– Неплохая идея, – согласился Босх. – Но может, прежде пропустишь парня через НКУП и УАТ? Было бы неплохо узнать, где он сейчас обитает.
   – Уже сделала.
   Она развернула ноутбук так, чтобы Босх видел экран. Он сразу узнал логотип Национального каталога уголовных преступлений и, протянув руку, включил прокрутку. По экрану поползли строчки.
   Введя в систему поиска НКУП данные Роланда Маккея, Райдер получила весь его «послужной список». Условный срок за непристойное поведение был лишь последним эпизодом в длинной цепи правонарушений и наказаний. А началось все в 1988-м. В том самом году, когда погибла Ребекка Верлорен. Возможно, что-то числилось за ним и раньше, но по закону о защите несовершеннолетних доступ к таким сведениям требовал специального разрешения. Большая часть противоправных деяний Маккея была так или иначе связана с хищением собственности и наркотиками. В восемнадцать лет угон автомобиля и кража со взломом. Далее два задержания за владение наркотиками. Два ареста за вождение в нетрезвом состоянии. Еще одна кража со взломом и скупка краденого. Несколько особняком стоял арест за подстрекательство к занятию проституцией. В общем, картина представлялась достаточно ясной – мелкий уголовник и наркоман. Однако при этом Маккей так ни разу и не побывал в тюрьме штата. Ему часто давали второй шанс, а потом по соглашению о признании вины либо наказывали условно, либо отправляли ненадолго в исправительное учреждение округа. Самый долгий срок, проведенный Маккеем за решеткой, составлял шесть месяцев – получил он его в двадцать восемь лет, признав себя виновным в скупке краденого. Эти полгода Маккей провел на ранчо в Уэйсайд-Онор.
   Закончив читать, Босх опустился на стул. То, что он узнал, не совпадало с привычной моделью. Мелкие преступления, такие, как в случае с Маккеем, обычно ведут к крупному. Например, к убийству. Здесь же сначала шло убийство – Маккею было тогда восемнадцать лет, – а мелочь посыпалась потом. Что-то не складывалось.
   – Ну? – чувствуя его настроение, спросила Райдер. – Что?
   – Не знаю. Наверное, ожидал большего. Парень совершает убийство, а потом опускается до краж? В такое трудно поверить.
   – Да, но в компьютере есть только то, за что он попался. Это вовсе не означает, что за ним нет чего-то другого.
   Босх кивнул.
   – Значит, что-то могло быть раньше?
   – Не исключено. Весьма вероятно. Но до тех документов нам не добраться. Возможно, ничего уже и не сохранилось.
   Кизмин была права. Государство делало все, чтобы защитить несовершеннолетних правонарушителей. Переходя во взрослую жизнь, преступники редко несли на себе груз «ошибок молодости». И все же Босх с трудом верил, что восемнадцатилетний парень мог начать с хладнокровного убийства шестнадцатилетней девушки, которую похитил из дома, применив электрошокер. Надежда на «новое обстоятельство» таяла. В Гарри крепло ощущение, что Маккей не тот, кто им нужен. Не цель. Средство достижения цели.
   – Ты поискала его адрес в Управлении автомобильного транспорта?
   – Гарри, ты отстал от жизни. Сейчас водительское удостоверение продляют раз в четыре года. Чтобы найти кого-то, пользуются «Автотреком». – Она открыла папку, взяла какой-то листок и протянула Босху. Это была компьютерная распечатка с логотипом «Автотрек».
   Райдер объяснила, что «Автотрек» – частная компания, работает по контракту с полицией, ведет поиск и предоставляет самую разнообразную информацию из общественных и частных баз данных, включая, например, сведения о предоставлении кредитов конкретному лицу, его прошлые и нынешний адреса и тому подобное. Босх сразу увидел, что в списке указаны все адреса Роланда Маккея начиная с того времени, когда ему исполнилось восемнадцать. В самом низу страницы, после номера водительских прав и машины, шел адрес в Панорама-Сити. Внимание Босха, однако, привлекло другое: обведенный кружком адрес, по которому Маккей проживал в возрасте восемнадцати – двадцати лет, то есть с 1988 по 1990 год, – Топанга-Каньон-бульвар в Чатсуорте. Это означало, что во время убийства он жил совсем близко от Верлоренов. Босху сразу стало легче. Близость к месту преступления – один из ключевых элементов в мозаике, которую складывает детектив. Тот факт, что в 1988-м Маккей проживал неподалеку, а следовательно, мог видеть или даже знать Ребекку Верлорен, был еще одной косвенной уликой против него.
   – Что, Гарри, полегчало?
   – Немного.
   – Хорошо. Тогда я пойду.
   – Я буду здесь.
   Райдер ушла, а он снова взялся за чтение дела. В третьем отчете речь шла главным образом о том, как убийца мог попасть в дом Верлоренов. Ни на двери, ни на окне комнаты девушки следов взлома полиция не обнаружила. Все ключи оказались на месте, включая и те, которыми пользовалась приходящая служанка. Согласно версии следователей, преступник прошел сначала через оставленную открытой гаражную дверь, а затем воспользовался второй дверью, которую запер вернувшийся поздно вечером с работы Роберт Верлорен.
   Он показал, что приехал из ресторана в половине одиннадцатого вечера 5 июля. Дверь, ведущая из гаража в дом, была не заперта. Отец закрыл гараж, потом запер вторую дверь. Следователи предположили, что к этому времени убийца уже прятался где-то в доме.
   Верлорены также объяснили, почему осталась открытой гаражная дверь. Их дочь недавно получила водительские права, и время от времени ей разрешали пользоваться машиной матери. К сожалению, она так и не привыкла всегда закрывать за собой гаражную дверь, на что ей неоднократно указывали родители. В день похищения Ребекке поручили съездить в прачечную. Она взяла машину матери. Следствие установило, что девушка действительно забрала выстиранное белье в пять пятнадцать пополудни, а потом вернулась домой. Детективы полагали, что она опять забыла запереть обе двери. Мать призналась, что, положившись на дочь, так и не проверила, закрыты ли они.
   То, что дверь гаража осталась открытой, подтвердили и двое соседей. Таким образом, проникнуть в дом до возвращения Роберта Верлорена не представляло большого труда.
   За годы работы Босх не раз сталкивался с тем, как, казалось бы, незначительные ошибки или отступления от правил приводят к самым трагическим последствиям. Рутинное поручение съездить за бельем в прачечную могло дать убийце возможность попасть в дом. Бекки Верлорен, сама о том не подозревая, предопределила собственную судьбу.
   Босх отодвинул стул и поднялся. С первой половиной дела было покончено. Прежде чем переходить ко второй, он решил подзарядиться еще одним стаканчиком кофе. Спросив, кому что принести из кафетерия, он получил лишь один заказ – от Джины Норд. Босх спустился в кафетерий по лестнице, налил два стакана, расплатился и подошел к прилавку, чтобы положить Джине сахар и сливки. Он уже взял ложечку, когда почувствовал чье-то присутствие за спиной. Никто, однако, ничего не брал, и тогда Босх обернулся… и оказался лицом к лицу с улыбающимся заместителем начальника полиции Ирвином С. Ирвингом.
   Они никогда не питали друг к другу теплых чувств. Ирвинг часто выступал противником Босха, но иногда становился и его невольным спасителем. Уже после возвращения Босх узнал от Райдер, что в последнее время Ирвинг потерял былое влияние. Новый начальник полиции довольно бесцеремонно отодвинул его от власти, переведя на незначительную должность. Мало того, Ирвинг даже лишился кабинета в Паркер-центре.
   – Так и подумал, что это вы, детектив Босх. Я бы угостил вас кофе, да вижу, вы уже взяли с запасом. Давайте присядем на минутку.
   Босх взглядом показал на стаканы:
   – Извините, шеф, но у меня дела. К тому же кое-кто ждет свой кофе.
   – Я отниму у вас не больше минуты, детектив, – твердым, не допускающим возражений тоном произнес Ирвинг и, не дожидаясь ответа, направился к ближайшему столику. – Обещаю, ваш кофе не успеет остыть.
   Босх последовал за ним. Ирвинг по-прежнему брил голову, и самой заметной чертой его лица была выдвинутая вперед челюсть. Опустившись на стул, он по привычке выпрямил спину. Похоже, его что-то беспокоило. Подождав, пока Босх сядет, Ирвинг мягко начал:
   – Я всего лишь хотел поздравить вас с возвращением в управление. – Он хищно, по-акульи улыбнулся.
   Босх ответил не сразу, а после паузы, как человек, опасающийся попасть в ловушку.
   – Возвращаться всегда хорошо, шеф.
   – Значит, занимаетесь нераскрытыми делами. Думаю, подходящее для вас место. То, что надо… при ваших способностях.
   Босх сделал глоток обжигающего кофе. Он так и не понял, что сделал Ирвинг: отпустил по его адресу комплимент или попытался оскорбить. Ситуация выходила неловкая, и больше всего ему хотелось встать и уйти.
   – Ну, посмотрим. Надеюсь. Мне, пожалуй, пора…
   Ирвинг развел руки, как бы демонстрируя, что ничего не скрывает и высказался от души.
   – Конечно. Можете идти. Я лишь хотел поздравить вас с возвращением. И поблагодарить.
   Босх так и не встал.
   – Поблагодарить? За что, шеф?
   – За то, что укрепляете мои позиции в управлении.
   Босх покачал головой и улыбнулся, как будто не понял.
   – Укрепляю ваши позиции? Как же я могу их укрепить? Вы ведь теперь даже не работаете в этом здании, верно? У вас кабинет в городском совете. Если не ошибаюсь, отдел стратегического планирования или что-то в этом роде? Мне говорили, что вы даже оружие оставляете дома.
   Ирвинг положил руки на стол и наклонился вперед. От недавнего притворства не осталось и следа. Улыбку словно смело с его липа. Он заговорил тихо, но с напором:
   – Да, я работаю именно там. Но даю гарантию, надолго не задержусь. Когда таких, как ты, возвращают на службу, это только добавляет мне уверенности. – Он подался назад и, откинувшись на спинку стула, продолжил легко и непринужденно, как будто ведя разговор о погоде: – Знаешь, кто ты есть, Босх? Ты – заплата на колесе. Новому шефу нравится ставить заплаты. Но знаешь, что случается с заплатами? Их рвет. Трение, тепло, напряжение – они не выдерживают и расползаются. А что остается? Дырка. Колесо лопается, и машина слетает с дороги. – Он кивнул, как бы давая Босху время подумать. – Видишь ли, ты – мой билет. Ты облажаешься… извини за грубость. С тобой это происходит постоянно. Такова твоя природа. Так что сомневаться не приходится. А когда ты облажаешься, когда проколешься, то облажается и новый шеф, любитель ставить старые заплаты.
   Ирвинг улыбнулся. Босх подумал, что для полноты картины ему не хватает золотой серьги – был бы стопроцентный Мистер Чистюля из рекламы моющего средства.
   – И когда его акции пойдут вниз, мои подпрыгнут вверх. Я человек терпеливый. Я ждал сорок лет. Подожду и еще немного.
   Босх не вставал, но продолжения не последовало. Ирвинг кивнул еще раз, поднялся, быстро повернулся и направился к выходу. Внутри у Босха все кипело от злости. Он посмотрел на два стаканчика в руках и почувствовал себя полным идиотом. Как можно сидеть и покорно слушать, принимая на себя словесные удары Ирвинга? Он встал и швырнул оба стакана в мусорную корзину. К черту! Сейчас он вернется в кабинет 503 и посоветует Джине Норд самой сходить за своим чертовым кофе.

Глава 6

   С неприятным осадком, оставшимся после стычки с Ирвингом, Босх взял вторую половину дела, перенес на свой стол и принялся за чтение, решив, что самый лучший способ поскорее забыть об угрозе со стороны старого недруга – с головой погрузиться в работу. Обнаруженное во второй части папки представляло собой по большей части дополнительные отчеты, материалы, результаты тестов и прочее – короче, те материалы, которые следователи складируют в конце и которые сам Босх называл тумблерами, потому что при всей своей кажущейся незначительности они нередко – если посмотреть под нужным углом – давали ключик ко всему делу.
   Первым в этой груде бумаг был лабораторный отчет, в котором констатировалась невозможность точно определить, как долго могли находиться в пистолете образцы крови и кожной ткани. Далее говорилось, что анализ взятых от представленного образца клеток крови указал на то, что их распад зашел еще не слишком далеко. Составлявший отчет криминалист не мог сказать, что кровь попала в пистолет в момент убийства – этого не мог сказать никто, – но он был готов заявить под присягой, что она «оказалась в нем в близкое к убийству время или непосредственно при его совершении».
   Босх понимал, что данные этого отчета могут иметь ключевое значение в обвинении Роланда Маккея. И одновременно эти же самые данные могли стать инструментом в руках защиты, если она будет утверждать, что обвиняемый владел «кольтом», но не во время убийства. Конечно, признаваться во владении «кольтом», из которого убили человека – шаг очень рискованный, но и отрицать это после экспертизы ДНК было бы глупо. Иначе говоря, в отсутствие твердо установленного факта, что кровь попала в пистолет именно в момент убийства, во всей доказательной базе зияла бы приличная дыра, через которую адвокаты без труда протащили бы подзащитного. Наука дает, и наука отбирает. Нужно нечто большее.
   Следующим документом в папке был отчет по баллистической экспертизе, перед которой стояла ясная задача: определить владельца огнестрельного оружия. Серийный номер на «кольте» спилили, но его удалось прочесть с помощью кислотного теста, акцентирующего следы давления на металл, остающиеся после заводской штамповки номера. Установив номер, детективы быстро выяснили, что данный пистолет был закуплен в 1987 году у производителя магазином стрелкового оружия в Нортридже и в том же году продан человеку, проживавшему в Чатсуорте на Виннетка-авеню. Впоследствии владелец заявил, что пистолет украли из его дома 2 июня 1988 года, то есть примерно за месяц до убийства Ребекки Верлорен.
   Таким образом, время, в течение которого Маккей мог владеть оружием, сокращалось до этого периода, если, конечно, между первоначальным владельцем и Маккеем не существовало какой-либо связи. Вероятность того, что пистолет мог быть у последнего в ночь убийства, возрастала.
   Нашелся в папке и отчет по краже. Жертвой ее оказался некто Сэм Вейсс. Он жил один и работал звукотехником на студии «Уорнер бразерс» в Бербанке. Прочитав документ, Босх обнаружил лишь одну заинтересовавшую его деталь. В примечании к отчету следователь указал, что, по словам Вейсса, оружие он приобрел после того, как получил несколько звонков по телефону с угрозами расправиться с «грязным евреем». Вейсс также заявил, что не знает, как звонивший узнал его незарегистрированный номер, как не знает и чем были вызваны угрозы.
   Второй отчет экспертов Босх лишь пробежал глазами. В нем речь шла об электрошокере, использовавшемся при похищении Ребекки Верлорен. Расстояние в два с четвертью дюйма между контактными точками – его определили по следам ожогов на теле жертвы – было характерно для модели «Профешнл-100», производимой компанией «Сейфти чардж» в Дауни. Данная модель продавалась как за наличные, так и по заказу. Ко времени убийства компания успела продать более двенадцати тысяч единиц указанной модели. Босх понимал, что, не имея на руках самого оружия, связать отметки на теле Ребекки Верлорен с владельцем электрошокера невозможно. Эта линия вела в тупик.
   Пролистывая документы, он наткнулся на серии фотографий размером восемь на десять, сделанных в доме Верлоренов уже после того, как тело девушки было обнаружено на склоне горы. Босх знал – снимки сделаны на всякий случай, с опозданием и главным образом для того, чтобы, как говорится, «прикрыть задницу». Полиция с самого начала пошла по неверному пути, квалифицировав исчезновение Бекки как побег; полномасштабные следственные действия начались лишь после того, как вскрытие установило, что причиной смерти является убийство. И вот через пять дней после подачи заявления об исчезновении девушки детективы снова явились в дом Верлоренов, но уже как на место преступления. Вопрос в том, что было упущено и потеряно за эти пять дней.
   Среди фотографий Босх нашел снимки всех трех дверей – передней, задней и гаража – и несколько крупных планов оконного замка. Его внимание привлекли те, что показывали спальню Бекки. Прежде всего он обратил внимание на застеленную кровать. Кто это сделал? Похититель, уже знавший, что девушка не вернется? Или мать Бекки в один из тех дней, когда еще надеялась на возвращение дочери?
   Кровать была самая обычная, на четырех ножках, застеленная белым с розовым покрывалом с кошечками и розовыми оборками. Босх вспомнил, что когда-то такое же лежало на кровати его собственной дочери. Ему также показалось, что такая кровать больше подошла бы девочке, чем шестнадцатилетней девушке. Может быть, Бекки Верлорен сохранила старое покрывало по каким-то ностальгическим причинам, а может, оно давало ей ощущение уверенности и безопасности. Покрывало было, по-видимому, на пару дюймов шире нужного размера, а потому внизу розовые оборки подоткнули под кровать.
   Фотограф также снял отдельно прикроватный столик и сервант. Босх обратил внимание на то, как много в комнате чучел животных. На стенах висели постеры музыкальных групп, как современных, так и давно сошедших со сцены. Была и одна киноафиша с Джоном Траволтой. В целом комната выглядела чистенькой и аккуратной, и Босх не в первый уже раз задался вопросом: выглядела ли она так утром после исчезновения девушки или это мать Ребекки привела спальню в порядок, ожидая возвращения дочери?
   Босх знал, что фотографировать место преступления – обязательный первый шаг в уголовном расследовании. Однако он так и не заметил ни следов от порошка для снятия отпечатков пальцев, ни других признаков недавнего вторжения бригады экспертов-криминалистов.
   Просмотрев снимки, он перешел к отчетам по показаниям учащихся подготовительной школы, с которыми разговаривали детективы. Судя по приведенному списку, они опросили всех одноклассников Бекки Верлорен, всех юношей старших классов, а также побеседовали с преподавателями и школьной администрацией.
   В этом же разделе Босх нашел запись телефонного разговора с бывшим бойфрендом Бекки Верлорен, семья которого за год до убийства переехала на Гавайи. К ней был приложен документ, подтверждающий алиби подростка. Согласно письменным показаниям инспектора школы, в указанные дни, в том числе и в день убийства, юноша работал на автомойке и в ремонтной мастерской агентства по аренде автомобилей в Мауи и, следовательно, практически не имел возможности побывать в Лос-Анджелесе и убить бывшую подружку.
   Разумеется, детективы опросили и служащих ресторана «Айленд-хаус гриль», принадлежащего отцу убитой, Роберту Верлорену. В то лето Бекки впервые начала работать в ресторане по несколько часов во время ленча. В ее обязанности помощницы хостессы входило встречать посетителей у входа, провожать к столику и подавать меню. Босх знал, что владельцы ресторанов часто привлекают для тяжелой работы в кухне самого разного рода бродяг, но Роберт Верлорен, как утверждали все работники заведения, избегал нанимать людей с уголовным прошлым, отдавая предпочтение серфингистам и прочим свободолюбивым обитателям пляжей Малибу. С Бекки, работавшей в обеденном зале, они почти не контактировали, но допрошены все же были, хотя и без каких-либо последствий.
   На основании бесед с родителями и друзьями детективы получили довольно ясную картину того, чем занималась Ребекка Верлорен в предшествовавшие убийству дни. В 1988-м Четвертое июля пришлось на понедельник. Почти весь предпраздничный уик-энд Бекки оставалась дома за исключением ночи на воскресенье, которую с еще тремя подругами провела у одной из них. Беседы с тремя девушками, несмотря на их продолжительность, не содержали, однако, никакой ценной для следствия информации.
   В понедельник Ребекка была с родителями. Вечером семья отправилась полюбоваться фейерверком в парк Бальбоа. Свободные вечера выпадали у Роберта Верлорена не часто, а потому он настоял, чтобы семья была в полном составе, чем вызвал немалое раздражение дочери, не попавшей по этой причине на вечеринку к приятелю в районе Портер-Ранч.
   Во вторник началась рабочая неделя, и Ребекка, следуя уже установившемуся распорядку, отправилась с отцом в ресторан. В три часа, когда смена закончилась, он привез ее домой и сам оставался там примерно до того времени, когда Бекки, взяв машину матери, отправилась за бельем в прачечную.
   Ничего такого, что требовало бы дополнительного расследования, Босх в составленном детективами графике передвижений Ребекки Верлорен не обнаружил, как не обнаружил и каких-либо упущений с их стороны.
   Он перешел к протоколу беседы с родителями. Она состоялась в полицейском участке 14 июля, более чем через неделю после исчезновения девушки. К тому времени следствие располагало значительным объемом информации, а потому сосредоточило внимание на ключевых вопросах. Босх тщательно прочел запись. Его интересовали не только ответы родителей, но и вопросы, позволявшие представить, как в тот момент смотрела на дело полиция.
* * *
   «Дело № 88-641. Верлорен Ребекка (дата смерти 5.11.88). Ведущий следователь А. Гарсия, № 993.
   14.7.88. 14:15. Отдел убийств управления Девоншир.
   ГАРСИЯ. Спасибо, что смогли прийти. Надеюсь, вы не возражаете против записи нашего разговора на пленку? Запись будет сохранена. Как вы?
   РОБЕРТ ВЕРЛОРЕН. Как и любая семья в нашем положении. Мы совершенно разбиты горем. Не знаем, что нам делать.
   МЮРИЕЛЬ ВЕРЛОРЕН. Мы все время думаем, что сделали не так и как можно было предотвратить беду.
   ГРИН. Мы сожалеем, мэм. Но вы не должны винить себя. Из того, что нам известно, вы ни при чем. Просто так случилось. Не вините себя. Вините того, кто это сделал.
   ГАРСИЯ. Мы возьмем его. На этот счет можете не беспокоиться. А сейчас нам нужно задать вам несколько вопросов. Возможно, какие-то будут вам неприятны, но если мы хотим поймать его, нам необходимо получить ответы.
   РОБЕРТ ВЕРЛОРЕН. Вы все время говорите „он“. У вас есть подозреваемый? Вы знаете, кто это сделал?
   ГАРСИЯ. Мы пока ничего не знаем наверняка, сэр. Просто убийства чаще совершают мужчины. К тому же склон горы довольно-таки крутой. Бекки, несомненно, перенесли туда. Она не была крупной девушкой, но мы определенно считаем, что сделать это мог только мужчина.
   МЮРИЕЛЬ ВЕРЛОРЕН. Но вы же говорили, что… что сексуального насилия не было.
   ГРИН. Да, мэм, не было. Но это вовсе не исключает возможности того, что преступление было сексуально мотивированным.
   РОБЕРТ ВЕРЛОРЕН. Что вы имеете в виду?
   ГАРСИЯ. Мы еще дойдем до этого, сэр. Если не возражаете, позвольте нам задать наши вопросы, а потом, если пожелаете, вы зададите свои.
   РОБЕРТ ВЕРЛОРЕН. Да, конечно. Пожалуйста, продолжайте. Извините. Просто мы не можем представить, как такое могло случиться. Все это время мы словно под водой.
   ГАРСИЯ. Мы прекрасно вас понимаем, сэр. И от души сочувствуем. Весь департамент выражает свое глубочайшее сочувствие. Начальство держит дело под особым контролем.
   ГРИН. Давайте вернемся ко времени до ее исчезновения. Примерно за месяц до случившегося. Ваша дочь постоянно находилась дома?
   РОБЕРТ ВЕРЛОРЕН. Что значит „постоянно“? Разумеется, она не сидела все время дома.
   ГАРСИЯ. Уезжала ли она куда-нибудь?
   РОБЕРТ ВЕРЛОРЕН. Нет. Ей ведь только шестнадцать. Она ходила в школу. Из города никогда не уезжала.
   ГРИН. Может, ночевала у подруг?
   МЮРИЕЛЬ ВЕРЛОРЕН. Нет, не думаю.
   РОБЕРТ ВЕРЛОРЕН. Почему вы об этом спрашиваете?
   ГРИН. Она не болела в последние пару месяцев?
   МЮРИЕЛЬ ВЕРЛОРЕН. Да, в начале лета, сразу после окончания занятий, Бекки простудилась и даже не ходила с Бобом на работу.
   ГРИН. Ей прописали постельный режим?
   МЮРИЕЛЬ ВЕРЛОРЕН. Да, она почти все время лежала. Только я не понимаю…
   ГАРСИЯ. Миссис Верлорен, ваша дочь была в это время на приеме у врача?
   МЮРИЕЛЬ ВЕРЛОРЕН. Нет, Бекки сказала, что ей просто надо отдохнуть, полежать. Откровенно говоря, мы подумали, что она не хочет ходить на работу в ресторан. Температуры не было, насморка или кашля тоже. Вот мы и решили, что девочка ленится.
   ГРИН. Она не говорила, что беременна?
   МЮРИЕЛЬ ВЕРЛОРЕН. Что? Нет!
   РОБЕРТ ВЕРЛОРЕН. Послушайте, детектив, что такое вы хотите сказать?
   ГРИН. Вскрытие показало, что за месяц до смерти Бекки перенесла процедуру чистки. Короче, аборт. Мы предполагаем, что ее простуда была предлогом, что ей требовался отдых после аборта.
   ГАРСИЯ. Не хотите ли сделать перерыв? Мы выйдем, а вам дадут воды.
   Перерыв.
   ГАРСИЯ. Итак, продолжим. Надеюсь, вы поймете и простите нас. Мы вовсе не ставили целью шокировать вас. Существует установленная процедура, цель которой собрать информацию, свободную от пристрастного восприятия.
   РОБЕРТ ВЕРЛОРЕН. Мы все понимаем. Теперь от этого уже не уйти. Что есть, то есть.
   МЮРИЕЛЬ ВЕРЛОРЕН. Значит, наша дочь забеременела и предпочла сделать аборт?
   ГАРСИЯ. Вы все правильно поняли. И мы полагаем, что есть связь между этим и тем, что случилось с ней спустя месяц. Как, по-вашему, к кому она могла обратиться?