Страница:
3. ЛОЖА 341
На следующий день Макмэрдо переселился из дома старого Джейкоба Шефтера в меблированные комнаты вдовы Макнамара, находившиеся на краю города. Его знакомый Сканлейн вскоре переехал в Вермиссу и поместился там же. У старухи не было других жильцов. Она предоставляла двоих друзей самим себе, и они могли распоряжаться в доме как им было угодно. Шефтер немного смягчился и позволил Джону приходить к нему обедать, так что свидания с Этти не прекратились. Со временем они все больше сближались.
На новой квартире Макмэрдо чувствовал себя в полной безопасности. Он вытащил свои инструменты для выделывания фальшивых монет и, взяв слово не разглашать тайну, даже показывал их некоторым братьям из ложи. При этом каждый Чистильщик уносил с собою по нескольку монет его чеканки. Они были сделаны так искусно, что пускать их в обращение можно было безо всякого опасения. Товарищи Джона удивлялись, чего ради он снисходил до какой-либо работы, но Макмэрдо объяснял всем, что, живя не трудясь, он снова привлек бы к себе внимание полиции.
Вскоре у него и в самом деле вышло столкновение с одним полицейским, но оно принесло ему больше добра, чем зла. После первого знакомства с главой ложи Макмэрдо почти каждый вечер заходил в Дом союза. Смелые речи и здесь завоевали ему общие симпатии. Происшедший случай еще больше укрепил их.
Как-то вечером, в час, когда в баре обычно особенно много народу, в открывшуюся дверь вошел человек в синем полицейском мундире. Все замолчали, и на вошедшего устремилось множество любопытных взглядов. Только Макгинти сохранял полное спокойствие и не выразил никакого удивления, когда инспектор подошел к его прилавку.
— Дайте чистого виски. Холодная ночь, — сказал полицейский. — Кажется, мы еще не знакомы с вами, советник?
— Вы новый инспектор? — вопросом ответил ему Макгинти.
— Да. Мы надеемся, что вы, советник, и другие выдающиеся граждане помогут нам поддерживать закон и порядок в городе. Я капитан Мервин.
— Нам и без вас было неплохо, капитан, — холодно заметил Макгинти. — У нас вполне хватало и своих полицейских.
— Ну, не будем ссориться, — добродушно заметил инспектор. — Все мы исполняем свои обязанности, как их понимаем… Только у нас различные взгляды. — Он допил виски, повернулся, чтобы уйти, и в эту минуту увидел хмурое лицо Макмэрдо, который стоял невдалеке. — Ого! — произнес Мервин, оглядывая того с ног до головы. — Старый знакомый!
Макмэрдо выразил заметное недовольство.
— Вот уж никогда не дружил ни с кем из фараонов!
— Знакомый — не всегда друг, — с широкой улыбкой ответил полицейский. — Вы Джон Макмэрдо из Чикаго, не так ли? Отрицать этого вы не станете?
Джон пожал плечами.
— И не подумаю. Уж не полагаете ли вы, что я стыжусь своего имени?
— Могли бы постыдиться.
— Черт возьми, что вы хотите сказать? — повысил голос Макмэрдо, сжав кулаки.
— Только то, что до приезда в эту угольную яму я служил в Чикаго. Тамошних молодчиков знаю всех наперечет.
— Неужели вы тот самый Мервин из чикагского центрального управления?
— Тот самый, и мы там не забыли застреленного Джонса Пинто.
— Я его не убивал!..
— Вот как! Во всяком случае, его смерть оказалась вам необыкновенно на руку, не то вам плохо пришлось бы за кругляшки. А теперь прямых свидетелей против вас не существует. Так можете возвращаться в Чикаго.
— Мне и здесь хорошо.
— Все же, молодой человек, я бы на вашем месте поблагодарил за такое сообщение.
— Спасибо, — буркнул Макмэрдо.
— Смотрите, только не вздумайте опять приняться за старое. Предупреждаю вас. А теперь желаю всем спокойной ночи.
Он ушел из бара, сотворив нового героя. О подвигах Макмэрдо в Чикаго давно уже шептались, но при расспросах он отделывался лишь неопределенной улыбкой. Теперь слухи получили официальное подтверждение. Посетители бара окружили Джона и горячо жали ему руку, наперебой угощая виски. Джон мог не пьянея выпить очень много, но в этот вечер, не будь с ним Сканлейна, он вряд ли благополучно добрался бы до постели.
В субботу вечером Макмэрдо был введен в ложу. Ему казалось, что он, уже посвященный в члены братства, войдет в ложу Вермиссы без дополнительных церемоний, но в долине существовали свои собственные обряды.
В самой Вермиссе насчитывалось около шестидесяти членов братства, однако это была лишь часть организации: в других городках долины существовало еще несколько лож. В случае необходимости они обращались друг к другу за помощью.
Ложа собралась в большой комнате дома Макгинти, отведенной специально для таких заседаний. В комнате стояло два продолговатых стола. Чистильщики собрались около одного из них, другой был заставлен бутылками и стаканами, и многие на него вожделенно поглядывали. На председательском месте восседал Макгинти, плоская черная бархатная шапочка прикрывала ему спутанную черную гриву, на груди висел кусок малиновой материи. Справа и слева от него помещались украшенные шарфами или перевязями братья высших степеней. Между ними находился и Тед Болдуин. На его красивом, но жестоком лице читалось сосредоточенное внимание. Остальные были почти все людьми зрелого возраста. К рядовым же членам ложи принадлежали большей частью парни лет восемнадцати — двадцати. Смотря на них, трудно было поверить, что это члены опасной шайки убийц, искренне гордящиеся своими кровавыми репутациями.
Жертвами Чистильщиков один за другим падали люди, неугодные ложе или опасные для нее. В это число попадали все, кто отказывался делать «добровольные» взносы в кассу ложи, или те, кто пытался разоблачить ее деятельность. Чистильщики начинали с шантажа, а если он не приносил успеха, то без малейших колебаний кончали поджогами и убийствами. Некогда они действовали осторожно, стараясь соблюдать тайну, но, очевидно, бессилие полиции вскоре развязало им руки. К тому же они быстро запугали всю долину. Никто не решался давать против них показания, а если дело все же доходило до суда, у них всегда оказывалось достаточно свидетелей защиты. Полная касса позволяла в этих случаях не стесняться в расходах. Десять лет продолжалась деятельность ложи, и за эти десять лет ни один член ее не был осужден. Единственная опасность для Чистильщиков могла исходить только от самой жертвы. Как бы скрыто они ни готовились к «операции» и как бы неожиданно ни нападали, защищающийся мог в отчаянии нанести им урон, хотя бы кого-нибудь ранить. Что порой и происходило.
Придя в ложу, Макмэрдо уже знал, что ему предстоит какое-то испытание, но никто не сообщил ему, в чем оно состоит. Двое братьев торжественно отвели Джона в соседнюю комнату. Из-за дощатой перегородки до него доносился гул голосов. Он несколько раз слышал свое имя и понял, что обсуждается его кандидатура. Наконец дверь отворилась, и к Макмэрдо подошел незнакомец с зеленым, затканным золотом шарфом через плечо.
— Мастер приказал засучить вам рукав, завязать глаза и ввести в залу собрания, — сказал он и вместе с другими двумя братьями снял с Макмэрдо пиджак, завернул до локтя правый рукав рубашки, повыше локтей стянул веревкой руки и наконец надел на голову черный капюшон. Затем его повели.
Джону казалось, что он двигается в полной темноте, ему было душно, и голос заговорившего с ним Макгинти прозвучал глухо.
— Джон Макмэрдо, — произнес этот голос, — вы уже принадлежите к старинному ордену масонов?
В знак утверждения Макмэрдо поклонился.
— Ваша ложа в Чикаго номер двадцать девять?
Новый поклон.
— Темные ночи неприятны.
— Да, для странствующих иностранцев.
— Тучи тяжелы.
— Да, подходит буря.
— Довольны ли вы, братья? — спросил мастер.
Ему ответил утвердительно гул голосов.
— По вашим ответам, брат, мы видим, что вы действительно принадлежите к братству. Однако в нашей ложе принят особый ритуал. Готовы ли вы подвергнуться испытанию?
— Готов.
— Твердое ли у вас сердце?
— Твердое.
— В доказательство сделайте шаг вперед.
В то же мгновение Макмэрдо ощутил давление на глаза и понял, что их касаются два острия. Казалось, ступи он вперед — и с глазами распростится. Однако он заставил себя двинуться — и мгновенно перестал ощущать давление. Снова послышался гул одобрения.
— У него твердое сердце, — произнес голос. — Способны ли вы переносить боль?
— Не хуже других.
— Испытайте его.
Макмэрдо едва удержался от крика: жгучая, мучительная боль пронзила его руку. Он чуть не потерял сознание, но крепко сжал кулаки и закусил губу, чтобы сдержать даже самый легкий стон.
— Я мог бы стерпеть и большее, — сказал он.
Послышались восхищенные голоса, чьи-то руки похлопывали его по спине. Потом с него сняли капюшон. Некоторое время Джон стоял без движения, щурясь на свет и стараясь улыбаться.
— Последнее слово, Макмэрдо, — сказал Макгинти. — Вы уже принесли клятву хранить тайну и не нарушать верности. Знаете ли вы также, что кара за нарушение клятвы — немедленная смерть?
— Да.
— И вы подчинитесь власти мастера при всяких обстоятельствах?
— Подчинюсь.
— Итак, от имени триста сорок первой ложи Вермиссы я даю вам все права и привилегии братства. Поставьте вино на стол, брат Сканлейн, и мы выпьем за здоровье нашего достойного брата.
Макмэрдо принесли его пиджак, но, прежде чем надеть его, он посмотрел на свою правую руку. На предплечье краснело глубокое, выжженное железом клеймо: круг и в нем треугольник. Двое-трое его соседей показали ему такие же знаки.
— Нас всех клеймили, — сказал один, — но не все мы так храбро вынесли это, как вы.
— О, пустяки, — ответил Макмэрдо. Он пренебрежительно улыбнулся, хотя рука его горела.
Когда выпили за нового члена ложи, началось обсуждение очередных дел. Макмэрдо слушал во все уши.
— Первым пунктом в моей записной книжке, — сказал Макгинти, — значится чтение письма мастера Уиндла из Джилмертонской ложи номер двести сорок девять. Вот что он пишет: «Дорогой сэр, необходимо закончить одно дело с Эндрю Рэ из фирмы „Рэ и Стермиш“, которой принадлежат угольные копи неподалеку. Ваша ложа обязана нам помочь: вы пользовались услугами двоих наших братьев прошлой осенью, во время дела с полицейским. Если вы пришлете двух способных людей, они поступят в ведение казначея Хиггинса, адрес которого вам известен. Он им сообщит, где и когда действовать. Ваш Д. В. Уиндл». Уиндл никогда не отказывался нам прислать одного-двух молодцов, — добавил Макгинти, — и мы тоже не можем отказать ему. — Он обвел комнату своими тусклыми глазами. — Кто вызовется добровольно на дело?
Многие молодые люди подняли руки. Мастер посмотрел на них и одобрительно улыбнулся.
— Вы годитесь, Тигр Кормак. Если вы будете действовать так же хорошо, как в прошлый раз, вы окажетесь нелишним. Вы тоже, Уилсон?
— Только у меня нет револьвера, — сказал Уилсон, совсем еще юноша.
— Ваше первое дело, не так ли? Что ж, надо вам когда-нибудь получить крещение кровью. Отличное начало для вас. А револьвер, конечно, вы получите, когда придете сюда в понедельник.
— А награду мы получим? — спросил Кормак, коренастый смуглый молодой человек с грубым лицом. Тигр — это была, очевидно, его кличка, свидетельствовавшая об особой кровожадности.
— Не беспокойтесь об этом. В шкатулке наверняка найдется для вас несколько долларов.
— А что сделал этот человек? — спросил Уилсон.
— Вам не следует задавать подобные вопросы. Его осудили там, на месте. За что — это не наше дело, мы должны только помочь им, как они помогли бы нам. На будущей неделе к нам приедут два брата из Джилмертонской ложи, чтобы поработать в наших местах.
— Кто именно?
— Лучше не задавать таких вопросов. Ничего не зная, вы ничего не сможете показать, если дойдет до допроса в полицейском участке. Следовательно, не причините вреда ни другим, ни себе. Я знаю одно: эти братья чисто выполняют задания.
— Давно пора заняться делом, — произнес Тед Болдуин. — А то здесь люди совсем осмелели. Дошло до того, что на прошлой неделе десятник Блейкер даже выгнал из своего дома троих наших ребят. Его пора учить, и он сполна получит заслуженное.
— Что он получит? — шепотом спросил Макмэрдо своего соседа.
— Заряд свинца, — со смехом ответил тот. — Что вы скажете о наших порядках, брат?
— Они мне по душе, — ответил Макмэрдо. — Тут у вас самое место для смельчака.
Несколько Чистильщиков, сидевших рядом, услышали его слова и зааплодировали.
— Что происходит? — крикнул мастер с противоположного конца стола.
— Новый брат, сэр, находит наши обычаи по своему вкусу. Макмэрдо поднялся с места.
— Почтенный мастер, я хотел бы сказать, что, когда вам понадобится человек, я почту за честь помочь ложе.
Ему снова зааплодировали. Некоторые из старших сочли, что новая звезда поднимается на горизонте слишком уж быстро.
— Я хотел бы заметить, — сказал сидевший рядом с председателем секретарь Гарвей, седой человек с лицом коршуна,
— что брату Макмэрдо следовало бы подождать, пока сам мастер найдет нужным послать его на работу.
— Не беспокойтесь, ваша очередь наступит, брат, и очень скоро, — сказал председатель. — Во всяком случае, мы отметили вашу готовность. Если хотите, можете принять участие в маленьком деле даже сегодня ночью.
— Я с радостью.
— Тогда можете сегодня поработать.
Макгинти снова заглянул в список.
— Теперь переходим к следующему пункту. Выслушаем отчет казначея. Что у нас в кассе? Необходимо оказать помощь вдове Джима Карнавэ. Он погиб, работая для ложи, и мы обязаны позаботиться о его семье.
— Джима застрелили в прошлом месяце, когда братья собирались убить Честера Уилкса, — сообщил Макмэрдо его сосед.
— С кассой все обстоит хорошо, — сказал казначей, держа перед собой отчетную книгу. — Последнее время все фирмы не скупились. «Макминдер и К°» заплатили пятьсот; братья Уокер прислали сотенную бумажку, но я самолично вернул ее и потребовал пятисотенную. Если я не получу денег к среде, их мельничный привод непременно испортится. Нам пришлось сжечь их плотину в прошлом году, чтобы заставить их образумиться. Затем Западная угольная компания прислала свой ежегодный взнос. В кассе достаточно денег, и мы можем выполнить все наши обязанности.
— А как обстоит дело с Арчи Свиндоном? — спросил кто-то.
— Он продал все и уехал. Старый дьявол оставил нам записку, в которой говорит, что охотнее станет подметать улицы в Нью-Йорке, чем останется крупным владельцем копей под властью шантажистов. Он умно сделал, что улизнул раньше, чем записка попала к нам в руки. Я думаю, он в долине больше не покажется.
Старый человек с бритым лицом и большим чистым лбом поднялся с противоположного председательскому месту конца стола.
— Казначей, — начал он, — позвольте спросить, кто купил собственность человека, которого мы вытеснили из этой области?
— Брат Моррис, ее, разумеется, купила Джилмертонская железнодорожная компания.
— А кто купил копи «Тодмэна и Ли», которые продавались в прошлом году?
— Та же компания, брат Моррис.
— Кто купил прокатный завод Манса и Шумана, а также компанию «Ван Дегер и Этвуд»?
— Все они приобретены Джилмертонской фирмой.
— Я не думаю, брат Моррис, — сказал Макгинти, — чтобы нам было важно знать, кто купил эти участки и заводы, раз новые владельцы не могут увезти их из округа.
— Достопочтенный мастер, боюсь, что это имеет для нас немалое значение. Вот уже десять лет мы вытесняем отсюда мелких предпринимателей. А на их месте появляются крупные компании. Директора их живут в Нью-Йорке или в Филадельфии и нисколько не боятся наших угроз. Мы можем, конечно, тянуть деньги с их местных представителей и даже изгонять неподатливых. Но на места последних не преминут приехать новые. При этом будет вызвано недовольство хозяев крупных компаний. Боюсь, они не пожелают делиться с нами своими прибылями и решат объединиться против нас. Тут уж они не пожалеют издержек, лишь бы отправить неугодных им людей на виселицу.
Моррис сел. Собрание затихло. Поднялся Макгинти.
— Вы вечно каркаете, брат Моррис. Пока участники ложи сплочены, им не страшен никто в Штатах. Разве мы не доказывали этого в судах? А что до крупных компаний, мне кажется, они должны быть нам благодарны. Полагаю, что они найдут более удобным платить нам, нежели с нами бороться. Однако, братья, — Макгинти снял с себя бархатную шапочку и лоскут, — ложа закончила рассмотрение очередных дел. Правда, у нас остается еще одно маленькое дело: теперь наступило время для братской закуски и пения.
Удивительна человеческая природа! Зал наполняли люди, привыкшие к убийству, не испытывавшие сострадания ни к рыдающей вдове, ни к беспомощным детям. Но мелодии зазвучавших знакомых песен заставили некоторых даже прослезиться. У Макмэрдо был прекрасный тенор, и он принял участие в импровизированном концерте, исполнив «Я сижу на изгороди, Мэри» и «На мелях алландских вод». В первый же вечер новый брат сделался одним из самых популярных Чистильщиков. Бутылки с виски несколько раз обходили вокруг стола, лица собравшихся раскраснелись. В это время глава ложи снова обратился к ним:
— Ребята, в городе живет человек, которого пора укротить. Я имею в виду Джеймса Стейнджера, редактора «Гералда». Читали вы, что он снова написал о нас? — Макгинти вьшул из кармана газету. — Статья называется «Закон и порядок». Слушайте: «В долине царствует кровавый террор. Со времени первых убийств прошло двенадцать лет, и с тех пор преступления не прекращаются. То, до чего мы теперь дошли, вызывает ужас во всем цивилизованном мире. Разве ради этого наша родина принимает к себе иммигрантов? Террор и беззаконие свили себе гнездо в тени священного звездного флага свободы. Имена преступников известны, их организация действует открыто. Долго ли мы будем еще терпеть? Неужели нам вечно предстоит жить…» Ну, я прочитал достаточно этой дряни, — завершил Макгинти, отшвырнув газету. — Я спрашиваю вас, как мы должны поступить с этим мерзавцем?
— Уничтожить его! — воскликнуло несколько голосов.
— Я против, — поднялся со стула Моррис. — Повторяю, братья, наша рука слишком сильно давит долину, и наступит время, когда люди против нас объединятся. Джеймс Стейнджер — старик. Его уважают в городе и во всей округе. Если он будет убит, вся долина взволнуется, и нас самих могут уничтожить.
— А скажите, пожалуйста, как это они смогут сделать? — возразил Макгинти. — Руками полиции? Так одна половина полицейских — у нас на жалованье, а другая — нас боится. Или, может, с помощью судов и судей? А?
— Существует и закон Линча… — произнес Моррис.
В зале зашумели.
— Стоит мне захотеть, — сказал Макгинти, — и я соберу двести человек, которые очистят весь город. — И вдруг, усилив голос и грозно сдвинув черные густые брови, он произнес: — Смотрите, брат Моррис, я слежу за вами уже не первый день. В вас нет смелости, и вы стараетесь лишить мужества других. Плохо придется вам, когда ваше собственное имя появится в моих списках.
Моррис побледнел и опустился на стул. Дрожащей рукой он поднял стакан, но прежде чем заговорить, сделал несколько глотков.
— Прошу извинения у вас, достопочтенный мастер, и у всех братьев, если я сказал что-нибудь не так. Вы все знаете, что я боюсь только, как бы с ложей не случилось чего плохого. Именно этот страх заставил меня произнести неосторожные слова. Но ведь я больше доверяю вашим суждениям, достопочтенный мастер, нежели своим собственным! И обещаю… обещаю больше никогда… — Он смешался.
Услышав эти смиренные слова, Макгинти, видимо, удовлетворился, во всяком случае перестал хмуриться.
— Отлично, брат Моррис. Мне самому было бы грустно, если бы нам пришлось преподать вам урок. Но пока я занимаю свое место, мы должны хранить единство как в словах, так и в делах. А теперь, ребята, — продолжал он, — вот что я скажу вам; если мы накажем Стейнджера по всей строгости, то, возможно, и в самом деле навлечем на себя неприятности. Газетчики держатся друг за друга, и все газеты в штате подняли бы крик, взывая к полиции и к войскам. Но проучить его как следует необходимо. Возьмете это на себя, брат Болдуин?
— С радостью, — ответил тот.
— Скольких братьев вы возьмете с собой?
— Шестерых. Двое останутся сторожить у дверей. Пойдете вы, Гойер, вы, Менсел, вы, Сканлейн, оба брата Уилбей…
— Я обещал новому брату, что он тоже пойдет, — заметил председатель.
Тед Болдуин посмотрел на Макмэрдо, и его взгляд показывал, что он ничего не забыл и не простил.
— Пусть идет, если хочет, — мрачно ответил Болдуин. — И чем скорее мы займемся делом, тем лучше.
Ложа стала расходиться — с шумом, с полупьяными выкриками. В баре было еще много посетителей, и некоторые братья к ним присоединились. Маленький отряд, получивший задание, разделился и двинулся самыми глухими улицами, чтобы не привлечь к себе внимания. Стоял сильный мороз, в ясном небе висела молодая луна. Чистильщики собрались у ярко освещенного здания с золотой вывеской над парадным подъездом: «Гералд Вермиссы». Из здания слышался шум работающей печатной машины.
— Эй, вы, — сказал Болдуин Макмэрдо, — стойте внизу у дверей и следите, чтобы путь для отступления был свободен. С вами может остаться Артур Уилбэй. Остальные — за мной. Не бойтесь никого: дюжина свидетелей подтвердит, что в эту минуту мы находились в Доме союза.
Приближалась полночь, прошли последние редкие прохожие. Открыв дверь редакции, Болдуин и его спутники взбежали по лестнице. Макмэрдо и Уилбэй остались внизу. Полминуты спустя сверху послышались крики, призыв на помощь, топот, стук падающей мебели. Затем на площадку лестницы выбежал седой человек. Но его догнали, очки несчастного полетели и со звоном разбились у ног Джона. Старик упал, и тут же шесть палок застучали по его спине. Он корчился, стонал, его длинные худые ноги и руки вздрагивали под ударами. Наконец он затих. Все, кроме Болдуина, отошли, но тот, с лицом, искаженным злобой, все продолжал бить старика по голове. Макмэрдо взбежал по лестнице и схватил Болдуина за руку.
— Вы убьете его, — сказал он. — Хватит!
Болдуин с бешенством взглянул на него и выдернул руку.
— Кто вы такой, чтобы вмешиваться? Прочь! — Он опять поднял палку, но Макмэрдо выхватил револьвер.
— А ну поосторожней, — сказал он. — Не советую поднимать на меня руку, не то дело кончится плохо. А что до него, то разве мастер не запретил убивать этого человека?
— Он дело говорит, — сказал один из шайки.
— Бегите! — закричал снизу Уилбэй.
В первом этаже, в типографии, услышали крики. Несколько наборщиков и метранпаж выскочили на нижнюю площадку. Чистильщики оставили неподвижного старика и бросились вниз. Кое-кто побежал обратно в бар, остальные, в том числе и Макмэрдо, снова рассыпались по темным улицам и кружными путями отправились домой.
На новой квартире Макмэрдо чувствовал себя в полной безопасности. Он вытащил свои инструменты для выделывания фальшивых монет и, взяв слово не разглашать тайну, даже показывал их некоторым братьям из ложи. При этом каждый Чистильщик уносил с собою по нескольку монет его чеканки. Они были сделаны так искусно, что пускать их в обращение можно было безо всякого опасения. Товарищи Джона удивлялись, чего ради он снисходил до какой-либо работы, но Макмэрдо объяснял всем, что, живя не трудясь, он снова привлек бы к себе внимание полиции.
Вскоре у него и в самом деле вышло столкновение с одним полицейским, но оно принесло ему больше добра, чем зла. После первого знакомства с главой ложи Макмэрдо почти каждый вечер заходил в Дом союза. Смелые речи и здесь завоевали ему общие симпатии. Происшедший случай еще больше укрепил их.
Как-то вечером, в час, когда в баре обычно особенно много народу, в открывшуюся дверь вошел человек в синем полицейском мундире. Все замолчали, и на вошедшего устремилось множество любопытных взглядов. Только Макгинти сохранял полное спокойствие и не выразил никакого удивления, когда инспектор подошел к его прилавку.
— Дайте чистого виски. Холодная ночь, — сказал полицейский. — Кажется, мы еще не знакомы с вами, советник?
— Вы новый инспектор? — вопросом ответил ему Макгинти.
— Да. Мы надеемся, что вы, советник, и другие выдающиеся граждане помогут нам поддерживать закон и порядок в городе. Я капитан Мервин.
— Нам и без вас было неплохо, капитан, — холодно заметил Макгинти. — У нас вполне хватало и своих полицейских.
— Ну, не будем ссориться, — добродушно заметил инспектор. — Все мы исполняем свои обязанности, как их понимаем… Только у нас различные взгляды. — Он допил виски, повернулся, чтобы уйти, и в эту минуту увидел хмурое лицо Макмэрдо, который стоял невдалеке. — Ого! — произнес Мервин, оглядывая того с ног до головы. — Старый знакомый!
Макмэрдо выразил заметное недовольство.
— Вот уж никогда не дружил ни с кем из фараонов!
— Знакомый — не всегда друг, — с широкой улыбкой ответил полицейский. — Вы Джон Макмэрдо из Чикаго, не так ли? Отрицать этого вы не станете?
Джон пожал плечами.
— И не подумаю. Уж не полагаете ли вы, что я стыжусь своего имени?
— Могли бы постыдиться.
— Черт возьми, что вы хотите сказать? — повысил голос Макмэрдо, сжав кулаки.
— Только то, что до приезда в эту угольную яму я служил в Чикаго. Тамошних молодчиков знаю всех наперечет.
— Неужели вы тот самый Мервин из чикагского центрального управления?
— Тот самый, и мы там не забыли застреленного Джонса Пинто.
— Я его не убивал!..
— Вот как! Во всяком случае, его смерть оказалась вам необыкновенно на руку, не то вам плохо пришлось бы за кругляшки. А теперь прямых свидетелей против вас не существует. Так можете возвращаться в Чикаго.
— Мне и здесь хорошо.
— Все же, молодой человек, я бы на вашем месте поблагодарил за такое сообщение.
— Спасибо, — буркнул Макмэрдо.
— Смотрите, только не вздумайте опять приняться за старое. Предупреждаю вас. А теперь желаю всем спокойной ночи.
Он ушел из бара, сотворив нового героя. О подвигах Макмэрдо в Чикаго давно уже шептались, но при расспросах он отделывался лишь неопределенной улыбкой. Теперь слухи получили официальное подтверждение. Посетители бара окружили Джона и горячо жали ему руку, наперебой угощая виски. Джон мог не пьянея выпить очень много, но в этот вечер, не будь с ним Сканлейна, он вряд ли благополучно добрался бы до постели.
В субботу вечером Макмэрдо был введен в ложу. Ему казалось, что он, уже посвященный в члены братства, войдет в ложу Вермиссы без дополнительных церемоний, но в долине существовали свои собственные обряды.
В самой Вермиссе насчитывалось около шестидесяти членов братства, однако это была лишь часть организации: в других городках долины существовало еще несколько лож. В случае необходимости они обращались друг к другу за помощью.
Ложа собралась в большой комнате дома Макгинти, отведенной специально для таких заседаний. В комнате стояло два продолговатых стола. Чистильщики собрались около одного из них, другой был заставлен бутылками и стаканами, и многие на него вожделенно поглядывали. На председательском месте восседал Макгинти, плоская черная бархатная шапочка прикрывала ему спутанную черную гриву, на груди висел кусок малиновой материи. Справа и слева от него помещались украшенные шарфами или перевязями братья высших степеней. Между ними находился и Тед Болдуин. На его красивом, но жестоком лице читалось сосредоточенное внимание. Остальные были почти все людьми зрелого возраста. К рядовым же членам ложи принадлежали большей частью парни лет восемнадцати — двадцати. Смотря на них, трудно было поверить, что это члены опасной шайки убийц, искренне гордящиеся своими кровавыми репутациями.
Жертвами Чистильщиков один за другим падали люди, неугодные ложе или опасные для нее. В это число попадали все, кто отказывался делать «добровольные» взносы в кассу ложи, или те, кто пытался разоблачить ее деятельность. Чистильщики начинали с шантажа, а если он не приносил успеха, то без малейших колебаний кончали поджогами и убийствами. Некогда они действовали осторожно, стараясь соблюдать тайну, но, очевидно, бессилие полиции вскоре развязало им руки. К тому же они быстро запугали всю долину. Никто не решался давать против них показания, а если дело все же доходило до суда, у них всегда оказывалось достаточно свидетелей защиты. Полная касса позволяла в этих случаях не стесняться в расходах. Десять лет продолжалась деятельность ложи, и за эти десять лет ни один член ее не был осужден. Единственная опасность для Чистильщиков могла исходить только от самой жертвы. Как бы скрыто они ни готовились к «операции» и как бы неожиданно ни нападали, защищающийся мог в отчаянии нанести им урон, хотя бы кого-нибудь ранить. Что порой и происходило.
Придя в ложу, Макмэрдо уже знал, что ему предстоит какое-то испытание, но никто не сообщил ему, в чем оно состоит. Двое братьев торжественно отвели Джона в соседнюю комнату. Из-за дощатой перегородки до него доносился гул голосов. Он несколько раз слышал свое имя и понял, что обсуждается его кандидатура. Наконец дверь отворилась, и к Макмэрдо подошел незнакомец с зеленым, затканным золотом шарфом через плечо.
— Мастер приказал засучить вам рукав, завязать глаза и ввести в залу собрания, — сказал он и вместе с другими двумя братьями снял с Макмэрдо пиджак, завернул до локтя правый рукав рубашки, повыше локтей стянул веревкой руки и наконец надел на голову черный капюшон. Затем его повели.
Джону казалось, что он двигается в полной темноте, ему было душно, и голос заговорившего с ним Макгинти прозвучал глухо.
— Джон Макмэрдо, — произнес этот голос, — вы уже принадлежите к старинному ордену масонов?
В знак утверждения Макмэрдо поклонился.
— Ваша ложа в Чикаго номер двадцать девять?
Новый поклон.
— Темные ночи неприятны.
— Да, для странствующих иностранцев.
— Тучи тяжелы.
— Да, подходит буря.
— Довольны ли вы, братья? — спросил мастер.
Ему ответил утвердительно гул голосов.
— По вашим ответам, брат, мы видим, что вы действительно принадлежите к братству. Однако в нашей ложе принят особый ритуал. Готовы ли вы подвергнуться испытанию?
— Готов.
— Твердое ли у вас сердце?
— Твердое.
— В доказательство сделайте шаг вперед.
В то же мгновение Макмэрдо ощутил давление на глаза и понял, что их касаются два острия. Казалось, ступи он вперед — и с глазами распростится. Однако он заставил себя двинуться — и мгновенно перестал ощущать давление. Снова послышался гул одобрения.
— У него твердое сердце, — произнес голос. — Способны ли вы переносить боль?
— Не хуже других.
— Испытайте его.
Макмэрдо едва удержался от крика: жгучая, мучительная боль пронзила его руку. Он чуть не потерял сознание, но крепко сжал кулаки и закусил губу, чтобы сдержать даже самый легкий стон.
— Я мог бы стерпеть и большее, — сказал он.
Послышались восхищенные голоса, чьи-то руки похлопывали его по спине. Потом с него сняли капюшон. Некоторое время Джон стоял без движения, щурясь на свет и стараясь улыбаться.
— Последнее слово, Макмэрдо, — сказал Макгинти. — Вы уже принесли клятву хранить тайну и не нарушать верности. Знаете ли вы также, что кара за нарушение клятвы — немедленная смерть?
— Да.
— И вы подчинитесь власти мастера при всяких обстоятельствах?
— Подчинюсь.
— Итак, от имени триста сорок первой ложи Вермиссы я даю вам все права и привилегии братства. Поставьте вино на стол, брат Сканлейн, и мы выпьем за здоровье нашего достойного брата.
Макмэрдо принесли его пиджак, но, прежде чем надеть его, он посмотрел на свою правую руку. На предплечье краснело глубокое, выжженное железом клеймо: круг и в нем треугольник. Двое-трое его соседей показали ему такие же знаки.
— Нас всех клеймили, — сказал один, — но не все мы так храбро вынесли это, как вы.
— О, пустяки, — ответил Макмэрдо. Он пренебрежительно улыбнулся, хотя рука его горела.
Когда выпили за нового члена ложи, началось обсуждение очередных дел. Макмэрдо слушал во все уши.
— Первым пунктом в моей записной книжке, — сказал Макгинти, — значится чтение письма мастера Уиндла из Джилмертонской ложи номер двести сорок девять. Вот что он пишет: «Дорогой сэр, необходимо закончить одно дело с Эндрю Рэ из фирмы „Рэ и Стермиш“, которой принадлежат угольные копи неподалеку. Ваша ложа обязана нам помочь: вы пользовались услугами двоих наших братьев прошлой осенью, во время дела с полицейским. Если вы пришлете двух способных людей, они поступят в ведение казначея Хиггинса, адрес которого вам известен. Он им сообщит, где и когда действовать. Ваш Д. В. Уиндл». Уиндл никогда не отказывался нам прислать одного-двух молодцов, — добавил Макгинти, — и мы тоже не можем отказать ему. — Он обвел комнату своими тусклыми глазами. — Кто вызовется добровольно на дело?
Многие молодые люди подняли руки. Мастер посмотрел на них и одобрительно улыбнулся.
— Вы годитесь, Тигр Кормак. Если вы будете действовать так же хорошо, как в прошлый раз, вы окажетесь нелишним. Вы тоже, Уилсон?
— Только у меня нет револьвера, — сказал Уилсон, совсем еще юноша.
— Ваше первое дело, не так ли? Что ж, надо вам когда-нибудь получить крещение кровью. Отличное начало для вас. А револьвер, конечно, вы получите, когда придете сюда в понедельник.
— А награду мы получим? — спросил Кормак, коренастый смуглый молодой человек с грубым лицом. Тигр — это была, очевидно, его кличка, свидетельствовавшая об особой кровожадности.
— Не беспокойтесь об этом. В шкатулке наверняка найдется для вас несколько долларов.
— А что сделал этот человек? — спросил Уилсон.
— Вам не следует задавать подобные вопросы. Его осудили там, на месте. За что — это не наше дело, мы должны только помочь им, как они помогли бы нам. На будущей неделе к нам приедут два брата из Джилмертонской ложи, чтобы поработать в наших местах.
— Кто именно?
— Лучше не задавать таких вопросов. Ничего не зная, вы ничего не сможете показать, если дойдет до допроса в полицейском участке. Следовательно, не причините вреда ни другим, ни себе. Я знаю одно: эти братья чисто выполняют задания.
— Давно пора заняться делом, — произнес Тед Болдуин. — А то здесь люди совсем осмелели. Дошло до того, что на прошлой неделе десятник Блейкер даже выгнал из своего дома троих наших ребят. Его пора учить, и он сполна получит заслуженное.
— Что он получит? — шепотом спросил Макмэрдо своего соседа.
— Заряд свинца, — со смехом ответил тот. — Что вы скажете о наших порядках, брат?
— Они мне по душе, — ответил Макмэрдо. — Тут у вас самое место для смельчака.
Несколько Чистильщиков, сидевших рядом, услышали его слова и зааплодировали.
— Что происходит? — крикнул мастер с противоположного конца стола.
— Новый брат, сэр, находит наши обычаи по своему вкусу. Макмэрдо поднялся с места.
— Почтенный мастер, я хотел бы сказать, что, когда вам понадобится человек, я почту за честь помочь ложе.
Ему снова зааплодировали. Некоторые из старших сочли, что новая звезда поднимается на горизонте слишком уж быстро.
— Я хотел бы заметить, — сказал сидевший рядом с председателем секретарь Гарвей, седой человек с лицом коршуна,
— что брату Макмэрдо следовало бы подождать, пока сам мастер найдет нужным послать его на работу.
— Не беспокойтесь, ваша очередь наступит, брат, и очень скоро, — сказал председатель. — Во всяком случае, мы отметили вашу готовность. Если хотите, можете принять участие в маленьком деле даже сегодня ночью.
— Я с радостью.
— Тогда можете сегодня поработать.
Макгинти снова заглянул в список.
— Теперь переходим к следующему пункту. Выслушаем отчет казначея. Что у нас в кассе? Необходимо оказать помощь вдове Джима Карнавэ. Он погиб, работая для ложи, и мы обязаны позаботиться о его семье.
— Джима застрелили в прошлом месяце, когда братья собирались убить Честера Уилкса, — сообщил Макмэрдо его сосед.
— С кассой все обстоит хорошо, — сказал казначей, держа перед собой отчетную книгу. — Последнее время все фирмы не скупились. «Макминдер и К°» заплатили пятьсот; братья Уокер прислали сотенную бумажку, но я самолично вернул ее и потребовал пятисотенную. Если я не получу денег к среде, их мельничный привод непременно испортится. Нам пришлось сжечь их плотину в прошлом году, чтобы заставить их образумиться. Затем Западная угольная компания прислала свой ежегодный взнос. В кассе достаточно денег, и мы можем выполнить все наши обязанности.
— А как обстоит дело с Арчи Свиндоном? — спросил кто-то.
— Он продал все и уехал. Старый дьявол оставил нам записку, в которой говорит, что охотнее станет подметать улицы в Нью-Йорке, чем останется крупным владельцем копей под властью шантажистов. Он умно сделал, что улизнул раньше, чем записка попала к нам в руки. Я думаю, он в долине больше не покажется.
Старый человек с бритым лицом и большим чистым лбом поднялся с противоположного председательскому месту конца стола.
— Казначей, — начал он, — позвольте спросить, кто купил собственность человека, которого мы вытеснили из этой области?
— Брат Моррис, ее, разумеется, купила Джилмертонская железнодорожная компания.
— А кто купил копи «Тодмэна и Ли», которые продавались в прошлом году?
— Та же компания, брат Моррис.
— Кто купил прокатный завод Манса и Шумана, а также компанию «Ван Дегер и Этвуд»?
— Все они приобретены Джилмертонской фирмой.
— Я не думаю, брат Моррис, — сказал Макгинти, — чтобы нам было важно знать, кто купил эти участки и заводы, раз новые владельцы не могут увезти их из округа.
— Достопочтенный мастер, боюсь, что это имеет для нас немалое значение. Вот уже десять лет мы вытесняем отсюда мелких предпринимателей. А на их месте появляются крупные компании. Директора их живут в Нью-Йорке или в Филадельфии и нисколько не боятся наших угроз. Мы можем, конечно, тянуть деньги с их местных представителей и даже изгонять неподатливых. Но на места последних не преминут приехать новые. При этом будет вызвано недовольство хозяев крупных компаний. Боюсь, они не пожелают делиться с нами своими прибылями и решат объединиться против нас. Тут уж они не пожалеют издержек, лишь бы отправить неугодных им людей на виселицу.
Моррис сел. Собрание затихло. Поднялся Макгинти.
— Вы вечно каркаете, брат Моррис. Пока участники ложи сплочены, им не страшен никто в Штатах. Разве мы не доказывали этого в судах? А что до крупных компаний, мне кажется, они должны быть нам благодарны. Полагаю, что они найдут более удобным платить нам, нежели с нами бороться. Однако, братья, — Макгинти снял с себя бархатную шапочку и лоскут, — ложа закончила рассмотрение очередных дел. Правда, у нас остается еще одно маленькое дело: теперь наступило время для братской закуски и пения.
Удивительна человеческая природа! Зал наполняли люди, привыкшие к убийству, не испытывавшие сострадания ни к рыдающей вдове, ни к беспомощным детям. Но мелодии зазвучавших знакомых песен заставили некоторых даже прослезиться. У Макмэрдо был прекрасный тенор, и он принял участие в импровизированном концерте, исполнив «Я сижу на изгороди, Мэри» и «На мелях алландских вод». В первый же вечер новый брат сделался одним из самых популярных Чистильщиков. Бутылки с виски несколько раз обходили вокруг стола, лица собравшихся раскраснелись. В это время глава ложи снова обратился к ним:
— Ребята, в городе живет человек, которого пора укротить. Я имею в виду Джеймса Стейнджера, редактора «Гералда». Читали вы, что он снова написал о нас? — Макгинти вьшул из кармана газету. — Статья называется «Закон и порядок». Слушайте: «В долине царствует кровавый террор. Со времени первых убийств прошло двенадцать лет, и с тех пор преступления не прекращаются. То, до чего мы теперь дошли, вызывает ужас во всем цивилизованном мире. Разве ради этого наша родина принимает к себе иммигрантов? Террор и беззаконие свили себе гнездо в тени священного звездного флага свободы. Имена преступников известны, их организация действует открыто. Долго ли мы будем еще терпеть? Неужели нам вечно предстоит жить…» Ну, я прочитал достаточно этой дряни, — завершил Макгинти, отшвырнув газету. — Я спрашиваю вас, как мы должны поступить с этим мерзавцем?
— Уничтожить его! — воскликнуло несколько голосов.
— Я против, — поднялся со стула Моррис. — Повторяю, братья, наша рука слишком сильно давит долину, и наступит время, когда люди против нас объединятся. Джеймс Стейнджер — старик. Его уважают в городе и во всей округе. Если он будет убит, вся долина взволнуется, и нас самих могут уничтожить.
— А скажите, пожалуйста, как это они смогут сделать? — возразил Макгинти. — Руками полиции? Так одна половина полицейских — у нас на жалованье, а другая — нас боится. Или, может, с помощью судов и судей? А?
— Существует и закон Линча… — произнес Моррис.
В зале зашумели.
— Стоит мне захотеть, — сказал Макгинти, — и я соберу двести человек, которые очистят весь город. — И вдруг, усилив голос и грозно сдвинув черные густые брови, он произнес: — Смотрите, брат Моррис, я слежу за вами уже не первый день. В вас нет смелости, и вы стараетесь лишить мужества других. Плохо придется вам, когда ваше собственное имя появится в моих списках.
Моррис побледнел и опустился на стул. Дрожащей рукой он поднял стакан, но прежде чем заговорить, сделал несколько глотков.
— Прошу извинения у вас, достопочтенный мастер, и у всех братьев, если я сказал что-нибудь не так. Вы все знаете, что я боюсь только, как бы с ложей не случилось чего плохого. Именно этот страх заставил меня произнести неосторожные слова. Но ведь я больше доверяю вашим суждениям, достопочтенный мастер, нежели своим собственным! И обещаю… обещаю больше никогда… — Он смешался.
Услышав эти смиренные слова, Макгинти, видимо, удовлетворился, во всяком случае перестал хмуриться.
— Отлично, брат Моррис. Мне самому было бы грустно, если бы нам пришлось преподать вам урок. Но пока я занимаю свое место, мы должны хранить единство как в словах, так и в делах. А теперь, ребята, — продолжал он, — вот что я скажу вам; если мы накажем Стейнджера по всей строгости, то, возможно, и в самом деле навлечем на себя неприятности. Газетчики держатся друг за друга, и все газеты в штате подняли бы крик, взывая к полиции и к войскам. Но проучить его как следует необходимо. Возьмете это на себя, брат Болдуин?
— С радостью, — ответил тот.
— Скольких братьев вы возьмете с собой?
— Шестерых. Двое останутся сторожить у дверей. Пойдете вы, Гойер, вы, Менсел, вы, Сканлейн, оба брата Уилбей…
— Я обещал новому брату, что он тоже пойдет, — заметил председатель.
Тед Болдуин посмотрел на Макмэрдо, и его взгляд показывал, что он ничего не забыл и не простил.
— Пусть идет, если хочет, — мрачно ответил Болдуин. — И чем скорее мы займемся делом, тем лучше.
Ложа стала расходиться — с шумом, с полупьяными выкриками. В баре было еще много посетителей, и некоторые братья к ним присоединились. Маленький отряд, получивший задание, разделился и двинулся самыми глухими улицами, чтобы не привлечь к себе внимания. Стоял сильный мороз, в ясном небе висела молодая луна. Чистильщики собрались у ярко освещенного здания с золотой вывеской над парадным подъездом: «Гералд Вермиссы». Из здания слышался шум работающей печатной машины.
— Эй, вы, — сказал Болдуин Макмэрдо, — стойте внизу у дверей и следите, чтобы путь для отступления был свободен. С вами может остаться Артур Уилбэй. Остальные — за мной. Не бойтесь никого: дюжина свидетелей подтвердит, что в эту минуту мы находились в Доме союза.
Приближалась полночь, прошли последние редкие прохожие. Открыв дверь редакции, Болдуин и его спутники взбежали по лестнице. Макмэрдо и Уилбэй остались внизу. Полминуты спустя сверху послышались крики, призыв на помощь, топот, стук падающей мебели. Затем на площадку лестницы выбежал седой человек. Но его догнали, очки несчастного полетели и со звоном разбились у ног Джона. Старик упал, и тут же шесть палок застучали по его спине. Он корчился, стонал, его длинные худые ноги и руки вздрагивали под ударами. Наконец он затих. Все, кроме Болдуина, отошли, но тот, с лицом, искаженным злобой, все продолжал бить старика по голове. Макмэрдо взбежал по лестнице и схватил Болдуина за руку.
— Вы убьете его, — сказал он. — Хватит!
Болдуин с бешенством взглянул на него и выдернул руку.
— Кто вы такой, чтобы вмешиваться? Прочь! — Он опять поднял палку, но Макмэрдо выхватил револьвер.
— А ну поосторожней, — сказал он. — Не советую поднимать на меня руку, не то дело кончится плохо. А что до него, то разве мастер не запретил убивать этого человека?
— Он дело говорит, — сказал один из шайки.
— Бегите! — закричал снизу Уилбэй.
В первом этаже, в типографии, услышали крики. Несколько наборщиков и метранпаж выскочили на нижнюю площадку. Чистильщики оставили неподвижного старика и бросились вниз. Кое-кто побежал обратно в бар, остальные, в том числе и Макмэрдо, снова рассыпались по темным улицам и кружными путями отправились домой.
4. ДОЛИНА УЖАСА
На следующее утро Макмэрдо прежде всего вспомнил о своем вступлении в ложу. И неудивительно: рука у него распухла и воспалилась, сильно болела голова. Поздно позавтракав, он сел за письмо одному приятелю. Принесли свежий «Гералд». Внизу была напечатана заметка под названием «Преступление в редакции „Гералда“. Она вкратце сообщала о вечернем нападении и кончалась словами: „Дело передано полиции, однако вряд ли можно надеяться, что расследование приведет к каким-либо результатам. Многочисленным друзьям Стейнджера мы сообщаем, что, хотя он был жестоко избит и получил несколько повреждений головы, жизнь его вне опасности“.
Макмэрдо положил газету, его рука слегка дрожала, наверное, потому, что слишком много выпил вчера. Он стал закуривать трубку, когда в дверь комнаты постучалась и вошла хозяйка. Она передала ему записку, только что принесенную мальчиком-рассыльным. Макмэрдо сразу взглянул на подпись, но ее не было. Текст гласил: «Мне нужно поговорить с вами, но не у вас в доме. Мы можем встретиться у флагштока на Мельничном холме. Если вы придете туда сейчас, я сообщу кое-что важное и для вас и для меня».
Макмэрдо дважды перечитал эти строки, но они ничего не сказали ему о возможном их авторе. Поразмыслив, он все же решил пойти на встречу.
Мельничным холмом назывался небольшой запущенный парк в центре города. Летом его наполняли гуляющие, зимой же он был пуст и представлял собою унылое место. С вершины холма, на котором был разбит парк, открывался вид не только на город, но и на уходящую вниз извилистую долину, покрытую черным от копоти и угольной пыли снегом, и на лесистые горы. Макмэрдо пошел вверх по дорожке, обсаженной с обеих сторон елками, и наконец добрался до закрытого ресторана в середине парка. Рядом с рестораном виднелся пустой флагшток, а под ним стоял человек в пальто с поднятым воротником и в низко опущенной шляпе. Он повернулся на звук шагов, и Макмэрдо с удивлением узнал Морриса. В виде приветствия они обменялись сигналами ложи.
— Мне хотелось поговорить с вами, мистер Макмэрдо, — сказал Моррис с неуверенностью. — Спасибо, что вы приняли мое приглашение.
— Почему вы не подписались?
— Необходима осторожность; в наше время не знаешь, кому можно доверять, а кому нет.
— Братьям по ложе следует доверять.
Макмэрдо положил газету, его рука слегка дрожала, наверное, потому, что слишком много выпил вчера. Он стал закуривать трубку, когда в дверь комнаты постучалась и вошла хозяйка. Она передала ему записку, только что принесенную мальчиком-рассыльным. Макмэрдо сразу взглянул на подпись, но ее не было. Текст гласил: «Мне нужно поговорить с вами, но не у вас в доме. Мы можем встретиться у флагштока на Мельничном холме. Если вы придете туда сейчас, я сообщу кое-что важное и для вас и для меня».
Макмэрдо дважды перечитал эти строки, но они ничего не сказали ему о возможном их авторе. Поразмыслив, он все же решил пойти на встречу.
Мельничным холмом назывался небольшой запущенный парк в центре города. Летом его наполняли гуляющие, зимой же он был пуст и представлял собою унылое место. С вершины холма, на котором был разбит парк, открывался вид не только на город, но и на уходящую вниз извилистую долину, покрытую черным от копоти и угольной пыли снегом, и на лесистые горы. Макмэрдо пошел вверх по дорожке, обсаженной с обеих сторон елками, и наконец добрался до закрытого ресторана в середине парка. Рядом с рестораном виднелся пустой флагшток, а под ним стоял человек в пальто с поднятым воротником и в низко опущенной шляпе. Он повернулся на звук шагов, и Макмэрдо с удивлением узнал Морриса. В виде приветствия они обменялись сигналами ложи.
— Мне хотелось поговорить с вами, мистер Макмэрдо, — сказал Моррис с неуверенностью. — Спасибо, что вы приняли мое приглашение.
— Почему вы не подписались?
— Необходима осторожность; в наше время не знаешь, кому можно доверять, а кому нет.
— Братьям по ложе следует доверять.