Страница:
Они вышли на палубу флейта и поднялись на полуют. Отсюда фон Герике мог наблюдать за сноровистыми действиями команды. Капитан осторожно вел корабль по узкому фарватеру, обходя многочисленные мели. Лишь изредка им навстречу попадались небольшие суда: прилив все ещё набирал силу.
Когда они на закате солнца проплывали мимо Штаде, Карфангер, не оборачиваясь, махнул рукой в сторону города:
- Неплохой порт, к тому же на добрых двадцать миль ближе к морю, чем Гамбург. Они здесь держат хорошую китобойную флотилию, да и торговый флот не из худших: их корабли ходят даже к берегам Африки. Господа шведы в сорок восьмом году очень хорошо знали, зачем присваивают себе этот кусок бременской земли. Н-да... вот и получается, что между Ритцебюттелем и Гамбургом не осталось и пяди немецкой земли, у империи фактически нет владений на побережье.
- Вас это сильно тревожит, капитан? - спросил фон Герике.
- Не радоваться же мне, в самом деле. Подумайте хорошенько: ведь датчане под Глюкштадтом или Альтоной и шведы здесь, под Штаде, могут в любой момент запереть вход в устье Эльбы. И Бремен не в лучшем положении: там шведы перекрыли устье Везера крепостью Карлсбург.
- Но у вас же есть мирные договоры и с Данией, и со Швецией?
- Да, если их можно так называть. Легко может показаться, что они соответствуют своему названию, - возразил Карфангер, - однако не весьма приятно ощущать чужие пальцы на собственном горле, даже если они его не сдавливают.
- Но позвольте, разве датчане вас тоже беспокоят? Разве король Максимилиан не объявил в тысяча пятьсот десятом году Гамбург имперским городом, чтобы оградить его от притязаний датского короля?
- Мало толку быть имперским городом в такой империи. Если разобраться, за нами нет никакой реальной силы.
Несколько минут они молчали. Фон Герике думал о намерениях курфюрста также обосноваться на побережье Северного моря. Хотя Бранденбург после недавнего завоевания Восточной Померании и получил выход к Балтийскому морю, все же ему было мало проку от крошечного кольбергского порта, так как в Штеттине, возле устья Одера, тоже хозяйничали шведы. Чтобы всерьез строить планы относительно создания сильного флота, надо было бы по меньшей мере иметь Штеттин, Штральзунд и остров Рюген, а кроме того, хотя бы один порт на Северном море. Для этого флота понадобились бы и первоклассные мореходы, такие, как этот капитан Карфангер.
Когда фон Герике услыхал, что Карфангер недавно купил "Дельфин", ему вспомнились собственные усилия - правда, окончившиеся безрезультатно, которые он приложил к тому, чтобы купить в Голландии для курфюршества Бранденбург несколько кораблей. "Генеральным штатам самим нужны корабли, сказали ему, - во-первых, из-за неутихающего соперничества между Англией и Францией, а во-вторых, из-за постоянной угрозы, которой подвергаются Нидерланды". Говорят такое - и в то же время уступают этот флейт Гамбургу...
Снова воцарилось молчание. Вдали показались огни Альтоны, и Карфангер вновь обратился к фон Герике:
- Поскольку вы остаетесь без ночлега, я почел бы за честь пригласить вас в мой дом.
Фон Герике с благодарностью принял приглашение. Он надеялся услышать от Карфангера много нового и интересного, в особенности его интересовала дружба гамбургского капитана с адмиралом де Рюйтером.
К вечеру корабли Карфангера ошвартовались у портового мола, неподалеку от таможенного пакгауза. Карфангер приказал четверым матросам вооружиться пистолетами и тесаками, чтобы сопровождать его вместе с гостем сквозь лабиринт переулков к новому городу.
- Я вижу, вас удивляет такой эскорт? - с улыбкой спросил Карфангер. Я считаю себя обязанным позаботиться о безопасности моего гостя: здесь предостаточно шляется всяких сомнительных личностей.
И действительно, вскоре им повстречались первые нищие и попрошайки, вылезавшие из глухих переулков и грязных подворотен. На улицах и площадях перед церквами становилось все многолюднее, молодой дипломат невольно старался держаться поближе к Карфангеру; тот велел двум матросам идти впереди и расчищать дорогу.
Встречались им и богато украшенные портшезы и кареты, запряженные породистыми лошадьми и с ливрейными лакеями на запятках. Они видели развевающиеся страусовые перья, блеск шелковых нарядов, сверкание драгоценных камней; из-за полуопущенных занавесок карет и портшезов доносился вызывающе-кокетливый смех. Из окон бюргерских домов порой слышалась музыка.
- Смотрите, - проговорил Карфангер, указывая на солидный многоэтажный дом, на фасаде которого светились все окна, - вон там веселится человек, имеющий, возможно, миллион талеров. А там, по другую сторону дворца, в подвалах, куда не проникают лучи солнца, ютятся вольные граждане империи, которые хоть и не считаются бедняками, по сути же дела ничем не отличаются от обитателей казенных ночлежек.
Уже стемнело, когда они наконец добрались до нового города. Анна поджидала мужа и его гостя - Карфангер заранее послал к ней матроса с известием. Из прихожей они перешли в гостиную, где вокруг накрытого стола располагалось несколько удобных, глубоких кресел. Анна постаралась на славу: стол ломился от всевозможных блюд из мяса и птицы, на нем стояли вазы с фруктами и бутылка старого вина.
На стенах висели гравюры Франца Поотса с видами Бразилии, где художник побывал во время плавания на корабле де Рюйтера как раз в те времена, когда Карфангер служил у голландца штурманом.
За ужином Карфангер начал рассказывать о своем новом корабле. Затем извлек из кармана сюртука красивое янтарное ожерелье и надел его на шею своей супруге. Большие и маленькие бусины поблескивали, словно огоньки, на темно-зеленом бархате её платья.
Они ещё не успели отужинать, как в дверь постучали, и Карфангер пошел открывать. Это были боцман Клаус Петерсен и Петер Эркенс. Боцман рассказал, что пригласил своего нового товарища в "Летучую рыбу" выпить по стаканчику за их дружбу, и там они невольно подслушали разговор Михиэля Зиверса с судовладельцем Утенхольтом.
- Как, и Утенхольт был там? Вы не ошиблись, боцман? - переспросил Карфангер.
- Что вы, капитан, я сразу узнал его скрипучий голос. Вот только о чем они говорили, я не смог как следует разобрать. Зиверс вроде бы хотел наняться к Утенхольту, а тот ему отказал. Отчего и почему - этого я уж не знаю, слышал только, как Утенхольт что-то такое говорил насчет соблюдения дисциплины, что это, мол, первейшая обязанность каждого моряка.
Петер Эркенс подтвердил слова боцмана и добавил, что, как ему показалось, Томас Утенхольт посоветовал Зиверсу вернуться к прежнему хозяину, так, мол, будет лучше для всех, и в первую очередь для него самого. Потом они перешли чуть ли не на шепот.
Карфангер поблагодарил боцмана и плотника, хотя было заметно, что эта новость для него не из самых приятных. Однако он в глубине души все же надеялся, что Утенхольт на этот раз ничего дурного не замышляет. После этого они ещё долго просидели за столом все вместе.
На следующее утро Карфангер первым делом пошел в адмиралтейство, чтобы ему там подсчитали размер причитающеюся с него взноса в выкупную кассу. Сразу после этого он намеревался зайти в "Летучую рыбу" и уплатить деньги Йохену Мартенсу. Все, с кем бы он ни встретился по дороге, поздравляли его с успехом, и опять вопросам не было конца. И хотя Карфангер уверял всех любопытных, что ему совершенно некогда и что со временем он обстоятельно расскажет, как было дело, хотя старший писарь адмиралтейства Рихард Шредер постарался сделать все расчеты как можно скорее, ему не удалось попасть в "Летучую рыбу" раньше полудня.
Йохен Мартенс принялся рассыпаться перед ним мелким бесом и расточать столько похвал отваге и смекалке капитана Карфангера, позволившей сберечь так много драгоценных талеров в выкупной кассе, что тот в конце концов не выдержал и довольно нелюбезно прервал трактирщика на полуслове:
- Слушайте, Мартенс, довольно этой патоки! Вы же когда-то были бравым боцманом, а теперь треплете языком, словно записной придворный льстец. Перейдем-ка лучше к делу.
Карфангер отсчитал деньги, которые ему полагалось уплатить в кассу, и положил их на стол рядом со счетом, выписанным Рихардом Шредером. Тем временем Йохен Мартенс отпер ларец, поднял крышку и вернулся к столу с приходно-расходной книгой. Карфангер молча придвинул к нему деньги, расписался в книге, затем взял шляпу и направился к двери. Уже приоткрыв её, он обернулся.
- Ах да, чуть не забыл! На "Мерсвине" остались матросские сундучки с вещами Михеля Зиверса и его покойного отца. Пусть заберет их как можно скорее, я скоро снова уйду в море. Передайте ему мои слова, ведь он остановился у вас, не так ли?
- Может быть, господин Карфангер сам желает с ним поговорить? довольно вкрадчиво спросил Мартенс и сделал рукой приглашающий жест: - Дело в том, что он опять хотел бы наняться к вам.
- Что вы говорите! Кто же дал ему такой совет, уж не вы ли?
Тут Йохен Мартенс несколько смешался. Пристроить Зиверса на один из кораблей Томаса Утенхольта ему не удалось. Данное ему новое поручение гласило: заставить Зиверса вернуться к Карфангеру.
Утенхольт не собирался портить отношения с Карфангером. Более того, он рассчитывал привлечь этого молодого и подающего надежды капитана к осуществлению своих собственных планов. Будь Михель Зиверс в команде одного из кораблей Карфангера, он мог бы оказаться намного полезнее: прежде всего Утенхольту надо было знать, о чем говорят меж собой его матросы. И уж если Зиверсу так хочется во что бы то ни стало напакостить Карфангеру, то пусть делает это на свой страх и риск.
- Значит, вы не хотите дать молодому Зиверсу шанс вновь завоевать ваше доверие? - спросил напоследок Йохен Мартенс.
- Нет! - отрезал Карфангер. - Нет, и точка. И передайте ему: пусть немедля забирает сундучки с "Мерсвина".
- Непременно передам, - с нескрываемым сожалением в голосе протянул трактирщик.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Лето шло на убыль. В то время как Берент Карфангер обдумывал детали предстоящего рейса в Англию, который намеревался предпринять ещё до наступления холодов, от берегов Испании отплывал караван из десяти гамбургских торговых судов. Среди них были довольно крупные корабли грузоподъемностью в шестьсот и более тонн, были и поменьше. Их трюмы под, самые переборки были набиты бочонками с вином, ящиками с фруктами и тюками с пряностями. Некоторые везли золото и серебро - плату за гамбургские товары, проданные в Испании и Португалии. Искусные мастера вольного города изготавливали из этих драгоценных металлов всевозможные украшения, отчего цена их возрастала в десятки раз. Но ничей глаз, даже самый зоркий, не сумел бы разглядеть, что все эти кольца и перстни, браслеты и ожерелья, шкатулки и подсвечники сделаны из того самого серебра и золота, которое испанские конкистадоры, в том числе Писарро и Кортес, награбили в землях инков и ацтеков ещё сто лет назад.
Они шли кильватерным строем, держа курс на север, к родным берегам. Днем - раздутые паруса идущего впереди корабля, ночью - его кормовые фонари, больше впереди ничего не было видно. Много сотен миль отделяли их от Гамбурга, грозный Бискайский залив ещё не принял их в свои воды. А до тех пор, пока не был пройден остров Уэсан, нельзя было с уверенностью сказать, что опасность встречи с пиратами миновала, ибо конвой двигался медленно, со скоростью самого медлительного из своих кораблей. И горе тому, кто потеряет из виду идущих впереди!
Слева по борту каравана, на расстоянии в добрую милю от него, словно пастушья овчарка, стерегущая стадо, шел один из кораблей-конвоиров, принадлежащих Томасу Утенхольту. Это было "Солнце", которым командовал Матиас Дреер. За крышками его орудийных портов таились жерла тридцати двух пушек, и даже самый маленький из "купцов" в караване имел на борту не менее шести орудий. Не всякий пират посмел бы к ним сунуться.
Наступал вечер вторых суток плавания; они как раз проходили на траверзе мыса Финистерре, когда на горизонте, далеко на юго-западе, показались паруса, принадлежавшие, по всей видимости, трем быстрым кораблям. С тревогой поглядывал за корму Даниэль Людерс, капитан "Анн-Шарлотт", самого малотоннажного судна в караване и потому шедшего одним из первых. Его опасения не были беспочвенными. Если это на самом деле пираты, "АннШарлотт" придется туго - остальные поднимут все паруса и пустятся наутек: старушке "Анн-Шарлотт" в жизни за ними не угнаться, а Матиас Дреер вряд ли полезет в драку с таким противником из-за одного судна. Конечно, по договору это - его святая обязанность. Но кто знает, как уговорились меж собой Утенхольт и Дреер на такой случай, да и Захариас Спрекельсен, владелец "Анн-Шарлотт", скорее всего, тоже не остался в стороне. Не иначе старый хрыч застраховал свое прогнившее корыто на такую сумму, что его потеря обернется ему ещё и прибылью! На собственную команду Даниэль Людерс не очень-то полагался. Тревога в его душе ещё более усилилась, когда трое из шедших позади "Анн-Шарлотт" "купцов" обогнали её. Капитан обернулся к своему штурману Михелю Шредеру.
- Не поднять ли нам ещё пару простыней, как думаешь?
Михель Шредер был ещё весьма молод, однако невзирая на свои двадцать с небольшим лет, считался неплохим мореходом. Он тоже давно следил за тремя подозрительными парусниками, поэтому сразу понял, куда клонит Людерс.
- Как прикажете, капитан. Можно поставить грот-брамсель и крюйсель. Но позвольте заметить, что ветер крепчает.
- Нам надо догонять остальных, если не хотим угодить в лапы к берберийцам, - буркнул капитан.
Штурман вытянул вверх руку, указывая на такелаж.
- Посмотрите туда. Старые снасти могут не выдержать напора ветра: стоит ему задуть посильнее - и они полопаются, как гнилое тряпье. Сейчас, напротив, самое время зарифить грот-марсель.
Даниэль Людерс ещё раз оглянулся и убедился, что незнакомцы приблизились. Взглянув вперед, он заметил, что на "Солнце" подняли даже топсели. Тогда, отбросив все колебания, он погнал матросов на бизань-мачту ставить крюйсель.
Теперь "Анн-Шарлотт" стала так зарываться форштевнем, что волны перекатывались через бак; находившиеся там матросы в одно мгновение вымокли до нитки. Капитан Людерс, широко расставляя ноги и с трудом сохраняя равновесие на скользкой палубе, отправился на бак, где тотчас принялся щедро раздавать пинки и тычки забившимся в носовой кубрик промокшим и продрогшим матросам, выгоняя их ставить грот-брамсель. Озлобленные матросы беззастенчиво огрызались в ответ на брань капитана, но все же полезли на грот-мачту и развернули брамсель, который ветер буквально рвал из рук.
Расстояние между "Анн-Шарлотт" и ушедшими вперед кораблями стало понемногу сокращаться. Однако судно теперь настолько глубоко зарывалось форштевнем, что пена с гребней волн порой долетала до кормовой надстройки, где стояли, вцепившись в леера, капитан Людерс и его штурман. Оба старались не потерять из виду ни караван, ни его преследователей и в то же время следить за ходом собственного судна. Ветер разыгрался не на шутку: они находились уже почти в самом центре Бискайского залива. Однако капитан Людерс и не помышлял о том чтобы зарифить паруса, стремясь любой ценой не отстать от каравана.
Сумерки, между тем, начали сгущаться, и Михель Шредер потерял из виду гамбургский караван. Ни один из кораблей не зажег кормовых огней, и сколько ни напрягал штурман "Анн-Шарлотт" зрение, он не смог увидеть даже парусов последнего судна в караване. Внезапно у него над головой раздался громкий треск: лопнули лик-тросы крюйселя, и ветер мгновенно унес сорванный парус в темноту.
От неожиданности Даниэль Людерс потерял дар речи. Молча спустился он на палубу и знаками показал матросам, что надо убрать фор-брамсель и гротбрамсель. Но едва лишь матросы полезли по вантам на мачты, лопнули гротпардуны, просвистев над головами стоявших на палубе, словно кончики хлыстов. Грот-стеньга переломилась пополам, а марса-рей и брам-рей с треском обрушились на палубу, увлекая с собой остатки такелажа.
Михель Шредер в два прыжка слетел с полуюта на палубу и поспешил к основанию грот-мачты, где двое матросов только что вытащили старого Людерса из-под рухнувшего марса-рея. Но капитан уже не подавал признаков жизни: ему раздробило череп.
Вместе с капитаном погибли двое матросов, третий отделался лишь сломанной рукой. Шредер велел отвести его в свою каморку. Затем отправил всю команду чинить такелаж, поднимать и крепить стеньги и реи. Улучив минуту, он попытался разглядеть ушедшие вперед остальные корабли, но не обнаружил их. Неужели они не заметили, что случилось с "Анн-Шарлотт"? Ведь за нею следовало не менее трех судов каравана. Может быть, стоило подать сигнал бедствия, выстрелив из пушки? Нет, это могло, скорее, привлечь внимание пиратов, которые обычно только того и ждали, чтобы какой-нибудь "купец" отбился от каравана.
Тогда Михель Шредер дал команду поворачивать на восток, намереваясь уйти с курса трех незнакомцев, которые, скорее всего, могли оказаться пиратами. Спустя час с небольшим "Анн-Шарлотт" снова взяла курс норд: Шредер хотел дать команде хоть немного отдохнуть, а, кроме того, надеялся, что море к утру успокоится.
Крутые, пенящиеся волны Бискайского залива безжалостно швыряли "Анн-Шарлотт", словно скорлупку, в её поврежденных снастях неумолчно свистел ветер. Михель Шредер созвал команду на шканцы и велел выдать каждому двойную порцию рома.
- Караван бросил нас, ребята, - начал он. - Поэтому я спрашиваю, доверяете ли вы мне привести с вашей помощью судно в Гамбург? Если да, то я требую, чтобы вы подчинялись мне как новому капитану - так велит морской устав в случае, если старый капитан гибнет или не в состоянии больше командовать кораблем.
- Доверяем, доверяем! - закричали все. - Будь нашим капитаном, Михель Шредер!
В этот момент кто-то дернул новоиспеченного капитана за рукав, тот обернулся и сразу же явственно увидел на западе, где небо ещё призрачно светилось, силуэты трех фрегатов, шедших под всеми парусами курсом норд-ост; до них было не больше мили.
Михель Шредер решил уклониться от встречи с незнакомцами, взяв западнее, и приказал поднимать марсели и бизань. "Анн-Шарлотт", пританцовывая и переваливаясь с боку на бок, направилась на северо-запад, в Атлантический океан.
Когда море немного успокоилось, на "Анн-Шарлотт" вместо сломанной грот-стеньги поставили и закрепили на мачте марса-рей. Кое-как починили и остальной рангоут.
Два дня и две ночи плыли они на северо-запад. Когда Михель Шредер посчитал, что они достигли нужной северной широты, чтобы, идя с попутным западным ветром, ещё через два дня выйти в пролив Ла-Манш, он приказал привести судно к ветру. А для того чтобы застраховаться на случай возможной ошибки в расчетах и, если это будет неизбежно, уткнуться все же в английский, а не во французский берег, он наметил курс на несколько градусов севернее. Дул ровный, крепкий ветер, поэтому команда могла снова немного отдохнуть.
Уже вечером следующего дня из "вороньего гнезда" на фокмачте донеслось:
- Прямо по курсу земля-а-а!
Перед ними прямо из морских волн круто вырастали отвесные скалы островов Силли.
Старый парусный мастер всегда повторял, что лучше избегать этих мест. Он без конца рассказывал об опасных отмелях между многочисленными островами, о населявших их рыбаках, которые были сущими разбойниками, подстать береговым пиратам. Не раз им удавалось захватывать и грабить заплутавшиеся здесь корабли, перебив их команды. Поди докажи потом, что корабль не разбился о скалы и не затонул вместе с грузом и экипажем, а погиб при совершенно иных обстоятельствах.
И Михель Шредер решил к островам не идти. Если уж ему удалось довести "Анн-Шарлотт" до этих чертовых островов, то до Плимута они как-нибудь доберутся.
Старый парусный мастер посоветовал ему идти в Фалмут, туда они могли добраться уже на следующий день. В Фалмуте с них не станут драть три шкуры, когда речь зайдет о плате за ремонт судна, тамошние маклеры не такие пройдохи, как их коллеги в Плимуте - гораздо более крупном порту. Помимо этого, в Плимуте матросов частенько заманивали на английские военные корабли, а того, кто попадал служить во флот её величества, англичане не отпускали ни за какой выкуп.
- А голова у тебя ничего, соображает! - не удержался от похвалы Михель Шредер.
- Зря я что ли столько лет хожу в море на кораблях Спрекельсена? отозвался польщенный старик и сплюнул через фальшборт. - Я ещё подумаю, может, поищу себе другого хозяина.
- С чего бы это? - заинтересовался Шредер.
- Э, видно ты ещё толком не знаешь этого Спрекельсена, а то бы не спрашивал. Этот старый черт - ещё какая хитрая лиса, скажу я тебе, и не счесть, скольких он на своем веку обвел вокруг пальца.
- Может, ты и прав, старик... Однако нам ещё надо пройти Английский канал и Северное море. В Гамбурге поглядим, что будет дальше.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
В гамбургском адмиралтействе барометр показывал "бурю". Волны возбуждения одна за одной накатывались на высокий стол, за которым сидели члены коллегии адмиралтейства, и разбивались о него, как о скалистый берег. Судовладелец Захариас Спрекельсен, старик с пронзительно-писклявым голосом, вопил громче всех, требуя объяснить, куда подевалась его "Анн-Шарлотт", тогда как все остальные корабли каравана уже давно благополучно прибыли в Гамбург?
Дискуссия, то и дело превращавшаяся в перепалку, не утихала уже довольно долго, но от этого судьба пропавшей "Анн-Шарлотт" не становилась яснее. До сих пор, основываясь на рассказах нескольких капитанов, сошлись только в одном: вины Матиаса Дреера в этом нет. Никто бы не согласился развернуть караван и отправить его на поиски отставшего судна, а капитан "Солнца" точно так же не мог бросить караван на произвол судьбы и в одиночку отправиться разыскивать "Анн-Шарлотт". Становилось ясно, что споры зашли в тупик. Тут со своего места поднялся секретарь адмиралтейства и высказал мысль о возможности мятежа, случившегося на "Анн-Шарлотт" в ту ночь.
Захариас Спрекельсен даже поперхнулся от неожиданности. Взбредет же секретарю такое в голову! И чего это все вдруг на него уставились? Но прежде чем старик вновь обрел дар речи, заговорил глава адмиралтейства Дидерих Моллер, обратившись к секретарю с тем же вопросом, который вертелся на языке у самого Спрекельсена:
- Скажите, господин Шредер, на каком основании вы делаете столь чудовищное предположение?
- Мой брат служит на "Анн-Шарлотт" штурманом. Мне часто приходилось слышать его сетования по поводу плачевного состояния, в каком пребывает корабль по причине чрезмерной бережливости его владельца. Команда в море питается впроголодь, и даже этот скудный паек судовладелец ухитряется урезать. И неудивительно, если в портовых кабаках самых разных стран матросы судачат о том, что у господина Спрекельсена житье хуже, чем на кораблях голландской Ост-Индской компании.
- Да это же!.. Да как вы!.. завизжал Захариас Спрекельсен, но Дидерих Моллер жестом приказал ему замолчать и вновь обратился к Шредеру:
- Не приходилось ли вам слышать от вашего уважаемого брата о том, что на судне возможен мятеж?
Рихард Шредер подтвердил и это.
Захариас Спрекельсен клялся и божился, что все это бессовестная ложь и клевета, что командам его судов живется не хуже и не лучше, чем всем другим, и если с матросами не обращаться сурово, то о какой дисциплине и о каком порядке на корабле может идти речь?
- Адмиралтейство не обязано выяснять, как обходятся шкиперы и судовладельцы со своими людьми, - прервал словесные излияния Спрекельсена Дидерих Моллер, - господин Шредер изложил все это, вероятно, как возможную причину исчезновения "Анн-Шарлотт".
И тогда попросил слова капитан и судовладелец Берент Якобсон Карфангер, до сих пор молча сидевший на своем месте. В числе других членов правления гильдии капитанов он был приглашен на заседание коллегии адмиралтейства как большой авторитет в вопросах мореплавания. Он повел речь о том, что все эти споры вновь наглядно демонстрируют, как остро ощущается необходимость в солидных, хорошо вооруженных военных кораблях, способных гарантировать нейтралитет Гамбурга.
- На море дела с этим обстоят точно так же, как и на суше, - развивал он свою мысль. - На суше город смог утвердиться лишь благодаря своим прочным бастионам. Но с тех пор как могущество империи и кайзера стало уже не тем, что прежде, гамбургские мореплаватели вынуждены терпеть самый тяжкий произвол. Вслед за Нидерландами и Англия заключила мир с берберийцами, не говоря уже о Франции, сделавшей это ещё раньше. Следовательно, в ближайшее время североафриканские пираты направят все свои силы против того, кто имеет меньше всех средств для обороны, то есть прежде всего против Любека, Гамбурга и Бремена, которым просто необходимо сплотиться ещё теснее и построить наконец несколько внушительных военных кораблей для надежной охраны своих торговых караванов, главным образом, тех, что ходят в Испанию и Португалию.
- Иначе говоря, вы полагаете, - подытожил Дидерих Моллер, - что для охраны наших торговых караванов недостаточно даже таких надежных кораблей, как "Солнце" или "Святой Бернхард", которым командует вас дядюшка Алерт Хильдебрандсен Грот?
- Именно так, - подтвердил Берент Карфангер.
- И почему?
- Видите ли, я вполне согласен с тем, что это хорошие корабли, то же самое могу сказать и о капитанах, которые ими командуют. Но какой прок от корабля, будь он даже тридцатипушечным, если на его борту нет места для сорока, пятидесяти или шестидесяти солдат, на случай абордажного боя? И не тридцать, а пятьдесят, шестьдесят пушек на орудийных палубах - вот тогда я бы поглядел, осмелятся ли тунисские, алжирские или триполийские рейсы насмехаться над гамбургским флагом. Всего несколько таких кораблей, милостивые государи, и отдать их под начало таких капитанов, как Тамм, Шульте, Хольстен или Дреер, которые будут ощущать свою ответственность и перед советом города, и перед адмиралтейством. И тогда, смею вас заверить, до самой Турции докатится молва о том, что гамбургские караваны лучше обходить стороной.
Когда они на закате солнца проплывали мимо Штаде, Карфангер, не оборачиваясь, махнул рукой в сторону города:
- Неплохой порт, к тому же на добрых двадцать миль ближе к морю, чем Гамбург. Они здесь держат хорошую китобойную флотилию, да и торговый флот не из худших: их корабли ходят даже к берегам Африки. Господа шведы в сорок восьмом году очень хорошо знали, зачем присваивают себе этот кусок бременской земли. Н-да... вот и получается, что между Ритцебюттелем и Гамбургом не осталось и пяди немецкой земли, у империи фактически нет владений на побережье.
- Вас это сильно тревожит, капитан? - спросил фон Герике.
- Не радоваться же мне, в самом деле. Подумайте хорошенько: ведь датчане под Глюкштадтом или Альтоной и шведы здесь, под Штаде, могут в любой момент запереть вход в устье Эльбы. И Бремен не в лучшем положении: там шведы перекрыли устье Везера крепостью Карлсбург.
- Но у вас же есть мирные договоры и с Данией, и со Швецией?
- Да, если их можно так называть. Легко может показаться, что они соответствуют своему названию, - возразил Карфангер, - однако не весьма приятно ощущать чужие пальцы на собственном горле, даже если они его не сдавливают.
- Но позвольте, разве датчане вас тоже беспокоят? Разве король Максимилиан не объявил в тысяча пятьсот десятом году Гамбург имперским городом, чтобы оградить его от притязаний датского короля?
- Мало толку быть имперским городом в такой империи. Если разобраться, за нами нет никакой реальной силы.
Несколько минут они молчали. Фон Герике думал о намерениях курфюрста также обосноваться на побережье Северного моря. Хотя Бранденбург после недавнего завоевания Восточной Померании и получил выход к Балтийскому морю, все же ему было мало проку от крошечного кольбергского порта, так как в Штеттине, возле устья Одера, тоже хозяйничали шведы. Чтобы всерьез строить планы относительно создания сильного флота, надо было бы по меньшей мере иметь Штеттин, Штральзунд и остров Рюген, а кроме того, хотя бы один порт на Северном море. Для этого флота понадобились бы и первоклассные мореходы, такие, как этот капитан Карфангер.
Когда фон Герике услыхал, что Карфангер недавно купил "Дельфин", ему вспомнились собственные усилия - правда, окончившиеся безрезультатно, которые он приложил к тому, чтобы купить в Голландии для курфюршества Бранденбург несколько кораблей. "Генеральным штатам самим нужны корабли, сказали ему, - во-первых, из-за неутихающего соперничества между Англией и Францией, а во-вторых, из-за постоянной угрозы, которой подвергаются Нидерланды". Говорят такое - и в то же время уступают этот флейт Гамбургу...
Снова воцарилось молчание. Вдали показались огни Альтоны, и Карфангер вновь обратился к фон Герике:
- Поскольку вы остаетесь без ночлега, я почел бы за честь пригласить вас в мой дом.
Фон Герике с благодарностью принял приглашение. Он надеялся услышать от Карфангера много нового и интересного, в особенности его интересовала дружба гамбургского капитана с адмиралом де Рюйтером.
К вечеру корабли Карфангера ошвартовались у портового мола, неподалеку от таможенного пакгауза. Карфангер приказал четверым матросам вооружиться пистолетами и тесаками, чтобы сопровождать его вместе с гостем сквозь лабиринт переулков к новому городу.
- Я вижу, вас удивляет такой эскорт? - с улыбкой спросил Карфангер. Я считаю себя обязанным позаботиться о безопасности моего гостя: здесь предостаточно шляется всяких сомнительных личностей.
И действительно, вскоре им повстречались первые нищие и попрошайки, вылезавшие из глухих переулков и грязных подворотен. На улицах и площадях перед церквами становилось все многолюднее, молодой дипломат невольно старался держаться поближе к Карфангеру; тот велел двум матросам идти впереди и расчищать дорогу.
Встречались им и богато украшенные портшезы и кареты, запряженные породистыми лошадьми и с ливрейными лакеями на запятках. Они видели развевающиеся страусовые перья, блеск шелковых нарядов, сверкание драгоценных камней; из-за полуопущенных занавесок карет и портшезов доносился вызывающе-кокетливый смех. Из окон бюргерских домов порой слышалась музыка.
- Смотрите, - проговорил Карфангер, указывая на солидный многоэтажный дом, на фасаде которого светились все окна, - вон там веселится человек, имеющий, возможно, миллион талеров. А там, по другую сторону дворца, в подвалах, куда не проникают лучи солнца, ютятся вольные граждане империи, которые хоть и не считаются бедняками, по сути же дела ничем не отличаются от обитателей казенных ночлежек.
Уже стемнело, когда они наконец добрались до нового города. Анна поджидала мужа и его гостя - Карфангер заранее послал к ней матроса с известием. Из прихожей они перешли в гостиную, где вокруг накрытого стола располагалось несколько удобных, глубоких кресел. Анна постаралась на славу: стол ломился от всевозможных блюд из мяса и птицы, на нем стояли вазы с фруктами и бутылка старого вина.
На стенах висели гравюры Франца Поотса с видами Бразилии, где художник побывал во время плавания на корабле де Рюйтера как раз в те времена, когда Карфангер служил у голландца штурманом.
За ужином Карфангер начал рассказывать о своем новом корабле. Затем извлек из кармана сюртука красивое янтарное ожерелье и надел его на шею своей супруге. Большие и маленькие бусины поблескивали, словно огоньки, на темно-зеленом бархате её платья.
Они ещё не успели отужинать, как в дверь постучали, и Карфангер пошел открывать. Это были боцман Клаус Петерсен и Петер Эркенс. Боцман рассказал, что пригласил своего нового товарища в "Летучую рыбу" выпить по стаканчику за их дружбу, и там они невольно подслушали разговор Михиэля Зиверса с судовладельцем Утенхольтом.
- Как, и Утенхольт был там? Вы не ошиблись, боцман? - переспросил Карфангер.
- Что вы, капитан, я сразу узнал его скрипучий голос. Вот только о чем они говорили, я не смог как следует разобрать. Зиверс вроде бы хотел наняться к Утенхольту, а тот ему отказал. Отчего и почему - этого я уж не знаю, слышал только, как Утенхольт что-то такое говорил насчет соблюдения дисциплины, что это, мол, первейшая обязанность каждого моряка.
Петер Эркенс подтвердил слова боцмана и добавил, что, как ему показалось, Томас Утенхольт посоветовал Зиверсу вернуться к прежнему хозяину, так, мол, будет лучше для всех, и в первую очередь для него самого. Потом они перешли чуть ли не на шепот.
Карфангер поблагодарил боцмана и плотника, хотя было заметно, что эта новость для него не из самых приятных. Однако он в глубине души все же надеялся, что Утенхольт на этот раз ничего дурного не замышляет. После этого они ещё долго просидели за столом все вместе.
На следующее утро Карфангер первым делом пошел в адмиралтейство, чтобы ему там подсчитали размер причитающеюся с него взноса в выкупную кассу. Сразу после этого он намеревался зайти в "Летучую рыбу" и уплатить деньги Йохену Мартенсу. Все, с кем бы он ни встретился по дороге, поздравляли его с успехом, и опять вопросам не было конца. И хотя Карфангер уверял всех любопытных, что ему совершенно некогда и что со временем он обстоятельно расскажет, как было дело, хотя старший писарь адмиралтейства Рихард Шредер постарался сделать все расчеты как можно скорее, ему не удалось попасть в "Летучую рыбу" раньше полудня.
Йохен Мартенс принялся рассыпаться перед ним мелким бесом и расточать столько похвал отваге и смекалке капитана Карфангера, позволившей сберечь так много драгоценных талеров в выкупной кассе, что тот в конце концов не выдержал и довольно нелюбезно прервал трактирщика на полуслове:
- Слушайте, Мартенс, довольно этой патоки! Вы же когда-то были бравым боцманом, а теперь треплете языком, словно записной придворный льстец. Перейдем-ка лучше к делу.
Карфангер отсчитал деньги, которые ему полагалось уплатить в кассу, и положил их на стол рядом со счетом, выписанным Рихардом Шредером. Тем временем Йохен Мартенс отпер ларец, поднял крышку и вернулся к столу с приходно-расходной книгой. Карфангер молча придвинул к нему деньги, расписался в книге, затем взял шляпу и направился к двери. Уже приоткрыв её, он обернулся.
- Ах да, чуть не забыл! На "Мерсвине" остались матросские сундучки с вещами Михеля Зиверса и его покойного отца. Пусть заберет их как можно скорее, я скоро снова уйду в море. Передайте ему мои слова, ведь он остановился у вас, не так ли?
- Может быть, господин Карфангер сам желает с ним поговорить? довольно вкрадчиво спросил Мартенс и сделал рукой приглашающий жест: - Дело в том, что он опять хотел бы наняться к вам.
- Что вы говорите! Кто же дал ему такой совет, уж не вы ли?
Тут Йохен Мартенс несколько смешался. Пристроить Зиверса на один из кораблей Томаса Утенхольта ему не удалось. Данное ему новое поручение гласило: заставить Зиверса вернуться к Карфангеру.
Утенхольт не собирался портить отношения с Карфангером. Более того, он рассчитывал привлечь этого молодого и подающего надежды капитана к осуществлению своих собственных планов. Будь Михель Зиверс в команде одного из кораблей Карфангера, он мог бы оказаться намного полезнее: прежде всего Утенхольту надо было знать, о чем говорят меж собой его матросы. И уж если Зиверсу так хочется во что бы то ни стало напакостить Карфангеру, то пусть делает это на свой страх и риск.
- Значит, вы не хотите дать молодому Зиверсу шанс вновь завоевать ваше доверие? - спросил напоследок Йохен Мартенс.
- Нет! - отрезал Карфангер. - Нет, и точка. И передайте ему: пусть немедля забирает сундучки с "Мерсвина".
- Непременно передам, - с нескрываемым сожалением в голосе протянул трактирщик.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Лето шло на убыль. В то время как Берент Карфангер обдумывал детали предстоящего рейса в Англию, который намеревался предпринять ещё до наступления холодов, от берегов Испании отплывал караван из десяти гамбургских торговых судов. Среди них были довольно крупные корабли грузоподъемностью в шестьсот и более тонн, были и поменьше. Их трюмы под, самые переборки были набиты бочонками с вином, ящиками с фруктами и тюками с пряностями. Некоторые везли золото и серебро - плату за гамбургские товары, проданные в Испании и Португалии. Искусные мастера вольного города изготавливали из этих драгоценных металлов всевозможные украшения, отчего цена их возрастала в десятки раз. Но ничей глаз, даже самый зоркий, не сумел бы разглядеть, что все эти кольца и перстни, браслеты и ожерелья, шкатулки и подсвечники сделаны из того самого серебра и золота, которое испанские конкистадоры, в том числе Писарро и Кортес, награбили в землях инков и ацтеков ещё сто лет назад.
Они шли кильватерным строем, держа курс на север, к родным берегам. Днем - раздутые паруса идущего впереди корабля, ночью - его кормовые фонари, больше впереди ничего не было видно. Много сотен миль отделяли их от Гамбурга, грозный Бискайский залив ещё не принял их в свои воды. А до тех пор, пока не был пройден остров Уэсан, нельзя было с уверенностью сказать, что опасность встречи с пиратами миновала, ибо конвой двигался медленно, со скоростью самого медлительного из своих кораблей. И горе тому, кто потеряет из виду идущих впереди!
Слева по борту каравана, на расстоянии в добрую милю от него, словно пастушья овчарка, стерегущая стадо, шел один из кораблей-конвоиров, принадлежащих Томасу Утенхольту. Это было "Солнце", которым командовал Матиас Дреер. За крышками его орудийных портов таились жерла тридцати двух пушек, и даже самый маленький из "купцов" в караване имел на борту не менее шести орудий. Не всякий пират посмел бы к ним сунуться.
Наступал вечер вторых суток плавания; они как раз проходили на траверзе мыса Финистерре, когда на горизонте, далеко на юго-западе, показались паруса, принадлежавшие, по всей видимости, трем быстрым кораблям. С тревогой поглядывал за корму Даниэль Людерс, капитан "Анн-Шарлотт", самого малотоннажного судна в караване и потому шедшего одним из первых. Его опасения не были беспочвенными. Если это на самом деле пираты, "АннШарлотт" придется туго - остальные поднимут все паруса и пустятся наутек: старушке "Анн-Шарлотт" в жизни за ними не угнаться, а Матиас Дреер вряд ли полезет в драку с таким противником из-за одного судна. Конечно, по договору это - его святая обязанность. Но кто знает, как уговорились меж собой Утенхольт и Дреер на такой случай, да и Захариас Спрекельсен, владелец "Анн-Шарлотт", скорее всего, тоже не остался в стороне. Не иначе старый хрыч застраховал свое прогнившее корыто на такую сумму, что его потеря обернется ему ещё и прибылью! На собственную команду Даниэль Людерс не очень-то полагался. Тревога в его душе ещё более усилилась, когда трое из шедших позади "Анн-Шарлотт" "купцов" обогнали её. Капитан обернулся к своему штурману Михелю Шредеру.
- Не поднять ли нам ещё пару простыней, как думаешь?
Михель Шредер был ещё весьма молод, однако невзирая на свои двадцать с небольшим лет, считался неплохим мореходом. Он тоже давно следил за тремя подозрительными парусниками, поэтому сразу понял, куда клонит Людерс.
- Как прикажете, капитан. Можно поставить грот-брамсель и крюйсель. Но позвольте заметить, что ветер крепчает.
- Нам надо догонять остальных, если не хотим угодить в лапы к берберийцам, - буркнул капитан.
Штурман вытянул вверх руку, указывая на такелаж.
- Посмотрите туда. Старые снасти могут не выдержать напора ветра: стоит ему задуть посильнее - и они полопаются, как гнилое тряпье. Сейчас, напротив, самое время зарифить грот-марсель.
Даниэль Людерс ещё раз оглянулся и убедился, что незнакомцы приблизились. Взглянув вперед, он заметил, что на "Солнце" подняли даже топсели. Тогда, отбросив все колебания, он погнал матросов на бизань-мачту ставить крюйсель.
Теперь "Анн-Шарлотт" стала так зарываться форштевнем, что волны перекатывались через бак; находившиеся там матросы в одно мгновение вымокли до нитки. Капитан Людерс, широко расставляя ноги и с трудом сохраняя равновесие на скользкой палубе, отправился на бак, где тотчас принялся щедро раздавать пинки и тычки забившимся в носовой кубрик промокшим и продрогшим матросам, выгоняя их ставить грот-брамсель. Озлобленные матросы беззастенчиво огрызались в ответ на брань капитана, но все же полезли на грот-мачту и развернули брамсель, который ветер буквально рвал из рук.
Расстояние между "Анн-Шарлотт" и ушедшими вперед кораблями стало понемногу сокращаться. Однако судно теперь настолько глубоко зарывалось форштевнем, что пена с гребней волн порой долетала до кормовой надстройки, где стояли, вцепившись в леера, капитан Людерс и его штурман. Оба старались не потерять из виду ни караван, ни его преследователей и в то же время следить за ходом собственного судна. Ветер разыгрался не на шутку: они находились уже почти в самом центре Бискайского залива. Однако капитан Людерс и не помышлял о том чтобы зарифить паруса, стремясь любой ценой не отстать от каравана.
Сумерки, между тем, начали сгущаться, и Михель Шредер потерял из виду гамбургский караван. Ни один из кораблей не зажег кормовых огней, и сколько ни напрягал штурман "Анн-Шарлотт" зрение, он не смог увидеть даже парусов последнего судна в караване. Внезапно у него над головой раздался громкий треск: лопнули лик-тросы крюйселя, и ветер мгновенно унес сорванный парус в темноту.
От неожиданности Даниэль Людерс потерял дар речи. Молча спустился он на палубу и знаками показал матросам, что надо убрать фор-брамсель и гротбрамсель. Но едва лишь матросы полезли по вантам на мачты, лопнули гротпардуны, просвистев над головами стоявших на палубе, словно кончики хлыстов. Грот-стеньга переломилась пополам, а марса-рей и брам-рей с треском обрушились на палубу, увлекая с собой остатки такелажа.
Михель Шредер в два прыжка слетел с полуюта на палубу и поспешил к основанию грот-мачты, где двое матросов только что вытащили старого Людерса из-под рухнувшего марса-рея. Но капитан уже не подавал признаков жизни: ему раздробило череп.
Вместе с капитаном погибли двое матросов, третий отделался лишь сломанной рукой. Шредер велел отвести его в свою каморку. Затем отправил всю команду чинить такелаж, поднимать и крепить стеньги и реи. Улучив минуту, он попытался разглядеть ушедшие вперед остальные корабли, но не обнаружил их. Неужели они не заметили, что случилось с "Анн-Шарлотт"? Ведь за нею следовало не менее трех судов каравана. Может быть, стоило подать сигнал бедствия, выстрелив из пушки? Нет, это могло, скорее, привлечь внимание пиратов, которые обычно только того и ждали, чтобы какой-нибудь "купец" отбился от каравана.
Тогда Михель Шредер дал команду поворачивать на восток, намереваясь уйти с курса трех незнакомцев, которые, скорее всего, могли оказаться пиратами. Спустя час с небольшим "Анн-Шарлотт" снова взяла курс норд: Шредер хотел дать команде хоть немного отдохнуть, а, кроме того, надеялся, что море к утру успокоится.
Крутые, пенящиеся волны Бискайского залива безжалостно швыряли "Анн-Шарлотт", словно скорлупку, в её поврежденных снастях неумолчно свистел ветер. Михель Шредер созвал команду на шканцы и велел выдать каждому двойную порцию рома.
- Караван бросил нас, ребята, - начал он. - Поэтому я спрашиваю, доверяете ли вы мне привести с вашей помощью судно в Гамбург? Если да, то я требую, чтобы вы подчинялись мне как новому капитану - так велит морской устав в случае, если старый капитан гибнет или не в состоянии больше командовать кораблем.
- Доверяем, доверяем! - закричали все. - Будь нашим капитаном, Михель Шредер!
В этот момент кто-то дернул новоиспеченного капитана за рукав, тот обернулся и сразу же явственно увидел на западе, где небо ещё призрачно светилось, силуэты трех фрегатов, шедших под всеми парусами курсом норд-ост; до них было не больше мили.
Михель Шредер решил уклониться от встречи с незнакомцами, взяв западнее, и приказал поднимать марсели и бизань. "Анн-Шарлотт", пританцовывая и переваливаясь с боку на бок, направилась на северо-запад, в Атлантический океан.
Когда море немного успокоилось, на "Анн-Шарлотт" вместо сломанной грот-стеньги поставили и закрепили на мачте марса-рей. Кое-как починили и остальной рангоут.
Два дня и две ночи плыли они на северо-запад. Когда Михель Шредер посчитал, что они достигли нужной северной широты, чтобы, идя с попутным западным ветром, ещё через два дня выйти в пролив Ла-Манш, он приказал привести судно к ветру. А для того чтобы застраховаться на случай возможной ошибки в расчетах и, если это будет неизбежно, уткнуться все же в английский, а не во французский берег, он наметил курс на несколько градусов севернее. Дул ровный, крепкий ветер, поэтому команда могла снова немного отдохнуть.
Уже вечером следующего дня из "вороньего гнезда" на фокмачте донеслось:
- Прямо по курсу земля-а-а!
Перед ними прямо из морских волн круто вырастали отвесные скалы островов Силли.
Старый парусный мастер всегда повторял, что лучше избегать этих мест. Он без конца рассказывал об опасных отмелях между многочисленными островами, о населявших их рыбаках, которые были сущими разбойниками, подстать береговым пиратам. Не раз им удавалось захватывать и грабить заплутавшиеся здесь корабли, перебив их команды. Поди докажи потом, что корабль не разбился о скалы и не затонул вместе с грузом и экипажем, а погиб при совершенно иных обстоятельствах.
И Михель Шредер решил к островам не идти. Если уж ему удалось довести "Анн-Шарлотт" до этих чертовых островов, то до Плимута они как-нибудь доберутся.
Старый парусный мастер посоветовал ему идти в Фалмут, туда они могли добраться уже на следующий день. В Фалмуте с них не станут драть три шкуры, когда речь зайдет о плате за ремонт судна, тамошние маклеры не такие пройдохи, как их коллеги в Плимуте - гораздо более крупном порту. Помимо этого, в Плимуте матросов частенько заманивали на английские военные корабли, а того, кто попадал служить во флот её величества, англичане не отпускали ни за какой выкуп.
- А голова у тебя ничего, соображает! - не удержался от похвалы Михель Шредер.
- Зря я что ли столько лет хожу в море на кораблях Спрекельсена? отозвался польщенный старик и сплюнул через фальшборт. - Я ещё подумаю, может, поищу себе другого хозяина.
- С чего бы это? - заинтересовался Шредер.
- Э, видно ты ещё толком не знаешь этого Спрекельсена, а то бы не спрашивал. Этот старый черт - ещё какая хитрая лиса, скажу я тебе, и не счесть, скольких он на своем веку обвел вокруг пальца.
- Может, ты и прав, старик... Однако нам ещё надо пройти Английский канал и Северное море. В Гамбурге поглядим, что будет дальше.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
В гамбургском адмиралтействе барометр показывал "бурю". Волны возбуждения одна за одной накатывались на высокий стол, за которым сидели члены коллегии адмиралтейства, и разбивались о него, как о скалистый берег. Судовладелец Захариас Спрекельсен, старик с пронзительно-писклявым голосом, вопил громче всех, требуя объяснить, куда подевалась его "Анн-Шарлотт", тогда как все остальные корабли каравана уже давно благополучно прибыли в Гамбург?
Дискуссия, то и дело превращавшаяся в перепалку, не утихала уже довольно долго, но от этого судьба пропавшей "Анн-Шарлотт" не становилась яснее. До сих пор, основываясь на рассказах нескольких капитанов, сошлись только в одном: вины Матиаса Дреера в этом нет. Никто бы не согласился развернуть караван и отправить его на поиски отставшего судна, а капитан "Солнца" точно так же не мог бросить караван на произвол судьбы и в одиночку отправиться разыскивать "Анн-Шарлотт". Становилось ясно, что споры зашли в тупик. Тут со своего места поднялся секретарь адмиралтейства и высказал мысль о возможности мятежа, случившегося на "Анн-Шарлотт" в ту ночь.
Захариас Спрекельсен даже поперхнулся от неожиданности. Взбредет же секретарю такое в голову! И чего это все вдруг на него уставились? Но прежде чем старик вновь обрел дар речи, заговорил глава адмиралтейства Дидерих Моллер, обратившись к секретарю с тем же вопросом, который вертелся на языке у самого Спрекельсена:
- Скажите, господин Шредер, на каком основании вы делаете столь чудовищное предположение?
- Мой брат служит на "Анн-Шарлотт" штурманом. Мне часто приходилось слышать его сетования по поводу плачевного состояния, в каком пребывает корабль по причине чрезмерной бережливости его владельца. Команда в море питается впроголодь, и даже этот скудный паек судовладелец ухитряется урезать. И неудивительно, если в портовых кабаках самых разных стран матросы судачат о том, что у господина Спрекельсена житье хуже, чем на кораблях голландской Ост-Индской компании.
- Да это же!.. Да как вы!.. завизжал Захариас Спрекельсен, но Дидерих Моллер жестом приказал ему замолчать и вновь обратился к Шредеру:
- Не приходилось ли вам слышать от вашего уважаемого брата о том, что на судне возможен мятеж?
Рихард Шредер подтвердил и это.
Захариас Спрекельсен клялся и божился, что все это бессовестная ложь и клевета, что командам его судов живется не хуже и не лучше, чем всем другим, и если с матросами не обращаться сурово, то о какой дисциплине и о каком порядке на корабле может идти речь?
- Адмиралтейство не обязано выяснять, как обходятся шкиперы и судовладельцы со своими людьми, - прервал словесные излияния Спрекельсена Дидерих Моллер, - господин Шредер изложил все это, вероятно, как возможную причину исчезновения "Анн-Шарлотт".
И тогда попросил слова капитан и судовладелец Берент Якобсон Карфангер, до сих пор молча сидевший на своем месте. В числе других членов правления гильдии капитанов он был приглашен на заседание коллегии адмиралтейства как большой авторитет в вопросах мореплавания. Он повел речь о том, что все эти споры вновь наглядно демонстрируют, как остро ощущается необходимость в солидных, хорошо вооруженных военных кораблях, способных гарантировать нейтралитет Гамбурга.
- На море дела с этим обстоят точно так же, как и на суше, - развивал он свою мысль. - На суше город смог утвердиться лишь благодаря своим прочным бастионам. Но с тех пор как могущество империи и кайзера стало уже не тем, что прежде, гамбургские мореплаватели вынуждены терпеть самый тяжкий произвол. Вслед за Нидерландами и Англия заключила мир с берберийцами, не говоря уже о Франции, сделавшей это ещё раньше. Следовательно, в ближайшее время североафриканские пираты направят все свои силы против того, кто имеет меньше всех средств для обороны, то есть прежде всего против Любека, Гамбурга и Бремена, которым просто необходимо сплотиться ещё теснее и построить наконец несколько внушительных военных кораблей для надежной охраны своих торговых караванов, главным образом, тех, что ходят в Испанию и Португалию.
- Иначе говоря, вы полагаете, - подытожил Дидерих Моллер, - что для охраны наших торговых караванов недостаточно даже таких надежных кораблей, как "Солнце" или "Святой Бернхард", которым командует вас дядюшка Алерт Хильдебрандсен Грот?
- Именно так, - подтвердил Берент Карфангер.
- И почему?
- Видите ли, я вполне согласен с тем, что это хорошие корабли, то же самое могу сказать и о капитанах, которые ими командуют. Но какой прок от корабля, будь он даже тридцатипушечным, если на его борту нет места для сорока, пятидесяти или шестидесяти солдат, на случай абордажного боя? И не тридцать, а пятьдесят, шестьдесят пушек на орудийных палубах - вот тогда я бы поглядел, осмелятся ли тунисские, алжирские или триполийские рейсы насмехаться над гамбургским флагом. Всего несколько таких кораблей, милостивые государи, и отдать их под начало таких капитанов, как Тамм, Шульте, Хольстен или Дреер, которые будут ощущать свою ответственность и перед советом города, и перед адмиралтейством. И тогда, смею вас заверить, до самой Турции докатится молва о том, что гамбургские караваны лучше обходить стороной.