Страница:
Разговаривая с любителями Ефремова, я обнаружил, что многие из них прочитали «Туманность Андромеды» в 14—15 лет, и с тех пор она остается их любимой книгой. Действительно, «Туманность» сильно запоминается. Чтение местами — особенно по ходу описания научно-технических и социальных усовершенствований — кажется скучным, но через некоторое время вспоминаешь книгу как чистое и легкое впечатление, которое не хочется утратить.
А с одним товарищем из Украины, автором фэнтези «Пять историй из жизни Земноморья», мы недавно беседовали об утопиях, и он сказал: «Мы сейчас создаем будущее. Каким мы его представим, таким оно и будет». Сравним мрачные прогнозы высокотехнологичного тоталитарного будущего из фильмов «Нирвана» и «Матрица», романов Уильяма Гибсона и Брюса Стерлинга, «Евангелия от змеи» Пьера Бордажа, японских комиксов и всей классики киберпанка, — и счастливое, волевое будущее Ефремова. Почему же прогнозы даются именно таким полярным образом — одного рода, оптимистические, при коммунизме, другого рода, крайне отчаянные, при капитализме? Вероятно, потому, что этим системам соответствуют разные виды будущего: капиталистическому — отчаянное, апокалиптическое, коммунизму — счастливое, уверенное в возможностях человечества и никогда не заканчивающейся юности Вселенной.
www.epson.ru, — как для PC, так и для Mac. Установив его, вы получите вариант Status Monitor’а, возможности некоторых настроек и вообще нечто похожее на софт «нормального» струйника. Но поскольку PictureMate 500 — струйник все-таки не вполне нормальный, настроек и возможностей окажется меньше.
А с одним товарищем из Украины, автором фэнтези «Пять историй из жизни Земноморья», мы недавно беседовали об утопиях, и он сказал: «Мы сейчас создаем будущее. Каким мы его представим, таким оно и будет». Сравним мрачные прогнозы высокотехнологичного тоталитарного будущего из фильмов «Нирвана» и «Матрица», романов Уильяма Гибсона и Брюса Стерлинга, «Евангелия от змеи» Пьера Бордажа, японских комиксов и всей классики киберпанка, — и счастливое, волевое будущее Ефремова. Почему же прогнозы даются именно таким полярным образом — одного рода, оптимистические, при коммунизме, другого рода, крайне отчаянные, при капитализме? Вероятно, потому, что этим системам соответствуют разные виды будущего: капиталистическому — отчаянное, апокалиптическое, коммунизму — счастливое, уверенное в возможностях человечества и никогда не заканчивающейся юности Вселенной.
www.epson.ru, — как для PC, так и для Mac. Установив его, вы получите вариант Status Monitor’а, возможности некоторых настроек и вообще нечто похожее на софт «нормального» струйника. Но поскольку PictureMate 500 — струйник все-таки не вполне нормальный, настроек и возможностей окажется меньше.
Впрочем, я плохо представляю, зачем PictureMate 500 подключать к компьютеру: главный его цимес — в полной автономности и мобильности. Он даже позволяет сам, внутри себя, провести калибровку и прочистку головок, показать уровень чернил в картридже (как и у PictureMate просто, у PictureMate 500 — картридж на шесть чернильниц неразъемный, в одном компактном блоке, поменять который очень легко) и все такое прочее.
Цена PictureMate 500 тоже, в общем-то, радует: сегодня на price.ru она начинается от 217 долларов, но, надо полагать, в ближайшие полгода упадет хотя бы до 200. Расчет цены картриджа и бумаги позволяет определить стоимость одного отпечатка в семь рублей, что, конечно, несколько выше цены отпечатка в минилабе, — но, во-первых, не так уж сильно выше, во-вторых — должны же чего-то стоить и ваше время, которое вы тратите на походы в минилабы, и стояние в очередях, и ваша власть над отпечатками.
Сам я, конечно, фотограф с большими претензиями, но, сознаюсь честно: даже фотографу с претензиями куда чаще, чем готовить персональные фотовыставки, приходится одаривать друзей и родственников, что называется, «фотокарточками», — и с этой целью я давно пользуюсь отнюдь не «Фотошопом», а простенькой программкой от той же Epson — Photo Quicker, которая сама подрезает снимки под размер бумаги. PictureMate 500 имеет даже куда большие возможности, чем упомянутая программка, так что может прийтись ко двору не только «семейному фотолюбителю», но и профессионалу — в качестве второго устройства.
Я бы — при случае — точно приобрел.
Кому не хватило подробностей, загляните по адресу www.epson.ru/picturemate500.
Ридикюль -(Ridicule) смешной, нелепый; смехотворный (ABBYY Lingvo).
Terralab.ru: Сканер Canon CanoScan LiDE 500F
Не было бы никакого смысла описывать очередной планшетник (для распознавания текста и перевода бумажных фотографий в электронную форму сегодня подходит практически любая модель стоимостью от 60 долларов и выше), если бы не пара его особенностей. Первая — внешняя: сканер, на мой взгляд, очень стильный. Кроме прочего, его можно установить вертикально, экономя место на столе. К тому же он вполне обходится пятивольтовым питанием, поставляемым USB-портом. Вторая — LiDE 500F (LiDE означает LED inDirect Exposure): это единственный из известных мне CIS-сканеров, умеющий работать с пленкой. Основные параметры таковы: физическое разрешение — 2400х4800 dpi, интерполяция — до 9600х9600, глубина цвета — 24 бита, интерфейс — USB 2.0.
Напомню, что сегодня на рынке планшетных сканеров в основном присутствуют две технологии, обозначаемые как CCD и CIS. Первая — это традиционные сканеры с длиннофокусной оптической системой (включающей объектив и несколько зеркал, и весьма громоздкой поэтому) и трехрядной ПЗС-матрицей, каждый ряд которой закрыт соответствующим светофильтром (красный, зеленый, синий). Подсветку осуществляет газоразрядная лампа, дающая белый спектр.
Вторая — Contact Image Sensor — отличается от первой не только «отсутствием» оптической системы (на самом деле и здесь без оптики не обходится, но это множество мелких линз, которыми «накрыта» чувствительная матрица) и короткофокусностью, но и принципом разделения цветовых каналов. Источник света в данном случае не белый, а монохромный переключаемый — три линейки светодиодов (опять же основных цветов), приемная же матрица — однорядная и светофильтров не имеет.
Все это я напомнил лишь с одной целью: показать, что технология CIS может быть легко дополнена одной полезной особенностью — сканированием в инфракрасном свете, для чего нужен лишь еще один ряд светодиодов подсветки. Собственно же сканирование в инфракрасном диапазоне дает возможность легко «вычислять» местоположение пыли и мусора на прозрачных оригиналах — посторонние объекты, в отличие от основы и эмульсии пленки, для ИК-излучения непрозрачны, а значит, легко идентифицируются. Эффективная технология, доступная ранее лишь в дорогих слайд-сканерах, обосновалась в недорогом планшетнике.
Подсветка пленки осуществляется небольшой коробочкой, устанавливаемой вручную в одну из позиций рамки. Соответственно, сканировать можно только по одному кадру. Рамка рассчитана на отрезок 35-миллиметровой пленки длиной до шести кадров. 60-миллиметровую пленку сканировать, увы, нельзя. В коробочке находится рассеиватель и четыре канала подсветки: красный, зеленый, синий, инфракрасный.
Притом, что ранее через мои руки прошло несколько планшетников со слайд-модулями, это первый сканер, которым я действительно начал оцифровывать свой пленочный архив. Причина — вовсе не какие-то выдающиеся характеристики по оптической плотности, цветопередаче или разрешению. Гораздо больше понравилось то, что LiDE 500F абсолютно всеяден и, в общем, неплохо выполняет свою работу в автоматическом режиме. А это на практике важнее возможности отсканировать двадцать кадров за один проход, а после сидеть и обрабатывать всю пачку в «Фотошопе». Сканер прекрасно справился с автокоррекцией цвета как для современных негативных пленок, так и для советских, включая рыжую ЦНД, красно-пурпурную немаскированную ДС-4, весьма выцветшую сине-зеленую ORWO Color и даже неопределенного цвета экзотику, названия которой я уже и не помню.
Интерфейс Twain-драйвера весьма приятен: не подобие игривых и бестолковых поделок Umax, не аналог «суперпрофессиональных» интерфейсов Epson, а сбалансированный аскетизм с неплохой функциональностью. Можно просто нажать «сканирование», и результат будет если не хорошим, то приемлемым. Но программисты Canon сочли, что жизнь не должна казаться мне малиной, и все же добавили возможность исправить некоторые ошибки, большинство которых пятнадцать лет назад я считал либо изысканным художественным решением. В основном это касается осветления затененных участков кадров, детали на которых в течение пятнадцати лет были от меня скрыты. Кроме этого, можно выбирать уровни коррекции пыли/царапин и зерна пленки, степень восстановления цвета и увеличения резкости. При желании можно вручную установить и экспозицию, но автомат с этим справляется явно лучше меня. Степень влияния всех этих настроек на результат весьма зависит от оригинала и снятого на нем сюжета, но в пределах одной пленки подбора обычно не требуется, а при смене типа пленки я легко справлялся с их определением за пару пробных сканов.
Технология программного устранения пыли на основе данных от инфракрасного канала в терминах Canon называется FARE — Film Automatic Retouching & Enhancement. Эффективность ее работы видна на рис. 1. Первая пара фрагментов — увеличенная пылинка, от которой практически не осталось следа. Вторая — царапина на эмульсии, с которой FARE справился хуже, но все же попытался. Третья — коррекция зернистости, в целом по эффективности похожая на Smart Blur.
Появилась и идея сравнить качество (в особенности разрешение) CCD— и CIS-сканеров примерно одинаковой ценовой категории при работе с пленкой. У меня были образцы, сделанные не так давно на Epson 1670 при разрешении 1600 dpi. На рис. 2 последовательно приведены фрагменты, сделанные с разрешением 1600 dpi на Canon, на Epson, и тот же фрагмент, но с другого кадра, снятый с оптическим увеличением.
Время предварительного сканирования — около 10 секунд. Финального — зависит от разрешения и при 2400 dpi доходит почти до двух минут на кадр плюс еще полуминуты, если включены опции программной коррекции.
Напомню, что сегодня на рынке планшетных сканеров в основном присутствуют две технологии, обозначаемые как CCD и CIS. Первая — это традиционные сканеры с длиннофокусной оптической системой (включающей объектив и несколько зеркал, и весьма громоздкой поэтому) и трехрядной ПЗС-матрицей, каждый ряд которой закрыт соответствующим светофильтром (красный, зеленый, синий). Подсветку осуществляет газоразрядная лампа, дающая белый спектр.
Вторая — Contact Image Sensor — отличается от первой не только «отсутствием» оптической системы (на самом деле и здесь без оптики не обходится, но это множество мелких линз, которыми «накрыта» чувствительная матрица) и короткофокусностью, но и принципом разделения цветовых каналов. Источник света в данном случае не белый, а монохромный переключаемый — три линейки светодиодов (опять же основных цветов), приемная же матрица — однорядная и светофильтров не имеет.
Все это я напомнил лишь с одной целью: показать, что технология CIS может быть легко дополнена одной полезной особенностью — сканированием в инфракрасном свете, для чего нужен лишь еще один ряд светодиодов подсветки. Собственно же сканирование в инфракрасном диапазоне дает возможность легко «вычислять» местоположение пыли и мусора на прозрачных оригиналах — посторонние объекты, в отличие от основы и эмульсии пленки, для ИК-излучения непрозрачны, а значит, легко идентифицируются. Эффективная технология, доступная ранее лишь в дорогих слайд-сканерах, обосновалась в недорогом планшетнике.
Подсветка пленки осуществляется небольшой коробочкой, устанавливаемой вручную в одну из позиций рамки. Соответственно, сканировать можно только по одному кадру. Рамка рассчитана на отрезок 35-миллиметровой пленки длиной до шести кадров. 60-миллиметровую пленку сканировать, увы, нельзя. В коробочке находится рассеиватель и четыре канала подсветки: красный, зеленый, синий, инфракрасный.
Притом, что ранее через мои руки прошло несколько планшетников со слайд-модулями, это первый сканер, которым я действительно начал оцифровывать свой пленочный архив. Причина — вовсе не какие-то выдающиеся характеристики по оптической плотности, цветопередаче или разрешению. Гораздо больше понравилось то, что LiDE 500F абсолютно всеяден и, в общем, неплохо выполняет свою работу в автоматическом режиме. А это на практике важнее возможности отсканировать двадцать кадров за один проход, а после сидеть и обрабатывать всю пачку в «Фотошопе». Сканер прекрасно справился с автокоррекцией цвета как для современных негативных пленок, так и для советских, включая рыжую ЦНД, красно-пурпурную немаскированную ДС-4, весьма выцветшую сине-зеленую ORWO Color и даже неопределенного цвета экзотику, названия которой я уже и не помню.
Интерфейс Twain-драйвера весьма приятен: не подобие игривых и бестолковых поделок Umax, не аналог «суперпрофессиональных» интерфейсов Epson, а сбалансированный аскетизм с неплохой функциональностью. Можно просто нажать «сканирование», и результат будет если не хорошим, то приемлемым. Но программисты Canon сочли, что жизнь не должна казаться мне малиной, и все же добавили возможность исправить некоторые ошибки, большинство которых пятнадцать лет назад я считал либо изысканным художественным решением. В основном это касается осветления затененных участков кадров, детали на которых в течение пятнадцати лет были от меня скрыты. Кроме этого, можно выбирать уровни коррекции пыли/царапин и зерна пленки, степень восстановления цвета и увеличения резкости. При желании можно вручную установить и экспозицию, но автомат с этим справляется явно лучше меня. Степень влияния всех этих настроек на результат весьма зависит от оригинала и снятого на нем сюжета, но в пределах одной пленки подбора обычно не требуется, а при смене типа пленки я легко справлялся с их определением за пару пробных сканов.
Технология программного устранения пыли на основе данных от инфракрасного канала в терминах Canon называется FARE — Film Automatic Retouching & Enhancement. Эффективность ее работы видна на рис. 1. Первая пара фрагментов — увеличенная пылинка, от которой практически не осталось следа. Вторая — царапина на эмульсии, с которой FARE справился хуже, но все же попытался. Третья — коррекция зернистости, в целом по эффективности похожая на Smart Blur.
Появилась и идея сравнить качество (в особенности разрешение) CCD— и CIS-сканеров примерно одинаковой ценовой категории при работе с пленкой. У меня были образцы, сделанные не так давно на Epson 1670 при разрешении 1600 dpi. На рис. 2 последовательно приведены фрагменты, сделанные с разрешением 1600 dpi на Canon, на Epson, и тот же фрагмент, но с другого кадра, снятый с оптическим увеличением.
***
Оптимальным для пленки можно считать именно физическое разрешение 2400 dpi или 1600 dpi, при котором качество почти не страдает. Файл в первом случае получается примерно 3300х2200 пикселов и чуть более мегабайта. 600 dpi явно недостаточно, а 800 и 1200 dpi дают заметную цветовую окантовку деталей, вызванную, возможно, не совсем корректным алгоритмом интерполяции.Время предварительного сканирования — около 10 секунд. Финального — зависит от разрешения и при 2400 dpi доходит почти до двух минут на кадр плюс еще полуминуты, если включены опции программной коррекции.
Фантастика: Советская фантастика в разрезе
В этой статье речь пойдет преимущественно о русской (в том числе — советской) научной фантастике, хотя вы встретите здесь и западные имена. Фантастика — один из немногих развлекательных жанров, которые, во-первых, относительно процветали все время существования советского строя, а во-вторых, никогда полностью не теряли связи с иноязычной классикой жанра. Поэтому рассматривать советскую фантастику в изоляции от мировой было бы неправомерно. Главное же, что фантастика долго оставалась единственной представительницей массовой культуры — ни детектива во всех его разновидностях, ни женского романа, ни даже приключенческой литературы (если не считать военного романа) у нас практически не было. А фантастика — была.
Однако сначала в советской фантастике утопия была почти под запретом. Еще полвека назад в нашей стране было очень много людей, которые искренне считали, будто фантастика (точнее — научная фантастика, science fiction, иной фантастики они себе не представляли) — это такая разновидность писательства, которая должна пропагандировать достижения науки. Подвох заключался в неудачном переводе самого термина. В английском языке в сочетании science fiction слово fiction — вовсе не фантастика (fantasy), а именно художественная литература[Похожее искажение смысла случилось при переводе на русский другого популярного словосочетания: искусственный интеллект. Оно несет в себе некий мистическо-антропоморфный оттенок, которого в оригинальном английском artificial intelligence нет — значение слова intelligence ближе к смышленость, понятливость, нежели к intellect — рассудок]. За это неверное толкование ухватились идеологи, которые, во-первых, в литературе ничего не понимали и понимать не хотели, а во-вторых, им была нужна не литература, а нечто, способное заполнить пустующую в условиях жесткого давления цензуры нишу массовой культуры. Так появились суррогаты поп-культуры — в музыке это была так называемая советская эстрада, а в литературе — научная фантастика, НФ. Вот потрясающий по прямолинейности формулировки госзаказ на тематику произведений НФ. 1928 год, журнал «Всемирный следопыт» подводит итоги литературного конкурса, в частности в жанре НФ (только не смейтесь слишком громко): «Хотя эта категория дала много рассказов, но из них мало с новыми проблемами, сколько-нибудь обоснованными научно и с оригинальной их трактовкой. Особенно жаль, что совсем мало поступило рассказов по главному вопросу, выдвинутому требованиями конкурса, именно — химизации… Весьма удачной по идее и содержанию следует признать “Золотые россыпи» — эту бодрую обоснованную повесть о химизации полевого участка личной энергией крестьянского юноши…"[Цит. по книге В. Ревич «Перекресток утопий». — М.: изд-во ИВ РАН, 1998].
Но у фантастики есть одна важная особенность, которая присутствует уже у Жюля Верна: способность генерировать фантастические идеи. Каждый представляет, что означает словосочетание «машина времени», но не каждый осознает, что эту штуку придумал писатель по имени Герберт Уэллс. Уэллс вообще был родоначальником, «отцом» всей современной фантастики даже в большей степени, чем «научно-популярный» Жюль Верн, — многие расхожие фантастические технологии и ситуации изобретены именно им, кроме «машины времени» это антигравитация, нашествие пришельцев и т. п. Именно фантастическим произведениям мы обязаны рядом осуществившихся (космические полеты, ионные двигатели или орбитальный телескоп) или пока не осуществившихся (фотонная ракета и путешествие вне пространства) научно-технологических проектов, которые стали архетипами общественного сознания.
Великий Петр Леонидович Капица как-то заметил, что фантастика не обязательно должна быть научной, но она не может быть антинаучной. Позволю себе не согласиться — фантастика может быть какой угодно («Мастер и Маргарита»!), если только она преследует литературные цели. Но, как водится, больше всего в ней таких текстов (другого слова не подворачивается), которые нельзя отнести ни к научным, ни к антинаучным, ни к литературным: шли, например, люди по лесу, присели отдохнуть у озера, тут пролетел болид, встряхнул пространство, и на миг открылось видение бородатого мужика с копьем. Открылось и исчезло — больше ничего. Это — Владимир Щербаков, рассказ «Болид над озером» (1977). Зачем это написано?
Истоки
Главным фантастическим жанром, к которому обращались классики всех времен и народов, стала утопия и ее разновидность — антиутопия. Не будет преувеличением сказать, что «Государство» Платона — типичное литературное произведение в жанре фантастической утопии[Заметим попутно, что во времена Платона научный трактат и научно-популярная разновидность литературы фактически не различались — почти все труды классиков античности в той или иной степени имеют литературную оболочку]. У него всегда было много последователей — от Кампанеллы и Мора до Замятина, Хаксли, Оруэлла, Лема, Ефремова, Кира Булычева и братьев Стругацких. В этом ряду, между прочим, следует упомянуть фантастически популярные во времена моего детства повести Н. Носова про Незнайку и его друзей — несмотря на легкомысленный детский жанр, по сути это добротно сделанная утопия.Однако сначала в советской фантастике утопия была почти под запретом. Еще полвека назад в нашей стране было очень много людей, которые искренне считали, будто фантастика (точнее — научная фантастика, science fiction, иной фантастики они себе не представляли) — это такая разновидность писательства, которая должна пропагандировать достижения науки. Подвох заключался в неудачном переводе самого термина. В английском языке в сочетании science fiction слово fiction — вовсе не фантастика (fantasy), а именно художественная литература[Похожее искажение смысла случилось при переводе на русский другого популярного словосочетания: искусственный интеллект. Оно несет в себе некий мистическо-антропоморфный оттенок, которого в оригинальном английском artificial intelligence нет — значение слова intelligence ближе к смышленость, понятливость, нежели к intellect — рассудок]. За это неверное толкование ухватились идеологи, которые, во-первых, в литературе ничего не понимали и понимать не хотели, а во-вторых, им была нужна не литература, а нечто, способное заполнить пустующую в условиях жесткого давления цензуры нишу массовой культуры. Так появились суррогаты поп-культуры — в музыке это была так называемая советская эстрада, а в литературе — научная фантастика, НФ. Вот потрясающий по прямолинейности формулировки госзаказ на тематику произведений НФ. 1928 год, журнал «Всемирный следопыт» подводит итоги литературного конкурса, в частности в жанре НФ (только не смейтесь слишком громко): «Хотя эта категория дала много рассказов, но из них мало с новыми проблемами, сколько-нибудь обоснованными научно и с оригинальной их трактовкой. Особенно жаль, что совсем мало поступило рассказов по главному вопросу, выдвинутому требованиями конкурса, именно — химизации… Весьма удачной по идее и содержанию следует признать “Золотые россыпи» — эту бодрую обоснованную повесть о химизации полевого участка личной энергией крестьянского юноши…"[Цит. по книге В. Ревич «Перекресток утопий». — М.: изд-во ИВ РАН, 1998].
Аппарат тяжелее воздуха
«Нарсим размышляя о свойстве воздуха никак не сумневался, чтоб нельзя было изобрести удобной машины к плаванию по оному жидкому веществу; он видал, как перо от малейшего ветра поднимается на сию стихию. Разве не тож самое служило к изобретению водоходных судов? воображал он. Конечно много веков прошло доколь найдено средство плавать по морям: и без сумнения все видали, что счепка дерева не может погрязнуть в воду. Не то ли самое с пером и воздухом? От счепки произошли и военные корабли: а перо доставит нам способ сделать орудие, удобное возносить нас выше нашей атмосферы…»
Василий Левшин (1746—1826), «Новейшее путешествие», 1784
Научная фантастика в советском варианте
Произведения «о химизации полевого участка личной энергией крестьянского юноши», разумеется, могли найти своего читателя, но только среди тех, кому было уж вовсе безразлично, что именно читать, — как тем ковбоям из романов Ламура, которые от недостатка печатного слова заучивали надписи на консервных банках. Но в то время выходило и довольно много приличных произведений в научно-популярном стиле. Достаточно упомянуть талантливую детскую повесть Яна Ларри «Необыкновенные приключения Карика и Вали» (1937) — в сущности, просто рассказ о жизни насекомых, но поданный в приключенческой форме и написанный так увлекательно, что автор этих строк в детстве чуть ли не выучил книгу наизусть. Здесь уместно вспомнить, что ныне забытые публичные научно-популярные лекции и разного рода демонстрации были весьма распространены еще с начала XIX века, стоя в одном ряду с театром и музыкальными концертами (так, к примеру, сколотил свой начальный капитал доктор Кольт, производитель знаменитого короткоствольного оружия). С удешевлением печатной продукции лекции постепенно перекочевали на бумагу, но форма сохранилась, в нашей стране — вплоть до 80-х годов, когда жанр был окончательно похоронен под натиском телевидения (сейчас делаются шаги к возрождению этого жанра — см., например, сайт факультета биоинженерии и биоинформатики МГУ, раздел «Лекторий МГУ». — Л.Л.-М.). К величайшему сожалению, удачных примеров научно-популярной фантастики, подобных книгам Яна Ларри, очень мало, и причина ясна — когда писатель пытается рассказывать о той или иной науке, он должен разбираться в ней по крайней мере не хуже самих ученых. Либо наоборот — ученый должен обладать писательским даром. И то и другое встречается редко, гораздо чаще получаются «шедевры» вроде «Плутонии» академика Обручева — якобы приключенческой книги, а на самом деле представляющей собой литературно обработанные популярные лекции по геологии и палеонтологии.Но у фантастики есть одна важная особенность, которая присутствует уже у Жюля Верна: способность генерировать фантастические идеи. Каждый представляет, что означает словосочетание «машина времени», но не каждый осознает, что эту штуку придумал писатель по имени Герберт Уэллс. Уэллс вообще был родоначальником, «отцом» всей современной фантастики даже в большей степени, чем «научно-популярный» Жюль Верн, — многие расхожие фантастические технологии и ситуации изобретены именно им, кроме «машины времени» это антигравитация, нашествие пришельцев и т. п. Именно фантастическим произведениям мы обязаны рядом осуществившихся (космические полеты, ионные двигатели или орбитальный телескоп) или пока не осуществившихся (фотонная ракета и путешествие вне пространства) научно-технологических проектов, которые стали архетипами общественного сознания.
Великий Петр Леонидович Капица как-то заметил, что фантастика не обязательно должна быть научной, но она не может быть антинаучной. Позволю себе не согласиться — фантастика может быть какой угодно («Мастер и Маргарита»!), если только она преследует литературные цели. Но, как водится, больше всего в ней таких текстов (другого слова не подворачивается), которые нельзя отнести ни к научным, ни к антинаучным, ни к литературным: шли, например, люди по лесу, присели отдохнуть у озера, тут пролетел болид, встряхнул пространство, и на миг открылось видение бородатого мужика с копьем. Открылось и исчезло — больше ничего. Это — Владимир Щербаков, рассказ «Болид над озером» (1977). Зачем это написано?