Страница:
– Да, с нашим браком покончено, Жан-Клод, наконец-то, давно пора. – Она затушила сигарету и взяла нюхательные соли. Голова кружилась, на душе пусто.
– Хитрая сука. – Он стоял за ее креслом, уставившись на их отражения в зеркале. – Ты именно такая, какой расписывают тебя газеты.
– Если ты так считаешь, то лучше всего тебе убираться отсюда и из моей жизни к чертям собачьим. – Сердце Китти колотилось, и она боялась, что с ней случится еще один приступ гастроэнтерита. – Пожалуйста, уходи отсюда и оставь меня в покое. Ради Бога, дай мне возможность закончить этот фильм и жить своей жизнью.
– Ты этого хочешь? Ты этого хочешь? – Глаза бешеные, голос пронзительный.
– Да, – слабым голосом подтвердила она, откидываясь в кресле. – Я именно этого хочу. С нашим браком все кончено. Я хочу, чтобы ты убрался из моей жизни навсегда, а отсюда – немедленно.
Раздался стук в дверь, и помощник режиссера неуверенно позвал:
– Вы нам срочно нужны, Катерин, все вас ждут.
– Плевать я на это хотел, – рявкнул Жан-Клод. – Убирайся отсюда. К чертовой матери. Я разговариваю со своей женой.
– Жан-Клод, ты не можешь больше задерживать съемку. – Грим Китти смазался, лицо покраснело.
– Да в гробу я это все видал! – заорал он. – Да мне эта идиотская картина, это дерьмо на дух не нужно! Все нарциссизм и мусор. Ты только взгляни на это, взгляни.
Он презрительно ткнул пальцем в огромный хрупкий парик Катерин. То было произведение искусства с маленькими птичками в клетках среди локонов и розами и жемчугом, вплетенными в волосы. Жан-Клод схватил ее за плечи и принялся яростно трясти, пока птички, жемчуг и цветы не посыпались на пол.
– Остановись, Жан-Клод, ради Бога, остановись, – закричала Катерин.
Он придвинулся к ней, он все больше расходился, и она ощутила настоящий страх.
– Сука. Глупая сука. Ты еще пожалеешь. Тебе никогда не найти никого такого, как я. Никогда.
Затем он схватил ее за шею и принялся трясти так сильно, что стены трейлера зашатались и лампы стали мигать.
– Ах ты слабоумная идиотка. Я твой муж. Твой муж навсегда! Только посмей еще раз пригрозить мне, что ты меня бросишь. Я тебя убью, ты слышишь?
Будучи не в состоянии дышать, не говоря уж о том, чтобы говорить, Катерин царапала руки Жан-Клода, чувствуя, что сейчас потеряет сознание. Перед глазами плыл красный туман, а сердце стучало так сильно, что, казалось, сейчас взорвется. Затем дверь трейлера распахнулась и в него ворвались Блэки и Стивен.
– Что здесь происходит, черт побери? – резко спросил Стивен.
Жан-Клод, стоящий к ним спиной, замер. Потом отпустил Китти и повернулся к мужчинам с любезной улыбкой.
– Добрый вечер, джентльмены, я помогаю своей жене приладить парик. – Он взял руку Китти и поцеловал тыльную сторону, прошептав: – Я вышлю чек Джону, immediatement[36], cherie. Не беспокойся, все будет в порядке. Аu 'voir mа belle. A tout a l'heure.[37] У дверей он обернулся и все еще с улыбкой добавил: – Завтра утром я лечу в Венецию, cherie. Мне потребуется пара дней, чтобы все организовать надлежащим образом до твоего приезда.
Катерин смогла лишь кивнуть; горло ей сжимали невыплаканные слезы, говорить она не могла. Жан-Клод с секунду презрительно смотрел на всех, потом ушел, громко хлопнув тонкой дверью трейлера.
Присутствующие почувствовали явное облегчение. Катерин откинулась в кресле и позволила Блэки остудить свое красное лицо примочками. На жалость к самой себе времени не было. Она не могла позволить себе потерять силы, почувствовать дурноту или упасть в обморок. Ей надо собраться, взять себя в руки для той сцены, которую они должны доснять сегодня. О Господи, только бы это было не так, и она не беременна его ребенком.
До рассвета оставалось меньше семи часов, они уже здорово опаздывали.
Вошла Бренда и принялась поднимать с пола детали парика Китти. Она молча передала их Моне, которая уже сняла парик с Катерин и приводила его в порядок на специальной подставке. Во время натурных съемок именно она следила за волосами и одеждой Катерин. Китти молча смотрела на свое измученное лицо, растрепанные волосы и шею в пятнах. У нее был такой вид, будто ее протащили сквозь колючую живую изгородь.
– Что случилось, черт побери? – спросила Бренда.
– Ничего, – ответила Катерин, затем умоляюще взглянула на Мону и Блэки. – Не могли бы вы все привести в порядок в соседнем трейлере? Мне надо минут пять поговорить с Брендой и Стивеном, ладно?
Блэки и Мона ушли, и Катерин принялась подправлять грим.
– Этот парень психопат, солнышко, я уверен, – сказал Стивен. – Психопат и садист. Мне приходилось знавать парочку таких, но этот даст им сто очков вперед. У таких людей нет абсолютно никакой морали, но, к сожалению, есть способность очаровывать всех и вся, стоит им захотеть.
– Как я могла быть такой дурой и попасться на его удочку? – прошептала Катерин. – Как это ему удалось?
– Господи, Китти, ты тут ни при чем, – сказал Стив. – Жан-Клод – классический пример социопсихопата. Он красив, со светским лоском, очарователен, нежен, но он не умеет чувствовать, не умеет считаться с чьими-либо желаниями, кроме своих собственных.
– Это верно, что у социопсихопатов раздвоенная личность, что иногда они могут даже дурачить ближайших друзей и членов семьи многие годы, не обнаруживая своего настоящего лица?
– Верно. Они не в состоянии сами разобраться в своем поведении. Если им пытаются что-то объяснять, они начинают все отрицать. Они необыкновенно хитроумны, великолепные лжецы, всегда считают, что правы они, сметут любого, кто встанет на их пути и будет мешать им достигнуть цели.
– И какая же у них цель? – спросила Катерин, которой стало еще более тошно.
– Обычно деньги или власть и полный контроль над всем и всеми вокруг них. Мне очень жаль, солнышко.
– Мне некого винить, кроме себя, за то, что я разрешила ему так глубоко влезть в мою жизнь, – прошептала она.
– Это не совсем так, детка. Не будь к себе столь сурова. У тебя был тяжелый период, он подвернулся под руку – причем сделал это блестяще. Он умный сукин сын, это следует признать, – заметила Бренда.
– Но что мне теперь делать, черт побери? – Катерин принялась мерить шагами крошечную комнатку трейлера. – У него в руках все. Все мои финансовые дела, контракты, деловые и банковские связи – все в его офисе, под его контролем. Сотни папок, компьютерные распечатки, все мои налоговые декларации. Он отказывается показывать что-либо моему юристу. Он не дает и мне заглянуть в папки, все они заперты в шкафу, а ключ он держит у себя.
– Ты хочешь сказать, он приволок все из Лос-Анджелеса? – Стивен протяжно свистнул. – И таскает все это добро сначала в Париж, потом в Ниццу, а теперь в Венецию?
– Да, и самолетом, ни больше ни меньше.
– Это уж совсем странно, черт побери.
– И у меня пропали деньги со счетов. Бренда это от меня скрывала, но я все равно узнала.
– Я теперь жалею, что сразу не сказала тебе, – пробормотала Бренда, – я все о фильме беспокоилась.
– Дьявол! – воскликнул Стив. – Поверить невозможно. И много денег?
– Ну, он соврал про те деньги, что должны были поступить из магазинов, сказал, что они еще не поступили, но я проверила, они определенно перевели их в банк. И оформили повторно документы на следующий же день.
– И где же они?
– Откуда мне знать? Когда я задала этот вопрос, Жан-Клод надулся и заявил, что я не понимаю, о чем говорю, что я дура. Потом потащил меня к компьютеру и показал мне все эти придуманные цифры и сказал: «Смотри, Китти. Вот где правда – у тебя сейчас больше миллиона долларов наличными, так что кончай скулить».
Стив покачал головой.
– Так бы и убил этого сукина сына.
– Какой-то замкнутый круг. Несколько дней назад он пригрозил уничтожить мои банковские счета и налоговые декларации, тогда бы у меня были неприятности с налоговым управлением. Уже потом я обнаружила, что не хватает не только моих режиссерских гонораров, но и сотен тысяч долларов со счетов. Мне необходима подробная информация о моих финансовых делах, но она вся в его идиотских папках. Я боюсь, что он может их уничтожить, чтобы замести следы.
– Черт, – воскликнул Стивен. – Все хуже и хуже.
– Ты можешь поверить, я должна спрашивать разрешения заглянуть в свои контракты по разным сделкам? А иногда он мне их не дает. Господи, это надо же быть такой дурой. Все скажут, что я это заслужила, но я так много работала и выпустила все из рук.
– Как ты можешь еще его любить? Он немыслимая сволочь.
– Я не люблю его больше, Стив, но, по-моему, как требуется время полюбить, так нужно время, чтобы разлюбить кого-то.
Послышался резкий стук в дверь.
– Мисс Беннет, нам необходимо снять эту сцену. – В голосе помощника режиссера сквозило беспокойство.
– Вот так оно и получается. – Катерин подвигала плечами, поудобнее пристраивая верх платья, а Мона подала ей парик.
– Вперед, детка, – сказал Стив. – Иди и работай. Я завтра возвращаюсь в Лос-Анджелес, надену там свою мыслительную шапочку и стану соображать, как вытащить тебя из этой заварухи.
– Спасибо, Стив, дорогой, что бы я без тебя делала? Выходя из трейлера, она коснулась губами его щеки. Стив долго смотрел ей вслед, потом повернулся к Бренде.
– Черт бы все побрал, кто-то должен сделать что-то с этим ублюдком, и, судя по всему, этот кто-то – я.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
– Хитрая сука. – Он стоял за ее креслом, уставившись на их отражения в зеркале. – Ты именно такая, какой расписывают тебя газеты.
– Если ты так считаешь, то лучше всего тебе убираться отсюда и из моей жизни к чертям собачьим. – Сердце Китти колотилось, и она боялась, что с ней случится еще один приступ гастроэнтерита. – Пожалуйста, уходи отсюда и оставь меня в покое. Ради Бога, дай мне возможность закончить этот фильм и жить своей жизнью.
– Ты этого хочешь? Ты этого хочешь? – Глаза бешеные, голос пронзительный.
– Да, – слабым голосом подтвердила она, откидываясь в кресле. – Я именно этого хочу. С нашим браком все кончено. Я хочу, чтобы ты убрался из моей жизни навсегда, а отсюда – немедленно.
Раздался стук в дверь, и помощник режиссера неуверенно позвал:
– Вы нам срочно нужны, Катерин, все вас ждут.
– Плевать я на это хотел, – рявкнул Жан-Клод. – Убирайся отсюда. К чертовой матери. Я разговариваю со своей женой.
– Жан-Клод, ты не можешь больше задерживать съемку. – Грим Китти смазался, лицо покраснело.
– Да в гробу я это все видал! – заорал он. – Да мне эта идиотская картина, это дерьмо на дух не нужно! Все нарциссизм и мусор. Ты только взгляни на это, взгляни.
Он презрительно ткнул пальцем в огромный хрупкий парик Катерин. То было произведение искусства с маленькими птичками в клетках среди локонов и розами и жемчугом, вплетенными в волосы. Жан-Клод схватил ее за плечи и принялся яростно трясти, пока птички, жемчуг и цветы не посыпались на пол.
– Остановись, Жан-Клод, ради Бога, остановись, – закричала Катерин.
Он придвинулся к ней, он все больше расходился, и она ощутила настоящий страх.
– Сука. Глупая сука. Ты еще пожалеешь. Тебе никогда не найти никого такого, как я. Никогда.
Затем он схватил ее за шею и принялся трясти так сильно, что стены трейлера зашатались и лампы стали мигать.
– Ах ты слабоумная идиотка. Я твой муж. Твой муж навсегда! Только посмей еще раз пригрозить мне, что ты меня бросишь. Я тебя убью, ты слышишь?
Будучи не в состоянии дышать, не говоря уж о том, чтобы говорить, Катерин царапала руки Жан-Клода, чувствуя, что сейчас потеряет сознание. Перед глазами плыл красный туман, а сердце стучало так сильно, что, казалось, сейчас взорвется. Затем дверь трейлера распахнулась и в него ворвались Блэки и Стивен.
– Что здесь происходит, черт побери? – резко спросил Стивен.
Жан-Клод, стоящий к ним спиной, замер. Потом отпустил Китти и повернулся к мужчинам с любезной улыбкой.
– Добрый вечер, джентльмены, я помогаю своей жене приладить парик. – Он взял руку Китти и поцеловал тыльную сторону, прошептав: – Я вышлю чек Джону, immediatement[36], cherie. Не беспокойся, все будет в порядке. Аu 'voir mа belle. A tout a l'heure.[37] У дверей он обернулся и все еще с улыбкой добавил: – Завтра утром я лечу в Венецию, cherie. Мне потребуется пара дней, чтобы все организовать надлежащим образом до твоего приезда.
Катерин смогла лишь кивнуть; горло ей сжимали невыплаканные слезы, говорить она не могла. Жан-Клод с секунду презрительно смотрел на всех, потом ушел, громко хлопнув тонкой дверью трейлера.
Присутствующие почувствовали явное облегчение. Катерин откинулась в кресле и позволила Блэки остудить свое красное лицо примочками. На жалость к самой себе времени не было. Она не могла позволить себе потерять силы, почувствовать дурноту или упасть в обморок. Ей надо собраться, взять себя в руки для той сцены, которую они должны доснять сегодня. О Господи, только бы это было не так, и она не беременна его ребенком.
До рассвета оставалось меньше семи часов, они уже здорово опаздывали.
Вошла Бренда и принялась поднимать с пола детали парика Китти. Она молча передала их Моне, которая уже сняла парик с Катерин и приводила его в порядок на специальной подставке. Во время натурных съемок именно она следила за волосами и одеждой Катерин. Китти молча смотрела на свое измученное лицо, растрепанные волосы и шею в пятнах. У нее был такой вид, будто ее протащили сквозь колючую живую изгородь.
– Что случилось, черт побери? – спросила Бренда.
– Ничего, – ответила Катерин, затем умоляюще взглянула на Мону и Блэки. – Не могли бы вы все привести в порядок в соседнем трейлере? Мне надо минут пять поговорить с Брендой и Стивеном, ладно?
Блэки и Мона ушли, и Катерин принялась подправлять грим.
– Этот парень психопат, солнышко, я уверен, – сказал Стивен. – Психопат и садист. Мне приходилось знавать парочку таких, но этот даст им сто очков вперед. У таких людей нет абсолютно никакой морали, но, к сожалению, есть способность очаровывать всех и вся, стоит им захотеть.
– Как я могла быть такой дурой и попасться на его удочку? – прошептала Катерин. – Как это ему удалось?
– Господи, Китти, ты тут ни при чем, – сказал Стив. – Жан-Клод – классический пример социопсихопата. Он красив, со светским лоском, очарователен, нежен, но он не умеет чувствовать, не умеет считаться с чьими-либо желаниями, кроме своих собственных.
– Это верно, что у социопсихопатов раздвоенная личность, что иногда они могут даже дурачить ближайших друзей и членов семьи многие годы, не обнаруживая своего настоящего лица?
– Верно. Они не в состоянии сами разобраться в своем поведении. Если им пытаются что-то объяснять, они начинают все отрицать. Они необыкновенно хитроумны, великолепные лжецы, всегда считают, что правы они, сметут любого, кто встанет на их пути и будет мешать им достигнуть цели.
– И какая же у них цель? – спросила Катерин, которой стало еще более тошно.
– Обычно деньги или власть и полный контроль над всем и всеми вокруг них. Мне очень жаль, солнышко.
– Мне некого винить, кроме себя, за то, что я разрешила ему так глубоко влезть в мою жизнь, – прошептала она.
– Это не совсем так, детка. Не будь к себе столь сурова. У тебя был тяжелый период, он подвернулся под руку – причем сделал это блестяще. Он умный сукин сын, это следует признать, – заметила Бренда.
– Но что мне теперь делать, черт побери? – Катерин принялась мерить шагами крошечную комнатку трейлера. – У него в руках все. Все мои финансовые дела, контракты, деловые и банковские связи – все в его офисе, под его контролем. Сотни папок, компьютерные распечатки, все мои налоговые декларации. Он отказывается показывать что-либо моему юристу. Он не дает и мне заглянуть в папки, все они заперты в шкафу, а ключ он держит у себя.
– Ты хочешь сказать, он приволок все из Лос-Анджелеса? – Стивен протяжно свистнул. – И таскает все это добро сначала в Париж, потом в Ниццу, а теперь в Венецию?
– Да, и самолетом, ни больше ни меньше.
– Это уж совсем странно, черт побери.
– И у меня пропали деньги со счетов. Бренда это от меня скрывала, но я все равно узнала.
– Я теперь жалею, что сразу не сказала тебе, – пробормотала Бренда, – я все о фильме беспокоилась.
– Дьявол! – воскликнул Стив. – Поверить невозможно. И много денег?
– Ну, он соврал про те деньги, что должны были поступить из магазинов, сказал, что они еще не поступили, но я проверила, они определенно перевели их в банк. И оформили повторно документы на следующий же день.
– И где же они?
– Откуда мне знать? Когда я задала этот вопрос, Жан-Клод надулся и заявил, что я не понимаю, о чем говорю, что я дура. Потом потащил меня к компьютеру и показал мне все эти придуманные цифры и сказал: «Смотри, Китти. Вот где правда – у тебя сейчас больше миллиона долларов наличными, так что кончай скулить».
Стив покачал головой.
– Так бы и убил этого сукина сына.
– Какой-то замкнутый круг. Несколько дней назад он пригрозил уничтожить мои банковские счета и налоговые декларации, тогда бы у меня были неприятности с налоговым управлением. Уже потом я обнаружила, что не хватает не только моих режиссерских гонораров, но и сотен тысяч долларов со счетов. Мне необходима подробная информация о моих финансовых делах, но она вся в его идиотских папках. Я боюсь, что он может их уничтожить, чтобы замести следы.
– Черт, – воскликнул Стивен. – Все хуже и хуже.
– Ты можешь поверить, я должна спрашивать разрешения заглянуть в свои контракты по разным сделкам? А иногда он мне их не дает. Господи, это надо же быть такой дурой. Все скажут, что я это заслужила, но я так много работала и выпустила все из рук.
– Как ты можешь еще его любить? Он немыслимая сволочь.
– Я не люблю его больше, Стив, но, по-моему, как требуется время полюбить, так нужно время, чтобы разлюбить кого-то.
Послышался резкий стук в дверь.
– Мисс Беннет, нам необходимо снять эту сцену. – В голосе помощника режиссера сквозило беспокойство.
– Вот так оно и получается. – Катерин подвигала плечами, поудобнее пристраивая верх платья, а Мона подала ей парик.
– Вперед, детка, – сказал Стив. – Иди и работай. Я завтра возвращаюсь в Лос-Анджелес, надену там свою мыслительную шапочку и стану соображать, как вытащить тебя из этой заварухи.
– Спасибо, Стив, дорогой, что бы я без тебя делала? Выходя из трейлера, она коснулась губами его щеки. Стив долго смотрел ей вслед, потом повернулся к Бренде.
– Черт бы все побрал, кто-то должен сделать что-то с этим ублюдком, и, судя по всему, этот кто-то – я.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
Сознание, что она, возможно, носит под сердцем ребенка Жан-Клода, наполняло Катерин ужасом. Осталось меньше недели съемок. Она должна продолжать этот фарс с браком до возвращения в Лос-Анджелес, а тогда начать заниматься разводом. Ей уже было совершенно безразлично, что подумают о ней все окружающие или кто-то конкретно. Она хотела освободиться любой ценой.
Но сначала необходимо узнать, куда он дел ее деньги. Катерин должна проникнуть в шкафы, найти дискеты и достать те документы, которые необходимы Кену Стрингеру для составления ее налоговых деклараций. Жан-Клод уверял ее, что не делает копий на дискетах, но все знали, что это вранье. У него все было, и необходимо это достать. Китти нужно было поделиться своими проблемами с кем-то, в ком она полностью уверена. Бренда была единственной скалой в том бурном море, в которое превратилась жизнь Китти. О матери сказать подобного было нельзя.
Вера позвонила из Нью-Йорка якобы для того, чтобы обсудить последние газетные статьи о Китти, но на самом деле, чтобы пожурить ее за те трещины, что стали возникать в браке дочери.
– Лиз Смит в своей колонке пишет сегодня, что Жан-Клод проводит много времени вдали от тебя и что вы уже не ведете себя как голубки. Это правда, Кит-Кэт?
– Да нет, мама, – сказала она. – Ты только поэтому позвонила?
– Жан-Клод – хороший человек, держись за него, дорогуша.
– Да, мама. – Катерин устало подумала, откуда ее мать вообще может знать Жан-Клода, разве что из газетных статей. Меньше всего ей хотелось обсуждать свои семейные проблемы с матерью.
Но ей надо было выговориться, поэтому она попросила Бренду поужинать с ней перед отъездом в Венецию. Не успели они устроиться в ее спальне после ужина, как без всякого предупреждения явился Жан-Клод. Бренда поднялась и пробормотала чуть слышно:
– Спокойной ночи. Чтоб ты сдох.
Китти попыталась уговорить ее остаться, но Бренда отрицательно покачала головой и ушла.
Жан-Клод нахмурясь стоял перед зеркалом и рассматривал свой пробор. Он изменил манеру одеваться: на нем были дорогая кожаная куртка с подложными плечами отвратительно яркого синего цвета и в тон габардиновые брюки и носки. По контрасту с его привычной элегантностью он выглядел чересчур броско и вызывающе.
– Я считала, ты сегодня уехал в Венецию. – Катерин села за туалетный столик и принялась расчесывать волосы.
– Тоже пытаешься от меня избавиться? – Он зашел ей за спину, и Китти с опаской следила за ним. Она узнала знакомый блеск в глазах, тот взгляд стервятника, который она недавно обожала, а теперь ненавидела. Он принялся развязывать атласные ленты, с помощью которых ее ночная рубашка держалась на плечах.
– Что ты делаешь?
– А ты как думаешь? – Он дернул за очередную ленту, и рубашка упала до талии. – Хочу, чтобы тебе было попрохладнее. – Он неприятно рассмеялся.
– Пожалуйста, не надо, Жан-Клод.
Китти натянула рубашку на грудь, но он схватил ее за плечи и, подняв на ноги, повернул к себе.
– Пожалуйста, не надо, Жан-Клод? – передразнил он. – Ты моя жена Катерин. Или ты забыла?
– Как можно? – Содрогнувшись, она отодвинулась. Почему она не надела старый махровый халат? Потому что чертовски жарко, вот почему, ответила она самой себе.
– Я страшно устала, да и жара меня достает. Мне рано вставать, так что надо поспать.
– Да что ты говоришь? – Тон стал еще более язвительным. – Так ведь всего десять часов, cherie, а я вовсе не устал. – Он схватил ее, толкнул на кровать и жадно впился в ее рот.
Катерин, ощутив прикосновение его губ и языка, почувствовала, что ее сейчас стошнит. Его руки держали ее за горло. Она страшилась представить, что последует дальше.
– Жан-Клод, пожалуйста, перестань. Не сейчас.
– Не сейчас? Перестать? А почему же не сейчас, дорогая моя дива? – Руки на горле сжались, затем он, полностью одетый, улегся на нее. От его кожаной куртки воняло, как в салоне дешевой машины, к тому же Катерин уловила еще запах, который, как ей показалось, узнала, – запах купленной со скидкой косметики.
– Ради Бога! – Она попыталась увернуться от его назойливого рта, выскользнуть из-под него, но он оказался слишком сильным и быстрым и сжал руки на горле еще сильнее.
– Заткнись, сука, или я поставлю тебе такой синяк, никаким гримом не замажешь. – И влепил ей пощечину. Она вскрикнула в ужасе. Жан-Клод никогда раньше не поднимал на нее руку, не было даже случая, чтобы он ей грозил.
Катерин закричала, но он зажал ей рот одной рукой, а другой расстегнул молнию на брюках. Его член был уже тверд как камень, и Жан-Клод овладел ею с такой силой, что она взмолилась в душе, чтобы он уничтожил то существо, которое растет в ней. Держа ее одной рукой за горло так крепко, что она едва дышала, он насиловал ее так, будто сваи забивал, и шипел:
– Как насчет всех твоих любовничков, Китти? Я тут наслушался. Всех тех мужиков, с которыми ты трахалась, – парикмахеров, электриков, операторов, – ты ведь с ними любишь, чтобы покруче, так, моя радость?
Ты любишь покруче, признавайся. Так почему не со мной?
И откуда он это взял, мельком подумала она. Она молилась, чтобы весь этот ужас поскорее кончился, но ему хотелось продлить удовольствие, и он продолжал забивать сваи, шепча непристойности, пока наконец с торжествующим воплем не кончил. Он тут же молча слез с нее и направился в ванную комнату.
Он швырнул свою куртку на кровать. Она зло скинула ее ногой на пол и услышала звон. Взглянув, увидела связку ключей. Ключи! Больше десятка. Какой из них от ящика с ее делами, содержащими ее прошлое и ее будущее? Жан-Клод включил душ на полную мощность, и она услышала, что он поет ненавистную ей песню про лису и кролика. Катерин подняла ключи и осмотрела их. Там были ключи от замков «Бэнхам», другие – от новых чемоданов, недавно купленных Жан-Клодом. Он себя в покупках не ограничивал.
Затем она заметила два маленьких одинаковых ключика от ящиков с папками – крошечные и тоненькие. Она не могла себе позволить взять оба, но, по крайней мере, с помощью одного она доберется хотя бы до части своих дел. Она сняла ключ с кольца и сунула его в закрывающееся на молнию отделение своей сумки. Потом снова легла, вымотанная вконец, хотя сердце возбужденно билось. Через несколько минут он вошел, спокойно вытирая голову.
– Я должен сегодня лететь в Венецию, – объявил он. – Чтобы все приготовить к твоему приезду, cherie.
Она промолчала, потирая ноющую шею.
– Тебе что, нечего сказать? – Он взял ее ручное зеркало и принялся разглядывать свою слегка появившуюся щетину. Для блондина волосы у него на лице были на удивление темными.
– А чего ты от меня ждешь – благодарности за то, что трахнул? Почему ты не уходишь? Лучше тебе уйти.
– Ну могла бы сказать, что станешь по мне скучать. Я вот буду по тебе скучать.
Она молча надела халат.
– Ради Бога, ты же только что меня изнасиловал. Я не хочу больше притворяться. Ты что, совсем с ума сошел, думаешь, что я стану по тебе скучать, когда ты ведешь себя как отвратительное животное?
– Признайся, тебе понравилось. – Он хихикнул и снова потрогал щетину. – Всем женщинам нравится. Да, кстати, на твоем месте я бы не стал беспокоить управляющего банком насчет счетов. Я же тысячу раз объяснял тебе, в каком состоянии твои финансы.
Катерин смотрела на него, не в силах скрыть свое отвращение, потом пошла к туалетному столику и снова принялась расчесывать волосы. Еще неделя, и она избавится от Жан-Клода. Но она не должна показывать ему, что приняла твердое решение. Ей надо быть умнее него. По крайней мере, у нее есть ключ. «Господи, пусть это будет тот ключ!»
– Отвечай, Китти, отвечай мне.
Она не хотела встречаться с ним взглядом, боялась, он догадается, о чем она думает. Где-то внутри зарождалась дикая боль, и она понадеялась, что это начало выкидыша.
– Наверное… я все себе вообразила насчет денег. – Как она ненавидела себя за вранье. – Сказывается напряжение от съемок. Я сама не своя в последнее время, да и чувствую себя неважно, возможно, заболеваю.
– Мне жаль, что ты плохо себя чувствуешь. Я тебя люблю, cherie, ты сама знаешь, как сильно люблю. Когда все это кончится, мы с тобой поедем вместе в какое-нибудь замечательное место.
Его голос стал мягче, и она вся напряглась, боясь, что он снова начнет ее домогаться. Одержимость, которую она читала на его лице всего несколько минут назад, сменилась нежностью. Поглаживая ее щеку, он проникновенно говорил:
– Ты же знаешь, я беспокоюсь лишь о твоих интересах, правда? И ты знаешь, как сильно я тебя люблю?
Катерин сжала зубы. Ее натуральным образом тошнило. Как часто приходилось ей слышать эти ласковые, неискренние слова? Как могла она быть такой идиоткой, чтобы им верить? Она заставила себя взглянуть на Жан-Клода, и на мгновение они встретились глазами. Она увидела в них нежность и сочувствие, так долго обманывавшие ее. Но теперь она все знала. Он ненормален. Социопсихопат, если не просто сумасшедший, так что ей придется играть с ним в его игры, если она хочет вырваться из этого ужасного брака. Катерин чувствовала себя бесконечно усталой. Все тело ломило, а сердце болело от сознания, что ее муж – жестокий и лживый садист и, что хуже всего, она стала его жертвой. Ей никогда раньше не приходилось быть жертвой, она всегда умудрялась выжить. Но теперь, по крайней мере, у нее есть ключ. Все переменится. Должно перемениться.
По дороге домой, в Лос-Анджелес, Стивен решил остановиться в Париже и выяснить кое-что о Жан-Клоде. Первое, что он узнал, начав поиски, так это то, что человека по имени Жан-Клод Вальмер, родившегося 22 ноября 1947 года, не существует в природе. Стивен перекопал в отделе регистрации смертей и браков все записи под фамилией Вальмер за 1945 и 1946 годы, а также несколько лет до и после, но ничего не обнаружил. Он ходил по улицам в смятении, пока не вспомнил, что Китти говорила, будто Жан-Клод был поп-певцом в шестидесятые.
Он связался со старым другом и журналистом Феликсом Лафитте и получил разрешение под предлогом работы над сценарием посетить архив газеты. Там он до боли в глазах копался в старых газетах, сброшюрованных по месяцам. Затем посмотрел в индексе на Вальмера, но снова ничего не обнаружил. Как бы Жан-Клод ни называл себя в качестве поп-певца, это не было имя, которым он пользовался сейчас.
В конце дня Стивен встретился с Феликсом в кафе, они пили абсент, наблюдая за бойкой жизнью парижской улицы.
– Я одного парня разыскиваю. – Стивен протянул Феликсу последнюю фотографию. _ Ты его не знаешь?
– Ты говорил, поп-звезда? Когда?
– Да вроде в середине шестидесятых, где-то так.
– Гм. Явно знакомая физиономия. – Феликс немного отодвинул фотографию и прищурился. – Ты уверен, что он натуральный блондин?
– Ну, я его аu naturel никогда на лицезрел, но Китти вроде в этом не сомневается.
– Катерин Беннет. Разумеется. Она за него вышла замуж, верно? Мы посылали одного нашего журналиста несколько недель назад в Версаль взять у нее интервью. Мы хотели сфотографировать ее с мужем, но его не оказалось.
– В папке Китти должны быть его фотографии, – сказал Стивен. – Они женаты пять месяцев. Свадебные фотографии, например.
– Какие свадебные фотографии? Разве они не женились тайком в Лас-Вегасе?
– Да, верно, но они через пару месяцев устроили свадебную вечеринку. Был фотограф, делал снимки для «Пари-матч» и других газет, любящих светскую хронику. Ты не помнишь?
– Нет, я не видел, – ответил Феликс. – Но я такой ерундой не интересуюсь. – Они просмотрели толстую папку, посвященную Китти, но на всех фотографиях с Жан-Клодом он стоял либо в профиль, либо опустив голову. На очень немногих виднелось его лицо, если не считать снимков в лондонском театре.
– Подожди-ка. – Феликс внезапно вытащил фотографию Катрин и Жан-Клода, выходящих из ресторана «Ма Мезон». – У этого мужика определенно знакомое лицо. Давай поговорим с нашим специалистом по поп-музыке, он может сказать нам, кто этот таинственный незнакомец.
Память у музыкального критика газеты «Фигаро» Лоранса Деланже была энциклопедической. Он сидел за столом, заваленным компакт-дисками и пластинками, и изучал фотографию Жан-Клода, а пепел с его сигареты беспрепятственно падал на старый серый свитер.
– Разумеется я знаю, кто это. Его имя, было во всяком случае, Жан-Жак Костелло, но настоящее оно или нет, сказать трудно. В конце шестидесятых он записал парочку хитов; названий я сейчас не помню, зато я припоминаю, что с ним потом было связано какое-то скандальное дело.
– Что за скандал? – встрепенулся Стивен. – Как мне узнать?
– Посмотрите в папках. – Лоранс выпустил кольца дыма к потолку. – Там все есть. Покопаться как следует, так можно найти все, что хотите, о ком хотите.
– Спасибо, Лоране, – сказал Стивен. – Очень вам признателен.
Он вернулся в архив, нашел папку Жан-Жака Костелло и практически сразу обнаружил то, что искал.
Вне всякого сомнения, Жан-Жак Костелло был короткое время известным певцом во Франции в 1967 году. На снимках ему было лет девятнадцать, густые темные вьющиеся волосы. Но спутать его лицо было невозможно. На двадцать два года моложе, но определенно Жан-Клод Вальмер. Он не слишком сильно изменился. Только округлее было лицо, несколько короче волосы, да не имелось тех теней и морщин, которые появились к сорока годам.
В сгущающихся сумерках Стивен просматривал папку Жан-Жака Костелло. Тоненькая, поскольку почти все вырезки относились лишь к одному году – 1967-му. Карьера Жан-Жака Костелло в качестве певца оказалась короткой, но Стивен внимательно прочел каждую строчку. Он читал хвалебные статьи, краткие ремарки, критические замечания и так далее, пока не наткнулся на статью в консервативной французской газете «Монд» под названием «Что же случилось с Жан-Жаком Костелло?». Статья появилась через семнадцать лет после завершения карьеры Жан-Клода в качестве певца, в 1984 году. Автор писал, что Жан-Жак Костелло сменил имя на Пьера Рондю. В 1983 году Пьера выпустили из тюрьмы, где он отсидел семь лет за двоеженство и присвоение чужих денег.
Но сначала необходимо узнать, куда он дел ее деньги. Катерин должна проникнуть в шкафы, найти дискеты и достать те документы, которые необходимы Кену Стрингеру для составления ее налоговых деклараций. Жан-Клод уверял ее, что не делает копий на дискетах, но все знали, что это вранье. У него все было, и необходимо это достать. Китти нужно было поделиться своими проблемами с кем-то, в ком она полностью уверена. Бренда была единственной скалой в том бурном море, в которое превратилась жизнь Китти. О матери сказать подобного было нельзя.
Вера позвонила из Нью-Йорка якобы для того, чтобы обсудить последние газетные статьи о Китти, но на самом деле, чтобы пожурить ее за те трещины, что стали возникать в браке дочери.
– Лиз Смит в своей колонке пишет сегодня, что Жан-Клод проводит много времени вдали от тебя и что вы уже не ведете себя как голубки. Это правда, Кит-Кэт?
– Да нет, мама, – сказала она. – Ты только поэтому позвонила?
– Жан-Клод – хороший человек, держись за него, дорогуша.
– Да, мама. – Катерин устало подумала, откуда ее мать вообще может знать Жан-Клода, разве что из газетных статей. Меньше всего ей хотелось обсуждать свои семейные проблемы с матерью.
Но ей надо было выговориться, поэтому она попросила Бренду поужинать с ней перед отъездом в Венецию. Не успели они устроиться в ее спальне после ужина, как без всякого предупреждения явился Жан-Клод. Бренда поднялась и пробормотала чуть слышно:
– Спокойной ночи. Чтоб ты сдох.
Китти попыталась уговорить ее остаться, но Бренда отрицательно покачала головой и ушла.
Жан-Клод нахмурясь стоял перед зеркалом и рассматривал свой пробор. Он изменил манеру одеваться: на нем были дорогая кожаная куртка с подложными плечами отвратительно яркого синего цвета и в тон габардиновые брюки и носки. По контрасту с его привычной элегантностью он выглядел чересчур броско и вызывающе.
– Я считала, ты сегодня уехал в Венецию. – Катерин села за туалетный столик и принялась расчесывать волосы.
– Тоже пытаешься от меня избавиться? – Он зашел ей за спину, и Китти с опаской следила за ним. Она узнала знакомый блеск в глазах, тот взгляд стервятника, который она недавно обожала, а теперь ненавидела. Он принялся развязывать атласные ленты, с помощью которых ее ночная рубашка держалась на плечах.
– Что ты делаешь?
– А ты как думаешь? – Он дернул за очередную ленту, и рубашка упала до талии. – Хочу, чтобы тебе было попрохладнее. – Он неприятно рассмеялся.
– Пожалуйста, не надо, Жан-Клод.
Китти натянула рубашку на грудь, но он схватил ее за плечи и, подняв на ноги, повернул к себе.
– Пожалуйста, не надо, Жан-Клод? – передразнил он. – Ты моя жена Катерин. Или ты забыла?
– Как можно? – Содрогнувшись, она отодвинулась. Почему она не надела старый махровый халат? Потому что чертовски жарко, вот почему, ответила она самой себе.
– Я страшно устала, да и жара меня достает. Мне рано вставать, так что надо поспать.
– Да что ты говоришь? – Тон стал еще более язвительным. – Так ведь всего десять часов, cherie, а я вовсе не устал. – Он схватил ее, толкнул на кровать и жадно впился в ее рот.
Катерин, ощутив прикосновение его губ и языка, почувствовала, что ее сейчас стошнит. Его руки держали ее за горло. Она страшилась представить, что последует дальше.
– Жан-Клод, пожалуйста, перестань. Не сейчас.
– Не сейчас? Перестать? А почему же не сейчас, дорогая моя дива? – Руки на горле сжались, затем он, полностью одетый, улегся на нее. От его кожаной куртки воняло, как в салоне дешевой машины, к тому же Катерин уловила еще запах, который, как ей показалось, узнала, – запах купленной со скидкой косметики.
– Ради Бога! – Она попыталась увернуться от его назойливого рта, выскользнуть из-под него, но он оказался слишком сильным и быстрым и сжал руки на горле еще сильнее.
– Заткнись, сука, или я поставлю тебе такой синяк, никаким гримом не замажешь. – И влепил ей пощечину. Она вскрикнула в ужасе. Жан-Клод никогда раньше не поднимал на нее руку, не было даже случая, чтобы он ей грозил.
Катерин закричала, но он зажал ей рот одной рукой, а другой расстегнул молнию на брюках. Его член был уже тверд как камень, и Жан-Клод овладел ею с такой силой, что она взмолилась в душе, чтобы он уничтожил то существо, которое растет в ней. Держа ее одной рукой за горло так крепко, что она едва дышала, он насиловал ее так, будто сваи забивал, и шипел:
– Как насчет всех твоих любовничков, Китти? Я тут наслушался. Всех тех мужиков, с которыми ты трахалась, – парикмахеров, электриков, операторов, – ты ведь с ними любишь, чтобы покруче, так, моя радость?
Ты любишь покруче, признавайся. Так почему не со мной?
И откуда он это взял, мельком подумала она. Она молилась, чтобы весь этот ужас поскорее кончился, но ему хотелось продлить удовольствие, и он продолжал забивать сваи, шепча непристойности, пока наконец с торжествующим воплем не кончил. Он тут же молча слез с нее и направился в ванную комнату.
Он швырнул свою куртку на кровать. Она зло скинула ее ногой на пол и услышала звон. Взглянув, увидела связку ключей. Ключи! Больше десятка. Какой из них от ящика с ее делами, содержащими ее прошлое и ее будущее? Жан-Клод включил душ на полную мощность, и она услышала, что он поет ненавистную ей песню про лису и кролика. Катерин подняла ключи и осмотрела их. Там были ключи от замков «Бэнхам», другие – от новых чемоданов, недавно купленных Жан-Клодом. Он себя в покупках не ограничивал.
Затем она заметила два маленьких одинаковых ключика от ящиков с папками – крошечные и тоненькие. Она не могла себе позволить взять оба, но, по крайней мере, с помощью одного она доберется хотя бы до части своих дел. Она сняла ключ с кольца и сунула его в закрывающееся на молнию отделение своей сумки. Потом снова легла, вымотанная вконец, хотя сердце возбужденно билось. Через несколько минут он вошел, спокойно вытирая голову.
– Я должен сегодня лететь в Венецию, – объявил он. – Чтобы все приготовить к твоему приезду, cherie.
Она промолчала, потирая ноющую шею.
– Тебе что, нечего сказать? – Он взял ее ручное зеркало и принялся разглядывать свою слегка появившуюся щетину. Для блондина волосы у него на лице были на удивление темными.
– А чего ты от меня ждешь – благодарности за то, что трахнул? Почему ты не уходишь? Лучше тебе уйти.
– Ну могла бы сказать, что станешь по мне скучать. Я вот буду по тебе скучать.
Она молча надела халат.
– Ради Бога, ты же только что меня изнасиловал. Я не хочу больше притворяться. Ты что, совсем с ума сошел, думаешь, что я стану по тебе скучать, когда ты ведешь себя как отвратительное животное?
– Признайся, тебе понравилось. – Он хихикнул и снова потрогал щетину. – Всем женщинам нравится. Да, кстати, на твоем месте я бы не стал беспокоить управляющего банком насчет счетов. Я же тысячу раз объяснял тебе, в каком состоянии твои финансы.
Катерин смотрела на него, не в силах скрыть свое отвращение, потом пошла к туалетному столику и снова принялась расчесывать волосы. Еще неделя, и она избавится от Жан-Клода. Но она не должна показывать ему, что приняла твердое решение. Ей надо быть умнее него. По крайней мере, у нее есть ключ. «Господи, пусть это будет тот ключ!»
– Отвечай, Китти, отвечай мне.
Она не хотела встречаться с ним взглядом, боялась, он догадается, о чем она думает. Где-то внутри зарождалась дикая боль, и она понадеялась, что это начало выкидыша.
– Наверное… я все себе вообразила насчет денег. – Как она ненавидела себя за вранье. – Сказывается напряжение от съемок. Я сама не своя в последнее время, да и чувствую себя неважно, возможно, заболеваю.
– Мне жаль, что ты плохо себя чувствуешь. Я тебя люблю, cherie, ты сама знаешь, как сильно люблю. Когда все это кончится, мы с тобой поедем вместе в какое-нибудь замечательное место.
Его голос стал мягче, и она вся напряглась, боясь, что он снова начнет ее домогаться. Одержимость, которую она читала на его лице всего несколько минут назад, сменилась нежностью. Поглаживая ее щеку, он проникновенно говорил:
– Ты же знаешь, я беспокоюсь лишь о твоих интересах, правда? И ты знаешь, как сильно я тебя люблю?
Катерин сжала зубы. Ее натуральным образом тошнило. Как часто приходилось ей слышать эти ласковые, неискренние слова? Как могла она быть такой идиоткой, чтобы им верить? Она заставила себя взглянуть на Жан-Клода, и на мгновение они встретились глазами. Она увидела в них нежность и сочувствие, так долго обманывавшие ее. Но теперь она все знала. Он ненормален. Социопсихопат, если не просто сумасшедший, так что ей придется играть с ним в его игры, если она хочет вырваться из этого ужасного брака. Катерин чувствовала себя бесконечно усталой. Все тело ломило, а сердце болело от сознания, что ее муж – жестокий и лживый садист и, что хуже всего, она стала его жертвой. Ей никогда раньше не приходилось быть жертвой, она всегда умудрялась выжить. Но теперь, по крайней мере, у нее есть ключ. Все переменится. Должно перемениться.
По дороге домой, в Лос-Анджелес, Стивен решил остановиться в Париже и выяснить кое-что о Жан-Клоде. Первое, что он узнал, начав поиски, так это то, что человека по имени Жан-Клод Вальмер, родившегося 22 ноября 1947 года, не существует в природе. Стивен перекопал в отделе регистрации смертей и браков все записи под фамилией Вальмер за 1945 и 1946 годы, а также несколько лет до и после, но ничего не обнаружил. Он ходил по улицам в смятении, пока не вспомнил, что Китти говорила, будто Жан-Клод был поп-певцом в шестидесятые.
Он связался со старым другом и журналистом Феликсом Лафитте и получил разрешение под предлогом работы над сценарием посетить архив газеты. Там он до боли в глазах копался в старых газетах, сброшюрованных по месяцам. Затем посмотрел в индексе на Вальмера, но снова ничего не обнаружил. Как бы Жан-Клод ни называл себя в качестве поп-певца, это не было имя, которым он пользовался сейчас.
В конце дня Стивен встретился с Феликсом в кафе, они пили абсент, наблюдая за бойкой жизнью парижской улицы.
– Я одного парня разыскиваю. – Стивен протянул Феликсу последнюю фотографию. _ Ты его не знаешь?
– Ты говорил, поп-звезда? Когда?
– Да вроде в середине шестидесятых, где-то так.
– Гм. Явно знакомая физиономия. – Феликс немного отодвинул фотографию и прищурился. – Ты уверен, что он натуральный блондин?
– Ну, я его аu naturel никогда на лицезрел, но Китти вроде в этом не сомневается.
– Катерин Беннет. Разумеется. Она за него вышла замуж, верно? Мы посылали одного нашего журналиста несколько недель назад в Версаль взять у нее интервью. Мы хотели сфотографировать ее с мужем, но его не оказалось.
– В папке Китти должны быть его фотографии, – сказал Стивен. – Они женаты пять месяцев. Свадебные фотографии, например.
– Какие свадебные фотографии? Разве они не женились тайком в Лас-Вегасе?
– Да, верно, но они через пару месяцев устроили свадебную вечеринку. Был фотограф, делал снимки для «Пари-матч» и других газет, любящих светскую хронику. Ты не помнишь?
– Нет, я не видел, – ответил Феликс. – Но я такой ерундой не интересуюсь. – Они просмотрели толстую папку, посвященную Китти, но на всех фотографиях с Жан-Клодом он стоял либо в профиль, либо опустив голову. На очень немногих виднелось его лицо, если не считать снимков в лондонском театре.
– Подожди-ка. – Феликс внезапно вытащил фотографию Катрин и Жан-Клода, выходящих из ресторана «Ма Мезон». – У этого мужика определенно знакомое лицо. Давай поговорим с нашим специалистом по поп-музыке, он может сказать нам, кто этот таинственный незнакомец.
Память у музыкального критика газеты «Фигаро» Лоранса Деланже была энциклопедической. Он сидел за столом, заваленным компакт-дисками и пластинками, и изучал фотографию Жан-Клода, а пепел с его сигареты беспрепятственно падал на старый серый свитер.
– Разумеется я знаю, кто это. Его имя, было во всяком случае, Жан-Жак Костелло, но настоящее оно или нет, сказать трудно. В конце шестидесятых он записал парочку хитов; названий я сейчас не помню, зато я припоминаю, что с ним потом было связано какое-то скандальное дело.
– Что за скандал? – встрепенулся Стивен. – Как мне узнать?
– Посмотрите в папках. – Лоранс выпустил кольца дыма к потолку. – Там все есть. Покопаться как следует, так можно найти все, что хотите, о ком хотите.
– Спасибо, Лоране, – сказал Стивен. – Очень вам признателен.
Он вернулся в архив, нашел папку Жан-Жака Костелло и практически сразу обнаружил то, что искал.
Вне всякого сомнения, Жан-Жак Костелло был короткое время известным певцом во Франции в 1967 году. На снимках ему было лет девятнадцать, густые темные вьющиеся волосы. Но спутать его лицо было невозможно. На двадцать два года моложе, но определенно Жан-Клод Вальмер. Он не слишком сильно изменился. Только округлее было лицо, несколько короче волосы, да не имелось тех теней и морщин, которые появились к сорока годам.
В сгущающихся сумерках Стивен просматривал папку Жан-Жака Костелло. Тоненькая, поскольку почти все вырезки относились лишь к одному году – 1967-му. Карьера Жан-Жака Костелло в качестве певца оказалась короткой, но Стивен внимательно прочел каждую строчку. Он читал хвалебные статьи, краткие ремарки, критические замечания и так далее, пока не наткнулся на статью в консервативной французской газете «Монд» под названием «Что же случилось с Жан-Жаком Костелло?». Статья появилась через семнадцать лет после завершения карьеры Жан-Клода в качестве певца, в 1984 году. Автор писал, что Жан-Жак Костелло сменил имя на Пьера Рондю. В 1983 году Пьера выпустили из тюрьмы, где он отсидел семь лет за двоеженство и присвоение чужих денег.
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
Усатый гид Катерин и Томми в Венеции Фабрицио быстро провел их через толпы в аэропорту «Леонардо да Винчи». Он прибыл с портативным-передатчиком и табличкой на груди с его именем. Катерин в темных очках, опустив голову, старалась не встречаться взглядами с туристами. Фабрицио провел Их в катер-такси, а Бренда осталась присмотреть за багажом.
Заходящее солнце огромным оранжевым шаром опускалось за горизонт на западе, пока катер быстро мчал их по каналам. На мачтоподобных сооружениях по берегам канала сидели чайки. Приближаясь к месту назначения, катер резко сбросил скорость, пробираясь еле-еле в полной тишине. Катерин ничего не слышала, кроме урчания мотора, и к тому же обратила внимание, что стало гораздо холоднее. Здания по обе стороны канала – темные и старые, казалось, им больше тысячи лет. Вода в канале темная и жирная, и иногда Китти замечала пробегающих по берегу крыс. Воздух казался странно и зловеще неподвижным и давящим, хотя стоял разгар туристического сезона. Катерин потерла все еще болевшую шею. Это был первый случай, когда Жан-Клод прибег к физическому насилию, но Катерин твердо решила, что он будет последним. Она никогда больше не позволит ему к себе приблизиться. Ее губы сжались в горькую линию. Все кончено. Быстро, резко и окончательно, совсем не как смерть по-китайски.
Она несколько раз пыталась дозвониться до Стивена в Лос-Анджелес и рассказать о ключе к шкафу с делами, но его никогда не было дома, да и ее мобильный телефон славился своей непредсказуемостью. Она помахала рукой Томми, сидящему рядом с рулевым катера и болтающему на плохом итальянском. Накануне французский врач снял его гипс и объявил, что Томми в таком же отличном состоянии, как и любой другой шестнадцатилетний парнишка, и может жить нормальной жизнью.
Заходящее солнце огромным оранжевым шаром опускалось за горизонт на западе, пока катер быстро мчал их по каналам. На мачтоподобных сооружениях по берегам канала сидели чайки. Приближаясь к месту назначения, катер резко сбросил скорость, пробираясь еле-еле в полной тишине. Катерин ничего не слышала, кроме урчания мотора, и к тому же обратила внимание, что стало гораздо холоднее. Здания по обе стороны канала – темные и старые, казалось, им больше тысячи лет. Вода в канале темная и жирная, и иногда Китти замечала пробегающих по берегу крыс. Воздух казался странно и зловеще неподвижным и давящим, хотя стоял разгар туристического сезона. Катерин потерла все еще болевшую шею. Это был первый случай, когда Жан-Клод прибег к физическому насилию, но Катерин твердо решила, что он будет последним. Она никогда больше не позволит ему к себе приблизиться. Ее губы сжались в горькую линию. Все кончено. Быстро, резко и окончательно, совсем не как смерть по-китайски.
Она несколько раз пыталась дозвониться до Стивена в Лос-Анджелес и рассказать о ключе к шкафу с делами, но его никогда не было дома, да и ее мобильный телефон славился своей непредсказуемостью. Она помахала рукой Томми, сидящему рядом с рулевым катера и болтающему на плохом итальянском. Накануне французский врач снял его гипс и объявил, что Томми в таком же отличном состоянии, как и любой другой шестнадцатилетний парнишка, и может жить нормальной жизнью.