– А ее пытались изнасиловать?
   – Да, водитель фургона.
   Севастьян осматривал куртку, которую Василиса оставила в машине. Не было там ничего такого, что помогло бы установить личность потерпевшей. Зато были обнаружены пятна бурого цвета, похожие на кровь. Экспертиза еще пока не дала своего заключения…
   – За проститутку ее принял, пытался совратить, Василиса его укусила, и он ее ударил.
   – Чем?
   – Кулаком. Он у него как кувалда.
   – Подонок!
   – Ничего, он за это ответит.
   – Это хорошо, что вы нашли преступника, – благодарно улыбнулась Елена Матвеевна.
   – Ну, преступник он или нет, это установит суд. Но, в общем-то, подозреваемый сознался. Только вот непонятно, откуда взялась Василиса. Третий день уже пошел, а заявлений о ее пропаже не поступало.
   – Может, сирота?
   – Ну, может, и сирота. Но вряд ли беспризорная. Одежда у нее не из дешевых. Балетки фирменные, такие не меньше десяти тысяч стоят…
   Балетки можно было и украсть. Или на панели на них заработать. Но Василиса не проститутка, Севастьян точно был в этом уверен. И вряд ли наркоманка. Возможно, кто-то просто пытался подсадить ее на иглу. От этого «кого-то» Василиса, видимо, и сбежала. Убежала от одного урода, чтобы попасть в лапы другого.
   Преступник найден, изобличен, его ждет наказание. А дальше что? Нельзя выписать девочку в пустоту, значит, надо личность ее устанавливать, родственников искать.
   В палату к больной Севастьян зашел в сопровождении Елены Матвеевны. Девушка полусидела на койке и листала глянцевый журнал. Повязки на голове уже не было.
   – Привет, Василиса! – подмигнув ей, поздоровался Севастьян.
   Девушка улыбнулась, с интересом глянув на него.
   – Как здоровье?
   – Ничего, голова не кружится, не тошнит, – бодро ответила она.
   Голос у нее звенел как колокольчик. Севастьян вдруг загрустил. И все потому, что у его дочери тоже был такой же нежный и звонкий голос…
   – Память не вернулась? – с надеждой спросил он.
   – Нет, – вздохнула девушка.
   – А то, что я назвал тебя Василисой, тебя не удивляет?
   – Так меня Василисой и зовут, – удивленно вскинула она брови. – Да, меня Василисой зовут!
   – А фамилия?
   – Не помню. Но если вы скажете, я вспомню… Мне кажется, что вспомню…
   – Иванова? – скорее в шутку, чем всерьез спросил Севастьян.
   – Нет, не Иванова, – наморщив лоб, покачала головой Василиса.
   – Кашеварова?
   – Нет, и не Кашеварова… Не помню.
   – А живешь где?
   – Тоже не помню.
   – Может, в Черноголовке?
   – В Черноголовке? Нет, не в Черноголовке… А почему вы про Черноголовку спросили?
   – А это название кажется тебе знакомым?
   – Ну, слышала про Черноголовку… Но я там не жила…
   – А что, вспомнилось что-то?
   – Он про Черноголовку говорил…
   – Кто он?
   – Ну, человек…
   – Какой человек?
   – Большой такой! – Раскинув руки на всю ширину, Василиса обвела ими круг.
   – Круглый?
   – Бесформенный. И растекающийся.
   – Растекающийся?
   – Ну да, растекающийся. Как сливовое желе… Это я его таким вижу…
   – Может, ты его таким видишь? – Севастьян достал мобильник, вывел на экран фотографию Шемшука, показал Василисе.
   – А кто это?
   – Водитель автофургона. Дальнобойщик. Это он ударил тебя по голове. Кулаком. Ты его укусила, а он ударил…
   – Не помню.
   – Он тебя в районе Черноголовки подобрал. И про Черноголовку мог говорить.
   – Нет, это не он… А может, и он. Я не помню…
   – А что ты в Черноголовке могла делать?
   – Не знаю. Не помню.
   – Но кто-то про Черноголовку тебе говорил.
   – Ну, мне кажется, что да… Он когда вез меня, кому-то говорил…
   – Куда вез?
   – Не знаю…
   – Кому говорил?
   – Не помню… Ничего не помню, – Василиса пальцами сжала виски.
   – Может, это ты говорила ему про Черноголовку? Может, тебе нужно было туда?
   – Не помню.
   – А родителей помнишь?
   – Нет, не помню. Пытаюсь вспомнить, но не получается, – виновато посмотрела она на Севастьяна.
   – И где жила, не помнишь?
   – В Москве жила… Точно, в Москве… А где, не помню…
   – Ну вот, уже что-то… – улыбнулся Севастьян.
   – Да, это уже хорошо, – кивнула Елена Матвеевна. – Василиса, я тебе карту Москвы сейчас принесу, будешь смотреть и произносить вслух названия улиц. Вдруг вспомнишь.
   Глушков одобрительно посмотрел на женщину: ему понравилась ее идея. Действительно, вдруг что-то щелкнет у Василисы в мозгу, когда она прочтет название некогда знакомой улицы. А там и номер дома вспомнится…
   Елена Матвеевна ушла, а Севастьян взял девушку за левую руку и показал ей на следы от уколов:
   – Наркотиками увлекаешься?
   – Наркотиками?.. Нет, это в первый раз… И я не хотела…
   Судя по выражению ее глаз, в голове у Василисы действительно что-то щелкнуло.
   – Что ты не хотела?
   – Ну, Женя предложил, а я сказала, что не буду…
   Девушка зависла в напряженном раздумье. У Севастьяна зачесалось от желания узнать, кто такой Женя, но он не решился вклиниваться в ее мыслительный процесс.
   – Женя предложил… Мы у него дома были… – медленно, растягивая слова, проговорила она. – Музыка играла… Шампанское было… Все, больше ничего не помню.
   – А дом у него где?
   – Не помню…
   – Может, в Черноголовке?
   – Не знаю… А Черноголовка далеко от Москвы?
   – Километров пятьдесят…
   – Ну, может, и там.
   В палату зашла Елена Матвеевна, неся под мышкой автомобильную карту Москвы. Хорошо, если эта карта поможет узнать, где живет Василиса, и неплохо было бы выяснить, кто такой Женя и почему он предлагал ей наркотики.
   Но стоило ли Севастьяну лезть в прошлое Василисы? Ведь он же нашел человека, который причинил ей физическую травму. Осталось только разыскать ее родителей, и можно умывать руки.
   А вдруг Василисе угрожает опасность? Что, если ей нельзя возвращаться домой?.. В таком случае он должен принять участие в ее судьбе. Ведь если бы кто-нибудь заступился за его дочь, когда Шухов затаскивал ее в свою машину, она была бы сейчас жива…
   Василиса начала с алфавитного указателя улиц, просмотрела все, но так ничего и не вспомнила. И карту она рассматривала очень внимательно, но и это не помогло. Про Женю она тоже ничего не вспомнила. Но Севастьян не унывал. Лед в ее голове тронулся, значит, рано или поздно воспоминания вернутся.

Глава 4

   На этот раз все в порядке – и апельсины в пакете, и шоколад, и йогурты. И Василиса смотрела на Севастьяна не просто, как на следователя, чувствовала заботу с его стороны, поэтому в ее взгляде сквозила благодарность.
   – Меня сегодня выписывают, – сказала она.
   – Как это выписывают? – удивился Севастьян.
   Он запретил заведующему отделением выписывать пациентку без его разрешения, но ведь у того свои начальники.
   – Елена Матвеевна сказала, что не выпишут, – вздохнула Василиса. – А Олег Антонович говорит, что меня в приемник-распределитель отправить надо.
   – Я его сам туда отправлю, – покачал головой Севастьян.
   – Вы не нашли моих родителей?
   – Нет. А ты ничего не вспомнила?
   Василиса с сожалением развела руками и вздохнула, печально закатив глаза.
   Севастьян держал руку на пульсе событий, но девушку, похожую на Василису, в розыск не подавали. Он и сам разослал ориентировки на нее, но пока все без толку. И память к ней не возвращалась. Третьего дня вспыхнула какая-то искорка в ее сознании, но так и не разгорелась.
   – Завтра суббота, может, завтра по Москве прокатимся? – предложил он. – Вдруг узнаешь свой район?
   – А если меня в приемник-распределитель отправят?
   – Не отправят. Во-первых, должно быть решение суда. А во-вторых… – Севастьян запнулся и замолчал.
   – Что во-вторых? – с надеждой посмотрела на него Василиса.
   – Ну, ты могла бы пожить у меня… – неуверенно проговорил он.
   Сама по себе идея хорошая, но его могут не понять. Как ни крути, а Василиса – малолетняя и симпатичная девушка, а он – взрослый мужик. А педофилов сейчас развелось столько, что запросто можно попасть под подозрение.
   – Правда? – просияла она.
   – Ну, не знаю…
   – Что, жена не разрешит? – загрустила Василиса.
   – Я не женат. В том-то и дело, что не женат. И живу один. А ты не совсем взрослая…
   – Почему? Мне уже шестнадцать лет!
   – Откуда ты знаешь, что шестнадцать лет? – вскинулся Севастьян.
   – Откуда я знаю? – Она задумчиво приложила палец к переносице. – Не знаю… Но знаю, что мне шестнадцать лет.
   В кармане у Глушкова завибрировал сотовый телефон. Звонила Елена Матвеевна.
   – Севастьян Юрьевич, у нас проблемы! Василису выписывают! – дрожащим от волнения голосом сообщила она. – Надо вмешаться!
   – Я знаю и обязательно вмешаюсь… Я здесь, у Василисы, а вы где?
   Елена Матвеевна еще только подходила к больнице, и Севастьян спустился во двор, чтобы встретить ее.
   – Мне позвонили, сказали, что Прокопов решил выписать Василису, – задыхаясь от быстрой ходьбы, сказала она. – А он у нас товарищ с большими странностями.
   – Возможно.
   – Надо с ним поговорить… Я и сама попытаюсь, но ведь он такой, что не послушает…
   – Но Василиса не может вечно находиться в больнице.
   – Почему вечно? Рано или поздно все прояснится.
   – А если это случится поздно? – обескураживающе спросил Севастьян.
   – И что вы предлагаете? – напряженно посмотрела на него Елена Матвеевна.
   – Ну, если вы готовы взять на себя функцию инспектора, то я могу взять Василису к себе. Дом у меня небольшой, но со всеми удобствами. Сад есть…
   Сад запущен, огород бурьяном порос, но Севастьян готов был навести порядок на территории. Проснулось в нем вдруг такое желание. Вместо того чтобы пиво по вечерам пить, можно ветки у деревьев подрезать, стволы побелить. Да и вообще…
   – Сад?.. А что значит взять на себя функцию инспектора? – непонимающе смотрела на него Елена Матвеевна.
   – Ну, может показаться странным, что я взял к себе домой малолетнюю девочку. А народ сейчас умный пошел, все вокруг воры да извращенцы… Вы меня понимаете?
   – Думаю, что да… – кивнула она.
   – Если вы будете навещать Василису хотя бы раз в день, вопросы отпадут… Хотя, если честно, я в этом не уверен, – замялся Севастьян.
   Он чувствовал себя дураком, который сам же и выставил себя на посмешище. Известно же, что ни одно доброе дело не остается безнаказанным… И дернул его черт взяться за гуж.
   – Я могу навещать Василису и два раза в день… – задумчиво проговорила Елена Матвеевна. – Но что скажет ваша жена?
   – Если бы я жил с женой, то вопросов бы не было. Но я в разводе, поэтому живу один.
   – Теперь понятно, что вас смущает…
   – Думаю, что я зря поднял этот вопрос. Поговорим с Прокоповым, пусть еще недельку Василису подержит.
   – Неделю подержит, показания для этого есть. А что дальше?
   – Думаю, за неделю ситуация изменится. Или мы что-то узнаем, или родители Василисы на нее выйдут… Кстати, сегодня она вспомнила, что ей шестнадцать лет. А может, и придумала, – озадачился Севастьян.
   Они поднялись к заведующему отделением, не оставив ему никаких шансов, затем зашли в палату к Василисе.
   – Я вспомнила! – радостно встретила их она. – Я вспомнила, где живет Женя! Я вспомнила его дом!
   – И где он находится? – разволновался Севастьян.
   – Не знаю… То есть я знаю, что это где-то на Осташковском шоссе, а где именно… Там деревня какая-то, за ней – поселок элитный…
   – Может, ты и сама жила в этом поселке?
   – Нет, я на машине туда приехала.
   – На какой машине?
   – Не знаю, может, на такси…
   – А родителей своих вспомнила?
   – Нет. Это все в темноте. А Женю вспомнила. И ребята с ним были. Ну, и девчонки. Все из нашего класса… Да, из нашего класса, точно из нашего класса! – просияла Василиса.
   – Ну вот! А номер школы какой?
   – Не знаю. Не помню… Так, обрывки какие-то кружатся в голове…
   – Кружатся, – кивнула Елена Матвеевна. – А завтра сложатся в целую картину. Завтра ты назовешь номер школы, где учишься, и адрес, где живешь.
   – Вы думаете?
   – Я уверена.
   Но, увы, прогноз врача не сбылся, и Василиса ничего интересного не вспомнила. Но про Женю она не забыла и вызвалась показать, где он живет.
 
   Поселок действительно был элитным – дома как на подбор: высокие, красивые и, конечно же, дорогие. Только въезд в этот поселок почему-то не охранялся. Ограда, ворота, сторожка, шлагбаум – все есть, но въезд свободный.
   – Вот Женькин дом! – Василиса показала пальцем на белый коттедж с коричневыми фахверками.
   Дом был третьим по счету от бездействующего контрольного пункта. Высокая ограда из белого кирпича, красивые кованые ворота.
   Севастьян вышел из машины, нажал на кнопку встроенного в калитку домофона. Ждать пришлось недолго.
   – Что такое? – недовольно спросил густой мужской голос.
   – Майор юстиции Глушков, Следственный комитет, – приложил Севастьян к глазку видеокамеры служебное удостоверение.
   – Одну секунду! – Хозяин дома резко сменил тон.
   И еще страх в его голосе появился. Во всяком случае, майору так показалось. Может, у него с законом нелады? Время нынче суровое, нечистые на руку дельцы уже далеко не так спокойны за свою шкуру, как прежде. Возможно, и за этим человеком какие-то грешки водятся.
   К Севастьяну вышел средних лет мужчина с широкой залысиной на крупной и круглой как шар голове. Он не пытался изображать перед ним крутого, но чувствовалось, что нрав у него суровый, жесткий.
   – Какие-то проблемы? – спросил мужчина, внимательно глядя на Севастьяна.
   – Скажите, у вас есть сын?
   – Сын?! А что с моим сыном не так?
   – Его зовут Евгений?
   – Ну, допустим…
   – А я могу с ним поговорить?
   – Зачем?
   – У меня к нему несколько вопросов.
   – Так вас мой сын интересует? – едва сдерживая вздох облегчения, спросил мужчина.
   – Я могу с ним поговорить? – повторил Севастьян.
   – Он что-то натворил?
   – Надеюсь, что нет…
   – Ладно.
   Мужчина закрыл калитку и спустя время вышел за ворота вместе со своим сыном.
   К шестнадцати годам девчонки обычно перегоняют в физическом развитии мальчишек, но в этом случае все было как раз наоборот. Если, конечно, Жене действительно было шестнадцать лет. Выглядел он на все восемнадцать – рост под метр восемьдесят, плечи широкие и жирные, брюшко. И голова крупней, чем у отца. И черты лица такие же тяжелые. Взгляд осмысленно-недовольный.
   Василиса узнала его, вышла из машины:
   – Привет!
   Парень растерянно посмотрел на нее, затем перевел взгляд на следователя.
   – Ну, что скажешь, Евгений… – Севастьян выразительно глянул на отца.
   – Евгений Степанович… – подсказал тот. – Что скажешь, Евгений Степанович? Что ты там опять натворил?
   – Э-э… Ничего, – попятился парень.
   – Узнаешь Василису? – кивнул на девушку Глушков.
   – Ну и что? – буркнул Женя.
   Севастьян знаком велел Василисе вернуться в машину. Если она ему понадобится, он ее позовет.
   – Степан… Извините, не знаю вашего отчества… Степан, я бы хотел поговорить с вашим сыном наедине.
   – Степан Игнатьевич я. Степан Игнатьевич Дубенский, – неохотно представился мужчина. – А с сыном говорите при мне.
   – Ну, как знаете… Вы в курсе, что примерно неделю назад ваш сын устраивал дома вечеринку? – глядя на Женю, спросил Севастьян.
   – Не знал. Но догадывался.
   – После этой вечеринки Василиса попала в больницу с черепно-мозговой травмой.
   – Это не я! – шарахнулся парень.
   – А кто?
   – Санька за ней побежал!
   – Куда побежал?
   – Ну, Василиса убегать стала, а он за ней…
   – А убегала она почему?
   – Ну, не знаю, – отвел взгляд Женя.
   – Почему она убегала? – Дубенский схватил сына за шкирку, с силой тряхнул и процедил: – Смотри, если девчонку изнасиловали, я тебе все там оторву!
   Севастьян спрятал усмешку, глядя на сурового родителя. Изнасилование – это срок, а Степан Игнатьевич явно не желал этого для сына. Поэтому он делает вид, что сам готов наказать своего непутевого отпрыска с тем, чтобы затем договориться со следователем. Дескать, я понимаю, что так делать нельзя, но надо войти в положение… Только не войдет Севастьян в положение, если Василису пытались изнасиловать.
   – Да никто никого не насиловал! – взвизгнул парень.
   – А наркотики?
   – Не было ничего такого! – побледнел Женя. И вдруг спрятал за спину правую руку.
   И Севастьян сообразил, зачем он это сделал, и отец.
   – А ну-ка!
   Тепло на улице, а Женя в рубашке с длинным рукавом. В общем-то, ничего подозрительного, если не знать, что этот парень предлагал Василисе уколоться. Или даже заставлял ее это сделать.
   Дубенский схватил сына за руку, закатал рукав, побледнев, заорал:
   – Я тебя убью, барана!
   На внешней стороне локтевого сгиба Севастьян заметил синяки от внутривенного укола.
   – Употребление наркотиков – это одна статья, а организация притонов для потребления наркотических средств – другая. До четырех лет лишения свободы, – беспристрастно выдал Глушков.
   – Ну, это еще доказать надо! – зло глянул на него взбешенный родитель.
   – Доказательства у Василисы на руке. Там такие же следы от инъекций.
   – Не кололась она! – с ненавистью глядя на Севастьяна, мотнул головой парень.
   – Но ты же предлагал ей?
   – Да, но не уколоться…
   – А что?
   – Понюхать.
   – Что понюхать?
   – Ну, кокаин у нас был… А она не захотела. И сбежала. Сбежала она! У Саньки спросите! У Генки!
   – С тобой еще и Санька с Генкой были? Это уже организованная группа. До семи лет, – безжалостно отчеканил Глушков.
   – Слышь, командир! Давай не будем гнать коней! – чуть ли не умоляюще посмотрел на него Дубенский. – С Женькой я разберусь. Я ему такую жизнь устрою, что ад раем покажется. Это я тебе обещаю! А притон ему клеить не надо. Зачем пацану жизнь ломать? Тем более не далась ему Василиса.
   – Не далась! – со слезами на глазах всхлипнул парень.
   Только что волчонком смотрел на Севастьяна, а тут вдруг в общипанного воробья превратился.
   – Значит, кокаин, говоришь, был?
   – Ну-у, – начал было парень, но, глянув на разозленного отца, замолк.
   – А это у тебя что? – Севастьян пальцем коснулся его руки.
   – Ну, попробовать хотел.
   – Героин?
   – Я всего один разок!
   – Будет тебе разок! И два будет! И три! – сквозь зубы процедил Дубенский.
   – Значит, тогда на вечеринке кокаин был? – стараясь не обращать на него внимания, спросил Севастьян.
   – Да, кокаин… Совсем чуть-чуть…
   Василиса вспомнила, ей предлагали наркотики, а какие, не суть важно, главное, что она отказалась. А что было конкретно – кокаин или героин, можно выяснить у дружков Дубенского.
   – И долго ваша вечеринка продолжалась?
   – До утра.
   – До утра чего?
   – Ну, до утра субботы…
   – А началась когда?
   – Ну, вечером, в пятницу…
   – Мы с женой к друзьям с ночевкой уехали, – дрожащим от перевозбуждения голосом проговорил Степан Игнатьевич. – Должны были в понедельник вернуться, а приехали в субботу… Я же как чувствовал, что в доме бардак был!
   – А охраны у вас почему нет? – спросил Севастьян, кивком головы показав на контрольно-пропускной пункт.
   – Да определиться не могут, кому сколько платить…
   – И когда Василиса из вашего дома убегала, охраны тоже не было?
   – Не было.
   – Санька за ней погнался? – пристально посмотрел на парня Севастьян.
   – Ну да…
   – И что?
   – Ну, я не знаю. Может, он Василису ударил?
   – А сам он что сказал?
   – Ну, он сказал, что не догнал. А как на самом деле было, я не знаю…
   – Зато знаешь, что твои дружки могут соврать. И ты сам такой же!
   – Нет у него больше дружков! Никого больше нет! Только мать! И только отец! Теперь у тебя, сынок, начинается суровая жизнь!
   Глядя на Дубенского, Севастьян почему-то не сомневался, что Женю ждут очень трудные времена. Что ж, лучше пусть заблудшую душу наставит на путь истинный родной отец, чем злая тетка-тюрьма.
   – Сам с ним, Степан Игнатьевич, разберешься, – кивнул Севастьян. – Я не против. Но это если изнасилования не было…
   – Да не было ничего такого! – мотнул головой Женя.
   – А наркота?
   – Ну, не дошло до этого…
   – А предлагал зачем?
   – Ну… – опустил голову парень.
   – Да с этим я разберусь, – заверил Севастьяна его отец. И осторожно спросил: – А что там с черепно-мозговой травмой?
   – Да нет, с черепно-мозговой травмой мы уже разобрались. Нашли виновника. Под следствием он.
   – Тогда в чем проблемы? – облегченно вздохнул Степан Игнатьевич.
   – Когда, говоришь, вечеринка была? С пятницы на субботу?
   – Ну да.
   А Василиса обнаружилась только в ночь с воскресенья на понедельник. И где, спрашивается, она пропадала двое суток?
   – Значит, Санька побежал за Василисой? – продолжал Севастьян.
   – Ну да, побежал, – хлюпнул носом тот.
   – Не догнал и вернулся?
   – Вернулся.
   – Когда вернулся?
   – Ну, я точно не помню…
   – Через час? Через два? Через сутки? Через двое?
   – Да нет, через час. Даже раньше…
   – И где этот Санька живет?
   – Ну, где-то в Медведкове, я точно не знаю, никогда у него не был.
   – Одноклассник твой?
   – Ну да.
   – А Василиса?
   – Тоже.
   – А учишься где?
   – В школе… В частной школе…
   – Дорогая школа?
   – Ну, сорок штук в месяц…
   – Сорок тысяч рублей?
   – Ну да.
   – А родители у Василисы кто?
   – Ну, отец ее на «гелике» возит.
   Севастьян заметил, как напрягся Степан Игнатьевич. «Гелендваген» – машина дорогая, далеко не каждый может позволить себе такую роскошь. Может, отец у Василисы очень крутая шишка, а это значит, что за сына с него могут спросить не по закону, а чисто по понятиям.
   – А чем он занимается?
   – Не знаю. Васька говорила, что бизнес у него, завод там какой-то… А она что, не говорила?
   – А живет она где?
   – Ну, в Медведкове, там, где школа, – пожал плечами Женя.
   – Что-то я не понял, командир, а она что, про себя не рассказывала? – недоуменно посмотрел на Севастьяна Дубенский-старший.
   – Память ей отбили. Но кое-что она вспомнила. И как сын твой наркоту ей предлагал. И дом твой вспомнила… Как бы еще чего не вспомнила…
   – Слушай, командир, если вдруг что, давай договоримся. Ну, ты мне, я тебе…
   – Если вдруг что, отвечать по закону придется, – покачал головой Севастьян.
   – Да не было ничего такого! – заистерил Женя. – Не трогали мы Ваську!
   – Номер школы скажи, – потребовал Глушков.
   Номера школа не имела, было только название. Севастьян узнал ее адрес и отправился туда.

Глава 5

   Здание бывшего детского сада, огороженное высоким сварным забором, утопающий в зелени двор – это и была школа «Палестра».
   – Узнаешь? – спросил у Василисы Севастьян, останавливая машину перед воротами.
   – Я здесь училась? – недоверчиво спросила она.
   – Сейчас узнаем. Пошли.
   Калитка кованая, прозрачная, чтобы миновать ее, нужно было связаться с охранником по домофону. Но Василиса просунула руку между решетками, нащупала кнопку замка и нажала на нее. Послышался шелчок, и калитка открылась. Видимо, это дала знать о себе неподконтрольная сознанию память.
   – А ты была здесь, – улыбнулся Севастьян.
   Дверь в школу была открыта, в просторном вестибюле за специальной стойкой сидел белобрысый парень в униформе охранника. Он подозрительно глянул на Севастьяна, но тут же успокоился, заметив его спутницу. По всей видимости, Василису он знал в лицо.
   Севастьян полез в карман за удостоверением, но в это время в глубине коридора послышался цокот каблуков. И тут же раздался удивленный голос:
   – Мелихова? Ты что здесь делаешь?
   – Здравствуйте, Надежда Витальевна! – как ни в чем не бывало отозвалась Василиса.
   – Здравствуй, Василиса, здравствуй…
   Немолодая, но с модельной фигурой женщина внимательно смотрела на Севастьяна. Видная дама, высокая, стильная, взгляд холодный, едкий. И на ухоженном лице – выражение неприступности. Возможно, это своего рода защитный барьер от богатых родителей, которые учителей и за людей-то не считают.
   – Я вас знаю? – с резиновой улыбкой спросила она.
   – Нет… Майор Глушков, Следственный комитет. А вы, наверное, строгий директор этой школы? – с иронией спросил Севастьян.
   – Нет, не директор, я заведующая учебной частью… А почему строгая?
   – Потому что Василиса вас вспомнила.
   – А почему она не должна меня помнить?
   – Потому что у нее посттравматическая амнезия. И школу она вашу не помнила. А вас увидела и сразу вспомнила.
   – Посттравматическая амнезия?! – перевела на Василису потрясенный взгляд Надежда Витальевна.
   – Не беспокойтесь, все в порядке. Память потихоньку возвращается. Вот уже до школы добрались. И вас вспомнили, – улыбнулся Севастьян.
   – Ужас какой-то! Василиса, что с тобой такое, девочка моя?
   В свои шестнадцать лет Василиса не могла похвастаться высоким ростом, зато Надежда Витальевна обладала им в полной мере. Поэтому, чтобы обнять девушку, ей даже пришлось присесть, преодолевая сопротивление длинной и узкой юбки.