Позади тут же произошла перестановка сил. На третьей ступени освободились три места, и Король-колдун со второй поднялся и шагнул вслед за Крейгом. Он не поднимал взгляда на победителя, но другим вождям третьей ступени взглянул прямо в глаза и, не встретив вызова, занял один из тронов. Другой вождь поднялся с первой ступени на вторую. Место старших вождей занимали молодые, но уже превосходившие их в силе короли-колдуны. Гатха понял, кто здесь поддерживает Крейга, а кто просто склоняется перед сильнейшим.
   Победителя все это не интересовало. Он неторопливо поставил ногу на четвертый ряд, где стояло всего шесть тронов. Никто из занимавших эти места не носил оружия – их сила не нуждалась в поддержке стали. Навстречу Крейгу поднялся один из королей-колдунов. Схватка была короткой и страшной. Приняв два жестоких удара – в горло и по ребрам, – могучий келдон ответил лишь одним ударом в лицо. Голова непокорного откинулась на переломленной шее. Крейг поднял обмякшее тело и сбросил его вниз. Вслед за убитым на пол обрушился тяжелый трон, принадлежавший самому Крейгу. Новый король больше не желал для себя места на этой ступени. Он поднялся на верхнюю площадку, куда никогда не поднимался ни один вождь. Теперь это место принадлежало ему.
   Желающих возразить не нашлось. Четверо келдонов, оставшихся на четвертой ступени, отводили глаза. Власть Крейга была признана. Снова короткая перестановка сил внизу. Ни одна схватка не осквернила тишины. Никто не осмеливался испытать свою силу после победоносного восхождения Крейга. Они признавали и чтили его силу – и силу мага, сообразил Гатха, вспомнив, как вождь разделил с ним все свои победы, прошлые и грядущие.
   Небывалый подвиг, достойный того, чтобы остаться в легендах. Крейг поднялся на вершину. Все здесь помнили старинное предсказание: «Когда Некрополь под залом совета заполнится павшими вождями, все они восстанут и их непобедимое воинство пройдет по всей Доминарии. Поведет же эту армию вождь, стоящий на вершине». Предсказание не открывало тайны: будет ли этим вождем величайший из павших, или некий вождь займет вершину постамента по случаю великого события. Теперь Гатхе подумалось, что с его помощью Крейг вполне может дождаться исполнения пророчества.

Глава 13

   Даввол стоял на пригорке, поднявшемся по его воле над пологим склоном текучего камня. Летающий диск лежал на земле за его спиной подобно черному алтарю, охраняемому двумя стражами-фирексийцами. Над горизонтом, затянутым бурлящими тучами, возвышался огромный вулкан, в жерле которого скрывалась Твердыня. Рядом с ним пригорок, где стоял Даввол, казался крохотным холмиком. И все это, от края до края, были его владения.
   Пронзительный ветер отыскал щель в броне, коснулся бледной кожи ледяными щупальцами, раздул плащ подобно крыльям невиданного нетопыря, пробрался к затылку, к самой макушке, прикрытой черной пластиной, выкованной фирексийцами.
   Общей чертой всех коракианцев – общим пороком, с точки зрения Даввола, – было не закрытое костями черепа отверстие на макушке. Фирексийцы, высоко ценившие мозг своего слуги, согласились исправить это упущение природы. Правда, Даввола немного тревожила форма пластины: надо лбом круглую стальную шапочку украшала слабая вмятинка. Не в обычае фирексийцев было наделять свои изделия бесполезными украшениями. Эта вмятинка для чего-то предназначалась, но Кроаг предпочел об этом не упоминать, а Даввол счел за лучшее не спрашивать.
   – Ты собирался произвести перенос, – раздался за его спиной скрипучий голос Кроага.
   В его словах не было вопроса. Уже проведал!
   Даввол оглянулся. Его черные глаза не выдали удивления.
   Член Внутреннего круга стоял рядом с диском. За его спиной в светящемся портале мелькнула спина последнего из солдат, уходящего, надо думать, назад в Твердыню. Вот теперь Даввол нахмурился. Присутствие охраны было не лишним: случалось, феки забредали далеко от своего подземного города. Разумеется, Кроаг справился бы с любым противником не хуже солдат, но это была его охрана, и повиноваться она должна была только самому Давволу.
   – Я думал над этим, – наконец признал он.
   – Будет лучше, если солдаты не увидят твоей неудачи. – Кроаг медленно скользнул вперед, скрежеща стальными лентами. Сегодня он захватил с собой жезл – витой металлический стержень, казавшийся ненужным украшением. Даввол хорошо знал, как обманчив его вид. – Тот, кто не справляется с задуманным, часто отправляется на переплавку. Не стоит испытывать их верность.
   Кроаг о нем заботится? Может, и так. Но Даввол не упускал из виду и другой возможности: фирексиец не желает, чтобы солдаты стали свидетелями его успеха. С каждым прожитым веком наместник Ратха все лучше разбирался в тонкостях отношений с теми, кто его окружал. Ни один из его соплеменников не сумел бы прожить столь долгую жизнь и добиться такого могущества, напомнил себе Даввол и улыбнулся этой мысли. А он проживет еще столько же, а может, и дольше, если будет действовать разумно и вести себя правильно.
   – Прими мою благодарность, Кроаг. Я не подумал об этом. – (Потому что не брал в расчет возможность неудачи.) – А что произойдет с совершающим перенос, если ход его будет нарушен? – (Знает ли об этом сам фирексиец?)
   – Он исчезнет, – последовал простой ответ. – Затеряется между мирами. Такое случалось прежде. В правление первого наместника.
   В этом коротком ответе крылось множество новых для Даввола сведений. И самым важным было то, что он, оказывается, не был первым наместником и, следовательно, может оказаться не последним. Мысль была одновременно и обнадеживающей, и тревожной. Даввол отбросил ее, измерив взглядом равнину из текучего камня.
   Перед ними возвышалась Твердыня. Огромные машины, контролирующие перенос, сейчас бездействовали, однако они, как и текучий камень, подчинялись власти обоих правителей Ратха. Мысленное прикосновение Даввола оживило их. Когда сотворение Ратха будет окончено и из нового мира откроется доступ к Доминарии, объединенная мощь этих машин вместе с изменчивым текучим камнем совершит последний, решающий рывок. Но до тех пор возможность перехода была ограниченной, хотя и увеличивалась с ростом Ратха. Свою роль играла и дальность задуманного переноса, и расстояние до машин, скрывавшихся в глубине Твердыни. И в конечном счете все зависело от силы разума наместника или ивенкара. В себе Даввол был уверен.
   Он уже ощутил первое движение машин, размягчающих текучий камень на многие квадратные мили вокруг, мысленно напрягшись, удерживая лавину, грозившую сорваться со склона и унести его с собой. Внизу, на равнине, земля просела, будто обрушилась скрывавшаяся под ней огромная пещера. Края провала стекали вниз, словно песчинки со склона.
   Постепенно машины переливали текучий камень, формируя картину, стоявшую перед глазами Даввола: изогнутый полумесяцем холм с выветренными южными склонами и крутым обрывом скал на северной стороне. Вслед за машинами его разум уходил все глубже и глубже. Тяжесть ушла, когда равнина приняла назначенную ей форму, и прилив все новых масс текучего камня прекратился. Теперь механизмы извлекали из мозга Даввола мелкие подробности ландшафта, сохраненные в памяти с того времени, когда ему удалось побывать на Доминарии. Член поисковой группы, открывавший портал, исполнил свое обещание доставить его в пустынную, закрытую со всех сторон долину. Даввол провел там несколько дней, запечатлевая мельчайшие детали – от смолистого запаха сосен до холодка росистой травы. Теперь он передавал все это механизмам, и его мозг изнемогал от непосильной работы. Текучий камень взмывал вверх столбами и колоннами, щетинился мелкими шипами, и все это на глазах превращалось в деревья, кусты, траву… Изваянный из бурого камня, перед ним вырастал живой лес, словно застывший от мороза.
   Быть может, вырастить настоящий лес было бы проще. И Даввол, и текучий камень едва ли не исчерпали все свои силы.
   Так или иначе, хранившаяся в памяти картина воплотилась в действительность. Новое усилие мысли – и в долине начали подниматься дома. Даввол призвал на помощь все силы своего разума. Он населил лес животными, улицы, деревушки – людьми. Они были живыми, они двигались, многие с беспокойством всматривались в потемневшее вдруг небо. Слышались испуганные крики, женский визг. Даввол стоял на пороге миров, вглядываясь в хаос вселенной, в разворачивающиеся просторы. Люди той долины видели Ратх, видели его, и многие пали ниц перед непостижимым ужасом.
   Несколько сотен жизней, все селяне, были лишь крохотными искорками в его мозгу. Сквозь дыру, разверзшуюся в беспредельности, в вечные грозовые раскаты Ратха вплетались плач и вопли людей. Их боль отвлекала Даввола, отдававшего машинам последние силы. Наконец наместник Ратха медленно опустился на землю, обхватив руками вершину пригорка. Он все еще не отводил взгляда от долины, на тяжесть уже прошла. Затихли крики ужаса и боли. В последний миг Даввол ощутил, как ускользают от него несколько искорок – жизни, затерявшиеся в хаосе между Ратхом и Доминарией.
   Свершилось.
   Прямо на него выскочил олень, остановился на грани, разделявшей изумрудный ковер долины и каменную почву Ратха, замер на мгновение и умчался прочь, под защиту зеленых деревьев. Далеко впереди, слышимые только Давволом, еще сохраняющим связь с машинами переноса, звучали голоса людей, увидевших над собой чужое враждебное небо. Новые обитатели Ратха.
   Даввол широко улыбнулся. Новые рабы. Он давно собирался ускорить ход работ. Слишком отдаленным казалось время, когда сам Ратх, распространившись до границы миров, сольется с Доминарией, открыв путь фирексийским армиям. А Даввол останется править Ратхом. Даже Кроаг должен теперь признать, что это неизбежно.
   Даввол обернулся и не увидел ни Кроага, ни портала. Он стоял на темной равнине перед своим творением совершенно один. Наместник рассмеялся, ветер подхватил его хриплый смешок и унес вдаль. Тем лучше. Ему было бы жаль делить с кем-то радость успеха – первого, но, конечно, не последнего.
   Штормовые тучи, собравшиеся над Беналом, скрыли звезды и свет Мерцающей Луны. Малая Луна, светлая точка, которую часто путали с яркой звездой, недавно открылась в просвете над горизонтом. Впрочем, ему, единственному в капасхенском селении ДеЛатт, не нужно было зрения, чтобы точно определить положение спутника. Его губы раздвинулись в хищной усмешке, обнажая острые зубы. Удары грома отдавались звоном глиняных черепиц и сотрясали оконные рамы.
   Тьма, сгустившаяся в тесном дворике, не имела отношения к обычной доминарианской ночи. Светлые плиты каменных стен отражали молнии, освещая самые темные уголки. На долю секунды все заливал призрачный свет, и только за занавесом вьющихся лиан чернела клякса круглого портала.
   По трем сторонам двора стояли дома старейшин, третью перегораживала кованая решетка ворот. Над ними стальной щит с гравировкой приветствовал тех, кому удалось пройти внутрь. Сейчас засов был задвинут, но вдоль стен осторожно продвигались три тени. Снова полыхнула молния – сверкающий шрам, задержавшийся в небе на долгую секунду, пока низкий грохот сотрясал землю.
   Кроаг уже чувствовал себя здесь как дома. Заряженный электричеством воздух бодрил его, напоминая Ратх и даже некоторые области Фирексии. Было и еще что-то – какое-то чувство в глубине его существа, подсказывавшее: здесь он не чужой. Он различал слабый запах смазочного масла – запах, который источало мясо, хоть однажды побывавшее в чане. Кроаг коротко похвалил искателя, обнаружившего это место. Маленький фирексиец с поклоном выступил из-за его спины. Он пресмыкался и перед Кроагом, и перед Давволом.
   Тот осматривался кругом, вбирая в себя каждую подробность. Кроаг не возражал – напротив, одобрял. Хотя Урза Мироходец все еще жив, нельзя отрицать, что за это время чистильщики значительно усовершенствованы, а Ратх управляется безупречно. Правда, в действиях наместника не хватает вдохновения, но не следует требовать от него слишком многого. Он и без того удивил Кроага, сумев несколько месяцев назад совершить перенос между Ратхом и Доминарией. Разумеется, это не значит, что Даввол может считаться опасным для члена Внутреннего Круга. Он держится достаточно смиренно, а редкие вспышки честолюбия ничем не угрожают Фирексии. Может, через век или два он и наберет опасную силу. Но кто станет заглядывать на века вперед, когда сегодня так много дел?
   Смутное ощущение родства стало более явственным, привлекая внимание Кроага к двери с маленьким стеклянным окошком.
   – Там, – сдавленно проскрежетал он, вытянув острый стальной палец.
   Наместник Ратха прищурился, не в силах разглядеть его жеста своими неусовершенствованными глазами.
   – Где? – шепнул он, когда новая вспышка рассекла небо. – За дверью?
   Его стальные сапоги заскрипели по камням.
   Кроаг двигался почти беззвучно, если не считать еле слышного металлического лязга стальных полос, задевавших камни. В грохоте бури этих звуков никто не расслышит. А если и расслышит, одним доминарианцем станет меньше, только и всего. Даввол толкнул дверь. Она легко подалась, повернувшись на смазанных петлях. Кроаг вошел первым, сорвав по пути прозрачную белую штору. Он направился прямо к постели, на которой спал старик, хрупкий и немощный, как все доминарианцы. Фирексиец не мог понять, откуда возник темный зов, направивший его к этому смертному. Может, перед ним тритон или нечто в этом роде?
   Агенты с Доминарии – чистильщики, искатели и тритоны, вступавшие в общение с малосильными расами этого мира, – сообщали о таких людях. Создания из плоти, но наделенные темной душой и особыми силами, которые и влекли к ним фирексийцев. Кроаг считал подобные донесения ошибочными. Неопытные агенты могли спутать природу смертного, рожденного в окружении черной маны, с истиной фирексийской чистотой. Подобное сродство встречалось и у феков, и у иных рас, населявших теперь Ратх.
   Однако, приблизившись к новому поселению Даввола, Кроаг переменил свое мнение. Все его жители бежали в ужасе – кроме одного. Этот, в рубашке из стальных колец, верхом на лошади, защищенной такой же броней, бросился навстречу фирексийцам с явным намерением уничтожить Кроага. В его серых глазах не было ни страха, ни сомнения. Тогда Кроаг и ощутил эту связь – словно каждый из них узнал в другом черную суть – знак Фирексии. Она наделила человека силой сражаться и убивать. Пришпорив коня, он с яростной ненавистью направил его на пришельца. Член Внутреннего круга уничтожил смельчака, почти не задумываясь, и глубоко вонзил когти в его мозг, извлекая последнюю вспышку мыслей и чувств. Восхитительно яркое ощущение, доступное только смертным.
   Та встреча и привела Кроага сюда, к дому старейшины небольшого селения. Местный искатель нашел здесь в душе человека темную искру. И снова Кроаг ощутил сродство с существом иным, чем он, – но близким.
   По знаку фирексийца Даввол установил рядом с головой старика порученный ему Кроагом механизм. Плетеный медный шнур развернулся и пополз по подушке, навис над ухом, нашептывая в него странные звуки. При обычной громкости, с какой эти звуки издавали фирексийские боевые машины, они приводили врага в ужас и замешательство. На достаточно высоких частотах могли нарушить деятельность мозга. Сейчас, приглушенные до шепота, они только погрузили смертного в глубокий сон. Он не проснется, даже осознавая кошмар, творимый с ним Кроагом. Тот уже положил левую руку на лицо старика, вонзив первый и пятый когти в виски, нащупывая под кожей и костью мягкую материю мозга. Раны не были смертельными – пока, но этого хватило, чтобы извлечь воспоминания спящего. Кроаг пытался отыскать разгадку.
   Глаза старика открылись. В них мелькнула тревога, потом ужас, но все вытеснила яростная ненависть. Такого просто не могло случиться! Руки, откинув одеяло, сомкнулись на запястье Кроага. Брызнула кровь – мягкая кожа ладоней не выдержала столкновения со стальными покровами фирексийца. И все-таки старик не размыкал пальцы, сдвигая руку так, что когти невольно рассекали оболочку мозга. Живые пальцы окостенели в предсмертной судороге. Кроаг вогнал когти глубже, торопясь вытянуть хоть что-нибудь.
   Имя – Джаффри Капасхен, сын Стеффана и дальний родственник нынешнего вождя клана, Томаза. Понятия клана и касты, история семьи хлынули в мозг фирексийца. Не было времени насладиться новизной ощущений – он только втягивал в себя знания, с тем чтобы разобраться в них позже.
   Кости черепа трещали под рукой Кроага. Он рылся в серой слизи, пытаясь раскопать еще что-нибудь. Родство с обычаями и методами фирексийцев – очевидно, потому он и сумел воспротивиться действию механизма. Картины лет, прожитых в замке клана. Сражения в войнах за Бенал, устроенная старшими женитьба, рождение двух детей, смерть жены Мирр, согласие принять пост старейшины далекой деревушки, где он вершил суд и собирал налоги для своего клана…
   Кроаг убрал руку, оставив на подушке месиво из костей и размолотой плоти. Даввол терпеливо стоял рядом, а искатель исчез.
   – Я отослал искателя, – спокойно заявил он. – Старику не полагалось просыпаться и оказывать сопротивление. Я решил, что искателю лучше не присутствовать при этой неудаче. Ни к чему создавать, – он помолчал, – проблемы.
   Кроаг был незнаком с таким чувством, как смущение, зато он прекрасно знал, какое почтение полагается оказывать его статусу, и без труда различил в глазах наместника тщательно скрываемую насмешку. Плечи фирексийца ссутулились. Не в знак приниженности, разумеется, а в готовности нанести удар. Однако Кроаг сдержался. Даввол был слишком полезным орудием. Еще не время избавляться от него.
   – Да, – зазвенел сталью голос, – еще не время.
   Это не был ответ на слова Даввола. Он отвечал собственным мыслям.
   Как видно, наместник Ратха почувствовал угрозу и поспешил отвернуться от кровавой каши, медленно растекавшейся по белоснежной подушке.
   – Что-нибудь полезное? – спросил он.
   О применении полученных знаний можно будет подумать позже, однако Кроаг помедлил и протянул задумчиво:
   – Два потомка…
   Созревший в его голове план опирался на опыт усовершенствования чистильщиков. Возможно, Кроаг сумеет скорректировать развитие отдельных доминарианцев, родственных Джаффри. Подобное родство было настолько редким, что стоило затраты усилий. Если его использовать… этого он не собирался говорить коракианцу. В сущности, наместника это не касается. Это дело фирексийцев, а Даввол, сколько ни старайся, никогда им не станет.
   – Урза, – вслух произнес Кроаг, перед глазами которого возникла еще одна картина из воспоминаний старика. – Этот человек знал Урзу Мироходца. Он бывал здесь. В том, что касалось ненавистного врага, Кроаг не мог допустить никаких случайностей. – Мне нужны сведения о том, в каких частях Доминарии обнаруживались следы Урзы Мироходца, и обо всех смертных, наделенных родством с тьмой. Предупредить искателей.
   Если это – работа Урзы, скоро все выяснится. Стальные когти рассекли воздух:
   – Скоро ты убьешь Урзу Мироходца.
   Даввол медленно опустил голову. Фирексиец не увидит сомнения в его взгляде.
   – Это можно сделать, – произнес он, повторяя слова Кроага, сказанные много лет назад.
   Фирексиец не стал затягивать разговор. Его глаза, словно угли, вспыхнули в глубине глазниц, и он быстрым шагом вернулся к порталу. На сегодня хватит с него Доминарии! Впрочем, вскоре он намеревался снова вернуться.

Глава 14

   Сверкающие потоки пламени омывали мироходца, застрявшего во времени. Огонь обнимал его плечи, покрывал гарью позолоту посоха. Попытка перехода не удалась. Густая горючая жидкость прилипала даже к бестелесной сущности Урзы, и ожоги уже в дюжине мест нарушили рисунок энергетических полей его «тела». Каждая рана отнимала силы. Все меньше средств к сопротивлению – и все больше шансов у чистильщиков.
   Мироходцу пришлось вернуться в Эфуан Пинкар, чтобы проследить развитие Породы в этом маленьком королевстве. По возможности он довольствовался устройством браков тщательно подобранных особей и воздействием на зародышевые клетки, однако при необходимости не гнушался и более радикальными средствами. Иногда удавалось встроить в подопытный организм нужные генетические черты – после зачатия. Урза редко прибегал к этому, но после того, как в Фермефе по невыясненным причинам погибли лучшие образцы Породы… Люди просто исчезли, лет десять назад, если верить рассказам местных жителей. И единственное объяснение – безумные бредни о какой-то ночной грозе. Да, ничего не поделаешь. Ради обороны Доминарии все средства хороши.
   Урза сам не знал, что заставило его вернуться к своему прежнему жилищу – заброшенной полуразвалившейся хижине, давшей когда-то приют ему и Ксанче. Здесь они вдвоем обдумывали способ сдержать фирексийцев. Потом тот парнишка-доминарианец, Ратип, помог им покончить с Джиксом. Тоска по прошлому? Едва ли. Но, может быть, ему хотелось вспомнить Ксанчу, с которой он прошел такой долгий путь. Урза не сомневался – она поняла бы его, признала бы необходимость работы над новой породой.
   Фирексийцы, разумеется, не могли подстерегать его все это время. Либо они часто наведывались сюда, либо Урза вернулся не вовремя, либо чистильщики научились выслеживать его, ничем не выдавая своего присутствия. Мироходец остановился на последней версии.
   Теперь хижина догорала в огне, извергаемом фирексийцем. Пламя охватило и подлесок, разросшийся в прогалине. Жирная гарь расползалась над землей, поднимаясь все выше, закрывая Мироходцу обзор. Убийца был выше ростом и без труда видел жертву в клубах дыма. Длинная рука змеей обогнула пылающую сосенку и сорвала обгорелую кожу с ребер Урзы. Такие ранения редко вызывали кровотечение – видимый признак энергии, истекающей из сознания Мироходца, – но сейчас ожоги отняли слишком много сил и он просто не способен был восстановить свое иллюзорное тело.
   Темные очертания чистильщика просвечивали сквозь серую завесу. Огромное уродливо раздутое тело колыхалось от натужного дыхания. Одна рука, оканчивающаяся острыми когтями, свисала до самой земли. Другая выглядела коротким обрубком. Урза уже понял, что руку фирексийскому охотнику заменял огнемет, извергающий горючую жидкость. Мироходец увернулся от новой огненной струи и собрал ману для ответного удара. Ослепительная голубая молния протянулась от его пальцев к корпусу фирексийца, растеклась сиянием по твердой черной коже и проникла внутрь сквозь щель над левым бедром. Взрыв опалил левую ногу чудовища. Зашипела обуглившаяся черная плоть, но каким-то чудом врагу удалось увести заряд в землю, отклонив его от жизненно важных органов.
   Этот чистильщик оказался нечувствительным к огню и устойчивым к разрядам. Двое помощников, которых Урза успел призвать в начале боя, уже были уничтожены, а сам мироходец – слишком истощен, чтобы быстро восполнить запас маны. Урза с горечью должен был признать, что проигрывает сражение.
   «Кто понял природу вещи, тот знает, чего от нее ждать…» Они с братом запомнили навсегда поговорку Токасии – старого аргивского археолога, научившего их находить и восстанавливать изобретения древних. Наспех собирая остатки маны, пытаясь одновременно отыскать взглядом чистильщика, снова скрывшегося в чадном дыму, он не сразу сообразил, с какой стати вспомнилась ему сейчас любимая поговорка наставницы. Ну да! А если понять, как действует предмет или существо, поймешь и его природу! Кажется, чистильщик способен без конца изливать огненную струю, но даже он бессилен против закона сохранения энергии. Значит, либо у фирексийца где-то имеется запас этой жидкости, либо он каким-то образом производит ее. Судя по вздувшемуся телу и натужному дыханию, верно и то и другое.
   Любому мироходцу подвластна магия всех цветов, но первой любовью Урзы, наделившей его зачатками силы, была магия механизмов. Он нащупал кнопку на изогнутом стержне своего посоха. Один из полукруглых зубцов приводил в действие особый механизм. Второе нажатие заставляло его испускать гармонические колебания, разлагавшие смазочные масла. После того как это устройство оказалось бессильным против встреченного много лет назад чистильщика, Урза много работал над ним и надеялся сейчас на больший успех. Успеха он добился, но далеко не полного.
   Фирексиец издал вопль боли и ярости и бросился сквозь чадящее пламя, чтобы добраться до мучившего его устройства. Огнемет бил без передышки, но легкая дрожь в терзаемых болью мышцах мешала прицелиться. Урза мгновенно воспользовался преимуществом. Он развернул посох и вонзил острый наконечник в сустав полумеханической твари – в то самое сочленение, где сопло огнемета крепилось к телу. Клинок, заостренный и укрепленный магией, рассек и сверхпрочную кожу, и стальные скобы. Пушка обвисла, выплеснув горящую жидкость на хозяина. Рана закрылась почти мгновенно, однако огонь уже поедал кожу чистильщика, причиняя нестерпимую боль и мешая сосредоточиться.
   А Урза уже атаковал врага со всех сторон. Он не прибегал к замысловатым приемам, а просто вонзал в черное тело магическое острие. Теперь уже чистильщику, как прежде – Урзе, приходилось тратить силы и на то, чтобы затягивать раны и отбивать новые атаки. Исход боя зависел от того, кто первым сумеет нанести смертельный удар. Победил Урза. Он рассек широкую спину врага и отпрыгнул в сторону, спасаясь от хлынувшей из глубокой раны маслянистой жидкости.