Коллинз Джеки. Смерть

Джеки Коллинз
Смерть

Глава 1

   Рано утром Такки вернулся на место происшествия. Он начал с того, что опросил соседей и произвел повторный осмотр места происшествия.
   К этому времени там, где еще вчера лежали тела Салли Тернер и ее слуги, остались только засохшие следы крови да меловые контуры, показывавшие, в каком положении были найдены убитые, и детектив еще раз подумал о том, что Фру-Фру был скорее всего случайной жертвой. Убийца просто наткнулся на него в темноте и не глядя разрядил свой револьвер прямо ему в лицо. Это, в свою очередь, указывало на то, что место преступления убийца покидал в состоянии, близком к панике, но, несмотря на это, он практически не оставил следов.
   Сейчас Такки ждал, пока знаменитый Бобби Скорч придет в себя настолько, что его можно будет допросить. Несколько часов назад в усадьбу приехал адвокат Бобби Марти Штайнер; он прошел прямо в спальню и заперся там со своим клиентом. Вот уже два часа они о чем-то говорили, а Такки изнывал от нетерпения и голода.
   Покачав головой, детектив постарался не думать о еде. Свой сверток с завтраком он специально оставил на кухне дома, постановив себе не заходить в особняк до тех пор, пока не почувствует себя на грани голодного обморока. Теперь, чтобы избавиться от мыслей о сандвиче с ветчиной и салате, он попытался думать об адвокате. С первого же взгляда Такки определил, к какому типу относится Марти Штайнер. Гладко зачесанные седые волосы, самоуверенное лицо и дорогой спортивный костюм выдавали в нем типичного голливудского адвоката, хотя, возможно, и не из первой десятки. Как бы там ни было, этот субъект, наглядно воплощавший принцип «шито-крыто», которого звезды старались придерживаться каждый раз, когда их сумасшедшие выходки начинали пахнуть настоящим скандалом, явно был не прочь попасть на первые полосы газет вместе со своим знаменитым клиентом. Такки был абсолютно в этом уверен, хотя не раз клялся себе никогда не спешить с ярлыками и суждениями. Впрочем, в случае с Марти Штайнером удержаться от искушения было невероятно трудно — язвительные оценки и эпитеты сами просились на язык.
   Раздумывая об этом, Такки посмотрел на часы, попутно отметив, что коричневый кожаный ремешок совсем износился и что ему нужно срочно купить новый, если он не хочет остаться без часов. Часы Такки было, жаль — они не были особенно дорогими, но детектив к ним очень привык. Что ж, значит, в следующий уик-энд они с женой вместе отправятся по магазинам. Фэй всегда «« нравилось прогуливаться по широким тротуарам Третьей авеню, заходя то в один, то в другой магазин, и Такки не имел ничего против подобного времяпрепровождения, покуда ему удавалось перехватить пару-другую гамбургеров или горячих пончиков.
   Проклятие, опять он о еде!
   Такки сглотнул слюну и прислушался к собственным ощущениям. Оставленный в кухне сандвич, хоть и был плотно завернут в целлофан, столь явственно манил его, что Такки сдался. Махнув рукой, он поспешил в дом.
   В кухне детектив застал полную филиппинку средних лет, которая работала у Салли Тернер приходящей горничной. Звали ее Эппи. Сидя за длинной мраморной стойкой, служившей разделочным столом, Эппи меланхолично роняла слезы в стакан с молоком, рядом с которым стояла наполовину опустошенная тарелка с бисквитами. Такки уже допрашивал ее полчаса назад, но Эппи только рыдала в три ручья, и ему так и не удалось добиться от нее сколько-нибудь вразумительного ответа.
   Впрочем, скорее всего Эппи действительно ничего не знала. Каждый день она приходила в усадьбу к восьми утра, а уходила в три. Вчера ей пришлось немного задержаться, так как мисс Салли и ее гостья обедали у бассейна, но, когда Эппи уходила, все было в порядке.
   Когда Такки поинтересовался у Эппи, какими были взаимоотношения между Салли Тернер и Бобби Скорчем, горничная снова разрыдалась.
   — О, они так любили друг друга! — повторяла она. — И все время смеялись!
   Что ж, мрачно подумал Такки, сейчас Бобби больше не смеется. Но для него это было не главным; детектив злился из-за того, что безутешный вдовец до сих пор не удосужился ответить на вопросы следствия, и Такки это очень не нравилось. Правда, Бобби Скорч и не обязан был давать полиции какие-либо показания, однако того, что он не хотел этого делать, было более чем достаточно, чтобы на него тут же пала тень подозрения.
   Машинально поправив галстук, что он всегда делал перед тем, как сесть за стол, Такки стал искать взглядом свой завтрак, но не нашел. Он хорошо помнил, что оставил сандвич на мраморном рабочем столе, но сейчас стол был пуст.
   — Послушай, э-э-э… Эппи, я тут кое-что оставил, — проговорил Такки, стараясь не обращать внимания на голодное урчание в желудке. — Ты не видела?.. Такой небольшой сверток: там были бутерброд и пластмассовая коробка с салатом.
   — Чего? — Эппи словно не могла поверить, что в такую трагическую минуту кто-то может говорить о еде.
   — Мой завтрак… — повторил Такки, слегка откашлявшись. — Я хорошо помню, что оставил его здесь.
   — Ах да… — пробормотала Эппи и, громко шмыгнув носом, снова уткнулась в свое молоко. — Я не знала, что это твое. Я его съела.
   — Съела?.. — Такки не верил собственным ушам.
   — А что тут такого? — Эппи засунула в рот очередное печенье и повернула к нему распухшее от слез лицо. — Ведь это был завтрак…
   Видя, что детектив не на шутку рассержен, Эппи почла за благо снова разрыдаться и чуть не подавилась печеньем. Такки вполголоса выругался и, не зная, что еще сказать, прошелся по кухне из конца в конец.
   Выручил его Ли Экклз. Ли был партнером Такки; его вызвали из отпуска через час после того, как в участке стало известно о громком убийстве, но он был на рыбалке и только что вернулся в Лос-Анджелес.
   — Господи Иисусе, видел бы ты, что творится снаружи. Чистый цирк! — воскликнул Ли, входя в кухню. — Что тут у вас случилось такого, что мартышки с фотоаппаратами облепили все деревья в округе?

Глава 2

   Мэдисон Кастелли сидела за кухонным столом и, глядя на экран включенного портативного компьютера, честно пыталась работать, однако сегодня у нее ничего не получалось. Она должна была написать статью о Салли Тернер, но это оказалось очень непростой задачей.
   Откинув на спину длинные черные волосы, Мэдисон : глубоко вздохнула и, взяв себя в руки, напечатала еще один абзац статьи. «Наверное, — подумала она, ненадолго отвлекшись, — когда я выплесну все на бумагу, мне» станет легче «. И действительно, вскоре Мэдисон втянулась в работу, и ее пальцы забегали по клавишам с привычной быстротой. Единственное, что по-прежнему не давало ей покоя, — это ее близкое знакомство с Салли, и Мэдисон боялась, что это может помешать ей быть объективной.
   Подумав об этом, Мэдисон снова остановилась и побарабанила пальцами по столу. Ну что, что еще она может сказать о девушке, которую знали буквально все — или думали, что знали? И не просто о девушке, а о самой Салли Т. Тернер, знаменитой Мисс Резиновый Костюм, роскошной платиновой блондинке, статьи о которой регулярно появлялись в желтой прессе наряду с рискованными снимками, сделанными пронырливыми папарацци на дискотеке, на вечеринке или на выходе из ночного клуба, о любимице миллионов сексуально озабоченных подростков, балдевших от одной лишь ложбинки между ее фантастическими грудями, неизменно остававшейся на виду вне зависимости от того, была ли Салли одета в вечернее платье и туфли на высоченных каблуках или в обтягивающий гидрокостюм, в котором она снималась в своем бесконечном сериале. И на фотографиях, и на экране она всегда смеялась иди махала рукой, и многим, наверное, казалось, что ее улыбка мощностью в миллион мегаватт способна разогнать любую тьму. Но смерть оказалась сильнее…
   Пожалуй, только одна Мэдисон знала, что эти арбузные груди, эти бесконечные ноги, сексуальная попка и копна длинных обесцвеченных волос принадлежали на самом деле очень простой, очень наивной и по-настоящему милой девушке. И хотя их знакомство продолжалось едва ли больше суток, Мэдисон успела полюбить Салли, ибо в ней она обнаружила редкие для Голливуда наивность и свежесть, которые не могли оставить ее равнодушной.
   Мэдисон неожиданно захлопнула компьютер. Ей больше не хотелось ничего писать — ей хотелось плакать. Это убийство было не просто жестоким, оно было бессмысленным.» Ну почему, — в сотый раз спрашивала себя Мэдисон, — почему это случилось? Что такого могла сделать Салли, что высшие силы обошлись с ней так круто?»
   Мэдисон знала, что вряд ли найдет ответ на свой вопрос, но отделаться от этих мыслей было не так-то просто.» Вот что я сделаю, — решила она наконец. — Пора вплотную заняться Фредди Леоном, ведь именно ради него я прилетела в этот город. Это поможет мне отвлечься…»
   В самом деле, пока Мэдисон не предприняла ровным счетом ничего, чтобы выполнить задание редакции. Правда, особой ее вины здесь не было, так как Фредди Леон был широко известен тем, что не давал интервью никогда и никому, а шеф-редактор журнала Виктор Саймонс, хоть и обещал устроить ей встречу с ним через знакомых, пока что ничего не сделал. Из-за этого Мэдисон теряла время.
   « Ну что же ты, Вик? — мрачно подумала Мэдисон. — Когда же?!.»
   Чтобы не сидеть без дела, она решила позвонить личной секретарше Фредди Рите Сантьяго, телефон которой ей дал Макс Стил. Правда, на успех Мэдисон не особенно надеялась, но ей просто необходимо было отвлечься от мыслей о смерти Салли. Мэдисон вдруг почувствовала себя одинокой и брошенной. Она снова вспомнила Дэвида и пожалела себя.
   Впрочем, Мэдисон тут же подумала о том, что уязвил ее не столько разрыв с любовником, сколько его трусость. Ну почему он не мог объясниться с ней откровенно?
   Нет, решила Мэдисон, мужчины положительно измельчали. Во всяком случае, пока ей не попался еще ни один представитель этого так называемого» сильного пола «, на которого можно было бы положиться. Недаром она считала этот заезженный штамп пережитком прошлого века! Хотя нет, одного такого человека она знала — это был ее родной отец, Майкл Кастелли. Разве не он, несмотря на свои пятьдесят восемь лет, по-прежнему оставался самым красивым, самым умным и самым сильным из всех мужчин, которых она встречала в своей жизни? Он и ее мать Стелла были, что называется, идеальной парой; с самого начала они друг в друге души не чаяли и, прожив тридцать лет вместе, по-прежнему любили друг друга с юношеской нежностью и пылом. Мэдисон была почти уверена, что за все это время они едва ли провели друг без друга хотя бы одну ночь, и, с ее точки зрения, это было достижением, до которого современным мужчинам было так же далеко, как до Луны.
   Увы, ей тоже было далеко до родителей, правда — в буквальном смысле. Мэдисон стало не хватать их с тех самых пор, как они продали свою роскошную нью-йоркскую квартиру и переехали в Коннектикут. Правда, она старалась проводить с ними каждый уик-энд, но это получалось у нее все реже и реже. Вот и в эти выходные она планировала навестить их, но тут подвернулась эта командировка в Лос-Анджелес, и теперь ей придется проторчать здесь еще неизвестно сколько времени. Надо будет съездить к родителям, когда все закончится, решила Мэдисон и тут же дала себе клятву, что хотя бы позвонит им перед возвращением в Нью-Йорк.
   Общие знакомые часто говорили Мэдисон, что она похожа на своего отца как две капли воды, и в глубине души она была очень этим довольна. Майкла она просто обожала, ибо в нем удачно сочетались сила и красота — как раз те качества, которые Мэдисон ставила выше всего. Кроме того, соревноваться с матерью, которая была действительно редкой красавицей — белокурой, белокожей и обольстительно-женственной, — было все равно бесполезно, поскольку Мэдисон уродилась высокой, черноволосой и смуглой. И, откровенно говоря, она никогда об этом не жалела. Ей нравилось смотреть на мир прямым взглядом своих миндалевидных глаз и чуть что надувать свои чувственные, пухлые губки, в которые мужчины влюблялись чуть ли не с первого взгляда. Впрочем, к мужчинам Мэдисон всегда относилась критически, и хотя она никогда не разыгрывала из себя ни недотрогу, ни слишком серьезную девушку, которой» не до глупостей «, все же она частенько старалась вызвать поклонника на соревнование и одержать над ним верх.
   « Должно быть, Натали права, и именно это отпугнуло Дэвида, — подумала про себя Мэдисон. — Мужчины любят быть наверху во всех смыслах, а Дэвид этого не сумел. Он не смог одолеть меня, вот и дал тягу, поросенок!»
   Раздумывая об этом, она придвинула к себе телефонный аппарат, но набрать номер Риты Сантьяго не успела — в кухне появился Коул.
   — Привет! — сказал он и потянулся к кофеварке.
   — Привет, — машинально откликнулась Мэдисон.
   — Ну что, — осведомился Коул, наливая себе большую кружку черного кофе, — ты виделась с этим детективом?
   — Разумеется.
   — Ну и как? Есть что-нибудь новенькое?
   — Нет. Во всяком случае, он ничего мне не сказал.
   — Дерьмово, — подвел итог Коул и, выдвинув из-под стола табурет, уселся на него верхом. — Салли не заслужила того, чтобы какой-то психопат мог безнаказанно с нею расправиться.
   Коул взял со стола пульт управления и настроил телевизор на канал» Е «, по которому передавали слепленную на живую нитку биографию Салли Тернер. Салли в голубом. Салли в розовом. Салли в обтягивающем трико. Салли в своем знаменитом черном гидрокостюме. Потом на экране появился ее партнер по сериалу» Урок плавания»— без грима он выглядел довольно потасканным, но, как видно, все еще считал себя первоклассным жеребцом.
   «Мы все ужасно любили Салли, — сказал он, подтягивая скверно сидевшие полотняные брюки и теребя ворот шелковой рубахи, обнажавшей его волосатую грудь. Его искусственные зубы отражали свет юпитеров, и оттого казалось, что дантист разместил у него во рту свою» рекламу. — Она была совсем особенной девчонкой…»
   Потом последовал блок коммерческой рекламы, и Мэдисон попросила Коула переключиться на местный канал, где как раз должна была начаться передача о новостях шоу-бизнеса, который вела Натали. Коул подчинился, и на экране возникла подруга Мэдисон. Выглядела она совершенно прелестно; даже рискованный жакет нежно-розового цвета, надетый поверх коротенького белого платья, казался более чем уместным на миниатюрной, словно выточенной из черного дерева фигурке Натали.
   « Салли Тернер, которую многие из нас знали и любили, — рассказывала Натали, — родилась в крошечном провинциальном городке в окрестностях Чикаго. От ее родных и друзей, которые по-прежнему живут в этом городе, мы узнали, что Салли хотела стать актрисой с самого раннего детства…»
   Тут на экране появились детские фотографии Салли, и Мэдисон увидела перед собой очаровательную пухленькую, но совершенно заурядную девчушку лет трех-четырех. Потом фотографии сменила соседка — пожилая женщина с лошадиными зубами и скверно покрашенными рыжими волосами. Лицо у нее было совершенно неподвижным, будто каменным, и оттого нервное подергивание правого века особенно бросалось в глаза.
   « Я знала Салли с самого раннего детства, — сказала соседка деревянным голосом. — Она выросла буквально у меня на глазах. А знать Салли значило любить ее…»
   — Господи Иисусе!.. — вполголоса воскликнула Мэдисон. — Теперь они повыползают из всех щелей!
   — Кто? — спросил Коул.
   — Друзья и подруги детства, друзья дома и соседи, на коленях у которых выросла Салли, — с презрением пояснила Мэдисон. — Словом, все, кто столкнулся с ней хотя бы раз в жизни. Это их шанс прославиться!
   — А-а… — протянул Коул. — Наверное, ты права.
   — Так бывает каждый раз, когда умирает какая-нибудь знаменитость.
   — Да, — согласился Коул. — И среди этих типов, наверное, много таких, кто завидовал ей или ненавидел ее. Мэдисон тяжело вздохнула.
   — Интересно, что с ее семьей? Почему не показывают родителей Салли?
   — Разве она тебе не сказала? — удивился Коул, потирая подбородок, заросший редкой, короткой щетиной. — Ну, когда ты брала у нее интервью?..
   — Как-то к слову не пришлось, — пожала плечами Мэдисон.
   Коул глубоко вдохнул воздух, и его лицо стало бесконечно серьезным.
   — Жив только ее отец. Мать Салли погибла, когда ей было десять. Ее убили. Салли держала это в секрете, но теперь, наверное, об этом можно рассказать. Все равно журналисты рано или поздно докопаются.
   Мэдисон почувствовала, как у нее по спине побежали мурашки.
   — Откуда ты знаешь? — спросила она.
   Коул немного помолчал, прежде чем ответить.
   — Одно время мы с Салли были достаточно близки, — сказал он наконец, старательно избегая взгляда Мэдисон. — Она смотрела на меня как на ходячий вызов. Ну, ты понимаешь… Этакий красавчик, и вдруг не хочет с ней переспать. Она от этого буквально с ума сходила. Салли нравилось думать, что она может получить любого мужчину, какого ей захочется. В сексе она самоутверждалась, и это, наверное, была единственная область, где она чувствовала себя по-настоящему свободно и непринужденно.
   Мэдисон вопросительно приподняла бровь.
   — Ну и как? Удалось ей гм-м… заполучить тебя?
   — Один раз мы действительно… занимались этим, — признался Коул с неловкой улыбкой. — Только ради всего святого, не рассказывай об этом Натали!
   — Разумеется, я не стану ей рассказывать, если ты не хочешь, но…
   — Это было еще до того, как Салли прославилась по — , настоящему.
   — Именно тогда Эдди Стоунер и приревновал тебя, верно? — догадалась Мэдисон.
   — Да. Он что-то заподозрил, хотя и знал, что я гей.
   В конце концов он заставил Салли отказаться от моих услуг.
   — Ничего не понимаю, — сказала Мэдисон и нахмурилась. — Если ты гей, как же она…
   — Послушай, — воскликнул Коул, вскидывая вверх свои мускулистые темные руки, — я гей, а не покойник! И Салли прекрасно знала, что надо делать, чтобы я завелся. Я не стану посвящать тебя в подробности, скажу только, что в сексе она — настоящий профессор. Это была ее игра: Салли ее начала, Салли довела ее до победы… Впрочем, ты, наверное, знаешь — она была из тех девчонок, которые умеют добиться своего.
   — Да, я знаю, — кивнула Мэдисон. То, что рассказал ей Коул, действительно не особенно ее удивило. Он был совершенно прав — Салли торчала от любого внимания к своей особе.
   — Я собирался пойти прогуляться, — сказал Коул, вставая. — Не хочешь присоединиться?
   Мэдисон отрицательно покачала головой. Все, с кем она сталкивалась в Лос-Анджелесе, словно помешались на здоровом образе жизни. Казалось, каждый, кого ни спроси, в свободное время посещал тренажерный зал, бегал по побережью, плавал в бассейне или играл в теннис или пелоту. Нет, ее понятия об отдыхе были совершенно другими.
   — Я пас, — сказала она. — Мне нужно созвониться с секретаршей Фредди Леона. Быть может, мне удастся ее разговорить. А после твоей» прогулки» мне придется неделю отлеживаться.
   — Ты, Мэд, явно чего-то не понимаешь, — заметил Коул, направляясь к двери. — Ничто так не прочищает мозги, как хорошая прогулка по холмам.
   — Спасибо за предложение, — покачала головой Мэдисон, придвигая к себе кофеварку и снова наполняя свою чашку. — Может, как-нибудь в другой раз…
   Как только Коул ушел, Мэдисон позвонила Рите Сантьяго и, назвав себя, сказала, что пишет для «Манхэттен стайл» статью о ее шефе.
   — Не могли бы мы где-нибудь встретиться и поговорить? — спросила она под конец.
   — А мистер Леон знает об этом? — холодно спросила Рита Сантьяго.
   — Я собираюсь встретиться с ним завтра, — быстро сказала Мэдисон. Этот ответ был, конечно, весьма двусмысленным, но лгать она не хотела, а сказать секретарше, что Фредди Леон даже не подозревает о ее существовании, не могла. «В самом деле, — подумала она, — имею же я право рассчитывать взять интервью у Фредди? Имею. Значит, все верно, и формально я никого не обманываю и не ввожу в заблуждение».
   Но Рите, как видно, уже не раз приходилось иметь дело с журналистами.
   — Я в этом сомневаюсь, мисс Кастелли, — сказала она. — Мистер Леон никогда не дает интервью.
   — Я уверена, что для меня он сделает исключение, — ответила Мэдисон, хотя никакой особой уверенности она не чувствовала. Проклятый Вик словно заснул в своем Нью-Йорке!
   — Ничем не могу вам помочь, — сухо ответила секретарша. — На ваш счет не поступало никаких распоряжений. До свидания, мисс Кастелли.
   И с этими словами она повесила трубку.

Глава 3

   Кристин Кэрр сидела перед туалетным столиком, отчужденно глядя на свое собственное отражение. Лицо в зеркале, обрамленное натуральными светлыми волосами, было очень милым и свежим, но Кристин это не радовало. Да, она знала, что ей всего двадцать три года, что она хороша собой и прекрасно сложена, но все это было чисто внешним. Внутри она была шлюхой, проституткой, девочкой по вызову, продажной женщиной и так далее, и так далее… Как ни назови — суть от этого не менялась. Это была ее профессия, хотя Кристин, разумеется, выбрала свой путь отнюдь не добровольно. У нее просто не было иного выхода.
   «Я продаю свое тело за всемогущие доллары, — размышляла Кристин. — Я позволяю мужчинам делать с собой все, что им заблагорассудится. Для них я просто мясо, деликатесное мясо. Они жрут меня, наслаждаются мной, и все довольны. Все, кроме меня…»
   Тут она вспомнила зловещего мистера Икс и невольно вздрогнула. Его сексуальные привычки были чем-то гораздо большим, чем просто извращением; от этого парня так и веяло жутью, но зато он хорошо платил. Платил, если разобраться, за право унижать ее, как ему вздумается. Должно быть, именно от этого, а не от однообразных механических движений своей правой руки, он получал наибольшее наслаждение. Только этим Кристин могла объяснить тот факт, что она так скоро потребовалась ему снова, хотя со времени их предыдущей встречи прошло всего несколько часов. И, как всегда в таких случаях, мистер Икс снял трубку, позвонил «мадам»и сделал заказ, а та в свою очередь оставила сообщение на автоответчике Кристин.
   И это привело ее к катастрофе…
   Сейчас Кристин понимала, что вся проблема была только в том, что ей вздумалось пожить нормальной человеческой жизнью. Она не имела на это права, и внутренний голос не раз предупреждал ее об опасности, но Кристин не прислушалась к доводам рассудка. Вместо того чтобы поступить, как подсказывал здравый смысл, она пошла наперекор всему и позволила себе втрескаться в Джейка — в нормального парня, фотографа, который, разумеется, ни о чем не подозревал. Уже в третью встречу они оказались вместе в постели — в ее собственной постели, которую Кристин, несмотря на свою профессию, еще никогда ни с кем не делила. Господи, ну почему «мадам» позвонила именно в эту минуту и, поскольку Кристин, разнежившись, не захотела взять трубку, оставила на ее автоответчике свое дурацкое сообщение. И Джейк услышал его целиком, услышал от первого до последнего слова.
   Она не знала, что ему сказать. Да и Джейк, видимо, тоже. Ни один из них не произнес ни слова. Потом Джейк соскочил с кровати и бросился в ванную комнату.
   «Вот оно — возмездие! — подумала Кристин в отчаянии. — Кара за то, что я вообразила себе, будто у меня может быть такая же жизнь, как у всех людей».
   Медленно, точно во сне, она потянулась к своему шелковому халатику, висевшему на спинке кровати, и набросила его на себя. Джейк долго был в ванной, а когда вышел, Кристин увидела, что он полностью одет.
   — Я совсем забыл… — сказал он, не глядя на нее. — Мне должны позвонить по важному делу.
   Горечь разочарования и обиды захлестнула Кристин. «Неужели, — подумала она, — он ни о чем не спросит меня?»
   «Ну и пусть не спросит, — тут же возразила она себе. — Так будет даже лучше. Что я смогу сказать, если он спросит, почему я ничего не рассказала ему, почему врала все время?»
   — Послушай, Джейк… — пробормотала Кристин. — Я хотела бы объяснить тебе…
   Она не договорила, поняв, что не может ничего объяснить, что ей просто нечего сказать в свое оправдание.
   — Не стоит, Кристин. В самом деле — не стоит, — поспешно сказал Джейк, торопясь уйти. — Тут нечего объяснять. Дело в том, что… гм-м… твой образ жизни не совместим с моим. Только и всего.
   — Да что же это?! Неужели она позволит ему просто взять и уйти?
   — Я это понимаю, — слегка запинаясь, проговорила Кристин. Вряд ли, несмотря на любые объяснения, ей удастся удержать его. Он никогда не поймет и не простит ее. — Что ж, тогда… до свидания. Быть может, мы еще встретимся?
   — Да, — ответил он, отведя глаза. — Возможно.
   С этими словами Джейк шагнул к двери, но на пороге остановился и обернулся на нее.
   — И все-таки, — сказал он глухим голосом, — ты должна была мне сказать.
   — Должна, но почему? — удивилась Кристин, чувствуя, что ее сердце разрывается от горя и отчаяния. Ее собственные слова казались ей лживыми и нелепыми.
   — Потому что это просто нечестно, — ответил он. — Если бы я знал, чем ты занимаешься, я бы воспользовался презервативом.
   Это был сокрушительный, смертельный удар. Кристин почувствовала себя совершенно уничтоженной, и это неожиданно привело ее в ярость. Да как он посмел сказать ей такое! Неужели он не видит, что она не какая-нибудь дешевая шалашовка, а девочка высшего класса?
   — Убирайся к дьяволу! — взвизгнула она и вскочила.
   — Пошел прочь, чистоплюй несчастный!
   Она ринулась к нему, но Джейк уже исчез, и она отвела душу, с грохотом захлопнув за ним входную дверь. Потом Кристин вернулась к своему туалетному столику и просидела перед ним почти час, пристально вглядываясь в собственное отражение в зеркале.