Страница:
Старинный друг четы Роммелей Юлиус Мюльшлегель, владелец мельницы в Биберахе, приехал со своей супругой в Герлинген. Во время прогулки в саду маршал неожиданно замер, наклонился поближе к гостю и прошептал:
- Мюлыилегель, хочу вас предупредить - за мной следят. Они окружили дом. Прогулку придется прервать. Если мы с женой не надумаем переезжать отсюда, придется поставить высокий забор, чтобы хоть как-то укрыть себя от соглядатаев...
Интересно, за мной придут тоже ночью? Они арестовывают генералов между 02.00 и 04.00 утра. Пусть приходят - у меня есть для них сюрприз. (Роммель надеялся на охранников, но те, как это и следовало ожидать, не вмешались в решительную минуту.)
Свидетелем ужасной сцены довелось стать Рудольфу Веклеру, президенту ассоциации горнострелковых частей. Он не застал маршала дома и пошел его любимым маршрутом в соседний лес. Когда Веклер окликнул увлеченного поисками грибов фельдмаршала, тот вскрикнул от неожиданности и смертельно побледнел:
- Черт возьми, Рудольф, я вас сразу не узнал и подумал, что за мной пришли...
Недоброжелатели
Ровно два месяца прошли со дня тяжелого ранения - шестого по счету за две мировые войны. Командование вручило положенный в таком случае "золотой знак за ранение", и Роммель с гордостью носил награду. Под присмотром университетских профессоров медицины, доктора Альбрехта и доктора Штока, маршал быстро набирал форму, его физическое состояние значительно улучшилось и уже в обозримом будущем можно было вести речь о полном восстановлении работоспособности. Но безоблачное небо над головой заволакивали свинцовые тучи, а смертельная удавка затягивалась все туже...
После ареста Шпайделя генерал-фельдмаршал стал подозрительным и недоверчивым. Он прекрасно знал, на что способен Гитлер. Непримиримый Йодль и раньше не скрывал свою антипатию к "самому молодому маршалу сухопутных войск". Злопамятный Геринг никогда и никому не прощал критических замечаний в адрес люфтваффе. Роммель всегда был противником "авиационного государства в государстве" рейхсмаршала Геринга и выступал против "особого положения" этого рода войск в системе вермахта. Даже чисто визуально трудно было представить себе двух более разных людей: аскет - Роммель и сибарит Геринг.
Один из критически настроенных очевидцев так описал "явление Геринга" римскому обществу в 1943 году:
- ...Потом показалась тяжело пыхтящая туша рейхсмаршала. От драгоценностей рябило в глазах: кольцо с крупным голубым бриллиантом на одной руке, перстень с еще более крупным изумрудом - на другой; тяжелый платиновый браслет наручных часов, украшенный опять-таки изумрудами, и еще один необычной формы изумруд на галстучной булавке. Довершали картину тщательно ухоженные руки со следами недавнего маникюра...
Для Кейтеля генерал-фельдмаршал Роммель всегда был "неудобным подчиненным", постоянным напоминанием о той ответственности, которую разделяло ОКБ за безумные приказы и решения Верховного главнокомандующего вермахта. Роммель никогда не скрывал своего презрения к этим людям - они платили ему ненавистью. К лагерю противников относилась еще одна темная личность - Борман, "серый кардинал НСДАП". Оставаясь в тени, этот человек из-за кулис манипулировал "вождями", партией и вермахтом. С его легкой руки генералитет оказался разбит на три группы: "партийные генералы", "кляузники и сутяжники" и "солдафоны". В первую группу входили деятели вроде Кейтеля, Шернера, Моделя, Бургдорфа и иже с ними. Их всячески продвигали по службе, присваивали звания, вручали ордена. Они оседали в генштабе и повсеместно вытесняли из армии тех, кто пытался сказать правду о военно-политическом положении рейха, то есть относился к "кляузникам" по терминологии Бормана. Третью группу составляли безропотные исполнители безумных приказов фюрера и ОКБ, а НСДАП требовала от них безоговорочного повиновения и "следования в русле партийного учения". Возможно, рейхсляйтер был самым опасным врагом Роммеля.
Дневник фрау Роммель
Накануне драматической развязки генерал-фельдмаршала Роммель, его родные и близкие жили в атмосфере постоянного напряжения и предчувствия неминуемой беды. Фрау Роммель вела дневник в то страшное время: Август, 1944.
... СД начала действовать демонстративно грубо и нахально: в середине августа, незадолго до приезда мужа, меня разбудили выстрелы и поднявшаяся суматоха. Неизвестный пытался взломать дверь со стороны веранды и проникнуть в дом. Когда охранники окликнули его - он бросился бежать. Тогда охрана открыла огонь, но злоумышленнику удалось скрыться ...
...Приблизительно в это же время ко мне приехал крайсляйтер{44} Ульма и поинтересовался, надежен ли наш персонал. На мой недоуменный вопрос он ответил, что один из руководителей СД Ульма по секрету сообщил ему, что "генерал-фельдмаршал не верит в окончательную победу и критикует руководство..."
7 сентября 1944.
...Во второй половине дня позвонили соседи и сообщили, что два подозрительных типа крутились около нашего дома. Убедившись в том, что их обнаружили, незнакомцы тут же скрылись в лесу. Примерно в 15 30 адъютант мужа, гауптман Алдингер, действительно обнаружил на лесном холме, прямо напротив нашей садовой калитки, двух нездешних мужчин (Я почему-то запомнила, что у одного из них были голубые очки.) Они предъявили совершенно новые паспорта и утверждали, что работали инженерами на оборонном предприятии и эвакуированы сюда из Регенсбурга...
Во время оккупации военная прокуратура американцев расследовала обстоятельства смерти генерал-фельдмаршала Роммеля. Было установлено, что уже за несколько месяцев до трагической гибели он находился под негласным наблюдением гестапо. В Берлине решили не подключать к операции штутгартский и ульмский филиалы, опасаясь, что кто-нибудь из числа местных доброжелателей захочет предупредить маршала, поэтому слежку осуществляли мюнхенские гестаповцы.
За генерал-фельдмаршалом следили три агента - женщина и двое мужчин. Они появились в Герлингене с подложными документами и под фальшивыми именами. После того, как адъютант фельдмаршала, гауптман Алдингер, записал анкетные данные двух подозрительных мужчин и послал их на проверку в ульмское отделение СД, моментально пришел ответ, что документы в полном порядке...
После капитуляции, летом 1945 года жена бывшего ортсгруппенляйтера{45} Герлингена рассказала фрау Роммель, что в сентябре 1944-го к ним в дом, расположенный по соседству с домом Роммелей, пришел сотрудник СД и потребовал докладывать о том, с кем общается маршал, и кто его навещает. Потом этот человек регулярно приходил за донесениями. Вся информация по "делу Роммеля" поступала к Борману. В архивах рейхсканцелярии американцы обнаружили его комментарии к рапортам секретных агентов, которые рейхсляйтер готовил для Гитлера:
- 28 сентября, 1944. Агент подтверждает еще более тяжелые подозрения, чем те, что были у нас до сих пор...
В начале октября Гитлер, Кейтель, Гиммлер и Бургдорф провели специальное совещание по "делу Роммеля". Учитывая популярность генерал-фельдмаршала и тот общественный резонанс, который могло бы вызвать официальное судебное преследование, Гитлер принял решение о "внесудебной расправе". Октябрь, 1944.
7 октября пришла подписанная Кейтелем телефонограмма из Ставки - 10 октября муж должен был присутствовать на важном совещании в Берлине. 9 октября к 18.00 на железнодорожный вокзал Ульма должны были подать для него спецпоезд. Муж связался с лечащим врачом, чтобы перенести запланированную на 10 октября консультацию. Профессор Шторх категорически не рекомендовал ему надолго покидать дом и подвергать нагрузкам неокрепший организм. По приказу мужа гауптман Алдингер попытался связаться с генерал-фельдмаршалом Кейтелем. Маршала на месте не оказалось, но удалось разыскать Бургдорфа. Я и гауптман оставались в комнате, пока супруг разговаривал с генералом. Муж попросил передать фельдмаршалу Кейтелю: лечащие врачи считают, что в настоящий момент его состояние здоровья не позволяет предпринимать столь длительные поездки. Муж поинтересовался, не известна ли генералу проблематика совещания и нельзя ли в случае крайней необходимости прислать к нему надежного офицера связи. Бургдорф ответил: "Насколько мне известно, фюрер поручил генерал-фельдмаршалу Кейтелю обсудить с вами вопрос будущего нового назначения..."
13 октября.
- Из штаба корпуса в Мюнхене пришла телефонограмма о том, что на следующий день к 12.00 в Герлинген прибудет генерал Бургдорф. Муж с возрастающим подозрением отнесся к поднимающейся вокруг него суматохе. Гостивший у нас приятель супруга Оскар Фарни заметил: "Гитлер не посмеет тронуть тебя". "Думаю, он уже принял решение о моем устранении", - ответил супруг.
Обостренное чутье обложенного со всех сторон красными флажками волка подсказывало ему, что срочный визит Бургдорфа - это очередная ловушка Гитлера. Но физически и психически Роммель стал совершенно другим человеком, чем это было до ранения двухмесячной давности. Депрессия сменялась воодушевлением, и тогда он возлагал большие надежды на будущее, которого, увы, для него уже не было. В последнее время он не расставался с личным оружием, но даже в своем нынешнем состоянии Роммель был слишком горд для того, чтобы прибегнуть к такому "простому" решению проблемы. 14 октября.
- Погожий осенний денек. Янтарно-желтые нивы, и одетые в багрец и золото герлингенские леса. Рано утром в краткосрочный отпуск приехал Манфред (пятнадцатилетний сын маршала, проходивший обучение как "помощник зенитчика" на одной из батарей ПВО). Позже он рассказал мне, что после завтрака до 11.00 гулял с отцом и от него узнал о предстоящем визите генералов Бургдорфа и Майзеля:
"Отец пребывал в искреннем недоумении, и все пытался понять - с какой целью Гитлер направил к нему этих людей".
За его внешней невозмутимостью, холодностью и корректностью скрывалась беззащитная душа искалеченного войной, доведенного до нервного срыва человека. В блокноте на рабочем столе остались последние распоряжения по поводу совершенно малозначительных вещей - отменить вызов машины для поездки на консультацию... решить вопрос со стоянкой мотоцикла адъютанта... и другие второстепенные "хозяйственные дела". Стороннему наблюдателю могло показаться, что Роммель сохраняет олимпийское спокойствие. На самом деле он уже принял решение и был внутренне готов к наихудшему.
"Через четверть часа я умру..."
Ровно в 12.00 появились генерал Бургдорф, начальник Управления личного состава сухопутных войск, и генерал-лейтенант Майзель из Генерального штаба сухопутных войск, уполномоченный специальной комиссии по событиям "20 июля". Генералы вежливо поздоровались с фрау Роммель и юным Манфредом и после нескольких дежурных светских фраз выразили желание побеседовать с маршалом наедине. После этих слов жена и сын покинули рабочий кабинет, а маршал крикнул адъютанту, чтобы тот держал наготове папку с документами. Роммель предполагал, что Майзель и Бургдорф от имени Верховного главнокомандующего потребуют у него отчет о "проигранной Нормандской операции". Даже в минуту наивысшей опасности он не мог до конца поверить в то, что Гитлера уже не интересуют "мотивы, причины и подоплека" событий. Фюрер решил, что маршал должен умереть...
Беседа продолжалась около часа. Потом из кабинета вышел Бургдорф, а через несколько секунд Майзель. Фрау Роммель ждала супруга в спальне маршала. Когда смертельно бледный, с исказившимися чертами лица ее супруг появился в дверях, она с внезапной отчетливостью поняла: произошло что-то ужасное и непоправимое. Позже она по памяти восстановила и записала драматический диалог: Фрау Роммель:
- Эрвин, что случилось? Роммель:
- Через четверть часа я умру... Фрау Роммель:
- Господи, что ты говоришь? Что им нужно от тебя?
Роммель:
- Фюрер поставил меня перед выбором - принять яд или предстать перед Народным трибуналом. Генералы привезли сильнодействующий яд - полный паралич через три секунды. Меня обвиняют в соучастии в покушении...
Фрау Роммель:
- Кто выдал тебя?
Роммель:
- Штюльпнагель, Шпайдель или Хофакер - кто-то из них троих дал показания. Думаю, что кроме этого, я еще фигурировал в списках Герделера как будущий рейхспрезидент!
Фрау Роммель:
- Что ты ответил им на все эти обвинения?
Роммель:
- Я сказал, что не могу поверить в то, что это правда. Предположил, что эти показания были "выколочены" костоломами из гестапо...
Фрау Роммель:
- Что же нам теперь делать, Эрвин?
Роммель:
- Я не боюсь трибунала и готов ответить за свои поступки. Все, что я собирался сделать, было направлено на пользу Германии и ее народа. Но я абсолютно уверен в том, что мне не дадут возможности благополучно добраться до Берлина - просто "ликвидируют" в пути.
...Теперь я понимаю, что подразумевал Бургдорф под "новым назначением" пару дней тому назад - речь шла о моих похоронах! Представь себе, они уже расписали церемонию погребения...
Ни о чем не подозревавший Манфред в поисках родителей заглянул в спальную комнату - увидел заплаканную мать, побледневшего отца и едва не лишился чувств от потрясения, когда услышал переданное генералами "иудино послание" диктатора:
- Гитлер приказал передать, что в случае моей добровольной смерти семью никто не тронет. Наоборот, государство позаботится о вас...
Роммель попрощался с женой и сыном, вышел в соседнюю комнату и в последний раз переговорил со своим адъютантом Алдингером. Свалился с плеч страшный груз неопределенности последних недель и месяцев - его судьба была решена, и обратного пути не было. Маршал положил руку на плечо адъютанта и тихо произнес:
- Вот все и закончилось, гауптман. Фюрер приказал мне умереть. По пути в Ульм генералы дадут мне яд. Бургдорф обещает, что я умру быстро и безболезненно, а потом мне полагаются государственные похороны с воинскими почестями. Гитлер обещал безопасность жене и сыну, им даже будут выплачивать пенсию после моей смерти.
Гитлер принял окончательное решение, а альтернатива - Народный трибунал с заранее предопределенным приговором, неминуемый расстрел и преследование семьи. Меня особо предупредили, что все выезды из Герлингена контролируются гестапо. Если бы я даже надумал связаться с армией, то телефон блокирован. Я сказал жене, что для нас это единственный приемлемый выход. На мне нет вины - я не замешан ни в каком преступлении. Я служил фатерланду всю свою сознательную жизнь.
Полагаю, что приблизительно через полчаса вам позвонят и сообщат о несчастном случае или скоропостижной смерти...
Убийство Роммеля
Дальнейшие события описала сама фрау Роммель:
...Муж, Манфред и гауптман Алдингер вышли в сад, где их нетерпеливо поджидали генералы Бургдорф и Майзель. Потом они направились к легковой машине, которая стояла у садовых ворот. Манфред заметил, что за рулем сидел эсэсовец. Муж сел на заднее сидение, следом за ним оба генерала. Машина развернулась и поехала в сторону Випингена - Блаубойрена. Я до сих пор так и не знаю, как все это происходило...
...Еще когда генералы Бургдорф и Майзель разговаривали с мужем в кабинете, нам звонили наши герлингенские друзья и предупреждали, что рядом с нашим домом появились грузовики с эсэсовцами, перекрыто магистральное шоссе и блокированы выезды из городка.
Вскоре появился адъютант генерала Майзеля. Я отказалась принимать его, и с ним беседовал гауптман Алдингер. Офицер сообщил, что "неожиданно" мужу стало нехорошо и его в бессознательном состоянии доставили в резервный госпиталь "Вагнершуле" в Ульме. Предварительный диагноз медиков - эмболия (закупорка сосудов головного мозга)...
...Сразу после этого позвонил комендант Ульма, полковник Куцнани. Он не подозревал об истинной подоплеке событий и был искренне потрясен трагической гибелью мужа. Он рассказал мне, что Бургдорф звонил в Ставку и ОКБ и сообщил им о кончине генерал-фельдмаршала. От них он получил указания начать подготовку церемонии государственных похорон...
...Вечером я, сын и гауптман Алдингер поехали в Ульм. Нас принял дежурный врач и сообщил, что мужа привезли в госпиталь в 13.25, и в это же время он зафиксировал остановку сердца. Попытки реанимации - укол кардио-стимулирующих препаратов в сердечную мышцу и прямой массаж сердца не помогли...
...Вечером следующего дня мы встречали на вокзале Ульма мою свояченицу. Днем гауптман Алдингер побывал в комендатуре в комитете по организации похорон. Мы с сыном ждали его в машине. Неожиданно появился генерал Майзель и выразил свои соболезнования, но я сделала вид, что не вижу протянутой для рукопожатия руки...
...Мы со свояченицей поехали в госпиталь "Вагнершуле". Там в маленькой комнате стоял гроб с телом моего покойного мужа. Как и в прошлый раз меня потрясло совершенно несвойственное ему при жизни выражение лица - навечно застывшие ненависть и презрение...
В ходе расследования по "делу Роммеля" американская военная прокуратура установила имя "эксперта по ядам" Главного управления имперской безопасности (РСХА), которому была поручена ликвидация генерал-фельдмаршала. Я держал в руках подписанный протокол допроса, в котором убийца изложил суть полученного задания и поэтапный хронометраж операции. Из документа следует, что перед "зачисткой" Роммеля отравитель аналогичным образом расправился как минимум еще с одним высокопоставленным военным. Сопровождавшие Бургдорфа и Майзеля эсэсовцы получили категорический приказ застрелить маршала "при попытке к бегству" в том случае, если он откажется принимать яд. Подтвердились предположения Роммеля о том, что "ему не дадут возможности благополучно добраться до Берлина" - Гитлер и его окружение решили не доводить дело до суда. План убийства был расписан поминутно - в контрольный срок уже мертвого Роммеля привезли в резервный госпиталь "Вагнершуле", а заранее предупрежденный главврач, доктор Канцлер (Герлинген), выписал свидетельство о смерти.
Берлин запрещает вскрытие
Время убийства, 14 октября, было выбрано не случайно. Смерть маршала не должна была вызвать сомнений и подозрений у специалистов-медиков, поскольку возможные осложнения в этот период в целом соответствовали клинической картине классической черепно-мозговой травмы: маршал благополучно миновал первый кризис непосредственно после ранения, а второй должен был наступить через три месяца - в середине октября. Эсэсовские убийцы тщательно заметали следы: от сфальсифицированного свидетельства о смерти до запрещения на вскрытие трупа - любой мало-мальски грамотный патологоанатом в состоянии отличить эмболию от отравления сильнодействующим ядом. Следователи американской прокуратуры установили, что эмиссары РСХА оказывали беспрецедентное давление на медицинский персонал госпиталя "Вагнершуле", и в первую очередь на врача, дежурившего в тот день в приемном покое госпиталя и пытавшегося оказать неотложную медицинскую помощь маршалу. Только через сутки после смерти Роммеля главврач госпиталя в Ульме первый раз осмотрел труп. Я встретился с ним через два года, в июле 1946 года. Несколько часов он рассказывал мне о драматических событиях, разыгравшихся той далекой военной осенью:
- У меня как у руководителя медицинского учреждения были бы серьезные неприятности, если бы по каким-то причинам я отказался от вскрытия умершего при не выясненных обстоятельствах пациента. Обычно приезжал патологоанатом из Штутгарта или Тюбингена и проводил вскрытие в городском морге Ульма. Если для оформления формальностей погребения срочно требовалось свидетельство о смерти, а вскрытие еще не было произведено, мы выдавали документ с диагнозом "паралич сердца" или "инфаркт", а потом в обязательном порядке вносили исправления в свидетельство. Если были сомнения в причинах, обостривших течение болезни и вызвавших летальный исход, вскрытие проводилось независимо от возраста и социального положения усопшего. И уж тем более мы бы сделали вскрытие генерал-фельдмаршала вермахта. Через 24 часа после смерти Роммеля я увидел гроб с его телом в небольшом подсобном помещении госпиталя. Мне сразу же бросился в глаза естественный цвет лица Роммеля - казалось, что он только что закрыл глаза и уснул. В клиническую картину смерти от сердечно-сосудистого заболевания не вписывались руки - их противоестественная тронутая разложением восковая бледность. Я узнал, что вскрытие не проводилось, и потребовал, чтобы городская комендатура прислала военврача. Через два часа у меня забрали историю болезни Роммеля и сказали, чтобы я занялся чем-нибудь другим. Мне сообщили, что всеми вопросами, связанными со смертью генерал-фельдмаршала, теперь будет заниматься Верховное главнокомандование сухопутных войск, и в его компетенции назначать или не и назначать вскрытие. Насколько мне стало известно, Берлин запретил вскрытие трупа. Тело не было предано земле, а кремировано. Это наводило на некоторые размышления, но как главврач я был не в силах что-либо изменить. Тем более что я получил недвусмысленное указание заниматься прямыми служебными обязанностями.
Из протоколов допроса генерала Майзеля
К концу войны генерал Бургдорф занимал должность адъютанта Гитлера по сухопутной армии. Вместе с генералом Кребсом, начальником генштаба сухопутных войск, он входил в число нескольких десятков "избранных", кто в последние часы "тысячелетнего рейха" остался рядом с фюрером в железобетонном бункере под старым корпусом рейхсканцелярии. С тех пор его следы теряются и принято считать, что он погиб в осажденном Берлине в мае 1945 года. Один из "ликвидаторов", генерал Майзель, пережил войну. В рамках возбужденного против него американцами уголовного дела он дал показания по "делу об убийстве генерал-фельдмаршала Роммеля". Справедливости ради нужно заметить, что его версия серьезно расходится с моей интерпретацией событий, основанной на свидетельских показаниях фрау Роммель, гауптмана Алдингера и Манфреда Роммеля. Среди прочего Майзель утверждал, что 12 октября 1944 года ему позвонил Бургдорф, приказал готовиться к служебной командировке и сопровождать его в Герлинген. Он был уполномочен предъявить обвинения генерал-фельдмаршалу Роммелю в соучастии в антиправительственном заговоре. По собственной инициативе Бургдорф тайно звонил маршалу накануне и предупредил его о готовящейся акции с тем, чтобы дать ему время подготовиться к побегу. 13 октября{46} ровно в 12.00 они прибыли в Герлинген.
По версии генерала Майзеля дальнейшие события развивались следующим образом:
- В рабочем кабинете Роммеля генерал Бургдорф зачитал показания Хофакера и генерала фон Штюльпнагеля, уличающие фельдмаршала в соучастии в заговоре. Роммель сильно побледнел, но не стал отрицать очевидного и произнес: "Да, я совершил роковую ошибку и готов понести заслуженное наказание...". Потом он добавил, что после тяжелого ранения не вполне уверенно обращается с пистолетом и предпочел бы принять яд. Через 3/4 часа Роммель сел в наш служебный автомобиль и вскоре после этого проглотил захваченную из дома капсулу с ядом. Я категорически отрицаю, что это Бургдорф передал ее генерал-фельдмаршалу...
По всей видимости, мы так никогда и не узнаем подробности последних минут жизни фельдмаршала Роммеля. Есть множество причин, заставляющих меня с изрядной долей скептицизма относиться к "откровениям" генерала Майзеля, но нет ни малейшего повода усомниться в достоверности свидетельских показаний жены, сына и адъютанта генерал-фельдмаршала. Такое не забывается - страшное потрясение, которое все они пережили тогда, навеки запечатлело в их памяти каждое слово, каждый жест и каждый взгляд мужа, отца и командира.
Свидетельство Манфреда Роммеля
27 апреля 1945 года в Ридлингене сын маршала в присутствии свидетелей сделал равносильное присяге заявление об известных ему обстоятельствах смерти своего отца: Я, Манфред Роммель, родившийся 24 декабря 1928 года в Штутгарте, в семье гауптмана Эрвина Роммеля, произведенного в генерал-фельдмаршалы в ходе нынешней войны, и Луизы Роммель, урожденной Роллин, нижеследующим заявляю:
Мой отец, генерал-фельдмаршал Эрвин Роммель, скончался 14.10.1944 не от ран, как сообщили об этом средства массовой информации, а был убит по приказу рейхсканцлера Адольфа Гитлера.
17.07.1944 отец получил тяжелые ранения во время налета американских штурмовиков во Франции под Ливаро (Кальвадос). После взрыва осколочно-фугасной гранаты отец получил многочисленные переломы черепа и осколочные ранения лица. Ему была оказана неотложная помощь в госпитале под Парижем. Когда он стал транспортабельным, на машине "Красного креста" его перевезли в Герлинген. Угроза жизни миновала, а переломы срослись. Отец практически выздоровел и самостоятельно предпринимал долгие пешеходные прогулки. Могу засвидетельствовать значительное улучшение его здоровья, потому что часто бывал дома в это время - за успехи в боевой подготовке командир зенитной батареи несколько раз отправлял меня в краткосрочный отпуск на родину. Отец жаловался только на сильные боли в области левого глаза и частичную потерю зрения. Курс лечения проводили профессор Альбрехт и профессор Шток из университета в Тюбингене. 7 октября 1944 года я вернулся в расположение батареи, а 14-го меня опять отпустили в краткосрочный отпуск по просьбе отца. Поезд прибыл на гер-лингенский вокзал рано утром - в 06.00. Когда я добрался домой, отец уже проснулся и пребывал в добром здравии. Мы позавтракали и гуляли на свежем воздухе до 11.00. Отец сказал, что сегодня должны приехать два генерала из штаба сухопутных войск, и что-то с этим нечисто - у него есть серьезные опасения, что они прибудут вовсе не для того, чтобы обсудить с ним его новое назначение.
- Мюлыилегель, хочу вас предупредить - за мной следят. Они окружили дом. Прогулку придется прервать. Если мы с женой не надумаем переезжать отсюда, придется поставить высокий забор, чтобы хоть как-то укрыть себя от соглядатаев...
Интересно, за мной придут тоже ночью? Они арестовывают генералов между 02.00 и 04.00 утра. Пусть приходят - у меня есть для них сюрприз. (Роммель надеялся на охранников, но те, как это и следовало ожидать, не вмешались в решительную минуту.)
Свидетелем ужасной сцены довелось стать Рудольфу Веклеру, президенту ассоциации горнострелковых частей. Он не застал маршала дома и пошел его любимым маршрутом в соседний лес. Когда Веклер окликнул увлеченного поисками грибов фельдмаршала, тот вскрикнул от неожиданности и смертельно побледнел:
- Черт возьми, Рудольф, я вас сразу не узнал и подумал, что за мной пришли...
Недоброжелатели
Ровно два месяца прошли со дня тяжелого ранения - шестого по счету за две мировые войны. Командование вручило положенный в таком случае "золотой знак за ранение", и Роммель с гордостью носил награду. Под присмотром университетских профессоров медицины, доктора Альбрехта и доктора Штока, маршал быстро набирал форму, его физическое состояние значительно улучшилось и уже в обозримом будущем можно было вести речь о полном восстановлении работоспособности. Но безоблачное небо над головой заволакивали свинцовые тучи, а смертельная удавка затягивалась все туже...
После ареста Шпайделя генерал-фельдмаршал стал подозрительным и недоверчивым. Он прекрасно знал, на что способен Гитлер. Непримиримый Йодль и раньше не скрывал свою антипатию к "самому молодому маршалу сухопутных войск". Злопамятный Геринг никогда и никому не прощал критических замечаний в адрес люфтваффе. Роммель всегда был противником "авиационного государства в государстве" рейхсмаршала Геринга и выступал против "особого положения" этого рода войск в системе вермахта. Даже чисто визуально трудно было представить себе двух более разных людей: аскет - Роммель и сибарит Геринг.
Один из критически настроенных очевидцев так описал "явление Геринга" римскому обществу в 1943 году:
- ...Потом показалась тяжело пыхтящая туша рейхсмаршала. От драгоценностей рябило в глазах: кольцо с крупным голубым бриллиантом на одной руке, перстень с еще более крупным изумрудом - на другой; тяжелый платиновый браслет наручных часов, украшенный опять-таки изумрудами, и еще один необычной формы изумруд на галстучной булавке. Довершали картину тщательно ухоженные руки со следами недавнего маникюра...
Для Кейтеля генерал-фельдмаршал Роммель всегда был "неудобным подчиненным", постоянным напоминанием о той ответственности, которую разделяло ОКБ за безумные приказы и решения Верховного главнокомандующего вермахта. Роммель никогда не скрывал своего презрения к этим людям - они платили ему ненавистью. К лагерю противников относилась еще одна темная личность - Борман, "серый кардинал НСДАП". Оставаясь в тени, этот человек из-за кулис манипулировал "вождями", партией и вермахтом. С его легкой руки генералитет оказался разбит на три группы: "партийные генералы", "кляузники и сутяжники" и "солдафоны". В первую группу входили деятели вроде Кейтеля, Шернера, Моделя, Бургдорфа и иже с ними. Их всячески продвигали по службе, присваивали звания, вручали ордена. Они оседали в генштабе и повсеместно вытесняли из армии тех, кто пытался сказать правду о военно-политическом положении рейха, то есть относился к "кляузникам" по терминологии Бормана. Третью группу составляли безропотные исполнители безумных приказов фюрера и ОКБ, а НСДАП требовала от них безоговорочного повиновения и "следования в русле партийного учения". Возможно, рейхсляйтер был самым опасным врагом Роммеля.
Дневник фрау Роммель
Накануне драматической развязки генерал-фельдмаршала Роммель, его родные и близкие жили в атмосфере постоянного напряжения и предчувствия неминуемой беды. Фрау Роммель вела дневник в то страшное время: Август, 1944.
... СД начала действовать демонстративно грубо и нахально: в середине августа, незадолго до приезда мужа, меня разбудили выстрелы и поднявшаяся суматоха. Неизвестный пытался взломать дверь со стороны веранды и проникнуть в дом. Когда охранники окликнули его - он бросился бежать. Тогда охрана открыла огонь, но злоумышленнику удалось скрыться ...
...Приблизительно в это же время ко мне приехал крайсляйтер{44} Ульма и поинтересовался, надежен ли наш персонал. На мой недоуменный вопрос он ответил, что один из руководителей СД Ульма по секрету сообщил ему, что "генерал-фельдмаршал не верит в окончательную победу и критикует руководство..."
7 сентября 1944.
...Во второй половине дня позвонили соседи и сообщили, что два подозрительных типа крутились около нашего дома. Убедившись в том, что их обнаружили, незнакомцы тут же скрылись в лесу. Примерно в 15 30 адъютант мужа, гауптман Алдингер, действительно обнаружил на лесном холме, прямо напротив нашей садовой калитки, двух нездешних мужчин (Я почему-то запомнила, что у одного из них были голубые очки.) Они предъявили совершенно новые паспорта и утверждали, что работали инженерами на оборонном предприятии и эвакуированы сюда из Регенсбурга...
Во время оккупации военная прокуратура американцев расследовала обстоятельства смерти генерал-фельдмаршала Роммеля. Было установлено, что уже за несколько месяцев до трагической гибели он находился под негласным наблюдением гестапо. В Берлине решили не подключать к операции штутгартский и ульмский филиалы, опасаясь, что кто-нибудь из числа местных доброжелателей захочет предупредить маршала, поэтому слежку осуществляли мюнхенские гестаповцы.
За генерал-фельдмаршалом следили три агента - женщина и двое мужчин. Они появились в Герлингене с подложными документами и под фальшивыми именами. После того, как адъютант фельдмаршала, гауптман Алдингер, записал анкетные данные двух подозрительных мужчин и послал их на проверку в ульмское отделение СД, моментально пришел ответ, что документы в полном порядке...
После капитуляции, летом 1945 года жена бывшего ортсгруппенляйтера{45} Герлингена рассказала фрау Роммель, что в сентябре 1944-го к ним в дом, расположенный по соседству с домом Роммелей, пришел сотрудник СД и потребовал докладывать о том, с кем общается маршал, и кто его навещает. Потом этот человек регулярно приходил за донесениями. Вся информация по "делу Роммеля" поступала к Борману. В архивах рейхсканцелярии американцы обнаружили его комментарии к рапортам секретных агентов, которые рейхсляйтер готовил для Гитлера:
- 28 сентября, 1944. Агент подтверждает еще более тяжелые подозрения, чем те, что были у нас до сих пор...
В начале октября Гитлер, Кейтель, Гиммлер и Бургдорф провели специальное совещание по "делу Роммеля". Учитывая популярность генерал-фельдмаршала и тот общественный резонанс, который могло бы вызвать официальное судебное преследование, Гитлер принял решение о "внесудебной расправе". Октябрь, 1944.
7 октября пришла подписанная Кейтелем телефонограмма из Ставки - 10 октября муж должен был присутствовать на важном совещании в Берлине. 9 октября к 18.00 на железнодорожный вокзал Ульма должны были подать для него спецпоезд. Муж связался с лечащим врачом, чтобы перенести запланированную на 10 октября консультацию. Профессор Шторх категорически не рекомендовал ему надолго покидать дом и подвергать нагрузкам неокрепший организм. По приказу мужа гауптман Алдингер попытался связаться с генерал-фельдмаршалом Кейтелем. Маршала на месте не оказалось, но удалось разыскать Бургдорфа. Я и гауптман оставались в комнате, пока супруг разговаривал с генералом. Муж попросил передать фельдмаршалу Кейтелю: лечащие врачи считают, что в настоящий момент его состояние здоровья не позволяет предпринимать столь длительные поездки. Муж поинтересовался, не известна ли генералу проблематика совещания и нельзя ли в случае крайней необходимости прислать к нему надежного офицера связи. Бургдорф ответил: "Насколько мне известно, фюрер поручил генерал-фельдмаршалу Кейтелю обсудить с вами вопрос будущего нового назначения..."
13 октября.
- Из штаба корпуса в Мюнхене пришла телефонограмма о том, что на следующий день к 12.00 в Герлинген прибудет генерал Бургдорф. Муж с возрастающим подозрением отнесся к поднимающейся вокруг него суматохе. Гостивший у нас приятель супруга Оскар Фарни заметил: "Гитлер не посмеет тронуть тебя". "Думаю, он уже принял решение о моем устранении", - ответил супруг.
Обостренное чутье обложенного со всех сторон красными флажками волка подсказывало ему, что срочный визит Бургдорфа - это очередная ловушка Гитлера. Но физически и психически Роммель стал совершенно другим человеком, чем это было до ранения двухмесячной давности. Депрессия сменялась воодушевлением, и тогда он возлагал большие надежды на будущее, которого, увы, для него уже не было. В последнее время он не расставался с личным оружием, но даже в своем нынешнем состоянии Роммель был слишком горд для того, чтобы прибегнуть к такому "простому" решению проблемы. 14 октября.
- Погожий осенний денек. Янтарно-желтые нивы, и одетые в багрец и золото герлингенские леса. Рано утром в краткосрочный отпуск приехал Манфред (пятнадцатилетний сын маршала, проходивший обучение как "помощник зенитчика" на одной из батарей ПВО). Позже он рассказал мне, что после завтрака до 11.00 гулял с отцом и от него узнал о предстоящем визите генералов Бургдорфа и Майзеля:
"Отец пребывал в искреннем недоумении, и все пытался понять - с какой целью Гитлер направил к нему этих людей".
За его внешней невозмутимостью, холодностью и корректностью скрывалась беззащитная душа искалеченного войной, доведенного до нервного срыва человека. В блокноте на рабочем столе остались последние распоряжения по поводу совершенно малозначительных вещей - отменить вызов машины для поездки на консультацию... решить вопрос со стоянкой мотоцикла адъютанта... и другие второстепенные "хозяйственные дела". Стороннему наблюдателю могло показаться, что Роммель сохраняет олимпийское спокойствие. На самом деле он уже принял решение и был внутренне готов к наихудшему.
"Через четверть часа я умру..."
Ровно в 12.00 появились генерал Бургдорф, начальник Управления личного состава сухопутных войск, и генерал-лейтенант Майзель из Генерального штаба сухопутных войск, уполномоченный специальной комиссии по событиям "20 июля". Генералы вежливо поздоровались с фрау Роммель и юным Манфредом и после нескольких дежурных светских фраз выразили желание побеседовать с маршалом наедине. После этих слов жена и сын покинули рабочий кабинет, а маршал крикнул адъютанту, чтобы тот держал наготове папку с документами. Роммель предполагал, что Майзель и Бургдорф от имени Верховного главнокомандующего потребуют у него отчет о "проигранной Нормандской операции". Даже в минуту наивысшей опасности он не мог до конца поверить в то, что Гитлера уже не интересуют "мотивы, причины и подоплека" событий. Фюрер решил, что маршал должен умереть...
Беседа продолжалась около часа. Потом из кабинета вышел Бургдорф, а через несколько секунд Майзель. Фрау Роммель ждала супруга в спальне маршала. Когда смертельно бледный, с исказившимися чертами лица ее супруг появился в дверях, она с внезапной отчетливостью поняла: произошло что-то ужасное и непоправимое. Позже она по памяти восстановила и записала драматический диалог: Фрау Роммель:
- Эрвин, что случилось? Роммель:
- Через четверть часа я умру... Фрау Роммель:
- Господи, что ты говоришь? Что им нужно от тебя?
Роммель:
- Фюрер поставил меня перед выбором - принять яд или предстать перед Народным трибуналом. Генералы привезли сильнодействующий яд - полный паралич через три секунды. Меня обвиняют в соучастии в покушении...
Фрау Роммель:
- Кто выдал тебя?
Роммель:
- Штюльпнагель, Шпайдель или Хофакер - кто-то из них троих дал показания. Думаю, что кроме этого, я еще фигурировал в списках Герделера как будущий рейхспрезидент!
Фрау Роммель:
- Что ты ответил им на все эти обвинения?
Роммель:
- Я сказал, что не могу поверить в то, что это правда. Предположил, что эти показания были "выколочены" костоломами из гестапо...
Фрау Роммель:
- Что же нам теперь делать, Эрвин?
Роммель:
- Я не боюсь трибунала и готов ответить за свои поступки. Все, что я собирался сделать, было направлено на пользу Германии и ее народа. Но я абсолютно уверен в том, что мне не дадут возможности благополучно добраться до Берлина - просто "ликвидируют" в пути.
...Теперь я понимаю, что подразумевал Бургдорф под "новым назначением" пару дней тому назад - речь шла о моих похоронах! Представь себе, они уже расписали церемонию погребения...
Ни о чем не подозревавший Манфред в поисках родителей заглянул в спальную комнату - увидел заплаканную мать, побледневшего отца и едва не лишился чувств от потрясения, когда услышал переданное генералами "иудино послание" диктатора:
- Гитлер приказал передать, что в случае моей добровольной смерти семью никто не тронет. Наоборот, государство позаботится о вас...
Роммель попрощался с женой и сыном, вышел в соседнюю комнату и в последний раз переговорил со своим адъютантом Алдингером. Свалился с плеч страшный груз неопределенности последних недель и месяцев - его судьба была решена, и обратного пути не было. Маршал положил руку на плечо адъютанта и тихо произнес:
- Вот все и закончилось, гауптман. Фюрер приказал мне умереть. По пути в Ульм генералы дадут мне яд. Бургдорф обещает, что я умру быстро и безболезненно, а потом мне полагаются государственные похороны с воинскими почестями. Гитлер обещал безопасность жене и сыну, им даже будут выплачивать пенсию после моей смерти.
Гитлер принял окончательное решение, а альтернатива - Народный трибунал с заранее предопределенным приговором, неминуемый расстрел и преследование семьи. Меня особо предупредили, что все выезды из Герлингена контролируются гестапо. Если бы я даже надумал связаться с армией, то телефон блокирован. Я сказал жене, что для нас это единственный приемлемый выход. На мне нет вины - я не замешан ни в каком преступлении. Я служил фатерланду всю свою сознательную жизнь.
Полагаю, что приблизительно через полчаса вам позвонят и сообщат о несчастном случае или скоропостижной смерти...
Убийство Роммеля
Дальнейшие события описала сама фрау Роммель:
...Муж, Манфред и гауптман Алдингер вышли в сад, где их нетерпеливо поджидали генералы Бургдорф и Майзель. Потом они направились к легковой машине, которая стояла у садовых ворот. Манфред заметил, что за рулем сидел эсэсовец. Муж сел на заднее сидение, следом за ним оба генерала. Машина развернулась и поехала в сторону Випингена - Блаубойрена. Я до сих пор так и не знаю, как все это происходило...
...Еще когда генералы Бургдорф и Майзель разговаривали с мужем в кабинете, нам звонили наши герлингенские друзья и предупреждали, что рядом с нашим домом появились грузовики с эсэсовцами, перекрыто магистральное шоссе и блокированы выезды из городка.
Вскоре появился адъютант генерала Майзеля. Я отказалась принимать его, и с ним беседовал гауптман Алдингер. Офицер сообщил, что "неожиданно" мужу стало нехорошо и его в бессознательном состоянии доставили в резервный госпиталь "Вагнершуле" в Ульме. Предварительный диагноз медиков - эмболия (закупорка сосудов головного мозга)...
...Сразу после этого позвонил комендант Ульма, полковник Куцнани. Он не подозревал об истинной подоплеке событий и был искренне потрясен трагической гибелью мужа. Он рассказал мне, что Бургдорф звонил в Ставку и ОКБ и сообщил им о кончине генерал-фельдмаршала. От них он получил указания начать подготовку церемонии государственных похорон...
...Вечером я, сын и гауптман Алдингер поехали в Ульм. Нас принял дежурный врач и сообщил, что мужа привезли в госпиталь в 13.25, и в это же время он зафиксировал остановку сердца. Попытки реанимации - укол кардио-стимулирующих препаратов в сердечную мышцу и прямой массаж сердца не помогли...
...Вечером следующего дня мы встречали на вокзале Ульма мою свояченицу. Днем гауптман Алдингер побывал в комендатуре в комитете по организации похорон. Мы с сыном ждали его в машине. Неожиданно появился генерал Майзель и выразил свои соболезнования, но я сделала вид, что не вижу протянутой для рукопожатия руки...
...Мы со свояченицей поехали в госпиталь "Вагнершуле". Там в маленькой комнате стоял гроб с телом моего покойного мужа. Как и в прошлый раз меня потрясло совершенно несвойственное ему при жизни выражение лица - навечно застывшие ненависть и презрение...
В ходе расследования по "делу Роммеля" американская военная прокуратура установила имя "эксперта по ядам" Главного управления имперской безопасности (РСХА), которому была поручена ликвидация генерал-фельдмаршала. Я держал в руках подписанный протокол допроса, в котором убийца изложил суть полученного задания и поэтапный хронометраж операции. Из документа следует, что перед "зачисткой" Роммеля отравитель аналогичным образом расправился как минимум еще с одним высокопоставленным военным. Сопровождавшие Бургдорфа и Майзеля эсэсовцы получили категорический приказ застрелить маршала "при попытке к бегству" в том случае, если он откажется принимать яд. Подтвердились предположения Роммеля о том, что "ему не дадут возможности благополучно добраться до Берлина" - Гитлер и его окружение решили не доводить дело до суда. План убийства был расписан поминутно - в контрольный срок уже мертвого Роммеля привезли в резервный госпиталь "Вагнершуле", а заранее предупрежденный главврач, доктор Канцлер (Герлинген), выписал свидетельство о смерти.
Берлин запрещает вскрытие
Время убийства, 14 октября, было выбрано не случайно. Смерть маршала не должна была вызвать сомнений и подозрений у специалистов-медиков, поскольку возможные осложнения в этот период в целом соответствовали клинической картине классической черепно-мозговой травмы: маршал благополучно миновал первый кризис непосредственно после ранения, а второй должен был наступить через три месяца - в середине октября. Эсэсовские убийцы тщательно заметали следы: от сфальсифицированного свидетельства о смерти до запрещения на вскрытие трупа - любой мало-мальски грамотный патологоанатом в состоянии отличить эмболию от отравления сильнодействующим ядом. Следователи американской прокуратуры установили, что эмиссары РСХА оказывали беспрецедентное давление на медицинский персонал госпиталя "Вагнершуле", и в первую очередь на врача, дежурившего в тот день в приемном покое госпиталя и пытавшегося оказать неотложную медицинскую помощь маршалу. Только через сутки после смерти Роммеля главврач госпиталя в Ульме первый раз осмотрел труп. Я встретился с ним через два года, в июле 1946 года. Несколько часов он рассказывал мне о драматических событиях, разыгравшихся той далекой военной осенью:
- У меня как у руководителя медицинского учреждения были бы серьезные неприятности, если бы по каким-то причинам я отказался от вскрытия умершего при не выясненных обстоятельствах пациента. Обычно приезжал патологоанатом из Штутгарта или Тюбингена и проводил вскрытие в городском морге Ульма. Если для оформления формальностей погребения срочно требовалось свидетельство о смерти, а вскрытие еще не было произведено, мы выдавали документ с диагнозом "паралич сердца" или "инфаркт", а потом в обязательном порядке вносили исправления в свидетельство. Если были сомнения в причинах, обостривших течение болезни и вызвавших летальный исход, вскрытие проводилось независимо от возраста и социального положения усопшего. И уж тем более мы бы сделали вскрытие генерал-фельдмаршала вермахта. Через 24 часа после смерти Роммеля я увидел гроб с его телом в небольшом подсобном помещении госпиталя. Мне сразу же бросился в глаза естественный цвет лица Роммеля - казалось, что он только что закрыл глаза и уснул. В клиническую картину смерти от сердечно-сосудистого заболевания не вписывались руки - их противоестественная тронутая разложением восковая бледность. Я узнал, что вскрытие не проводилось, и потребовал, чтобы городская комендатура прислала военврача. Через два часа у меня забрали историю болезни Роммеля и сказали, чтобы я занялся чем-нибудь другим. Мне сообщили, что всеми вопросами, связанными со смертью генерал-фельдмаршала, теперь будет заниматься Верховное главнокомандование сухопутных войск, и в его компетенции назначать или не и назначать вскрытие. Насколько мне стало известно, Берлин запретил вскрытие трупа. Тело не было предано земле, а кремировано. Это наводило на некоторые размышления, но как главврач я был не в силах что-либо изменить. Тем более что я получил недвусмысленное указание заниматься прямыми служебными обязанностями.
Из протоколов допроса генерала Майзеля
К концу войны генерал Бургдорф занимал должность адъютанта Гитлера по сухопутной армии. Вместе с генералом Кребсом, начальником генштаба сухопутных войск, он входил в число нескольких десятков "избранных", кто в последние часы "тысячелетнего рейха" остался рядом с фюрером в железобетонном бункере под старым корпусом рейхсканцелярии. С тех пор его следы теряются и принято считать, что он погиб в осажденном Берлине в мае 1945 года. Один из "ликвидаторов", генерал Майзель, пережил войну. В рамках возбужденного против него американцами уголовного дела он дал показания по "делу об убийстве генерал-фельдмаршала Роммеля". Справедливости ради нужно заметить, что его версия серьезно расходится с моей интерпретацией событий, основанной на свидетельских показаниях фрау Роммель, гауптмана Алдингера и Манфреда Роммеля. Среди прочего Майзель утверждал, что 12 октября 1944 года ему позвонил Бургдорф, приказал готовиться к служебной командировке и сопровождать его в Герлинген. Он был уполномочен предъявить обвинения генерал-фельдмаршалу Роммелю в соучастии в антиправительственном заговоре. По собственной инициативе Бургдорф тайно звонил маршалу накануне и предупредил его о готовящейся акции с тем, чтобы дать ему время подготовиться к побегу. 13 октября{46} ровно в 12.00 они прибыли в Герлинген.
По версии генерала Майзеля дальнейшие события развивались следующим образом:
- В рабочем кабинете Роммеля генерал Бургдорф зачитал показания Хофакера и генерала фон Штюльпнагеля, уличающие фельдмаршала в соучастии в заговоре. Роммель сильно побледнел, но не стал отрицать очевидного и произнес: "Да, я совершил роковую ошибку и готов понести заслуженное наказание...". Потом он добавил, что после тяжелого ранения не вполне уверенно обращается с пистолетом и предпочел бы принять яд. Через 3/4 часа Роммель сел в наш служебный автомобиль и вскоре после этого проглотил захваченную из дома капсулу с ядом. Я категорически отрицаю, что это Бургдорф передал ее генерал-фельдмаршалу...
По всей видимости, мы так никогда и не узнаем подробности последних минут жизни фельдмаршала Роммеля. Есть множество причин, заставляющих меня с изрядной долей скептицизма относиться к "откровениям" генерала Майзеля, но нет ни малейшего повода усомниться в достоверности свидетельских показаний жены, сына и адъютанта генерал-фельдмаршала. Такое не забывается - страшное потрясение, которое все они пережили тогда, навеки запечатлело в их памяти каждое слово, каждый жест и каждый взгляд мужа, отца и командира.
Свидетельство Манфреда Роммеля
27 апреля 1945 года в Ридлингене сын маршала в присутствии свидетелей сделал равносильное присяге заявление об известных ему обстоятельствах смерти своего отца: Я, Манфред Роммель, родившийся 24 декабря 1928 года в Штутгарте, в семье гауптмана Эрвина Роммеля, произведенного в генерал-фельдмаршалы в ходе нынешней войны, и Луизы Роммель, урожденной Роллин, нижеследующим заявляю:
Мой отец, генерал-фельдмаршал Эрвин Роммель, скончался 14.10.1944 не от ран, как сообщили об этом средства массовой информации, а был убит по приказу рейхсканцлера Адольфа Гитлера.
17.07.1944 отец получил тяжелые ранения во время налета американских штурмовиков во Франции под Ливаро (Кальвадос). После взрыва осколочно-фугасной гранаты отец получил многочисленные переломы черепа и осколочные ранения лица. Ему была оказана неотложная помощь в госпитале под Парижем. Когда он стал транспортабельным, на машине "Красного креста" его перевезли в Герлинген. Угроза жизни миновала, а переломы срослись. Отец практически выздоровел и самостоятельно предпринимал долгие пешеходные прогулки. Могу засвидетельствовать значительное улучшение его здоровья, потому что часто бывал дома в это время - за успехи в боевой подготовке командир зенитной батареи несколько раз отправлял меня в краткосрочный отпуск на родину. Отец жаловался только на сильные боли в области левого глаза и частичную потерю зрения. Курс лечения проводили профессор Альбрехт и профессор Шток из университета в Тюбингене. 7 октября 1944 года я вернулся в расположение батареи, а 14-го меня опять отпустили в краткосрочный отпуск по просьбе отца. Поезд прибыл на гер-лингенский вокзал рано утром - в 06.00. Когда я добрался домой, отец уже проснулся и пребывал в добром здравии. Мы позавтракали и гуляли на свежем воздухе до 11.00. Отец сказал, что сегодня должны приехать два генерала из штаба сухопутных войск, и что-то с этим нечисто - у него есть серьезные опасения, что они прибудут вовсе не для того, чтобы обсудить с ним его новое назначение.