Кондон Ричард
Последняя ставка
РИЧАРД КОНДОН
ПОСЛЕДНЯЯ СТАВКА
1.
Он опаздывал, но все же решил заехать к "Оспри" купить маленький сувенир для Бетси. Там он выбрал футляр для перчаток из крокодиловой кожи замечательную вещицу, способную вместить дюжину обычных перчаток или три пары лыжных. Потом едва не купил прекрасный дорожный комплект для игры в трик-трак, но вовремя сообразил, что тот может означать для Бетси, и с сожалением оставил эту мысль.
Еще раз поймать такси оказалось труднее. Потом такси едва тащилось в плотном потоке машин, забившем Бонд-стрит, через Графтон-стрит, вниз по Хэй-хилл в сторону Беркли-сквер, с трудом прокладывая путь, словно лазутчик сквозь болото.
В доме на Фарм-стрит было пять этажей. В нижнем - большая витрина, за которой красовались четыре огромных бутылки вина от фирмы "Крюз и сыновья. Бордо". Надпись на витрине золотыми буквами гласила:
"МАРОЧНЫЕ ВИНА ХАНТИНГТОНА".
Расплатившись с таксистом, он задержался у входа, чтобы привести себя в порядок. Рука с ключом дрожала. Наконец, дверь открылась.
Миновав пустой магазин, он прошел в офис в задней части здания. Адвокат Эдвард Мастерс уже сидел там, не снимая шляпы и держа на коленях кейс.
- Добрый вечер, капитан, - бросил Мастерс, не вставая.
- Я расцениваю как неуважение то, что вы приветствуете меня сидя, заметил капитан, и тут же пожалел об этом.
- Извините, - ответил Мастерс, - это из-за моего ахиллесова сухожилия. Сожалею.
"- Сожалеет он или нет, - подумал капитан, - но у него всегда самодовольный вид члена тайного братства ирландских букмекеров, которые разъезжают по стране с одних скачек на другие и постоянно рассказывают друг другу, как приятно они провели время".
- Извините, что опоздал, - сказал капитан, - а какие новости?
- Никаких. Со мной только поздоровались.
- Должен заметить, они удивительно настойчивы в своем стремлении не пускать человека в его собственный дом.
Не снимая шляпы, он уселся за свой стол, рассеянно оглядывая офис. Вдоль стен размещалась библиотека из двухсот сорока томов о винах - все книги были тщательно подобраны фирмой "Сангорски энд Сатклифф". Еще там было несколько занятных вещиц, вроде фигуры атакующего быка, сделанной из тридцати одного ярда скрученной медной проволоки, и коллекции редких старинных вин.
- Все прибыли?
- Честно говоря, не знаю. Ваша супруга поздоровалась со мной по домофону и попросила подождать здесь.
- Вы только подумайте, - заметил капитан, - в какую даль они приехали, и ради чего?
Зазвонил телефон. Капитан взял трубку и некоторое время слушал.
- Спасибо, - сказал он, встал со стула и взял в руки пакет от "Оспри".
Мастерс поднялся тоже, опираясь на массивную трость с резиновым наконечником. Капитан пошел впереди. Они прошли через большой холл к лестнице, перед которой сняли шляпы и повесили на серебряную вешалку памятный подарок от офицеров эскадры.
Капитан настоял, чтобы Мастерс поднимался впереди, так как лестница была слишком узкой. Она была ещё и слишком крутой, и капитан, поднимаясь по ней, всегда ощущал себя актером, выходящим на сцену.
Все были там. Это выглядело совершенно невероятным, но они собрались там в полном составе.
- Добрый вечер, Колин, - тихо сказала Бетси.
- Добрый вечер, дорогая, - он поклонился и повернулся к румяному седовласому человеку, старшему из присутствующих.
- Добрый вечер, сэр...
Капитан не мог назвать этого человека "Папочкой", но и не представлял себе, что у него может быть какое-то другое имя (хотя оно раза два-три в неделю попадалось в "Таймс", но Бетси именовала его только "Папочкой").
Папочка был само радушие, правда, радушие хирурга перед тем, как дать пациенту наркоз.
- Неплохо выглядишь, Колин, - заметил он с массачусетским выговором, тряся руку Колина (в рукопожатии чувствовалось близкое знакомство с дзюдо).
- Добрый вечер, сэр, - повторил капитан и, высвободив руку, повернулся к первому по счету дядюшке.
- Добрый вечер, Джим, - сказал он во время рукопожатия.
Дядюшка Джим был крупной шишкой в Белом доме - так же, как Папочка в ЦРУ. Судя по всему, он и должен был дать наркоз - он был очень сосредоточен и даже не улыбался, хотя Бетси часто говорила, что в Белом доме или улыбаются, или вылетают ко всем чертям.
Затем капитан обменялся рукопожатием с дядюшкой Питом, который являлся связующим звеном между министерством обороны США и производителями новейших систем вооружения, постоянно требовавших роста капиталовложений в противоспутниковое оружие, новые танки, самолеты и так далее. Дядюшка Пит также возглавлял гражданскую организацию подрядчиков Пентагона, в чем ему помогали двое бывших председателей Комитета начальников штабов. Дядюшка Пит был симпатичным жизнелюбом, прославившимся в Вашингтоне своей крылатой фразой:"Дурачить нужно всех и всегда".
Пока капитан обменивался рукопожатиями с кузенами Бетси, Гарри и Ларри, которые были соответственно заместителями министров обороны и финансов, они улыбались. Капитан даже на мгновение подумал, что эта встреча означает совсем не то, что он подумал.
Бетси была симпатичной брюнеткой с вечно удивленным личиком. Она сидела на широком диване между Папочкой и дядюшкой Джимом в платье цвета морской волны. Комната была достаточно просторна, чтобы вместить итальянскую мебель, специально сделанную больше обычных размеров. Огромные диваны и кресла уменьшали размеры сидящих в них людей, те выглядели меньше, чем на самом деле, так что люди нормального роста казались коротышками.
Бетси была крупной женщиной - крупной и красивой, с умными серыми глазами и прекрасной грудью, плавно переходящей в стройную талию. У неё был зад породистой кобылицы и удивительно стройные ноги. Капитан заметил, что волосы цвета темной меди уложены специально для этой встречи.
Когда девять лет назад они познакомились, она едва достигла совершеннолетия и стеснялась своего роста и габаритов. Капитан поставил перед собой задачу - добиться от неё нормальной осанки. Теперь она сидела прямо, - удовлетворенно заметил он.
Бетси смотрела на него, когда он поднимался по лестнице, но сейчас отвела взгляд. Эта была четвертая по счету попытка, три предыдущих встречи пришлось отменить из-за занятости Папочки, дядюшек и кузенов.
Бетси отказывалась встречаться с Колином наедине уже полтора месяца; она сменила все замки на вилле в Розенарре, чтобы ноги его там больше не было. Ей было стыдно и больно. Ее шокировало, что человек их круга может так вести себя в денежных вопросах. Она с каждым годом любила его все больше и больше, но подозревала в скрытом антиамериканизме, если не чем-нибудь похуже. Боль и стыд пересиливали любовь. Надо было на что-то решаться или жертвовать своим самолюбием. И она решилась.
- Садись, Колин, - сказала она, - прости, но чаю мы тебе не предлагаем.
Мастерса все вообще игнорировали как вражеского наемника. Бетси была смущена таким отношением к старому другу семьи, но дело есть дело. Мастерс сам поздоровался со всеми по очереди с видом деревенского простака.
- Здравствуйте, меня зовут Эдвард Мастерс, я адвокат капитана Хантингтона.
Все небрежно с ним поздоровались. Дядюшка Джим зловеще улыбнулся, и эта улыбка испугала капитана.
- Добрый вечер, Эдвард, - сказал Папочка, знавший всех и вся.
Капитан протянул Бетси пакет от "Оспри".
- Что это? - спросила она, не прикасаясь к пакету.
- Маленький сувенир.
- От "Оспри"?
- Да.
- Ты взял его в кредит?
- Конечно.
- Тогда мне придется платить за него. Лучше тебе вернуть его назад, Колин.
Капитан сел в кресло и положил пакет на пол перед собой.
- Ну-с... - начал Папочка.
- Можно мне, Винсент? - спросил дядюшка Джим, повернулся к капитану и снял очки. - Ты, полагаю, знаешь, как мы работаем.
- Конечно.
- Тебе известно, что все мы здесь - одна команда. Один за всех и все за одного.
- Не сомневаюсь, Джим.
- Ты можешь подтвердить своему адвокату, что мы сделали все, чтобы за эти девять лет ты стал членом нашей команды, полноправным членом.
- Членом - да, но не полноправным. Я бы этого не сказал.
- Неполноправным? - вскинулась Бетси.
- Конечно, дорогая. Я бы и не хотел им стать, если вы меня верно понимаете. У вас свои семейные интересы, свои источники информации, куда мне до вас!
- Мы не о том, - отрезала Бетси, - дядя имеет в виду совсем другое.
- Извини, - сказал капитан.
- Джим, лучше говорить буду я, - вмешался дядюшка Пит. Он был единственным членом семьи, способным менять произношение от лондонского до техасского. - Мне кажется, мы с Колином были друзьями, поэтому лучше будет, если плохие новости сообщу ему я.
- Плохие новости?
- Да, дружище, я должен сообщить тебе, что наша Бетси хочет с тобой развестись.
- Об этом не может быть и речи! - взорвался капитан.
- Но я хочу развестись, - вмешалась Бетси, - и требую передать мне права на этот дом, на виллу в Розенарре и половину виноторговой компании, она загибала пальцы, сверкая бриллиантами. Сейчас Бетси уже не казалась крупной женщиной - напротив, она выглядела маленькой и беззащитной девочкой.
- Бетси, дорогая! Ты можешь получить все, что хочешь, но только не развод.
Бетси тихонько всхлипнула.
- Дорогая, вся ваша семья так гордилась, что у вас никогда не было разводов. Что скажет кардинал Хенли?
- Какое это имеет отношение к делу? У нас в семье никогда не было игроков.
- Ну, это не так страшно.
- Увы, Колин, - мрачно заметил дядюшка Джим.
Капитан игнорировал его и обратился к Бетси.
- Ты же не хочешь разводиться, дорогая?
- Я хочу этого больше всего на свете! - она впилась в него пылающим взглядом, - я должна развестись с тобой, пока ты не проиграл все до нитки!
Кузен Ларри пожал плечами. Папочка изображал безразличие. Кузен Гарри, накачанный, как десантник, смотрел так, словно собирался заехать Колину в нос.
- Дай-ка я поговорю с Колином, - мягко вмешался дядюшка Джим. - Ты конечно знаешь, Колин, и мы никогда не делали из этого секрета, что нам удалось кое-что о тебе выяснить. Для твоей же личной безопасности. Мы ведь не возмущались, что ты содержишь любовницу. Это твое личное дело, и даже Бетси признает твое право. Мы гордимся тем, что твой личный повар, Хуан Франкохогар, добился международного признание, это помогает в твоем бизнесе, и мы не считаем это излишеством. А разве мы когда-нибудь упрекали тебя за пристрастие к азартным играм? Ни разу, ты прекрасно знаешь. Но сейчас другое дело. Бетси не зря нервничает. По данным нашей проверки банковских счетов, ты выбросил на ветер больше двухсот тысяч фунтов стерлингов, принадлежащих ей. Не своих денег, Колин, а ее!
- Но ведь это, - вставил Колин, - не все её деньги.
- Этого я не говорил.
- Это даже не большая часть её денег.
- А ты бы попробовал вкладывать деньги в облигации казначейства, взорвался Ларри, - может, узнал бы, как достаются двести тысяч!
Бетси прикрыла глаза, пытаясь изгнать из памяти эпизод, когда она обнаружила капитана в подвале "Сентрал-Отеля" в Макао, в толпе сотни китайских оборванных кули, вокруг стола для игры в "фэн-тэн", где он ставил свои последние пенсы против их, причем будучи в форме офицера ВМС Ее Величества. Перед этим он уже успел проиграть двадцать семь тысяч фунтов в элегантных, облицованных ореховым деревом залах игорного заведения в том же самом "Сентрал-Отеле", всего тремя этажами выше.
Бетси открыла глаза.
- Мне не хотелось бы продолжать этот разговор.
Капитан вспомнил, что через полчаса у него назначена очень важная встреча, но любая попытка взглянуть на часы наверняка спровоцировала бы кузена Гарри на оскорбление действием.
- Если бы я мог, - спокойно произнес он, - я пообещал бы, что никогда больше не буду играть. Но этого я обещать не могу. Могу лишь пообещать, что не стану играть на ваши деньги.
- Но ведь ты все равно будешь это делать, дружище, - заметил дядюшка Пит.
- Да, это так, - сказал дядюшка Джим, ставя точку в разговоре, - а карточные долги всегда нужно платить, иначе пострадает доброе имя нашей Бетси.
- Когда кто-то обижает Бетси - он обижает всех нас, - встрял Гарри.
Капитану было наплевать на их реакцию. Он просто игнорировал этих вульгарных типов и все внимание сосредоточил на Бетси. Нужно было любой ценой прекратить эту затянувшуюся встречу и побыстрее мчаться туда, где он должен быть через полчаса. Он скосил глаза на большие дедовские часы Мастерса и увидел, что осталось даже не полчаса, а двадцать минут.
- Разве я не делал все, что вы от меня требовали? - нервно спросил он Бетси, при этом допустив большую ошибку. - Разве я не оставил флот и не ушел в бизнес, как вы хотели?
Папочка посмотрел на него с плохо скрытым презрением - впервые за все годы их знакомства. Гарри хмыкнул. Глаза Бетси гневно засверкали. Дядюшка Джим прочистил горло со звуком снегоочистителя, скребущего по городскому тротуару.
- Ты оставил флот, Колин, - сказал он, - только из-за того, что ты неисправимый игрок. Твое пристрастие к азартным играм стало таким явным пороком, что даже наши связи в вашем адмиралтействе не могли спасти тебя.
- Разве тебе неизвестно, почему ты сейчас занят виноторговлей? спросила Бетси.
Капитан поднялся, словно перед военным трибуналом.
- Я никогда не представлял опасности для обороноспособности своей страны, - произнес он дрожащим от волнения голосом, - возможно, у меня не все ладилось по службе, но ваши инсинуации оскорбляют мою честь офицера!
- Нам стоило немалых трудов спасти твою "честь офицера", болван! взорвался кузен Гарри, - и все это сделано только ради Бетси! Пришлось действовать через Комитет начальников штабов, чтобы вытащить тебя из этой грязи!
- Дружище, - ласково отозвался капитан, - ты не мог бы убрать свою вонючую задницу из-под моего носа?
Гарри начал подниматься с кресла, но его остановила тяжелая рука дядюшки Пита.
Капитан еле сдержался, чтобы не дать себе воли. Только сейчас он понял, что представляют из себя эти люди.
- Я полагаю, что причины моего увольнения отражены в моем личном деле, хранящемся в архивах флота Ее Величества, - твердо заявил он.
- Что за чушь! Ты вынужден был уйти в отставку, потому что тебя вышибли! Тебе ясно? - воскликнула Бетси.
Капитан посмотрел в окно. Воспоминания о годах флотской службы лучших в его жизни - обожгли его, как электроразряд. Он был рожден для того, чтобы каждый день, стоя на капитанском мостике, ощущать себя частицей могучего флотского организма. Бетси сейчас говорила о том, о чем они договорились никогда больше не вспоминать. Он сейчас не видел ни Бетси, ни этой воинственной семейки. Он сидел в своем командирском катере, который вез его на флагман, на последнюю встречу с адмиралом. Он сидел в освещенном солнцем салоне катера, в белой парадной форме со всеми регалиями.
Адмирал сэр Фрэнсис Хеллер долго и грустно смотрел на него и наконец сказал:
- Им тебя не понять, Колин, их это не касается. Но британцы плавают по морям вот уже пятьсот лет, поэтому у них сложились определенные представления о том, кто может и кто не может быть командиром корабля. Им известно, что, начав играть хотя бы раз в жизни, человек уже не может остановиться, как не может прекратить дышать, как бы ни был он хорош в любом другом отношении. И такой человек представляет собой огромный риск. Он не может постоянно выигрывать. Начав проигрывать, он не в состоянии остановиться и проигрывает ещё больше. Когда ему больше не на что играть, возле него появляются дружелюбные иностранцы. Они предлагают ему деньги. Когда он не сможет вернуть долг, от него потребуют определенную информацию, иначе ему придется плохо. Ведь с тобой так и вышло?
- Да, сэр, - честно ответил Колин.
- Значит, твоя песенка спета. И адмиралтейство не может терпеть это, потому что командует флотом, которому пятьсот лет. И еще: если человек богат, или его жена богата, то он не в состоянии все свое внимание сконцентрировать на корабле и личном составе, рано или поздно у него случится ЧП. Я прав, Колин?
- Да, сэр!
- Твоя служба на флоте закончена, сынок!
Капитан снова взглянул на Бетси, подошел к столику с напитками и налил себе.
- Кому-нибудь виски? - спросил он.
Никто не отозвался, кроме Мастерса:
- Да, Колин, спасибо.
Когда капитан возвращался со стаканом в свое кресло, Бетси сказала:
- Ну, теперь ты вспомнил, что у нас не было другой возможности спасти тебя, и потому Папочка устроил тебя в винный бизнес?
- Бетси, это не совсем так, это несправедливо. Твой отец - и тебе это прекрасно известно - просто использовал мои познания в этой области, не забывай об этом.
- Но этот бизнес позволил тебе безбедно жить, - заметил дядюшка Пит, позволил содержать любовницу и своего личного, всемирно известного повара.
- Чепуха! - отозвался капитан, - Вы столько денег вкладываете в добывание вашей "специальной" информации, что те гроши, которые вложили в крохотное дело, где работает всего один человек - я, - для вас ровным счетом ничего не значат.
Бетси вновь испепелила его взглядом.
- Неужели ты считаешь, что я могу оставаться с человеком, которого презираю?
- Любовь и уважение - разные вещи, - заметил капитан.
- Уважение - это то, что скрепляет любовь, - всхлипнула Бетси, уважение означает, что тебя не унижают на каждом шагу.
- Прости, Бетси. Мне тоже очень жаль. Но развод ни к чему нам обоим, он уже опаздывал и потому нервничал. Опоздание означало бы для него то, что китайцы называют "потерей лица".
- Документы готовы, - сказал дядюшка Джим.
- Я полагаю, - мягко вступил в разговор Эдвард Мастерс, - что нам нужно время на ознакомление.
- Это обычное соглашение, мистер Мастерс, - возразил дядюшка Джим.
- Тем не менее, я настаиваю.
В это время заговорил Папочка, и все повернулись к нему. Румяное аристократическое лицо было бесстрастно, голос спокоен.
- Эдвард прав. Он более, чем прав. Он прав с юридической точки зрения.
Бетси начала было подниматься, но под взглядом Папочки снова села.
- Но мы не можем ждать дольше, чем до завтра, - продолжал Папочка. На изучение документов у вас есть двадцать четыре часа. Колин подпишет их здесь же, завтра в это же время.
Капитан встал и хлопнул Мастерса по плечу. Затем пожал руку Папочке, чмокнул Бетси и заглянул ей в глаза. Глаза были печальны.
Пожав руки всем, кроме Гарри, капитан пересек комнату и спустился вниз.
Припустив бегом по Честерфилд-Хилл, он решил, что назревают крупные неприятности, но о них можно будет подумать чуть позже.
2.
Несколько лет назад капитана Хантингтона пригласили штурманом в экипаж для участия в ралли по Испании, поскольку он являлся членом Британского клуба автогонщиков и имел право носить пуговицы с эмблемой клуба. Ему оказали эту великую честь после того, как штурман в экипаже Тодхэма разбился, и никого не оказалось под рукой, чтобы сутки напролет, не смыкая глаз, сверять по путаной карте каждый изгиб горной дороги с маршрутом. Капитан преуспел в этом деле настолько, что Тодхэм в том ралли сумел победить.
Потом он согласился участвовать и в ралли по Испании и Франции на дистанцию в 570 миль по живописной, но жуткой дороге, на "феррари" с Фрэнсисом Хомером за рулем. Им удалось пройти маршрут за шесть часов и четыре минуты, и единственной их жертвой стал сбитый осел. После наезда на осла Хомер мастерски удержал машину на трассе, до смерти перепугав свидетелей происшествия - местных крестьян. Гражданская гвардия" дважды в них стреляла, но Хомер так гнал машину, что никаких шансов попасть у них не было. Наконец им удалось пересечь границу, сдавшись на милость андоррским таможенникам. Здесь внезапный приступ голода загнал их в крошечный ресторанчик у подножья Пиренеев, на деревянной вывеске которого значилось "Амменс".
Для Фрэнка Хомера еда была лишь топливом, он вообще мог жить на одном кетчупе, но на капитана Хантингтона суфле из креветок произвело такое ошеломляющее впечатление, что он едва не лишился дара речи. Затем он сосредоточился на фазане "а ля Суворофф", а потом на десерте, который своими изящными очертаниями напоминал изделие Фаберже, а сочетанием идеально дополнявших друг друга оттенков вкуса - часы Бреге. Когда трапеза была окончена, он объяснил Хомеру, что не сможет больше его сопровождать, благодарит за доставленное удовольствие и восхищается его мастерской ездой. Затем капитан прошел на кухню, чтобы увидеть мастера, создавшего Праздник Вкуса, которым он только что насладился.
На кухне, у старинной печи, на своем безупречном французском, капитан заключил контракт на 15 лет с Хуаном Франкохогаром. Контракт предусматривал, что тот в течение двух недель переедет в Лондон, чтобы готовить исключительно для фирмы "Марочные вина Хантингтона". Подписывая контракт, капитан поежился от мысли, что скажет Бетси, узнав о причитающихся Хуану Франкохогару 9800 фунтах в год, не считая суточных и дорожных расходов, которые полагалось переводить на его счет в Женеве.
Когда это случилось, после роскошного обеда на Фарм-стрит, потрясшего Бетси, та заявила, что все эти шедевры кулинарного искусства следует как можно скорее продемонстрировать её родственникам. С тех пор Папочка, дядюшка Джим, дядюшка Пит, Гарри и Ларри зачастили из Вашингтона в Лондон, где каждый устраивал деловой обед на Фарм-стрит с помощью Хуана Франкохогара, причем все эти обеды весьма способствовали их бизнесу. Косвенно это шло на пользу и капитану Хантингтону, поскольку приглашенные на обед впоследствии покупали на его фирме уйму вина, а это способствовало его росту в глазах Папочки и остальных, а также процветанию дела.
Но у капитана были на своего повара гораздо большие виды. День за днем он втолковывал Хуану, что его место - среди пэров французской кулинарии, и добился того, что через дом (и обеденный стол) на Фарм-стрит прошли лучшие из ценителей и знатоков утонченной кухни. Он вывернулся наизнанку, но добился внимания лучших французских журналистов, пишущих о кулинарии такая категория журналистов не может существовать нигде, кроме Франции, разве что в Бельгии и ещё чуть-чуть в Швейцарии, где их заметки носят, к сожалению, коммерческо-деловой оттенок. Те, кто пишет о кулинарии во Франции, скорее похожи на литературно-поэтических критиков и не чета тем, кто пишет об этом где-нибудь в занюханных Штатах или в Австралии. В некотором роде они стоят даже выше драматургов и писателей. Чем чаще они приезжали в Лондон и чем дольше гостили у Хантингтона, тем громче становился хор их славословий в адрес Хуана Франкохогара по ту сторону Ла-Манша, и скоро вся Франция знала о нем. Миллионы французских гурманов уже истекали слюной.
Прошло три года, прежде, чем капитан решился представить своего повара на ежегодный конкурс Французской Кулинарной Академии в Бордо. В неё могли входить только десять лучших, прославленных мастеров. Они были гордостью Франции точно так же, как Пикассо - Испании, а Бернард Шоу - Ирландии (что, впрочем, не помешало последнему завещать все свое состояние на создание "Комиссии по исправлению ирландских манер и речи").
Великое кулинарное празднество состоялось в "Ша-Отарди", Бордо, всего за сутки до того, как капитан предстал перед лицом Бетси и её семьи. Он вложил в это дело столько сил, что едва ли был в состоянии реагировать на их ультиматум.
3.
Все началось так обыденно... Он приехал в Бордо, потому что у него были дела с фирмой "Крюз и сыновья" - его основными поставщиками. Поселив Франкохогара в отеле "Сплендид", он велел ему пару часов поспать. Было два пополудни. Сначала нужно было решить деловые вопросы, а уже потом везти Хуана в "Ша-Отарди".
Он вел свой "роллс-ройс" шоколадного цвета (с гонконгскими номерами) по Ка-де-Шартрон, размышляя, что ещё одна его честолюбивая мечта близка к осуществлению, и его повар наконец-то получит ранг, сравнимый с саном кардинала в католической церкви, а до окончания контракта с ним ещё 12 лет.
По дороге он подумал ещё и о том, что картину Ватто, пожалуй, продавать не следовало. Но он не представлял себе, что хоть кто-нибудь в наше время, а тем более Бетси, может знать, кто такой Ватто. Конечно, картина была её собственностью, и он в этом не сомневался. Но ведь не мог же настоящий джентльмен идти просить денег у жены, если в них возникла срочная необходимость? Проще было одолжить картину Ватто на время. И ему было совершенно непонятно, из-за чего она подняла вселенский шум - звонки через Атлантику, пересчеты на калькуляторе (во время приема у косметички) и прочее - ради чего? Ради какой-то жалкой картинки, которая исчезла со стены их загородной виллы.
Он развернулся на Ка-де-Шартрон и оставил машину у здания фирмы "Крюз и сыновья".
В холле капитан поздоровался с секретаршей (назвав её по имени) и спросил мсье Шафрана.
Вдвоем с Шафраном они прошли через лабиринт коридоров к лестнице в подвалы, где хранились несметные запасы вин, одни названия которых заставляли благоговейно умолкнуть при их упоминании. Шафран спросил о здоровье Франкохогара - как интересуются здоровьем лошади перед скачками. Они прошли между рядами бетонных емкостей, где бродило вино. Все емкости были оборудованы системой труб и насосов, перекачивающих вино по семи каналам на расстояние 420 футов в цех разлива. Это было самое большое хранилище вин во Франции. Его общая площадь составляла почти триста тысяч квадратных футов, на которых размещались один миллион двести тысяч галлонов вина. Всего это составляло два миллиона семьсот тысяч бутылок самых лучших, изысканных вин Франции.
ПОСЛЕДНЯЯ СТАВКА
1.
Он опаздывал, но все же решил заехать к "Оспри" купить маленький сувенир для Бетси. Там он выбрал футляр для перчаток из крокодиловой кожи замечательную вещицу, способную вместить дюжину обычных перчаток или три пары лыжных. Потом едва не купил прекрасный дорожный комплект для игры в трик-трак, но вовремя сообразил, что тот может означать для Бетси, и с сожалением оставил эту мысль.
Еще раз поймать такси оказалось труднее. Потом такси едва тащилось в плотном потоке машин, забившем Бонд-стрит, через Графтон-стрит, вниз по Хэй-хилл в сторону Беркли-сквер, с трудом прокладывая путь, словно лазутчик сквозь болото.
В доме на Фарм-стрит было пять этажей. В нижнем - большая витрина, за которой красовались четыре огромных бутылки вина от фирмы "Крюз и сыновья. Бордо". Надпись на витрине золотыми буквами гласила:
"МАРОЧНЫЕ ВИНА ХАНТИНГТОНА".
Расплатившись с таксистом, он задержался у входа, чтобы привести себя в порядок. Рука с ключом дрожала. Наконец, дверь открылась.
Миновав пустой магазин, он прошел в офис в задней части здания. Адвокат Эдвард Мастерс уже сидел там, не снимая шляпы и держа на коленях кейс.
- Добрый вечер, капитан, - бросил Мастерс, не вставая.
- Я расцениваю как неуважение то, что вы приветствуете меня сидя, заметил капитан, и тут же пожалел об этом.
- Извините, - ответил Мастерс, - это из-за моего ахиллесова сухожилия. Сожалею.
"- Сожалеет он или нет, - подумал капитан, - но у него всегда самодовольный вид члена тайного братства ирландских букмекеров, которые разъезжают по стране с одних скачек на другие и постоянно рассказывают друг другу, как приятно они провели время".
- Извините, что опоздал, - сказал капитан, - а какие новости?
- Никаких. Со мной только поздоровались.
- Должен заметить, они удивительно настойчивы в своем стремлении не пускать человека в его собственный дом.
Не снимая шляпы, он уселся за свой стол, рассеянно оглядывая офис. Вдоль стен размещалась библиотека из двухсот сорока томов о винах - все книги были тщательно подобраны фирмой "Сангорски энд Сатклифф". Еще там было несколько занятных вещиц, вроде фигуры атакующего быка, сделанной из тридцати одного ярда скрученной медной проволоки, и коллекции редких старинных вин.
- Все прибыли?
- Честно говоря, не знаю. Ваша супруга поздоровалась со мной по домофону и попросила подождать здесь.
- Вы только подумайте, - заметил капитан, - в какую даль они приехали, и ради чего?
Зазвонил телефон. Капитан взял трубку и некоторое время слушал.
- Спасибо, - сказал он, встал со стула и взял в руки пакет от "Оспри".
Мастерс поднялся тоже, опираясь на массивную трость с резиновым наконечником. Капитан пошел впереди. Они прошли через большой холл к лестнице, перед которой сняли шляпы и повесили на серебряную вешалку памятный подарок от офицеров эскадры.
Капитан настоял, чтобы Мастерс поднимался впереди, так как лестница была слишком узкой. Она была ещё и слишком крутой, и капитан, поднимаясь по ней, всегда ощущал себя актером, выходящим на сцену.
Все были там. Это выглядело совершенно невероятным, но они собрались там в полном составе.
- Добрый вечер, Колин, - тихо сказала Бетси.
- Добрый вечер, дорогая, - он поклонился и повернулся к румяному седовласому человеку, старшему из присутствующих.
- Добрый вечер, сэр...
Капитан не мог назвать этого человека "Папочкой", но и не представлял себе, что у него может быть какое-то другое имя (хотя оно раза два-три в неделю попадалось в "Таймс", но Бетси именовала его только "Папочкой").
Папочка был само радушие, правда, радушие хирурга перед тем, как дать пациенту наркоз.
- Неплохо выглядишь, Колин, - заметил он с массачусетским выговором, тряся руку Колина (в рукопожатии чувствовалось близкое знакомство с дзюдо).
- Добрый вечер, сэр, - повторил капитан и, высвободив руку, повернулся к первому по счету дядюшке.
- Добрый вечер, Джим, - сказал он во время рукопожатия.
Дядюшка Джим был крупной шишкой в Белом доме - так же, как Папочка в ЦРУ. Судя по всему, он и должен был дать наркоз - он был очень сосредоточен и даже не улыбался, хотя Бетси часто говорила, что в Белом доме или улыбаются, или вылетают ко всем чертям.
Затем капитан обменялся рукопожатием с дядюшкой Питом, который являлся связующим звеном между министерством обороны США и производителями новейших систем вооружения, постоянно требовавших роста капиталовложений в противоспутниковое оружие, новые танки, самолеты и так далее. Дядюшка Пит также возглавлял гражданскую организацию подрядчиков Пентагона, в чем ему помогали двое бывших председателей Комитета начальников штабов. Дядюшка Пит был симпатичным жизнелюбом, прославившимся в Вашингтоне своей крылатой фразой:"Дурачить нужно всех и всегда".
Пока капитан обменивался рукопожатиями с кузенами Бетси, Гарри и Ларри, которые были соответственно заместителями министров обороны и финансов, они улыбались. Капитан даже на мгновение подумал, что эта встреча означает совсем не то, что он подумал.
Бетси была симпатичной брюнеткой с вечно удивленным личиком. Она сидела на широком диване между Папочкой и дядюшкой Джимом в платье цвета морской волны. Комната была достаточно просторна, чтобы вместить итальянскую мебель, специально сделанную больше обычных размеров. Огромные диваны и кресла уменьшали размеры сидящих в них людей, те выглядели меньше, чем на самом деле, так что люди нормального роста казались коротышками.
Бетси была крупной женщиной - крупной и красивой, с умными серыми глазами и прекрасной грудью, плавно переходящей в стройную талию. У неё был зад породистой кобылицы и удивительно стройные ноги. Капитан заметил, что волосы цвета темной меди уложены специально для этой встречи.
Когда девять лет назад они познакомились, она едва достигла совершеннолетия и стеснялась своего роста и габаритов. Капитан поставил перед собой задачу - добиться от неё нормальной осанки. Теперь она сидела прямо, - удовлетворенно заметил он.
Бетси смотрела на него, когда он поднимался по лестнице, но сейчас отвела взгляд. Эта была четвертая по счету попытка, три предыдущих встречи пришлось отменить из-за занятости Папочки, дядюшек и кузенов.
Бетси отказывалась встречаться с Колином наедине уже полтора месяца; она сменила все замки на вилле в Розенарре, чтобы ноги его там больше не было. Ей было стыдно и больно. Ее шокировало, что человек их круга может так вести себя в денежных вопросах. Она с каждым годом любила его все больше и больше, но подозревала в скрытом антиамериканизме, если не чем-нибудь похуже. Боль и стыд пересиливали любовь. Надо было на что-то решаться или жертвовать своим самолюбием. И она решилась.
- Садись, Колин, - сказала она, - прости, но чаю мы тебе не предлагаем.
Мастерса все вообще игнорировали как вражеского наемника. Бетси была смущена таким отношением к старому другу семьи, но дело есть дело. Мастерс сам поздоровался со всеми по очереди с видом деревенского простака.
- Здравствуйте, меня зовут Эдвард Мастерс, я адвокат капитана Хантингтона.
Все небрежно с ним поздоровались. Дядюшка Джим зловеще улыбнулся, и эта улыбка испугала капитана.
- Добрый вечер, Эдвард, - сказал Папочка, знавший всех и вся.
Капитан протянул Бетси пакет от "Оспри".
- Что это? - спросила она, не прикасаясь к пакету.
- Маленький сувенир.
- От "Оспри"?
- Да.
- Ты взял его в кредит?
- Конечно.
- Тогда мне придется платить за него. Лучше тебе вернуть его назад, Колин.
Капитан сел в кресло и положил пакет на пол перед собой.
- Ну-с... - начал Папочка.
- Можно мне, Винсент? - спросил дядюшка Джим, повернулся к капитану и снял очки. - Ты, полагаю, знаешь, как мы работаем.
- Конечно.
- Тебе известно, что все мы здесь - одна команда. Один за всех и все за одного.
- Не сомневаюсь, Джим.
- Ты можешь подтвердить своему адвокату, что мы сделали все, чтобы за эти девять лет ты стал членом нашей команды, полноправным членом.
- Членом - да, но не полноправным. Я бы этого не сказал.
- Неполноправным? - вскинулась Бетси.
- Конечно, дорогая. Я бы и не хотел им стать, если вы меня верно понимаете. У вас свои семейные интересы, свои источники информации, куда мне до вас!
- Мы не о том, - отрезала Бетси, - дядя имеет в виду совсем другое.
- Извини, - сказал капитан.
- Джим, лучше говорить буду я, - вмешался дядюшка Пит. Он был единственным членом семьи, способным менять произношение от лондонского до техасского. - Мне кажется, мы с Колином были друзьями, поэтому лучше будет, если плохие новости сообщу ему я.
- Плохие новости?
- Да, дружище, я должен сообщить тебе, что наша Бетси хочет с тобой развестись.
- Об этом не может быть и речи! - взорвался капитан.
- Но я хочу развестись, - вмешалась Бетси, - и требую передать мне права на этот дом, на виллу в Розенарре и половину виноторговой компании, она загибала пальцы, сверкая бриллиантами. Сейчас Бетси уже не казалась крупной женщиной - напротив, она выглядела маленькой и беззащитной девочкой.
- Бетси, дорогая! Ты можешь получить все, что хочешь, но только не развод.
Бетси тихонько всхлипнула.
- Дорогая, вся ваша семья так гордилась, что у вас никогда не было разводов. Что скажет кардинал Хенли?
- Какое это имеет отношение к делу? У нас в семье никогда не было игроков.
- Ну, это не так страшно.
- Увы, Колин, - мрачно заметил дядюшка Джим.
Капитан игнорировал его и обратился к Бетси.
- Ты же не хочешь разводиться, дорогая?
- Я хочу этого больше всего на свете! - она впилась в него пылающим взглядом, - я должна развестись с тобой, пока ты не проиграл все до нитки!
Кузен Ларри пожал плечами. Папочка изображал безразличие. Кузен Гарри, накачанный, как десантник, смотрел так, словно собирался заехать Колину в нос.
- Дай-ка я поговорю с Колином, - мягко вмешался дядюшка Джим. - Ты конечно знаешь, Колин, и мы никогда не делали из этого секрета, что нам удалось кое-что о тебе выяснить. Для твоей же личной безопасности. Мы ведь не возмущались, что ты содержишь любовницу. Это твое личное дело, и даже Бетси признает твое право. Мы гордимся тем, что твой личный повар, Хуан Франкохогар, добился международного признание, это помогает в твоем бизнесе, и мы не считаем это излишеством. А разве мы когда-нибудь упрекали тебя за пристрастие к азартным играм? Ни разу, ты прекрасно знаешь. Но сейчас другое дело. Бетси не зря нервничает. По данным нашей проверки банковских счетов, ты выбросил на ветер больше двухсот тысяч фунтов стерлингов, принадлежащих ей. Не своих денег, Колин, а ее!
- Но ведь это, - вставил Колин, - не все её деньги.
- Этого я не говорил.
- Это даже не большая часть её денег.
- А ты бы попробовал вкладывать деньги в облигации казначейства, взорвался Ларри, - может, узнал бы, как достаются двести тысяч!
Бетси прикрыла глаза, пытаясь изгнать из памяти эпизод, когда она обнаружила капитана в подвале "Сентрал-Отеля" в Макао, в толпе сотни китайских оборванных кули, вокруг стола для игры в "фэн-тэн", где он ставил свои последние пенсы против их, причем будучи в форме офицера ВМС Ее Величества. Перед этим он уже успел проиграть двадцать семь тысяч фунтов в элегантных, облицованных ореховым деревом залах игорного заведения в том же самом "Сентрал-Отеле", всего тремя этажами выше.
Бетси открыла глаза.
- Мне не хотелось бы продолжать этот разговор.
Капитан вспомнил, что через полчаса у него назначена очень важная встреча, но любая попытка взглянуть на часы наверняка спровоцировала бы кузена Гарри на оскорбление действием.
- Если бы я мог, - спокойно произнес он, - я пообещал бы, что никогда больше не буду играть. Но этого я обещать не могу. Могу лишь пообещать, что не стану играть на ваши деньги.
- Но ведь ты все равно будешь это делать, дружище, - заметил дядюшка Пит.
- Да, это так, - сказал дядюшка Джим, ставя точку в разговоре, - а карточные долги всегда нужно платить, иначе пострадает доброе имя нашей Бетси.
- Когда кто-то обижает Бетси - он обижает всех нас, - встрял Гарри.
Капитану было наплевать на их реакцию. Он просто игнорировал этих вульгарных типов и все внимание сосредоточил на Бетси. Нужно было любой ценой прекратить эту затянувшуюся встречу и побыстрее мчаться туда, где он должен быть через полчаса. Он скосил глаза на большие дедовские часы Мастерса и увидел, что осталось даже не полчаса, а двадцать минут.
- Разве я не делал все, что вы от меня требовали? - нервно спросил он Бетси, при этом допустив большую ошибку. - Разве я не оставил флот и не ушел в бизнес, как вы хотели?
Папочка посмотрел на него с плохо скрытым презрением - впервые за все годы их знакомства. Гарри хмыкнул. Глаза Бетси гневно засверкали. Дядюшка Джим прочистил горло со звуком снегоочистителя, скребущего по городскому тротуару.
- Ты оставил флот, Колин, - сказал он, - только из-за того, что ты неисправимый игрок. Твое пристрастие к азартным играм стало таким явным пороком, что даже наши связи в вашем адмиралтействе не могли спасти тебя.
- Разве тебе неизвестно, почему ты сейчас занят виноторговлей? спросила Бетси.
Капитан поднялся, словно перед военным трибуналом.
- Я никогда не представлял опасности для обороноспособности своей страны, - произнес он дрожащим от волнения голосом, - возможно, у меня не все ладилось по службе, но ваши инсинуации оскорбляют мою честь офицера!
- Нам стоило немалых трудов спасти твою "честь офицера", болван! взорвался кузен Гарри, - и все это сделано только ради Бетси! Пришлось действовать через Комитет начальников штабов, чтобы вытащить тебя из этой грязи!
- Дружище, - ласково отозвался капитан, - ты не мог бы убрать свою вонючую задницу из-под моего носа?
Гарри начал подниматься с кресла, но его остановила тяжелая рука дядюшки Пита.
Капитан еле сдержался, чтобы не дать себе воли. Только сейчас он понял, что представляют из себя эти люди.
- Я полагаю, что причины моего увольнения отражены в моем личном деле, хранящемся в архивах флота Ее Величества, - твердо заявил он.
- Что за чушь! Ты вынужден был уйти в отставку, потому что тебя вышибли! Тебе ясно? - воскликнула Бетси.
Капитан посмотрел в окно. Воспоминания о годах флотской службы лучших в его жизни - обожгли его, как электроразряд. Он был рожден для того, чтобы каждый день, стоя на капитанском мостике, ощущать себя частицей могучего флотского организма. Бетси сейчас говорила о том, о чем они договорились никогда больше не вспоминать. Он сейчас не видел ни Бетси, ни этой воинственной семейки. Он сидел в своем командирском катере, который вез его на флагман, на последнюю встречу с адмиралом. Он сидел в освещенном солнцем салоне катера, в белой парадной форме со всеми регалиями.
Адмирал сэр Фрэнсис Хеллер долго и грустно смотрел на него и наконец сказал:
- Им тебя не понять, Колин, их это не касается. Но британцы плавают по морям вот уже пятьсот лет, поэтому у них сложились определенные представления о том, кто может и кто не может быть командиром корабля. Им известно, что, начав играть хотя бы раз в жизни, человек уже не может остановиться, как не может прекратить дышать, как бы ни был он хорош в любом другом отношении. И такой человек представляет собой огромный риск. Он не может постоянно выигрывать. Начав проигрывать, он не в состоянии остановиться и проигрывает ещё больше. Когда ему больше не на что играть, возле него появляются дружелюбные иностранцы. Они предлагают ему деньги. Когда он не сможет вернуть долг, от него потребуют определенную информацию, иначе ему придется плохо. Ведь с тобой так и вышло?
- Да, сэр, - честно ответил Колин.
- Значит, твоя песенка спета. И адмиралтейство не может терпеть это, потому что командует флотом, которому пятьсот лет. И еще: если человек богат, или его жена богата, то он не в состоянии все свое внимание сконцентрировать на корабле и личном составе, рано или поздно у него случится ЧП. Я прав, Колин?
- Да, сэр!
- Твоя служба на флоте закончена, сынок!
Капитан снова взглянул на Бетси, подошел к столику с напитками и налил себе.
- Кому-нибудь виски? - спросил он.
Никто не отозвался, кроме Мастерса:
- Да, Колин, спасибо.
Когда капитан возвращался со стаканом в свое кресло, Бетси сказала:
- Ну, теперь ты вспомнил, что у нас не было другой возможности спасти тебя, и потому Папочка устроил тебя в винный бизнес?
- Бетси, это не совсем так, это несправедливо. Твой отец - и тебе это прекрасно известно - просто использовал мои познания в этой области, не забывай об этом.
- Но этот бизнес позволил тебе безбедно жить, - заметил дядюшка Пит, позволил содержать любовницу и своего личного, всемирно известного повара.
- Чепуха! - отозвался капитан, - Вы столько денег вкладываете в добывание вашей "специальной" информации, что те гроши, которые вложили в крохотное дело, где работает всего один человек - я, - для вас ровным счетом ничего не значат.
Бетси вновь испепелила его взглядом.
- Неужели ты считаешь, что я могу оставаться с человеком, которого презираю?
- Любовь и уважение - разные вещи, - заметил капитан.
- Уважение - это то, что скрепляет любовь, - всхлипнула Бетси, уважение означает, что тебя не унижают на каждом шагу.
- Прости, Бетси. Мне тоже очень жаль. Но развод ни к чему нам обоим, он уже опаздывал и потому нервничал. Опоздание означало бы для него то, что китайцы называют "потерей лица".
- Документы готовы, - сказал дядюшка Джим.
- Я полагаю, - мягко вступил в разговор Эдвард Мастерс, - что нам нужно время на ознакомление.
- Это обычное соглашение, мистер Мастерс, - возразил дядюшка Джим.
- Тем не менее, я настаиваю.
В это время заговорил Папочка, и все повернулись к нему. Румяное аристократическое лицо было бесстрастно, голос спокоен.
- Эдвард прав. Он более, чем прав. Он прав с юридической точки зрения.
Бетси начала было подниматься, но под взглядом Папочки снова села.
- Но мы не можем ждать дольше, чем до завтра, - продолжал Папочка. На изучение документов у вас есть двадцать четыре часа. Колин подпишет их здесь же, завтра в это же время.
Капитан встал и хлопнул Мастерса по плечу. Затем пожал руку Папочке, чмокнул Бетси и заглянул ей в глаза. Глаза были печальны.
Пожав руки всем, кроме Гарри, капитан пересек комнату и спустился вниз.
Припустив бегом по Честерфилд-Хилл, он решил, что назревают крупные неприятности, но о них можно будет подумать чуть позже.
2.
Несколько лет назад капитана Хантингтона пригласили штурманом в экипаж для участия в ралли по Испании, поскольку он являлся членом Британского клуба автогонщиков и имел право носить пуговицы с эмблемой клуба. Ему оказали эту великую честь после того, как штурман в экипаже Тодхэма разбился, и никого не оказалось под рукой, чтобы сутки напролет, не смыкая глаз, сверять по путаной карте каждый изгиб горной дороги с маршрутом. Капитан преуспел в этом деле настолько, что Тодхэм в том ралли сумел победить.
Потом он согласился участвовать и в ралли по Испании и Франции на дистанцию в 570 миль по живописной, но жуткой дороге, на "феррари" с Фрэнсисом Хомером за рулем. Им удалось пройти маршрут за шесть часов и четыре минуты, и единственной их жертвой стал сбитый осел. После наезда на осла Хомер мастерски удержал машину на трассе, до смерти перепугав свидетелей происшествия - местных крестьян. Гражданская гвардия" дважды в них стреляла, но Хомер так гнал машину, что никаких шансов попасть у них не было. Наконец им удалось пересечь границу, сдавшись на милость андоррским таможенникам. Здесь внезапный приступ голода загнал их в крошечный ресторанчик у подножья Пиренеев, на деревянной вывеске которого значилось "Амменс".
Для Фрэнка Хомера еда была лишь топливом, он вообще мог жить на одном кетчупе, но на капитана Хантингтона суфле из креветок произвело такое ошеломляющее впечатление, что он едва не лишился дара речи. Затем он сосредоточился на фазане "а ля Суворофф", а потом на десерте, который своими изящными очертаниями напоминал изделие Фаберже, а сочетанием идеально дополнявших друг друга оттенков вкуса - часы Бреге. Когда трапеза была окончена, он объяснил Хомеру, что не сможет больше его сопровождать, благодарит за доставленное удовольствие и восхищается его мастерской ездой. Затем капитан прошел на кухню, чтобы увидеть мастера, создавшего Праздник Вкуса, которым он только что насладился.
На кухне, у старинной печи, на своем безупречном французском, капитан заключил контракт на 15 лет с Хуаном Франкохогаром. Контракт предусматривал, что тот в течение двух недель переедет в Лондон, чтобы готовить исключительно для фирмы "Марочные вина Хантингтона". Подписывая контракт, капитан поежился от мысли, что скажет Бетси, узнав о причитающихся Хуану Франкохогару 9800 фунтах в год, не считая суточных и дорожных расходов, которые полагалось переводить на его счет в Женеве.
Когда это случилось, после роскошного обеда на Фарм-стрит, потрясшего Бетси, та заявила, что все эти шедевры кулинарного искусства следует как можно скорее продемонстрировать её родственникам. С тех пор Папочка, дядюшка Джим, дядюшка Пит, Гарри и Ларри зачастили из Вашингтона в Лондон, где каждый устраивал деловой обед на Фарм-стрит с помощью Хуана Франкохогара, причем все эти обеды весьма способствовали их бизнесу. Косвенно это шло на пользу и капитану Хантингтону, поскольку приглашенные на обед впоследствии покупали на его фирме уйму вина, а это способствовало его росту в глазах Папочки и остальных, а также процветанию дела.
Но у капитана были на своего повара гораздо большие виды. День за днем он втолковывал Хуану, что его место - среди пэров французской кулинарии, и добился того, что через дом (и обеденный стол) на Фарм-стрит прошли лучшие из ценителей и знатоков утонченной кухни. Он вывернулся наизнанку, но добился внимания лучших французских журналистов, пишущих о кулинарии такая категория журналистов не может существовать нигде, кроме Франции, разве что в Бельгии и ещё чуть-чуть в Швейцарии, где их заметки носят, к сожалению, коммерческо-деловой оттенок. Те, кто пишет о кулинарии во Франции, скорее похожи на литературно-поэтических критиков и не чета тем, кто пишет об этом где-нибудь в занюханных Штатах или в Австралии. В некотором роде они стоят даже выше драматургов и писателей. Чем чаще они приезжали в Лондон и чем дольше гостили у Хантингтона, тем громче становился хор их славословий в адрес Хуана Франкохогара по ту сторону Ла-Манша, и скоро вся Франция знала о нем. Миллионы французских гурманов уже истекали слюной.
Прошло три года, прежде, чем капитан решился представить своего повара на ежегодный конкурс Французской Кулинарной Академии в Бордо. В неё могли входить только десять лучших, прославленных мастеров. Они были гордостью Франции точно так же, как Пикассо - Испании, а Бернард Шоу - Ирландии (что, впрочем, не помешало последнему завещать все свое состояние на создание "Комиссии по исправлению ирландских манер и речи").
Великое кулинарное празднество состоялось в "Ша-Отарди", Бордо, всего за сутки до того, как капитан предстал перед лицом Бетси и её семьи. Он вложил в это дело столько сил, что едва ли был в состоянии реагировать на их ультиматум.
3.
Все началось так обыденно... Он приехал в Бордо, потому что у него были дела с фирмой "Крюз и сыновья" - его основными поставщиками. Поселив Франкохогара в отеле "Сплендид", он велел ему пару часов поспать. Было два пополудни. Сначала нужно было решить деловые вопросы, а уже потом везти Хуана в "Ша-Отарди".
Он вел свой "роллс-ройс" шоколадного цвета (с гонконгскими номерами) по Ка-де-Шартрон, размышляя, что ещё одна его честолюбивая мечта близка к осуществлению, и его повар наконец-то получит ранг, сравнимый с саном кардинала в католической церкви, а до окончания контракта с ним ещё 12 лет.
По дороге он подумал ещё и о том, что картину Ватто, пожалуй, продавать не следовало. Но он не представлял себе, что хоть кто-нибудь в наше время, а тем более Бетси, может знать, кто такой Ватто. Конечно, картина была её собственностью, и он в этом не сомневался. Но ведь не мог же настоящий джентльмен идти просить денег у жены, если в них возникла срочная необходимость? Проще было одолжить картину Ватто на время. И ему было совершенно непонятно, из-за чего она подняла вселенский шум - звонки через Атлантику, пересчеты на калькуляторе (во время приема у косметички) и прочее - ради чего? Ради какой-то жалкой картинки, которая исчезла со стены их загородной виллы.
Он развернулся на Ка-де-Шартрон и оставил машину у здания фирмы "Крюз и сыновья".
В холле капитан поздоровался с секретаршей (назвав её по имени) и спросил мсье Шафрана.
Вдвоем с Шафраном они прошли через лабиринт коридоров к лестнице в подвалы, где хранились несметные запасы вин, одни названия которых заставляли благоговейно умолкнуть при их упоминании. Шафран спросил о здоровье Франкохогара - как интересуются здоровьем лошади перед скачками. Они прошли между рядами бетонных емкостей, где бродило вино. Все емкости были оборудованы системой труб и насосов, перекачивающих вино по семи каналам на расстояние 420 футов в цех разлива. Это было самое большое хранилище вин во Франции. Его общая площадь составляла почти триста тысяч квадратных футов, на которых размещались один миллион двести тысяч галлонов вина. Всего это составляло два миллиона семьсот тысяч бутылок самых лучших, изысканных вин Франции.