Страница:
Она опять затрясла головой, оторвав ее от коленей и прижав к лицу запястье правой руки. Теперь Лорна плакала, не таясь.
— Ты убил его?
— Нет. Кто-то другой добрался до него раньше.
— Но ведь ты убил бы его?
— Да.
Рот Лорны кривился от душевной боли, слезы капали из глаз и увлажняли мои простыни. Я достал из коробки на комоде платок и дал ей. Потом присел рядом на край кровати.
— Господи, и зачем ты только сюда приехал? — пролепетала она. Ее тело сотрясалось от рыданий. Они шли из такой глубины, что мешали изливаться словам; получались как бы ритмические паузы, заполненные молчаливой обидой. — Иногда я целыми неделями не думала о тебе. Когда же узнала, что ты женился, то вся сгорала внутри. Однако думала, что это могло бы помочь, дать возможность ране затянуться. Так оно и случилось, Чарли, действительно. А теперь...
Я придвинулся к ней и коснулся ее плеча ладонью, но она резко отстранилась.
— Нет, — прошептала она. — Нет, не надо.
Но я ее не слушал. Забрался на кровать, встал на колени и притянул ее к себе. Она сопротивлялась, хлестала меня ладонями по лицу, по телу, по рукам. А потом упала лицом ко мне на грудь и затихла. Обвила меня руками, крепко прижавшись ко мне щекой. И сквозь ее сжатые зубы вырвался долгий звук, похожий на завывание. Я положил руки ей на спину, нащупал пальцами застежку бюстгальтера сквозь свитер. Все легко подходило к закономерному концу. Мне уже виделся серпик волос над приспущенными джинсами и отделанное кружевами белье...
Голова Лорны у меня под подбородком никак не могла удобно устроиться, ее щека терлась о мою шею, пока, подняв голову, она не прижалась щекой к моему лицу. На меня накатила волна страсти, руки от волнения дрожали, как я ни пытался объяснить себе ее желание близости со мной реакцией на преследование Стритчем. А как было бы просто и приятно отдаться настроению этого момента, хоть на короткое время воссоздать лучшие мгновения моей юности!
Однако я лишь нежно поцеловал ее в висок и сразу же отстранился.
— Прости, — только и мог я сказать Лорне.
Встав с кровати и подойдя к окну, я слышал, как она направилась в ванную. Громко щелкнула задвижка... Хорошо на короткий миг снова ощутить себя молодым человеком, раздираемым желанием иметь нечто, не принадлежащее ему, на что он не имеет права. Но молодой человек исчез, а у того, кто занял его место, уже не было прежней остроты чувства к Лорне Дженнингс. На улице, как и много лет назад, шел снег, укрывая прошлое белоснежным одеялом, сотканным из невысказанных желаний и неиспользованных возможностей.
Опять щелкнула задвижка: Лорна выходила из ванной. Когда я обернулся, она обнаженная стояла передо мной.
— Мне кажется, ты что-то забыла в ванной, — промолвил я, не сделав ни малейшего движения в ее сторону.
— Разве ты не хочешь быть со мной? — спросила она.
— Не могу, Лорна. Если бы я поступил так, это было бы неверно истолковано. И, откровенно говоря, я вовсе не уверен, что сумел бы справиться с последствиями.
— Нет, дело не в этом... — слезинка стекла по ее щеке. — Я теперь не такая, какой ты знал меня прежде.
Что ж, она и вправду была не такой, какой я ее помнил. Появились впадинки на бедрах и ягодицах и слой жира на животе. Груди стали менее упругими и предплечья сделались чересчур полноваты. Небольшой след от варикозной вены тянулся в верхней части левой ноги. Немало морщин собралось вокруг рта, а от уголков глаз они разбегались веером.
Вместе с тем, хотя годы наложили свой отпечаток, им не удалось убить ее красоту. Наоборот, чем старше она становилась, тем сильнее проступала в ней природная женственность. Хрупкая красота юности устояла и даже набрала новую силу в борьбе с северными зимами и трудностями семейной жизни, приспособившись, но не увянув. И эта сила отразилась в лице Лорны, придав всему облику достоинство и зрелость, которые были изначально заложены в ней, однако только благодаря обстоятельствам проявились в ее чертах. Когда я смотрел ей в глаза и ее взгляд встречался с моим, я знал: эту женщину я любил в прошлом, к ней и сейчас испытываю чувство, которое могу назвать любовью, и это чувство сохранилось между нами.
— Ты все еще прекрасна, — сказал я.
Она испытывающе посмотрела на меня: не пытаюсь ли я ослепить ее лестью? А когда поняла, что мои слова искренни, то прикрыла глаза веками, словно в глубине души была растрогана, но не могла определиться с ощущениями, что сильнее — боль или наслаждение?
Лорна закрыла лицо ладонями и покачала головой.
— Это так неловко.
— Да, весьма, — вежливо согласился я.
Она кивнула — и опять исчезла в ванной. Вернулась уже полностью одетая и сразу направилась прямо к двери. Я пошел за Лорной и догнал ее в тот момент, когда она уже взялась за дверную ручку. Она обернулась, прежде чем открыть дверь, и приложила ладонь к моей щеке.
— Я не знаю, — проговорила она, нежно коснувшись лбом моего плеча. — Я просто не знаю...
И выскользнула из еще темноватой комнаты в тусклый утренний свет.
Спал я недолго. Проснулся, принял душ и оделся. Посмотрел на часы, застегивая их на руке. И вдруг мой желудок свела такая голодная боль, какой я ни разу не чувствовал за последние месяцы. Из-за обилия событий — поиски следов Калеба Кайла, разговор с Рейчел, смерть Стритча — я потерял счет дням.
Было одиннадцатое декабря. До годовщины оставался один день.
В половине третьего, сидя в ресторане, я покончил с засохшим тостом и кофе. При мысли о Сьюзен во мне разгорелась злость на весь мир — почему я позволил ей и моей дочери покинуть меня? Смогу ли, невзирая на боль и тоску, непрерывно гложущие меня, когда-нибудь начать все сначала?
Сейчас мне просто необходима была Рейчел. Сила и глубина потребности в ней удивляла даже меня самого. Я уже ощущал нечто подобное: когда сидел напротив нее, будучи на Гарвард-сквер, слушал ее голос и наблюдал за движениями рук. Сколько раз мы встречались за последнее время? Дважды? И все же именно с ней я чувствовал умиротворение, в котором мне так долго было отказано.
Что мог бы я привнести в наш союз и в себя самого, если бы этим отношениям суждено было вновь развиться? Меня преследовал призрак жены. Я носил траур, все еще горевал по ней. И чувствовал себя виноватым за свои чувства к Рейчел, за то, что мы совершили вместе. Не предательство ли это памяти о Сьюзен — желание все начать вновь? Столько ощущений, столько чувств, столько возмездий, столько попыток отдать долги спрессовались вместе за последние двенадцать месяцев. Я чувствовал себя измученным, иссушенным непрошеными видениями, которые вторгались в мои сны и в мою явь. Я видел Дональда Перде в баре. Видел так же ясно, как обнаженную Лорну перед собой в номере мотеля. Как Стритча, нанизанного на сук дерева.
Я хотел бы начать все снова, но не знал, как это сделать. Лишь понимал: край близок, и мне надо найти какой-то способ зацепиться до того, как произойдет окончательное мое падение.
Я вышел из ресторана и поехал в Гринвилл. «Меркурий» был припаркован позади мотеля, под деревьями, которые почти полностью скрывали его со стороны дороги. Рэнд способен был установить слежку за Эйнджелом и Луисом, подобно тому, как он следил за мной, и подстраховаться не мешало. Только я припарковался, Эйнджел уже открыл дверь шестого номера и, отойдя в сторону, пропустил меня внутрь, а затем аккуратно закрыл дверь за собой.
— Ну, посмотри-ка на себя в зеркало, — сказал он с довольной ухмылкой.
Луис лежал на одной из двух широких кроватей и читал свежий номер «Нью-Йорк тайме».
— И правда, Берд, — высказался и он вслед за Эйнджелом. — Ну ты и мужчина! Ты же скоро окажешься в одной из секс-клиник на пару с Майклом Дугласом. А мы об этом прочитаем в журнале «Пипл».
— Мы еще присутствовали, когда она пришла. Как раз собирались уезжать, — пояснил Эйнджел. — Она была в таком состоянии... Ну, я и впустил ее, — он присел на кровать боком к от Луису. — Теперь я просто уверен: ты начнешь нам рассказывать, как вы сидели с шефом полиции и обсуждали все это и он сказал: «Конечно, Берди, ты можешь спать с моей женой, потому что она действительно любит тебя, а не меня». Если же такого разговора не состоялось, то довольно скоро там тебя будут жаловать еще меньше, чем до сих пор. А если откровенно, они тебя любят так же, как уши дохлого осла.
— Я не спал с ней.
— Она к тебе приставала?
— Вы когда-нибудь слышали о чувствах?
— Это уже чересчур. Но я приму это за «да». Подразумеваю, что ты не реагировал адекватно. Господи, Берди, у тебя самообладание святого!
— Перестань, Эйнджел, пожалуйста.
Я сел на край другой кровати и опустил голову на руки. Глубоко вздохнул и зажмурил глаза. Когда я их снова открыл, Эйнджел стоял почти рядом со мной. Я поднял руку, чтобы показать: все, мол, в порядке. Пошел в ванную и сбрызнул лицо холодной водой, прежде чем вернуться к ним.
— Что касается моих отношений с шефом полиции, то ведь я еще не смылся из города, — возобновил я разговор с того места, где мы отклонились от темы. — Я свидетель и одновременно подозреваемый по делу в нераскрытом убийстве неопознанного мужчины в лесах штата Мэн. Дженнингс попросил меня оставаться в пределах досягаемости. Но он все-таки обмолвился кое о чем: медицинская экспертиза пока не представила официального отчета, однако, похоже, можно с уверенностью сказать, что Гарри Чута жестоко избили перед тем, как убить. По следам на запястьях можно сделать вывод, что его, скорее всего, подвешивали на дереве. Расследование убийства будет вести Главное управление Центрального отдела криминальных расследований в Бангоре, это сказал мне Дженнингс; но и сама Темная Лощина, похоже, к завтрашнему утру будет наводнена копами.
— Луис кое-куда звонил, связался с некоторыми из своих коллег, — проинформировал меня Эйнджел. — Он выяснил, что Аль Зет и личный состав «плохих парней из Палермо» вылетели в Бангор прошлой ночью. Похоже, что время Тони Сэлли истекло.
Итак, они приближались. Приближалась и расплата. Это ощущалось в полной мере. Я подошел к двери и, выглянув на улицу, окинул взглядом безмятежную белизну Индия-Хипп, вывеску туристического информационного бюро, пустынную автостоянку. Подошел Луис.
— Вчера в баре ты произнес вслух имя малыша Дональда. Как раз перед тем, как увидел Стритча, — проговорил он.
Я кивнул:
— Понимаешь, я что-то видел. Даже не знаю, что это было, — и, распахнув дверь, вышел наружу.
Луис не стал развивать тему.
— И что теперь? — спросил он. — Ты оделся так, словно собрался в арктическую экспедицию.
— Я все еще не расстался с мыслью отправиться на поиски старика Барли. Надо узнать, как случилось, что он продал Стаки башмаки Рики.
— Нам тоже с тобой прошвырнуться?
— Нет. Не хочу пугать его больше, чем нужно для дела. И потом, вам лучше не показываться некоторое время в Темной Лощине. После того как я поговорю с ним, мы, может быть, сможем решить, как действовать дальше. А с этим я справлюсь сам.
Но тут я ошибался.
Книга 3
Глава 27
— Ты убил его?
— Нет. Кто-то другой добрался до него раньше.
— Но ведь ты убил бы его?
— Да.
Рот Лорны кривился от душевной боли, слезы капали из глаз и увлажняли мои простыни. Я достал из коробки на комоде платок и дал ей. Потом присел рядом на край кровати.
— Господи, и зачем ты только сюда приехал? — пролепетала она. Ее тело сотрясалось от рыданий. Они шли из такой глубины, что мешали изливаться словам; получались как бы ритмические паузы, заполненные молчаливой обидой. — Иногда я целыми неделями не думала о тебе. Когда же узнала, что ты женился, то вся сгорала внутри. Однако думала, что это могло бы помочь, дать возможность ране затянуться. Так оно и случилось, Чарли, действительно. А теперь...
Я придвинулся к ней и коснулся ее плеча ладонью, но она резко отстранилась.
— Нет, — прошептала она. — Нет, не надо.
Но я ее не слушал. Забрался на кровать, встал на колени и притянул ее к себе. Она сопротивлялась, хлестала меня ладонями по лицу, по телу, по рукам. А потом упала лицом ко мне на грудь и затихла. Обвила меня руками, крепко прижавшись ко мне щекой. И сквозь ее сжатые зубы вырвался долгий звук, похожий на завывание. Я положил руки ей на спину, нащупал пальцами застежку бюстгальтера сквозь свитер. Все легко подходило к закономерному концу. Мне уже виделся серпик волос над приспущенными джинсами и отделанное кружевами белье...
Голова Лорны у меня под подбородком никак не могла удобно устроиться, ее щека терлась о мою шею, пока, подняв голову, она не прижалась щекой к моему лицу. На меня накатила волна страсти, руки от волнения дрожали, как я ни пытался объяснить себе ее желание близости со мной реакцией на преследование Стритчем. А как было бы просто и приятно отдаться настроению этого момента, хоть на короткое время воссоздать лучшие мгновения моей юности!
Однако я лишь нежно поцеловал ее в висок и сразу же отстранился.
— Прости, — только и мог я сказать Лорне.
Встав с кровати и подойдя к окну, я слышал, как она направилась в ванную. Громко щелкнула задвижка... Хорошо на короткий миг снова ощутить себя молодым человеком, раздираемым желанием иметь нечто, не принадлежащее ему, на что он не имеет права. Но молодой человек исчез, а у того, кто занял его место, уже не было прежней остроты чувства к Лорне Дженнингс. На улице, как и много лет назад, шел снег, укрывая прошлое белоснежным одеялом, сотканным из невысказанных желаний и неиспользованных возможностей.
Опять щелкнула задвижка: Лорна выходила из ванной. Когда я обернулся, она обнаженная стояла передо мной.
— Мне кажется, ты что-то забыла в ванной, — промолвил я, не сделав ни малейшего движения в ее сторону.
— Разве ты не хочешь быть со мной? — спросила она.
— Не могу, Лорна. Если бы я поступил так, это было бы неверно истолковано. И, откровенно говоря, я вовсе не уверен, что сумел бы справиться с последствиями.
— Нет, дело не в этом... — слезинка стекла по ее щеке. — Я теперь не такая, какой ты знал меня прежде.
Что ж, она и вправду была не такой, какой я ее помнил. Появились впадинки на бедрах и ягодицах и слой жира на животе. Груди стали менее упругими и предплечья сделались чересчур полноваты. Небольшой след от варикозной вены тянулся в верхней части левой ноги. Немало морщин собралось вокруг рта, а от уголков глаз они разбегались веером.
Вместе с тем, хотя годы наложили свой отпечаток, им не удалось убить ее красоту. Наоборот, чем старше она становилась, тем сильнее проступала в ней природная женственность. Хрупкая красота юности устояла и даже набрала новую силу в борьбе с северными зимами и трудностями семейной жизни, приспособившись, но не увянув. И эта сила отразилась в лице Лорны, придав всему облику достоинство и зрелость, которые были изначально заложены в ней, однако только благодаря обстоятельствам проявились в ее чертах. Когда я смотрел ей в глаза и ее взгляд встречался с моим, я знал: эту женщину я любил в прошлом, к ней и сейчас испытываю чувство, которое могу назвать любовью, и это чувство сохранилось между нами.
— Ты все еще прекрасна, — сказал я.
Она испытывающе посмотрела на меня: не пытаюсь ли я ослепить ее лестью? А когда поняла, что мои слова искренни, то прикрыла глаза веками, словно в глубине души была растрогана, но не могла определиться с ощущениями, что сильнее — боль или наслаждение?
Лорна закрыла лицо ладонями и покачала головой.
— Это так неловко.
— Да, весьма, — вежливо согласился я.
Она кивнула — и опять исчезла в ванной. Вернулась уже полностью одетая и сразу направилась прямо к двери. Я пошел за Лорной и догнал ее в тот момент, когда она уже взялась за дверную ручку. Она обернулась, прежде чем открыть дверь, и приложила ладонь к моей щеке.
— Я не знаю, — проговорила она, нежно коснувшись лбом моего плеча. — Я просто не знаю...
И выскользнула из еще темноватой комнаты в тусклый утренний свет.
Спал я недолго. Проснулся, принял душ и оделся. Посмотрел на часы, застегивая их на руке. И вдруг мой желудок свела такая голодная боль, какой я ни разу не чувствовал за последние месяцы. Из-за обилия событий — поиски следов Калеба Кайла, разговор с Рейчел, смерть Стритча — я потерял счет дням.
Было одиннадцатое декабря. До годовщины оставался один день.
В половине третьего, сидя в ресторане, я покончил с засохшим тостом и кофе. При мысли о Сьюзен во мне разгорелась злость на весь мир — почему я позволил ей и моей дочери покинуть меня? Смогу ли, невзирая на боль и тоску, непрерывно гложущие меня, когда-нибудь начать все сначала?
Сейчас мне просто необходима была Рейчел. Сила и глубина потребности в ней удивляла даже меня самого. Я уже ощущал нечто подобное: когда сидел напротив нее, будучи на Гарвард-сквер, слушал ее голос и наблюдал за движениями рук. Сколько раз мы встречались за последнее время? Дважды? И все же именно с ней я чувствовал умиротворение, в котором мне так долго было отказано.
Что мог бы я привнести в наш союз и в себя самого, если бы этим отношениям суждено было вновь развиться? Меня преследовал призрак жены. Я носил траур, все еще горевал по ней. И чувствовал себя виноватым за свои чувства к Рейчел, за то, что мы совершили вместе. Не предательство ли это памяти о Сьюзен — желание все начать вновь? Столько ощущений, столько чувств, столько возмездий, столько попыток отдать долги спрессовались вместе за последние двенадцать месяцев. Я чувствовал себя измученным, иссушенным непрошеными видениями, которые вторгались в мои сны и в мою явь. Я видел Дональда Перде в баре. Видел так же ясно, как обнаженную Лорну перед собой в номере мотеля. Как Стритча, нанизанного на сук дерева.
Я хотел бы начать все снова, но не знал, как это сделать. Лишь понимал: край близок, и мне надо найти какой-то способ зацепиться до того, как произойдет окончательное мое падение.
Я вышел из ресторана и поехал в Гринвилл. «Меркурий» был припаркован позади мотеля, под деревьями, которые почти полностью скрывали его со стороны дороги. Рэнд способен был установить слежку за Эйнджелом и Луисом, подобно тому, как он следил за мной, и подстраховаться не мешало. Только я припарковался, Эйнджел уже открыл дверь шестого номера и, отойдя в сторону, пропустил меня внутрь, а затем аккуратно закрыл дверь за собой.
— Ну, посмотри-ка на себя в зеркало, — сказал он с довольной ухмылкой.
Луис лежал на одной из двух широких кроватей и читал свежий номер «Нью-Йорк тайме».
— И правда, Берд, — высказался и он вслед за Эйнджелом. — Ну ты и мужчина! Ты же скоро окажешься в одной из секс-клиник на пару с Майклом Дугласом. А мы об этом прочитаем в журнале «Пипл».
— Мы еще присутствовали, когда она пришла. Как раз собирались уезжать, — пояснил Эйнджел. — Она была в таком состоянии... Ну, я и впустил ее, — он присел на кровать боком к от Луису. — Теперь я просто уверен: ты начнешь нам рассказывать, как вы сидели с шефом полиции и обсуждали все это и он сказал: «Конечно, Берди, ты можешь спать с моей женой, потому что она действительно любит тебя, а не меня». Если же такого разговора не состоялось, то довольно скоро там тебя будут жаловать еще меньше, чем до сих пор. А если откровенно, они тебя любят так же, как уши дохлого осла.
— Я не спал с ней.
— Она к тебе приставала?
— Вы когда-нибудь слышали о чувствах?
— Это уже чересчур. Но я приму это за «да». Подразумеваю, что ты не реагировал адекватно. Господи, Берди, у тебя самообладание святого!
— Перестань, Эйнджел, пожалуйста.
Я сел на край другой кровати и опустил голову на руки. Глубоко вздохнул и зажмурил глаза. Когда я их снова открыл, Эйнджел стоял почти рядом со мной. Я поднял руку, чтобы показать: все, мол, в порядке. Пошел в ванную и сбрызнул лицо холодной водой, прежде чем вернуться к ним.
— Что касается моих отношений с шефом полиции, то ведь я еще не смылся из города, — возобновил я разговор с того места, где мы отклонились от темы. — Я свидетель и одновременно подозреваемый по делу в нераскрытом убийстве неопознанного мужчины в лесах штата Мэн. Дженнингс попросил меня оставаться в пределах досягаемости. Но он все-таки обмолвился кое о чем: медицинская экспертиза пока не представила официального отчета, однако, похоже, можно с уверенностью сказать, что Гарри Чута жестоко избили перед тем, как убить. По следам на запястьях можно сделать вывод, что его, скорее всего, подвешивали на дереве. Расследование убийства будет вести Главное управление Центрального отдела криминальных расследований в Бангоре, это сказал мне Дженнингс; но и сама Темная Лощина, похоже, к завтрашнему утру будет наводнена копами.
— Луис кое-куда звонил, связался с некоторыми из своих коллег, — проинформировал меня Эйнджел. — Он выяснил, что Аль Зет и личный состав «плохих парней из Палермо» вылетели в Бангор прошлой ночью. Похоже, что время Тони Сэлли истекло.
Итак, они приближались. Приближалась и расплата. Это ощущалось в полной мере. Я подошел к двери и, выглянув на улицу, окинул взглядом безмятежную белизну Индия-Хипп, вывеску туристического информационного бюро, пустынную автостоянку. Подошел Луис.
— Вчера в баре ты произнес вслух имя малыша Дональда. Как раз перед тем, как увидел Стритча, — проговорил он.
Я кивнул:
— Понимаешь, я что-то видел. Даже не знаю, что это было, — и, распахнув дверь, вышел наружу.
Луис не стал развивать тему.
— И что теперь? — спросил он. — Ты оделся так, словно собрался в арктическую экспедицию.
— Я все еще не расстался с мыслью отправиться на поиски старика Барли. Надо узнать, как случилось, что он продал Стаки башмаки Рики.
— Нам тоже с тобой прошвырнуться?
— Нет. Не хочу пугать его больше, чем нужно для дела. И потом, вам лучше не показываться некоторое время в Темной Лощине. После того как я поговорю с ним, мы, может быть, сможем решить, как действовать дальше. А с этим я справлюсь сам.
Но тут я ошибался.
Книга 3
"Свой путь земной пройдя до половины,
Я оказался в сумрачном лесу".
Данте, «Божественная комедия»
Глава 27
По пути к дому старика, известного под именем Джона Барли, я снова и снова представлял себе Стритча, нанизанного на толстый сук. Он не мог знать о существовании Калеба Кайла и не подозревал, что за ним охотятся с двух сторон. Стритч зациклился на мести, на желании убить Луиса и меня после того, как жизнь в нашем лице внезапно свела счеты с Абелем. Но убийцы не имели ничего общего с Калебом Кайлом.
Мне казалось вполне вероятным, что Стритча убил Калеб, хотя я понятия не имел, как тот узнал про убийцу. Я подозревал, что он мог пересечься со Стритчем, когда они оба приблизились к Билли Перде ; тогда Калеб и пронюхал что-то про Стритча. Билли был ключом к Калебу Кайлу, единственным из встречавшихся с ним, кто выжил, единственным, кто мог описать, как он выглядит...
Добравшись до дороги, ведущей к хижине Джона Барли, я уже знал, что словесное описание Билли мне вряд ли понадобится. Когда я выходил из машины, пистолет уже был у меня в руке.
Пока я добрался до дома старика, уже начало вечереть. Сходя с холма, полого спускавшегося к его двору, я заметил в одном из окон свет. Двигаться пришлось с западной стороны, против ветра, так, чтобы дом находился между мной и собакой в ее конуре-автомобиле. Мне удалось беспрепятственно подойти вплотную к двери. Но тут из машины-конуры донеслось громкое рычание, и по снегу понеслась неясная тень: собака все-таки учуяла мой запах и пыталась перехватить меня. Почти в то же мгновение рывком распахнулась дверь дома, и из проема показался ствол ружья. Я схватился за ружье и рывком выдернул старика наружу. Собака буквально взбесилась: она то подпрыгивала к самому моему лицу, то вцеплялась в обшлага моих брюк. Старик же как упал, так и лежал на земле, не выпуская, однако, из рук ружья. Я ударом отбросил от себя собаку и приставил ствол пистолета к уху старика.
— Поосторожнее с ружьем, а то, клянусь Богом, я пришью тебя на месте.
Его пальцы отпустили затвор, и он убрал руки от ружья, тихо свистнул и произнес:
— Полегче, Джесс, полегче, приятель.
Собака заскулила и отошла на некоторое расстояние, довольствуясь тем, что бегала вокруг нас и лаяла, пока я поднимал старика на ноги. Я молча указал старику на стул, стоявший на крыльце. Тот тяжело уселся, потирая левый локоть в том месте, каким больно ударился о землю.
— Что тебе надо? — спросил Джон Барли. Он не смотрел на меня, но не сводил глаз с собаки. Она осторожно подобралась к хозяину, глухо рыкнув на меня перед тем, как усесться рядом с ним, чтобы он мог почесать у нее за ушами.
На плече у меня был рюкзак, и я кинул его старику. Он поймал рюкзак и впервые поднял мутный взгляд на меня.
— Открой, — сказал я.
Он помедлил. Потом все-таки расстегнул молнию и заглянул внутрь.
— Узнаешь их?
Барли покачал головой.
— Нет. Вроде бы нет.
Я поднял пистолет. Раздался собачий лай, причем он стал октавой выше.
— Старина, для меня это важно. И не доводи меня до бешенства. Я знаю, что именно ты продал ботинки Стаки в Ороно. Он дал тебе за них тридцать долларов. А теперь расскажи мне: как они к тебе попали?
Он пожал плечами.
— Нашел, наверное.
Я резко наклонился к старику; собака немедленно вскочила, шерсть на ее загривке встала дыбом. Моя пушка все время оставалась нацеленной на старика, но теперь я медленно направил ствол на собаку.
— Нет! — воскликнул Барли, пытаясь рукой удержать собаку около себя и прикрывая ее грудь. — Пожалуйста, только не собаку!
Я пожалел, что угрожал собаке. И задумался: может ли этот старик быть Калебом Кайлом? Есть ли в нем такой скрытый запас сил, чтобы потягаться со Стритчем? Мне казалось, я узнал бы Калеба, если бы нашел его, сразу же почувствовал бы его истинную суть. А в Джоне Барли, по моим ощущениям, присутствовал лишь страх: боязнь передо мной и, похоже, перед чем-то или кем-то еще.
— Расскажи мне правду, — сказал я, смягчив тон. — Где ты взял эти башмаки? Ты пытался избавиться от них после нашего первого разговора. Я хочу узнать — почему.
Он с усилием моргнул и сглотнул слюну, покусывая нижнюю губу. Наконец, он, видимо, принял решение и заговорил:
— Я снял их с мертвого парня. Откопал его, взял ботинки, а потом снова закопал... — Барли опять пожал плечами. — Еще взял и его рюкзак. Вещи по-любому были ему уже не нужны.
С усилием удержавшись, чтобы не ударить его пистолетом, я только спросил:
— А девушка?
Старик дважды тряхнул головой, словно пытаясь вытрясти из волос какое-то насекомое.
— Я не убивал их, — Барли сморщил лицо, словно готов был заплакать. — Я никому не причинил вреда. Мне просто нужны были ботинки.
Мне стало тошно. Я подумал о Ли и Уолтере Коул, о том времени, что я провел с ними и с Эллен. Жутко не хотелось сообщать им, что их дочь мертва. И я снова усомнился, что этот старый шакал, этот оборванец мог быть Калебом Кайлом.
— Где она?
Старик методично поглаживал тело собаки, тяжело проводя рукой от головы почти до самого обрубка хвоста.
— Я знаю только, где парень. А про девушку... Чистая правда, не имею понятия, где она может быть.
В свете, лившемся из окна, кожа старика отсвечивало желтизной. И это делало его лицо жалким и больным. Глаза Барли увлажнились, зрачки напоминали точки или следы от булавок. Он заметно дрожал, так, будто страх пронизывал все его тело. Я опустил пистолет и произнес примирительно:
— Я не собираюсь причинять тебе вред.
Старик покачал головой. И ужас холодной волной окатил меня, когда он сказал:
— Мистер, я вовсе не васбоюсь.
По рассказу Барли, он увидел их неподалеку от залива Литтл Брайар: девушку и парня на передних сиденьях автомобиля и какую-то неясную фигуру, почти тень, — на заднем. Барли шел мимо залива с собакой, возвращаясь домой после охоты на кроликов, когда обратил внимание на машину, остановившуюся ниже, ближе к воде. От машины доносились резкие рокочущие звуки, словно камни сыпались. Был еще не вечер, но уже темнело. Барли рассмотрел очертания двух молодых людей, когда они прошли перед фарами машины: девушку в голубых джинсах и ярко-красной парке и парня в черной кожаной куртке, расстегнутой, несмотря на холод.
Парень поднял капот машины и рассматривал что-то там внутри, освещая двигатель карманным фонариком. Старик видел, как тот покачал головой, и слышал, как парень говорил с девушкой, но слов было не разобрать. Потом парень громко выругался в лесной тишине.
Задняя дверца машины открылась, и из машины вылез третий пассажир: высокий мужчина и, как что-то подсказывало Барли, старый, даже старше самого Барли. Он, Барли, и теперь не смог внятно объяснить, почему сразу почувствовал отвращение к этому третьему. Лишь запомнил, что рядом с ним тогда тихонько взвыла его собака. Высокий человек остановился около машины и, как показалось Барли, стал пристально всматриваться в лес, словно хотел отыскать место, откуда донесся неожиданный шум. Хозяин догадался потрепать собаку по загривку и успокоить словами: «Тише, приятель, тише». Но он видел, как у той раздуваются ноздри, чувствовал, что она дрожит, прижимаясь к ногам хозяина. Что бы там пес ни учуял, это было что-то дурное, и тревога собаки передалась Барли.
Высокий человек просунул голову и руку в дверцу водителя, и фары погасли. Молодой человек тут же отреагировал, выкрикнув: «Эй, что ты делаешь? Ты же вырубил свет!» Луч фонарика сдвинулся и осветил сначала лицо приблизившегося высокого мужчины, а потом что-то сверкнувшее в его длинной руке. Парень снова окликнул высокого: «Эй!» — и бросился к девушке, отталкивая ее назад и заслоняя от ножа.
Барли услышал крик парня: «Не делай этого!» Затем сверкнул нож, и фонарик со стуком упал. Парень пошатнулся и произнес: «Беги, Эллен, беги».
Потом высокий мужчина навис над парнем, как длинная темная туча. Барли видел, как нож, сверкая, поднимался и падал, поднимался и падал...
А потом убийца погнался за девушкой. Барли было слышно, как она, спотыкаясь, неуклюже пробирается сквозь лес. Девушка не успела уйти далеко. Раздался крик, потом звук тяжелого удара — и все смолкло. Пес рядом с Барли принюхался, опустил голову к земле и тихо, печально завыл.
Высокий вернулся к автомобилю. Девушки с ним не было. Он подхватил парня под мышки, доволок до задней части машины и запихнул тело в багажник. Потом открыл водительскую дверь и медленно, но уверенно стал толкать машину вниз по покрытой грязью дороге, ведущей к Известковому озеру...
Барли рассказал подробно, как привязал собаку к дереву, как осторожно обернул ей морду носовым платком и потрепал разок по холке, давая понять, что скоро вернется; потом прислушался, пытаясь определить, откуда доносится шум колес машины.
Примерно в полумиле, ниже по дороге, как раз перед самым озером, высокий мужчина загнал машину на поляну рядом с болотом: поваленные деревья торчали из темной воды. На поляне виднелась заранее вырытая яма, и свежая земля лежала кучками, похожими на могильные холмики. С одного края у ямы был скат, и высокий старик столкнул по нему машину в глубь земли. Она встала на дно почти ровно, только одно заднее колесо было чуть приподнято. Затем этот тип вскарабкался на крышу машины и оттуда уже стал пробираться к краю ямы. Послышался звук, будто лопату выдернули из земли, а потом — хруст, когда она снова ушла вглубь; после чего — тихий шорох первых комьев, упавших на крышу машины...
Старику потребовалось два часа, чтобы полностью скрыть машину под землей. А вскоре снег должен был покрыть сугробами остальные следы. Убийца бросал землю лопатой размеренно, ни разу не сменив темпа, ни единожды не остановившись, чтобы передохнуть. Невзирая на все, что Джон Барли перед этим видел, он позавидовал чужой силе. Но, когда высокий старик закончил обход территории, проверив, хорошо ли сделал свою работу, Барли услышал поблизости знакомый лай, за которым последовал протяжный вой. И ему стало ясно, что его Джессу удалось избавиться от повязки на морде. Высокий остановился и вскинул голову, затем резко воткнул лопату в трясину и начал взбираться по откосу, легко преодолевая подъем своими длинными ногами и держа путь на голос собаки.
Однако Барли тоже не стоял на месте, передвигаясь быстро и бесшумно. Он прокладывал себе дорогу через поваленные бревна, ступая по глубоким колеям и лосиным следам так, чтобы треском ломаемых веток не насторожить высокого человека позади себя. Добрался до пса и потянул того за веревку. Хвост Джесса вилял, изображая прилив восторга и облегчение. Пес немного сопротивлялся, когда Барли вновь надевал на него импровизированный намордник. Затем он отвязал собаку, взял пса на руки и побежал домой. Барли лишь один раз остановился, чтобы оглянуться, почти уверенный, что слышит близко позади себя погоню. Но ничего подозрительного не заметил. Добравшись до своей хижины, Барли запер дверь, перезарядил ружье, вставив смертельный заряд № 1, и сел в кресло. Так он просидел, не сомкнув глаз, до самого рассвета. После чего впал в скверный, прерывистый сон, перемежавшийся видениями, в которых земля сыпалась ему в открытый рот...
— Почему ты никому об этом не рассказал? — спросил я.
Даже тогда я еще сомневался, верить Барли или нет. Поверить было трудно. Однако в глазах старика не мелькало и следа коварства — лишь стариковский страх смерти. Теперь собака лежала рядом с ним, она не спала, глаза ее были открыты, время от времени она поглядывала на меня, чтобы удостовериться, что я не делал никаких резких движений во время повествования старика.
— Я не хотел неприятностей, — ответил Барли на мой вопрос. — Но я вернулся туда посмотреть, нет ли каких-то следов девушки. И за этими вот ботинками. Больно красивые ботинки... Может быть, я думал проверить: не привиделось ли мне все, что я увидел? По старости мозги иногда чудят. Однако я ничего не нафантазировал. Хотя девушка исчезла без следа. На земле даже крови не осталось, чтобы определить, в какой стороне ее искать. Я понял, что мне это все не привиделось, как только нашел углубление в земле. Моя лопата наткнулась там на железо... Я собирался сохранить ботинки и рюкзак. Может, даже и отнес бы их в полицию. Чтобы они не подумали, что старик свихнулся, когда я стал бы рассказывать им обо всем. Но... — Он замолчал.
Я ждал.
— На следующий вечер, после того дня, когда все это случилось, я сидел с Джессом на крыльце. И вдруг почувствовал, как пес вздрогнул. Он не лаял, ничего такого, просто начал трястись и скулить. И, не отрываясь, смотрел в лес, прямо туда. — Барли поднял палец и указал им в то место, где ветви двух кленов почти соприкасались, как влюбленные, тянущиеся друг к другу в темноте. — А там кто-то стоял и наблюдал за мной и собакой. Не двигался, ничего не говорил, просто стоял и смотрел. И я понял: это был он. Прямо нутром чуял. Да и по поведению собаки понимал. Потом этот тип словно растворился в лесу. И больше я его не видел... Но я знал, зачем он приходил. Это было предупреждение. Не думаю, что высокий старик с уверенностью считал меня свидетелем. И он не собирался тогда убивать меня. Но скажи я что-нибудь кому-нибудь — он бы точно узнал. И вернулся бы за мной. Я это понял. А потом пришли вы и задавали вопросы. И я твердо решил избавиться от вещей. Вынул все из рюкзака и продал сам рюкзак и ботинки Стаки. Парнишкину одежду я сжег. Больше ничего от этого случая не осталось.
— Ты когда-нибудь раньше видел этого человека? — задал я наболевший вопрос.
Барли отрицательно покачал головой.
— Никогда. Он явно не из здешних мест, иначе я бы узнал его, — старик наклонился вперед. — Вам не следовало бы приходить сюда, мистер, — в его тихом голосе прозвучало чуть ли не смирение. — Он узнает и придет за мной. Придет за нами обоими.
Я осмотрелся. Наступила ночь; сгущались тени деревьев. На небе не светились звезды, и луну заслонили облака. По прогнозу снегопад должен был усилиться, на следующей неделе обещали двенадцать дюймов, а может, и больше. И вдруг меня охватило боязливое сожаление, что моя машина осталась ниже на дороге и что нам придется брести сквозь лесную темень, чтобы добраться до нее.
— Ты когда-нибудь слышал такое имя: Калеб Кайл? — спросил я Джона Барли.
Он моргнул, словно я его ударил по щеке, но не удивился.
Мне казалось вполне вероятным, что Стритча убил Калеб, хотя я понятия не имел, как тот узнал про убийцу. Я подозревал, что он мог пересечься со Стритчем, когда они оба приблизились к Билли Перде ; тогда Калеб и пронюхал что-то про Стритча. Билли был ключом к Калебу Кайлу, единственным из встречавшихся с ним, кто выжил, единственным, кто мог описать, как он выглядит...
Добравшись до дороги, ведущей к хижине Джона Барли, я уже знал, что словесное описание Билли мне вряд ли понадобится. Когда я выходил из машины, пистолет уже был у меня в руке.
Пока я добрался до дома старика, уже начало вечереть. Сходя с холма, полого спускавшегося к его двору, я заметил в одном из окон свет. Двигаться пришлось с западной стороны, против ветра, так, чтобы дом находился между мной и собакой в ее конуре-автомобиле. Мне удалось беспрепятственно подойти вплотную к двери. Но тут из машины-конуры донеслось громкое рычание, и по снегу понеслась неясная тень: собака все-таки учуяла мой запах и пыталась перехватить меня. Почти в то же мгновение рывком распахнулась дверь дома, и из проема показался ствол ружья. Я схватился за ружье и рывком выдернул старика наружу. Собака буквально взбесилась: она то подпрыгивала к самому моему лицу, то вцеплялась в обшлага моих брюк. Старик же как упал, так и лежал на земле, не выпуская, однако, из рук ружья. Я ударом отбросил от себя собаку и приставил ствол пистолета к уху старика.
— Поосторожнее с ружьем, а то, клянусь Богом, я пришью тебя на месте.
Его пальцы отпустили затвор, и он убрал руки от ружья, тихо свистнул и произнес:
— Полегче, Джесс, полегче, приятель.
Собака заскулила и отошла на некоторое расстояние, довольствуясь тем, что бегала вокруг нас и лаяла, пока я поднимал старика на ноги. Я молча указал старику на стул, стоявший на крыльце. Тот тяжело уселся, потирая левый локоть в том месте, каким больно ударился о землю.
— Что тебе надо? — спросил Джон Барли. Он не смотрел на меня, но не сводил глаз с собаки. Она осторожно подобралась к хозяину, глухо рыкнув на меня перед тем, как усесться рядом с ним, чтобы он мог почесать у нее за ушами.
На плече у меня был рюкзак, и я кинул его старику. Он поймал рюкзак и впервые поднял мутный взгляд на меня.
— Открой, — сказал я.
Он помедлил. Потом все-таки расстегнул молнию и заглянул внутрь.
— Узнаешь их?
Барли покачал головой.
— Нет. Вроде бы нет.
Я поднял пистолет. Раздался собачий лай, причем он стал октавой выше.
— Старина, для меня это важно. И не доводи меня до бешенства. Я знаю, что именно ты продал ботинки Стаки в Ороно. Он дал тебе за них тридцать долларов. А теперь расскажи мне: как они к тебе попали?
Он пожал плечами.
— Нашел, наверное.
Я резко наклонился к старику; собака немедленно вскочила, шерсть на ее загривке встала дыбом. Моя пушка все время оставалась нацеленной на старика, но теперь я медленно направил ствол на собаку.
— Нет! — воскликнул Барли, пытаясь рукой удержать собаку около себя и прикрывая ее грудь. — Пожалуйста, только не собаку!
Я пожалел, что угрожал собаке. И задумался: может ли этот старик быть Калебом Кайлом? Есть ли в нем такой скрытый запас сил, чтобы потягаться со Стритчем? Мне казалось, я узнал бы Калеба, если бы нашел его, сразу же почувствовал бы его истинную суть. А в Джоне Барли, по моим ощущениям, присутствовал лишь страх: боязнь передо мной и, похоже, перед чем-то или кем-то еще.
— Расскажи мне правду, — сказал я, смягчив тон. — Где ты взял эти башмаки? Ты пытался избавиться от них после нашего первого разговора. Я хочу узнать — почему.
Он с усилием моргнул и сглотнул слюну, покусывая нижнюю губу. Наконец, он, видимо, принял решение и заговорил:
— Я снял их с мертвого парня. Откопал его, взял ботинки, а потом снова закопал... — Барли опять пожал плечами. — Еще взял и его рюкзак. Вещи по-любому были ему уже не нужны.
С усилием удержавшись, чтобы не ударить его пистолетом, я только спросил:
— А девушка?
Старик дважды тряхнул головой, словно пытаясь вытрясти из волос какое-то насекомое.
— Я не убивал их, — Барли сморщил лицо, словно готов был заплакать. — Я никому не причинил вреда. Мне просто нужны были ботинки.
Мне стало тошно. Я подумал о Ли и Уолтере Коул, о том времени, что я провел с ними и с Эллен. Жутко не хотелось сообщать им, что их дочь мертва. И я снова усомнился, что этот старый шакал, этот оборванец мог быть Калебом Кайлом.
— Где она?
Старик методично поглаживал тело собаки, тяжело проводя рукой от головы почти до самого обрубка хвоста.
— Я знаю только, где парень. А про девушку... Чистая правда, не имею понятия, где она может быть.
В свете, лившемся из окна, кожа старика отсвечивало желтизной. И это делало его лицо жалким и больным. Глаза Барли увлажнились, зрачки напоминали точки или следы от булавок. Он заметно дрожал, так, будто страх пронизывал все его тело. Я опустил пистолет и произнес примирительно:
— Я не собираюсь причинять тебе вред.
Старик покачал головой. И ужас холодной волной окатил меня, когда он сказал:
— Мистер, я вовсе не васбоюсь.
По рассказу Барли, он увидел их неподалеку от залива Литтл Брайар: девушку и парня на передних сиденьях автомобиля и какую-то неясную фигуру, почти тень, — на заднем. Барли шел мимо залива с собакой, возвращаясь домой после охоты на кроликов, когда обратил внимание на машину, остановившуюся ниже, ближе к воде. От машины доносились резкие рокочущие звуки, словно камни сыпались. Был еще не вечер, но уже темнело. Барли рассмотрел очертания двух молодых людей, когда они прошли перед фарами машины: девушку в голубых джинсах и ярко-красной парке и парня в черной кожаной куртке, расстегнутой, несмотря на холод.
Парень поднял капот машины и рассматривал что-то там внутри, освещая двигатель карманным фонариком. Старик видел, как тот покачал головой, и слышал, как парень говорил с девушкой, но слов было не разобрать. Потом парень громко выругался в лесной тишине.
Задняя дверца машины открылась, и из машины вылез третий пассажир: высокий мужчина и, как что-то подсказывало Барли, старый, даже старше самого Барли. Он, Барли, и теперь не смог внятно объяснить, почему сразу почувствовал отвращение к этому третьему. Лишь запомнил, что рядом с ним тогда тихонько взвыла его собака. Высокий человек остановился около машины и, как показалось Барли, стал пристально всматриваться в лес, словно хотел отыскать место, откуда донесся неожиданный шум. Хозяин догадался потрепать собаку по загривку и успокоить словами: «Тише, приятель, тише». Но он видел, как у той раздуваются ноздри, чувствовал, что она дрожит, прижимаясь к ногам хозяина. Что бы там пес ни учуял, это было что-то дурное, и тревога собаки передалась Барли.
Высокий человек просунул голову и руку в дверцу водителя, и фары погасли. Молодой человек тут же отреагировал, выкрикнув: «Эй, что ты делаешь? Ты же вырубил свет!» Луч фонарика сдвинулся и осветил сначала лицо приблизившегося высокого мужчины, а потом что-то сверкнувшее в его длинной руке. Парень снова окликнул высокого: «Эй!» — и бросился к девушке, отталкивая ее назад и заслоняя от ножа.
Барли услышал крик парня: «Не делай этого!» Затем сверкнул нож, и фонарик со стуком упал. Парень пошатнулся и произнес: «Беги, Эллен, беги».
Потом высокий мужчина навис над парнем, как длинная темная туча. Барли видел, как нож, сверкая, поднимался и падал, поднимался и падал...
А потом убийца погнался за девушкой. Барли было слышно, как она, спотыкаясь, неуклюже пробирается сквозь лес. Девушка не успела уйти далеко. Раздался крик, потом звук тяжелого удара — и все смолкло. Пес рядом с Барли принюхался, опустил голову к земле и тихо, печально завыл.
Высокий вернулся к автомобилю. Девушки с ним не было. Он подхватил парня под мышки, доволок до задней части машины и запихнул тело в багажник. Потом открыл водительскую дверь и медленно, но уверенно стал толкать машину вниз по покрытой грязью дороге, ведущей к Известковому озеру...
Барли рассказал подробно, как привязал собаку к дереву, как осторожно обернул ей морду носовым платком и потрепал разок по холке, давая понять, что скоро вернется; потом прислушался, пытаясь определить, откуда доносится шум колес машины.
Примерно в полумиле, ниже по дороге, как раз перед самым озером, высокий мужчина загнал машину на поляну рядом с болотом: поваленные деревья торчали из темной воды. На поляне виднелась заранее вырытая яма, и свежая земля лежала кучками, похожими на могильные холмики. С одного края у ямы был скат, и высокий старик столкнул по нему машину в глубь земли. Она встала на дно почти ровно, только одно заднее колесо было чуть приподнято. Затем этот тип вскарабкался на крышу машины и оттуда уже стал пробираться к краю ямы. Послышался звук, будто лопату выдернули из земли, а потом — хруст, когда она снова ушла вглубь; после чего — тихий шорох первых комьев, упавших на крышу машины...
Старику потребовалось два часа, чтобы полностью скрыть машину под землей. А вскоре снег должен был покрыть сугробами остальные следы. Убийца бросал землю лопатой размеренно, ни разу не сменив темпа, ни единожды не остановившись, чтобы передохнуть. Невзирая на все, что Джон Барли перед этим видел, он позавидовал чужой силе. Но, когда высокий старик закончил обход территории, проверив, хорошо ли сделал свою работу, Барли услышал поблизости знакомый лай, за которым последовал протяжный вой. И ему стало ясно, что его Джессу удалось избавиться от повязки на морде. Высокий остановился и вскинул голову, затем резко воткнул лопату в трясину и начал взбираться по откосу, легко преодолевая подъем своими длинными ногами и держа путь на голос собаки.
Однако Барли тоже не стоял на месте, передвигаясь быстро и бесшумно. Он прокладывал себе дорогу через поваленные бревна, ступая по глубоким колеям и лосиным следам так, чтобы треском ломаемых веток не насторожить высокого человека позади себя. Добрался до пса и потянул того за веревку. Хвост Джесса вилял, изображая прилив восторга и облегчение. Пес немного сопротивлялся, когда Барли вновь надевал на него импровизированный намордник. Затем он отвязал собаку, взял пса на руки и побежал домой. Барли лишь один раз остановился, чтобы оглянуться, почти уверенный, что слышит близко позади себя погоню. Но ничего подозрительного не заметил. Добравшись до своей хижины, Барли запер дверь, перезарядил ружье, вставив смертельный заряд № 1, и сел в кресло. Так он просидел, не сомкнув глаз, до самого рассвета. После чего впал в скверный, прерывистый сон, перемежавшийся видениями, в которых земля сыпалась ему в открытый рот...
— Почему ты никому об этом не рассказал? — спросил я.
Даже тогда я еще сомневался, верить Барли или нет. Поверить было трудно. Однако в глазах старика не мелькало и следа коварства — лишь стариковский страх смерти. Теперь собака лежала рядом с ним, она не спала, глаза ее были открыты, время от времени она поглядывала на меня, чтобы удостовериться, что я не делал никаких резких движений во время повествования старика.
— Я не хотел неприятностей, — ответил Барли на мой вопрос. — Но я вернулся туда посмотреть, нет ли каких-то следов девушки. И за этими вот ботинками. Больно красивые ботинки... Может быть, я думал проверить: не привиделось ли мне все, что я увидел? По старости мозги иногда чудят. Однако я ничего не нафантазировал. Хотя девушка исчезла без следа. На земле даже крови не осталось, чтобы определить, в какой стороне ее искать. Я понял, что мне это все не привиделось, как только нашел углубление в земле. Моя лопата наткнулась там на железо... Я собирался сохранить ботинки и рюкзак. Может, даже и отнес бы их в полицию. Чтобы они не подумали, что старик свихнулся, когда я стал бы рассказывать им обо всем. Но... — Он замолчал.
Я ждал.
— На следующий вечер, после того дня, когда все это случилось, я сидел с Джессом на крыльце. И вдруг почувствовал, как пес вздрогнул. Он не лаял, ничего такого, просто начал трястись и скулить. И, не отрываясь, смотрел в лес, прямо туда. — Барли поднял палец и указал им в то место, где ветви двух кленов почти соприкасались, как влюбленные, тянущиеся друг к другу в темноте. — А там кто-то стоял и наблюдал за мной и собакой. Не двигался, ничего не говорил, просто стоял и смотрел. И я понял: это был он. Прямо нутром чуял. Да и по поведению собаки понимал. Потом этот тип словно растворился в лесу. И больше я его не видел... Но я знал, зачем он приходил. Это было предупреждение. Не думаю, что высокий старик с уверенностью считал меня свидетелем. И он не собирался тогда убивать меня. Но скажи я что-нибудь кому-нибудь — он бы точно узнал. И вернулся бы за мной. Я это понял. А потом пришли вы и задавали вопросы. И я твердо решил избавиться от вещей. Вынул все из рюкзака и продал сам рюкзак и ботинки Стаки. Парнишкину одежду я сжег. Больше ничего от этого случая не осталось.
— Ты когда-нибудь раньше видел этого человека? — задал я наболевший вопрос.
Барли отрицательно покачал головой.
— Никогда. Он явно не из здешних мест, иначе я бы узнал его, — старик наклонился вперед. — Вам не следовало бы приходить сюда, мистер, — в его тихом голосе прозвучало чуть ли не смирение. — Он узнает и придет за мной. Придет за нами обоими.
Я осмотрелся. Наступила ночь; сгущались тени деревьев. На небе не светились звезды, и луну заслонили облака. По прогнозу снегопад должен был усилиться, на следующей неделе обещали двенадцать дюймов, а может, и больше. И вдруг меня охватило боязливое сожаление, что моя машина осталась ниже на дороге и что нам придется брести сквозь лесную темень, чтобы добраться до нее.
— Ты когда-нибудь слышал такое имя: Калеб Кайл? — спросил я Джона Барли.
Он моргнул, словно я его ударил по щеке, но не удивился.