Комм Ульрих. Фрегаты идут на абордаж

   — И они тоже базируются в Глюкштадте?
   — Базы у них в Глюкштадте и Эмдене, — отвечал комендант, — но пока что они ничего особенного не совершили.
   — Наверное, адмирал у них подкачал? — спросил Михель Шредер.
   — Не знаю, может быть, оно и так, — отвечал портовый комендант. — Во время неудачной попытки взять Карлсбург Симон де Болсей называл себя адмиралом и генералом флота курфюрста, однако, по правде сказать, он не был ни тем, ни другим, а всего лишь полковником.
   Сказав это, он выпил предложенный Карфангером стакан рому и спустился по фалрепу в портовый бот, в котором и отбыл с «Леопольда».
   Полковник — и командует эскадрой? Карфангер покачал головой и молча отправился в свою каюту.
   Несколько часов спустя караван поплыл дальше вверх по Эльбе. Вскоре китобойцы ошвартовались возле салотопок, «купцы», пришедшие из Архангельска, бросили якорь в альстерской гавани, и едва «Леопольд Первый» собрался стать на якорь между Георгсвердером и Грасброком, чтобы приветствовать город обычным салютом, как над Эльбой прогремели два пушечных выстрела. Судя по звуку, это были орудия небольшого калибра — двух — или трехфунтовые; стреляли ниже по течению, где-то на траверзе Альтоны.
   — Что это было, лейтенант? — обернувшись, спросил Карфангер.
   — Это не я, господин адмирал, — отшутился Михель Шредер, — на этот раз точно не я.
   — Оставьте ваши шуточки, лейтенант, — одернул его адмирал и стал взбираться на квартердек.
   С высоты его Карфангер разглядел ниже по течению два легких фрегата, шедших вверх по Эльбе. На шпринтове шедшего впереди развевался синий флаг с золотыми лилиями, на топе фок-мачты реял длинный раздвоенный красно-белый вымпел, а на топе грот-мачты — белый флаг; это был француз.
   Его преследователь шел под белыми флагами с красным бранденбургским орлом.
   — Вот так история! — воскликнул Карфангер. — Что же нам делать, если француз подойдет на выстрел? Всадить ему лаг в ватерлинию и отправить на дно Эльбы?
   Империя по-прежнему воевала с Францией, и имперский город Гамбург, по существу, не имел права стоять в стороне. С другой стороны, Карфангер обязан был подчиняться решению совета и адмиралтейства, которые всячески избегали обострения отношений с Францией. Но, может быть, за последнее время их позиция в этом вопросе изменилась, может быть, найден лучший выход из положения, о котором ни он, ни комендант порта пока не знают?
   — Какие будут приказания, господин адмирал? — Михель Шредер задал этот вопрос как бы от имени всех офицеров, которые между тем тоже успели подняться на квартердек.
   — Главный боцман! — крикнул Карфангер вместо ответа. — С якоря сниматься!
   — Есть сниматься с якоря, адмирал!
   — йтенант! Свистать всенаверх! Сигнал «К бою! «
   — Есть сигнал «К бою! « — Михель Шредер скатился с квартердека.
   — Старший штурман! Поднять бизань и верхние паруса! Право на борт!
   — Есть право на борт, господин адмирал! — Бернд Дреер сбежал вниз, на шканцы, на ходу отдавая команды; через несколько секунд матросы уже карабкались на мачты. Тем временем готлангеры под звуки боевых рожков выкатывали пушки. Якорная команда налегла на вымбовки, и толстый якорный канат начал наматываться на шпиль.
   — Вы хотите взять его в оборот? — спросил Венцель фон Стурза и, не дожидаясь ответа, воскликнул: — Правильно! Заставьте господ ратманов занять ясную позицию, если они сами не могут на это решиться.
   — Однозначный приказ был бы мне больше по душе, — отозвался Карфангер, не спуская глаз с обоих встречных кораблей, которые уже миновали укрепления Альтонских ворот.
   Якорь подняли, и «Леопольд Первый» задрейфовал вниз по течению. Со скрипом обернулись вокруг мачт и стеньг реи, и тяжелый фрегат послушно развернулся форштевнем вдоль фарватера. Затем корабль лег на другой галс и пошел в направлении левого берега реки: Карфангер хотел выиграть пространство для маневра, а заодно не дать французу ускользнуть в один из рукавов Эльбы.
   Но француз и не собирался этого делать; неожиданным маневром он развернулся форштевнем и правому берегу и… проскочил в альстерскую гавань.
   — Вот те на! — присвистнул Михель Шредер. — Теперь попробуй, вытащи его оттуда!
   — Что ж, пусть теперь совет думает, как уладить инцидент, — решил Карфангер и приказал бросить якорь у входа в альстерскую гавань. Бранденбургский фрегат «Берлин», преследовавший француза, проделал тот же маневр, и вскоре на борт «Леопольда Первого» поднялся его капитан Корнелис Реерс.
   — Дальнейшее уже зависит не от меня, а от решения совета, капитан Реерс. — Это было все, что мог ему сказать Карфангер.
   На следующий день в совете и адмиралтействе вспыхнули горячие дебаты по поводу требования бранденбургского посланника фон Герике выдать французский корсарский корабль «Дюнкерк». Ратманы, стараясь сохранять спокойствие, выслушали посланника, а затем принялись размышлять, как им выпутаться из этой истории с наименьшими потерями. Все аргументы и ссылки на нейтралитет Гамбурга бранденбургский посланник вежливо, но решительно отверг, заявив, что войну с Францией ведет вся империя и никому не дано права занимать в этой войне какую-то особую позицию.
   Господину фон Герике было обещано, что совет подробнейшим образом обсудит ситуацию и известит посланника о принятом решении. Едва за бранденбуржцем закрылась дверь зала заседаний совета, как почтенные ратманы повскакали с мест и затеяли ожесточенную перепалку. Каждый пытался свалить ответственность за создавшееся положение на других. И только адмирал Карфангер неподвижно сидел в своем кресле и молчал, словно все происходящее его не касалось. В конце концов Иоханн Шульте потребовал от него высказать свое мнение.
   — Что бы вы хотели сейчас от меня услышать? Какой совет вам вдруг понадобился — ведь до сих пор все вы оставались глухи к моим предупреждениям? Все что я могу посоветовать, это — удовлетворить требование бранденбургского посланника и выдать французских корсаров.
   — А что будет с французской торговлей! — закричали несколько ратманов одновременно. — Кто нам будет продавать соль, господин Карфангер, уж не португальцы ли? А дополнительные расходы на более длительное плавание вы нам возместите?
   — И расходы на постройку новых кораблей, — ввернул Утенхольт, также приглашенный для участия в обсуждении в качестве представителя судовладельцев. — Ведь нашим караванам придется всякий раз плыть через Бискайский залив и дальше на юг, то есть — прямо под дула пушек берберийских пиратов, поджидающих добычу у входа в лиссабонскую гавань!
   — Я полностью согласен со старейшиной наших судовладельцев, — заявил Лоренц Ворденхофф. — Страховые сборы в этом случае возрастут настолько, что нам скоро придется продавать нашу сельдь себе в убыток, иначе она протухнет прямо в пакгаузах. Может быть, господин адмирал потребует постройки еще нескольких конвойных фрегатов, чтобы мы могли защищать наши караваны и от французских корсаров? Ибо если мы испортим отношения с Францией, то гамбургским «купцам» лучше вообще не появляться в Ла-Манше.
   — Прочный мир со всеми странами, в том числе и с Францией, лучше любых конвойных фрегатов! — воскликнул Карфангер. — Однако если французы предпочитают выступать против нас с оружием в руках, то надо платить им той же монетой. Но как может империя вести успешную войну, если каждая из немецких земель, каждый вольный город будет при этом втихомолку обделывать свои собственные делишки. Тогда каждому придется самому расхлебывать заваренную кашу; Гамбург, например, занят этим уже сейчас, и господа ратманы не станут утверждать, что это занятие — из приятных. Поэтому я считаю первейшим и наилучшим средством против засилья французов заключение прочного союза со всеми приморскими немецкими государствами и городами: с Временем, Любеком, с графствами Ольденбург и Фрисланд, с герцогством Мекленбург, в особенности же — с курфюршеством Бранденбург.
   Тогда объединенный флот союзников может дать в море отпор любому противнику, как это было во времена Ганзы. Да-да! Надо объединяться, а не распылять свои силы, иначе мы рискуем стать игрушкой в руках даже таких отъявленных разбойников, как алжирцы.
   — А-а! Вот откуда дует ветер! — закаркал Ворденхофф. — И во главе этого объединенного флота хотите встать вы, господин адмирал, не так ли?
   Его слова потонули во всеобщем хохоте. Карфангеру пришлось сделать над собой усилие, чтобы не дать выплеснуться вспышке гнева. Иоханн Шульте призвал собравшихся к порядку:
   — Адмирал Карфангер со всей серьезностью изложил свое мнение и при этом думал прежде всего о благополучии города, а не о своем собственном.
   — Нет, все же благополучие всей империи, а не только города Гамбурга для меня превыше всего, — возразил Карфангер. — Если в империи все будет обстоять благополучно, то и имперский город Гамбург не станет исключением, однако наоборот — вряд ли.
   — Хорошо, не будем пока что обсуждать ваши воззрения, господин Карфангер. Давайте лучше подумаем, что нам предпринять сейчас, — предложил бургомистр.
   — Ваша честь, у меня есть для вас известие, которое, быть может, подскажет выход из положения — провозгласил Томас Утенхольт, помахав какой-то бумагой. — Я только что получил письмо от одного из моих капитанов, он находится сейчас на острове Уайт, в Английском канале. Он пишет, что там недавно ошвартовались три больших парусника из Пиллау и Кенигсберга. Они идут с грузом французской соли и зашли на Уайт подлатать обшивку и починить такелаж, перед тем как отправиться в Балтийское море.
   Напомню уважаемым господам, что Кенигсберг принадлежит бранденбургскому курфюрсту…
   — Есть ли уверенность, что ваш капитан не ошибается?
   — За него я ручаюсь, ваша честь. Да вы и сами можете прочесть письмо.
   — Томас Утенхольт, тяжело опираясь на палку из черного дерева, проковылял к месту, где сидел Иоханн Шульте, и положил письмо на стол перед ним. Ратманы стали по очереди читать послание гамбургского капитана, передавая его друг другу. Бургомистр поблагодарил Томаса Утенхольта за столь благоприятное известие и велел вновь пригласить бранденбургского посланника.
   — Известно ли вам, господин фон Герике, что, несмотря на военные действия между Францией и Бранденбургом, торговые корабли из Пиллау и Кенигсберга отправились к французам за солью?
   — Да, ваша честь, — ответил фон Герике Иоханну Шульте.
   — Тогда почему вы ставите нам в вину подобные действия, утверждая, что наши отношения с Францией вредят общему делу империи?
   — Ваша честь, вы забываете, что герцогство Прусское не входит в состав империи. Я еще раз настоятельно прошу о выдаче корсарского фрегата
   «Дюнкерк». Одновременно ставлю вас в известность, что в случае повторного отказа совета удовлетворить законное требование Бранденбурга, я буду вынужден отослать соответствующую депешу в Берлин.
   — Разумеется! Мы не намереваемся чинить вам препятствий в исполнении ваших служебных обязанностей, — холодно отвечал Иоханй Шульте.
   Отто фон Герике откланялся и удалился ни с чем.
   В течение нескольких последующих дней Карфангер никого не принимал.
   Не только досада на отцов города и несбывшиеся надежды на доброе согласие были тому причиной. До сих пор он считал, что Бранденбург борется за правое дело; эта торговля с французами за спиной у герцогства Прусского заставляла его сомневаться в порядочности бранденбуржцев. Анна пыталась развеять его мрачные мысли — безуспешно; никакие уговоры Венцеля фон Стурзы не брать слишком близко к сердцу эти ставшие уже традиционными распри между власть имущими в немецких землях не помогли. Всю зиму Карфангер не выходил из своего кабинета, с утра до ночи сидя над навигационными картами и астрономическими таблицами. Казалось, что он твердо решил впредь ничем иным, кроме своей профессии, не заниматься. Но это было не так: краем уха он все же улавливал отголоски событий, происходивших в мире.

ГЛАВА СОРОК ЧЕТВЕРТАЯ

   Новый, 1676 год едва успел иступить в свои права, когда Карфангер получил письмо от Михиэла де Рюйтера. Знаменитый флотоводец с большой неохотой подчинился приказу генеральных штатов отправиться с крупной эскадрой в Средиземное море и поддерживать там испанский флот, сражавшийся с французами. Нидерланды в то время находились в состоянии войны с Францией, а Испания являлась союзницей не только империи, но и тех же Нидерландов. Когда же против испанского господства восстали и сицилианцы, французы начали оказывать им всяческую поддержку, понимая, что в одиночку им не устоять против могучего испанского флота. Задачей эскадры де Рюйтера и являлось, собственно, сохранение испанского господства над Сицилией, хотя, пожалуй, никто лучше нидерландцев не мог знать, что такое гнет феодальной Испании. Словно в насмешку флагман де Рюйтера назывался
   «Согласие». Адмирал утешал себя мыслью о том, что выступает против Франции, корабли которой разбойничали чуть ли не на всех морях.
   Карфангер рассказал о письме Венцелю фон Стурзе.
   — Все это, честно говоря, не очень радует, — сказал бывший корнет. — Однако позиция адмирала делает ему честь.
   — Что вы имеете в виду? — спросила Анна.
   — Прежде чем обнажить шпагу, он спрашивает, кто его противник. Обычные наемники никогда не задают подобных вопросов.
   — Это верно, но тем не менее он согласился командовать эскадрой. Разве его возраст не самый лучший предлог для того, чтобы повесить наконец шпагу на гвоздь?
   — Но ведь он сам пишет, — возразил Карфангер жене, — что утешается лишь тем, что Франция угрожает и его родине. Как же ему в такое время повесить шпагу на гвоздь, пускай ему и стукнуло семьдесят лет? Нет, такой человек, как адмирал де Рюйтер, не выпустит из рук оружие до тех пор, пока его родине угрожает опасность.
   Перехватив быстрый взгляд Анны, Карфнгер умолк. Анна задумчиво промолвила:
   — Да, сражаться за такую родину…
   Карфангер отвернулся и стал глядеть в окно, на затянутое серыми облаками небо. Разве совет города Гамбурга не доказал недавно, как «рьяно» пекутся отцы города о заботах всех немцев, когда предпочел выплатить бранденбуржцам компенсацию за укрывшийся в альстерской гавани французский корсарский фрегат, чем выдать его и пойти тем самым на риск разрыва отношений с Францией? Но он и сам состоит на службе и обязан подчиняться решениям властей Гамбурга. А если эти решения идут вразрез с интересами империи?
   Из-за всех этих обстоятельств Карфангер в глубине души был даже рад тому, что этой весной не придется выходить в море. Дело в том, что «Леопольд Первый» уже несколько недель подряд стоял в доке: ему чистили подводную часть и покрывали ее заново защитной краской. Окончания работ не предвиделось раньше июня или июля. Может быть, в эти месяцы ему удастся встретить в одном из испанских портов адмирала де Рюйтера и поговорить с ним обо всем?
   Тем временем «Герб Гамбурга» под командованием Мартина Хольсте отправился с китобойцами в Северное море, а «Пророк Даниил» — с «россиянами» к мысу Нордкап, чтобы оттуда плыть в Архангельск. Объединенный флот датчан, голландцев и бранденбуржцев под командованием датского адмирала Нильса Юля разбил шведский флот у островов Меэн и Борнхольм. Бранденбургские фрегаты «Берлин», «Король Испании» и гукер «Клеве» захватили шведские корабли «Леопард» и «Дидерих» и подняли на них флаги с красным орлом.
   В разгаре лета у Ритцебюттеля вновь собрались парусники торгового флота, поджидавшие «Леопольда Первого», с тем чтобы отправиться под охраной его пушек в Испанию и Португалию. Как всегда вместе с остальными уходили в плавание и корабли Карфангера: «Дельфин» под командованием Яна Янсена и «Малыш Иоханн», капитаном которого по-прежнему был Юрген Тамм.
   Вновь прогремели залпы прощального салюта «Леопольда», ему ответили пушки с ритцебюттельских бастионов. Мачты кораблей оделись парусами, и караван покинул устье Эльбы.
   — И вы на этот раз действительно собираетесь идти через Ла-Манш? — спросил Венцель фон Стурза, вновь отправившийся в плавание на корабле своего друга.
   — Хочу я того или нет, — отвечал Карфангер, — но именно таков приказ адмиралтейства. Господа ратманы целиком полагаются на магическое слово
   «нейтралитет» и рассчитывают на благосклонность французских корсаров — ведь Гамбург не выдал тогда «Дюнкерк» бранденбуржцам.
   — Время покажет, насколько оправданы их предположения, — вставил Михель Шредер.
   — Безусловно, — подтвердил Карфангер, — поэтому прикажите держаться лучше поближе к английскому берегу, чем к французскому.
   На траверзе Брайтона каравану пришлось лавировать из-за неутихающего западного ветра; в конце концов он вынужден был взять курс на Нормандию и уже оттуда вновь направиться к мысу Старт на побережье Англии.
   Солнечным июльским утром вдалеке показался французский берег. Карфангер собрался отдать приказ поворачивать на северо-запад, но в этот момент из «вороньего гнезда» донесся крик:
   — Паруса справа на траверзе!
   На мачтах трех быстро приближавшихся парусников Карфангер разглядел в подзорную трубу голландские флаги.
   — Может, это авангард эскадры де Рюйтера, которая возвращается в Нидерланды? — предположил Михель Шредер.
   Гамбуржцы удивились еще больше, обнаружив на топах мачт голландских парусников длинные черные вымпелы.
   Траур на корабле! Карфангер немедленно отдал приказание почтить память покойного — кем бы он ни был, — как этого требовал морской обычай.
   Караван привели к ветру, убрали брамсели и приспустили флаги. Тем временем готлангеры выкатывали пушки, готовясь дать траурный салют, когда голландцы подойдут ближе. Карфангер спустился в свою каюту и переоделся в парадный мундир, надел почетную золотую цепь и опоясался серебряной шпагой. Вновь поднявшись на шканцы, он приказал спустить на воду шлюпку, намереваясь немедленно отправиться на голландский корабль.
   На встречных кораблях уже поняли, кто командует караваном под гамбургскими флагами: голландцы тоже легли в дрейф. Под залпы траурного салюта батарей «Леопольда Первого» Карфангер в сопровождении Венцеля фон Стурзы и Михеля Шредера сел в шлюпку и приказал грести к флагману голландцев — пятидесятичетырехпушечному двухпалубнику, внешний вид которого позволял заключить, что корабль недавно побывал в жестоком сражении.
   Флагман назывался «Согласие»; вместе со шлюпкой с «Леопольда» к его фалрепу подошла и шлюпка с «Дельфина», в которой прибыл Ян Янсен.
   На палубе голландского корабля гостей встретил капитан Жан де Рюйтер и молча проводил их в адмиральскую каюту. Там стоял матово поблескивавший гроб с телом старого друга и учителя Карфангера и Янсена. Сняв широкополые черные шляпы, гамбуржцы в скорбном молчании склонили головы. Жан де Рюйтер тихим голосом начал рассказывать о том, что произошло.
   В конце апреля объединенная флотилия голландцев и испанцев повстречала в Мессинском заливе французский флот под командованием адмирала Дюкена. Поначалу сражение складывалось для союзников успешно, но затем испанская эскадра неожиданно вышла из боя. Численный перевес французов сразу стал подавляющим. Однако адмирал де Рюйтер не собирался признавать свое поражение, надеясь все же склонить чашу весов в пользу голландцев, одолев флагманский корабль французов. Между «Согласием» и трехпалубным флагманом адмирала Дюкена разгорелась ожесточенная артиллерийская дуэль, и как раз в тот момент, когда адмирал де Рюйтер хотел отдать приказ идти на абордаж, шальное ядро раздробило ему правую ступню, и он рухнул на палубу. Собрав последние силы, голландцы сумели вывести из боя флагман с остатками флота. У Палермо они вновь соединились с испанской эскадрой.
   Адмирал де Рюйтер составил рапорт о сражении и отослал его генеральным штатам Нидерландов. В нем он выражал надежду, что сможет скоро оправиться от раны. Однако 29 апреля он скончался.
   Однажды ночью французы, воспользовавшись благоприятным для них ветром, прокрались на внутренний рейд палермской гавани и атаковали стоявшие там на якоре голландские и испанские корабли брандерами. В адском пламени погибли большая часть голландского военного флота, множество
   «купцов», сгорел и город Палермо. Спастись удалось только нескольким фрегатам и флагману, на борту которого находился гроб с набальзамированным телом адмирала де Рюйтера.
   Карфангер и его спутники молча отсалютовали покойному адмиралу, защищавшему свою республику в более чем тридцати морских сражениях. С болью в сердце покинули они голландский фрегат и возвратились на свои корабли.
   Непривычно тихими голосами офицеры «Леопольда» отдавали приказы, и команда почти бесшумно управлялась с такелажем и парусами. Вскоре гамбургский караван продолжил свой путь по волнам.
   Когда голландские фрегаты скрылись за горизонтом, на шканцах вновь появился Карфангер в своем обычном платье, привычно обвел взглядом такелаж, глянул на компас и вполголоса отдал несколько приказаний относительно курса штурману и рулевому. Все опять шло своим чередом, и только горькая складка у губ адмирала свидетельствовала о том, что творилось в его душе.

ГЛАВА СОРОК ПЯТАЯ

   Едва Карфангер успел вернуться из Испании, как получил приказ сопровождать китобойную флотилию в Северном море. В августе «Леопольд Первый» благополучно привел китобойцев в родной порт; Карфангера ожидал новый приказ: еще в сентябре отплыть с караваном «купцов» в Испанию. В марте следующего года он вернулся — и снова китобойная флотилия подняла паруса. Оказывается, китобойцы ждали только возвращения Карфангера, так как Мартин Хольсте ушел на «Гербе Гамбурга» с караваном в Испанию.
   Три недели ушло на ремонт и подготовку «Леопольда» к плаванию; снова встал вопрос о замене попорченного такелажа, и на этот раз не обошлось без препирательств с прижимистыми господами из казначейства.
   С женой и детьми Карфангер виделся, как всегда, лишь урывками. В Гамбург пришла весть о том, что курфюрст занял Штеттин и готовит осаду Штральзунда. Гамбург по-прежнему задерживал выплату очередных субсидий и отказывался выслать из города французского посланника. Отто фон Герике посоветовал Карфангеру остерегаться французов: для них он такое же бельмо на глазу, как и для совета города. И французы, и гамбургские ратманы с раздражением реагировали на настойчивые требования адмирала встать наконец на сторону империи и покончить с двуличной политикой.
   Карфангер поблагодарил бранденбургского посланника за доверие и, сердечно простившись с Анной и детьми, вновь отправился на свой фрегат.
   Убедившись, что «Леопольд Первый» в полном порядке, он отплыл с пятьюдесятью китобойцами к берегам Шпицбергена.
   В этом году было крайне важно заблаговременно прибыть в район промысла, в те места, где водилось особенно много китов, — ведь шотландцы, баски и голландцы тоже не дремали. Добыча оказалась богатой: более пятидесяти китов удалось загарпунить и разделать. А поскольку в этих заполярных широтах летом солнце не уходит за горизонт, гамбургские китобои старались тратить как можно меньше времени на сон и отдых. В конце августа были задраены последние люки доотказа набитых трюмов, и китобойная флотилия стала собираться в обратный путь.
   За время их отсутствия ситуация успела обостриться. Под давлением императора и курфюрста Бранденбургского Гамбург был вынужден выслать французского посланника, правда, отцы города при этом выразили ему свое глубочайшее сожаление и принесли искренние извинения, ссылаясь на необходимость подчиниться высочайшему соизволению. Посланник, в свою очередь, дал понять, что Гамбургу в скором времени придется, возможно, раскаиваться в этом решении. Тогда владельцы китобойных судов и некоторые из старейшин капитанской гильдии потребовали от адмиралтейства выслать навстречу «Леопольду Первому» и китобойной флотилии подмогу. Но где ее взять? «Герб Гамбурга» еще не вернулся из Испании, а Томас Утенхольт лишь разводил руками: его конвойный фрегат «Пророк Даниил» ушел с «россиянами» в Архангельск, остальные стояли на ремонте, который в лучшем случае потребует нескольких недель. Утенхольт посоветовал обратиться за помощью к бранденбуржцам.
   Скрепя сердце, Рихард Шредер и Дидерих Моллер послали за господином фон Герике. Однако тот отнесся к просьбам о поддержке весьма холодно.
   «При всем желании Бранденбург в настоящее время не имеет возможности оказать вам помощь, — сказал фон Герике, — поскольку его милость курфюрст сам нуждается сейчас в военных кораблях, даже в тех, что в настоящее время крейсируют возле Штральзунда.»
   Тем временем китобойная флотилия в сопровождении «Леопольда Первого» шла вдоль норвежского и датского побережья, держа курс зюйд. Над морем висело серое, пасмурное небо. Крутой норд-вест гнал волну в устье Эльбы.
   Корабли китобойной флотилии шли сомкнутым кильватерным строем; справа по борту вздымались крутые гранитные скалы Гельголанда, как бы прикрывавшего караван с запада. Пенные гребни волн перехлестывали через фальшборты и растекались по просмоленным доскам палубного настила. Хотя гамбуржцы и промокли до нитки, это обстоятельство не портило им настроения: в Северном море погода была похуже. Все предвкушали близкое завершение плавания, еще более приятно было возвращаться домой с полными трюмами. Завтра они смогут забыть холод, шторм и льды полярных широт, получат причитающееся им жалованье и неплохие премиальные. Уже сегодня ночью, идя с приливом в фордевинд, они увидят фарватерные огни Эльбы.