В тот период борьба ишува была направлена главным образом против английских властей, занимавших враждебную по отношению к нам позицию. Силы Хаганы и главным образом Палмах воевали с теми, кто создавал препятствия на пути осуществления репатриации, создания поселений и системы обороны.
В противовес росту напряженности в отношениях с англичанами, напряженность в отношениях с арабами несколько спала. Арабские экстремисты истолковали это как слабость евреев и стали подстрекать массы к враждебным актам против нас. Началось, как это обычно бывало, с разгула арабских шаек, занимавшихся грабежом. В начале 1947 года разбой усилился. Спустя некоторое время арабские лидеры стали открыто покровительствовать шайкам грабителей, рассчитывая таким образом подорвать моральный дух евреев, которые вели борьбу против английских властей.
Арабские банды активизировали свою деятельность. Они не только занимались грабежом, но посягали на жизнь евреев, убивали, совершали диверсии. Среди бандитов были и бедуины, главным образом из племени Араб наби-рубин, кочевавшего в песках к западу от Ришон ле-Циона, и Араб ас-суарка около Петах-Тиквы. Грабя, они хитро и ловко справлялись со своим делом и часто наносили большой ущерб. Местная еврейская самооборона была не в состоянии создать преграды на их пути. Такая беспомощность вдохновляла бандитов, они все больше наглели.
Чтобы наказать арабские банды, верховное командование Хаганы решило предпринять ответные действия, но вместе с тем оно остерегалось борьбы на двух фронтах. Размах столкновений с арабами наряду с борьбой против англичан привел бы к сотрудничеству английских властей с арабами. В самом деле, нам было известно о попытках проникновения английских агентов на Ближний Восток: бригадир Клейтон, генерал Спирс и другие. Они упорно добивались сплочения арабов против ишува в Эрец-Исраэль, испытывая расположение к арабам и надеясь на то, что Великобритания таким образом будет вознаграждена.
Верховное командование Хаганы присматривалось к происходящему и, стараясь нейтрализовать арабов пока разгоралась борьба с англичанами, сохраняло полную боевую готовность на случай вспышки военных действий с арабами.
Весной 1947 года арабские банды особенно активизировались в районе Шарона. У нас были подтверждения того, что шатры племени Араб ас-суарка, обосновавшегося к востоку от Петах-Тиквы, стали базой банд, а кафе в арабской деревне Феджа, вблизи от Петах-Тиквы, превратилось в место встреч бандитов. Верховное командование разрешило провести карательную операцию против бандитов, и кафе было взорвано.
Ночью 20 мая 1947 года два подразделения Палмаха вышли на операцию. Одно подразделение прибыло к месту расположения шатров Араб ас-суарка и окружило их. На месте установили личности всех присутствовавших. Главарь банды был расстрелян тут же, двое других были убиты при попытке к бегству. Выполнив операцию, подразделение благополучно вернулось на базу.
Одновременно бойцы другого подразделения подошли к кафе. Прежде чем они успели приступить к операции, по ним был открыт огонь. Под прикрытием огня подразделения саперов подложили взрывчатку около кафе и взорвали его вместе с находившимися там посетителями. В перестрелке три бандита были убиты и четверо ранено. В этой схватке погиб командир операции Шломо Миллер, член киббуца Гиват ха-Шлоша.
На звуки выстрелов к месту операции поспешила английская военная охрана. По нашему подразделению, перекрывшему доступ к району, английские солдаты открыли огонь, пытаясь прорвать заграждения. Наши бойцы открыли ответный огонь и не дали англичанам приблизиться к месту действий, пока операция не была закончена.
Карательные операции такого рода производили должное впечатление на арабское население, главным образом благодаря точному выбору цели и наказанию непосредственно виновных, и привели к желаемым результатам. Арабские жители стали бояться ответных акций со стороны евреев и требовали, чтобы банды прекратили нападения.
В то время возникла тесная связь между сторожем поселения Бет-Овед близ Нес-Ционы, Авигдором Иосипуном и молодым бедуином - бандитом из шайки племени Араб наби-рубин, наводившей страх на южный округ. Эта связь поощрялась и направлялась офицером разведки шерут-иедиот (Шай)* южного округа, Вениамином Гибли. Поскольку я занимал высокий пост, меня посвятили в эту тайну. Мы искали случая, чтобы нанести удар и уничтожить эту банду, но удача не улыбалась нам. Банда совершила несколько нападений, в одном из которых был убит сторож, отец нашего товарища Хаима Зингера, офицера разведки Палмаха.
* Шай - осведомительная служба Хаганы.
Однажды меня вызвали в Бет-Овед. Нам сообщили, что арабская банда готовит в ближайшую ночь ограбление с похищением в Ришон ле-Ционе. Осведомитель отвел нас в одиноко стоявший дом на краю плантации, расположенной к югу от Ришон ле-Циона. Там с семьей жил владелец плантации Белкинд. Родители часто были заняты делами и дома оставалась только их дочь. Банда жаждала заполучить деньги и девушку. "Трофей" казался легко доступным. У нас почти не было времени на подготовку. Я немедленно поехал в Гиват-Бреннер и просил командира подразделения тут же мобилизовать отделение. Бойцы должны были прибыть в Ришон ле-Цион до пяти часов вечера, так как в то время с шести вступал в силу комендантский час на всех дорогах страны. Затем я вернулся в Тель-Авив, чтобы сообщить о приготовлениях. Меня ожидал сюрприз. Мои командиры сообщили, что выполнение операции поручили подразделению полевых частей Хаганы из Ришон ле-Циона, которое добилось этого права для себя. Мои доводы относительно недостатка времени, чтобы собрать и подготовить должным образом людей до наступления вечера, не помогли.
Я снова поехал в Ришон ле-Цион собирать людей. Только к пяти вечера, после их возвращения с работы, уставшие люди были срочно вызваны из домов и мне удалось отправиться с ними к месту операции. По дороге я дал все инструкции. Мы подъехали. Каждому было предложено занять определенное место и поручена своя роль. Белкиндов попросили уйти из дому, оставив там свет.
В операции участвовал наш осведомитель. Он должен был привести бандитов к пункту, где в засаде находился командир отделения, рвануться к позиции командира и открыть огонь по бандитам. Вслед за ним бойцы в засаде должны были открыть огонь из автоматического оружия. Было условлено также, что как только бедуины залягут, чтобы ответить огнем, из засады в них будут брошены гранаты.
В полночь появились бандиты во главе с осведомителем. Они шли по дороге, как и было договорено. Осведомитель приблизился к условленному месту и отскочил в сторону к яме, в которой спрятался командир операции. Но, к великому несчастью, только осведомитель открыл огонь по бандитам, а бойцы в засаде, задремавшие из-за усталости, от его выстрелов проснулись. Упущены были драгоценные секунды. Бандиты скрылись, лишь один из них был ранен.
Трудно было смириться с таким провалом. Для бандитов засада оказалась большой неожиданностью, но они не заподозрили предательства. Чтобы замести следы, они временно прекратили набеги.
Осведомитель предложил нам похитить главаря банды, когда он вместе с ним поедет в Яффу. В Яффе они провели целое утро под непрерывным наблюдением псевдоарабов, поддерживавших бесперебойную связь с группой, которая должна была совершить похищение. Днем осведомитель предложил главарю погулять по Тель-Авиву. Тот согласился, и они пошли по улице Саламе по направлению к Тель-Авиву. По дороге была сделана попытка "холодного" похищения: я остановил свою машину, замаскированную под такси, на перекрестке и предложил дешево отвезти в Тель-Авив. Но главарь, обладавший обостренным чутьем, отказался, несмотря на уговоры друга. Тогда было решено совершить похищение с применением силы на участке между улицей Мизрахи и улицей Герцля. Когда наши люди приближались к месту операции, внезапно появился английский патруль и наши планы были сорваны. Бандит почуял что-то неладное, он решил отказаться от Тель-Авива и завернул на Абу-Кабир. На сей раз операция не удалась. Впоследствии он был убит вместе со своим сообщником в ходе карательной операции Хаганы, произведенной в ответ на убийство шести евреев в кафе Ган Хаваи за мостом Яркон. Когда силы Хаганы взорвали дом на плантации Абу-Лабан у шоссе Тель-Авив - Петах-Тиква.
В один из тех дней пришли домой к моим родителям в Тель-Авиве пять почтенных арабов - они хотели поговорить со мной. Им это не удалось, и они сказали, что придут позднее. Хотя визит был весьма странным, я стал их ждать. Когда они пришли, я тотчас же узнал в них по внешнему виду и одежде бедуинских шейхов. Они были очень похожи на тех, кого мне приходилось встречать в роскошных гостиницах и ночных клубах Бейрута. Я не ошибся. Они представились как руководители знаменитых племен Араб ал-руала, которые фактически являются господами всей пустыни, простирающейся от Дамаска до Багдада. Я слышал о них еще в Дамаске. Сирийскому правительству удавалось добиться спокойствия в районе пустыни и на границе с Ираком лишь ценою регулярных платежей шейхам, что было откровенно предусмотрено государственным бюджетом на нужды обороны. В сирийской пустыне племена Араб ал-руала являлись важным фактором в обеспечении безопасности, и правительства Сирии и Ирака не были склонны вступать с ними в конфликт.
Шейхи рассказали, что мое имя и адрес узнали от нашего общего знакомого в Дамаске, который в свое время помогал мне с нелегальной репатриацией. На мой вопрос, чем я могу быть им полезен, они ответили, что хотят предложить мне услуги в перевозке евреев из Ирака в Эрец-Исраэль. Они готовы были принимать репатриантов в Ираке в Ротбе и на грузовиках Арабского легиона беспрепятственно довозить их до киббуца Маоз-Хаим, расположенного в долине Бет-Шеан. Когда я спросил относительно гарантий безопасности репатриантов при переходе через границы из Ирака в Сирию, из Сирии в Иорданию и затем в Эрец-Исраэль, мне указали на одного из присутствовавших как на человека, имеющего полномочия в обеспечении безопасности тех, кто переходит через границы. У меня создалось впечатление, что все это небезосновательно, так как мне было известно, что к мнению этого человека прислушиваются в Заиорданье. Этот человек сказал, что мы можем полагаться на его заверения, так как он заручился согласием всех причастных к этому делу лиц в его стране, и проезд транспорта через Иорданию можно считать делом официальным. Я все еще упирался, но их четкие и убедительные ответы рассеяли мои сомнения.
Я устроил шейхов в одной из приморских гостиниц Тель-Авива и пошел искать Давидку Немери, одного из руководителей Мосада ле-Алия Бет. На следующий день состоялась встреча Давидки с шейхами. Он хотел лично убедиться в том, что представляют собой эти люди, и услышать их предложения. Встреча происходила в кафе Карлтон, на углу улицы Герцля и проспекта Ротшильда. У Давидки тоже создалось о них положительное впечатление, и наступило время торга. Договорились, что за каждого репатрианта, довезенного до киббуца Маоз-Хаим, будет уплачено 50 фунтов стерлингов. По тем временам это была относительно высокая плата на "рынке нелегальной переправки евреев в Эрец-Исраэль". Давидка счел этот путь более надежным и спокойным по сравнению с нашим обычным "тернистым" путем и решил, что на этом нельзя экономить. Сделка была заключена.
Я выполнял ряд поручений. Кроме прочего меня попросили оказать помощь в приобретении оружия. Для этого нужен был араб интеллигентной наружности, который сумеет появляться в определенных местах и выдавать себя за зажиточного коммерсанта. Время от времени меня вызывали то в Хайфу, то в Иерусалим по делам, связанным с приобретением оружия.
Импортеры-евреи сталкивались с большими трудностями при получении разрешений на ввоз технического оборудования, обращаясь в отдел тяжелой промышленности мандатного правительства, а арабские коммерсанты получали разрешения без каких-либо ограничений. Группе, занимавшейся приобретением оружия, нужны были разрешения, и мне поручили их достать. Я поехал в Хайфу и в одном из почтовых отделений города, в районе со смешанным населением, попросил предоставить мне в личное распоряжение почтовый ящик. Я представил арабское удостоверение личности, давно выданное, а также письма и конверты, адресованные мне как директору импортно-экспортной компании. Я заполнил необходимые анкеты и получил ключ от почтового ящика. Работники Рехеша* снабдили меня формулярами для заявлений о предоставлении мне разрешения на импорт "подержанных швейных машин из Чехословакии" и, приложив письмо из компании, которой я якобы руководил, я отправился в Иерусалим. Через человека со "связями" в импортно-экспортном отделе я подал заявление. Так как по всем признакам податель заявления был арабом, мне было обеспечено разрешение.
* Рехеш - специальный отдел Хаганы, занимавшийся приобретением и доставкой оружия.
Наши люди заботились о том, чтобы ко мне в почтовый ящик бесперебойно поступала корреспонденция, связанная с деятельностью моей фирмы. Этот ящик опустошался ежедневно. Когда, наконец, желанное разрешение пришло, я отправился в филиал банка Апак (сегодня это банк Леумми ле-Исраэль), находившийся в Нижнем городе, предъявил документы и попросил перевести через банк крупную сумму по определенному адресу в Италии. Я сидел в банке, ожидая, пока завершится необходимая процедура, как вдруг кто-то по-панибратски выхватил у меня из рук газету "Палестайн пост" (теперь "Джерузалем пост"), которую я держал, скорее чтобы закрыть лицо, чем читать, и воскликнул: "Иерухам, не прикидывайся, что ты читаешь по-английски!" Я уже привык к подобным казусам. Бросив на стоявшего около меня пронизывающий взгляд, я спросил с удивлением по-английски, разумеется, с арабскими акцентом: "Вы уверены, что не ошиблись?". Не знаю, отошел этот человек, потому что понял намек, или в самом деле подумал, что обознался.
Глава шестая
НА ПОРОГЕ ВОЙНЫ ЗА НЕЗАВИСИМОСТЬ
29 ноября 1947 года по истечении субботы я стоял среди громадной и шумной толпы на центральной площади Маген-Давид в Тель-Авиве и с волнением прислушивался к словам, вырывавшимся из хриплых глоток репродукторов, установленных на балконах зданий. Каждый вел подсчет "за" и "против" участников дискуссии в ООН о судьбе нашего государства. Напряженность возрастала по мере того, как количество "за" приближалось к двум третям от общего числа голосовавших, что было необходимо для утверждения резолюции. Когда прозвучало заветное "за" и две трети голосов были набраны, толпа издала общий возглас радости. Все стали обниматься, плакали от радости. Закружились хороводы, над площадью понеслась песня. Сквозь темные ставни домов пробился свет, и в проемах окон появились матери с детьми на руках, чтобы и те стали свидетелями великого момента в истории народа. Никто уже не обращал внимания на репродукторы, продолжавшие передавать подсчет голосов.
Я долго бродил по улицам. Было полно народу. Все праздновали. Я раздумывал: что дальше? Решающий бой в залах заседаний Организации Объединенных Наций окончен, но вооруженная борьба между народами, населяющими Палестину, не замедлит начаться.
Так и случилось, и даже скорее, чем я предполагал. На следующий день появились первые жертвы. Ишув, насчитывавший шестьсот двадцать пять тысяч человек, изолированный в политическом и географическом отношении, с ограниченными средствами обороны стоял перед миллионом тремястами тысяч арабов, пользовавшихся широкой политической и военной поддержкой всего арабского мира с почти неограниченными источниками снабжения. С 8 по 17 декабря 1947 года проходило заседание Совета Лиги арабских стран и ее политического отдела с участием глав правительств и министров иностранных дел арабских стран. Было решено оказать военную помощь арабам Эрец-Исраэль в живой силе и оружии.
Англичане считали ошибкой решение ООН от 29 ноября и стремились сорвать его. Силы Великобритании в Палестине, насчитывавшие около ста тысяч солдат, хотя как будто бы и занимали нейтральную позицию в борьбе между евреями и арабами, чинили препятствия Хагане. В аэро- и морских портах был установлен строжайший контроль. Ишув был изолирован от остального мира, который готов был бы помочь ему, и оказался в положении экономической, политической и военной блокады. В это же самое время сухопутные границы между Эрец-Исраэль и соседними арабскими странами стали менее четкими, через них можно было беспрепятственно пройти. "Нейтральные" англичане продолжали ожесточенную борьбу против въезда репатриантов. Английская разведка по обе стороны Средиземного моря охотилась за кораблями с нелегальными репатриантами. Англичане придерживались политики невмешательства тогда, когда верх одерживала арабская сторона. Но, когда Хагана превращалась из атакуемой стороны в атакующую, англичане спешили вмешаться для "восстановления порядка", то есть спасти арабов от поражения.
Вскоре мне предложили отправиться в Сирию и Ливан, чтобы выяснить возможности "подсадки" людей из подразделения псевдоарабов. Мне не очень хотелось ехать. Я уже трижды попадался там и сидел в тюрьмах, а это могло помешать выполнению возложенной на меня миссии. Мне объяснили, что я единственный кандидат, который может выполнить эту задачу без предварительной подготовки. Я согласился. Вооружившись паспортом из Эрец-Исраэль на имя Ибрахима Салаха Нумейра, иерусалимского коммерсанта, я отправился в путь 19 декабря 1947 года со своей постоянной базы - дома Солел-Боне в Хайфе, который находился на Портовой улице. Я проник в Нижний город, контролировавшийся арабскими силами, и в такси поехал оттуда на аэродром. На гражданском самолете "Дакота" я вылетел в Бейрут. Полет прошел спокойно, я обменивался впечатлениями с соседями по самолету. Когда наш самолет стал кружиться над летным полем Бейрута, я обратил внимание на то, что там объявлена полная боевая готовность. Мой сосед по самолету объяснил, что ожидается приезд глав некоторых арабских стран, которые возвращаются с заседания Совета Лиги арабских стран, проходившего в Каире. Как выяснилось, летчику дали приказ не приземляться и продолжать летать над аэродромом. По опыту прошлого я знал, что при такой ситуации аэропорт кишит полицейскими и тайными агентами. У меня сильно забилось сердце.
Когда приземлился самолет из Каира, пошел на посадку и наш самолет. В аэропорту все кипело. Нас быстро перевезли в зал ожидания. Проверка проходила очень педантично и нервозно: боялись, что наше присутствие потревожит высокопоставленных гостей, ожидавших рейса в свои страны. Из штампа, который мне поставили в паспорте, следовало, что в течение 48 часов с момента прибытия в Ливан я обязан явиться во вселиванский штаб военной полиции в Бейруте.
Я отправился в гостиницу, расположенную вблизи от моря, в районе с пестрым населением. На другой день я пошел в полицию. В ходе выяснения целей визита в Ливан не возникло никаких сложностей.
Каково же было мое удивление, когда неподалеку от гостиницы я случайно встретил своего старого друга Шломо Хиллела* из Мосада ле-Алия Бет. Он занимался тогда вопросами нелегальной репатриации иракских евреев. Несмотря на нашу давнишнюю дружбу и сильное желание обменяться информацией, мы решили больше не встречаться, разве что возникнет в этом острая необходимость.
* Шломо Хиллел - в настоящее время председатель Кнесета, был в молодости центральной фигурой в организации нелегальной репатриации из Ирака.
Я навестил без предупреждения некоторых старых "друзей", чтобы узнать, что происходило в Бейруте. После двухнедельного пребывания в городе я решил отправиться в Дамаск, но оказалось, что ливано-сирийская граница "герметически" закрыта из-за эпидемии холеры, вспыхнувшей в этом районе. Я решил попытаться проникнуть в Сирию через северный участок границы, рядом с городом Триполи. Но и там было все закрыто.
Все поручения в Бейруте были выполнены, и жизнь моя протекала безмятежно, как вдруг, в одно прекрасное утро на первой полосе местной газеты, которую мне принесли в номер вместе с завтраком, я прочел: "Еврейский террорист проник в Бейрут". В самой статье сообщалось, что террорист-сионист прибыл в Бейрут около двух недель назад с паспортом на имя араба. Террорист, по-видимому, еврей йеменского происхождения, в полиции сумел рассеять возникшие подозрения. И далее: "Тайная полиция предпринимает максимальные усилия, чтобы напасть на его след, и надеется, что в ближайшие дни разыщет его".
Проанализировав статью, я пришел к выводу, что на этот раз я стал жертвой доноса кого-то, кто опознал меня, встретив на улице. Чтобы избавить ливанские власти от труда арестовывать меня, я решил скрыться до того, как они пустят в ход механизм тайной полиции. Через полчаса я сидел в такси и ехал к заставе на границе у Рош ха-Никра. Я думал, что эта граница открыта и я успею пересечь ее до того, как туда придут сведения о моих приметах. К 12 часам дня я был у границы. Там стояло несколько бейрутских машин, а их пассажиры прогуливались вдоль шоссе. Граница была закрыта. Я решил не приближаться к полицейскому посту, опасаясь, что меня опознают. За несколько секунд у меня созрело решение перебраться через границу по железнодорожному туннелю, пробитому в скале между морем и шоссе на Хайфу. Я обошел стороной кафе на обочине дороги и, прижимаясь к скале, подкрадывался к туннелю, взяв в расчет, что, если я сольюсь со скалой, то меня трудно будет заметить со стороны шоссе и с полицейского поста. Я напряг зрение, разглядывая вход в туннель, находившийся от меня метрах в ста, чтобы выяснить, стоит ли там охрана. Путь был открыт. Подойдя к туннелю, я подождал немного, прислушиваясь к звукам и привыкая к темноте. Я продвигался понемногу, осторожно, сначала шел на ощупь, а затем ползком до самого конца туннеля, казавшегося мне бесконечным, и дальше; потом я поднялся, ускорил шаг, чтобы поскорее удалиться от этого места.
Вдруг я услышал окрик по-английски: "Стой!". Лишь тогда я заметил полицейский контроль и наблюдательную вышку у забора из колючей проволоки, окружавшего ее. Английский полицейский угрожал пистолетом и снова приказал: "Стой!" У меня не было другого выхода, как повернуть, но на этот раз на северо-восток, к шоссе, которое вело к пограничной заставе Эрец-Исраэль. Минут через пятнадцать я дошел до шоссе. Только я собрался отдохнуть и отдышаться, как вдруг услышал скрежет тормозов. Около меня остановилась машина, в ней было несколько арабов в гражданском и один полицейский. На вопрос полицейского, что я здесь делаю, я ответил, что приехал из Бейрута и хочу вступить в группу, которая воюет с сионистами. Мне сразу освободили место рядом с полицейским, машина рванула и понеслась.
Доехали до Акко. Полицейский вышел и попросил шофера отвезти меня по какому-то адресу, но вдруг мимо проехало такси в сторону Хайфы. Полицейский остановил его и попросил шофера довезти меня до пункта регистрации добровольцев в Хайфе.
В Хайфу мы приехали к пяти часам вечера. Это было в середине января 1948 года. Сумерки спускались на город. Я попросил шофера остановиться неподалеку от указанного места на повороте, который мне показался удобным, чтобы свернуть в еврейский квартал города. На улицах было пустынно, приближался комендантский час. На счастье, появился английский патруль. Я знал, что пока патруль находится здесь, никто не посмеет открыть огонь. Я воспользовался драгоценными минутами и поспешил к линиям Хаганы. Я гораздо больше опасался еврейской стороны после того, как удалились англичане. Я припустился бежать, выкрикивая на всю улицу: "Ребята, не стрелять!", "Ребята, не стрелять!" Чтобы доказать, что я еврей, я выпустил очередь сочных русских ругательств. Так я бежал, крича и ругаясь, пока меня не схватила чья-то рука и не потянула в подъезд. Бойцы Хаганы засыпали меня вопросами. Кто? Что? Откуда иврит? Я просил немедленно отвезти меня в дом Солел-Боне. Мне не удавалось приостановить поток вопросов, и тогда я произнес волшебные слова: "Я из Палмаха". Это тотчас возымело действие. Мои следователи выполнили мою просьбу и проводили меня в Солел-Боне, но обращались со мной по принципу "почитай, да подозревай". Мое лицо, хорошая одежда, необычные для Палмаха, поразили их. Подозрения рассеял Бен-Моше, который находился на контрольном пункте Солел-Боне в Хайфе. Он видел, как я уходил на задание. Бен-Моше бросился мне навстречу со словами: "Иерухам, мы уже волновались за тебя!"
В противовес росту напряженности в отношениях с англичанами, напряженность в отношениях с арабами несколько спала. Арабские экстремисты истолковали это как слабость евреев и стали подстрекать массы к враждебным актам против нас. Началось, как это обычно бывало, с разгула арабских шаек, занимавшихся грабежом. В начале 1947 года разбой усилился. Спустя некоторое время арабские лидеры стали открыто покровительствовать шайкам грабителей, рассчитывая таким образом подорвать моральный дух евреев, которые вели борьбу против английских властей.
Арабские банды активизировали свою деятельность. Они не только занимались грабежом, но посягали на жизнь евреев, убивали, совершали диверсии. Среди бандитов были и бедуины, главным образом из племени Араб наби-рубин, кочевавшего в песках к западу от Ришон ле-Циона, и Араб ас-суарка около Петах-Тиквы. Грабя, они хитро и ловко справлялись со своим делом и часто наносили большой ущерб. Местная еврейская самооборона была не в состоянии создать преграды на их пути. Такая беспомощность вдохновляла бандитов, они все больше наглели.
Чтобы наказать арабские банды, верховное командование Хаганы решило предпринять ответные действия, но вместе с тем оно остерегалось борьбы на двух фронтах. Размах столкновений с арабами наряду с борьбой против англичан привел бы к сотрудничеству английских властей с арабами. В самом деле, нам было известно о попытках проникновения английских агентов на Ближний Восток: бригадир Клейтон, генерал Спирс и другие. Они упорно добивались сплочения арабов против ишува в Эрец-Исраэль, испытывая расположение к арабам и надеясь на то, что Великобритания таким образом будет вознаграждена.
Верховное командование Хаганы присматривалось к происходящему и, стараясь нейтрализовать арабов пока разгоралась борьба с англичанами, сохраняло полную боевую готовность на случай вспышки военных действий с арабами.
Весной 1947 года арабские банды особенно активизировались в районе Шарона. У нас были подтверждения того, что шатры племени Араб ас-суарка, обосновавшегося к востоку от Петах-Тиквы, стали базой банд, а кафе в арабской деревне Феджа, вблизи от Петах-Тиквы, превратилось в место встреч бандитов. Верховное командование разрешило провести карательную операцию против бандитов, и кафе было взорвано.
Ночью 20 мая 1947 года два подразделения Палмаха вышли на операцию. Одно подразделение прибыло к месту расположения шатров Араб ас-суарка и окружило их. На месте установили личности всех присутствовавших. Главарь банды был расстрелян тут же, двое других были убиты при попытке к бегству. Выполнив операцию, подразделение благополучно вернулось на базу.
Одновременно бойцы другого подразделения подошли к кафе. Прежде чем они успели приступить к операции, по ним был открыт огонь. Под прикрытием огня подразделения саперов подложили взрывчатку около кафе и взорвали его вместе с находившимися там посетителями. В перестрелке три бандита были убиты и четверо ранено. В этой схватке погиб командир операции Шломо Миллер, член киббуца Гиват ха-Шлоша.
На звуки выстрелов к месту операции поспешила английская военная охрана. По нашему подразделению, перекрывшему доступ к району, английские солдаты открыли огонь, пытаясь прорвать заграждения. Наши бойцы открыли ответный огонь и не дали англичанам приблизиться к месту действий, пока операция не была закончена.
Карательные операции такого рода производили должное впечатление на арабское население, главным образом благодаря точному выбору цели и наказанию непосредственно виновных, и привели к желаемым результатам. Арабские жители стали бояться ответных акций со стороны евреев и требовали, чтобы банды прекратили нападения.
В то время возникла тесная связь между сторожем поселения Бет-Овед близ Нес-Ционы, Авигдором Иосипуном и молодым бедуином - бандитом из шайки племени Араб наби-рубин, наводившей страх на южный округ. Эта связь поощрялась и направлялась офицером разведки шерут-иедиот (Шай)* южного округа, Вениамином Гибли. Поскольку я занимал высокий пост, меня посвятили в эту тайну. Мы искали случая, чтобы нанести удар и уничтожить эту банду, но удача не улыбалась нам. Банда совершила несколько нападений, в одном из которых был убит сторож, отец нашего товарища Хаима Зингера, офицера разведки Палмаха.
* Шай - осведомительная служба Хаганы.
Однажды меня вызвали в Бет-Овед. Нам сообщили, что арабская банда готовит в ближайшую ночь ограбление с похищением в Ришон ле-Ционе. Осведомитель отвел нас в одиноко стоявший дом на краю плантации, расположенной к югу от Ришон ле-Циона. Там с семьей жил владелец плантации Белкинд. Родители часто были заняты делами и дома оставалась только их дочь. Банда жаждала заполучить деньги и девушку. "Трофей" казался легко доступным. У нас почти не было времени на подготовку. Я немедленно поехал в Гиват-Бреннер и просил командира подразделения тут же мобилизовать отделение. Бойцы должны были прибыть в Ришон ле-Цион до пяти часов вечера, так как в то время с шести вступал в силу комендантский час на всех дорогах страны. Затем я вернулся в Тель-Авив, чтобы сообщить о приготовлениях. Меня ожидал сюрприз. Мои командиры сообщили, что выполнение операции поручили подразделению полевых частей Хаганы из Ришон ле-Циона, которое добилось этого права для себя. Мои доводы относительно недостатка времени, чтобы собрать и подготовить должным образом людей до наступления вечера, не помогли.
Я снова поехал в Ришон ле-Цион собирать людей. Только к пяти вечера, после их возвращения с работы, уставшие люди были срочно вызваны из домов и мне удалось отправиться с ними к месту операции. По дороге я дал все инструкции. Мы подъехали. Каждому было предложено занять определенное место и поручена своя роль. Белкиндов попросили уйти из дому, оставив там свет.
В операции участвовал наш осведомитель. Он должен был привести бандитов к пункту, где в засаде находился командир отделения, рвануться к позиции командира и открыть огонь по бандитам. Вслед за ним бойцы в засаде должны были открыть огонь из автоматического оружия. Было условлено также, что как только бедуины залягут, чтобы ответить огнем, из засады в них будут брошены гранаты.
В полночь появились бандиты во главе с осведомителем. Они шли по дороге, как и было договорено. Осведомитель приблизился к условленному месту и отскочил в сторону к яме, в которой спрятался командир операции. Но, к великому несчастью, только осведомитель открыл огонь по бандитам, а бойцы в засаде, задремавшие из-за усталости, от его выстрелов проснулись. Упущены были драгоценные секунды. Бандиты скрылись, лишь один из них был ранен.
Трудно было смириться с таким провалом. Для бандитов засада оказалась большой неожиданностью, но они не заподозрили предательства. Чтобы замести следы, они временно прекратили набеги.
Осведомитель предложил нам похитить главаря банды, когда он вместе с ним поедет в Яффу. В Яффе они провели целое утро под непрерывным наблюдением псевдоарабов, поддерживавших бесперебойную связь с группой, которая должна была совершить похищение. Днем осведомитель предложил главарю погулять по Тель-Авиву. Тот согласился, и они пошли по улице Саламе по направлению к Тель-Авиву. По дороге была сделана попытка "холодного" похищения: я остановил свою машину, замаскированную под такси, на перекрестке и предложил дешево отвезти в Тель-Авив. Но главарь, обладавший обостренным чутьем, отказался, несмотря на уговоры друга. Тогда было решено совершить похищение с применением силы на участке между улицей Мизрахи и улицей Герцля. Когда наши люди приближались к месту операции, внезапно появился английский патруль и наши планы были сорваны. Бандит почуял что-то неладное, он решил отказаться от Тель-Авива и завернул на Абу-Кабир. На сей раз операция не удалась. Впоследствии он был убит вместе со своим сообщником в ходе карательной операции Хаганы, произведенной в ответ на убийство шести евреев в кафе Ган Хаваи за мостом Яркон. Когда силы Хаганы взорвали дом на плантации Абу-Лабан у шоссе Тель-Авив - Петах-Тиква.
В один из тех дней пришли домой к моим родителям в Тель-Авиве пять почтенных арабов - они хотели поговорить со мной. Им это не удалось, и они сказали, что придут позднее. Хотя визит был весьма странным, я стал их ждать. Когда они пришли, я тотчас же узнал в них по внешнему виду и одежде бедуинских шейхов. Они были очень похожи на тех, кого мне приходилось встречать в роскошных гостиницах и ночных клубах Бейрута. Я не ошибся. Они представились как руководители знаменитых племен Араб ал-руала, которые фактически являются господами всей пустыни, простирающейся от Дамаска до Багдада. Я слышал о них еще в Дамаске. Сирийскому правительству удавалось добиться спокойствия в районе пустыни и на границе с Ираком лишь ценою регулярных платежей шейхам, что было откровенно предусмотрено государственным бюджетом на нужды обороны. В сирийской пустыне племена Араб ал-руала являлись важным фактором в обеспечении безопасности, и правительства Сирии и Ирака не были склонны вступать с ними в конфликт.
Шейхи рассказали, что мое имя и адрес узнали от нашего общего знакомого в Дамаске, который в свое время помогал мне с нелегальной репатриацией. На мой вопрос, чем я могу быть им полезен, они ответили, что хотят предложить мне услуги в перевозке евреев из Ирака в Эрец-Исраэль. Они готовы были принимать репатриантов в Ираке в Ротбе и на грузовиках Арабского легиона беспрепятственно довозить их до киббуца Маоз-Хаим, расположенного в долине Бет-Шеан. Когда я спросил относительно гарантий безопасности репатриантов при переходе через границы из Ирака в Сирию, из Сирии в Иорданию и затем в Эрец-Исраэль, мне указали на одного из присутствовавших как на человека, имеющего полномочия в обеспечении безопасности тех, кто переходит через границы. У меня создалось впечатление, что все это небезосновательно, так как мне было известно, что к мнению этого человека прислушиваются в Заиорданье. Этот человек сказал, что мы можем полагаться на его заверения, так как он заручился согласием всех причастных к этому делу лиц в его стране, и проезд транспорта через Иорданию можно считать делом официальным. Я все еще упирался, но их четкие и убедительные ответы рассеяли мои сомнения.
Я устроил шейхов в одной из приморских гостиниц Тель-Авива и пошел искать Давидку Немери, одного из руководителей Мосада ле-Алия Бет. На следующий день состоялась встреча Давидки с шейхами. Он хотел лично убедиться в том, что представляют собой эти люди, и услышать их предложения. Встреча происходила в кафе Карлтон, на углу улицы Герцля и проспекта Ротшильда. У Давидки тоже создалось о них положительное впечатление, и наступило время торга. Договорились, что за каждого репатрианта, довезенного до киббуца Маоз-Хаим, будет уплачено 50 фунтов стерлингов. По тем временам это была относительно высокая плата на "рынке нелегальной переправки евреев в Эрец-Исраэль". Давидка счел этот путь более надежным и спокойным по сравнению с нашим обычным "тернистым" путем и решил, что на этом нельзя экономить. Сделка была заключена.
Я выполнял ряд поручений. Кроме прочего меня попросили оказать помощь в приобретении оружия. Для этого нужен был араб интеллигентной наружности, который сумеет появляться в определенных местах и выдавать себя за зажиточного коммерсанта. Время от времени меня вызывали то в Хайфу, то в Иерусалим по делам, связанным с приобретением оружия.
Импортеры-евреи сталкивались с большими трудностями при получении разрешений на ввоз технического оборудования, обращаясь в отдел тяжелой промышленности мандатного правительства, а арабские коммерсанты получали разрешения без каких-либо ограничений. Группе, занимавшейся приобретением оружия, нужны были разрешения, и мне поручили их достать. Я поехал в Хайфу и в одном из почтовых отделений города, в районе со смешанным населением, попросил предоставить мне в личное распоряжение почтовый ящик. Я представил арабское удостоверение личности, давно выданное, а также письма и конверты, адресованные мне как директору импортно-экспортной компании. Я заполнил необходимые анкеты и получил ключ от почтового ящика. Работники Рехеша* снабдили меня формулярами для заявлений о предоставлении мне разрешения на импорт "подержанных швейных машин из Чехословакии" и, приложив письмо из компании, которой я якобы руководил, я отправился в Иерусалим. Через человека со "связями" в импортно-экспортном отделе я подал заявление. Так как по всем признакам податель заявления был арабом, мне было обеспечено разрешение.
* Рехеш - специальный отдел Хаганы, занимавшийся приобретением и доставкой оружия.
Наши люди заботились о том, чтобы ко мне в почтовый ящик бесперебойно поступала корреспонденция, связанная с деятельностью моей фирмы. Этот ящик опустошался ежедневно. Когда, наконец, желанное разрешение пришло, я отправился в филиал банка Апак (сегодня это банк Леумми ле-Исраэль), находившийся в Нижнем городе, предъявил документы и попросил перевести через банк крупную сумму по определенному адресу в Италии. Я сидел в банке, ожидая, пока завершится необходимая процедура, как вдруг кто-то по-панибратски выхватил у меня из рук газету "Палестайн пост" (теперь "Джерузалем пост"), которую я держал, скорее чтобы закрыть лицо, чем читать, и воскликнул: "Иерухам, не прикидывайся, что ты читаешь по-английски!" Я уже привык к подобным казусам. Бросив на стоявшего около меня пронизывающий взгляд, я спросил с удивлением по-английски, разумеется, с арабскими акцентом: "Вы уверены, что не ошиблись?". Не знаю, отошел этот человек, потому что понял намек, или в самом деле подумал, что обознался.
Глава шестая
НА ПОРОГЕ ВОЙНЫ ЗА НЕЗАВИСИМОСТЬ
29 ноября 1947 года по истечении субботы я стоял среди громадной и шумной толпы на центральной площади Маген-Давид в Тель-Авиве и с волнением прислушивался к словам, вырывавшимся из хриплых глоток репродукторов, установленных на балконах зданий. Каждый вел подсчет "за" и "против" участников дискуссии в ООН о судьбе нашего государства. Напряженность возрастала по мере того, как количество "за" приближалось к двум третям от общего числа голосовавших, что было необходимо для утверждения резолюции. Когда прозвучало заветное "за" и две трети голосов были набраны, толпа издала общий возглас радости. Все стали обниматься, плакали от радости. Закружились хороводы, над площадью понеслась песня. Сквозь темные ставни домов пробился свет, и в проемах окон появились матери с детьми на руках, чтобы и те стали свидетелями великого момента в истории народа. Никто уже не обращал внимания на репродукторы, продолжавшие передавать подсчет голосов.
Я долго бродил по улицам. Было полно народу. Все праздновали. Я раздумывал: что дальше? Решающий бой в залах заседаний Организации Объединенных Наций окончен, но вооруженная борьба между народами, населяющими Палестину, не замедлит начаться.
Так и случилось, и даже скорее, чем я предполагал. На следующий день появились первые жертвы. Ишув, насчитывавший шестьсот двадцать пять тысяч человек, изолированный в политическом и географическом отношении, с ограниченными средствами обороны стоял перед миллионом тремястами тысяч арабов, пользовавшихся широкой политической и военной поддержкой всего арабского мира с почти неограниченными источниками снабжения. С 8 по 17 декабря 1947 года проходило заседание Совета Лиги арабских стран и ее политического отдела с участием глав правительств и министров иностранных дел арабских стран. Было решено оказать военную помощь арабам Эрец-Исраэль в живой силе и оружии.
Англичане считали ошибкой решение ООН от 29 ноября и стремились сорвать его. Силы Великобритании в Палестине, насчитывавшие около ста тысяч солдат, хотя как будто бы и занимали нейтральную позицию в борьбе между евреями и арабами, чинили препятствия Хагане. В аэро- и морских портах был установлен строжайший контроль. Ишув был изолирован от остального мира, который готов был бы помочь ему, и оказался в положении экономической, политической и военной блокады. В это же самое время сухопутные границы между Эрец-Исраэль и соседними арабскими странами стали менее четкими, через них можно было беспрепятственно пройти. "Нейтральные" англичане продолжали ожесточенную борьбу против въезда репатриантов. Английская разведка по обе стороны Средиземного моря охотилась за кораблями с нелегальными репатриантами. Англичане придерживались политики невмешательства тогда, когда верх одерживала арабская сторона. Но, когда Хагана превращалась из атакуемой стороны в атакующую, англичане спешили вмешаться для "восстановления порядка", то есть спасти арабов от поражения.
Вскоре мне предложили отправиться в Сирию и Ливан, чтобы выяснить возможности "подсадки" людей из подразделения псевдоарабов. Мне не очень хотелось ехать. Я уже трижды попадался там и сидел в тюрьмах, а это могло помешать выполнению возложенной на меня миссии. Мне объяснили, что я единственный кандидат, который может выполнить эту задачу без предварительной подготовки. Я согласился. Вооружившись паспортом из Эрец-Исраэль на имя Ибрахима Салаха Нумейра, иерусалимского коммерсанта, я отправился в путь 19 декабря 1947 года со своей постоянной базы - дома Солел-Боне в Хайфе, который находился на Портовой улице. Я проник в Нижний город, контролировавшийся арабскими силами, и в такси поехал оттуда на аэродром. На гражданском самолете "Дакота" я вылетел в Бейрут. Полет прошел спокойно, я обменивался впечатлениями с соседями по самолету. Когда наш самолет стал кружиться над летным полем Бейрута, я обратил внимание на то, что там объявлена полная боевая готовность. Мой сосед по самолету объяснил, что ожидается приезд глав некоторых арабских стран, которые возвращаются с заседания Совета Лиги арабских стран, проходившего в Каире. Как выяснилось, летчику дали приказ не приземляться и продолжать летать над аэродромом. По опыту прошлого я знал, что при такой ситуации аэропорт кишит полицейскими и тайными агентами. У меня сильно забилось сердце.
Когда приземлился самолет из Каира, пошел на посадку и наш самолет. В аэропорту все кипело. Нас быстро перевезли в зал ожидания. Проверка проходила очень педантично и нервозно: боялись, что наше присутствие потревожит высокопоставленных гостей, ожидавших рейса в свои страны. Из штампа, который мне поставили в паспорте, следовало, что в течение 48 часов с момента прибытия в Ливан я обязан явиться во вселиванский штаб военной полиции в Бейруте.
Я отправился в гостиницу, расположенную вблизи от моря, в районе с пестрым населением. На другой день я пошел в полицию. В ходе выяснения целей визита в Ливан не возникло никаких сложностей.
Каково же было мое удивление, когда неподалеку от гостиницы я случайно встретил своего старого друга Шломо Хиллела* из Мосада ле-Алия Бет. Он занимался тогда вопросами нелегальной репатриации иракских евреев. Несмотря на нашу давнишнюю дружбу и сильное желание обменяться информацией, мы решили больше не встречаться, разве что возникнет в этом острая необходимость.
* Шломо Хиллел - в настоящее время председатель Кнесета, был в молодости центральной фигурой в организации нелегальной репатриации из Ирака.
Я навестил без предупреждения некоторых старых "друзей", чтобы узнать, что происходило в Бейруте. После двухнедельного пребывания в городе я решил отправиться в Дамаск, но оказалось, что ливано-сирийская граница "герметически" закрыта из-за эпидемии холеры, вспыхнувшей в этом районе. Я решил попытаться проникнуть в Сирию через северный участок границы, рядом с городом Триполи. Но и там было все закрыто.
Все поручения в Бейруте были выполнены, и жизнь моя протекала безмятежно, как вдруг, в одно прекрасное утро на первой полосе местной газеты, которую мне принесли в номер вместе с завтраком, я прочел: "Еврейский террорист проник в Бейрут". В самой статье сообщалось, что террорист-сионист прибыл в Бейрут около двух недель назад с паспортом на имя араба. Террорист, по-видимому, еврей йеменского происхождения, в полиции сумел рассеять возникшие подозрения. И далее: "Тайная полиция предпринимает максимальные усилия, чтобы напасть на его след, и надеется, что в ближайшие дни разыщет его".
Проанализировав статью, я пришел к выводу, что на этот раз я стал жертвой доноса кого-то, кто опознал меня, встретив на улице. Чтобы избавить ливанские власти от труда арестовывать меня, я решил скрыться до того, как они пустят в ход механизм тайной полиции. Через полчаса я сидел в такси и ехал к заставе на границе у Рош ха-Никра. Я думал, что эта граница открыта и я успею пересечь ее до того, как туда придут сведения о моих приметах. К 12 часам дня я был у границы. Там стояло несколько бейрутских машин, а их пассажиры прогуливались вдоль шоссе. Граница была закрыта. Я решил не приближаться к полицейскому посту, опасаясь, что меня опознают. За несколько секунд у меня созрело решение перебраться через границу по железнодорожному туннелю, пробитому в скале между морем и шоссе на Хайфу. Я обошел стороной кафе на обочине дороги и, прижимаясь к скале, подкрадывался к туннелю, взяв в расчет, что, если я сольюсь со скалой, то меня трудно будет заметить со стороны шоссе и с полицейского поста. Я напряг зрение, разглядывая вход в туннель, находившийся от меня метрах в ста, чтобы выяснить, стоит ли там охрана. Путь был открыт. Подойдя к туннелю, я подождал немного, прислушиваясь к звукам и привыкая к темноте. Я продвигался понемногу, осторожно, сначала шел на ощупь, а затем ползком до самого конца туннеля, казавшегося мне бесконечным, и дальше; потом я поднялся, ускорил шаг, чтобы поскорее удалиться от этого места.
Вдруг я услышал окрик по-английски: "Стой!". Лишь тогда я заметил полицейский контроль и наблюдательную вышку у забора из колючей проволоки, окружавшего ее. Английский полицейский угрожал пистолетом и снова приказал: "Стой!" У меня не было другого выхода, как повернуть, но на этот раз на северо-восток, к шоссе, которое вело к пограничной заставе Эрец-Исраэль. Минут через пятнадцать я дошел до шоссе. Только я собрался отдохнуть и отдышаться, как вдруг услышал скрежет тормозов. Около меня остановилась машина, в ней было несколько арабов в гражданском и один полицейский. На вопрос полицейского, что я здесь делаю, я ответил, что приехал из Бейрута и хочу вступить в группу, которая воюет с сионистами. Мне сразу освободили место рядом с полицейским, машина рванула и понеслась.
Доехали до Акко. Полицейский вышел и попросил шофера отвезти меня по какому-то адресу, но вдруг мимо проехало такси в сторону Хайфы. Полицейский остановил его и попросил шофера довезти меня до пункта регистрации добровольцев в Хайфе.
В Хайфу мы приехали к пяти часам вечера. Это было в середине января 1948 года. Сумерки спускались на город. Я попросил шофера остановиться неподалеку от указанного места на повороте, который мне показался удобным, чтобы свернуть в еврейский квартал города. На улицах было пустынно, приближался комендантский час. На счастье, появился английский патруль. Я знал, что пока патруль находится здесь, никто не посмеет открыть огонь. Я воспользовался драгоценными минутами и поспешил к линиям Хаганы. Я гораздо больше опасался еврейской стороны после того, как удалились англичане. Я припустился бежать, выкрикивая на всю улицу: "Ребята, не стрелять!", "Ребята, не стрелять!" Чтобы доказать, что я еврей, я выпустил очередь сочных русских ругательств. Так я бежал, крича и ругаясь, пока меня не схватила чья-то рука и не потянула в подъезд. Бойцы Хаганы засыпали меня вопросами. Кто? Что? Откуда иврит? Я просил немедленно отвезти меня в дом Солел-Боне. Мне не удавалось приостановить поток вопросов, и тогда я произнес волшебные слова: "Я из Палмаха". Это тотчас возымело действие. Мои следователи выполнили мою просьбу и проводили меня в Солел-Боне, но обращались со мной по принципу "почитай, да подозревай". Мое лицо, хорошая одежда, необычные для Палмаха, поразили их. Подозрения рассеял Бен-Моше, который находился на контрольном пункте Солел-Боне в Хайфе. Он видел, как я уходил на задание. Бен-Моше бросился мне навстречу со словами: "Иерухам, мы уже волновались за тебя!"