно решил отказаться от своей мечты — нужно было так или иначе приспосабливаться к жизни. Если моя душа будет противиться этому, я попытаюсь схитрить: время от времени буду сочинять слова к музыке или писать статейки для какой-нибудь газеты. В остальном же я был убежден, что, хотя моя жизнь пошла по-другому пути, она не стала менее интересной, и в мире музыки меня ожидало блестящее будущее.
Как только я проснулся, раздался телефонный звонок: это был президент компании. Из его слов стало ясно, что меня только что уволили без всяких объяснений. В течение последующих двух лет я стучался в разные двери, но так и не смог получить работу в этой области. Завершая работу над. «Пятой горой», я вспомнил и этот случай, и другие проявления неизбежного в моей жизни. Всякий раз, когда мне казалось, будто я достиг вершины, что-нибудь случалось — и я летел вниз. Я спрашивал себя: почему так происходит? Неужели я осужден вечно приближаться к заветной черте, но никогда не достичь ее? Неужели Бог так жесток, что посылает мне мираж — оазис на горизонте — только лишь для того, чтобы я умер от жажды посреди пустыни?
Мне понадобилось много времени, дабы понять, что это не так. Одни события происходят в нашей жизни для того, чтобы вернуть нас на истинный путь Судьбы. Другие нужны для того, чтобы мы применили в жизни свои познания. А некоторые события призваны научить нас.
В книге «Паломничество» я хотел показать, что эти уроки не всегда связаны с болью и страданием. Достаточно отнестись к ним серьезно и внимательно. Понимание этого стало истинным благословением на моем жизненном пути. Но я так и не смог до конца понять смысл некоторых событий моей жизни, хотя был достаточно собранным и внимательным. Случай, описанный выше, можно считать одним из таких примеров. Я был настоящим профессионалом, вкладывал в работу всю свою душу. Некоторые свои идеи я до сих пор нахожу довольно удачными. Но неизбежное случилось именно в тот момент, когда я был спокоен и уверен в себе как никогда. Думаю, многие люди пережили нечто подобное. Неизбежное коснулось жизни каждого человека на Земле. Одни выстояли, другие отступились, но каждый пережил свою трагедию.
Зачем? Чтобы ответить себе на этот вопрос, я отправился вместе с Илией в Акбар.
Пауло Коэльо
Цель этих этапов — каждый раз возвращать нас на путь нашей Судьбы, или же преподнести нам уроки, которые помогают осуществить свое предназначение. Думаю, что смогу лучше проиллюстрировать эти слова, рассказав один эпизод из своей жизни. 12 августа 1979 года я лег спать, зная в точности одно: к тридцати годам я достиг пика своей карьеры. Я работал художественным директором студии CBS в Бразилии. Недавно меня пригласили в США на встречу с владельцами компании, занимающейся звукозаписью. Я был уверен, что мне предоставят полную свободу для осуществления всех моих планов. Конечно, моя заветная мечта — стать писателем — отодвигалась в сторону, но какое это имеет значение? В конце концов, реальная жизнь совсем не похожа на ту, какой я ее себе представлял. В Бразилии нельзя прожить, занимаясь только литературой.
В ту ночь я окончательно решил отказаться от своей мечты — нужно было так или иначе приспосабливаться к жизни. Если моя душа будет противиться этому, я попытаюсь схитрить: время от времени буду сочинять слова к музыке или писать статейки для какой-нибудь газеты. В остальном же я был убежден, что, хотя моя жизнь пошла по-другому пути, она не стала менее интересной, и в мире музыки меня ожидало блестящее будущее.
Как только я проснулся, раздался телефонный звонок: это был президент компании. Из его слов стало ясно, что меня только что уволили без всяких объяснений. В течение последующих двух лет я стучался в разные двери, но так и не смог получить работу в этой области. Завершая работу над. «Пятой горой», я вспомнил и этот случай, и другие проявления неизбежного в моей жизни. Всякий раз, когда мне казалось, будто я достиг вершины, что-нибудь случалось — и я летел вниз. Я спрашивал себя: почему так происходит? Неужели я осужден вечно приближаться к заветной черте, но никогда не достичь ее? Неужели Бог так жесток, что посылает мне мираж — оазис на горизонте — только лишь для того, чтобы я умер от жажды посреди пустыни?
Мне понадобилось много времени, дабы понять, что это не так. Одни события происходят в нашей жизни для того, чтобы вернуть нас на истинный путь Судьбы. Другие нужны для того, чтобы мы применили в жизни свои познания. А некоторые события призваны научить нас.
В книге «Паломничество» я хотел показать, что эти уроки не всегда связаны с болью и страданием. Достаточно отнестись к ним серьезно и внимательно. Понимание этого стало истинным благословением на моем жизненном пути. Но я так и не смог до конца понять смысл некоторых событий моей жизни, хотя был достаточно собранным и внимательным. Случай, описанный выше, можно считать одним из таких примеров. Я был настоящим профессионалом, вкладывал в работу всю свою душу. Некоторые свои идеи я до сих пор нахожу довольно удачными. Но неизбежное случилось именно в тот момент, когда я был спокоен и уверен в себе как никогда. Думаю, многие люди пережили нечто подобное. Неизбежное коснулось жизни каждого человека на Земле. Одни выстояли, другие отступились, но каждый пережил свою трагедию.
Зачем? Чтобы ответить себе на этот вопрос, я отправился вместе с Илией в Акбар.
Пауло Коэльо
"И сказал: истинно говорю вам; никакой пророк не принимается в своем отечестве. Поистине говорю вам: много вдов было в Израиле во дни Илии, когда заключено было небо три года и шесть месяцев, так что сделался большой голод по всей земле, и ни к одной из них не был послан Илия, а только ко вдове в Сарепту Сидонскую».
От Луки, 4: 24 — 26
Пролог
К началу 870 г. до н. э. государство Финикия — израильтяне называли его Ливан — уже три столетия жило в мире. Финикия не обладала особым политическим влиянием, и, чтобы выжить на земле, сотрясаемой бесконечными войнами, ее жителям пришлось развивать торговлю, в чем они немало преуспели. Финикийцы были вправе гордиться своими достижениями. Союз с израильским царем Соломоном, заключенный около 1000 г. до н. э., позволил им создать более современный флот и расширить торговлю. С тех пор Финикия продолжала успешно развиваться. К этому времени финикийские мореплаватели достигли берегов Испании и Атлантического океана. Существуют теории, пока не подтвержденные наукой, о том, что финикийцы побывали даже на северо-востоке и юге Бразилии. Они перевозили на кораблях стекло, кедровую древесину, оружие, железо и слоновую кость. Жители крупных городов, таких, как Сидон, Тир и Библос, были знакомы с числами, астрономией, виноделием и уже почти двести лет пользовались набором письменных знаков, который греки называли «алфавит». В начале 870 г. до н. э. в далеком городе Ниневия собрался военный совет. Ассирийские военачальники решили отправить свои войска на завоевание стран побережья Средиземного моря. Первой страной, которую они избрали для вторжения, стала Финикия.
В начале 870 г. до н. э. в израильском городе Галааде двое мужчин, прячась в конюшне, с минуты на минуту ожидали смерти.
В начале 870 г. до н. э. в израильском городе Галааде двое мужчин, прячась в конюшне, с минуты на минуту ожидали смерти.
Часть первая
Я служил Богу, а он оставляет меня сейчас в руках врагов моих, — сказал Илия.
— Бог есть Бог, — ответил левит. — Не сказал Он Моисею, благ Он или не благ; сказал лишь: «Я есмь». Значит, Он есть все, что существует под Солнцем — и молния, разрушающая Дом, и рука человека, строящего его заново. Беседа была единственным способом отогнать страх; в любой момент в конюшню, где они находились, могли ворваться воины, обнаружить их и поставить перед выбором: поклониться Ваалу — финикийскому богу — или пойти на казнь. Воины обыскивали каждый дом, обращая пророков в свою веру или убивая их.
Возможно, левит обратится в другую веру и избежит смерти. Но у Илии выбора не было — все происходило по его вине, и Иезавель во что бы то ни стало хотела получить его голову.
— Ангел Господень велел мне пойти к царю Ахаву и предупредить его, что не будет дождя, пока в Израиле поклоняются Ваалу, — сказал он, словно оправдываясь в том, что услышал голос ангела. — Но Господь вершит дела Свои неспешно; к тому времени, когда засуха сделает свое дело, царевна Иезавель истребит всех, кто хранил верность Господу.
Левит ничего не сказал. Он размышлял о том, что ему делать: поклониться Ваалу или умереть во имя Бога. — Кто есть Бог? — продолжал Илия. — Не Он ли поддерживает меч воина, казнящего тех, кто не предает веру наших отцов? Не Он ли посадил на трон иноземную царевну, чтобы на нас обрушились все эти несчастья? Разве не Бог убивает верных себе, невинных, следующих закону Моисея? Левит принял решение — он предпочел умереть. Он засмеялся, потому что мысль о смерти больше его не страшила. Повернувшись лицом к юному пророку, он попытался успокоить его.
— Спроси у Самого Бога, раз ты сомневаешься в Его решениях, — сказал он. — Я уже смирился со своей участью. — Не может Бог желать, чтобы нас безжалостно убили! — настаивал Илия.
— Бог может все. Если бы Он творил только то, что мы зовем Добром, не могли бы мы назвать Его Всемогущим; Он царил бы только в одной части Вселенной, а некто, более могущественный, чем Он, следил бы за Его делами и судил их. В таком случае я бы стал поклоняться Тому, кто могущественнее.
— Если Он может все, почему не оберегает от страданий тех, кто Его любит? Почему не спасает нас, а врагам Своим дает власть и славу?
— Не знаю, — ответил левит. — Но причина есть, и я надеюсь скоро узнать ее.
— Ты не знаешь ответа.
— Не знаю.
Они погрузились в молчание. Илия чувствовал, как холодный пот струится между лопаток. — Ты напуган, а я уже смирился, со своей участью, — пояснил левит. — Вот выйду отсюда и покончу с этой мукой. Всякий раз, когда я слышу вопль на улице, я страдаю, представляя себе, каково мне будет, когда придет мой час. Пока мы сидели здесь взаперти, я уже сотни раз умер, а мог бы умереть всего однажды. Раз уж не сносить мне головы, пусть это случится как можно быстрее. Он был прав. Илия слышал те же крики, и ожидание неизбежной смерти уже стало невыносимым. — Я пойду с тобой. Я устал бороться за несколько лишних часов жизни.
Он поднялся, открыл дверь и впустил в конюшню лучи солнца, осветившие двух прячущихся там мужчин.
Левит взял его за руку, и они двинулись в путь. Если бы крики и вопли не нарушали тишину, этот день мог бы показаться обычным днем обычного города — не слишком палящее солнце, приятный легкий ветерок с далекого океана, запыленные улицы, дома из глины и соломы. — Наши души охвачены страхом смерти, а день такой чудесный, — сказал левит. — Сколько раз, когда я чувствовал себя в ладу с Богом и миром, погода стояла ужасная! Ветер из пустыни засыпал песком мои глаза, и я ничего не видел в двух шагах от себя. Не всегда замысел Его согласуется с тем, что мы чувствуем; но я точно знаю, что у Него есть на все своя причина.
— Велика твоя вера!
Левит посмотрел на небо, будто размышляя о чем-то.
Затем обратился к Илие:
— Не стоит так уж удивляться, я сам с собой поспорил.
Поспорил, что Бог существует.
— Ты же пророк, — возразил Илия. — Ведь ты, как и я, слышишь голоса и знаешь, что есть другой мир кроме этого. — Может быть, это только мое воображение.
— Ты видел знаки Бога, — настаивал Илия, уже испытывая тревогу от слов своего спутника.
— Может быть, это только мое воображение, — повторил левит. — На самом деле мой спор с самим собой — все, что у меня есть. Я сам себя убеждаю, что все исходит от Всевышнего.
На улице было пустынно. Жители города, сидя в своих домах, выжидали, когда воины Ахава завершат дело, порученное им иноземной царевной: казнить пророков Израиля. Илия шел рядом с левитом и чувствовал, что из-за каждого окна, из-за каждой двери кто-то следит за ним — и винит его в происходящем.
— Не просил я об участи пророка. Наверное, все это плод моего воображения, — рассуждал Илия. Но после случившегося в плотницкой он знал, что это не так.
С детства он слышал голоса и разговаривал с ангелами. Как раз тогда его родители и решили обратиться к священнику. Задав мальчику множество вопросов, священник пришел к выводу, что он — пророк, «наби», «человек духа», «избранник Божий».
После долгой беседы с мальчиком священник сказал его родителям, что они должны серьезно относиться ко всему, что будет говорить их сын.
Выйдя от священника, родители потребовали, чтобы Илия никогда и никому больше не рассказывал о том, что видит или слышит. Пророку приходится иметь дело с правителями, а это всегда опасно.
Так или иначе, Илия никогда больше не слышал того, что могло заинтересовать священников или царей. Он разговаривал только со своим ангелом-хранителем и слушал советы, касающиеся его собственной жизни; время от времени у него были видения, которые ему никак не удавалось понять, — далекие океаны, горы, полные странных существ, круги с глазами и крыльями. Когда все заканчивалось, он, послушный своим родителям, старался как можно быстрее забыть видения. Поэтому голоса и видения стали посещать его все реже и реже. Родители были довольны и больше не заводили разговоров на эту тему. Илия достиг того возраста, когда уже сам должен был обеспечивать себе пропитание, и родители дали ему денег, чтобы он мог открыть маленькую плотницкую мастерскую.
Нередко Илия с почтением взирал на других пророков, проходивших по улицам Галаада в меховых одеждах, стянутых кожаными поясами. Они говорили, что Господь выделил их, чтобы они вели за собой избранный народ. Конечно, это была не его участь; он ни за что на свете не стал бы вызывать священный трепет плясками или самобичеванием, подобно другим «избранникам», — он боялся боли. Никогда в жизни не стал бы он ходить по улицам Галаада, гордо демонстрируя рубцы и раны от бичей, — он был слишком робок. Илия считал себя, да и был, обычным человеком. Он одевался как все остальные и терзал лишь свою душу — теми же страхами и соблазнами, что и обычные смертные. По мере того как он все лучше овладевал своим ремеслом, ему все реже слышались голоса; наконец они совсем оставили его — ведь у взрослых, людей, занятых делом, на это нет времени. Его родители были довольны сыном, и жизнь текла мирно и безмятежно.
Со временем беседа священника с маленьким мальчиком превратилась в полузабытое воспоминание. Илия не мог поверить, что Всемогущему Богу нужно разговаривать с людьми, чтобы они чтили Его законы. То, что случалось с ним когда-то давно, и само его детство были лишь фантазией беззаботного мальчишки. В Галааде, его родном городе, жили люди, которых местные жители считали сумасшедшими. Они не могли и двух слов связать, и им не дано было отличить Божий глас от бреда безумца. Всю жизнь они проводили на улицах, предсказывая конец света и кормясь подаянием. Однако ни один из священников не считал их «избранниками Божьими». Со временем Илия пришел к выводу, что сами священники никогда не были уверены в том, что говорили. «Избранники Божьи» появлялись потому, что страна не знала своего пути, ее раздирали междоусобные войны, ежечасно сменялись правители. И не было различия между пророками и безумцами. Узнав о свадьбе царя Ахава и царевны тирской, Иезавели, Илия не придал этому особого значения. Другие цари Израиля поступали так же, и вслед за тем на долгие годы в стране воцарялся мир, успешно шла торговля с Ливаном. Илию не очень трогало то, что жители соседней страны поклоняются несуществующим богам или исповедуют странные культы, подобные обожествлению животных и гор. Честная торговля — вот что было для него самое важное. Илия, как и прежде, покупал кедровое дерево из Ливана и продавал изготовленные в своей плотницкой мастерской товары. Хотя жители этой страны были несколько спесивы и сами себя любили называть «финикийцами» — из-за особенного цвета кожи, — ни один из ливанских торговцев никогда не пытался нажиться на смуте, царившей в Израиле. Они честно платили за товары и не вмешивались в междоусобицы и политические дела Израиля.
Взойдя на престол, Иезавель потребовала, чтобы Ахав заменил культ единого Бога культом богов Ливана. Такое случалось и прежде. Илия, хотя и был возмущен согласием Ахава, продолжал поклоняться Богу Израилеву и исполнять законы Моисея. «Это пройдет, — думал он. — Иезавель соблазнила Ахава, но не в ее силах убедить весь народ».
Иезавель была женщиной особенной; она верила, что послана богом Ваалом в этот мир для того, чтобы обращать народы и страны в свою веру. Хитрая и умеющая ждать, она стала одаривать всех, кто отступал от единого Бога. Ахав повелел построить капище Ваалу в Самарии, а внутри него поставил жертвенник. Началось паломничество, и повсюду стал распространяться культ богов Ливана. «Это пройдет. Одному поколению придется, наверное, потерпеть, но это пройдет», — как и прежде, думал Илия.
И вот случилось то, чего он не ждал. Однажды вечером, когда Илия почти закончил строгать столешницу, в мастерской вдруг потемнело, и тысячи белых звездочек заискрились кругом. Он почувствовал необыкновенную головную боль; хотел сесть, но не мог двинуть ни рукой, ни ногой. «Я умер, — подумал он в тот же миг. — И теперь мне ясно, куда посылает нас Господь после смерти — в центр небосвода».
Одна из звездочек засверкала ярче других, и вдруг как бы одновременно со всех сторон раздался голос. И было к нему слово Господне: скажи Ахаву, что жив Господь Бог Израилев, пред которым стоишь, в сии годы не будет ни росы, ни дождя, разве только по Моему слову. В следующий миг все стало как прежде — стены мастерской, вечерний свет, голоса детей, играющих на улице.
В ту ночь Илие не спалось. Впервые за много лет к нему вернулись ощущения детства; но говорил с ним не его ангел-хранитель, а кто-то более могущественный и сильный. Он испугался, что вся торговля его будет проклята, если он не выполнит свою задачу.
На следующее утро он решил исполнить то, что ему было велено. В конце концов, он всего лишь посланник того, о ком ничего не знал; как только он выполнит то, что от него требуется, голоса перестанут его тревожить. Добиться встречи с царем Ахавом было нетрудно. Много лет назад, с тех пор, как на трон взошел царь Соломон, пророки приобрели особый вес в торговле и управлении страной. Они могли жениться, заводить детей, но всегда должны были находиться в распоряжении своего Господа, чтобы правители никогда не отклонялись от правильного пути. По традиции считалось, что именно благодаря «избранникам Божьим» было одержано много побед в сражениях. И жив был Израиль только потому, что при правителях всегда были пророки, возвращавшие их на правильный путь, если они от него отклонялись. Илия пришел во дворец и предупредил царя о засухе, грозившей опустошить земли Израиля, покуда не будут изгнаны финикийские боги.
Государь не придал особого значения его словам, а вот Иезавель, сидевшая рядом с Ахавом и внимательно слушавшая то, что говорил Илия, стала подробно его расспрашивать. Илия рассказал ей о видении, о боли в голове, о том, как, слушая ангела, почувствовал, что время остановилось. Описывая то, что с ним приключилось, он имел возможность получше разглядеть царицу, о которой все столько говорили. То была одна из самых прекрасных женщин, каких ему когда-либо доводилось видеть: длинные черные волосы до пояса, гибкий, стройный стан. Ее зеленые глаза, сверкавшие на смуглом лице, неотрывно смотрели в глаза Илии. Он не мог понять, что хотят сказать эти глаза, и уж точно не мог знать, какое воздействие оказывают его слова.
Он покинул дворец, уверенный в том, что исполнил свою миссию и теперь может вернуться к работе в мастерской. На обратном пути возжелал он Иезавель со всем пылом своих двадцати трех лет, и попросил Бога, чтобы повстречалась ему женщина из Ливана — они там так хороши! — такая же смуглолицая и с зелеными глазами, полными тайны.
Остаток дня он трудился в мастерской и ночью спал спокойно. На заре его разбудил левит. Иезавель сумела убедить царя в том, что пророки представляют опасность для дальнейшего процветания Израиля. Воинам Ахава было приказано казнить тех, кто не отречется от священного обета Богу.
Однако Илия не имел права выбора. Он должен был умереть.
Два дня Илия и левит провели, прячась в конюшне в южной части Галаада. За это время были казнены четыреста пятьдесят пророков. Но большинство пророков, которые раньше бичевали себя на улицах и предсказывали конец света, теперь согласились принять новую веру.
Резкий свист и последовавший за ним глухой звук падения прервал размышления Илии. Встревоженный, он обернулся к своему спутнику:
— Что с тобой?
Ответа он не услышал. Тело левита рухнуло на землю, пронзенное стрелой в самое сердце.
Перед ним стоял воин и снова натягивал тетиву. Илия посмотрел вокруг: дома с закрытыми дверями и окнами, яркое солнце в небе, легкий ветерок с океана. Он столько слышал об океане, а вот увидеть его теперь уже не доведется. Он хотел бежать, но знал, что стрела поразит его раньше, чем он достигнет ближайшего поворота.
"Если уж суждено мне погибнуть от стрелы, то пусть она поразит меня не в спину», — подумал Илия. Воин снова поднял лук. К своему удивлению, Илия не чувствовал ничего: ни страха, ни желания жить. Словно все было давно предопределено, и они оба — воин и он сам — играют роли в пьесе, написанной кем-то другим. Он вспомнил свое детство, дни и ночи в Галааде, незаконченную работу, которую он оставит в мастерской. Подумал об отце и матери, которые не хотели, чтобы их сын был пророком. Вспомнил глаза Иезавели и улыбку царя Ахава. Он подумал: как глупо умереть в двадцать три года, так и не познав любви женщины.
Рука натянула тетиву, стрела рассекла воздух, пронеслась, звеня, мимо правого уха Илии и плашмя упала на пыльную землю позади него.
Воин наложил на тетиву новую стрелу и прицелился. Но вместо того чтобы пустить стрелу, он пристально посмотрел в глаза Илии.
— Я лучший стрелок из всех воинов Ахава, — сказал он. — За семь лет я не промахнулся ни разу. Илия обернулся и посмотрел на тело левита.
— Эта стрела предназначалась тебе.
Воин держал лук натянутым, но руки его дрожали. — Единственный пророк, который должен был умереть, — Илия. Другие могли выбрать веру в Ваала.
— Так заверши свой труд.
Его удивляло собственное спокойствие. Ночами в конюшне он столько раз представлял себе смерть, и теперь понимал, что не стоило так страдать. Через несколько секунд все будет кончено.
— Не могу, — сказал воин. Лук ходил ходуном в его трясущихся руках. — Уйди прочь с моих глаз. Видно, мои стрелы отвел Бог, и Он меня покарает, если я убью тебя. Чем яснее Илия осознавал, что может остаться в живых, тем больше им овладевал страх смерти. Где-то еще маячила надежда увидеть океан, встретить женщину, завести семью и закончить свою работу в мастерской. — Убей меня скорее, — сказал он. — Не заставляй меня долго страдать.
Воин посмотрел по сторонам, чтобы убедиться, нет ли свидетелей этой сцены. Затем опустил лук, спрятал стрелу и исчез за поворотом.
Илия почувствовал, как слабеют его ноги. На него с новой силой наваливался страх смерти. Надо было немедленно бежать, исчезнуть из Галаада, никогда не встречать на своем пути воина с натянутым луком. Он не выбирал свою судьбу и к Ахаву отправился не для того, чтобы похвастаться перед соседями, будто может разговаривать с самим царем. Не его вина, что пророков убили, тем более он не был виноват, что видел чудо, когда время остановилось, а мастерская осветилась искрящимися звездочками. Илия тоже осмотрелся по сторонам — на улице было пустынно. Он хотел проверить, нельзя ли спасти жизнь левита, но тут на него вновь нахлынул страх, и он убежал прежде, чем кто-либо появился.
Он долго брел нехожеными тропами, пока не оказался на берегу небольшой реки Хораф. Ему было стыдно за свою трусость, но он радовался, что остался жив. Он выпил воды, сел на землю и только теперь понял, что его ждет: завтра нужно будет чем-то питаться, а в пустыне не найти пищи.
Он вспомнил свою мастерскую, работу, которую ему пришлось оставить. У него были друзья среди соседей, но он не мог на них рассчитывать. Слухи о его побеге, должно быть, уже распространились в городе, и все ненавидят его за то, что он бежал, обрекая истинных верующих на муки. Всему, чего он достиг, пришел конец, и только потому, что он решил исполнить волю Божию. Завтра и в последующие дни, недели и месяцы в его дверь будут стучать торговцы из Ливана, и кто-нибудь скажет им, что хозяин мастерской сбежал и что именно он в ответе за невинно пролитую кровь. Наверное, станут говорить и о том, что он пытался уничтожить богов-покровителей земли и небес. Вскоре об этом узнают и за пределами Израиля, и он навсегда распрощается с мечтой жениться на женщине, не уступающей по красоте ливанкам.
"Где-то есть корабли».
Да, где-то были корабли. Преступников, военнопленных, беглых обычно брали в матросы — ведь это более опасная профессия, чем воин. У воина всегда есть шанс остаться на войне живым. Моря же таят в себе много неизвестного, полны чудовищ. Когда происходит кораблекрушение, в живых не остается никто.
Корабли существуют, но принадлежат они финикийским торговцам. Илия не был преступником, пленным или беглецом, он был человеком, посмевшим возвысить голос против бога Ваала. Узнав об этом, финикийцы убьют его и бросят в море, ибо моряки верят, что Ваал и его боги покровительствуют штормам и бурям.
Он не мог отправиться к океану. Не мог идти на север, потому что там находится Ливан. Не мог идти на восток, где некие израильские племена уже два поколения ведут между собой войну.
Он вспомнил спокойствие, которое ощутил, стоя лицом к лицу с воином. В конце концов, что такое смерть? Смерть — это мгновение, и только. Даже если ты чувствуешь боль, она скоро пройдет, и тогда Господь примет тебя в Свое лоно. Он опустился на землю и долго смотрел в небо. По пробовал спорить с собой, как это делал левит. Это был спор не о существовании Бога — в этом у него не было сомнений, — а о смысле жизни.
Он видел горы и землю, которую скоро иссушит долгая засуха — так сказал ему ангел Господень. Земля еще хранила свежесть многолетних обильных дождей. Он видел реку Хораф, воды которой скоро обмелеют. Горячо и искренне он попрощался с миром и попросил Господа принять его, когда наступит время.
Он подумал о смысле своего существования и не получил ответа.
Подумал о том, в какую сторону ему нужно идти, и понял, что идти некуда.
На следующий день ему придется вернуться и сдаться, хотя при мысли об этом его снова охватил страх смерти. Он попытался утешить себя тем, что проживет еще несколько часов. Но это были крохи. В конце концов он понял, что почти не бывает таких дней в жизни, когда человек властен принимать решение.
На следующий день Илия проснулся и снова посмотрел на реку Хораф.
Завтра или через год от нее останется лишь дорога, покрытая мелким песком и круглыми камешками. Местные жители будут по-прежнему называть это место Хорафом и, показывая в ту сторону, где раньше протекала река, скажут: «Это недалеко отсюда, на берегу реки». Путешественники пойдут туда, увидят круглые камешки и мелкий песок и подумают про себя: «Когда-то здесь была река». Но воды — того единственного, что нужно реке, чтобы быть рекой и утолить их жажду, — там больше не будет.
— Бог есть Бог, — ответил левит. — Не сказал Он Моисею, благ Он или не благ; сказал лишь: «Я есмь». Значит, Он есть все, что существует под Солнцем — и молния, разрушающая Дом, и рука человека, строящего его заново. Беседа была единственным способом отогнать страх; в любой момент в конюшню, где они находились, могли ворваться воины, обнаружить их и поставить перед выбором: поклониться Ваалу — финикийскому богу — или пойти на казнь. Воины обыскивали каждый дом, обращая пророков в свою веру или убивая их.
Возможно, левит обратится в другую веру и избежит смерти. Но у Илии выбора не было — все происходило по его вине, и Иезавель во что бы то ни стало хотела получить его голову.
— Ангел Господень велел мне пойти к царю Ахаву и предупредить его, что не будет дождя, пока в Израиле поклоняются Ваалу, — сказал он, словно оправдываясь в том, что услышал голос ангела. — Но Господь вершит дела Свои неспешно; к тому времени, когда засуха сделает свое дело, царевна Иезавель истребит всех, кто хранил верность Господу.
Левит ничего не сказал. Он размышлял о том, что ему делать: поклониться Ваалу или умереть во имя Бога. — Кто есть Бог? — продолжал Илия. — Не Он ли поддерживает меч воина, казнящего тех, кто не предает веру наших отцов? Не Он ли посадил на трон иноземную царевну, чтобы на нас обрушились все эти несчастья? Разве не Бог убивает верных себе, невинных, следующих закону Моисея? Левит принял решение — он предпочел умереть. Он засмеялся, потому что мысль о смерти больше его не страшила. Повернувшись лицом к юному пророку, он попытался успокоить его.
— Спроси у Самого Бога, раз ты сомневаешься в Его решениях, — сказал он. — Я уже смирился со своей участью. — Не может Бог желать, чтобы нас безжалостно убили! — настаивал Илия.
— Бог может все. Если бы Он творил только то, что мы зовем Добром, не могли бы мы назвать Его Всемогущим; Он царил бы только в одной части Вселенной, а некто, более могущественный, чем Он, следил бы за Его делами и судил их. В таком случае я бы стал поклоняться Тому, кто могущественнее.
— Если Он может все, почему не оберегает от страданий тех, кто Его любит? Почему не спасает нас, а врагам Своим дает власть и славу?
— Не знаю, — ответил левит. — Но причина есть, и я надеюсь скоро узнать ее.
— Ты не знаешь ответа.
— Не знаю.
Они погрузились в молчание. Илия чувствовал, как холодный пот струится между лопаток. — Ты напуган, а я уже смирился, со своей участью, — пояснил левит. — Вот выйду отсюда и покончу с этой мукой. Всякий раз, когда я слышу вопль на улице, я страдаю, представляя себе, каково мне будет, когда придет мой час. Пока мы сидели здесь взаперти, я уже сотни раз умер, а мог бы умереть всего однажды. Раз уж не сносить мне головы, пусть это случится как можно быстрее. Он был прав. Илия слышал те же крики, и ожидание неизбежной смерти уже стало невыносимым. — Я пойду с тобой. Я устал бороться за несколько лишних часов жизни.
Он поднялся, открыл дверь и впустил в конюшню лучи солнца, осветившие двух прячущихся там мужчин.
Левит взял его за руку, и они двинулись в путь. Если бы крики и вопли не нарушали тишину, этот день мог бы показаться обычным днем обычного города — не слишком палящее солнце, приятный легкий ветерок с далекого океана, запыленные улицы, дома из глины и соломы. — Наши души охвачены страхом смерти, а день такой чудесный, — сказал левит. — Сколько раз, когда я чувствовал себя в ладу с Богом и миром, погода стояла ужасная! Ветер из пустыни засыпал песком мои глаза, и я ничего не видел в двух шагах от себя. Не всегда замысел Его согласуется с тем, что мы чувствуем; но я точно знаю, что у Него есть на все своя причина.
— Велика твоя вера!
Левит посмотрел на небо, будто размышляя о чем-то.
Затем обратился к Илие:
— Не стоит так уж удивляться, я сам с собой поспорил.
Поспорил, что Бог существует.
— Ты же пророк, — возразил Илия. — Ведь ты, как и я, слышишь голоса и знаешь, что есть другой мир кроме этого. — Может быть, это только мое воображение.
— Ты видел знаки Бога, — настаивал Илия, уже испытывая тревогу от слов своего спутника.
— Может быть, это только мое воображение, — повторил левит. — На самом деле мой спор с самим собой — все, что у меня есть. Я сам себя убеждаю, что все исходит от Всевышнего.
На улице было пустынно. Жители города, сидя в своих домах, выжидали, когда воины Ахава завершат дело, порученное им иноземной царевной: казнить пророков Израиля. Илия шел рядом с левитом и чувствовал, что из-за каждого окна, из-за каждой двери кто-то следит за ним — и винит его в происходящем.
— Не просил я об участи пророка. Наверное, все это плод моего воображения, — рассуждал Илия. Но после случившегося в плотницкой он знал, что это не так.
С детства он слышал голоса и разговаривал с ангелами. Как раз тогда его родители и решили обратиться к священнику. Задав мальчику множество вопросов, священник пришел к выводу, что он — пророк, «наби», «человек духа», «избранник Божий».
После долгой беседы с мальчиком священник сказал его родителям, что они должны серьезно относиться ко всему, что будет говорить их сын.
Выйдя от священника, родители потребовали, чтобы Илия никогда и никому больше не рассказывал о том, что видит или слышит. Пророку приходится иметь дело с правителями, а это всегда опасно.
Так или иначе, Илия никогда больше не слышал того, что могло заинтересовать священников или царей. Он разговаривал только со своим ангелом-хранителем и слушал советы, касающиеся его собственной жизни; время от времени у него были видения, которые ему никак не удавалось понять, — далекие океаны, горы, полные странных существ, круги с глазами и крыльями. Когда все заканчивалось, он, послушный своим родителям, старался как можно быстрее забыть видения. Поэтому голоса и видения стали посещать его все реже и реже. Родители были довольны и больше не заводили разговоров на эту тему. Илия достиг того возраста, когда уже сам должен был обеспечивать себе пропитание, и родители дали ему денег, чтобы он мог открыть маленькую плотницкую мастерскую.
Нередко Илия с почтением взирал на других пророков, проходивших по улицам Галаада в меховых одеждах, стянутых кожаными поясами. Они говорили, что Господь выделил их, чтобы они вели за собой избранный народ. Конечно, это была не его участь; он ни за что на свете не стал бы вызывать священный трепет плясками или самобичеванием, подобно другим «избранникам», — он боялся боли. Никогда в жизни не стал бы он ходить по улицам Галаада, гордо демонстрируя рубцы и раны от бичей, — он был слишком робок. Илия считал себя, да и был, обычным человеком. Он одевался как все остальные и терзал лишь свою душу — теми же страхами и соблазнами, что и обычные смертные. По мере того как он все лучше овладевал своим ремеслом, ему все реже слышались голоса; наконец они совсем оставили его — ведь у взрослых, людей, занятых делом, на это нет времени. Его родители были довольны сыном, и жизнь текла мирно и безмятежно.
Со временем беседа священника с маленьким мальчиком превратилась в полузабытое воспоминание. Илия не мог поверить, что Всемогущему Богу нужно разговаривать с людьми, чтобы они чтили Его законы. То, что случалось с ним когда-то давно, и само его детство были лишь фантазией беззаботного мальчишки. В Галааде, его родном городе, жили люди, которых местные жители считали сумасшедшими. Они не могли и двух слов связать, и им не дано было отличить Божий глас от бреда безумца. Всю жизнь они проводили на улицах, предсказывая конец света и кормясь подаянием. Однако ни один из священников не считал их «избранниками Божьими». Со временем Илия пришел к выводу, что сами священники никогда не были уверены в том, что говорили. «Избранники Божьи» появлялись потому, что страна не знала своего пути, ее раздирали междоусобные войны, ежечасно сменялись правители. И не было различия между пророками и безумцами. Узнав о свадьбе царя Ахава и царевны тирской, Иезавели, Илия не придал этому особого значения. Другие цари Израиля поступали так же, и вслед за тем на долгие годы в стране воцарялся мир, успешно шла торговля с Ливаном. Илию не очень трогало то, что жители соседней страны поклоняются несуществующим богам или исповедуют странные культы, подобные обожествлению животных и гор. Честная торговля — вот что было для него самое важное. Илия, как и прежде, покупал кедровое дерево из Ливана и продавал изготовленные в своей плотницкой мастерской товары. Хотя жители этой страны были несколько спесивы и сами себя любили называть «финикийцами» — из-за особенного цвета кожи, — ни один из ливанских торговцев никогда не пытался нажиться на смуте, царившей в Израиле. Они честно платили за товары и не вмешивались в междоусобицы и политические дела Израиля.
Взойдя на престол, Иезавель потребовала, чтобы Ахав заменил культ единого Бога культом богов Ливана. Такое случалось и прежде. Илия, хотя и был возмущен согласием Ахава, продолжал поклоняться Богу Израилеву и исполнять законы Моисея. «Это пройдет, — думал он. — Иезавель соблазнила Ахава, но не в ее силах убедить весь народ».
Иезавель была женщиной особенной; она верила, что послана богом Ваалом в этот мир для того, чтобы обращать народы и страны в свою веру. Хитрая и умеющая ждать, она стала одаривать всех, кто отступал от единого Бога. Ахав повелел построить капище Ваалу в Самарии, а внутри него поставил жертвенник. Началось паломничество, и повсюду стал распространяться культ богов Ливана. «Это пройдет. Одному поколению придется, наверное, потерпеть, но это пройдет», — как и прежде, думал Илия.
И вот случилось то, чего он не ждал. Однажды вечером, когда Илия почти закончил строгать столешницу, в мастерской вдруг потемнело, и тысячи белых звездочек заискрились кругом. Он почувствовал необыкновенную головную боль; хотел сесть, но не мог двинуть ни рукой, ни ногой. «Я умер, — подумал он в тот же миг. — И теперь мне ясно, куда посылает нас Господь после смерти — в центр небосвода».
Одна из звездочек засверкала ярче других, и вдруг как бы одновременно со всех сторон раздался голос. И было к нему слово Господне: скажи Ахаву, что жив Господь Бог Израилев, пред которым стоишь, в сии годы не будет ни росы, ни дождя, разве только по Моему слову. В следующий миг все стало как прежде — стены мастерской, вечерний свет, голоса детей, играющих на улице.
В ту ночь Илие не спалось. Впервые за много лет к нему вернулись ощущения детства; но говорил с ним не его ангел-хранитель, а кто-то более могущественный и сильный. Он испугался, что вся торговля его будет проклята, если он не выполнит свою задачу.
На следующее утро он решил исполнить то, что ему было велено. В конце концов, он всего лишь посланник того, о ком ничего не знал; как только он выполнит то, что от него требуется, голоса перестанут его тревожить. Добиться встречи с царем Ахавом было нетрудно. Много лет назад, с тех пор, как на трон взошел царь Соломон, пророки приобрели особый вес в торговле и управлении страной. Они могли жениться, заводить детей, но всегда должны были находиться в распоряжении своего Господа, чтобы правители никогда не отклонялись от правильного пути. По традиции считалось, что именно благодаря «избранникам Божьим» было одержано много побед в сражениях. И жив был Израиль только потому, что при правителях всегда были пророки, возвращавшие их на правильный путь, если они от него отклонялись. Илия пришел во дворец и предупредил царя о засухе, грозившей опустошить земли Израиля, покуда не будут изгнаны финикийские боги.
Государь не придал особого значения его словам, а вот Иезавель, сидевшая рядом с Ахавом и внимательно слушавшая то, что говорил Илия, стала подробно его расспрашивать. Илия рассказал ей о видении, о боли в голове, о том, как, слушая ангела, почувствовал, что время остановилось. Описывая то, что с ним приключилось, он имел возможность получше разглядеть царицу, о которой все столько говорили. То была одна из самых прекрасных женщин, каких ему когда-либо доводилось видеть: длинные черные волосы до пояса, гибкий, стройный стан. Ее зеленые глаза, сверкавшие на смуглом лице, неотрывно смотрели в глаза Илии. Он не мог понять, что хотят сказать эти глаза, и уж точно не мог знать, какое воздействие оказывают его слова.
Он покинул дворец, уверенный в том, что исполнил свою миссию и теперь может вернуться к работе в мастерской. На обратном пути возжелал он Иезавель со всем пылом своих двадцати трех лет, и попросил Бога, чтобы повстречалась ему женщина из Ливана — они там так хороши! — такая же смуглолицая и с зелеными глазами, полными тайны.
Остаток дня он трудился в мастерской и ночью спал спокойно. На заре его разбудил левит. Иезавель сумела убедить царя в том, что пророки представляют опасность для дальнейшего процветания Израиля. Воинам Ахава было приказано казнить тех, кто не отречется от священного обета Богу.
Однако Илия не имел права выбора. Он должен был умереть.
Два дня Илия и левит провели, прячась в конюшне в южной части Галаада. За это время были казнены четыреста пятьдесят пророков. Но большинство пророков, которые раньше бичевали себя на улицах и предсказывали конец света, теперь согласились принять новую веру.
Резкий свист и последовавший за ним глухой звук падения прервал размышления Илии. Встревоженный, он обернулся к своему спутнику:
— Что с тобой?
Ответа он не услышал. Тело левита рухнуло на землю, пронзенное стрелой в самое сердце.
Перед ним стоял воин и снова натягивал тетиву. Илия посмотрел вокруг: дома с закрытыми дверями и окнами, яркое солнце в небе, легкий ветерок с океана. Он столько слышал об океане, а вот увидеть его теперь уже не доведется. Он хотел бежать, но знал, что стрела поразит его раньше, чем он достигнет ближайшего поворота.
"Если уж суждено мне погибнуть от стрелы, то пусть она поразит меня не в спину», — подумал Илия. Воин снова поднял лук. К своему удивлению, Илия не чувствовал ничего: ни страха, ни желания жить. Словно все было давно предопределено, и они оба — воин и он сам — играют роли в пьесе, написанной кем-то другим. Он вспомнил свое детство, дни и ночи в Галааде, незаконченную работу, которую он оставит в мастерской. Подумал об отце и матери, которые не хотели, чтобы их сын был пророком. Вспомнил глаза Иезавели и улыбку царя Ахава. Он подумал: как глупо умереть в двадцать три года, так и не познав любви женщины.
Рука натянула тетиву, стрела рассекла воздух, пронеслась, звеня, мимо правого уха Илии и плашмя упала на пыльную землю позади него.
Воин наложил на тетиву новую стрелу и прицелился. Но вместо того чтобы пустить стрелу, он пристально посмотрел в глаза Илии.
— Я лучший стрелок из всех воинов Ахава, — сказал он. — За семь лет я не промахнулся ни разу. Илия обернулся и посмотрел на тело левита.
— Эта стрела предназначалась тебе.
Воин держал лук натянутым, но руки его дрожали. — Единственный пророк, который должен был умереть, — Илия. Другие могли выбрать веру в Ваала.
— Так заверши свой труд.
Его удивляло собственное спокойствие. Ночами в конюшне он столько раз представлял себе смерть, и теперь понимал, что не стоило так страдать. Через несколько секунд все будет кончено.
— Не могу, — сказал воин. Лук ходил ходуном в его трясущихся руках. — Уйди прочь с моих глаз. Видно, мои стрелы отвел Бог, и Он меня покарает, если я убью тебя. Чем яснее Илия осознавал, что может остаться в живых, тем больше им овладевал страх смерти. Где-то еще маячила надежда увидеть океан, встретить женщину, завести семью и закончить свою работу в мастерской. — Убей меня скорее, — сказал он. — Не заставляй меня долго страдать.
Воин посмотрел по сторонам, чтобы убедиться, нет ли свидетелей этой сцены. Затем опустил лук, спрятал стрелу и исчез за поворотом.
Илия почувствовал, как слабеют его ноги. На него с новой силой наваливался страх смерти. Надо было немедленно бежать, исчезнуть из Галаада, никогда не встречать на своем пути воина с натянутым луком. Он не выбирал свою судьбу и к Ахаву отправился не для того, чтобы похвастаться перед соседями, будто может разговаривать с самим царем. Не его вина, что пророков убили, тем более он не был виноват, что видел чудо, когда время остановилось, а мастерская осветилась искрящимися звездочками. Илия тоже осмотрелся по сторонам — на улице было пустынно. Он хотел проверить, нельзя ли спасти жизнь левита, но тут на него вновь нахлынул страх, и он убежал прежде, чем кто-либо появился.
Он долго брел нехожеными тропами, пока не оказался на берегу небольшой реки Хораф. Ему было стыдно за свою трусость, но он радовался, что остался жив. Он выпил воды, сел на землю и только теперь понял, что его ждет: завтра нужно будет чем-то питаться, а в пустыне не найти пищи.
Он вспомнил свою мастерскую, работу, которую ему пришлось оставить. У него были друзья среди соседей, но он не мог на них рассчитывать. Слухи о его побеге, должно быть, уже распространились в городе, и все ненавидят его за то, что он бежал, обрекая истинных верующих на муки. Всему, чего он достиг, пришел конец, и только потому, что он решил исполнить волю Божию. Завтра и в последующие дни, недели и месяцы в его дверь будут стучать торговцы из Ливана, и кто-нибудь скажет им, что хозяин мастерской сбежал и что именно он в ответе за невинно пролитую кровь. Наверное, станут говорить и о том, что он пытался уничтожить богов-покровителей земли и небес. Вскоре об этом узнают и за пределами Израиля, и он навсегда распрощается с мечтой жениться на женщине, не уступающей по красоте ливанкам.
"Где-то есть корабли».
Да, где-то были корабли. Преступников, военнопленных, беглых обычно брали в матросы — ведь это более опасная профессия, чем воин. У воина всегда есть шанс остаться на войне живым. Моря же таят в себе много неизвестного, полны чудовищ. Когда происходит кораблекрушение, в живых не остается никто.
Корабли существуют, но принадлежат они финикийским торговцам. Илия не был преступником, пленным или беглецом, он был человеком, посмевшим возвысить голос против бога Ваала. Узнав об этом, финикийцы убьют его и бросят в море, ибо моряки верят, что Ваал и его боги покровительствуют штормам и бурям.
Он не мог отправиться к океану. Не мог идти на север, потому что там находится Ливан. Не мог идти на восток, где некие израильские племена уже два поколения ведут между собой войну.
Он вспомнил спокойствие, которое ощутил, стоя лицом к лицу с воином. В конце концов, что такое смерть? Смерть — это мгновение, и только. Даже если ты чувствуешь боль, она скоро пройдет, и тогда Господь примет тебя в Свое лоно. Он опустился на землю и долго смотрел в небо. По пробовал спорить с собой, как это делал левит. Это был спор не о существовании Бога — в этом у него не было сомнений, — а о смысле жизни.
Он видел горы и землю, которую скоро иссушит долгая засуха — так сказал ему ангел Господень. Земля еще хранила свежесть многолетних обильных дождей. Он видел реку Хораф, воды которой скоро обмелеют. Горячо и искренне он попрощался с миром и попросил Господа принять его, когда наступит время.
Он подумал о смысле своего существования и не получил ответа.
Подумал о том, в какую сторону ему нужно идти, и понял, что идти некуда.
На следующий день ему придется вернуться и сдаться, хотя при мысли об этом его снова охватил страх смерти. Он попытался утешить себя тем, что проживет еще несколько часов. Но это были крохи. В конце концов он понял, что почти не бывает таких дней в жизни, когда человек властен принимать решение.
На следующий день Илия проснулся и снова посмотрел на реку Хораф.
Завтра или через год от нее останется лишь дорога, покрытая мелким песком и круглыми камешками. Местные жители будут по-прежнему называть это место Хорафом и, показывая в ту сторону, где раньше протекала река, скажут: «Это недалеко отсюда, на берегу реки». Путешественники пойдут туда, увидят круглые камешки и мелкий песок и подумают про себя: «Когда-то здесь была река». Но воды — того единственного, что нужно реке, чтобы быть рекой и утолить их жажду, — там больше не будет.