– В кино? В какое кино? Что-то я вас опять не понимаю…
   – А чего непонятного? Странная ты какая-то… Заладила – не понимаю, не понимаю! В кино, говорю, тебя приглашаю! – проговорил он громко, как для глухой. – Пойдем?
   – Нет… Нет, что вы… – отступила она на шаг, удивленно мотая головой. – Что вы, я не могу…
   – А почему, можно узнать? Я тебе до такой степени неприятен?
   – Ну что вы… То есть… Я хотела сказать, не в этом дело…
   – А в чем? Ты не любишь кино?
   – Я люблю кино, Герман. Просто… Понимаете, это неудобно. Я не могу, на меня Катя обидится.
   Он хмыкнул, глянул на нее озадаченно. В глазах мелькнуло нечто похожее на скрытое одобрение.
   – Значит, за подругу переживаешь, да? Обидится, говоришь? Хм… Надо же… Ты всегда такая совестливая, Лиза?
   – Да при чем тут… Согласитесь, это ведь и впрямь нехорошо со стороны выглядит.
   – Значит, не пойдешь?
   – Нет. Не пойду.
   – А если я тебе скажу, что у меня с твоей подругой уже все, любовь закончилась?
   – Пусть. Все равно не пойду. Извините. Она, между прочим, из-за вас плакала сегодня.
   – Не из-за вас, а из-за тебя.
   – Что?
   – Плакала, говорю, не из-за вас, а из-за тебя! Это я к тому, чтобы ты перестала мне выкать. Скажи мне – из-за тебя плакала!
   – Ну, хорошо. Катя плакала из-за тебя, Герман. И хотелось бы сделать акцент на слове «плакала», а не…
   – Ладно, понял. Значит, ты у нас такая вот, да? Порядочная, значит… Что ж, это хорошо… Это мне даже нравится. Давай с тобой так договоримся, Лиза… Когда увидимся в следующий раз, ты больше не будешь мне выкать.
   Она ничего не ответила, лишь пожала плечами в растерянности.
   – Смешная ты, Лиза… Ладно, пошел я. У тебя в котором часу занятия заканчиваются?
   – А у нас завтра экзамен… Я не знаю.
   – Значит, я встречу тебя после экзамена. Пока, Лиза! До завтра!
   Хлопнув ладонью по косяку, он улыбнулся белозубо, развернулся, пошел прочь по коридору. А она так и осталась стоять у открытой двери с книгой Вальтера Скотта в руках. И в полном недоумении. Но, чего греха таить, все же в немного приятном недоумении. Потом закрыла дверь, снова уселась под лампу, пытаясь глазами найти то место в книге, на котором остановилась. Пробежав несколько страниц подряд, вдруг поняла, что совсем не уловила смысла прочитанного. Испугалась, подняла глаза от книги, уставилась в сумеречное окно. Надо же, впервые с ней такое приключилось…
   С самого утра мысли о предстоящем экзамене не шли в голову. И Кате в глаза не могла смотреть. Та спросила ее удивленно:
   – Лизк, ты чего такая пришибленная? Боишься, не сдашь, что ли? Небось весь вечер вчера зубрила, пока мы со Светкой в артиллерийском на танцах отплясывали?
   – Нет, я не зубрила. Я Вальтера Скотта читала! – проговорила она торопливо, будто оправдываясь.
   – Ну и дура. А замуж ты тоже за Вальтера Скотта собираешься? Лучше бы с нами на танцы пошла! Там контингент, конечно, не ахти… Но Светка вчера себе нормального пацана присмотрела. Не хромой, не косой, и то слава богу. Все хочет в последний вагон впрыгнуть, бедная…
   – Катьк… Ты завидуй молча, пожалуйста! – обернулась к ней Света, натягивая белую блузку.
   – Я завидую? Да больно надо… – насмешливо пожала плечами Катька. – Это ж тебе замуж невтерпеж…
   – Ага. А тебе втерпеж, стало быть. Оттого на первого встречного и бросаешься. А потом ревешь, когда тебя на другой день футболят.
   – Ты видела, что я на него бросалась? Видела?
   – А то я тебя не знаю…
   – А ты, значит, не бросаешься, да? Небось и бросилась бы, да никто, я смотрю, шибко не подхватывает! Так и уедешь в свою деревню, а твой артиллерист себе побойчее найдет!
   Так и переругивались всю дорогу до училища. Она шла чуть поодаль, вздыхала и мучилась сомнениями – как-то оно все будет… А вдруг и впрямь Герман к училищу заявится? Все-таки надо было Катьке сказать… А с другой стороны – может, он просто пошутил? Зря только Катьку обозлишь…
   После экзамена всю их девчачью группу загнали в аудиторию, объявили оценки. Катька со Светкой схватили по тройке, она сдала на пятерку. Когда вышли на крыльцо, Катька заявила со смехом:
   – Ну, Лизк, с тебя причитается! Дуй в магазин, покупай красненького! Отмечать твою пятерку будем!
   Она лишь пожала плечами, затравленно озираясь по сторонам. Слава богу, Германа поблизости не было.
   – Да ладно, чего испугалась-то… – все не унималась Катька. – Не боись, на троих скинемся. Сегодня ты, Лизка, хоть граммульку, а за свою пятерку выпить обязана! Ну, пошли, что ли?
   Они медленно пошли вдоль аллеи, с обеих сторон подхватив ее под руки. Светка тоже веселилась вовсю:
   – Одиннадцать баллов на троих – чем не повод, да, Катька? Погоди, мы еще и на танцы ее затащим… Хоть косого да кривого лейтенантика, а найдем! А что? Это для тебя, Лизка, выход, между прочим… Уедешь на Дальний Восток, заберешься на сопку и будешь лейтенантику с Вальтером Скоттом изменять…
   Они покатились со смеху, не услышав, как кто-то подошел к ним сзади. И обернулись удивленно на вежливый голос Германа:
   – Привет, девчонки. Можно, я вашу подружку украду?
   – Привет… – жалко промямлила Катька, с надеждой глядя Герману в лицо. И даже сунулась к нему на полшага, дрожа губами. – Можно, конечно… Укради…
   – Спасибо, девчонки!
   Она почувствовала, как властно ухватил он ее за локоток, растерялась, глянула на онемевшую Катьку в отчаянии.
   – Опаздываем, опаздываем! Я билеты в кино купил, через пять минут сеанс начинается! – ловко потащил он ее за собой, не давая выскочить из состояния ступора. Обернувшись, помахал девчонкам рукой: – Пока! Мы опаздываем!
   Она пришла в себя лишь в конце аллеи, обернулась. Девчонки стояли, смотрели им вслед. Выражение их лиц ничего хорошего ей, конечно, не предвещало. А Герман лишь рассмеялся весело:
   – Здорово я тебя уволок, да? Пошли, а то и впрямь опоздаем…
   Конечно, можно было возмутиться, вернуться к девчонкам. Но странное на нее напало ощущение, похожее на сладкий паралич воли. В этом парне была какая-то самонадеянная сила, убивающая на корню попытку к сопротивлению. И не сказать, чтобы это было так уж неприятно… Катьку жалко, конечно. Но не махать же кулаками после драки? Если уж дала себя увести… Или уволочь, как нахально выразился Герман.
   В темном зале, когда начался фильм, он сунул ей в ладонь конфету. Машинально развернула фантик, оправила в рот, зажмурилась от удовольствия. Шоколадная «Белочка», ее любимая… Потом еще одна конфета, еще… Надо же, конфетами успел запастись. И обниматься в темноте не лезет. И за руку не берет. И фильм хороший, она давно его посмотреть хотела.
   Потом, после фильма, гуляли долго. Он звал в кафе, она решительно отказалась. Не оттого, что есть не хотела, а просто… Это было уж слишком для одного вечера. Тем более она ни разу в жизни не была в кафе. Застеснялась.
   На крыльце общежития, прощаясь, он церемонно пожал ей руку, поклонился слегка:
   – Спокойной ночи, Лиза. До завтра.
   – До завтра?
   – Ну да… Я зайду за тобой часам к шести. Ты дома будешь?
   – Ой, нет… Не надо заходить. Лучше я сама… Я сама приду, куда скажешь.
   – Обычно девушки назначают место свидания.
   – Да? Ну, тогда в шесть у драмтеатра…
   – Хорошо, договорились.
   – А куда мы пойдем?
   – Так в театр и пойдем! Хочешь? Там вроде артисты какие-то московские на гастролях… Я сегодня мимо проходил, афишу видел.
   – А какого театра артисты?
   – Да черт его знает! Я в этом не разбираюсь. Сама завтра увидишь и меня заодно просветишь.
   – Но там же билеты страшно дорогие, должно быть?
   – А вот это ни одну девушку не должно волновать, Лиза. Девушки такие вопросы задавать не должны.
   – Да? Ну, ладно. Я не буду, прости.
   Он разговаривал с ней, как с ребенком, чуть насмешливо, чуть с превосходством. И это ей тоже нравилось, как ни странно. Были в его насмешливости и превосходстве другие нотки, совсем не те, которые доставались ей от тетки, от сестер… Он, кстати, сегодня весьма деликатно вызнал всю ее нехитрую жизненную подноготную. И она доверчиво рассказала. И про сиротство свое неприкаянное, и про размен квартиры, и как без прописки осталась… И даже посоветовалась сгоряча – не пойти ли еще раз к директору училища, чтобы напомнить о том самом распределении, где общежитие посулили. А он ей на это ничего не ответил, лишь задумчиво плечами пожал.
   Начали встречаться – каждый вечер. Катька объявила ей жесткий бойкот, и она по этому поводу страшно переживала, конечно. А потом как-то успокоилась, попривыкла. В конце концов, Герман же сам ее выбрал, она не навязывалась… Да и до выпускного оставалось всего ничего, две недели. Подумаешь, две недели можно и бойкот пережить. Тем более наедине с Катькой она теперь практически не оставалась – все свободное время проводила в компании Германа.
   Он красиво за ней ухаживал. Как в кино. Иногда ей казалось, будто действительно видит себя со стороны и тихо изумляется на себя, такую. То есть настоящую полноценную девушку, пребывающую под настоящей мужской защитой. Впервые в жизни она чувствовала себя защищенной… Странное, странное это чувство. Вкусное, как шоколадная конфета «Белочка». Сладкое, растворяющее прижившуюся внутри с годами сиротскую безнадегу. Даже иногда страшно становилось – а как она потом без этого ощущения жить станет? К хорошему же быстро привыкаешь, вот в чем беда…
   И на выпускной в училище Герман тоже пришел. А главное – как пришел! Когда ее вызвали на сцену для торжественного вручения диплома, вдруг появился в зале с огромным букетом роз, стал ждать, когда она спустится со ступенек. Ах-х-х… – тут же пронеслось по залу девичье, восхищенное. А у нее коленки от волнения подогнулись, чуть не упала с последней ступеньки… Хорошо, Герман поддержал ее под локоток. И повел на место. Она из-за цветов и не видела, куда он ее ведет. Усадил, церемонно поцеловал руку, сел рядом. В общем, картина маслом, как потом завистливо Светка выразилась. А Катька ее так и не простила, уехала после выпускного в свой поселок, не попрощавшись.
   Впрочем, ей было уже не до Катьки. Другие заботы навалились, более существенные. Потому что директор училища своего слова не сдержал, отдал распределение в ту самую ведомственную больницу другим девчонкам. Правда, комендантша общежития оказалась теткой сердобольной, разрешила ей не выселяться до сентября. Только условие поставила – чтоб мужиков не водила. Но тут же сама и рассмеялась – какие, мол, у тебя, у книжной пигалицы, мужики…
   В больнице, куда попала по распределению, к ней отнеслись хорошо. Посоветовали комнатку снять, даже половину арендной платы возместить обещали. В общем, не так все и страшно оказалось, только бы до первой зарплаты дожить… Денег-то у нее совсем не было.
   В тот день, она помнит, у нее был выходной после дежурства. Теплое августовское воскресенье с коротким утренним дождиком. Выглянула в окно, увидела, как быстро идет к крыльцу Герман, почти бежит… И екнуло сердце – почему он бежит, может, случилось что?
   Заметалась по комнате, наводя порядок, быстро провела расческой по волосам. Глаза в зеркале были испуганные, и душа чуяла – сейчас что-то важное в ее жизни произойдет. Именно – сейчас. И обмерла, когда услышала дробный нетерпеливый стук в дверь.
   – Лиза, у меня вчера бабушка умерла! – с ходу огорошил ее новостью Герман, схватил в охапку, закружил по комнате.
   Тут уж она совсем растерялась – что происходит? Бабушка умерла, а он… вроде как радуется, что ли? Странно и непонятно, и даже боязно немного. А может, это реакция на стресс, бывает же! Всякий человек по-своему горе переносит. А может, у него что-то в голове сдвинулось?
   – Герман, погоди… Ну, отпусти меня, пожалуйста… Хочешь, я тебе валерьянки…
   – Да какая валерьянка, Лизка! Я ж тебе объясняю – бабка вчера померла!
   – А… ты почему так… Я не пойму… Ты этому рад, что ли?
   – А как же! Конечно, рад! Ну, то есть… Жалко бабку, конечно. Но ей уже девяносто лет было, а последние десять лет она в параличе лежала, измаяла всех и сама измаялась… Да чего там лицемерить, пусть ей на том свете лучше будет, чем на этом. Дело-то в другом, Лизка! Бабка ж свою квартиру мне завещала, представляешь? Так что я теперь жених с апартаментами, не абы как! Выходи за меня замуж, Лизка!
   
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента