Страница:
[58]всем видом своим выражая презрение к подступающей смерти, и вооружившиеся слуги императора прикончили его многими ударами. Они же растерзали погубившего дело У Яна. Храбрецам не дано было вернуться обратно…
Владыка Цинь в великом гневе начал войну против царства Янь. Напрасно князь Си пытался умилостивить врага, послав ему голову наследника Даня. Войска Цинь продолжали наступление до тех пор, пока не завоевали царство Янь. А потом они двинулись против других царств и захватили их. Тигр совершил прыжок.
Минуло много лет. Владыка Цинь, нарекший себя императором Ши-хуаном, повелел забыть имя Цзин Кэ, но люди помнили его и пели сочиненные неизвестно кем песни. А по городам великой империи ходил бродячий певец, бередивший душу нежными звуками цитры.
Императору нравились грустные песни Гао Цзянь-ли, и долгими зимними вечерами он наслаждался этими песнями. Он почти полюбил Гао Цзянь-ли, даруя его своей милостью. Но Гао Цзянь-ли оказался неблагодарен. Однажды он попытался размозжить императору голову цитрой, в какую был залит свиней, но промахнулся. Император приказал казнить Гао Цзянь-ли, чтоб навсегда искоренить память о безумцах, дерзнувших поднять руку на Владыку Поднебесной.
Прошли века. Многие имена и события стерлись в летописи времени, многие герои канули в Лету, многие негодяи исчезли, словно их никогда и не было. Многие… Но не Цзин Кэ – наверно, герой, наверно, негодяй – отважный бретер, поэт и гуляка – храбрец, вечно отправляющийся в свой последний путь.
Отражение-3
Год с нарастающим напряжением
Часть вторая
1. Вой одинокого волка
Владыка Цинь в великом гневе начал войну против царства Янь. Напрасно князь Си пытался умилостивить врага, послав ему голову наследника Даня. Войска Цинь продолжали наступление до тех пор, пока не завоевали царство Янь. А потом они двинулись против других царств и захватили их. Тигр совершил прыжок.
Минуло много лет. Владыка Цинь, нарекший себя императором Ши-хуаном, повелел забыть имя Цзин Кэ, но люди помнили его и пели сочиненные неизвестно кем песни. А по городам великой империи ходил бродячий певец, бередивший душу нежными звуками цитры.
Жизнь каждого судьбе своей подвластна,
Никто не может избежать ошибок.
И, неуклонно укрепляя душу,
Я не пугаюсь приближенья смерти.
Бродячий певец напрасно надеялся, что его никто не знает. Люди опознали его, и кто-то донес императору, что это – Гао Цзянь-ли. Кто еще мог столь чудесно играть на цитре! Император приказал схватить друга Цзин Кэ, но не стал убивать его. Историк Сыма Цянь пишет: «Но Цинь Ши-хуан, которому понравилась игра Гао Цзянь-ли, сжалился над ним и оставил его в живых, приказав только выколоть ему глаза. Он всегда восхищался игрой Гао Цзянь-ли и постепенно приблизил музыканта к себе».
Все время я страдаю и печалюсь
И поневоле тяжело вздыхаю.
Как грязен мир! Никто меня не знает,
И некому свою открыть мне душу.
Императору нравились грустные песни Гао Цзянь-ли, и долгими зимними вечерами он наслаждался этими песнями. Он почти полюбил Гао Цзянь-ли, даруя его своей милостью. Но Гао Цзянь-ли оказался неблагодарен. Однажды он попытался размозжить императору голову цитрой, в какую был залит свиней, но промахнулся. Император приказал казнить Гао Цзянь-ли, чтоб навсегда искоренить память о безумцах, дерзнувших поднять руку на Владыку Поднебесной.
Прошли века. Многие имена и события стерлись в летописи времени, многие герои канули в Лету, многие негодяи исчезли, словно их никогда и не было. Многие… Но не Цзин Кэ – наверно, герой, наверно, негодяй – отважный бретер, поэт и гуляка – храбрец, вечно отправляющийся в свой последний путь.
Ветер суров,
вода в Ишуй холодна.
Храбрец уходит
и не вернется назад…
Отражение-3
(год 79.11.531 от смерти условной бабочки)
Код Хранителя – Zet-194
Год с нарастающим напряжением
Основные события происходят в Иберии, где Ганнибал штурмует Сагунт. После долгой осады, воспрепятствовать которой не смогло даже посольство, прибывшее в Иберию, из Рима, карфагеняне берут город и разрушают его. Римские послы отправляются с протестом в Карфаген. Ганнибал начинает собирать войска для похода в Италию.
Перспектива:Следует ожидать войны между Римом и Карфагеном, где военный гений Ганнибала столкнется с отлаженной военной машиной Рима.
Важное событие в Египте, где спартанский царь Клеомен, находившийся в почетном заточении у царя Птолемея IV, поднял бунт. Восставшие воспользовались отсутствием Птолемея и рассчитывали на поддержку александрийцев, но просчитались. Бунтовщики были окружены и покончили с собой. Обезображенные тела их были выставлены на позор. Смерть Клеомена достойна сожаления, ибо мало кто из владык был так справедлив и благожелателен к своему народу, как этот царь.
Царя Птолемея подстерегала вскоре новая неприятность: он утратил владения в Келесирии, переданные царю Антиоху III наместником Теодотом, а также Селевкию, капитулировавшую перед сирийскими войсками.
Перспектива:Следует ожидать дальнейшей эскалации напряженности между Египтом и Сирией. Явный перевес на стороне сирийского царя Антиоха, имеющего мощную армию.
В Элладе продолжаются раздоры. В Спарте приходит к власти антимакедонски настроенный царь Ликург, который тут же начинает войну против ахейцев. Македоняне и этолийцы предпринимают взаимные вторжения.
Перспектива:Следует ожидать дальнейшей эскалации войны.
Рим воюет против Деметрия Фарийского. Консул Эмилий Павел разбивает Деметрия в битве под городом Фары, после чего овладевает Иллирией. Деметрий ищет убежища у Филиппа, царя Македонии.
Перспектива:Резонно предположить, что Деметрий не простит этой неудачи римлянам; не такой он человек, чтобы прощать. Учитывая недовольство Филиппа Македонского римской агрессией в Иллирии, следует ожидать ухудшения отношений между Римом и Македонией и возможного конфликта между этими государствами. Риму грозит война на два фронта: против Ганнибала и против Филиппа.
Ши-хуан продолжает инспекционные поездки по стране. Он поднимается на священные горы Ишань и Тайшань, где приносит жертвы богам. Также император посылает несколько тысяч мальчиков и девочек на поиски чудесных гор Пэнлай, Фанчжан и Инчжоу, населенных небожителями.
Перспектива:Следует ожидать дальнейшего упрочения империи Цинь.
Также отмечены многочисленные конфликты: между Родосом и Византием, Митридатом Понтийским и Синопой, городами Литт и Кносс на Крите, динлинами и хунну в Восточной Азии.
Перспектива:Как ни грустно это сознавать, мир не стал совершенней.
Резюме Хранителя (код – Zet-194):
Течение событий в целом отвечает начертаниям данного Отражения. Отклонение: непредусмотренный конфликт между динлинами и хунну. Опасений пространственно-временного перекоса не вызывает.
Перспектива:Следует ожидать войны между Римом и Карфагеном, где военный гений Ганнибала столкнется с отлаженной военной машиной Рима.
Важное событие в Египте, где спартанский царь Клеомен, находившийся в почетном заточении у царя Птолемея IV, поднял бунт. Восставшие воспользовались отсутствием Птолемея и рассчитывали на поддержку александрийцев, но просчитались. Бунтовщики были окружены и покончили с собой. Обезображенные тела их были выставлены на позор. Смерть Клеомена достойна сожаления, ибо мало кто из владык был так справедлив и благожелателен к своему народу, как этот царь.
Царя Птолемея подстерегала вскоре новая неприятность: он утратил владения в Келесирии, переданные царю Антиоху III наместником Теодотом, а также Селевкию, капитулировавшую перед сирийскими войсками.
Перспектива:Следует ожидать дальнейшей эскалации напряженности между Египтом и Сирией. Явный перевес на стороне сирийского царя Антиоха, имеющего мощную армию.
В Элладе продолжаются раздоры. В Спарте приходит к власти антимакедонски настроенный царь Ликург, который тут же начинает войну против ахейцев. Македоняне и этолийцы предпринимают взаимные вторжения.
Перспектива:Следует ожидать дальнейшей эскалации войны.
Рим воюет против Деметрия Фарийского. Консул Эмилий Павел разбивает Деметрия в битве под городом Фары, после чего овладевает Иллирией. Деметрий ищет убежища у Филиппа, царя Македонии.
Перспектива:Резонно предположить, что Деметрий не простит этой неудачи римлянам; не такой он человек, чтобы прощать. Учитывая недовольство Филиппа Македонского римской агрессией в Иллирии, следует ожидать ухудшения отношений между Римом и Македонией и возможного конфликта между этими государствами. Риму грозит война на два фронта: против Ганнибала и против Филиппа.
Ши-хуан продолжает инспекционные поездки по стране. Он поднимается на священные горы Ишань и Тайшань, где приносит жертвы богам. Также император посылает несколько тысяч мальчиков и девочек на поиски чудесных гор Пэнлай, Фанчжан и Инчжоу, населенных небожителями.
Перспектива:Следует ожидать дальнейшего упрочения империи Цинь.
Также отмечены многочисленные конфликты: между Родосом и Византием, Митридатом Понтийским и Синопой, городами Литт и Кносс на Крите, динлинами и хунну в Восточной Азии.
Перспектива:Как ни грустно это сознавать, мир не стал совершенней.
Резюме Хранителя (код – Zet-194):
Течение событий в целом отвечает начертаниям данного Отражения. Отклонение: непредусмотренный конфликт между динлинами и хунну. Опасений пространственно-временного перекоса не вызывает.
Часть вторая
Вульго – Князь Ночи
Тьму прочерчивали тонкие лучи света – белые, серебристые, голубые, желтые, красные, в основном прямые, иногда колеблющиеся. Они пронизывали тьму насквозь. Некоторые были ярче прочих. Медленнее, медленнее…
Наконец, они перестали походить на нити паутины.
Лучи превратились в тонкие длинные прутья… затем в палочки… огненные черточки… А потом стали мерцающими точками.
Р. Желязны «Джек-из-тени»
1. Вой одинокого волка
Сквозь заснеженные перевалы острогов Бастарнских Альп
[59]пробивался маленький отряд – шестеро всадников, облаченные в грубые одежды. Люди, жившие по ту сторону гор, не преминули б заметить про такие одежды, что они неуклюжие и варварские. Да, эти одежды были варварскими, ведь их носили живущие далеко на севере варвары. Да, они были лишены изящества, столь ценимого изнеженными жителями юга. Но они были прочны, удобны и, главное, в них можно было не опасаться холода, столь беспощадного зимою в горах. Шитые из овчины куртки, простеганные шерстяной нитью штаны, меховые сапоги, меховые шапки и тяжелые плащи из медвежьих шкур – такая одежда спасала не только от холода, но даже от стрел. Шестерым довелось убедиться в этом на собственном опыте, а их недругам пришлось испробовать остроту массивных мечей, что висели на левом боку у каждого всадника.
Кони месили рыхлый снег до тех пор, пока не стало темнеть. Едва солнце присело на отвесный гребень горы, один из путников, выделявшийся среди прочих резкими чертами лица, а также полным отсутствием растительности на щеках и подбородке, остальные были густобороды или хотя бы имели усы, – остановил коня и велел готовиться к ночлегу. Четко рассчитанное время и продуманный выбор места свидетельствовали о богатом жизненном опыте предводителя отряда. Подобно своим товарищам, он всю жизнь провел в лесах, – по крайней мере, никто не помнил, чтобы Мудрец, так звали этого человека, когда-либо надолго отлучался из дома, – однако он каким-то образом был осведомлен о той стремительности, с какой ночная тьма поглощает горы. И место для ночлега Мудрец выбрал с большой осмотрительностью. Он не прельстился ни каменистым навесом, ни расселиной, в какой можно укрыться от ветра, секущего колким снегом. Мудрец разбил лагерь на взгорке, расположенном на значительном расстоянии, как от горных склонов, так и от разверзшейся по правую руку пропасти. Здесь было неуютно, но зато можно было не опасаться внезапно сорвавшейся сверху лавины или неожиданного нападения лихих людей, если б только такие нашлись в этих суровых, мало пригодных для жизни человека краях.
Сам Мудрец ни за что не согласился б жить в подобном месте. Не получал он удовольствия и путешествуя по нему. Лишь острая необходимость заставила Мудреца держать путь через горы, а не по реке и морю. Мудрец спешил, у него было мало времени. Семь по семь дней назад он вдруг принялся, не объясняя причин, собираться. Невзирая на уговоры росов, Мудрец оставил свой светлый, рубленый из прогретого солнцем дерева дом и отправился в дорогу. Его сопровождали пять братьев, людей племени, именуемого Рось. Они были охотниками и воинами, достойными хранителями родной земли. Братья ни разу не повидали милых сердцу лесов, но Мудрец сказал, что они нужны ему, и пятеро без колебаний последовали за тем, кто не раз выручал их советом и в чью мудрость они безгранично верили. Братья были могучи и выносливы, а имена их были страннозвучны и красивы той красотой, что присуща всему прекраснодушному и варварскому. Россы звались Ратибор, Горислав, Правдомысл и Храбросерд. Последний, самый младший, на чьем лице едва пробивались усы, откликался на имя Дор, короткое и звонкое, словно вскрик всаженного по рукоять в дерево топора. Они же, обращаясь к своему предводителю, почтительно именовали его Мудрецом, ибо другого имени у него не было, а, если и было, пятеро этого имени не знали…
Быстро расседлав лошадей и насыпав им в торбы овса, путники принялись обустраиваться на ночь. Трое отправились собирать валявшийся внизу по склону сушняк, – Мудрец, выбирая место для ночлега, принял во внимание и это обстоятельство; Дор срубил и теперь обтесывал ветки, коим назначено было стать стойками и перекладиной для костра; широкоплечий, похожий на медведя, Горислав набивал чистым снегом котелки. Когда братья возвратились на вершину холма, посреди его, обложенный кольцом из каменных глыб, пылал костер. Приладив над языками пламени перекладину и повесив на нее оба котелка, россы расселись на расстеленные вокруг костра плащи. Ратибор достал из переметной сумы мешочек с пшеном и бросил несколько горстей крупы в воду. Правдомысл и Храбросерд принялись нарезать тонкими ломтиками вяленое мясо и обратившийся в ледяную глыбу хлеб. Дор, вооружившись щепочкой, старательно помешивал варево.
Ужин пробирающихся через бесплодные горы путников был скуден, но россы привыкли быть умеренными в пище, когда этого требовали обстоятельства. Едва варево закипело, Дор снял котелок с огня и поставил его на снег. Горислав подал брату миски, и тот поочередно наполнил их. Первая была с подчеркнутым почтением вручена Мудрецу, он же получил самую большую порцию хлеба и мяса, что свидетельствовало о том уважении, каким пользовался этот человек. Заметим, весьма загадочный человек.
Дело в том, что никто в племени Рось не знал точно: кто такой Мудрец и откуда он взялся. Старики говорили, что он пришел из краев, где рождается солнце, и это было в столь давние времена, когда отцы их отцов еще не появились на свет. В один из морозных зимних дней в селении россов объявился человек, а, может, как догадались позже, вовсе и не человек. У него были сильные руки и желтые немигающие глаза. Незнакомец поселился рядом с россами. Он никому не мешал, и никто не мешал ему. А вскоре выяснилось, что пришелец знает множество удивительных вещей. Он научил людей племени Рось правильно обрабатывать землю, и урожаи выросли втрое. Он обучил кузнецов ковать особо крепкие мечи и показал воинам, как нужно владеть ими. Гость объяснил, как пользоваться знаками, выцарапывая их на выделанной шкуре или коре березы, и как быстро сосчитать количество добытых за зиму белок. Желтоглазый человек обучил россов многому, и при этом ничего не требовал взамен. Сначала люди племени Рось пытались отблагодарить гостя, поднося ему мед и пушистые шкурки, и даже желтый металл, столь ценимый соседями. Но тот не взял ничего, кроме самой малости. Такое бескорыстие изумило россов, и они всерьез стали подумывать о том, чтобы избрать пришельца вождем своего племени. Но, к их глубочайшему изумлению, тот отказался от столь великой почести. Тогда россы порешили давать гостю еду и одежду, а за это попросили его помогать племени добрыми советами. Тот согласился. Не был он и против почетного имени, присвоенного ему на собрании родов – Мудрец. Право, он заслуживал такого прозвища, ибо не было в земле Рось человека более умного и многоопытного. Мудрецу построили дом, и он поселился в нем, проводя время в беседах с тем, что его окружало. Многие тайком следили за ним и божились именем грозного Перуна, что самолично видели, как Мудрец беседовал с деревьями, рекою и диким зверьем. Кое-кто даже уверял, что Мудрец разговаривает со звездами, но это было уж совсем неправдоподобно. Как можно говорить с тем, что мельче самой крохотной соринки!
Мудрец провел в лесу много лет. За все это время он ничуть не изменился, и это не могло не пугать. Он не старел ни лицом, ни телом, а в руках его по-прежнему таилась великая сила, которой мог позавидовать самый могучий воин. Случалось, и пугались. Случалось, и завидовали. Порой находились неразумные, которые пытались выведать у Мудреца секрет его вечной молодости и силы. Ведь для человека нет страха большего, чем страх старости и смерти. Мудрец не усмехался и ничего не отвечал на расспросы, а, если любопытствующий настаивал, прогонял его прочь. И горе тому, кто в гневе обнажал против Мудреца меч! Таких потом находили мертвыми с разрубленным наискось от шеи до бедра телом. И никто не сердился на Мудреца, и не пытался отомстить ему, если погибший приходился родичем или другом, так как все знали, что Мудрец – справедливейший из людей и никогда не поднимет меча первым. Россы научились этому правилу у Мудреца и были лучше своих отцов. Они научились еще многому и порой пытались почитать Мудреца, как бога, хотя и знали, что он непременно будет сердиться на них за это. И когда Мудрец обратился к россам за помощью, все мужчины племени Рось изъявили желание помочь ему. Но Мудрец остановил выбор на пяти братьях из рода Серого Медведя, известных своей силой и неустрашимостью.
– Пятерых вполне достаточно, для того чтобы помочь мне с моим делом, – сказал Мудрец.
Он велел братьям собираться, но перед тем, как отправиться в путь, вручил каждому из них по мечу, которые собственноручно выковал в небольшой кузнице, устроенной им при доме. Это были необычные мечи из тускло сверкающего металла. Каждый из этих клинков без труда перерубал надвое своих собратьев, изготовленных оружейниками племени Рось. Еще Мудрец сказал, что путешествие будет опасным и, возможно, никто не вернется домой. Но братья лишь усмехнулись на это. Они были воинами и не боялись смерти, ибо знали, что бояться того, что рано или поздно придет, столь же глупо, как пытаться отсрочить восход солнца.
Солнце взошло, и шестеро всадников двинулись в путь. Они скакали по равнинам, пробивались через непроходимые чаши, вступали в схватки с коварными недругами и дикими зверями. Мечам довелось славно потрудиться, а вечерами Мудрец рассказывал невероятные истории о людях и событиях, которых просто не могло быть. Он и сам не скрывал, что их никогда не было, и смеялся, видя, как вытягиваются в обиженную мину лица поверивших в его сказку братьев.
Время летело вскачь, и три дня тому назад путники достигли гор, за которыми, как уверял Мудрец, должны были лежать равнина и громадное соленое озеро, именуемое морем. Россы понимающе усмехнулись, когда Мудрец сказал им об этом. Они-то прекрасно знали, что вода не может быть соленой, если не бросить в нее соль. Но какому чудаку придет в голову бросать в озеро драгоценную соль, без какой невозможно придать похлебке вкус, а рыбе и мясу – долговечность.
Вот и сейчас варево было едва присоленным, но россы не замечали этого. Они привыкли именно к такой пище, а, кроме того, были слишком голодны, чтобы обращать внимание на подобные мелочи. Столь же мало неудобств доставляла людям снежная крупа, которую швыряли закручиваемые горными склонами воздушные спирали с ближайшей вершины. Все пятеро работали ложками с почти животной яростью, и Мудрец не отставал от них. Если признаться, он любил поесть. Мерный стук ложек о края выточенных из дерева мисок разносился далеко по ветру. Он не мог не привлечь внимания одинокого волка, выскользнувшего из нагромождения осыпавшихся во время недавней лавины камней.
Горные волки значительно отличаются от своих собратьев, живущих в лесу или степи, но этот был необычен даже для здешних мест. Очень крупный, ростом с годовалого теленка, он имел неестественно вытянутую пасть, украшенную частоколом чудовищно-громадных клыков, два передних из которых в верхней челюсти были почти сросшимися. Глаза волка светились жутким фосфоресцирующим блеском.
Прислушиваясь к шуму, издаваемому людьми, волк неторопливо затрусил к костру. Движения его были по-кошачьи грациозны, лапы, отмеряющие мелкие шажки, напоминали пружины. Этому волку ничего не стоило одним прыжком перемахнуть через голову скачущей лошади.
Звуки становились все отчетливей. Вскоре к ним прибавились и запахи, а затем глаза волка различили расположившихся вокруг огня людей и темную массу лошадей, сбившихся в кучу чуть ниже по склону. Волк принюхался и недовольно чихнул. Аромат постной похлебки пришелся ему не по вкусу. Куда приятней был тонкий запах пота, исходивший от животных, а еще более притягателен был запах влаги, исторгаемый людскими телами. Влаги, которую выделяет через поры горячая кровь. Волк облизнулся и, давясь, сглотнул липкую слюну. Не в силах сдержать вдруг проснувшийся голод, волк поднял к небу узкую морду и оглушительно завыл.
Пробившийся сквозь стоны пурги звериный крик потревожил путников и их коней. Животные, захрапев, повскакали на ноги, братья дружно, словно по команде, прекратили жевать. Пять рук невольно провели по земле у левого бедра, проверяя, на месте ли меч. Лишь Мудрец продолжал безмятежно наслаждаться незатейливой трапезой. Его спокойствие придало россам уверенности, и они вернулись к еде. Только Дор, самый молодой и горячий, отставил миску в сторону.
– Пойду, погляжу, – сказал он, беря меч.
– Это волк, – лениво сообщил Мудрец. – Он не решится подойти к костру.
– Я все же пройдусь.
– Как хочешь. Только будь осторожен, не сверни себе шею.
Дор ничего не сказал и, быстро повернувшись, шагнул от костра. Темнота и снежная круговерть моментально поглотили юношу, оставив один на один с ночью, горами и подкрадывающимся зверем.
Волк заметил, как один из людей, прихватив меч, отошел от огня, и понял, чего тот желает. Человек хотел посмотреть в желтые глаза смерти. Волку не раз и не два приходилось сталкиваться с подобными безумцами, полагающими себя равными смерти. Волк ухмыльнулся, он прекрасно знал, что смерть сильнее. Волк был единственным, с кем смерть не могла совладать. Покуда мир полон людей со сладкой горячей кровью, волк был готов поспорить со смертью. Он медленно двинулся вперед, пряча глаза из опасения, как бы человек прежде времени не увидел их хищного блеска. Волк бежал по дуге, обходя свою добычу с таким расчетом, чтоб отрезать ее от огня и загнать поглубже в пургу. Он почти не сомневался в успехе, хотя и не мог не оценить мощную стать противника. С таким, если первый прыжок окажется неудачен, придется повозиться. Приглушенно рыкнув, волк напряг мышцы, проверяя их готовность к стремительному броску.
Человека и зверя разделяло не более двух десятков шагов, когда оба, не сговариваясь, замерли. Дор остановился потому, что никак не мог рассмотреть потревожившего покой путников хищника. Причина замешательства волка крылась в ином – тварь увидела более лакомую добычу. На горной тропе, ведущей со стороны перевала, противоположной той, откуда пришли сидевшие у костра люди, появился маленький силуэт. Ребенок! Он заблудился в метели и теперь, привлеченный светом, спешил к костру. Тело волка наполнила сладкая истома. Он много раз пил кровь детей и находил ее чрезвычайно вкусной. Незачем рисковать шкурой, вступая в схватку с сильным, вооруженным человеком, когда совсем рядом был беззащитный ребенок, с плотью, не испорченной дурной пищей и ядом похотей. Изменив направление бега, волк затрусил вверх по склону наперерез бредущему к огню силуэтику…
Дор уже возвратился к костру, когда из темноты донесся вой, а следом, сливаясь с ним, перепуганный детский крик. На этот раз на ноги вскочили все, в том числе и Мудрец.
– Волк напал на ребенка! Это там!
Выхватив из ножен меч. Мудрец бросился бежать в гору. Россы устремились за ним. Хотя не было видно ни зги, глаза Мудреца определяли путь безошибочно, чего нельзя было сказать о топавших следом братьях из рода Серого Медведя, которые то и дело оступались и падали. Правдомысл зашиб колено и исчез в снежной круговерти, медленный на ногу Горислав приотстал и что есть сил орал в темноту, надеясь испугать хищника криком.
Однако волка мало тревожили звуки, издаваемые людьми. Его вой был в тысячу крат сильнее и ужасней. Особенно, когда он пел песнь в честь полной луны. Его не волновало и то, что людей было много, а он один. Ему случалось вступать в схватку и с б ольшим числом врагов, и он всегда побеждал, окрашивая клыки сгустками крови, такой сладкой и желанной. Он уже успел и сейчас вкусить ее, пробив передними клыками шейку сбитого с ног ребенка, маленькое, укутанное в неуклюжие одежды тельце которого недвижно лежало у его передних лап. И волк был готов драться за обладание этим тельцем, щедро напитанным влагой, которой было достаточно, чтоб утолить его голод. В глазах волка зажглись багровые огоньки, и он издал угрожающий вой. В этот миг бегущий впереди других человек поднял меч. Взгляд волка наткнулся на этот клинок и замер. Потом волк зажмурился и замотал головой, словно по ней ударили невыносимо тяжелым и острым. Клинок таил в себе небесный свет, смертельно опасный для волка. Волк слышал, что существуют такие клинки, но не верил в их существование. Теперь волк узнал его. Этот клинок мог подарить смерть даже ему, волку, ибо был выкован самой смертью.
Волк не рискнул замешкаться ни на мгновение. Оставив добычу, он прыгнул в снежную пелену и исчез. Несколько раз из темноты донесся приглушенный рык, потом все стихло.
Подбежав к неподвижно лежащему тельцу, Мудрец схватил его и немедленно повернул к костру. Подоспевшие следом россы подумывая продолжить погоню за волком, но Мудрец властным криком остановил их.
– Возвращайтесь! – приказал он тоном, не допускающим возражений, и тут же, будто устыдившись непривычной для себя резкости, добавил, смягчая голос:
– Вам не догнать его. Слишком темно.
Чуточку поколебавшись, братья признали правоту Мудреца и повернули обратно. Последним шел Дор, то и дело настороженно оборачивавшийся в темноту.
Мудрец очутился у костра первым и бережно положил тщедушное тело на меховой плащ. Защищая лицо ребенка от снега, он аккуратно развязал тесемки напитавшегося кровью ворота одежды. Ратибор принес от костра головню, и все увидели искаженное ужасом девичье личико. На тоненькой шейке ребенка отчетливо чернели две крохотные ранки.
В этот миг девочка открыла глаза и с испугом уставилась на своих спасителей. Заросшие бородами, в высоких меховых шапках, они выглядели не очень привлекательно и могли напугать не только ребенка. Мудрец понял это первым. Он широко улыбнулся и велел своим спутникам:
– Улыбайтесь!
Братья старательно изобразили улыбки, а старший из них, Ратибор, даже попытался показать пальцами козу, но смутился и спрятал руки за спину.
Увидев, что окружавшие ее люди настроены дружелюбно, девочка успокоилась. Мудрец, не теряя времени, обследовал спасенную и, не обнаружив больше ни одной раны, подвел итог увиденному:
– Легко отделалась. Волк лишь поцарапал ей шею.
Укутав маленькое тельце в плащ, он спросил девочку на языке россов:
– Кто ты?
Девочка промолчала, явно не поняв вопроса. На вид ей было лет девять или десять, кожа ее была смугловатой, а глаза напоминали лишенные жара угольки.
Подумав, что она, может быть, голодна, Дор сбегал за своей миской с уже остывшей похлебкой. Девочка и впрямь жадно набросилась на еду. Она, давясь, ела, а Мудрец произносил непонятные россам звуки. Он говорил довольно долго, пока, наконец, девочка не ответила.
Ее голос был чист и почти весел, а слова напоминали журчание ручейка. Мудрец внимательно выслушал обращенную к нему речь и, улыбнувшись, ласково положил большую ладонь на ее голову. Через миг девочка крепко спала. Накрыв ее еще одним плащом, Мудрец подсел к костру и принялся исследовать свою оставленную на произвол судьбы миску. Россы терпеливо ждали, что он скажет, но Мудреца, казалось, занимала лишь еда. Перемешавшееся со снегом варево совершенно застыло, превратившись в неприглядный комок. Тогда Мудрец оставил миску в покое, набросил на озябшие ноги край плаща и сообщил так, как бы между прочим:
Кони месили рыхлый снег до тех пор, пока не стало темнеть. Едва солнце присело на отвесный гребень горы, один из путников, выделявшийся среди прочих резкими чертами лица, а также полным отсутствием растительности на щеках и подбородке, остальные были густобороды или хотя бы имели усы, – остановил коня и велел готовиться к ночлегу. Четко рассчитанное время и продуманный выбор места свидетельствовали о богатом жизненном опыте предводителя отряда. Подобно своим товарищам, он всю жизнь провел в лесах, – по крайней мере, никто не помнил, чтобы Мудрец, так звали этого человека, когда-либо надолго отлучался из дома, – однако он каким-то образом был осведомлен о той стремительности, с какой ночная тьма поглощает горы. И место для ночлега Мудрец выбрал с большой осмотрительностью. Он не прельстился ни каменистым навесом, ни расселиной, в какой можно укрыться от ветра, секущего колким снегом. Мудрец разбил лагерь на взгорке, расположенном на значительном расстоянии, как от горных склонов, так и от разверзшейся по правую руку пропасти. Здесь было неуютно, но зато можно было не опасаться внезапно сорвавшейся сверху лавины или неожиданного нападения лихих людей, если б только такие нашлись в этих суровых, мало пригодных для жизни человека краях.
Сам Мудрец ни за что не согласился б жить в подобном месте. Не получал он удовольствия и путешествуя по нему. Лишь острая необходимость заставила Мудреца держать путь через горы, а не по реке и морю. Мудрец спешил, у него было мало времени. Семь по семь дней назад он вдруг принялся, не объясняя причин, собираться. Невзирая на уговоры росов, Мудрец оставил свой светлый, рубленый из прогретого солнцем дерева дом и отправился в дорогу. Его сопровождали пять братьев, людей племени, именуемого Рось. Они были охотниками и воинами, достойными хранителями родной земли. Братья ни разу не повидали милых сердцу лесов, но Мудрец сказал, что они нужны ему, и пятеро без колебаний последовали за тем, кто не раз выручал их советом и в чью мудрость они безгранично верили. Братья были могучи и выносливы, а имена их были страннозвучны и красивы той красотой, что присуща всему прекраснодушному и варварскому. Россы звались Ратибор, Горислав, Правдомысл и Храбросерд. Последний, самый младший, на чьем лице едва пробивались усы, откликался на имя Дор, короткое и звонкое, словно вскрик всаженного по рукоять в дерево топора. Они же, обращаясь к своему предводителю, почтительно именовали его Мудрецом, ибо другого имени у него не было, а, если и было, пятеро этого имени не знали…
Быстро расседлав лошадей и насыпав им в торбы овса, путники принялись обустраиваться на ночь. Трое отправились собирать валявшийся внизу по склону сушняк, – Мудрец, выбирая место для ночлега, принял во внимание и это обстоятельство; Дор срубил и теперь обтесывал ветки, коим назначено было стать стойками и перекладиной для костра; широкоплечий, похожий на медведя, Горислав набивал чистым снегом котелки. Когда братья возвратились на вершину холма, посреди его, обложенный кольцом из каменных глыб, пылал костер. Приладив над языками пламени перекладину и повесив на нее оба котелка, россы расселись на расстеленные вокруг костра плащи. Ратибор достал из переметной сумы мешочек с пшеном и бросил несколько горстей крупы в воду. Правдомысл и Храбросерд принялись нарезать тонкими ломтиками вяленое мясо и обратившийся в ледяную глыбу хлеб. Дор, вооружившись щепочкой, старательно помешивал варево.
Ужин пробирающихся через бесплодные горы путников был скуден, но россы привыкли быть умеренными в пище, когда этого требовали обстоятельства. Едва варево закипело, Дор снял котелок с огня и поставил его на снег. Горислав подал брату миски, и тот поочередно наполнил их. Первая была с подчеркнутым почтением вручена Мудрецу, он же получил самую большую порцию хлеба и мяса, что свидетельствовало о том уважении, каким пользовался этот человек. Заметим, весьма загадочный человек.
Дело в том, что никто в племени Рось не знал точно: кто такой Мудрец и откуда он взялся. Старики говорили, что он пришел из краев, где рождается солнце, и это было в столь давние времена, когда отцы их отцов еще не появились на свет. В один из морозных зимних дней в селении россов объявился человек, а, может, как догадались позже, вовсе и не человек. У него были сильные руки и желтые немигающие глаза. Незнакомец поселился рядом с россами. Он никому не мешал, и никто не мешал ему. А вскоре выяснилось, что пришелец знает множество удивительных вещей. Он научил людей племени Рось правильно обрабатывать землю, и урожаи выросли втрое. Он обучил кузнецов ковать особо крепкие мечи и показал воинам, как нужно владеть ими. Гость объяснил, как пользоваться знаками, выцарапывая их на выделанной шкуре или коре березы, и как быстро сосчитать количество добытых за зиму белок. Желтоглазый человек обучил россов многому, и при этом ничего не требовал взамен. Сначала люди племени Рось пытались отблагодарить гостя, поднося ему мед и пушистые шкурки, и даже желтый металл, столь ценимый соседями. Но тот не взял ничего, кроме самой малости. Такое бескорыстие изумило россов, и они всерьез стали подумывать о том, чтобы избрать пришельца вождем своего племени. Но, к их глубочайшему изумлению, тот отказался от столь великой почести. Тогда россы порешили давать гостю еду и одежду, а за это попросили его помогать племени добрыми советами. Тот согласился. Не был он и против почетного имени, присвоенного ему на собрании родов – Мудрец. Право, он заслуживал такого прозвища, ибо не было в земле Рось человека более умного и многоопытного. Мудрецу построили дом, и он поселился в нем, проводя время в беседах с тем, что его окружало. Многие тайком следили за ним и божились именем грозного Перуна, что самолично видели, как Мудрец беседовал с деревьями, рекою и диким зверьем. Кое-кто даже уверял, что Мудрец разговаривает со звездами, но это было уж совсем неправдоподобно. Как можно говорить с тем, что мельче самой крохотной соринки!
Мудрец провел в лесу много лет. За все это время он ничуть не изменился, и это не могло не пугать. Он не старел ни лицом, ни телом, а в руках его по-прежнему таилась великая сила, которой мог позавидовать самый могучий воин. Случалось, и пугались. Случалось, и завидовали. Порой находились неразумные, которые пытались выведать у Мудреца секрет его вечной молодости и силы. Ведь для человека нет страха большего, чем страх старости и смерти. Мудрец не усмехался и ничего не отвечал на расспросы, а, если любопытствующий настаивал, прогонял его прочь. И горе тому, кто в гневе обнажал против Мудреца меч! Таких потом находили мертвыми с разрубленным наискось от шеи до бедра телом. И никто не сердился на Мудреца, и не пытался отомстить ему, если погибший приходился родичем или другом, так как все знали, что Мудрец – справедливейший из людей и никогда не поднимет меча первым. Россы научились этому правилу у Мудреца и были лучше своих отцов. Они научились еще многому и порой пытались почитать Мудреца, как бога, хотя и знали, что он непременно будет сердиться на них за это. И когда Мудрец обратился к россам за помощью, все мужчины племени Рось изъявили желание помочь ему. Но Мудрец остановил выбор на пяти братьях из рода Серого Медведя, известных своей силой и неустрашимостью.
– Пятерых вполне достаточно, для того чтобы помочь мне с моим делом, – сказал Мудрец.
Он велел братьям собираться, но перед тем, как отправиться в путь, вручил каждому из них по мечу, которые собственноручно выковал в небольшой кузнице, устроенной им при доме. Это были необычные мечи из тускло сверкающего металла. Каждый из этих клинков без труда перерубал надвое своих собратьев, изготовленных оружейниками племени Рось. Еще Мудрец сказал, что путешествие будет опасным и, возможно, никто не вернется домой. Но братья лишь усмехнулись на это. Они были воинами и не боялись смерти, ибо знали, что бояться того, что рано или поздно придет, столь же глупо, как пытаться отсрочить восход солнца.
Солнце взошло, и шестеро всадников двинулись в путь. Они скакали по равнинам, пробивались через непроходимые чаши, вступали в схватки с коварными недругами и дикими зверями. Мечам довелось славно потрудиться, а вечерами Мудрец рассказывал невероятные истории о людях и событиях, которых просто не могло быть. Он и сам не скрывал, что их никогда не было, и смеялся, видя, как вытягиваются в обиженную мину лица поверивших в его сказку братьев.
Время летело вскачь, и три дня тому назад путники достигли гор, за которыми, как уверял Мудрец, должны были лежать равнина и громадное соленое озеро, именуемое морем. Россы понимающе усмехнулись, когда Мудрец сказал им об этом. Они-то прекрасно знали, что вода не может быть соленой, если не бросить в нее соль. Но какому чудаку придет в голову бросать в озеро драгоценную соль, без какой невозможно придать похлебке вкус, а рыбе и мясу – долговечность.
Вот и сейчас варево было едва присоленным, но россы не замечали этого. Они привыкли именно к такой пище, а, кроме того, были слишком голодны, чтобы обращать внимание на подобные мелочи. Столь же мало неудобств доставляла людям снежная крупа, которую швыряли закручиваемые горными склонами воздушные спирали с ближайшей вершины. Все пятеро работали ложками с почти животной яростью, и Мудрец не отставал от них. Если признаться, он любил поесть. Мерный стук ложек о края выточенных из дерева мисок разносился далеко по ветру. Он не мог не привлечь внимания одинокого волка, выскользнувшего из нагромождения осыпавшихся во время недавней лавины камней.
Горные волки значительно отличаются от своих собратьев, живущих в лесу или степи, но этот был необычен даже для здешних мест. Очень крупный, ростом с годовалого теленка, он имел неестественно вытянутую пасть, украшенную частоколом чудовищно-громадных клыков, два передних из которых в верхней челюсти были почти сросшимися. Глаза волка светились жутким фосфоресцирующим блеском.
Прислушиваясь к шуму, издаваемому людьми, волк неторопливо затрусил к костру. Движения его были по-кошачьи грациозны, лапы, отмеряющие мелкие шажки, напоминали пружины. Этому волку ничего не стоило одним прыжком перемахнуть через голову скачущей лошади.
Звуки становились все отчетливей. Вскоре к ним прибавились и запахи, а затем глаза волка различили расположившихся вокруг огня людей и темную массу лошадей, сбившихся в кучу чуть ниже по склону. Волк принюхался и недовольно чихнул. Аромат постной похлебки пришелся ему не по вкусу. Куда приятней был тонкий запах пота, исходивший от животных, а еще более притягателен был запах влаги, исторгаемый людскими телами. Влаги, которую выделяет через поры горячая кровь. Волк облизнулся и, давясь, сглотнул липкую слюну. Не в силах сдержать вдруг проснувшийся голод, волк поднял к небу узкую морду и оглушительно завыл.
Пробившийся сквозь стоны пурги звериный крик потревожил путников и их коней. Животные, захрапев, повскакали на ноги, братья дружно, словно по команде, прекратили жевать. Пять рук невольно провели по земле у левого бедра, проверяя, на месте ли меч. Лишь Мудрец продолжал безмятежно наслаждаться незатейливой трапезой. Его спокойствие придало россам уверенности, и они вернулись к еде. Только Дор, самый молодой и горячий, отставил миску в сторону.
– Пойду, погляжу, – сказал он, беря меч.
– Это волк, – лениво сообщил Мудрец. – Он не решится подойти к костру.
– Я все же пройдусь.
– Как хочешь. Только будь осторожен, не сверни себе шею.
Дор ничего не сказал и, быстро повернувшись, шагнул от костра. Темнота и снежная круговерть моментально поглотили юношу, оставив один на один с ночью, горами и подкрадывающимся зверем.
Волк заметил, как один из людей, прихватив меч, отошел от огня, и понял, чего тот желает. Человек хотел посмотреть в желтые глаза смерти. Волку не раз и не два приходилось сталкиваться с подобными безумцами, полагающими себя равными смерти. Волк ухмыльнулся, он прекрасно знал, что смерть сильнее. Волк был единственным, с кем смерть не могла совладать. Покуда мир полон людей со сладкой горячей кровью, волк был готов поспорить со смертью. Он медленно двинулся вперед, пряча глаза из опасения, как бы человек прежде времени не увидел их хищного блеска. Волк бежал по дуге, обходя свою добычу с таким расчетом, чтоб отрезать ее от огня и загнать поглубже в пургу. Он почти не сомневался в успехе, хотя и не мог не оценить мощную стать противника. С таким, если первый прыжок окажется неудачен, придется повозиться. Приглушенно рыкнув, волк напряг мышцы, проверяя их готовность к стремительному броску.
Человека и зверя разделяло не более двух десятков шагов, когда оба, не сговариваясь, замерли. Дор остановился потому, что никак не мог рассмотреть потревожившего покой путников хищника. Причина замешательства волка крылась в ином – тварь увидела более лакомую добычу. На горной тропе, ведущей со стороны перевала, противоположной той, откуда пришли сидевшие у костра люди, появился маленький силуэт. Ребенок! Он заблудился в метели и теперь, привлеченный светом, спешил к костру. Тело волка наполнила сладкая истома. Он много раз пил кровь детей и находил ее чрезвычайно вкусной. Незачем рисковать шкурой, вступая в схватку с сильным, вооруженным человеком, когда совсем рядом был беззащитный ребенок, с плотью, не испорченной дурной пищей и ядом похотей. Изменив направление бега, волк затрусил вверх по склону наперерез бредущему к огню силуэтику…
Дор уже возвратился к костру, когда из темноты донесся вой, а следом, сливаясь с ним, перепуганный детский крик. На этот раз на ноги вскочили все, в том числе и Мудрец.
– Волк напал на ребенка! Это там!
Выхватив из ножен меч. Мудрец бросился бежать в гору. Россы устремились за ним. Хотя не было видно ни зги, глаза Мудреца определяли путь безошибочно, чего нельзя было сказать о топавших следом братьях из рода Серого Медведя, которые то и дело оступались и падали. Правдомысл зашиб колено и исчез в снежной круговерти, медленный на ногу Горислав приотстал и что есть сил орал в темноту, надеясь испугать хищника криком.
Однако волка мало тревожили звуки, издаваемые людьми. Его вой был в тысячу крат сильнее и ужасней. Особенно, когда он пел песнь в честь полной луны. Его не волновало и то, что людей было много, а он один. Ему случалось вступать в схватку и с б ольшим числом врагов, и он всегда побеждал, окрашивая клыки сгустками крови, такой сладкой и желанной. Он уже успел и сейчас вкусить ее, пробив передними клыками шейку сбитого с ног ребенка, маленькое, укутанное в неуклюжие одежды тельце которого недвижно лежало у его передних лап. И волк был готов драться за обладание этим тельцем, щедро напитанным влагой, которой было достаточно, чтоб утолить его голод. В глазах волка зажглись багровые огоньки, и он издал угрожающий вой. В этот миг бегущий впереди других человек поднял меч. Взгляд волка наткнулся на этот клинок и замер. Потом волк зажмурился и замотал головой, словно по ней ударили невыносимо тяжелым и острым. Клинок таил в себе небесный свет, смертельно опасный для волка. Волк слышал, что существуют такие клинки, но не верил в их существование. Теперь волк узнал его. Этот клинок мог подарить смерть даже ему, волку, ибо был выкован самой смертью.
Волк не рискнул замешкаться ни на мгновение. Оставив добычу, он прыгнул в снежную пелену и исчез. Несколько раз из темноты донесся приглушенный рык, потом все стихло.
Подбежав к неподвижно лежащему тельцу, Мудрец схватил его и немедленно повернул к костру. Подоспевшие следом россы подумывая продолжить погоню за волком, но Мудрец властным криком остановил их.
– Возвращайтесь! – приказал он тоном, не допускающим возражений, и тут же, будто устыдившись непривычной для себя резкости, добавил, смягчая голос:
– Вам не догнать его. Слишком темно.
Чуточку поколебавшись, братья признали правоту Мудреца и повернули обратно. Последним шел Дор, то и дело настороженно оборачивавшийся в темноту.
Мудрец очутился у костра первым и бережно положил тщедушное тело на меховой плащ. Защищая лицо ребенка от снега, он аккуратно развязал тесемки напитавшегося кровью ворота одежды. Ратибор принес от костра головню, и все увидели искаженное ужасом девичье личико. На тоненькой шейке ребенка отчетливо чернели две крохотные ранки.
В этот миг девочка открыла глаза и с испугом уставилась на своих спасителей. Заросшие бородами, в высоких меховых шапках, они выглядели не очень привлекательно и могли напугать не только ребенка. Мудрец понял это первым. Он широко улыбнулся и велел своим спутникам:
– Улыбайтесь!
Братья старательно изобразили улыбки, а старший из них, Ратибор, даже попытался показать пальцами козу, но смутился и спрятал руки за спину.
Увидев, что окружавшие ее люди настроены дружелюбно, девочка успокоилась. Мудрец, не теряя времени, обследовал спасенную и, не обнаружив больше ни одной раны, подвел итог увиденному:
– Легко отделалась. Волк лишь поцарапал ей шею.
Укутав маленькое тельце в плащ, он спросил девочку на языке россов:
– Кто ты?
Девочка промолчала, явно не поняв вопроса. На вид ей было лет девять или десять, кожа ее была смугловатой, а глаза напоминали лишенные жара угольки.
Подумав, что она, может быть, голодна, Дор сбегал за своей миской с уже остывшей похлебкой. Девочка и впрямь жадно набросилась на еду. Она, давясь, ела, а Мудрец произносил непонятные россам звуки. Он говорил довольно долго, пока, наконец, девочка не ответила.
Ее голос был чист и почти весел, а слова напоминали журчание ручейка. Мудрец внимательно выслушал обращенную к нему речь и, улыбнувшись, ласково положил большую ладонь на ее голову. Через миг девочка крепко спала. Накрыв ее еще одним плащом, Мудрец подсел к костру и принялся исследовать свою оставленную на произвол судьбы миску. Россы терпеливо ждали, что он скажет, но Мудреца, казалось, занимала лишь еда. Перемешавшееся со снегом варево совершенно застыло, превратившись в неприглядный комок. Тогда Мудрец оставил миску в покое, набросил на озябшие ноги край плаща и сообщил так, как бы между прочим: