Я почему-то представлял себе сарай захламленным и пыльным, но увидел перед собой настоящую мастерскую, пусть и без естественного дневного света, да ведь все равно была зима. Здесь стоял верстак для столярных работ, стол, заваленный листами латуни, различный инструмент, несколько стульев и табуретов. Дощатый пол был чисто подметен. В углу стояла остывшая печь, сооруженная из железной бочки. В сарае было холодно, но все же не так, как на улице.
   - Садись - предложил Афиноген. Но я сначала походил, дотрагиваясь руками до разных предметов. У Афиногена было свое место. Свое! Он мог здесь уединиться, работать, творить!
   - Хорошо тут у тебя, Афиноген Каранатович, - сказал я.
   - Не жалуюсь. Ты садись. - И не дожидаясь, пока я усядусь, продолжил. - Сделал все, как хотел. Ну, насколько было возможно. А ты представляешь себе свою квартиру, свой кабинет?
   - Какой кабинет! - вскричал я,
   - Да ты постой, постой... В мечтах, во сне....
   - А... Там-то представляю. Тихо. Стол. Книги. Окно. И главное, я никому не мешаю. Никому.
   - Страдаешь?
   - Бывает.
   - Что уж там - бывает. Страдаешь вовсю!
   - Из моей души, Афиноген Каранатович, страдание исчезает, если я нахожу слово высказать его.
   - Подробнее не расскажешь о своем кабинете, о жилплощади для фантаста?
   - Я все сказал.
   Афиноген отодвинул мольберт. За ним оказалась еще одна дверь, не гармонирующая со всем остальным. Словно Афиноген вырвал ее из какой-то стандартной многоэтажки и поместил сюда.
   - Попробуй открыть, - попросил Афиноген.
   Я подошел и взялся за ручку.
   - Хватит, - остановил меня Афиноген. - Завтра приезжает комиссия. Ты уж помоги мне, Федор Михайлович.
   - Да чем же?!
   - Приходи сюда вечерком и все.
   11
   "...Эксперименты не шли. Как говорили в группе, кто-то путал научных сотрудников, сбивал их, направлял в тупик. На некоторое время можно было выключить аппаратуру, заняться пока обработкой таблиц, построением графиков, осмыслить полученный материал.
   Все вышли покурить. Но дверь на улицу возле курилки была открыта. Работники какой-то лаборатории таскали упакованное в огромные ящики оборудование. Волны холодного воздуха неслись по коридору. Покурить можно было и возле своей комнаты. Мгновение все еще молчали, потом кто-то сказал: "Послушай...", и начался обычный в таких случаях научный треп.
   Федор медленно, бочком отошел в сторону, постоял возле лестницы. Вниз идти было уже незачем. Неуверенно сделал он несколько шагов вверх. На площадке между первым и вторым этажом распахнулись двери актового зала. Там сейчас было ветрено и холодно. Федор это знал точно. Его несло вверх все быстрее. Между вторым и третьим на маленькой дверце, которая вела в кинобудку, висел пудовый амбарный замок. Антикварный. Федор уже бежал. Он помнил, что там, выше, есть еще одна дверь. Аппендикс библиотеки и актового зала был высотой всего в два этажа. Между четвертым и пятым стена была сложена из стеклянных кирпичей. А на высоте пояса приклеилась маленькая глухая дверца, которая никуда не вела. Это знали в институте все, ну, во всяком случае, многие, и никому не приходило в голову открывать ее. Здесь можно было лишь вывалиться с огромной высоты. Дверь не запиралась. На ней не было никаких замков ни висячих, ни врезных.
   Федор перевел дух. Его непреодолимо тянуло открыть дверь, словно звали его и нельзя было отказать. Вверх и вниз по лестнице сновали люди. А при них лезть в дверцу было почему-то неудобно. Но и ждать бесполезно: тут ходят целый день. Он принял непринужденную позу, но так, чтобы в любое мгновение рвануть ручку.
   - Папаня! - донеслось снизу. Это, задыхаясь от спешки, кричала Ольга. - Ну зачем ты туда? Ведь снова...
   Федор не дослушал, легко распахнул дверцу и, зажмурившись от яркого света, шагнул. Последнее, что он услышал, было тихое:
   - Папаня...
   Под ногами был твердый пол. Стены огромного зала дугами уходили вверх. Свет струился отовсюду. Все было просто и красиво, даже изящно, но ничто не останавливало взгляд, лишь где-то вдалеке, диссонансом, чернела точка, притягивающая к себе, как магнит. Федор пошел вперед, уже зная, где он очутился. Это и страшило его, и манило, звало. Противиться зову было нелепо, да и не хотелось.
   Федор шел и точка, увеличиваясь в размерах, превращалась в стол и сидящего за ним человека. Человек ждал Федора, аккуратно сложив руки на пустой столешнице.
   - Здравствуйте, - сказал Федор.
   - Здравствуйте, - ответил человек. - Меня зовут - Федор-сто восемьдесят Михайлович-девяносто шесть Приклонов-семнадцать. Садитесь, пожалуйста.
   Федор продолжал стоять.
   - Что же вы? - удивился Приклонов-17. - Ах, да... Ну да уж потерпите. Или, быть может, имеете сильное желание сесть на мое место?
   Федор промолчал.
   - На вас, уважаемый, поступила жалоба от писателя Федора-десять в девятой Михайловича-два на десять во второй, в квадрате, попросту, Приклонова-сто. Фантаста, между прочим... Что вы имеете сказать в свою защиту? Ах да... презумпция невиновности... Простите, простите... Начнем, пожалуй, со следующего. Автор "Фирменного поезда" это ведь вы и есть?
   - Я, - согласился Федор и почувствовал, что голос его дрогнул.
   - Любопытная вещица, ничего не скажешь. И долго вы ее писали, если, конечно, это не профессиональный секрет?
   - Четыре часа. Пока в поезде спал Артемий Мальцев. Писать нужно было именно, когда он спит.
   - И что же, вы всегда так быстро пишете повести?
   - Нет. Но тогда очень нужно было. А Артемия...
   - Ах, - отмахнулся Приклонов-17. - Знаю, знаю про Артемия, Артемахуса, Артемида, Артюшу и прочая и прочая. Но очень хотелось бы знать, как вы сами считаете: можно ли было написать такую большую, между прочим, повесть за такой короткий, откровенно говоря, срок? Да еще в условиях эмоционального стресса.
   - Все что-то делали, старались... Я - тоже. А повесть я потом дорабатывал. Даже урезать пришлось. Редактор категорически потребовал.
   - Хорошо, хорошо, хорошо! - всплеснул руками Приклонов-17. - Верю, верю, верю. Но доказательства... Где доказательства? Ах, простите, совсем забыл. Снова эта проклятая презумпция! Вы, естественно, можете не защищаться, пока мы не предъявим вам доказательства вашей вины.
   - Предъявляйте, - сказал Федор.
   - Вы ведь знакомы с фантастом Федором?
   - Нет, не знаком.
   - Ну как же! С фантастом Федором Михайловичем Приклоновым!
   - Я - Федор Михайлович Приклонов.
   - Ну вот видите! А говорите, что незнакомы. Нехорошо с самого начала.
   - Я не могу быть знаком с самим собой. В этом случае понятие "знаком" теряет свой смысл.
   - Теряет? Хм... Согласен. Это вы хорошо сказали: теряет свой смысл. Надо запомнить. И все же... Я имею в виду Федора-десять в девятой Михайловича-два на десять во второй, в квадрате, то есть, Приклонова-сто. Только не путайте его со мной.
   - Нет, не знаю, - заявил Федор. - Насколько я понимаю, он, да и вы из двадцать третьего века?
   - Совершенно верно. А уж если говорить точнее, то из самой середины, середки, сердцевины двадцать третьего... Все равно - нет?
   - Не имел чести.
   - Смотрите, вам виднее. Но ведь придется очную ставку...
   - Любопытно познакомиться.
   - Ах, даже любопытно! И что же, ни тени трепета, страха перед содеянным?.. Фу, прошу прощения... Все забываю. Начнем, пожалуй.
   - Валяйте, - согласился Федор.
   - Прощу возникнуть истца! - торжественно сказал сидящий за столом.
   Чуть толкнув Федора плечом, так что тому даже пришлось попридержать возникшего, рядом сделался, образовался, появился фантаст Федор-109.
   - Прошу, так сказать, прощения, -чуть нервно сказал он. - Спят, что ли, там? Не могут "возникнуть" меня нормально. Все с выкрутасами, шаляй-валяй, за что только время получают?!
   Федор, сидящий за столом, терпеливо ждал, когда возникший поостынет.
   - Вы успокоились? - спросил он через некоторое время. - Учтите, что банк может опротестовать этот вклад и тогда ваше время тю-тю, в трубу вылетит.
   - Мое время священно! - заявил Федор-109.
   - Да, да, конечно, - согласился сидящий за столом. - Никто не спорит.
   - Вор! - вдруг грубо сказал Федор-109. - Вором был, вором и остался!
   - Будьте взаимно вежливы, - попросил Федор-180.
   - Конечно, - внезапно согласился Федор-109. - Прошу, так сказать, прощения. Но Федор - вор!
   - Объясните же наконец! - потребовал Федор.
   - Один момент! Один момент! Вот заявление фантаста Федора, - сидящий за столом показал двум другим пустую ладонь, - в котором истец обвиняет Федора Михайловича Приклонова в плагиате.
   - Что? - удивился Федор.
   - Да, да. В плагиате. В ваше время уже было известно выражение "плагиат"?
   - Было. Что же это я у него украл?
   - А повесть-то! - заявил Федор-109 и, чуть отодвинувшись, уставил руки в бока. - А "Фирменный-то поезд "Фомич"!
   - Но позвольте! - заволновался Федор.
   - Не позволим! Всею массою времени не позволим! - внезапно взвизгнул обворованный.
   - Позвольте... Как я мог украсть повесть, если жил на триста лет раньше вас? Кроме того, я ведь писал о том, что произошло со мной и моими друзьями. Так что ваше предположение полностью ошибочно.
   - Хм, - сказал сидевший за столом, - он что, правда жил на триста лет раньше?
   - Ну, конечно, - заулыбался Федор.
   - Экая безделица ! - заорал Федор-109. - Что же тут особенного. Пропутешествовал во времени и баста!
   - Да мы еще не можем путешествовать в будущее, - заверил Федор. - Мы еще и в прошлое-то только на пятнадцать лет.
   - Вы не можете?! Ха-ха! А кто, по-вашему, может?
   - Да пока еще никто.
   - Никто! - взревел Федор-109. - Никто, говорите! А товарищ Обыкновеннов?! Пришелец с планеты Ыбрыгым!
   - Что товарищ Обыкновеннов? - струхнул почему-то Федор.
   - Ведь товарищ Обыкновеннов очень даже запросто может путешествовать во времени туда, прошу прошения, и сюда.
   - Не знаю, - пролепетал пораженный Федор.
   - А я знаю. Знаю, что вы перед тем, как написать свою, если только можно так выразиться, повесть, вели приватную беседу с товарищем пришельцем!
   - Да какой он пришелец? Обыкновенный человек.
   - Не скажите! О чем вы в таком случае беседовали, если не секрет? ехидно спросил Федор-109.
   - Да так... О том, о сем... О жизни... Очень умный человек товарищ Обыкновеннов.
   - Еще какой умный! Ведь это он вам и передал мою рукопись, - зловеще заключил обворованный фантаст.
   - Ничего он мне не передавал! Слышите! Я сам написал эту повесть!
   - О-хо-хо! - сказал сидящий за столом. - Вас послушать... И чем только люди занимаются. А еще говорят, что время - время.
   - Не понял, - сказал обиженный фантаст, - не понял вас, Федор-сто восемьдесят Михайлович-девяносто шесть.
   - Да что же тут непонятного? Сядьте на мое место, все и поймете.
   - С удовольствием, - еще не веря, сказал Федор-109.
   - А фантастика? - растерянно спросил Федор.
   - Какая еще фантастика? - оскорбился Федор-109. - Тьфу! Вот вам ваша фантастика? - Он как-то осторожно обходил стол, пританцовывая, похлопывая его ладонями.
   - Зад немного размять, - сказал сидящий за столом, с трудом встал и действительно начал разминать свой костлявый зад, тоже похлопывая его ладонями.
   Фантаст тотчас же занял его место и великая озабоченность выступила на его лице.
   - Я вас слушаю, - осторожно сказал он.
   - Вменить в обязанность! - вдруг взорвался разминавший зад. - Чтобы не ерепенился! Не сомневался. А брал без размышлений!
   - Вменим, - пообещал Федор-109. - Возьмет! Как миленький возьмет, да и еще раз возьмет! А пока маленький презент, так сказать, от будущего. Фантаст открыл дверцу стола, выдвинул ящик, вынул из неге что-то блестящее и позванивающее. - Самозашелкивающиеся... - пояснил он. - Не каждому, не каждому такое счастье выпадает. Ловите!
   Федор машинально подставил ладони и на его правом запястье щелкнул замок изящного, прочного кольца. С кольца свешивалась пятисантиметровая цепочка. Второго кольца не было. Заметив недоумение Федора, сидящий за столом пояснил:
   - Все нормально. Все правильно. Это кольцо Мебиуса, только не в пространстве, а во времени. Как только вы возьмете... заметьте: как только вы возьмете, оно защелкнется и на второй руке. И тогда уже ваша взяла! Прекрасная вещица. С гарантией на один миллион лет.
   Браслет не жал и даже был не виден на руке, если опустить ее вниз.
   "Дома распилю", - подумал Федор и спросил:
   - Больше у вас тут нечего посмотреть?
   - Мы не для того вас вызывали! - заорал тот, что теперь сидел за столом. - Не на смотрины! Ах, да! Прошу прощения. Вы в официальном учреждении, между прочим. Прошу помнить. Так что он там отказался взять?
   - Один момент. Может, уважаемый Федор Михайлович недопонял-недопонял! Но о нуль-упаковке-то, надеюсь, имеете какое-то представление? Так ведь?
   - Так, - согласился Федор. - Имею.
   - И Афиногена знаете?
   - Знаю Афиногена Каранатовича.
   - И чем он сейчас занимается, знаете?
   - Что показывал, то знаю.
   - Знает он, все знает! - закричал сидящий за столом. - В бараний рог!
   - А дверь-то, дверь-то он вам показывал, - осторожно спросил тот, который стоял.
   - Показывал, - ответил Федор.
   - И жилплощадь фантасту нужна?
   - Ох, нужна жилплощадь, - чистосердечно признался Федор.
   - Тогда все в порядке! - заключил сидящий за столам. - Все, все вам прощается. Более того, вот тут передо мной сидел Федор-сто восемьдесят Михайлович-девяносто шесть Приклонов-семнадцать... Так я вам по секрету скажу, что это не он сидел, - шепотом добавил Федор-109.
   - Нет, нет, не он, - быстро согласился Федор-180.
   - Это вы, извиняюсь, сидели... Вы...
   - Я? - удивился Федор. - Никогда я там не сидел. Да и желания сидеть нет.
   - Да будет, будет желание. Все будет. В нашем мире все возможно. Слава, почет, уважение, банкеты, издания вне плана.
   - А что же вы?
   - Господи, боже мой! Да мы - это вы и есть. Все, все преотлично. У истца больше нет претензий? - спросил он сам у себя и сам же ответил: Надеюсь, что нет.
   - Какие могут быть претензии к Федору Михайловичу Приклонову? Мы же его любим!
   - Любим? - переспросил сидящий за столом. - Ах, да... Любим. Ну, конечно, любим! Как же нам самого себя не любить! Любить надо. Обязательно надо.
   - Все. Идите и берите. И комиссию убедите, что нуль-упаковка существует.
   - Какую еще комиссию? - не понял Федор.
   - Да ту, что сегодня должна посетить Афиногена Каранатовича. Нам все, все известно, хе-хе...
   - Да в чем же я ее должен убедить?
   - Ну вот. Снова да ладом! Ведь вам жилплощадь нужна?
   - Нужна.
   - А Главный распорядитель абсолютными фондами пока не дает.
   - Возможности, значит, пока нет.
   - Ну, конечно, пока. Не дает, не дает, да вдруг даст, - забегал вокруг Федора Приклонов-17. - Только когда это еще будет? С бригадным подрядом вот никак не могут наладить дело. То да се. А тут сразу. И, уверяю, Афиноген Каранатович не поскупился. Квартирка у него получилась, что надо. Любо-дорого! Тишь, да гладь, да божья благодать! Сиди пописывай. Теща-то ведь здорово храпит? Ну вот... Конечно, почему бы ей и не похрапеть в свое удовольствие? Да только вам, насколько я знаю, это мешает. Мешает, мешает, не отпирайтесь! А здесь у вас все будет. И номера... не какие-нибудь там десять в девятой... об этом и подумать-то неприятно... а единицу присвоим. Федор-один Михайлович-одни Приклонов-один. А то - десять в девятой!
   - Между прочим, - заметил сидящий за столом, - это вы сейчас Федор-десять в девятой.
   - Как это я? Я Федор-сто восемьдесят.
   - Был да сплыл!
   - Позвольте!
   - Нет, не позволю!
   - Да я вас силой!
   - А я ручками, ручками уцеплюсь!
   - Оторву, оторву паршивые руки неудавшегося фантаста!
   - Так ведь фантаст-то теперь вы?
   - На!
   - Хра!
   Бац! Грох!
   Оба Федора Михайловича Приклоновых, и тот, что сто восемьдесят, и тот, что десять в девятой, клубком покатились по блестящему скользкому полу. И разобрать, кто есть кто, теперь уже было невозможно.
   Что-то недосказанное было в этом разговоре. Что-то от Федора хотели недостойного, подлого. Подчиняясь какому-то внутреннему порыву, он подошел к креслу и сел в него. И сразу же все стало ясно.
   - Эй вы! - грубо окликнул дерущихся Федор. - Поработали и хватит, пора отдохнуть!
   Подействовало. Федоры с порядковыми номерами расцепились, встали, наскоро привели себя в порядок, обратились в слух.
   - Вот что, - сказал Федор. - Вы тут, насколько я понял, ерундой занимались. Кто из вас пойдет к Афиногену Каранатовичу? Что? Даже желающих нет? Странно. Кто же убедит комиссию? Великое изобретение Афиногена не должно пропасть во времени? Что вы без него? Так... Нуль без палочки. Ты, Федор-десять в девятой?
   - Это не я, это он - Федор-десять в девятой!
   - Нет, не я, а ты! Я - сто восемьдесят!
   - Прекратите, - вдруг устало попросил Федор. - Не хотите, не надо. Мне иногда приходит в голову, что ваш нуль-упакованный мир нужно уничтожить. Он нуль, хотя и упакованный. Нет в нем ни добра, ни фантазии. Бред собачий! Страшно, но надо. На этом и порешим. Никто не пойдет к Афиногену. Никто! А другого случая не представится, потому что Афиноген уже не перенесет этого. Он и держался-то только надеждой, что ему поверят, помогут этой верой, человеком сделают. Жаль Афиногена Каранатовича. Но никто из нас троих этого уже не увидит. Конец! Простимся, что ли, Федоры Михайловичи Приклоновы?
   - Нет! - заорал один.
   - Нет! -заорал другой.
   - Я! - согласился первый.
   - Мы! - согласился второй.
   - Не позволю! Никуда вы не пойдете!
   - К чертовой матери! - завопил один и бросился бежать.
   - К чертям собачьим! - загундосил второй, догоняя первого.
   - Глупцы! Ведь тот, кто поможет Афиногену... - Федор вдруг смутился... - Ведь тот и станет основателем этого "будущего". Стойте!
   Федор выскочил из-за стола. Догнать, догнать, во что бы то ни стало догнать. Задержать! Зубами! Ногтями!
   Но все-таки слаб был Федор, хотя и бросил давно это прилипчивое занятие - питье. Да и суставы пальцев ног взмолились от боли. Мешал бежать и браслет с цепочкой. Нет, не догнать ему было шустрых двойников. Но среди тех, уже на бегу, снова разгорелась борьба. Кто-то из Федоров подставил ножку другому. Тот упал, успев схватить первого за штанину. И покатились они по чудному полу. Тут снова один вырвался и пробежал в лидерах метров сто. И снова свалка. Хоть и секунду длилась она, но Федор успел приблизиться.
   Давайте, давайте, еще, еще поборитесь, мысленно упрашивал их Федор.
   Догнал он своих двойников у самых стеклянных кирпичей. Федор-109 уже рвал ручку двери. Оттаскивая то одного, то другого, Федор окончательно измотался. И в какой-то момент пропустил бросок наиболее шустрого из двойников. Дверь распахнулась.
   "Что я наделал?" - успел подумать Федор, и тут блестящий дворец будущего со сверкающим полом, уходящими ввысь арками и неизвестно откуда льющимся светом, рухнул. С карниза, срываясь, падал Федор-109.
   Федор очнулся на крыше актового зала. Все кости болели, глаз распух, губы разбиты в кровь. Завывал ветер, и Федор почувствовал, что он замерзает, но не было сил даже пошевельнуться. Откуда-то сверху раздались крики, потом перед уцелевшим глазом проплыла веревочная лестница, чьи-то сильные руки приподняли его и передали в другие.
   Федор с досадой подумал, что этот проклятый фантаст из двадцатого века все-таки спер у него фантастическую повесть, и захрустел зубами. Стало теплее и чуть темнее. Он уже лежал на носилках.
   - Ты лежи, папаня, лежи, - сказала Ольга. - У нас занятия санитарной дружины. Никто не хочет изображать из себя раненого. А нам баллы срежут.
   - Ладно, - прошептал фантаст и подумал, как хорошо, что в институте есть санитарная дружина.
   Его куда-то понесли, но не особенно осторожно, потому что в носилках лежал совершенно здоровый человек с поломанным ребром, распухшим глазом и разбитой губой".
   12
   - Папаня! - ахнула Ольга. - Кто это тебя разукрасил?
   - Да пустяки, - отмахнулся я.
   - О, горе мое, - вздохнула Валентина. - На тебя бодяги не напасешься. И чем вы только на заводе занимаетесь?
   - Тензометрические усилители настраиваем. Конец месяца. Кто-то из заказчиков приехал и давай требовать: оттарируйте им усилитель на консольной балке, и все тут. А у нас же новая методика настройки. Балки давным-давно метровым слоем пыли покрылись. Ну... приволокли, датчики проверили, какие оборвались - заменили, нагружать стали. А одна балка возьми да и сломайся. Меня вот и шарахнуло.
   - Сочиняешь, папаня, - немедленно уличила меня во лжи дочь. - Мы же учебно-производственную практику проходили на вашем заводе и прекрасно знаем, что это за балочки. Они маленькие и уж сломаться никак не могут. Их и загружают-то килограммов в десять.
   - Опять?-испуганно спросила Валентина.
   - Да, - нехотя ответил я. - И не желаю я этого, а иногда получается. Еще когда из поезда в Марграде вышли, решил, что завязываю. Все. Кончено. Но ведь оно от меня не зависит...
   - Нет, Федя, от тебя многое зависит.
   - Квартеру, ли чо ли, дают? - нараспев спросила Пелагея Матвеевна.
   - Да никто ничего не дает! - Я даже рассердился.
   - М-м... А я думала, квартеру дают, - сказала теща, не отводя взгляда от телевизора, где всмятку рубились хоккеисты.
   - Примочку сделать? - спросила Валентина.
   - Да само пройдет, не беспокойся.
   - Пройти-то пройдет, а будешь ходить, людей пугать своим синяком.
   - Да ты ему забинтуй, - посоветовала дочь.
   - Ага, - согласился я. - Забинтовать можно.
   - Это, Федя, ведь Испазита? - спросила Пелагея Матвеевна.
   - Он, он самый, - подтвердил я.
   - Ну... я же вижу, что личность-то на Испазиту смахивает...
   - Вы ешьте без меня.
   - В ночь, что ли, настраивать будете? - недовольно спросила Валентина.
   - Да нет. Афиноген просил к нему зайти. Комиссия из Марграда приезжает. Просил помочь. Хочется мужику доказать, что нуль-упаковка и в самом деле возможна.
   - Занимались бы вы лучше делом, - посоветовала жена.
   - Нет, нет, папка, вы уж лучше что-нибудь необыкновенное выдумывайте!
   - Ох, Оля, да разве можно выдумать необыкновенное...
   - А вы старайтесь!
   - Нет, это уж вы теперь старайтесь. Ваше время приходит.
   Валентина чем-то смазала синяк и забинтовала мне голову наподобие тюрбана, но так, что шапку все же можно было натянуть. Я оделся и открыл дверь квартиры.
   - Ты когда придешь-то?! - крикнула мне вслед Валентина.
   - Вот уж не знаю. Как все кончится, сразу и приду.
   - Банкет, наверное, для комиссии будет?
   - Какой банкет? Афиноген Каранатович - частное лицо.
   - Ну, давайте! - напутствовала жена.
   Я вышел на улицу и поднял воротник пальто. Мела поземка и вообще было неуютно. Я попытался понять, почему этой ночью написал какую-то непонятную главу о будущем. Во-первых, рассказ вылился внезапно, без всякой подготовки, без всяких размышлений и даже озарений. Я писал и не думал, что же будет в следующем абзаце. Само писалось. Во-вторых, ведь совсем не таким представлял я себе будущее. И была, была в тайнике души мысль написать роман о потомках. Была! Но все не хватало времени. Да и мысль-то, по правде говоря, еще не созрела, не рвалась на бумагу. А что собой представляли вот эти Федоры, "сто восьмидесятый" и "десять в девятой"? Я ведь чувствовал, что это мое продолжение, только при каких-то особых обстоятельствах. И что-то тут было связано с квартирой и нуль-упаковкой Афиногена. Ответ крутился где-то рядом, уже стучался, да что говорить, я уже все знал, но знал как-то не так, как положено, интуитивно, словно сам остановил знание на пороге.
   13
   В окнах Афиногеновой квартиры горел свет, но я решил сначала толкнуться в сарай и не ошибся. Из мастерской Афиногена тянуло теплом и чуть - дымком. Радостные голоса приветствовали меня. Я ничего не успел сообразить, как тут же оказался в объятиях Артемия Мальцева.
   - Федор! - кричал он. - Кого я вижу?!
   - Господи... Артемий...
   - Сколько лет, сколько зим!
   - Полтора года... зима... осень... - забормотал я растерянно. - Ты-то как сюда, Артемий?
   Мне и в самом деле казалось, что со времени нашей последней встречи прошло много лет и много зим. И в то же время все происшедшее в фирменном поезде произошло чуть ли не вчера. Но парадоксы времени меня уже не удивляли, а только лишь очень интересовали.
   - Ну, наши дороги теперь, кажется, переплелись навечно. - Мальцев выпустил меня из рук и сделал шаг назад, чтобы получше рассмотреть. - Что это у тебя с глазом? Ячмень сел?
   - Ячмень проклятый, - обрадовался я. - Никогда не было, а тут сел.
   - Его студить нельзя. Надеюсь, ничего страшного?
   - Ерунда одна. Все пройдет. - Я огляделся и поздоровался со всеми другими присутствующими.
   Здесь оказался Геннадий Федорович, шеф Артемия, которого я помнил еще по фирменному поезду. Один из "академиков". Тот самый, который никак не среагировал на мой клич: "Академики, в ресторацию!" Не нашел я тогда поддержки в его душе. Два незнакомых человека. Ну и, конечно, Афиноген Каранатович, вырядившийся как на свадьбу, но немного сумрачный и тихо взволнованный.
   - Ну, все, кажется, собрались? - спросил Геннадий Федорович.
   - Все, - ответил Афиноген.
   - Начнем?
   - Сейчас... Одну минуточку, - попросил Афиноген и начал что-то искать. Я понял, что он отдает эту "минуточку" мне, чтобы я хоть немного поговорил с Артемием.
   - Читал, Федор, читал твой роман, - сказал Мальцев.
   - Повесть, Артемий, повесть.
   - В рукописи-то был роман. Ведь это я был первым читателем "Фирменного поезда".
   - Хорошо, что я его тогда тебе отдал. Ход получился. А сам бы я ничего не смог пробить.
   - Ну, когда нами заинтересовалась наука, твой роман понадобился и как подробнейший протокол событий, что ли, в нашем поезде. Так что, как только ты его написал, так тут же, можно сказать, стал писателем.
   - Не стал я еще писателем, Артемий... Ладно. Сам-то как живешь? Как Инга? Дети?
   - Инга молодец. На повышенную, правда, уже не вытягивает, но все равно молодец. А дети растут. Сашка в третий класс ходит. Валентина в детский сад. А Мишеньку еще в ясли носим... О! Тут у нас такая история с квартирой была! Ошибка произошла. Но об этом коротко не рассказать. После поговорим. Крутимся, по правде говоря, как белки в колесе. Едва вырвался в Фомск.