Страница:
- Вкралы сало, трошки мяса було, тай бис з ным, а электробриту дуже жалко!
Я говорю печально:
- Нэвжэ дивчина? Вона... А хто ж еще миг знаты код? Вона! То ж вона, видьмачка!
Менты смотрят украдкой на часы - им, ментам, домой охота. Но возникает соблазн отличиться - еще и воровку поймать. Главный спрашивает:
- Где вы с ней ночевали? Может быть, она там вас ждет?
На вулыци Зэлэноградской, - говорю и называю приблизительно номер дома, который стоит напротив дома Юдкина. - Хиба, трыдцять, кажу...
Легенда должна быть абсолютно достоверной.
Юдкин жил в доме № 31. Значит, напротив, думаю, расположен тридцатый номер.
И, говоря это, я, разумеется, не знал, что дома тридцать по Зеленоградской не существует: вместо чётной стороны там почётная: железная дорога, а по ней идут поезда...
8
Едем. Я все время ною что-то про женское коварство. Зашли в один дом на девятый этаж - пас: не то. Во второй, в третий. Менты заскучали:
- Поедемте к нам в милицию, - говорят. - Там переночуете, а утром по свежачку...
И я говорю:
- Ребята, як жи ж так? Вона жи ж меня обворовала до нитки, носки сменить не могу! Давайте посмотрим еще во-о-он тот дом! Вроде, похож!
Договорились с тем условием, что они не будут бить ноги по этажам, а я один слётаю. Они же постоят на улице и меня подождут. Я поднялся не на девятый этаж, а на третий, вышел из лифта и быстро спустился на второй. Звоню в квартиру, окна которой не выходят на фасад, а смотрят в сторону леска.
- Кто? - спрашивает хозяйка.
- Милиция! Откройте! - и когда дверь распахивается, я проскакиваю квартиру насквозь и с вопросом типа: "Здесь бандиты не укрываются?" Потом как кочегар дверь топки раскрываю балконную дверь, срываю и сую подмышку свою красную курточку и с балкона уже спрыгиваю на ничейную землю. Смею предположить, что когда менты в поисках меня обходили квартиры, то хозяйка этой квартиры вряд ли открыла им дверь.
Возможно, описываемые выше события покажутся кое-кому незначительными на фоне изобилия детективного чтива. Но то, что призвано развлекать обывателя, жующего попкорн, и то, что может испытать на своей шкуре обычный волк, когда попадает в капкан и отгрызает себе лапу - не одно и то же. Говорю эту прописную истину потому, что впервые, может быть, ощутил тогда время, как живую тварь, которая может быть верной тебе или неверной, другом или врагом, мчаться мимо с космической скоростью или идти, как в киносъемке "рапид" - непознаваемо медленно. Так вот в этом эпизоде из моей авантюрной биографии оно, время, словно бы пульсировало, то ускоряя, то замедляя свой бег...
А что, казалось бы, произошло? Ну, повезло в какой-то момент. Увы, господа! Закон жизни таков, что везения в нем абсолютный нуль. Одному человеку не повезло: он до ста лет жил на Крайнем Севере и не ел ничего слаще морошки. Другому повезло: он всю жизнь жил у южного моря и ел виноград и халву, а сроку той жизни было двадцать лет.
Я временно победил тогда этих четверых парней с Петровки, 38, кинул их.
Я просчитал и вычислил их ментовскую реакцию, заставил их совершить ошибку, переиграл и потому победил.
Но ведь хотел-то я по максимуму - я хотел победить Систему. Я не мог поверить тогда, что это не дано никому, ибо все преходяще - Система вечна. Вот на моих глазах прогнил и рухнул социалистический строй. Но не Система дешевой эксплуатации человека властью. Наверное, не было, нет и не будет идеальных, кроме галактических, систем. Как поздно понял это я, маленький, как песчинка, и ничтожный в своей гордыне, как плененный павлин, человек! Ведь единственное и непреодолимое мое состояние - одиночество. Свой среди чужих, чужой среди своих, "один на льдине" - вот моя блатная масть, вот моя бессрочная каторга.
9
Я взял таксомотор и поехал на конспиративную квартиру в гостиницу "Урал". Приехал. Буквально в ста метрах - Казанский вокзал, где в линейном отделении милиции остались не только прямые улики против меня, но прибавились к ним и косвенные - побег из-под конвоя. Действительно получается, что преступника тянет на место преступления. Перехожу улицу, направляясь к гостинице "Урал", и - вот он - милицейский на мотоцикле "Урал".
- Гражданин, стойте! - и свисток. Первый порыв - бежать! Как же так, братаны? Уйти от верного ареста и упасть, споткнувшись о порог пусть кратковременной, но воли. "Значит, - думаю, - уже ориентировки на меня разосланы... Паспорт у них остался поддельный, а фотография-то в нем настоящая!" Они уже наверняка всю Москву перерыли и перекрыли. Это же пятно на лацкане мундира: уже неделю вся Петровка не может поймать организованную преступную группу, торгующую фальшивыми билетами!
По тем временам все едино: билеты ты печатаешь или прокламации против существующего строя - катастрофа! Изготовление печатной продукции! Но есть такая поговорка: куда бежать, Антон, - пятая судимость!
Я остановился:
- Что случилось?
- Вы перешли улицу в неположенном месте, платите штраф пятьдесят копеек!
Спокойно, говорю себе, спокойно. Не дай Бог мелькнет на лице глупая радость, а он, небось, понтуется и усыпляет мою бдительность. Я говорю, что пятидесяти копеек у меня нет, а вот есть рубль, берите, сдачи не надо, я спешу.
Он:
- Нет, стойте! - Лезет в планшетку.
Зачем? Он в ней копается, ковыряется. Снова время у меня с милицией идет на противоходе и с разными скоростями, снова хочется сорваться, побежать, а там хоть пуля в спину! Он явно тянет это время, а я стою на людном перекрестке, горят светильники на столбах. Они как-будто подмигивают: жми на ноги, Колек! Наконец он достает и в самом деле выдает квитанцию и сдачу 50 копеек.
Прошли какие-то секунды для него.
Для меня промчались годы...
10
Прихожу на хату.
Сидят все наши, как юные рекруты: коньяк пьют, дым коромыслом - гулям! Как это понимать? Козлы и пидорюги!
И в который раз сама форма изложения понуждает меня комментировать некоторые неясности мотивации определяющих и направляющих жизнь поступков. Казалось бы: зачем я вновь и вновь связываю свою судьбу с этими беспечными захребетниками? А на это я скажу, что вожак не выбирает стаи - стая выбирает вожака. А мы и жили по законам стаи. Так сейчас живет большая часть общества. Что касается тюрьмы, то садился я - садились и они. С той разницей, что я никого не обстукивал и не брал греха на душу, что шел на зону с определенной репутацией: "один на льдине". С определенной репутацией козлов шли и они. В этом смысле мне было, наверное, легче переносить заключение. И где уверенность, что в моем криминальном ремесле другие были бы надежней? Все и всех сдают в большинстве случаев. Не будь этого - менты имели бы ноль в графе раскрываемости преступлений. Многие меня сдавали. В итоге, многие зарыты в землю. Кто в Филадельфии, кто в Киеве, кто в Тель-Авиве, кто в Москве, кто и в тюрьме не отмоленным и неотпетым. А я живу и пью иногда хорошую водку.
Прости же всех нас, Господи!
- Я вам сказал, чтоб каждый поезд проверяли? Чтоб уточняли в справочном бюро, такой поезд есть или его отменили сто лет назад?..
- Ну, так вышло... Так вышло... - Профессор Хубер, и все остальные, и иже с ним, и паки, и паки.
- А что теперь делать? Мы засветились! Мне нужно уходить в бега, на меня, конечно, всесоюзный розыск объявят... А на всю жизнь не скроешься... Ну, и что будем делать, господа жулики?
Мнутся, глаза долу. А что нас объединяет, кроме "бабок"? Ровным счетом ничего. Каждый умирает в одиночку, да не каждый - в одиночке.
- Ладно. Поеду в Конотоп, с мамой попрощаюсь.
Выписал себе новую форму два, новое служебное удостоверение55 на фамилию Карельский. А надо было - Комяцкий. Почему? Да потому что следующий срок я отбывал в Коми АССР. Но обо всем по порядку.
Пошли мы всем гамузом в ресторан "Прага" на Арбате, хорошо погуляли. А я не пьянею и все ищу версию, которой надо будет держаться на следствии. И говорю своим:
- Что ж, ребята... Может, последний раз встречаемся... Я уже, можно считать там. Но вы, прежде чем прекратить всю эту деятельность, должны сделать маневр прикрытия: печатайте билеты на все направления и разбрасывайте помалу на вокзалах... Теряйте их с понтом. В вокзальном клозете, в кассах на подоконнике. Кто-то найдет, потом еще кто-то, еще десяток другой... Меня нет, а билеты валятся, как манна с небес. То есть, я был в Сочи, билеты - в Москве. Теперь я у них, у ментов, а билеты по-прежнему идут. Значит, они были до моего появления в Москве, появляются и в мое отсутствие. И создается иллюзия у ментов, что я ни при чем. Понятно? Оставляйте метки везде: в Киев поедете - пометьтесь, в Питер тоже, и так далее!
- Гениально! - орут кореша. - Колек, ты гений! Мы это сделаем!
- Все, до свидания!
Но история с акцией прикрытия на Гознаковской бухгалтерии повторилась по сути.
Тогда Юдкин сдрейфил, мягко говоря. Он не пошел и не изъял из бухгалтерии наши "автографы": накладные, доверенность, счет. Тогда менты с ног бы сбились, но ничего бы на нас не смогли найти. Десятилетиями бы "висяка имели" и наградных часов не получали. Я мог бы пойти тогда и сделать все это изъятие вместо Юдкина, но ведь он сам кормил свои четыре семьи и детей строгал сам. Большой уже мальчик-то был Юрий Грейманович.
И на этот раз они меня подставили. А что? Они знали, что я не колюсь.
А пока я пошел на вокзал со своей "формой два", с которой можно весь век жить и скрываться в поездах. Нервное перенапряжение принимает у меня формы, неадекватные обстоятельствам. Иногда мне кажется, что я могу засмеяться на собственных похоронах. Вот и в этот раз я зачем-то позвонил в РОВД Казанского вокзала. Состоялся диалог, который я передаю почти дословно.
Я: - Здравствуйте! Михалев звонит!..
Мне: - А-а! Вы куда же запропали?!
Я: - Как куда? Я уже три часа здесь жду, уже с квартиры звоню! Вышел из подъезда - милиции вашей нету. Вокруг дома обошел - нету никого...
Мне: - Как нету?! Это вас нету! Они вас искали, весь дом перевернули и не нашли! Откуда вы звоните?
Я: - С Зеленоградской звоню! Я вышел - их нету! Мне приехать?
Мне: - Где вы находитесь?
Я: - На Зеленоградской стою!
Мне: - Так приезжайте!
Я: - Хорошо, я сейчас еду!
Вот так поиграли в дурачка.
...А в шесть утра я был уже в Конотопе. Обнял маму, боясь, что заплачу. Больно было думать о том, что можем не свидеться. Представил себе еще одно потрясение, которым благодарит ее сын за любовь, за умение понять и простить. Стиснул зубы, сказал, что у меня неприятности, вдохнул в себя знакомый запах ее седеющих волос.
Кто бы ни виноват - что делать?
11
Сентябрь и октябрь я - в Сочи.
Ноги подлечил Мацестой. Я считал, что в нашем деле они на втором месте после головы. Но вот голову-то подлечить, наверное, тоже не мешало. Иначе, чем объяснить следующее?
Приезжаю в Киев, звоню своим: Богатыреву Яше, Хуберу, Калинковицкому. Было все это в полдень. Пошли в кабак, выпили, а я уже перешел на какое-то звериное чутье. Встаю и с ними прощаюсь. Понимаю, что они не успели еще меня сдать. Ну, просто не успели.
И я иду на встречу со своей подругой. Она - человек надежный, работала в отделе кадров спецтреста по строительству космодромов. Жила она, как человек одинокий и непритязательный, в шикарной квартире старинного дома, где, может быть, жили некогда и ее родители. Мы с ней выпили шампанского, пробросили планы на этот вечер - время шло к пяти.
А Хубер и остальные знали эту мою лежку. И являются. Соскучились, якобы. Если сказать, что ссора вспыхнула ни с чего - ничего и не сказать. Они должны мне были деньги, они перешли грань, за которой у меня кончилось терпение, и я съездил кому-то по зубам, а Яшке въехал в лобешник фотоаппаратом. Орлы покинули насест, а я где-то через полчаса вышел на улицу с портфелем, полным дипломов, печатей, удостоверений МВД и прочих канцтоваров. То есть весь арсенал при мне.
Тут же подскочили менты, вдернули меня в наручники и повезли на уже знакомую читателю улицу Короленко.
Вилы, как говорят блатные. Пропади оно все пропадом! Опять тюрьма... Единственное, что немного грело самолюбие, так это то, что мной занимается сам полковник Хряпа, кавалер ордена имени Ленина и гроза киевских блатняков.
Он с неподдельным интересом ознакомился с содержимым вышеупомянутого портфеля. Потом приказал, не откладывая в долгий ящик, возбудить уголовное дело по факту изъятия поддельных документов и спустить меня в подвал КПЗ.
Всё. Меня сдали. В очередной раз меня сдали.
Подводя условно черту под этим периодом жизни, хочу сказать еще раз, но непременно: дамы и господа, все всех сдавали, сдают и будут сдавать на всех уровнях социальной пирамиды. Каждый из людей, обернувшись на свою прожитую жизнь, какой бы по длительности она ни была, вынужден будет согласиться со мной. И для этого совсем не обязательно сидеть в тюрьме. Просто в тюрьме, на "киче" все конкретней, жестче и, может быть, драматичней. Я много знал серьезных бандитов, сейчас многих знаю - все они уже там или завтра будут там. Цена воровского братства мне известна. Но я заметил по жизни: неправедный ко мне - неправедный вообще. Все те, кто хотел мне зла, были наказаны судьбой. А может быть хранит меня материнская молитва?
Я снова сел и никого из своих раздолбаев не сдал, и никто из них не сел.
И снова мысли: зачем я так живу и могу ли жить иначе? Мысли о том, отчего же идет на преступление неглупый человек, знающий о неизбежности предательства и неотвратимости наказания? Парадоксально, но я был идеалистом. Среди преступников больше, мне кажется идеалистов, каждый из которых надеется, что его-то именно и минет чаша сия. А из идеалистов, как показывает история человечества, и происходят самые жестокие и неисправимые преступники. Как избежать страшной участи многих и многих? Я видел один выход: пока тебя не сделали сумасшедшим - учись быть таковым и будь здоров.
Она единственный твой друг и покровитель - шизофрения.
Однако об этом чуть позже.
Глова семнадцатая. Дубль три
1
Я знал многих из крупных киевских бандитов и жуликов. И у них были все основания доверять мне.
А незадолго до моего ареста у одной известной пианистки кто-то утащил четыре золотых антикварных петушка, которые были подарены ей не то Шостаковичем, не то Ростроповичем. И весь киевский "менталитет", естественно, был поднят в ружье. Полковник Хряпа, понятное дело, желал бы иметь еще орденок-с, а тут я - предполагаемый носитель информации оказываюсь у него в застенке. Он мне напрямую:
- Николай Алексаныч, дело ваше - плевое! Ну, подумаешь, какая-то вшивая подделка документов! Детская забава! Два года - и здравствуй, свобода! Мы можем его вообще прикрыть, но!.. Расскажи мне, где золотые петушки, и я тебя отпускаю!
Я говорю:
- Как не знать... Знаю...
- Ну?! И где?
- Как я могу здесь в подвале рассказывать? Давайте я на Крещатике побеседую с этими людьми, которых я знаю, от которых я слышал про этот инкубатор. - Я бестрепетно торгуюсь, и сам не зная еще зачем, но только чувствую. - А в подвале-то сидючи - как?
Старый сыскарь и я продолжаем играть в поддавки. Он говорит:
- Вы скажите сперва, о ком вы говорите: фамилия, кличка! А уж потом мы посмотрим...
Я: - Не-э-э! У нас разные позиции... Вы на втором этаже находитесь, откуда вся Сибирь, как на ладони, а я - в подвале. Вы меня отпускаете - я вам помогаю. Другого не дано...
Он не дурак. Кончил с этими петушками.
Ладно, Николай Алексаныч. Давайте по существу.
Ну и что по существу? Что там в портфеле? Дипломы? Я за них отсидел. Форма два? Это старая история. Дорога мне как память, я и за нее отсидел. С чем меня кушать будете?
Ну вот билеты еще...- мнется он, будто хочет показать, что знает больше, чем я предполагаю. - По Москве...
Оказывается, пока я гулял в Сочи, на меня был объявлен всесоюзный розыск, и мои фотографии (какие? из паспорта?..) были растиражированы на всю страну. Мой невнятный фотопортрет украсил собой все людные места: вокзалы, отделы милиции, парки культуры и отдыха.
Полковник Хряпа интересуется, где, мол, будем дело вести - в Москве или в Киеве?
Конечно, в Киеве! - говорю гордо. - Мой родной город Киев!
И я был прав. Ведь собственноручно я ни одного билета не подделал это факт. Ни одного не продал - правда. Меня не было в Москве - тоже правда. Все это время бойкой торговли я лечился в санатории - и доказывать не надо: куча тому свидетелей. Мне бояться нечего - я был абсолютно уверен и вел себя легко и уверенно.
И определяют меня к "Деду Лукьяну" - в тюрьму на улице Лукьяновской.
О-о! - кричат мне. - Капитан А-а-аристов!
Оказывается, сидят еще люди, которые еще со времен той моей отсидки не освободились. И наседки заквохтали:
Как ты? За что?
Сам не знаю, - говорю. - В Сочи отдыхал. На один день приехал посмотреть, как в Москве люди живут - и вот!
Тюрьма встречала меня, как героя, как космонавта, сходившего в открытый космос. Вспомнилась песня Александра Галича:
"...Все хорошо здесь в лагере:
Есть баня и сортир,
А за колючей проволкой
Пускай сидит весь мир..."
Почему же провалилась идеально продуманная, изумительная афера?
Сижу в камере и размышляю. Да, подвел так называемый человеческий фактор. И что? К этому времени, думаю я, билетов отловлено количество, близкое к критической массе. Люди все опрошены. Потом начнутся следственные действия, опознания. Суть дела такова: люди купили с рук билеты - билеты оказались фальшивыми. Им покажут мое фото - фото предполагаемого сбытчика билетов - и они в один голос заявят: нет, это не он. Так мне казалось на этот момент. Так должно быть, как ни крути. Так и было: никто меня не опознает, истекает третий месяц моего осадного сидения у "Деда Лукьяна" . Противная сторона в тупике. Тогда Киевская прокуратура берет санкцию на продление срока следствия, мотивируя это громоздкостью и многогранностью дела.
Проходит полгода - результат у ментов тот же: тупик. Где билеты печатались? Неизвестно. Кто продавал? И тогда - смех и позор! - они идут и берут санкцию Генерального Прокурора СССР Руденко, чтобы не выпускать меня. Ума-то нет, как говорит Миша Евдокимов. Объяснили, что я ранее дважды судим за подобного рода головоломки. Посадить - не ошибешься, но вот прямых улик найти не представляется возможным: хитер, матер, остер, о баланду зубы стер. Они, да и я, прекрасно сознавали, что остается последняя инстанция Верховный Совет СССР. Только этот орган мог санкционировать арест и следственные действия сроком свыше девяти месяцев.
2
Глас вопиющего в пустыне советской следственной практики. Я, конечно, понимаю, что в суде дело развалится, что они меня все еще не заглотили, что меня отпустят из зала суда. Но понимаю и то, что они меня не могут не посадить. Иначе как объяснишь прокурору: за что держали человека больше года? Пошла игра без правил. Я понял это и в сознании ощутил мрак.
Дубль три. Третья судимость. После второй - ты уже особо опасный рецидивист - ООР. ООР - это пожизненный надзор, а о надзоре я уже писал. Тот, кто видел стреноженного сильного коня, может почувствовать, каково это: жить в путах...
3
Судья был умный, "толковый малый, но педант". Этот его педантизм сослужил, вероятно, добрую службу многим действительно невиновным людям, попавшим в жернова самого гуманного в мире правосудия. В моем же случае он отправил дело на доследование, что само по себе было редкостью в судебной практике советского общества.
Но - все по порядку.
Большой судебный зал, десятки и сотни свидетелей из разных концов государства, которых судья пригласил явиться на суд. А отчего бы не посетить великолепный город Киев за государственный счет? И солирующий обвиняемый рассказывает им и суду свою печальную протокольную историю о больных ногах, о случайной знакомой, чья бабушка лечит травами, о билетах, купленных с рук и etc.
В наши либеральные дни, если ты правильно построишь свою защиту, то можешь не сесть, совершив любое преступление. Если ты, конечно, не болван. Пробовал я это сделать и тогда.
Ведь когда менты схватили меня на Казанском вокзале, а я сбежал, то ничего, кроме поддельного паспорта я у них за собой не оставил. Это основательная позиция, и я становлюсь на точку опоры. Далее. Я дал полковнику с Петровки точное описание того, у кого купил билеты: то есть Юры Калинковицкого, который уже давно слинял в свои Черновцы. Это также в мою пользу, поскольку совпадает наверняка с описаниями других пострадавших. И если б не этот поддельный паспорт и фальшивое удостоверение, которое я сбросил в вокзальную урну, я бы вообще с ними по-другому разговаривал, будучи сам фактически в числе потерпевших. И бежать бы от них не стал.
Но ведь за одно только предъявление поддельного паспорта мне грозило до шести месяцев лишения свободы по УК России. А у меня оставалось два года условных или недосиженных. Солидно и обидно. Поплыл бы я, как дерьмо по Енисею, на два с половиной гарантированных годка.
Третье. Никто не опознает меня. Все описывают маленьких чернявеньких "маланцев"56, а я - высокий и стройный.
Четвертое. Та неточность в объяснительной, что я писал на Казанском вокзале, тоже не могла влиять на существо дела, и я мог бы ее объяснить в ходе следствия. Но именно эта неточность, как позже выяснилось, сыграла роковую роль в моем новом деле. Не думаю, что и судья был столь наивен, что считал меня ангелом с моими двумя ходками. Но, следуя букве закона, - как, кстати, и я в своих умозаключениях - он не находил за мной в данном случае доказанного состава преступления по части билетов. Кто их производил? Где? В каких количествах? Где уличенные распространители? Какова система сбыта в деталях? Все эти вопросы так и оставались без ответа. Сомнения вызывали, как я и думал, результаты почерковедческой экспертизы.
По найденной в моем портфеле "канцелярии" возникали сотни эпизодов, но все они были связаны с прошлым моим делом. В этом они ничего не проясняли, а, скорее, еще больше запутывали суд. Мало ли что носит человек в своем личном портфеле. Да я приехал его добровольно сдать, а вы меня - за ласты! Повторяю, что за дипломы я уже отсидел. Казус! Не удержусь, чтоб не ознакомить читателя с одним из занимательных логических построений криминалистики старых времен.
...Жаркое лето. Идет к железнодорожной станции человек с плотницкой разноской в руке. Подходит к вокзалу, выходит на перрон, чтобы перейти пути, но путь ему перекрывает остановившийся поезд. Окна купе открыты. От скуки этот человек скользит взглядом по окнам и вдруг видит то, что заставляет его побледнеть и покрыться испариной - он видит свисающую со второй полки изящную женскую руку, на которой не достает безымянного пальца. Он ставит разноску на асфальт, достает из разноски топор, входит в вагон. А когда выходит, то говорит милиции: "Арестуйте меня! Я ее убил!"
Его судили и оправдали.
Вопрос: почему?
Не буду мучить читателя длинной логической цепочкой вопросов и ответов. Скажу, что некогда эта женщина, будучи женою подсудимого, искусно имитировала свое, якобы, убийство. Сама она исчезла, и нашли, допустим, в бочке с капустой лишь отрубленный ее палец с обручальным кольцом. Этого оказалось достаточно, чтобы муж отсидел много-много лет за убийство, которого не было. И вот теперь он убил ее. Срок-то уже отсижен. Нельзя за одно и то же преступление сидеть дважды, гласит вывод.
Но - увы! Все это теории.
5
Время шло и по-свойски работало на меня.
Более сотни пунктов обвинения по "билетному делу" рассыпались в пух и прах. Из Москвы пришло заключение почерковедческой экспертизы, где говорилось, что экспертиза не берется утверждать: одна ли рука заполняла вышеозначенную объяснительную, надпись на штампе в моем паспорте и железнодорожные билеты. Мало им для этого общих признаков.
А все сомнения используются в пользу подозреваемого. Паспорт подделал, стало быть, не я.
- Кто же его подделал? - спрашивают меня отупевшие от моей изворотливости следователи. - - -- Как он мог у вас оказаться?
А это уже орешки! Я говорю, что терял его, потом получил новый. Это соответствовало действительности. А на днях получил старый по почте обычным письмом. Конверта не сохранилось, к сожалению, а то бы я показал. Сдать его в милицию не успел и, отправляясь в дорогу, по рассеянности взял этот старый паспорт.
Ну что: пришло время "закрывать" дело и передавать его в суд говорит следователь.
Я: - Ка-а-ак?!
Он: Так. Читайте заключение экспертизы.
Приносит мне заключение кабинета криминалистики МВД Украинской ССР, где экспертизы шли на почерковедческом уровне, и там написано черным по белому, что те два билета, которые были при мне на Казанском вокзале, и те, что взяты у пассажиров, заполнены одним и тем же человеком. И человек этот, разумеется, я, Михалев Николай Александрович.
И я в это мгновение почувствовал, как у меня заломило затылок - такой был скачок давления. Я был близок к инсульту. Боль и непонимание: как же так? Ведь я действительно не заполнил своей рукой ни единого карт-бланша! И образцов почерка у меня не брали!
- Где же образцы почерка? - говорю. - С чем вы сравнивали? Образцы почерка берутся при понятых!
Следователь усмехнулся: -А нам не надо... Мы взяли ваши контрольные работы в институте и по ним провели экспертизу...
- Да вы что, не знаете как заочники пишут контрольные?! Все знают, что за них пишут старшекурсники или выпускники! Ваша экспертиза недостоверна! Вы за погоны испугались, потому что девять месяцев содержали меня в изоляции незаконно! И натянули результат экспертизы!
Я говорю печально:
- Нэвжэ дивчина? Вона... А хто ж еще миг знаты код? Вона! То ж вона, видьмачка!
Менты смотрят украдкой на часы - им, ментам, домой охота. Но возникает соблазн отличиться - еще и воровку поймать. Главный спрашивает:
- Где вы с ней ночевали? Может быть, она там вас ждет?
На вулыци Зэлэноградской, - говорю и называю приблизительно номер дома, который стоит напротив дома Юдкина. - Хиба, трыдцять, кажу...
Легенда должна быть абсолютно достоверной.
Юдкин жил в доме № 31. Значит, напротив, думаю, расположен тридцатый номер.
И, говоря это, я, разумеется, не знал, что дома тридцать по Зеленоградской не существует: вместо чётной стороны там почётная: железная дорога, а по ней идут поезда...
8
Едем. Я все время ною что-то про женское коварство. Зашли в один дом на девятый этаж - пас: не то. Во второй, в третий. Менты заскучали:
- Поедемте к нам в милицию, - говорят. - Там переночуете, а утром по свежачку...
И я говорю:
- Ребята, як жи ж так? Вона жи ж меня обворовала до нитки, носки сменить не могу! Давайте посмотрим еще во-о-он тот дом! Вроде, похож!
Договорились с тем условием, что они не будут бить ноги по этажам, а я один слётаю. Они же постоят на улице и меня подождут. Я поднялся не на девятый этаж, а на третий, вышел из лифта и быстро спустился на второй. Звоню в квартиру, окна которой не выходят на фасад, а смотрят в сторону леска.
- Кто? - спрашивает хозяйка.
- Милиция! Откройте! - и когда дверь распахивается, я проскакиваю квартиру насквозь и с вопросом типа: "Здесь бандиты не укрываются?" Потом как кочегар дверь топки раскрываю балконную дверь, срываю и сую подмышку свою красную курточку и с балкона уже спрыгиваю на ничейную землю. Смею предположить, что когда менты в поисках меня обходили квартиры, то хозяйка этой квартиры вряд ли открыла им дверь.
Возможно, описываемые выше события покажутся кое-кому незначительными на фоне изобилия детективного чтива. Но то, что призвано развлекать обывателя, жующего попкорн, и то, что может испытать на своей шкуре обычный волк, когда попадает в капкан и отгрызает себе лапу - не одно и то же. Говорю эту прописную истину потому, что впервые, может быть, ощутил тогда время, как живую тварь, которая может быть верной тебе или неверной, другом или врагом, мчаться мимо с космической скоростью или идти, как в киносъемке "рапид" - непознаваемо медленно. Так вот в этом эпизоде из моей авантюрной биографии оно, время, словно бы пульсировало, то ускоряя, то замедляя свой бег...
А что, казалось бы, произошло? Ну, повезло в какой-то момент. Увы, господа! Закон жизни таков, что везения в нем абсолютный нуль. Одному человеку не повезло: он до ста лет жил на Крайнем Севере и не ел ничего слаще морошки. Другому повезло: он всю жизнь жил у южного моря и ел виноград и халву, а сроку той жизни было двадцать лет.
Я временно победил тогда этих четверых парней с Петровки, 38, кинул их.
Я просчитал и вычислил их ментовскую реакцию, заставил их совершить ошибку, переиграл и потому победил.
Но ведь хотел-то я по максимуму - я хотел победить Систему. Я не мог поверить тогда, что это не дано никому, ибо все преходяще - Система вечна. Вот на моих глазах прогнил и рухнул социалистический строй. Но не Система дешевой эксплуатации человека властью. Наверное, не было, нет и не будет идеальных, кроме галактических, систем. Как поздно понял это я, маленький, как песчинка, и ничтожный в своей гордыне, как плененный павлин, человек! Ведь единственное и непреодолимое мое состояние - одиночество. Свой среди чужих, чужой среди своих, "один на льдине" - вот моя блатная масть, вот моя бессрочная каторга.
9
Я взял таксомотор и поехал на конспиративную квартиру в гостиницу "Урал". Приехал. Буквально в ста метрах - Казанский вокзал, где в линейном отделении милиции остались не только прямые улики против меня, но прибавились к ним и косвенные - побег из-под конвоя. Действительно получается, что преступника тянет на место преступления. Перехожу улицу, направляясь к гостинице "Урал", и - вот он - милицейский на мотоцикле "Урал".
- Гражданин, стойте! - и свисток. Первый порыв - бежать! Как же так, братаны? Уйти от верного ареста и упасть, споткнувшись о порог пусть кратковременной, но воли. "Значит, - думаю, - уже ориентировки на меня разосланы... Паспорт у них остался поддельный, а фотография-то в нем настоящая!" Они уже наверняка всю Москву перерыли и перекрыли. Это же пятно на лацкане мундира: уже неделю вся Петровка не может поймать организованную преступную группу, торгующую фальшивыми билетами!
По тем временам все едино: билеты ты печатаешь или прокламации против существующего строя - катастрофа! Изготовление печатной продукции! Но есть такая поговорка: куда бежать, Антон, - пятая судимость!
Я остановился:
- Что случилось?
- Вы перешли улицу в неположенном месте, платите штраф пятьдесят копеек!
Спокойно, говорю себе, спокойно. Не дай Бог мелькнет на лице глупая радость, а он, небось, понтуется и усыпляет мою бдительность. Я говорю, что пятидесяти копеек у меня нет, а вот есть рубль, берите, сдачи не надо, я спешу.
Он:
- Нет, стойте! - Лезет в планшетку.
Зачем? Он в ней копается, ковыряется. Снова время у меня с милицией идет на противоходе и с разными скоростями, снова хочется сорваться, побежать, а там хоть пуля в спину! Он явно тянет это время, а я стою на людном перекрестке, горят светильники на столбах. Они как-будто подмигивают: жми на ноги, Колек! Наконец он достает и в самом деле выдает квитанцию и сдачу 50 копеек.
Прошли какие-то секунды для него.
Для меня промчались годы...
10
Прихожу на хату.
Сидят все наши, как юные рекруты: коньяк пьют, дым коромыслом - гулям! Как это понимать? Козлы и пидорюги!
И в который раз сама форма изложения понуждает меня комментировать некоторые неясности мотивации определяющих и направляющих жизнь поступков. Казалось бы: зачем я вновь и вновь связываю свою судьбу с этими беспечными захребетниками? А на это я скажу, что вожак не выбирает стаи - стая выбирает вожака. А мы и жили по законам стаи. Так сейчас живет большая часть общества. Что касается тюрьмы, то садился я - садились и они. С той разницей, что я никого не обстукивал и не брал греха на душу, что шел на зону с определенной репутацией: "один на льдине". С определенной репутацией козлов шли и они. В этом смысле мне было, наверное, легче переносить заключение. И где уверенность, что в моем криминальном ремесле другие были бы надежней? Все и всех сдают в большинстве случаев. Не будь этого - менты имели бы ноль в графе раскрываемости преступлений. Многие меня сдавали. В итоге, многие зарыты в землю. Кто в Филадельфии, кто в Киеве, кто в Тель-Авиве, кто в Москве, кто и в тюрьме не отмоленным и неотпетым. А я живу и пью иногда хорошую водку.
Прости же всех нас, Господи!
- Я вам сказал, чтоб каждый поезд проверяли? Чтоб уточняли в справочном бюро, такой поезд есть или его отменили сто лет назад?..
- Ну, так вышло... Так вышло... - Профессор Хубер, и все остальные, и иже с ним, и паки, и паки.
- А что теперь делать? Мы засветились! Мне нужно уходить в бега, на меня, конечно, всесоюзный розыск объявят... А на всю жизнь не скроешься... Ну, и что будем делать, господа жулики?
Мнутся, глаза долу. А что нас объединяет, кроме "бабок"? Ровным счетом ничего. Каждый умирает в одиночку, да не каждый - в одиночке.
- Ладно. Поеду в Конотоп, с мамой попрощаюсь.
Выписал себе новую форму два, новое служебное удостоверение55 на фамилию Карельский. А надо было - Комяцкий. Почему? Да потому что следующий срок я отбывал в Коми АССР. Но обо всем по порядку.
Пошли мы всем гамузом в ресторан "Прага" на Арбате, хорошо погуляли. А я не пьянею и все ищу версию, которой надо будет держаться на следствии. И говорю своим:
- Что ж, ребята... Может, последний раз встречаемся... Я уже, можно считать там. Но вы, прежде чем прекратить всю эту деятельность, должны сделать маневр прикрытия: печатайте билеты на все направления и разбрасывайте помалу на вокзалах... Теряйте их с понтом. В вокзальном клозете, в кассах на подоконнике. Кто-то найдет, потом еще кто-то, еще десяток другой... Меня нет, а билеты валятся, как манна с небес. То есть, я был в Сочи, билеты - в Москве. Теперь я у них, у ментов, а билеты по-прежнему идут. Значит, они были до моего появления в Москве, появляются и в мое отсутствие. И создается иллюзия у ментов, что я ни при чем. Понятно? Оставляйте метки везде: в Киев поедете - пометьтесь, в Питер тоже, и так далее!
- Гениально! - орут кореша. - Колек, ты гений! Мы это сделаем!
- Все, до свидания!
Но история с акцией прикрытия на Гознаковской бухгалтерии повторилась по сути.
Тогда Юдкин сдрейфил, мягко говоря. Он не пошел и не изъял из бухгалтерии наши "автографы": накладные, доверенность, счет. Тогда менты с ног бы сбились, но ничего бы на нас не смогли найти. Десятилетиями бы "висяка имели" и наградных часов не получали. Я мог бы пойти тогда и сделать все это изъятие вместо Юдкина, но ведь он сам кормил свои четыре семьи и детей строгал сам. Большой уже мальчик-то был Юрий Грейманович.
И на этот раз они меня подставили. А что? Они знали, что я не колюсь.
А пока я пошел на вокзал со своей "формой два", с которой можно весь век жить и скрываться в поездах. Нервное перенапряжение принимает у меня формы, неадекватные обстоятельствам. Иногда мне кажется, что я могу засмеяться на собственных похоронах. Вот и в этот раз я зачем-то позвонил в РОВД Казанского вокзала. Состоялся диалог, который я передаю почти дословно.
Я: - Здравствуйте! Михалев звонит!..
Мне: - А-а! Вы куда же запропали?!
Я: - Как куда? Я уже три часа здесь жду, уже с квартиры звоню! Вышел из подъезда - милиции вашей нету. Вокруг дома обошел - нету никого...
Мне: - Как нету?! Это вас нету! Они вас искали, весь дом перевернули и не нашли! Откуда вы звоните?
Я: - С Зеленоградской звоню! Я вышел - их нету! Мне приехать?
Мне: - Где вы находитесь?
Я: - На Зеленоградской стою!
Мне: - Так приезжайте!
Я: - Хорошо, я сейчас еду!
Вот так поиграли в дурачка.
...А в шесть утра я был уже в Конотопе. Обнял маму, боясь, что заплачу. Больно было думать о том, что можем не свидеться. Представил себе еще одно потрясение, которым благодарит ее сын за любовь, за умение понять и простить. Стиснул зубы, сказал, что у меня неприятности, вдохнул в себя знакомый запах ее седеющих волос.
Кто бы ни виноват - что делать?
11
Сентябрь и октябрь я - в Сочи.
Ноги подлечил Мацестой. Я считал, что в нашем деле они на втором месте после головы. Но вот голову-то подлечить, наверное, тоже не мешало. Иначе, чем объяснить следующее?
Приезжаю в Киев, звоню своим: Богатыреву Яше, Хуберу, Калинковицкому. Было все это в полдень. Пошли в кабак, выпили, а я уже перешел на какое-то звериное чутье. Встаю и с ними прощаюсь. Понимаю, что они не успели еще меня сдать. Ну, просто не успели.
И я иду на встречу со своей подругой. Она - человек надежный, работала в отделе кадров спецтреста по строительству космодромов. Жила она, как человек одинокий и непритязательный, в шикарной квартире старинного дома, где, может быть, жили некогда и ее родители. Мы с ней выпили шампанского, пробросили планы на этот вечер - время шло к пяти.
А Хубер и остальные знали эту мою лежку. И являются. Соскучились, якобы. Если сказать, что ссора вспыхнула ни с чего - ничего и не сказать. Они должны мне были деньги, они перешли грань, за которой у меня кончилось терпение, и я съездил кому-то по зубам, а Яшке въехал в лобешник фотоаппаратом. Орлы покинули насест, а я где-то через полчаса вышел на улицу с портфелем, полным дипломов, печатей, удостоверений МВД и прочих канцтоваров. То есть весь арсенал при мне.
Тут же подскочили менты, вдернули меня в наручники и повезли на уже знакомую читателю улицу Короленко.
Вилы, как говорят блатные. Пропади оно все пропадом! Опять тюрьма... Единственное, что немного грело самолюбие, так это то, что мной занимается сам полковник Хряпа, кавалер ордена имени Ленина и гроза киевских блатняков.
Он с неподдельным интересом ознакомился с содержимым вышеупомянутого портфеля. Потом приказал, не откладывая в долгий ящик, возбудить уголовное дело по факту изъятия поддельных документов и спустить меня в подвал КПЗ.
Всё. Меня сдали. В очередной раз меня сдали.
Подводя условно черту под этим периодом жизни, хочу сказать еще раз, но непременно: дамы и господа, все всех сдавали, сдают и будут сдавать на всех уровнях социальной пирамиды. Каждый из людей, обернувшись на свою прожитую жизнь, какой бы по длительности она ни была, вынужден будет согласиться со мной. И для этого совсем не обязательно сидеть в тюрьме. Просто в тюрьме, на "киче" все конкретней, жестче и, может быть, драматичней. Я много знал серьезных бандитов, сейчас многих знаю - все они уже там или завтра будут там. Цена воровского братства мне известна. Но я заметил по жизни: неправедный ко мне - неправедный вообще. Все те, кто хотел мне зла, были наказаны судьбой. А может быть хранит меня материнская молитва?
Я снова сел и никого из своих раздолбаев не сдал, и никто из них не сел.
И снова мысли: зачем я так живу и могу ли жить иначе? Мысли о том, отчего же идет на преступление неглупый человек, знающий о неизбежности предательства и неотвратимости наказания? Парадоксально, но я был идеалистом. Среди преступников больше, мне кажется идеалистов, каждый из которых надеется, что его-то именно и минет чаша сия. А из идеалистов, как показывает история человечества, и происходят самые жестокие и неисправимые преступники. Как избежать страшной участи многих и многих? Я видел один выход: пока тебя не сделали сумасшедшим - учись быть таковым и будь здоров.
Она единственный твой друг и покровитель - шизофрения.
Однако об этом чуть позже.
Глова семнадцатая. Дубль три
1
Я знал многих из крупных киевских бандитов и жуликов. И у них были все основания доверять мне.
А незадолго до моего ареста у одной известной пианистки кто-то утащил четыре золотых антикварных петушка, которые были подарены ей не то Шостаковичем, не то Ростроповичем. И весь киевский "менталитет", естественно, был поднят в ружье. Полковник Хряпа, понятное дело, желал бы иметь еще орденок-с, а тут я - предполагаемый носитель информации оказываюсь у него в застенке. Он мне напрямую:
- Николай Алексаныч, дело ваше - плевое! Ну, подумаешь, какая-то вшивая подделка документов! Детская забава! Два года - и здравствуй, свобода! Мы можем его вообще прикрыть, но!.. Расскажи мне, где золотые петушки, и я тебя отпускаю!
Я говорю:
- Как не знать... Знаю...
- Ну?! И где?
- Как я могу здесь в подвале рассказывать? Давайте я на Крещатике побеседую с этими людьми, которых я знаю, от которых я слышал про этот инкубатор. - Я бестрепетно торгуюсь, и сам не зная еще зачем, но только чувствую. - А в подвале-то сидючи - как?
Старый сыскарь и я продолжаем играть в поддавки. Он говорит:
- Вы скажите сперва, о ком вы говорите: фамилия, кличка! А уж потом мы посмотрим...
Я: - Не-э-э! У нас разные позиции... Вы на втором этаже находитесь, откуда вся Сибирь, как на ладони, а я - в подвале. Вы меня отпускаете - я вам помогаю. Другого не дано...
Он не дурак. Кончил с этими петушками.
Ладно, Николай Алексаныч. Давайте по существу.
Ну и что по существу? Что там в портфеле? Дипломы? Я за них отсидел. Форма два? Это старая история. Дорога мне как память, я и за нее отсидел. С чем меня кушать будете?
Ну вот билеты еще...- мнется он, будто хочет показать, что знает больше, чем я предполагаю. - По Москве...
Оказывается, пока я гулял в Сочи, на меня был объявлен всесоюзный розыск, и мои фотографии (какие? из паспорта?..) были растиражированы на всю страну. Мой невнятный фотопортрет украсил собой все людные места: вокзалы, отделы милиции, парки культуры и отдыха.
Полковник Хряпа интересуется, где, мол, будем дело вести - в Москве или в Киеве?
Конечно, в Киеве! - говорю гордо. - Мой родной город Киев!
И я был прав. Ведь собственноручно я ни одного билета не подделал это факт. Ни одного не продал - правда. Меня не было в Москве - тоже правда. Все это время бойкой торговли я лечился в санатории - и доказывать не надо: куча тому свидетелей. Мне бояться нечего - я был абсолютно уверен и вел себя легко и уверенно.
И определяют меня к "Деду Лукьяну" - в тюрьму на улице Лукьяновской.
О-о! - кричат мне. - Капитан А-а-аристов!
Оказывается, сидят еще люди, которые еще со времен той моей отсидки не освободились. И наседки заквохтали:
Как ты? За что?
Сам не знаю, - говорю. - В Сочи отдыхал. На один день приехал посмотреть, как в Москве люди живут - и вот!
Тюрьма встречала меня, как героя, как космонавта, сходившего в открытый космос. Вспомнилась песня Александра Галича:
"...Все хорошо здесь в лагере:
Есть баня и сортир,
А за колючей проволкой
Пускай сидит весь мир..."
Почему же провалилась идеально продуманная, изумительная афера?
Сижу в камере и размышляю. Да, подвел так называемый человеческий фактор. И что? К этому времени, думаю я, билетов отловлено количество, близкое к критической массе. Люди все опрошены. Потом начнутся следственные действия, опознания. Суть дела такова: люди купили с рук билеты - билеты оказались фальшивыми. Им покажут мое фото - фото предполагаемого сбытчика билетов - и они в один голос заявят: нет, это не он. Так мне казалось на этот момент. Так должно быть, как ни крути. Так и было: никто меня не опознает, истекает третий месяц моего осадного сидения у "Деда Лукьяна" . Противная сторона в тупике. Тогда Киевская прокуратура берет санкцию на продление срока следствия, мотивируя это громоздкостью и многогранностью дела.
Проходит полгода - результат у ментов тот же: тупик. Где билеты печатались? Неизвестно. Кто продавал? И тогда - смех и позор! - они идут и берут санкцию Генерального Прокурора СССР Руденко, чтобы не выпускать меня. Ума-то нет, как говорит Миша Евдокимов. Объяснили, что я ранее дважды судим за подобного рода головоломки. Посадить - не ошибешься, но вот прямых улик найти не представляется возможным: хитер, матер, остер, о баланду зубы стер. Они, да и я, прекрасно сознавали, что остается последняя инстанция Верховный Совет СССР. Только этот орган мог санкционировать арест и следственные действия сроком свыше девяти месяцев.
2
Глас вопиющего в пустыне советской следственной практики. Я, конечно, понимаю, что в суде дело развалится, что они меня все еще не заглотили, что меня отпустят из зала суда. Но понимаю и то, что они меня не могут не посадить. Иначе как объяснишь прокурору: за что держали человека больше года? Пошла игра без правил. Я понял это и в сознании ощутил мрак.
Дубль три. Третья судимость. После второй - ты уже особо опасный рецидивист - ООР. ООР - это пожизненный надзор, а о надзоре я уже писал. Тот, кто видел стреноженного сильного коня, может почувствовать, каково это: жить в путах...
3
Судья был умный, "толковый малый, но педант". Этот его педантизм сослужил, вероятно, добрую службу многим действительно невиновным людям, попавшим в жернова самого гуманного в мире правосудия. В моем же случае он отправил дело на доследование, что само по себе было редкостью в судебной практике советского общества.
Но - все по порядку.
Большой судебный зал, десятки и сотни свидетелей из разных концов государства, которых судья пригласил явиться на суд. А отчего бы не посетить великолепный город Киев за государственный счет? И солирующий обвиняемый рассказывает им и суду свою печальную протокольную историю о больных ногах, о случайной знакомой, чья бабушка лечит травами, о билетах, купленных с рук и etc.
В наши либеральные дни, если ты правильно построишь свою защиту, то можешь не сесть, совершив любое преступление. Если ты, конечно, не болван. Пробовал я это сделать и тогда.
Ведь когда менты схватили меня на Казанском вокзале, а я сбежал, то ничего, кроме поддельного паспорта я у них за собой не оставил. Это основательная позиция, и я становлюсь на точку опоры. Далее. Я дал полковнику с Петровки точное описание того, у кого купил билеты: то есть Юры Калинковицкого, который уже давно слинял в свои Черновцы. Это также в мою пользу, поскольку совпадает наверняка с описаниями других пострадавших. И если б не этот поддельный паспорт и фальшивое удостоверение, которое я сбросил в вокзальную урну, я бы вообще с ними по-другому разговаривал, будучи сам фактически в числе потерпевших. И бежать бы от них не стал.
Но ведь за одно только предъявление поддельного паспорта мне грозило до шести месяцев лишения свободы по УК России. А у меня оставалось два года условных или недосиженных. Солидно и обидно. Поплыл бы я, как дерьмо по Енисею, на два с половиной гарантированных годка.
Третье. Никто не опознает меня. Все описывают маленьких чернявеньких "маланцев"56, а я - высокий и стройный.
Четвертое. Та неточность в объяснительной, что я писал на Казанском вокзале, тоже не могла влиять на существо дела, и я мог бы ее объяснить в ходе следствия. Но именно эта неточность, как позже выяснилось, сыграла роковую роль в моем новом деле. Не думаю, что и судья был столь наивен, что считал меня ангелом с моими двумя ходками. Но, следуя букве закона, - как, кстати, и я в своих умозаключениях - он не находил за мной в данном случае доказанного состава преступления по части билетов. Кто их производил? Где? В каких количествах? Где уличенные распространители? Какова система сбыта в деталях? Все эти вопросы так и оставались без ответа. Сомнения вызывали, как я и думал, результаты почерковедческой экспертизы.
По найденной в моем портфеле "канцелярии" возникали сотни эпизодов, но все они были связаны с прошлым моим делом. В этом они ничего не проясняли, а, скорее, еще больше запутывали суд. Мало ли что носит человек в своем личном портфеле. Да я приехал его добровольно сдать, а вы меня - за ласты! Повторяю, что за дипломы я уже отсидел. Казус! Не удержусь, чтоб не ознакомить читателя с одним из занимательных логических построений криминалистики старых времен.
...Жаркое лето. Идет к железнодорожной станции человек с плотницкой разноской в руке. Подходит к вокзалу, выходит на перрон, чтобы перейти пути, но путь ему перекрывает остановившийся поезд. Окна купе открыты. От скуки этот человек скользит взглядом по окнам и вдруг видит то, что заставляет его побледнеть и покрыться испариной - он видит свисающую со второй полки изящную женскую руку, на которой не достает безымянного пальца. Он ставит разноску на асфальт, достает из разноски топор, входит в вагон. А когда выходит, то говорит милиции: "Арестуйте меня! Я ее убил!"
Его судили и оправдали.
Вопрос: почему?
Не буду мучить читателя длинной логической цепочкой вопросов и ответов. Скажу, что некогда эта женщина, будучи женою подсудимого, искусно имитировала свое, якобы, убийство. Сама она исчезла, и нашли, допустим, в бочке с капустой лишь отрубленный ее палец с обручальным кольцом. Этого оказалось достаточно, чтобы муж отсидел много-много лет за убийство, которого не было. И вот теперь он убил ее. Срок-то уже отсижен. Нельзя за одно и то же преступление сидеть дважды, гласит вывод.
Но - увы! Все это теории.
5
Время шло и по-свойски работало на меня.
Более сотни пунктов обвинения по "билетному делу" рассыпались в пух и прах. Из Москвы пришло заключение почерковедческой экспертизы, где говорилось, что экспертиза не берется утверждать: одна ли рука заполняла вышеозначенную объяснительную, надпись на штампе в моем паспорте и железнодорожные билеты. Мало им для этого общих признаков.
А все сомнения используются в пользу подозреваемого. Паспорт подделал, стало быть, не я.
- Кто же его подделал? - спрашивают меня отупевшие от моей изворотливости следователи. - - -- Как он мог у вас оказаться?
А это уже орешки! Я говорю, что терял его, потом получил новый. Это соответствовало действительности. А на днях получил старый по почте обычным письмом. Конверта не сохранилось, к сожалению, а то бы я показал. Сдать его в милицию не успел и, отправляясь в дорогу, по рассеянности взял этот старый паспорт.
Ну что: пришло время "закрывать" дело и передавать его в суд говорит следователь.
Я: - Ка-а-ак?!
Он: Так. Читайте заключение экспертизы.
Приносит мне заключение кабинета криминалистики МВД Украинской ССР, где экспертизы шли на почерковедческом уровне, и там написано черным по белому, что те два билета, которые были при мне на Казанском вокзале, и те, что взяты у пассажиров, заполнены одним и тем же человеком. И человек этот, разумеется, я, Михалев Николай Александрович.
И я в это мгновение почувствовал, как у меня заломило затылок - такой был скачок давления. Я был близок к инсульту. Боль и непонимание: как же так? Ведь я действительно не заполнил своей рукой ни единого карт-бланша! И образцов почерка у меня не брали!
- Где же образцы почерка? - говорю. - С чем вы сравнивали? Образцы почерка берутся при понятых!
Следователь усмехнулся: -А нам не надо... Мы взяли ваши контрольные работы в институте и по ним провели экспертизу...
- Да вы что, не знаете как заочники пишут контрольные?! Все знают, что за них пишут старшекурсники или выпускники! Ваша экспертиза недостоверна! Вы за погоны испугались, потому что девять месяцев содержали меня в изоляции незаконно! И натянули результат экспертизы!