Колычев Владимир. Свинцовая совесть

   До парочки метров пятьдесят, не меньше, через дорогу переходить надо было, но Свирид был пьян, помнил, как шагнул к ней, и потом, как уже оказался рядом.
   Парень обнимал девушку за талию, слегка прижимая ее к себе. Они просто смотрели на реку, по которой шел пассажирский теплоход, очерченный по контуру сигнальными и декоративными огоньками.
   – А чего не целуетесь? – спросил Свирид.
   Парень вздрогнул, резко повернулся к нему. И девушка увидела его, испуганно спряталась за спину своего кавалера. Но Свирид успел рассмотреть ее. Красивое у нее лицо, нежность в ней чувствуется и чистота… Именно такая подружка и нужна была Свириду.
   – Сгинь! – небрежно махнул он рукой, обращаясь к ее кавалеру.
   Совсем еще пацан, смазливый, но мягкотелый, таких на зоне сладкими называют, со всем отсюда вытекающим.
   – Как скажете! – испуганно кивнул он и стал уходить, увлекая за собой девушку.
   – Эй, а подружку свою оставь! – потребовал Свирид.
   – Нет! – мотнул головой парень.
   – Я тебе сейчас дам «нет»!
   Свирид подскочил к девушке, схватил ее за руку, потянул на себя. Он даже в здравом уме не смог бы подумать, что парень способен вступиться за нее, а сейчас тем более такая мысль не могла прийти ему в голову. Потому и потерял он осторожность. За то и поплатился. Парень ударил его кулаком в подбородок так, что ноги вдруг оказались выше головы.
   Свирид упал, но к парню подскочил Артемчик. Начальник охраны уже понял, что имеет дело с достойным противником, поэтому не позволил себе расслабиться. Двумя четкими ударами он сбил парня с ног, а Свирид к этому времени поднялся, выдернул из-за пояса пистолет.
   – Уйди! – он оттолкнул Артемчика и наставил ствол на парня.
   – Не надо! – в ужасе завизжала девушка.
   Но Свирида она остановить не смогла. Он был вне себя от бешенства, потому нажал на спусковой крючок без малейшего колебания…

Глава 3

   Ветер весело играл в молодой листве старой липы, время от времени он спускался вниз, чтобы распушить волосы на голове у Глеба, а затем возвращался обратно и ласкал его слух нежным шелестом. Солнце клонится к закату, обагряя края надвигающейся откуда-то с юга тучи. Дождь собирается, но если он пройдет, то ливнем, смахнув с земли тепло полуденного зноя.
   Хорошо в госпитальном дворе, воздух здесь свежий, зелень пышная, газоны аккуратно подстрижены, на клумбах радужные созвездия цветов. И лавочки такие удобные, что подниматься неохота. Но засиживаться Глебу нельзя, ходить ему надо, мышцы застоявшиеся разминать, легкие продувать.
   Он поднялся, повернулся спиной к госпитальному корпусу, сделал несколько шагов. Не совсем он здоров, в животе до сих пор болезненное ощущение, голова кружится, а иногда поднимается внутричерепное давление, да так, что встать с кровати невозможно. И все-таки походка у него легкая, хоть бесшумный шаг разведчика выводи.
   – Дробов! – услышал он вдруг за спиной знакомый голос.
   Ольга Евгеньевна это. И подошла она к нему со стороны больничного корпуса, больше неоткуда.
   Глеб погасил восторженную улыбку и повернулся к ней с постным выражением лица.
   – Жаль, – вздохнул он.
   – Что «жаль»? – непонимающе спросила женщина.
   Еще в апреле он фактически сделал ей предложение. Ольга Евгеньевна в замешательстве вышла тогда из палаты и больше не появлялась. Через день он узнал, что ее отправили в отпуск. Но ведь она гражданский врач, ей не положено гулять отпуск полтора месяца. Лето уже наступило, а она только-только появилась. Значит, где-то пропадала, не желая видеться с Глебом. Как бы то ни было, она здесь – красивая, цветущая, слегка взволнованная.
   Она и не скрывала, что рада видеть его, зато Глеб на нее в обиде. Ну, не так чтобы уж очень, но влюбленным дурачком в ее глазах он больше выглядеть не будет.
   – Жаль, что бдительность утратил. Я врага должен издали чуять, да, видно, нюх потерял.
   – Это вы о чем? – растерянно посмотрела на него женщина.
   – О том, что издалека должен был вас, Ольга Евгеньевна, заметить. А не заметил. Минус мне.
   – А я что, враг, чтобы меня издали замечать? – возмущенно спросила молодая женщина.
   – Почему «враг»?
   – Ну, вы же сказали, что врага издали надо чуять. А меня вы не учуяли, выходит, что я враг…
   – А разве нет? Бросили меня на произвол судьбы, – без всякой обиды в голосе сказал Глеб.
   – Я в отпуске была.
   – Да слышал, – сухо сказал он.
   – Вот, вернулась.
   Наконец-то! Очень рад! Какое счастье!.. Что-то примерно в этом роде она и желала услышать. Но вместо сладких речей она снова получила горькую пилюлю.
   – Да вижу.
   – Хотела бы вас осмотреть, – в смятении сказала врач, неловко заламывая кисти рук перед собой.
   – Илья Борисович меня осматривал, сказал, что все в порядке. Вот, жив-здоров, хожу и не кашляю.
   – И все-таки я настаиваю на осмотре.
   Глеб кивнул и направился в корпус, поднялся на второй этаж, лег на койку поверх одеяла. Палата у него двухместная, но старого соседа недавно выписали, а нового пока не подселили.
   Ольга Евгеньевна не заставила себя долго ждать. Пришла к нему строгая, официальная, с холодной вежливостью во взгляде. Обычно она ходила с непокрытой головой, даже на улице была без головного убора, а сейчас волосы убраны у нее под голубую шапочку. Она молча подсела к Глебу, он задрал майку, ее пальцы мягко коснулись живота. Что она там прощупывала, непонятно, но вид у нее была такой, будто врач не осматривала его, а глядела в душу. Словно хотела знать, что он думает о ней.
   – Все хорошо, – размышляя о чем-то волнующем, отстраненно сказала Ольга Евгеньевна.
   Обследование она закончила, но руку с живота не убрала. А он лежал в страхе вспугнуть ее неосторожным движением. Может, Глеб и обиделся на нее, но сейчас он готов был забыть все.
   – Илья Борисович тоже говорит, что все хорошо. С головой, правда, не так удачно, но это не моя компетенция…
   – А что с головой? Я же не дурак.
   – Никто не говорит, что вы дурак.
   – Вы не говорите, но думаете.
   – Я так не думаю, – Ольга Евгеньевна убрала руку и с мягкой укоризной посмотрела на Дробова.
   – Вы же решили, что я сошел с ума.
   – Когда я решила?
   – Когда я признался вам в любви.
   – Вы признались мне в любви? – порозовела молодая женщина.
   – А разве нет? Я же не мог сделать вам предложение без любви. А я сделал вам предложение…
   – Вы ставили мне условие… – Краска окончательно залила ее лицо.
   – Условие – дело десятое… У меня есть возможность остаться в Черноземске.
   Глеб уже звонил одному товарищу, который мог помочь ему с переводом.
   Генерал Поземкин был еще полковником, когда он с ним познакомился. Сам он тогда еще в капитанском чине служил. Было дело, летели они на вертолете с полковником, а машину сбили. Посадка была жесткой, пилоты погибли, но пассажиры выжили, только вот чехи толпой навалились, пришлось отстреливаться. И не было бы сейчас Поземкина, если бы Глеб со своими ребятами не смог бы отбиться. Кстати говоря, мужик он стоящий, стрелял плохо, но «духа» одного все-таки уложил, чем страшно до сих пор гордился. И Глебу без всякой фальши обрадовался, внимательно выслушал его, обещал помочь. Верней, он запросто мог решить эту проблему прямо сейчас, но ведь Глеб еще пока точно не знал, чего хотел. Да и военно-врачебная комиссия не дала своего заключения. Официальное решение его волновало мало, главное, самому решить, готов он к службе без всяких ограничений по здоровью или нет. Если да, то в свою часть он вернется обязательно.
   – Надо будет, останусь. Только дело не в этом.
   Глеб смело смотрел на Ольгу Евгеньевну, а она в смущении отводила глаза и пальцами теребила пуговку на своем халате.
   – Мне так просто Черноземск не нужен. Мне Черноземск нужен с вами.
   Он протянул к женщине руку, ладонью накрыл ее беспокойные пальцы. Ольга Евгеньевна даже не шелохнулась. Теперь она, казалось, боялась его вспугнуть.
   – Если вы захотите быть со мной, то я останусь с вами. Такое вот условие. И не в нем дело, а в том, что я к вам чувствую. А у меня есть к вам чувство. Я даже объяснить его не могу, потому что оно такое огромное, словами не охватишь…
   Ольга Евгеньевна вдруг вздрогнула, одернула руку, настороженно, сквозь нахмуренные брови глянула на него, резко поднялась и, приложив два пальца одной руки к векам, вышла из палаты.
   Глеб с тоской посмотрел ей вслед. Как бы она снова на месяц-другой не исчезла…
   Но появилась она в тот же день, вечером, после ужина. Глеб лежал на койке, перелистывал газету, когда молодая женщина скорым шагом вошла в палату. Халат нараспашку, сарафан на ней из нежной полупрозрачной ткани, совсем не короткий, со скромным декольте, но смотрелась она в нем очень сексуально.
   – Я говорила с Вадимом Сергеевичем… – на одном выдохе выдала она, но запнулась и отвела в сторону взгляд.
   Щеки у нее некрасные, но волновалась она сильно.
   – Он сказал, что с ума вы не сошли.
   – И что?
   Глеб сел, чтобы не разговаривать с ней лежа. Ведь сейчас же не осмотр. И она села рядом с ним, положив ладони на коленки, и без того прикрытые сарафаном.
   – И ведете вы себя не как сумасшедший… Вы ведете себя, как тот кобель, который заманивает…
   Она не договорила, потому что Глеб вдруг обнял ее за плечи, повернулся к ней лицом и поцелуем накрыл ее губы. Она дернулась, ударила мягко сжатым кулачком по спине, но тут же затихла. А когда Глеб отстранился и она пришла в себя, то возмущенно спросила:
   – Зачем вы это сделали?
   – Чтобы легче было продолжать разговор. Такие разговоры издалека не ведутся, тут сближение нужно, – с улыбкой, но серьезно сказал Дробов.
   – Какие разговоры?
   – О любви. Полюбил я тебя, Ольга. И совсем я не кобель… Если хочешь знать, у меня после жены никого больше не было…
   – Ты женат?
   – Был… Я по горам в Первую чеченскую бегал, а она без меня горевала. Ну, нашелся один, утешил… Она честно все рассказала, я даже козла этого искать не стал. Просто развелись, и все…
   – Не жалеешь?
   – О чем? Это все еще в прошлом тысячелетии осталось. Вот, в новую эру вступили…
   – Говорят, новое тысячелетие в две тысячи первом году наступает…
   – По-твоему, Иисусу Христу один год был, когда он родился? Нет, он как все, с ноля родился. А впрочем, какая разница? Главное, что моя новая эра с тебя началась… Хотя не факт, что она продолжится.
   – Почему?
   Молодая женщина сделала движение, будто собралась прильнуть к нему, но сдержала порыв и лишь слегка коснулась его плечом. Зато Глеб стесняться не стал и обнял ее за талию. Возражений не последовало.
   – Вдруг я тебе не нужен?
   – Как это «не нужен»? Ты мой пациент…
   – Я должен быть твоим любимым пациентом.
   – Ты такой быстрый…
   Ольга повела бедрами, собираясь отодвинуться от него, но, видно, не стремилась она к этому, поэтому попытка не могла удаться, даже если бы Глеб не удерживал ее.
   – Жизнь у меня короткая, поэтому приходится действовать быстро, без раскачек. Поставил перед собой задачу – и вперед, на штурм…
   – Почему жизнь у тебя короткая?
   – Потому что убить в любой момент могут. В боевой обстановке одним днем живешь, не знаешь, что завтра будет…
   – Но здесь же не боевая обстановка.
   – Да, но меня убили. На войне выжил, а здесь стрела в сердце. Если ты со мной, то я от тебя никуда не уеду…
   – Я тебе даже ответ не дала, а ты уже все устроил…
   Глеб снова прильнул к молодой женщине, поцеловал в губы. На этот раз он не отпускал ее, пока не уложил на спину. Тогда Ольга сама уже запротестовала, ударила его кулаком в спину, коленкой пнула в бедро. Ну да, палата изнутри не закрывается, еще зайдет кто-нибудь.
   Дробов отпустил ее, Ольга поднялась, руками одернула полы халата. Голову не поднимала, в глаза ему не смотрела. А когда Глеб подошел к ней, ладонями обняв ее за плечи, она еще ниже опустила голову.
   – Я люблю тебя, – сказал он. – И хочу быть с тобой.
   – А если я замужем?
   – Не замужем.
   – Откуда ты знаешь? – удивленно и с нежностью посмотрела на него Ольга.
   – Я же разведчик, – хитро улыбнулся Дробов.
   – Хочешь сказать, что добрался до моего личного дела?
   – Я разведчик, а не шпион… Во-первых, ты не из тех женщин, которые могут изменить своему мужу. Во-вторых, у тебя нет обручального кольца. А в-третьих… – Он нарочно затянул паузу.
   – Что «в-третьих»? – не вытерпела Ольга.
   – Ты замужем?
   – Нет.
   – А в-третьих, ты сама во всем призналась…
   На самом деле Глеб наводил о ней справки, для этого ему пришлось проникнуть в кабинет начальника госпиталя. Дверь у него солидная, из массива дуба, но замок там хлипкий, шпилькой открыть можно. А то, что печать сорвать пришлось, так это не страшно. Ну, поднял бы он тревогу на следующее утро, и что?..
   – Может, ты знаешь, сколько мне лет?
   – Если судить по тому, как ты выглядишь, то лет двадцать. Но так не бывает. Ты врач, ты училась как минимум шесть лет. И стаж работы у тебя есть…
   – Мне двадцать девять.
   – Значит, в сорок ты будешь выглядеть на тридцать. А в пятьдесят – на тридцать пять. Меня это вполне устраивает…
   – Я уже была замужем, у меня есть ребенок.
   – И ей шесть лет…
   – Ты и про мою дочь знаешь?
   – Я догадался.
   – Все-таки ты смотрел мое личное дело.
   – Ты можешь меня зарезать, ты можешь меня задушить, ты можешь просто оставить меня без своей любви, – повинно склонил голову Глеб. – Для меня в равной степени смертельно все. Хотя лучше зарежь меня. Или задуши…
   – В моем личном деле ничего не сказано про моих мужчин, – Ольга ладонями взяла его за щеки, подняла голову и посмотрела ему в глаза, ожидая упреков в свой адрес.
   – Зачем ты это мне говоришь?
   – Я хочу, чтобы ты все знал.
   – Что было, то было…
   – Но в одном ты прав, я никогда не изменяла своему мужу… – сказала Ольга и сама поцеловала его в губы.
   Молодая женщина усадила Глеба на кровать, будто собираясь забраться к нему на колени, но вместо этого мягко толкнула в грудь. Он лег на спину, а она повернулась к нему спиной и, ничего не говоря, ушла…
   Вернулась она ночью, тихонько прошла в палату, плотно закрыв за собой дверь. Лунный свет серебристым шлейфом вился от окна, обтекая Ольгу и создавая вокруг нее магическое сияние. И когда она скинула халат, стала похожа на русалку. Ее тело серебрилось, как чешуйчатый хвост этого мифического создания. Она нырнула к Глебу под одеяло, и он ощутил ее нежную кожу.
   – Ничего не спрашивай, – прошептала Ольга, целуя его в губы, щеки.
   Он ничего и не спрашивал. А зачем, если ответы на все вопроса она могла дать на языке тела? Под халатом у нее ничего не было, значит, она знала, зачем шла. Она извивалась под ним, ее спина мелко дрожала от желания, дыхание жаркое, чувственное, внутри все горит. Значит, женщина она страстная и охочая до крепких мужских ласк. Да и привычная, что уж тут говорить. Хорошо это или плохо? На этот вопрос Глеб ответа не искал. Сейчас он безмерно рад нахлынувшему вдруг счастью, а чем оно обернется для него – покажет время…

Глава 4

   Стирка белья – дело сложное. Берешь печную золу, заливаешь ее водой, отстаиваешь и получаешь мыльный раствор, замачиваешь его с бельем, которое потом до судорог в мышцах таскаешь по стиральной доске, затем полощешь в холодной речной воде до посинения губ. Так было давно. Стиральная машинка с ручными валками для отжима белья, ванна с проточной водой, полоскание, сушка – это технология вчерашнего дня. Почему? Да потому что у Глеба есть деньги для современной стиральной машинки; «боевые» за полгода получил, а это сумма немалая. Забрасываешь белье в барабан, задаешь режим, включаешь сушку – и, пожалуйста, через пару часов получаешь готовый продукт.
   – Жаль, утюга в машинке нет, – сказал он, понюхав ароматно пахнущую, еще теплую тельняшку.
   – Ничего, я тебе поглажу, – улыбнулась Ольга и мягко ткнулась лбом в его плечо.
   Из госпиталя его выпишут на днях, затем отправят в санаторий, только он никуда не поедет, потому что Ольга свой отпуск уже отгуляла. Военно-врачебная комиссия свой вердикт еще не выносила, но и без нее Глеб уже чувствует, что не сможет работать в горах на прежних условиях, а воевать вполсилы – это верная смерть. А он не желает умирать, потому что с ним Ольга, и ему вовсе не хочется покидать этот маленький уютный мирок, в который она его впустила.
   – Не тебе, а тебя, – поправил он ее. – Меня надо гладить, а со своей тельняшкой я сам как-нибудь справлюсь. И белье все переглажу. Только не сейчас. Завтра. Когда ты на работе будешь. А сейчас нам нужно машину на «интимном» режиме опробовать…
   В барабане крутилась вторая, уже непробная партия белья. Стирка идет, вода плюхает, машинка недовольно ворчит, слегка подрагивая.
   – Нет такого режима. Деликатный есть.
   – Ты плохо читала инструкцию.
   – Ты что делаешь? – засмеялась Ольга, когда он усадил ее на стиралку.
   – Инструкцию будем учить. Я буду преподавать, а ты – получать удовольствие от знаний… А трусики надо в стирку… И халат… И тебя…
   – Я тебя убью… – закрывая глаза, тихонько и сладко простонала Ольга.
   Глеб включил заданный режим, увеличил обороты, и стон усилился. А тут еще машинка вдруг заработала на отжим. Барабан закрутился с бешеной скоростью, корпус крупно завибрировал, и стон перерос в настоящий крик души. Ольгу затрясло изнутри, она спазматически обжала ногами его бедра, ногтями вцепилась в спину. Барабан прекратил вращаться, машинка успокоилась, послышался шум заливаемой воды. Расслабилась и Ольга и щекой прижалась к его шее. Она уже получила свое, и, судя по всему, сверх нормы – ей сейчас все равно, что делает Глеб. Но ничего, еще чуть-чуть – и она снова заведется…
   Но вдруг зазвенел звонок.
   – Пошли все! – пьяная от удовольствия, махнула Ольга рукой.
   Глеб думал точно так же. Но в дверь позвонили снова, и это заставило его форсировать события.
   Торопился он не очень, и между вторым и третьим звонком прошло несколько минут. Кто-то настаивал на встрече с Ольгой. Это была ее квартира, поэтому гости могли пожаловать только к ней.
   – Может, Варвара Павловна? – у самой себя спросила она. – Может, Юлю привезла…
   Ольгину дочь забрала на лето бывшая свекровь. Варвара Павловна очень любила свою внучку, чуть ли не силой отрывала ее у матери, чтобы поселить у себя на даче. Но иногда на нее находило, и ни с того ни с сего она могла отправить Юлю домой, к матери, да еще и оскорбить при этом Ольгу. Дескать, твоя дочь, ты ею и занимайся и нечего перекладывать свои обязанности на кого-то…
   Ольга порывисто поднялась, но едва удержалась на ослабленных от истомы ногах. Просела в коленях, выпрямилась, рукой подперев бок, застегнула халат, после чего торопливо направилась к двери. И Глеб заправился, но прошел на кухню. Не хотел он, чтобы его видела гостья. Ведь он же не муж Ольге, а всего лишь сожитель. Она, конечно, имела право впускать его в свою жизнь, но Варвара Павловна и без того не жаловала бывшую невестку, а тут еще мог появиться лишний повод причислить ее к числу падших женщин.
   Но в прихожей послышался мужской голос:
   – Привет!
   Кто-то переступил порог, послышался шорох, по-видимому, Ольга увернулась от мужских объятий. Глеб не видел, но догадывался о том, что происходит в прихожей.
   – Ты чего такая дерганая?
   – Отстань!
   – Да ладно тебе, отстань!
   Глеб вышел в прихожую и увидел, как высокий, отнюдь не хилого сложения мужчина нависает над Ольгой. Она вжималась спиной в стену не в состоянии сместиться влево-вправо так, чтобы не наткнуться на его вытянутые на всю длину руки. Он не касался ее, но его длинный с горбинкой нос едва не тыкался ей в лоб. И еще он дышал ей в лицо.
   – Тебе же сказали, отстань.
   Глеб прихватил с собой полотенце и сейчас неторопливо наматывал его на кулак. Это был своего рода угрожающий жест, призванный победить противника, не вступая с ним в драку. Есть такой элемент в философии восточных единоборств: смог предотвратить схватку силой бесконтактного воздействия – считай, победил.
   Когда-то Глеб всерьез занимался карате, причем в подпольной секции. Их тренер, Александр Владиславович, проповедовал жесткий контактный стиль, но не закрывал глаза на философские аспекты восточного учения. Были у них в секции ребята, которые закаляли свои знания на стороне, в школьной драке, в заварушке на дискотеке, их Александр Владиславович отчислял безжалостно и бесповоротно. Давно все это было, но табу на бесконтрольное применение силы осталось.
   – Не понял, а это кто?
   Гость оставил Ольгу в покое, развернулся к нему лицом.
   Мужчина был примерно одного возраста с Глебом, но кожа на лице не так обветрена непогодами, продублена морозами. Нежная у него кожа, гладкая как атлас. Это результат нехватки мужских гормонов. Иногда Глеб завидовал людям с таким типом кожи, потому что они могли не бриться неделями, поскольку волосы на лице росли очень медленно и были тонкими.
   Но какой бы ни была кожа у этого мужчины, выглядел он отнюдь не женоподобно. Лицо крупное, черты четкие, но тяжеловесные, мощная шея, не очень широкие, но рельефные литые плечи. Носил он дорогой облегающий батник, чтобы хорошо просматривались накачанные грудные мышцы и плоский живот. И рукава короткие – развитые бицепсы эффектно бугрятся. Глаза у гостя синие, взгляд глубокий, пронзительный. Высокий он, стройный, отлично сложен, в глазах магнетическая сила, способная покорить слабую женщину…
   Светлые стильные брюки на нем, дорогие туфли, пояс. Часы на руке красуются; похоже, настоящие швейцарские – уж больно они хорошо смотрятся. Хотя сейчас и подделка выглядит не хуже подлинника.
   Впечатление портил подбитый глаз и рассеченная хлестким ударом губа. Синяк затушеван тональным кремом, но все равно заметен. Впрочем, вряд ли бы Ольга прогнала его из-за разбитой физиономии. Если бы не Глеб, она бы, возможно, приняла гостя с распростертыми объятиями. Это или ее бывший муж был, или один из череды любовников. О своих мужчинах она поведала ему в общем, в частности не вдавалась, да Глеб и не пытался их выпытать. Все, что было, – в прошлом, а сейчас должен быть только Глеб. Но так уж вышло, что этот мужчина вдруг вклинился в их жизнь.
   – Глеб меня зовут. Мы с Олей собираемся пожениться. Я думаю, этого хватит, – сухо и невозмутимо сказал он.
   – Кому «хватит»? Чего «хватит»?
   С агрессивной ухмылкой мужчина шагнул к нему, но Ольга взяла его за руку, и он остановился.
   – Валентин, не надо.
   – Не надо, Валентин, – покачал головой Глеб. – Ты должен понимать, что для тебя здесь места нет.
   – А если я вышвырну тебя со своего места? – презрительно скривился мужчина.
   Валентин был чуть ли не на голову выше, чем Ольга, Глеб же был с ней примерно одного роста. Да и в мышечной массе он уступал незваному гостю, потому тот и не видел в нем серьезного противника. И татуировка летучей мыши на фоне эмблемы ВДВ ему ни о чем не говорила.
   – Ты умеешь драться? – с непроницаемо спокойным лицом спросил Глеб.
   – Хочешь убедиться? – Валентин провел правой ладонью по левому предплечью, будто закатывая рукава.
   – Не хочу. Дело в том, что я не умею драться.
   – Да ну!.. Так я тебя научу! – Мужчина закатил несуществующий рукав и на правом предплечье.
   – Я умею только убивать.
   Глеб не пытался изображать из себя крутого парня, он просто смотрел на Валентина глазами человека, ничуть не сомневающегося в силе своих слов и суждений. Он не боялся этого недалекого буяна, потому что полностью контролировал обстановку. На любое действие он мог предпринять куда более жесткое противодействие. Даже в состоянии ограниченной годности к военной службе он мог постоять и за себя, и за Ольгу.
   Занятия карате времен его школьной молодости могли показаться детской забавой по сравнению с тем, чему научила его армия. В Афгане он рыскал по горам в поисках караванов, в составе разведывательно-диверсионных групп ставил на них засады, уничтожал. Там его многому научили. Затем был факультет спецназа в Рязанском военном училище ВДВ, после – служба в особом подразделении, первая война в Чечне, вторая. Да и в промежутке между этими войнами приходилось выполнять секретные задания на территории, занятой врагом. Для разведчика гораздо важней быстрые и бесшумные ноги, чем рукопашный бой, но и без этого тоже никуда. К тому же приходилось выполнять и диверсионные задания, где врага предполагалось не только найти, но и уничтожить. И далеко не всегда в ход шло огнестрельное оружие…
   – Где ты этого клоуна нашла? – в замешательстве, невольно отступив на шаг, с нервной насмешкой спросил у Ольги гость.
   И еще он смотрел на полотенце, которое Глеб сматывал с кулака. Он вдруг всерьез решил, что его собираются им задушить.
   – Глеб не клоун, – мотнула головой Ольга. – Он разведчик. Он воевал. У него боевые ордена…
   – А-а! Так ты из госпиталя его притащила? – истерично хохотнул гость.
   – Валентин, приходи через годик, – спокойно сказал Глеб. – Я освоюсь в мирной жизни, отвыкну от войны, стану мягче… Может, я даже помогу тебе разобраться с твоими обидчиками.
   – Какие обидчики?! – возмущенно и с капризными нотками в голосе взвыл он.