Страница:
Во времена промышленного и информационного перепроизводства на арену вышел почти невозобновляемый и очень ценный ресурс.
Несмотря на громкое название, экономики в экономике внимания пока немного. Сам Голдхейбер по образованию физик, чей интерес к политологии и экономическим дисциплинам пробудился довольно поздно, после прочтения в 26 лет «Капитала» Маркса. Единственный пока серьезный труд по экономике внимания — книжка Ричарда Ланхэма «Экономика внимания: форма и содержание в эпоху информации» — переизбытком экономических формул тоже не страдает. Сам Голдхейбер, раскритиковавший книжку Ланхэма в пух и прах, в настоящее время занят написанием книги под названием «Весь мир — театр: появление экономики внимания, почему она наступает, в чем ее глубокие отличия от привычной рыночно-денежно-промышленной экономики и как это изменит нашу жизнь».
Заголовки у Голдхейбера на любителя, с экономической составляющей экономики внимания тоже все не очень хорошо, но еще в 1997 году Голдхейбер сделал ряд предсказаний, многие из которых уже подтвердились. Конечно, предсказать быстрый рост веб-аудитории в 1997 году мог, кто угодно, но справедливость выводов Голдхейбера мы можем оценить уже сегодня. Веб образца 2007 года заполнен людьми, которые жаждут внимания, и компаниями, готовыми это внимание приобрести, даже если не очень понятно, как его конвертировать в деньги (по Голдхейберу внимание дороже денег, а деньги вообще постепенно теряют актуальность, но мы до этого пока не доросли).
И в этой системе координат многие непонятные с обычной точки зрения сделки начинают обретать смысл. C одной стороны, Google купил убыточный сервис YouTube за совершенно несуразные деньги.
С другой — Google приобрел крупнейшую партию сфокусированного внимания, аналога которой на рынке внимания не было. Увеличенный капитал внимания привлек дополнительное внимание к Google, что, в конечном счете, вызвало дальнейший рост акций. eBay купил Skype? Применив тот же подход, получаем, что это была не ошибка, не истеричное желание хоть куда-нибудь потратить деньги, а, возможно, выгоднейшее из возможных вложений.
Что они о нас знают
Не так и мало. Прилежный пользователь сервисов Google совершенно добровольно делится с компанией информацией о себе: в базе данных хранятся и его поисковые запросы (google.com), и его письма [Речь, конечно, не идет о том, что Google — или любой поставщик бесплатной почты — читает чужие письма. Тем не менее в Gmail содержание переписки анализируется, как минимум, автоматическими скриптами, которые показывают контекстную рекламу] (gmail.com), и его документы (google docs), и его планы на будущее (google calendar). С помощью Google Checkout компания отслеживает, что приобретают ее пользователи, как часто и где. Благодаря Google Reader, узнает, какие темы им интересны.
Тем же, хоть пока и с меньшим размахом, занимаются Yahoo и Microsoft. В России подробные пользовательские профили легко могут составить «Яндекс» и Mail.ru, благо и у того, и у другого хватает разноплановых сервисов. Ни одна из компаний, включая Google, не нашла пока по-настоящему эффективное применение этим данным. Ни одна из компаний не говорит явно, что эти данные, по сути, принадлежат пользователю [Собственно, принадлежит ли они пользователю — этоспорный вопрос] (хотя возможность отказаться от «записи внимания» или удалить свой профайл во многих сервисах предусмотрена, удалить уже сделанные записи пользователь не может, продать их другой компании — тоже). ВГ
ГОСТИНАЯ: Уже известна лучшая платформа для будущего «цифрового мира»
НАУКА: «Криптуха, сэр!..» Кто тут еще неизвестен науке?
Несмотря на громкое название, экономики в экономике внимания пока немного. Сам Голдхейбер по образованию физик, чей интерес к политологии и экономическим дисциплинам пробудился довольно поздно, после прочтения в 26 лет «Капитала» Маркса. Единственный пока серьезный труд по экономике внимания — книжка Ричарда Ланхэма «Экономика внимания: форма и содержание в эпоху информации» — переизбытком экономических формул тоже не страдает. Сам Голдхейбер, раскритиковавший книжку Ланхэма в пух и прах, в настоящее время занят написанием книги под названием «Весь мир — театр: появление экономики внимания, почему она наступает, в чем ее глубокие отличия от привычной рыночно-денежно-промышленной экономики и как это изменит нашу жизнь».
Заголовки у Голдхейбера на любителя, с экономической составляющей экономики внимания тоже все не очень хорошо, но еще в 1997 году Голдхейбер сделал ряд предсказаний, многие из которых уже подтвердились. Конечно, предсказать быстрый рост веб-аудитории в 1997 году мог, кто угодно, но справедливость выводов Голдхейбера мы можем оценить уже сегодня. Веб образца 2007 года заполнен людьми, которые жаждут внимания, и компаниями, готовыми это внимание приобрести, даже если не очень понятно, как его конвертировать в деньги (по Голдхейберу внимание дороже денег, а деньги вообще постепенно теряют актуальность, но мы до этого пока не доросли).
И в этой системе координат многие непонятные с обычной точки зрения сделки начинают обретать смысл. C одной стороны, Google купил убыточный сервис YouTube за совершенно несуразные деньги.
С другой — Google приобрел крупнейшую партию сфокусированного внимания, аналога которой на рынке внимания не было. Увеличенный капитал внимания привлек дополнительное внимание к Google, что, в конечном счете, вызвало дальнейший рост акций. eBay купил Skype? Применив тот же подход, получаем, что это была не ошибка, не истеричное желание хоть куда-нибудь потратить деньги, а, возможно, выгоднейшее из возможных вложений.
Что они о нас знают
Не так и мало. Прилежный пользователь сервисов Google совершенно добровольно делится с компанией информацией о себе: в базе данных хранятся и его поисковые запросы (google.com), и его письма [Речь, конечно, не идет о том, что Google — или любой поставщик бесплатной почты — читает чужие письма. Тем не менее в Gmail содержание переписки анализируется, как минимум, автоматическими скриптами, которые показывают контекстную рекламу] (gmail.com), и его документы (google docs), и его планы на будущее (google calendar). С помощью Google Checkout компания отслеживает, что приобретают ее пользователи, как часто и где. Благодаря Google Reader, узнает, какие темы им интересны.
Тем же, хоть пока и с меньшим размахом, занимаются Yahoo и Microsoft. В России подробные пользовательские профили легко могут составить «Яндекс» и Mail.ru, благо и у того, и у другого хватает разноплановых сервисов. Ни одна из компаний, включая Google, не нашла пока по-настоящему эффективное применение этим данным. Ни одна из компаний не говорит явно, что эти данные, по сути, принадлежат пользователю [Собственно, принадлежит ли они пользователю — этоспорный вопрос] (хотя возможность отказаться от «записи внимания» или удалить свой профайл во многих сервисах предусмотрена, удалить уже сделанные записи пользователь не может, продать их другой компании — тоже). ВГ
ГОСТИНАЯ: Уже известна лучшая платформа для будущего «цифрового мира»
Автор: Левон Амдилян
В последнее время, беседуя со своими знакомыми (а зачастую они еще и коллеги по компьютерному рынку), я обнаружил, что многие из нас стали, не побоюсь этого слова, счастливыми обладателями последних моделей компьютеров компании Apple (в основном ноутбуков линии MacBook Pro). Наверное, у каждого была на это своя причина. Но в то же время очевидно, что для подобного решения имеется и более серьезное, объективное обоснование, я бы назвал его технологически-социальным.
Конечно, линия компьютеров Apple была мне знакома и раньше. Более того, уже среди первых компьютеров, которые попали в Международный компьютерный клуб (МКК) после его создания в 1988 году, были «эпплы» — а именно Macintosh IIci. И уже тогда они поражали качеством звука, графики и возможностями операционной системы.
В настоящее время происходит, по моему глубокому убеждению, «перенастройка» рынка информационных технологий, последствия которой мы будем ощущать в последующие 10—15 лет. Практически все главные бизнес-процессы и потребности человеческой жизнедеятельности «оцифрованы», и уже можно говорить о системе цифровых механизмов включения человека в современную социальную жизнь.
Каковы же элементы этой новой системы?
Создана (или находится в стадии завершения) так называемая «непрерывная вычислительная среда»: уже существует технологическая основа для постоянного отслеживания положения человека (со всеми его потребностями, предпочтениями, перемещениями и т. п.) в оцифрованном мире. В непрерывной вычислительной среде никогда не прерывается возможность осуществления доступа к различным информационным ресурсам, услугам. Для каждого индивидуума переход от одного «телекоммуникационного облака» к другому происходит незаметно, бесшовно (seamless).
Разработаны многочисленные интерфейсные устройства, помогающие людям интегрироваться в «цифровой мир», взаимодействовать с ним. Эти устройства становятся все более мобильными, многофункциональными, мощными и… все более похожими друг на друга. Да, я не ошибся. Давайте возьмем устройства, которыми я активно пользуюсь в повседневной жизни, в том числе и командировках (например, навигатор TomTom 910, iPod Video, смартфон Treo 680, навигатор Garmin 60CS). Их главные модули — навигация, хранение и воспроизведение видео— и аудиофайлов, доступ в Интернет, хранение фотографий, календарь, контакты, телефонные звонки и т. д. — «пересекаются» процентов на семьдесят. Недалеко то время, когда этот показатель приблизится к 90% и выше (что обеспечит «наиболее ожидаемое» устройство этого года — анонсированный компанией Apple iPhone).
Очевидно, что в таких условиях конкурентное преимущество получает та компания, которая обеспечит возможность безболезненно интегрировать, объединить все вычислительные устройства и платформы, используемые «средним» жителем нашей планеты. Почему я думаю, что это лучше всех делает компания Apple? Вот главные факторы:
• Очень простая, но в то же время мощная, быстрая, дружелюбная операционная система (сейчас это Mac OS X Tiger, в ближайшее время появится еще более «убийственный» Leopard, продолжая кошачью традицию имен). Поражает скорость, с которой она загружается, — сравните 10—20 секунд с минутами от MS Windows). Аппаратные устройства Apple работают в точности так, как обещано (я не преувеличиваю свои технические способности, но мне ни разу за много лет не удалось подключить ни одного устройства по соединению Bluetooth к моему «писишному» ноутбуку, в то время как с MacBook Pro у меня не было проблем).
• Наличие очень удачных «субпродуктов» в виде iPod, iTunes, iWeb, готовящегося к выходу на рынок iPhone.
• Своевременный переход к аппаратной платформе Intel позволил сделать более комфортным для пользователя «движение в сторону Мака». Благодаря виртуальной машине, создаваемой программным продуктом Parallels Desktop for Mac от компании Parallels Software (кстати, это российская компания), на новых Маках устанавливается операционная система Windows. Причем для переключения между двумя операционными системами вам не нужно перезагружать компьютер — это происходит нажатием всего лишь двух клавиш. Таким образом, вы сможете сохранить ценности и привычки «планеты Microsoft».
Конечно, Microsoft еще долго будет доминировать как платформа (в США Apple занимает не более 5—6% рынка; во всем мире эта цифра еще ниже — 2—3%). Не все программные продукты имеют версии для Макa. Плюс сила инерции… Но добавьте сюда все увеличивающееся количество веб-сервисов, многие из которых не зависят от установленной у вас операционной системы и бесплатны (включая текстовые процессоры и электронные таблицы — например, от компании Google), и становится очевидным, что не совсем беспочвенны заявления многих экспертов, что Vista скорее всего станет лебединой песней Microsoft.
Об авторе
Левон Амдилян — президент Международного компьютерного клуба.
В последнее время, беседуя со своими знакомыми (а зачастую они еще и коллеги по компьютерному рынку), я обнаружил, что многие из нас стали, не побоюсь этого слова, счастливыми обладателями последних моделей компьютеров компании Apple (в основном ноутбуков линии MacBook Pro). Наверное, у каждого была на это своя причина. Но в то же время очевидно, что для подобного решения имеется и более серьезное, объективное обоснование, я бы назвал его технологически-социальным.
Конечно, линия компьютеров Apple была мне знакома и раньше. Более того, уже среди первых компьютеров, которые попали в Международный компьютерный клуб (МКК) после его создания в 1988 году, были «эпплы» — а именно Macintosh IIci. И уже тогда они поражали качеством звука, графики и возможностями операционной системы.
В настоящее время происходит, по моему глубокому убеждению, «перенастройка» рынка информационных технологий, последствия которой мы будем ощущать в последующие 10—15 лет. Практически все главные бизнес-процессы и потребности человеческой жизнедеятельности «оцифрованы», и уже можно говорить о системе цифровых механизмов включения человека в современную социальную жизнь.
Каковы же элементы этой новой системы?
Создана (или находится в стадии завершения) так называемая «непрерывная вычислительная среда»: уже существует технологическая основа для постоянного отслеживания положения человека (со всеми его потребностями, предпочтениями, перемещениями и т. п.) в оцифрованном мире. В непрерывной вычислительной среде никогда не прерывается возможность осуществления доступа к различным информационным ресурсам, услугам. Для каждого индивидуума переход от одного «телекоммуникационного облака» к другому происходит незаметно, бесшовно (seamless).
Разработаны многочисленные интерфейсные устройства, помогающие людям интегрироваться в «цифровой мир», взаимодействовать с ним. Эти устройства становятся все более мобильными, многофункциональными, мощными и… все более похожими друг на друга. Да, я не ошибся. Давайте возьмем устройства, которыми я активно пользуюсь в повседневной жизни, в том числе и командировках (например, навигатор TomTom 910, iPod Video, смартфон Treo 680, навигатор Garmin 60CS). Их главные модули — навигация, хранение и воспроизведение видео— и аудиофайлов, доступ в Интернет, хранение фотографий, календарь, контакты, телефонные звонки и т. д. — «пересекаются» процентов на семьдесят. Недалеко то время, когда этот показатель приблизится к 90% и выше (что обеспечит «наиболее ожидаемое» устройство этого года — анонсированный компанией Apple iPhone).
Очевидно, что в таких условиях конкурентное преимущество получает та компания, которая обеспечит возможность безболезненно интегрировать, объединить все вычислительные устройства и платформы, используемые «средним» жителем нашей планеты. Почему я думаю, что это лучше всех делает компания Apple? Вот главные факторы:
• Очень простая, но в то же время мощная, быстрая, дружелюбная операционная система (сейчас это Mac OS X Tiger, в ближайшее время появится еще более «убийственный» Leopard, продолжая кошачью традицию имен). Поражает скорость, с которой она загружается, — сравните 10—20 секунд с минутами от MS Windows). Аппаратные устройства Apple работают в точности так, как обещано (я не преувеличиваю свои технические способности, но мне ни разу за много лет не удалось подключить ни одного устройства по соединению Bluetooth к моему «писишному» ноутбуку, в то время как с MacBook Pro у меня не было проблем).
• Наличие очень удачных «субпродуктов» в виде iPod, iTunes, iWeb, готовящегося к выходу на рынок iPhone.
• Своевременный переход к аппаратной платформе Intel позволил сделать более комфортным для пользователя «движение в сторону Мака». Благодаря виртуальной машине, создаваемой программным продуктом Parallels Desktop for Mac от компании Parallels Software (кстати, это российская компания), на новых Маках устанавливается операционная система Windows. Причем для переключения между двумя операционными системами вам не нужно перезагружать компьютер — это происходит нажатием всего лишь двух клавиш. Таким образом, вы сможете сохранить ценности и привычки «планеты Microsoft».
Конечно, Microsoft еще долго будет доминировать как платформа (в США Apple занимает не более 5—6% рынка; во всем мире эта цифра еще ниже — 2—3%). Не все программные продукты имеют версии для Макa. Плюс сила инерции… Но добавьте сюда все увеличивающееся количество веб-сервисов, многие из которых не зависят от установленной у вас операционной системы и бесплатны (включая текстовые процессоры и электронные таблицы — например, от компании Google), и становится очевидным, что не совсем беспочвенны заявления многих экспертов, что Vista скорее всего станет лебединой песней Microsoft.
Об авторе
Левон Амдилян — президент Международного компьютерного клуба.
НАУКА: «Криптуха, сэр!..» Кто тут еще неизвестен науке?
Автор: Кирилл Еськов
«Хочется чего-нибудь эдакого…» — при том, что помянутые классиком как рядоположные «севрюжина с хреном» и «конституция» совершенно уже неактуальны: первая без ограничений продается в соседнем «Рамсторе», а вторая выложена в открытый доступ, но так никем и не читана, ибо — многа букв… Можно на этом месте порекомендовать для застольных бесед апробированный набор тем о загадках природы: НЛО с Тунгусским метеоритом, остров Пасхи с пустыней Наска, снежный человек с лох-несским чудовищем, — загадках, ответ на которые злонамеренно скрывается от рядовых налогоплательщиков Официальной Наукой™. На некстати случившегося же за тем столом профессионального археолога, который поведает — в простоте своей — о том, что никаких мрачных тайн в тех рисунках из Наска не содержится, ибо это всего лишь замечательный астрономический календарь, посмотрят с нескрываемым отвращением: испортил песню, гад!
Криптозоология определяется Википедией как лженаука: «Это связано с тем, что криптозоологией часто занимаются люди без биологического образования, а также тем, что ни одна находка криптозоологов, о которых они сообщали в СМИ, не получила подтверждения». Однако при заходе на сайт Cryptozoology.ru у нормального биолога (вроде меня) возникает желание всего лишь «отделить мух от котлет». Здесь интернет-опрос «Как снежные люди связаны с НЛО?» (sic!) мирно соседствует с отчетом о недавней зоологической экспедиции на Борнео, открывшей очередные новые для науки виды мышей-и-лягушек… Тут, кстати, приходит на память и романтическая (хотя и совершенно реальная) история мисс Латимер, чье имя увековечено в названии открытой ею кистеперой рыбы, и с детства любимый профессор Челленджер со товарищи — ну да, Как будто не все пересчитаны звезды,// Как будто бы мир не открыт до конца!
…Ладно: с мышами-лягушками, равно как с не так давно открытыми «живыми ископаемыми» — моллюсками-моноплакофорами и рачками-цефалокаридами (зоологические сенсации, вовсе не замеченные широкой публикой) все ясно. А вот как там насчет существ более корпулентных, и в силу этого более близких сердцу той публики — лох-несского чудовища, гигантского кальмара, реликтового гоминоида (помните: плезиозавр Лизавета, спрут Спиридон и снежный человек Федя из Колонии необъяснимых явлений при НИИЧАВО)? Если, понятное дело, исходить из того, что все это — нормальные зоологические объекты, по разным причинам не попавшие пока в руки ученых, а не нечто потустороннее?
Так вот, ученый — памятуя о пренцендентах с явленными нам вживе латимерией и метасеквойей — для начала отделит тех, чье существование в принципе допустимо (хотя и не доказано) от тех, кого можно считать мифом с полной на то уверенностью. Вот, к примеру, ящер-плезиозавр (или типа того), обитающий в шотландском озере Лох-Несс — на радость тамошней индустрии туризма… Ну, начать с того, что «мрачное и пустынное горное озеро Лох-Несс» на самом деле с 1825 года является частью пересекающего Шотландию с востока на запад Каледонского канала, интенсивность судоходства по которому не в пример выше, чем, скажем, на трассе Волго-Балта, и это не говоря уж о том, что в последние десятилетия тамошние места стали культовыми для туристов — как тут спрячешься? Еще хуже для «криптозоологов» то, что Лох-Несс, вместе со всей Шотландией, совсем еще недавно был сплошь покрыт ледниковым щитом — условия, явно не самые подходящие для выживания реликтовой рептилии…
Это, однако, косвенные доводы; самый же убийственный аргумент против существования «нео-плезиозавра» следует из экологии. На озере, разумеется, постоянно работают гидробиологи; я тут имею в виду не энтузиастов, безуспешно обшаривающих сонарами озерные глубины, а профессионалов, ведущих рутинную работу по изучению местной экосистемы: пробы воды и грунта, количественные учеты фитопланктонных водорослей и зоопланктонных рачков, etc. Так вот, структура пищевой пирамиды Лох-Несса ни на йоту не отличается от таковой соседних олиготрофных озер, и тамошняя экосистема просто-напросто неспособна прокормить хищника более крупного, чем лосось (а по части такого рода энергетических расчетов экология давно уже стала вполне точной наукой). Соответственно, никакой иной «Несси», кроме той, что рисуют по всей Шотландии на стикерах и майках (а также на эмблеме лох-несской биостанции Друмнадрахит — где, собственно, и ведутся эти экологические исследования), нет и не было. Ну, если, конечно, не брать в рассмотрение гипотезы о том, что Несси питается «святым духом», либо — подобно чудо-гусыне из фантастического рассказика Азимова — являет собою живой ядерный реактор (работающий, по доброй британской традиции, на полонии-210)…
Или вот сообщения о том, что в дебрях Сибири нет-нет, да и покажется недовымерший мамонт. Мамонт — это все-таки не исчезнувшие с лица Земли за десятки миллионов лет до появления человека динозавры; на этих еще каких-то 10 тысяч лет назад охотились наши не шибко озабоченные природоохраными идеями предки, так что — пуркуа бы и не па?.. Увы, с симпатичным мохнатым слоном, столь любимым зрителями мультфильма «Мамонтенок ищет маму», тоже ничего не выйдет — и, в общем-то, по той же самой причине: никак тому слону не прокормиться в нынешней Сибири.
Тут объяснения придется начать издалека. Когда в учебниках и научно-популярных книгах пишут, что «самой продуктивной на Земле экосистемой является дождевой тропический лес» это, конечно, верно: суммарная масса живых организмов (представляющая собою, в конечном счете, ассимилированную экосистемой при фотосинтезе солнечную энергию), приходящаяся на единицу площади тропического леса, колоссальна — деревья-то вон какие, и вон их сколько! Однако есть экосистемы, оборот вещества и энергии в которых оптимизирован по-иному: суммарная биомасса растений там относительно невелика, однако темпы ее прироста и обновления очень высоки (аналогия из области экономики: важен не столько размер капитала, сколько скорость его оборота). И вот по этому параметру вне конкуренции «травяные биомы» — степи и саванны, в которых основу растительного покрова составляют не деревья, а злаки.
Злаки с их стеблем-соломиной обладают, в отличие от большинства трав, не верхушечным, а вставочным ростом: если отъесть у них верхушку, они начинают лишь быстрее расти. В некотором смысле травяной биом подобен волшебному горшочку из сказки Братьев Грим — чем больше ту кашу ешь, тем больше ее становится. Именно поэтому в степях растительноядные животные (копытные, грызуны, саранчовые) могут без вредных для экосистемы последствий одномоментно изымать до 60% растительной биомассы — цифра, совершенно немыслимая для лесных сообществ, вроде нашей тайги или того же тропического леса. Вот и выходит, что фотосинтезирующей биомассы в степной экосистеме в каждый отдельный момент вроде бы и немного (по сравнению с лесами), но за счет высокой скорости ее прироста можно прокормить гораздо больше (чем в лесах же) копытных и хищников — вспомните знакомые всем нам по телепередачам «В мире животных» картины африканских саванн или неисчислимые стада бизонов в распаханных ныне прериях…
Так вот, одним из таких высокопродуктивных травяных биомов во времена Великого Оледенения были холодные сухие степи, окружавшие ледниковый щит. Этот исчезнувший ныне ландшафт получил название «тундростепь». Термин возник оттого, что тамошняя фауна (ее так и называют — «мамонтовая фауна») представляла собой странную смесь: часть ее сохранилась в современной тундре (северный олень, овцебык), часть — в современной степи (сайгак, бизон), а часть (мамонт, шерстистый носорог, пещерный лев, саблезубый тигр) была характерна лишь для этой экосистемы и исчезла вместе с ней.
Древние тундростепи очень похожи по структуре растительного покрова на так называемые реликтовые степи Восточной Сибири и Аляски, существующие ныне в виде небольших пятачков на сухих южных склонах тамошних гор. В эпоху оледенения, когда колоссальные количества воды оказались заморожены в ледниковом щите (создававшем к тому же устойчивый антициклон, что дополнительно иссушает климат), эти сухие степеподобные ландшафты распространились на огромные площади. При наступившем же 10—12 тысяч лет назад потеплении, когда ледниковый щит растаял, отступив до примерно нынешних его границ, климат стал гораздо более влажным. Место тундростепей заняли тундра современного типа и северная тайга, где основу растительного покрова составляют не злаки, а мхи, которые практически несъедобны для большинства животных; изолированные пятнышки горных «реликтовых степей» просто неспособны прокормить популяции копытных и хищников, составлявших «мамонтовую фауну». Кстати, дольше всего мамонт прожил на арктическом острове Врангеля (открытый недавно карликовый островной подвид — очаровательное существо высотою около полутора метров — вымер всего 5 тысяч лет назад, против 10 тысяч лет на континенте), а там и поныне относительно широко распространены те самые реликтовые степи.
Итак, существование мамонта в нынешние времена совершенно невозможно: исчезла сама экосистема, в которую тот был встроен. И даже если в будущем мамонта сумеют воссоздать «в пробирке» генно-инженерными методами (благо замороженных в вечной мерзлоте тканей этого существа предостаточно), жить в природе ему будет все равно негде. Ну, по крайней мере пока не закончится межледниковье, в которое мы живем, и не начнется следующее по счету оледенение…
Иное дело — «снежный человек». Мне, по крайней мере, неизвестны законы природы, налагавшие бы прямой запрет на существование в горах Центральной Азии реликтового гоминоида — «обезьяночеловека», или просто крупной человекообразной обезьяны. С вечными снегами он, надо полагать, вопреки своему названию не связан никак (кроме того, что иногда оставляет там следы), а обитать должен в поясе горных лесов, где вполне достаточно и пищи, и укрытий. Ясно, что любые сообщения о североамериканских «бигфутах» можно со спокойной совестью выкидывать не читая (ибо своих видов приматов на том континенте нет и никогда не было, а чтобы пройти туда из Азии через приполярную Берингию, как это сделали люди, надо хотя бы обладать огнем), но вот в Гималаях или на Памире — почему бы и нет? Есть даже вполне правдоподобные кандидаты на эту роль, например мегантроп — очень крупная (около двух метров ростом) ископаемая обезьяна из Южной Азии, обладавшая рядом «человеческих» черт, которые сближают ее с африканскими австралопитеками, прямыми предками гоминид…
Итак, допускаю ли я (как зоолог-профессионал) принципиальную возможность существования реликтового гоминоида? — ответ: «Да». Верю ли я в его существование? — ответ: «Нет». А поскольку речь тут зашла не о «знаю/не знаю», а о «верю/не верю», я позволю себе высказать на сей счет вполне субъективное суждение, основанное на личном опыте.
…В начале 80-х мне довелось работать на плато Путорана в северной Сибири. Место вообще глухое и безлюдное (на карте «плотности населения» оно с полным на то основанием сохраняет девственную белизну), а мы с напарником к тому же сидели отдельно от всех в горах, километрах в пятидесяти от базового лагеря экспедиции. Сам я изучал тамошнюю почвенную фауну, а напарник мой — поведение снежных баранов и хищников, волков с росомахами. Надобно заметить, что со спецификой работы орнитологов и «мышатников» я знаком был неплохо, а вот специалиста по крупным млекопитающим наблюдал в деле впервые — и впечатление, прямо скажу, было ошеломляющее…
Мой спутник — зоолог-полевик старой, классической школы — умел отыскивать (и фотографировать) свое зверье до того лихо, что Дерсу Узала с Чингачгуком тут, что называется, нервно курят в сторонке… Замечу, что самому мне тех шастающих по горам вокруг нашей палатки зверей углядеть не удалось просто-таки ни разу — за изъятием случаев, когда напарник, стоя рядом, давал прямые инструкции, куда точно направлять бинокль, да еще и разъяснял при этом (сам-то даже в бинокль не заглядывая), что, именно сейчас вот происходит пред моими вооруженными глазами. А уж как он читал следы… От развития тяжелого комплекса неполноценности меня тогда уберегало лишь то детское изумление, с каким он, в свой черед, наблюдал — сколько всякой микроскопической живности извлекаю я из какой-нибудь неприметной моховой кочки…
Так вот, кому как, а мне тех полутора месяцев, проведенных в той палатке, вполне хватило для обретения непоколебимой убежденности: там, где единожды ступила нога такого вот профессионала, ни одно животное крупнее крысы не имеет ни единого шанса остаться «неизвестным науке». Ну, а поскольку к концу двадцатого столетия мест, где та нога профессионала не ступала бы вовсе, почитай, уже не осталось (по крайней мере на суше) — выводы делайте сами… Такое вот мое субъективное мнение, да; по другому говоря — «экспертная оценка».
Эпоха «бури и натиска», когда европейские путешественники что ни год, то открывали по крупному позвоночному (горная горилла, окапи, гигантский варан и т. д.), в которой по сию пору черпают свой энтузиазм «криптозоологи», на самом деле уместилась в пару десятилетий на границе XIX и XX веков; именно тогда, кстати, отправился в свое путешествие за динозаврами конан-дойлевский профессор Челленджер. С той поры технология закрашивания «белых пятен» изменилась принципиально, и дело тут даже не в увеличении числа зоологов в цивилизованных странах. Куда важнее то, что соотечественники Челленджера, несшие свое «бремя белого человека» (да и не только они), успешно воспитали в колониях местные кадры, способные обеспечивать не только экспедиционные, но и стационарные исследования; а дальше, как и везде, колоритные кондотьеры уступили место «большим батальонам», что «всегда правы»… Между прочим, за всю эпоху «бури и натиска» не бывало случая, чтобы от первых слухов о существовании в неких тропических дебрях некоего загадочного зверя до триумфальной доставки в Европу его шкуры с черепом прошло больше трех-пяти лет — сравните-ка это со снежным человеком, которого вот уж сколько десятилетий как безуспешно «ищут прохожие, ищет милиция»…
После Первой мировой войны бурный поток зоологических открытий такого рода (то есть достойных внимания читателя воскресных газет) резко иссяк. В 1937 году в джунглях Индокитая был открыт дикий бык коупрей; сомнения на его счет высказывали неоднократно, и вот только что генетический анализ расставил точки над "ё": таки да, одичавший домашний скот. В конце 70-х по добыче промышлявших в Антарктике советских китобоев установили было новый вид китов, но позже его разжаловали в цветовую разновидность. В 80—90-х описали несколько видов копытных, обитающих во Вьетнаме, — оленей и антилоп; статус большей части этих форм столь же сомнителен, как и коупрея, хотя антилопа псевдорикс вроде бы действительно представляет собой новый для науки род… В любом случае, результатов за три четверти столетия негусто.
По-хорошему, в сухом остатке тут — лишь история открытия в 1938 году кистеперой рыбы: хранительница музея мисс Латимер, заинтересовавшаяся странной добычей южноафриканских рыбаков, и упрямый ихтиолог профессор Смит, после четырнадцатилетних поисков обнаруживший естественное местообитание латимерий в сотнях километров от места первоначальной, случайной как выяснилось, поимки — у Коморских островов близ Мадагаскара, на глубине более 200 метров. А ровно через шестьдесят лет, в 1998 году, на противоположном конце Индийского океана, в Индонезии, случился почти буквальный ремейк той давней истории. Американская туристка на местном рыбном рынке; фото остатков странной рыбы; экспедиционный грант, тут же выданный под ту фотографию (это к вопросу об Официальной Науке™, злонамеренно игнорирующей-де любые сообщения с мест о загадочных находках); ну и — на следующий же год — новый вид латимерии, переданный американскими ихтиологами в Индонезийский национальный музей!
Обратите внимание: латимерия — редчайшая глубоководная рыба, никогда не поднимающаяся наверх, однако профессионалы, стоило им лишь взяться за дело, нашли ее — на раз. Гигантского кальмара архитевтиса (тоже ведь редчайшее существо) то найдут на берегу в дохлом виде и сунут в научный спирт, то снимут целый фильм — как он себя ведет в естественных условиях, на километровой глубине. А вот Морской Змей, регулярно (якобы) резвящийся на поверхности, даже и на фото все как-то толком не попадет — прямо Маркус Вольф какой-то! Ну а как попадет — так непременно окажется полуразложившейся акулой…
«Хочется чего-нибудь эдакого…» — при том, что помянутые классиком как рядоположные «севрюжина с хреном» и «конституция» совершенно уже неактуальны: первая без ограничений продается в соседнем «Рамсторе», а вторая выложена в открытый доступ, но так никем и не читана, ибо — многа букв… Можно на этом месте порекомендовать для застольных бесед апробированный набор тем о загадках природы: НЛО с Тунгусским метеоритом, остров Пасхи с пустыней Наска, снежный человек с лох-несским чудовищем, — загадках, ответ на которые злонамеренно скрывается от рядовых налогоплательщиков Официальной Наукой™. На некстати случившегося же за тем столом профессионального археолога, который поведает — в простоте своей — о том, что никаких мрачных тайн в тех рисунках из Наска не содержится, ибо это всего лишь замечательный астрономический календарь, посмотрят с нескрываемым отвращением: испортил песню, гад!
Криптозоология определяется Википедией как лженаука: «Это связано с тем, что криптозоологией часто занимаются люди без биологического образования, а также тем, что ни одна находка криптозоологов, о которых они сообщали в СМИ, не получила подтверждения». Однако при заходе на сайт Cryptozoology.ru у нормального биолога (вроде меня) возникает желание всего лишь «отделить мух от котлет». Здесь интернет-опрос «Как снежные люди связаны с НЛО?» (sic!) мирно соседствует с отчетом о недавней зоологической экспедиции на Борнео, открывшей очередные новые для науки виды мышей-и-лягушек… Тут, кстати, приходит на память и романтическая (хотя и совершенно реальная) история мисс Латимер, чье имя увековечено в названии открытой ею кистеперой рыбы, и с детства любимый профессор Челленджер со товарищи — ну да, Как будто не все пересчитаны звезды,// Как будто бы мир не открыт до конца!
…Ладно: с мышами-лягушками, равно как с не так давно открытыми «живыми ископаемыми» — моллюсками-моноплакофорами и рачками-цефалокаридами (зоологические сенсации, вовсе не замеченные широкой публикой) все ясно. А вот как там насчет существ более корпулентных, и в силу этого более близких сердцу той публики — лох-несского чудовища, гигантского кальмара, реликтового гоминоида (помните: плезиозавр Лизавета, спрут Спиридон и снежный человек Федя из Колонии необъяснимых явлений при НИИЧАВО)? Если, понятное дело, исходить из того, что все это — нормальные зоологические объекты, по разным причинам не попавшие пока в руки ученых, а не нечто потустороннее?
Так вот, ученый — памятуя о пренцендентах с явленными нам вживе латимерией и метасеквойей — для начала отделит тех, чье существование в принципе допустимо (хотя и не доказано) от тех, кого можно считать мифом с полной на то уверенностью. Вот, к примеру, ящер-плезиозавр (или типа того), обитающий в шотландском озере Лох-Несс — на радость тамошней индустрии туризма… Ну, начать с того, что «мрачное и пустынное горное озеро Лох-Несс» на самом деле с 1825 года является частью пересекающего Шотландию с востока на запад Каледонского канала, интенсивность судоходства по которому не в пример выше, чем, скажем, на трассе Волго-Балта, и это не говоря уж о том, что в последние десятилетия тамошние места стали культовыми для туристов — как тут спрячешься? Еще хуже для «криптозоологов» то, что Лох-Несс, вместе со всей Шотландией, совсем еще недавно был сплошь покрыт ледниковым щитом — условия, явно не самые подходящие для выживания реликтовой рептилии…
Это, однако, косвенные доводы; самый же убийственный аргумент против существования «нео-плезиозавра» следует из экологии. На озере, разумеется, постоянно работают гидробиологи; я тут имею в виду не энтузиастов, безуспешно обшаривающих сонарами озерные глубины, а профессионалов, ведущих рутинную работу по изучению местной экосистемы: пробы воды и грунта, количественные учеты фитопланктонных водорослей и зоопланктонных рачков, etc. Так вот, структура пищевой пирамиды Лох-Несса ни на йоту не отличается от таковой соседних олиготрофных озер, и тамошняя экосистема просто-напросто неспособна прокормить хищника более крупного, чем лосось (а по части такого рода энергетических расчетов экология давно уже стала вполне точной наукой). Соответственно, никакой иной «Несси», кроме той, что рисуют по всей Шотландии на стикерах и майках (а также на эмблеме лох-несской биостанции Друмнадрахит — где, собственно, и ведутся эти экологические исследования), нет и не было. Ну, если, конечно, не брать в рассмотрение гипотезы о том, что Несси питается «святым духом», либо — подобно чудо-гусыне из фантастического рассказика Азимова — являет собою живой ядерный реактор (работающий, по доброй британской традиции, на полонии-210)…
Или вот сообщения о том, что в дебрях Сибири нет-нет, да и покажется недовымерший мамонт. Мамонт — это все-таки не исчезнувшие с лица Земли за десятки миллионов лет до появления человека динозавры; на этих еще каких-то 10 тысяч лет назад охотились наши не шибко озабоченные природоохраными идеями предки, так что — пуркуа бы и не па?.. Увы, с симпатичным мохнатым слоном, столь любимым зрителями мультфильма «Мамонтенок ищет маму», тоже ничего не выйдет — и, в общем-то, по той же самой причине: никак тому слону не прокормиться в нынешней Сибири.
Тут объяснения придется начать издалека. Когда в учебниках и научно-популярных книгах пишут, что «самой продуктивной на Земле экосистемой является дождевой тропический лес» это, конечно, верно: суммарная масса живых организмов (представляющая собою, в конечном счете, ассимилированную экосистемой при фотосинтезе солнечную энергию), приходящаяся на единицу площади тропического леса, колоссальна — деревья-то вон какие, и вон их сколько! Однако есть экосистемы, оборот вещества и энергии в которых оптимизирован по-иному: суммарная биомасса растений там относительно невелика, однако темпы ее прироста и обновления очень высоки (аналогия из области экономики: важен не столько размер капитала, сколько скорость его оборота). И вот по этому параметру вне конкуренции «травяные биомы» — степи и саванны, в которых основу растительного покрова составляют не деревья, а злаки.
Злаки с их стеблем-соломиной обладают, в отличие от большинства трав, не верхушечным, а вставочным ростом: если отъесть у них верхушку, они начинают лишь быстрее расти. В некотором смысле травяной биом подобен волшебному горшочку из сказки Братьев Грим — чем больше ту кашу ешь, тем больше ее становится. Именно поэтому в степях растительноядные животные (копытные, грызуны, саранчовые) могут без вредных для экосистемы последствий одномоментно изымать до 60% растительной биомассы — цифра, совершенно немыслимая для лесных сообществ, вроде нашей тайги или того же тропического леса. Вот и выходит, что фотосинтезирующей биомассы в степной экосистеме в каждый отдельный момент вроде бы и немного (по сравнению с лесами), но за счет высокой скорости ее прироста можно прокормить гораздо больше (чем в лесах же) копытных и хищников — вспомните знакомые всем нам по телепередачам «В мире животных» картины африканских саванн или неисчислимые стада бизонов в распаханных ныне прериях…
Так вот, одним из таких высокопродуктивных травяных биомов во времена Великого Оледенения были холодные сухие степи, окружавшие ледниковый щит. Этот исчезнувший ныне ландшафт получил название «тундростепь». Термин возник оттого, что тамошняя фауна (ее так и называют — «мамонтовая фауна») представляла собой странную смесь: часть ее сохранилась в современной тундре (северный олень, овцебык), часть — в современной степи (сайгак, бизон), а часть (мамонт, шерстистый носорог, пещерный лев, саблезубый тигр) была характерна лишь для этой экосистемы и исчезла вместе с ней.
Древние тундростепи очень похожи по структуре растительного покрова на так называемые реликтовые степи Восточной Сибири и Аляски, существующие ныне в виде небольших пятачков на сухих южных склонах тамошних гор. В эпоху оледенения, когда колоссальные количества воды оказались заморожены в ледниковом щите (создававшем к тому же устойчивый антициклон, что дополнительно иссушает климат), эти сухие степеподобные ландшафты распространились на огромные площади. При наступившем же 10—12 тысяч лет назад потеплении, когда ледниковый щит растаял, отступив до примерно нынешних его границ, климат стал гораздо более влажным. Место тундростепей заняли тундра современного типа и северная тайга, где основу растительного покрова составляют не злаки, а мхи, которые практически несъедобны для большинства животных; изолированные пятнышки горных «реликтовых степей» просто неспособны прокормить популяции копытных и хищников, составлявших «мамонтовую фауну». Кстати, дольше всего мамонт прожил на арктическом острове Врангеля (открытый недавно карликовый островной подвид — очаровательное существо высотою около полутора метров — вымер всего 5 тысяч лет назад, против 10 тысяч лет на континенте), а там и поныне относительно широко распространены те самые реликтовые степи.
Итак, существование мамонта в нынешние времена совершенно невозможно: исчезла сама экосистема, в которую тот был встроен. И даже если в будущем мамонта сумеют воссоздать «в пробирке» генно-инженерными методами (благо замороженных в вечной мерзлоте тканей этого существа предостаточно), жить в природе ему будет все равно негде. Ну, по крайней мере пока не закончится межледниковье, в которое мы живем, и не начнется следующее по счету оледенение…
Иное дело — «снежный человек». Мне, по крайней мере, неизвестны законы природы, налагавшие бы прямой запрет на существование в горах Центральной Азии реликтового гоминоида — «обезьяночеловека», или просто крупной человекообразной обезьяны. С вечными снегами он, надо полагать, вопреки своему названию не связан никак (кроме того, что иногда оставляет там следы), а обитать должен в поясе горных лесов, где вполне достаточно и пищи, и укрытий. Ясно, что любые сообщения о североамериканских «бигфутах» можно со спокойной совестью выкидывать не читая (ибо своих видов приматов на том континенте нет и никогда не было, а чтобы пройти туда из Азии через приполярную Берингию, как это сделали люди, надо хотя бы обладать огнем), но вот в Гималаях или на Памире — почему бы и нет? Есть даже вполне правдоподобные кандидаты на эту роль, например мегантроп — очень крупная (около двух метров ростом) ископаемая обезьяна из Южной Азии, обладавшая рядом «человеческих» черт, которые сближают ее с африканскими австралопитеками, прямыми предками гоминид…
Итак, допускаю ли я (как зоолог-профессионал) принципиальную возможность существования реликтового гоминоида? — ответ: «Да». Верю ли я в его существование? — ответ: «Нет». А поскольку речь тут зашла не о «знаю/не знаю», а о «верю/не верю», я позволю себе высказать на сей счет вполне субъективное суждение, основанное на личном опыте.
…В начале 80-х мне довелось работать на плато Путорана в северной Сибири. Место вообще глухое и безлюдное (на карте «плотности населения» оно с полным на то основанием сохраняет девственную белизну), а мы с напарником к тому же сидели отдельно от всех в горах, километрах в пятидесяти от базового лагеря экспедиции. Сам я изучал тамошнюю почвенную фауну, а напарник мой — поведение снежных баранов и хищников, волков с росомахами. Надобно заметить, что со спецификой работы орнитологов и «мышатников» я знаком был неплохо, а вот специалиста по крупным млекопитающим наблюдал в деле впервые — и впечатление, прямо скажу, было ошеломляющее…
Мой спутник — зоолог-полевик старой, классической школы — умел отыскивать (и фотографировать) свое зверье до того лихо, что Дерсу Узала с Чингачгуком тут, что называется, нервно курят в сторонке… Замечу, что самому мне тех шастающих по горам вокруг нашей палатки зверей углядеть не удалось просто-таки ни разу — за изъятием случаев, когда напарник, стоя рядом, давал прямые инструкции, куда точно направлять бинокль, да еще и разъяснял при этом (сам-то даже в бинокль не заглядывая), что, именно сейчас вот происходит пред моими вооруженными глазами. А уж как он читал следы… От развития тяжелого комплекса неполноценности меня тогда уберегало лишь то детское изумление, с каким он, в свой черед, наблюдал — сколько всякой микроскопической живности извлекаю я из какой-нибудь неприметной моховой кочки…
Так вот, кому как, а мне тех полутора месяцев, проведенных в той палатке, вполне хватило для обретения непоколебимой убежденности: там, где единожды ступила нога такого вот профессионала, ни одно животное крупнее крысы не имеет ни единого шанса остаться «неизвестным науке». Ну, а поскольку к концу двадцатого столетия мест, где та нога профессионала не ступала бы вовсе, почитай, уже не осталось (по крайней мере на суше) — выводы делайте сами… Такое вот мое субъективное мнение, да; по другому говоря — «экспертная оценка».
Эпоха «бури и натиска», когда европейские путешественники что ни год, то открывали по крупному позвоночному (горная горилла, окапи, гигантский варан и т. д.), в которой по сию пору черпают свой энтузиазм «криптозоологи», на самом деле уместилась в пару десятилетий на границе XIX и XX веков; именно тогда, кстати, отправился в свое путешествие за динозаврами конан-дойлевский профессор Челленджер. С той поры технология закрашивания «белых пятен» изменилась принципиально, и дело тут даже не в увеличении числа зоологов в цивилизованных странах. Куда важнее то, что соотечественники Челленджера, несшие свое «бремя белого человека» (да и не только они), успешно воспитали в колониях местные кадры, способные обеспечивать не только экспедиционные, но и стационарные исследования; а дальше, как и везде, колоритные кондотьеры уступили место «большим батальонам», что «всегда правы»… Между прочим, за всю эпоху «бури и натиска» не бывало случая, чтобы от первых слухов о существовании в неких тропических дебрях некоего загадочного зверя до триумфальной доставки в Европу его шкуры с черепом прошло больше трех-пяти лет — сравните-ка это со снежным человеком, которого вот уж сколько десятилетий как безуспешно «ищут прохожие, ищет милиция»…
После Первой мировой войны бурный поток зоологических открытий такого рода (то есть достойных внимания читателя воскресных газет) резко иссяк. В 1937 году в джунглях Индокитая был открыт дикий бык коупрей; сомнения на его счет высказывали неоднократно, и вот только что генетический анализ расставил точки над "ё": таки да, одичавший домашний скот. В конце 70-х по добыче промышлявших в Антарктике советских китобоев установили было новый вид китов, но позже его разжаловали в цветовую разновидность. В 80—90-х описали несколько видов копытных, обитающих во Вьетнаме, — оленей и антилоп; статус большей части этих форм столь же сомнителен, как и коупрея, хотя антилопа псевдорикс вроде бы действительно представляет собой новый для науки род… В любом случае, результатов за три четверти столетия негусто.
По-хорошему, в сухом остатке тут — лишь история открытия в 1938 году кистеперой рыбы: хранительница музея мисс Латимер, заинтересовавшаяся странной добычей южноафриканских рыбаков, и упрямый ихтиолог профессор Смит, после четырнадцатилетних поисков обнаруживший естественное местообитание латимерий в сотнях километров от места первоначальной, случайной как выяснилось, поимки — у Коморских островов близ Мадагаскара, на глубине более 200 метров. А ровно через шестьдесят лет, в 1998 году, на противоположном конце Индийского океана, в Индонезии, случился почти буквальный ремейк той давней истории. Американская туристка на местном рыбном рынке; фото остатков странной рыбы; экспедиционный грант, тут же выданный под ту фотографию (это к вопросу об Официальной Науке™, злонамеренно игнорирующей-де любые сообщения с мест о загадочных находках); ну и — на следующий же год — новый вид латимерии, переданный американскими ихтиологами в Индонезийский национальный музей!
Обратите внимание: латимерия — редчайшая глубоководная рыба, никогда не поднимающаяся наверх, однако профессионалы, стоило им лишь взяться за дело, нашли ее — на раз. Гигантского кальмара архитевтиса (тоже ведь редчайшее существо) то найдут на берегу в дохлом виде и сунут в научный спирт, то снимут целый фильм — как он себя ведет в естественных условиях, на километровой глубине. А вот Морской Змей, регулярно (якобы) резвящийся на поверхности, даже и на фото все как-то толком не попадет — прямо Маркус Вольф какой-то! Ну а как попадет — так непременно окажется полуразложившейся акулой…