Константин Бояндин. Этап

   Чем бы дверь заблокировать? Ручку не отпустить, выберется. Хорошо, швабра валялась поблизости, уборку делали перед отъездом и тоже: черенок весь в крови. Стараясь не испачкаться, Николаев просунул швабру сквозь дверную ручку. На какое-то время это задержит Дарью.
   – Лена? Ты где, Лена?
   В коридор выскочила Кошка. Вся вздыбленная – но тоже, вроде бы, невредимая. Посмотрела в глаза человеку, и жалобно мяукнула.
   – Погоди, – Николаев обошел ее, в коридоре на полу, на стенах – повсюду кровь. Вот черт!
   – Лена?
   Он не сразу открыл дверь в ванную. Потянул, что было силы, вырвал шпингалет с мясом. Елена, вся в крови, сидела неподвижно под раковиной. Пол, стены вокруг, ванна – все в крови. Кошмар просто.
   – Черт! – Николаев заметил, что из горла, из рук Елены вырваны порядочные куски. Можно не гадать, жива или нет. Да что творится?
   В комнате Даши все было вверх дном, все разгромлено и перепачкано, а запах такой, что комок встал в горле. А за спиной раздавался вой и грохот. Телефон так вымазан, что брать противно. Николаев взял трубку, обернув ее полотенцем – линия мертва. Есть мобильники, они у обеих есть, но искать их в этой бойне...
   Срочно уходить отсюда, искать милицию, звать на помощь.
   Он торопливо обулся. Вернулся в гостиную за портфелем – взял на кухне чистую тряпку, дно портфеля вымазано, прикасаться очень не хотелось. Тут и выяснилось, как трудно оттирается кровь – хорошо хоть, ручка чистая. Кошка ходила по пятам, держа спину горбом, время от времени издавая грозный шип. Такой жуткий звук от такого крошечного зверька!
   Кобура с бластером висела отдельно. Зачем, спрашивается? Ах да, вчера показывал Дарье. Нет времени прятать в портфель, Николаев схватил ремень с кобурой, берет...
   Кошка спасла его в третий раз. Уж неясно, как Дарья сумела открыть дверь бесшумно – видимо, швабра выскользнула, не сломалась. Кошка так заорала и зашипела за спиной, что Николаев прыгнул, не оборачиваясь, на лестничную клетку, и только там развернулся, чтобы отмахнуться портфелем. Вовремя: Дарья только чудом не впилась в горло зубами.
   В этот раз он ударил Дарью ногой в грудь почти без жалости. С ума она сошла, или больна – но ведь загрызла собственную мать и, похоже, охотилась за кошкой по всей комнате после того, как мать укрылась в ванной.
   Ключ так и лежал в кармане. Два поворота – все, стальную дверь ей не выломать. Если не догадается найти ключ. Быстрее за помощью!
   Судя по крикам и реву, в соседних квартирах тоже не все в порядке. Ладно, на улицу – стучать в двери не хотелось. Ботинок соскользнул – весь в крови – и Николаев крепко приложился затылком о стену. А когда понял, что встает, держа бластер в руке – вверх по лестнице, навстречу, бежал еще один человек с безумными глазами и окровавленным лицом. Дальше было инстинктивно – направил бластер в лицо и нажал на крючок. Ослепить, выгадать еще секунду, ударить ногой...
   Вспышка, запах грозы. Человек, или что это было, медленно свалился навзничь, и Николаев успел увидеть сквозную дыру в его голове. И понять, что человек не мог бегать: из шеи вырвано столько, что виден позвоночник.
   Что за...
   Николаев посмотрел на бластер. Тот выглядел совсем по другому. Выглядел, как настоящее оружие. Темного цвета металл, удобно ложится в руку, никаких тебе винтиков и отсека для батареек. Выглядит очень похоже, но другой. И тяжелый какой!
   Николаев не стал смотреть в дуло – в переливающийся серебром кристалл – на этот раз. Прицелился в дерево, в открытое окно, и снова нажал на крючок.
   Ярко-белая вспышка, и в стволе появляется сквозное отверстие.
   Николаев понял, что ему жарко, страшно жарко – и жар этот внутренний. Он сжег слабость ног и рук, выгнал страх. Остались злость и пронзительная ясность чувств.
   Кошка мяукнула. Там, на лестничной площадке – она, Кошка. Успела выскочить, смотри-ка!
   – Что же делать с тобой? – Николаев чуял всем, чем можно, что нельзя медлить. Вот-вот явятся другие любители поесть свежего мяса – а сможет ли бластер выстрелить еще хотя бы раз, неясно. Спасаться надо!
   Он поднял кошку на ладонь, и та громко замурлыкала, вцепляясь когтями в руку.
   – Черт, зараза! – Николаев сунул зверька в карман куртки. – Сиди тихо! Будешь царапаться – выброшу!
   Удивительно, но Кошка поняла его. Едва ее сунули в карман, умолкла и не дергалась.

* * *

   На улице Николаев первым делом увидел дворника. Потом уже понял, что это был дворник: он сидел на коленях, спиной к двери в подъезд, и издавал странные звуки. Что-то жадно ел.
   – Что... – и дворник обернулся. Очень резво обернулся, и крайне резво бросился на Николаева.
   Снова вспышка, снова запах озона, снова сквозное отверстие в голове. И тут Николаев увидел, что на улице творится ровно тот же кошмар. Эти, искусанные и окровавленные, были повсюду. Крики в отдалении, звуки выстрелов – некогда стоять и глазеть!
   А на дорожке, у соседнего подъезда, шагах в двадцати от Николаева, стоял... Петрович. Точно, он! На плече – аккордеон без чехла, в руке трость. Стоит и смотрит на Николаева. И непохоже, что ранен.
   – У нас там... – начал было Николаев, но Петрович молча указал тростью за спину Николаева. Верно: еще двое живых мертвецов выбежали из-за угла. Странно, но Николаев не потерял голову, действовал ясно и четко – два нажатия на крючок, оба лежат. Это сон, подумал он. Вот это точно кошмарный сон. Бластеров, или что это, не бывает. И этих, живых мертвых, тоже.
   Петрович как стоял, так и остался стоять. Просто смотрел на Николаева. А за спиной Петровича появился еще один – бежал в их сторону от поворота дороги. Николаев бросился к старику, держа бластер наготове, а Петрович, невозмутимо, поднял свою трость, развернулся, и огрел ею живого мертвеца – или кем еще можно быть с такими ранами на горле и руках.
   Мертвец рассыпался в пыль. Николаеву захотелось даже протереть глаза. Точно, рассыпался – от удара трости превратился словно бы в груду пепла или песка. Так и рухнул. Петрович кивнул, и посмотрел Николаеву в глаза.
   – Сам цел? – поинтересовался он.
   Николаев быстро осмотрел себя. Укусов нет, в крови почти не перепачкался. Вроде цел.
   – Нам туда, – указал Петрович за угол. Судя по крикам, сиренам и выстрелам, повсюду творится одно и то же.
   – Что... – начал было Николаев, очень уж странно вел себя старик. Слишком спокойно и уверенно. Понятно, что фронтовик, многое пережил, но чтобы такое?
   – Подержи. – Петрович отдал трость, и сдвинул аккордеон вперед – чтобы играть, понял Николаев. И заиграл – то самое, «На сопках Маньчжурии». И пошел, в указанном им самим направлении.
   Николаев шел, озираясь, готовый стрелять. Странно: перед тем, как старик заиграл, к ним двоим бежало трое или четверо зомби (слово пришло на ум неожиданно) – но, едва только Петрович заиграл, как мертвецы потеряли интерес к добыче, и поспешили в другую сторону. Что все это значит?
   – Держись рядом и береги заряды, – посоветовал Петрович. Так и пошли. Идти оказалось недалеко, к школе за углом, и сколько вокруг бегало этих – словами не описать. Много. Но на них с Петровичем внимания не обращали, хотя пробегали иногда совсем рядом. Конец света, подумал Николаев. Я наблюдаю конец света. Самый настоящий.
   Дверь школы открылась перед ними – там стояла девушка в черном плаще и черной же повязке на лбу. Что-то она сжимала в руке, но не было времени приглядываться. Петрович, не переставая играть, кивнул ей – и получил ответный кивок. Девушка отошла в сторону, и махнула Николаеву: проходи, мол.
   Он и прошел. Девушка заперла за ними дверь. Петрович не переставал играть, и они втроем шли и шли, по пустынным коридорам и лестницам. Ну хоть здесь нет крови или тел.
   – Заходите, – указала девушка на дверь в учительскую.
   – Ого! – трое человек поднялись на ноги. Два парня, лет двадцати, и пожилой мужчина – как написали бы раньше, кавказской национальности. На лицах их читались удивление и радость. Тот из парней, что был немного выше, первым протянул руку. – Одиннадцатый! Ну, Петрович, ты даешь!
   – Стараюсь, – степенно ответил Петрович и прекратил играть. – Знакомьтесь, это Сергей. – Он принял у Николаева трость, и взял его за руку. – Здесь все свои, не бойся. Это Мария, – девушка кивнула, – это Валера, – указал на парня повыше, – это Степан, – кивнул на второго, – а...
   – Черт! – воскликнула Мария, и в комнате словно вспыхнул магний. Кошка выпрыгнула из кармана куртки и, Николаев успел заметить, увернулась от чего-то ярко-синего, похожего на плеть. – Отойди! – крикнула девушка, глядя на Николаева. – Отойди, придурок!
   Николаев обернулся – Кошка забилась в угол за его спиной, и шипела оттуда. Шипела, глядя на девушку. А та сжимала меж двух пальцев диск – музыкальный или видео, не понять – обод диска светился синим.
   – Отойди! – приказала девушка. Остальные тоже уже стояли, у каждого в руке что-нибудь, да было. После того, что Николаев успел сегодня увидеть, он не удивился бы, если все это оказалось оружием.
   – Она мне жизнь спасла, – холодно ответил Николаев, и поднял свой бластер – ни в кого не целясь, просто приподнял. И осознал, что остальные предметы в руках собравшихся смотрят ему в лицо. Николаев медленно присел, протянул левую руку за спину и поманил кошку. Она тут же подбежала и потерлась о ладонь, громко мурлыча. Николаев поднял ее в горсти, и так же медленно встал.
   – Маша, – позвал Петрович – так и стоял, опираясь на трость, с сигаретой в зубах. – Все в порядке.
   – Идиот! – заметила Мария, убирая диск куда-то под куртку. – Чтоб больше не мельтешила, ясно? Попадется мне под руку – пришибу!
   – Маша, – пожилой, не названный пока, тоже убрал что-то в карман. – Не волнуйся. Петрович кого попало бы не привел.
   – Ладно, – буркнула Мария, и протянула Николаеву руку. – Извините.
   – Все в порядке. – Николаев убрал бластер в кобуру (никто и глазом не моргнул), и принял руку. – Что происходит?
   – Конец света, – отозвалась Мария. – Дядя Гоша, что вокруг? Пожилой достал из кармана небольшой прозрачный шар – с кулак размером – и посмотрел в его глубины.
   – Чисто, – сообщил он. – Все в порядке.
   Говорит без акцента, понял Николаев, а на лицо грузин. Ну и ладно.
   – Что мы тут делаем? – Николаев осознал, что ноги еле держат, и опустился на один из стульев. – Черт!
   – Ждем, – Мария скользнула по нему взглядом. – А вот оружие не убирай пока. Есть хочешь?
   – Я – нет. – Николаев достал из кармана Кошку – та явно оживилась, услышав вопрос. – Кусок в горло не полезет. А она, похоже, будет.
   – Корми ее сам. – Мария поставила на стол перед ним банку консервов и одноразовую тарелку. – Дядя Миша, больше никого не было?
   – Никого, – подтвердил старик, доставая сигареты. – Теперь просто дождаться остальных.
   О многом хотелось расспросить, Николаеву по-прежнему казалось, что он спит. Но Кошка уже смотрела ему в лицо, и резко мяукала – требовала еды.

5

   – Не верите, – задержанный не спрашивал, утверждал. – Я сам не верил. До сих пор не во все верю. Рассказывать дальше?
   – Рассказывайте. – Смирнов налил им обоим еще по стопочке и пододвинул газетный лист с закуской. И рассказывает вроде полный бред, и слушаешь – не оторваться. По глазам видно: не врет. Хоть убейте, не врет!

* * *

   – О, новенький! – Николаев отнял ладони от лица и понял, что народу прибавилось. С Петровичем говорила пожилая женщина, на вид – учительница; один тощий и нескладный мужчина его, Николаева, возраста, что-то обсуждал с теми двумя парнями, а Георгий Платонович, он же дядя Гоша, что-то показывал весело смеющейся девочке – очень похожей на Дарью. Черт! Николаев вспомнил Дарью, забившуюся под раковину Елену и стало тоскливо.
   – Проснись! – его похлопали по плечу. Точно, еще один – высокий, габаритный, как говорила Мария – с изрядным пузом – но при этом молодой, ему едва ли за тридцать. И говорит, как бабка Николаева – с украинским выговором. – Ты Сергей? Я Жора. – ладонь, хоть и пухлая, оказалась крепкой. – Примем на дорожку? – круглолицый и веснушчатый Жора протягивал стакан. Самый настоящий граненый стакан советских еще времен.
   – Примем, – согласился Николаев, и словно бы стал видимым – все остальные умолкли и посмотрели в его сторону. В стакане было на три пальца водки. В голове зашумело и... прояснилось.
   – Нормально. – Жора еще раз похлопал его по плечу. – Ты в который раз? В первый?
   – В первый, в первый. – Мария подошла к ним. – Сергей, вот, возьми, – протянула ладонь, а на ней пара таблеток. – Ничего страшного, чтобы голова не кружилась. Сейчас легче станет. Не тошнит?
   – Нет. – Николаев запил таблетки оставшейся в стакане водкой, чуть не поперхнулся. Кошка молча прыгнула ему на колени, и громко мяукнула.
   – О, какой шикарный зверь! – восхитился Жора. – Не кусается?
   – Потом! – Мария поймала его за руку. – Сергей, нужно будет пройти в другую комнату. Справишься? Туалет прямо и направо, если что.
   – Прямо и направо, – повторил Николаев и поднялся, помогая кошке забраться на плечо. – Это хорошая мысль. Да, справлюсь.

* * *

   В туалете встал такой комок в горле – вспомнился вид Дашиной комнаты, весь тот ужас – но потом отпустило. Николаев постоял перед умывальником, время от времени бросая в лицо пригоршню холодной воды. Вот это окончательно помогло. Кошка возмутилась, когда вода досталась и ей, но почти сразу умолкла и сидела, терлась о шею человека и мурлыкала.
   Когда Николаев вышел, остальные уже собрались в коридоре возле учительской.
   – Пора! – Мария постучала по запястью. – Федя уже на месте. Идемте. Идем! – она поманила Сергея. – Потом, потом все расскажем, что нужно. Нет времени сейчас.
   По пути Николаев достал из кобуры бластер, убедился, что тот выглядит, как прежде – не игрушка, а неведомо откуда взявшееся грозное оружие – и вернул на место. Кошка, сытая – вон как пузо набила – и довольная, мерно мурчала в кармане. Лоток ей теперь искать, мелькнула неуместная сейчас мысль. Ладно, поди не будет прямо в кармане дела свои делать.
   Они пришли, судя по табличке, в физический кабинет. Там парты и столы были сдвинуты в стороны, окна прикрыты жалюзи, и на стенах висели зеркала. Самые разные, но все высокие, в рост человека.
   – Федя, что у нас? – поинтересовалась Мария.
   – Сейчас узнаем. – Федей звали молодого человека в очках, клетчатой рубашке и джинсах. – Так, народ, процедура прежняя. Все подходим и заглядываем в каждое зеркало. Руками не трогать.
   Николаев едва не улыбнулся, наблюдая, насколько серьезно все выглядят.
   – Ты тоже! – Мария потянула его за рукав. – Делай, что говорят. Мы объясним! – она подняла руку ладонью вперед. – Не сейчас, ладно? Времени мало.
   – Хорошо. – Николаев и сам успокоился. За последние пару часов случилось столько невозможного, что еще немного странного уже ничего не изменит. Он сделал, как велели: подходил к зеркалам, вглядывался в каждое несколько секунд, шел к следующему. Несколько раз из кармана выглядывала Кошка, но всякий раз смотрела в глаза отражению, шипела и пряталась снова. Не любит зеркала?
   – Ждем. – Федор смотрел на часы на запястье. – Ждем и молчим.
   Меня назвали одиннадцатым, вспомнил Николаев. Точно, их тут было десять. И что, у каждого есть что-то «волшебное»? Как бластер у меня, как трость и аккордеон у Петровича? Мысль не позабавила, не показалась безумной. И не было ощущения сна, наоборот: мерзкой, назойливой, неотгоняемой яви. Наиявнейшей яви.
   – Черт! – вырвалось у Марии. Остальные кто покачал головой, кто вздохнул. Зеркала, как по команде, осветились, затем потемнели. А потом в каждом из них стал то появляться, то исчезать белесый след, словно стекло покрывалось инеем, и тут же он таял. След перемещался по зеркалам по часовой стрелке. – Двенадцатый! Неужели он здесь?
   – Похоже, здесь, – подтвердил Федор и шагнул к одному из зеркал.
   – Федя! Федя, не вздумай! – Мария бросилась к нему. Но Федор успел раньше. Едва только в зеркале появился и пропал «иней», Федор прикоснулся к поверхности стекла указательным пальцем.
   Палец прошел насквозь. У Николаева чуть челюсть не отвисла.
   – Видишь? – Федор показал палец. – Цел и невредим. Все, как я предполагал. Двенадцатый где-то рядом.
   – Черт, черт, черт! – Мария прижала ладони к лицу. – И мы не нашли его!
   – Зато мы нашли Сергея. – Петрович осторожно взял ее за руку. – Маша, не расстраивайся. Нас одиннадцать, верно? Найдем двенадцатого, не переживай.
   – Да. – Мария вытерла глаза кулаком. – Все так. Так, народ, собираемся вместе! Сергей! – Она взяла его за руку. – Еще немного потерпеть, ладно? Как я скажу, возьми меня за руку, и держи, ясно? Внимание! Осталось две минуты!
   – Две минуты до чего? – поинтересовался Николаев, силой засовывая Кошку назад, в карман. Вот убежит, лови ее потом! И пуговицы нет, карман не застегнуть. – Слушай, Кошка, сиди смирно! Убежишь – ловить не буду!
   – До сброса, – пояснил Федор. – Маша потом пояснит. Ну или я, если раньше увидимся. Так, народ! Тридцать секунд! Сделать глубокий вдох, взяться за руки, и закрыть глаза!
   Кошка вырывалась уже всерьез, еще немного – и начнет кусаться или царапаться.
   – Сергей, руку! – Мария протянула свою. – Вот черт! Руку, быстро! Дай...
   Она дотянулась и схватила Николаева за другую руку – за запястье. А сам Николаев почувствовал, что голова кружится, и едва успел сделать тот самый глубокий вдох.
   Яркая вспышка, ощутимая даже сквозь закрытые глаза.

6

   – Проснулся? – его осторожно взяли за плечо. Николаев поморгал – перед глазами постепенно прояснялось. Понял, что лежит на спине, что вокруг тепло. И что левой рукой держит что-то – похоже, портфель.
   – Где я? – он уселся. Где-то в лесу. Хвойный лес, солнце, запутавшееся в кронах сосен. Лето.
   Рядом сидела Мария. Все в том же черном плаще, черной повязке. Рюкзак – похоже, ее рюкзак – стоял рядом.
   – Там, где и я. – Она улыбнулась. – Пока все, что знаю. Нормально? Голова не кружится, не тошнит? Меня первые три раза наизнанку выворачивало, вспомнить противно.
   Вот сейчас он ее разглядел. И почему казалось, что она коренастая? Вовсе нет – стройная, не сказать – тощая. Длинные черные волосы – настолько черных Николаев не видел еще. А только что была коротко подстрижена. И глаза – темно-карие, завораживающие. Еще бы не хмурилась и не морщилась, ей это совсем не идет. Николаев понял, что в кармане куртки подозрительно пусто.
   – А где...
   – Вон там, – Мария махнула рукой. – Лизнула тебя в нос, и убежала. Охотится, похоже. Ну что, подъем?
   – Подъем. – Николаев встал сам – на удивление легко, хотя только что казалось, что ноги не держат – и помог подняться Марии.
   – Знаю, – она кивнула. – Что это было, кто мы такие, как я туда попал. Все с этого начинают. Можно тебя попросить?
   – О чем?
   – Не расспрашивай. Что-то мне хреново, злая я. Надо радоваться, наверное, а я злая. Не спрашивай пока, сама расскажу, как смогу. А сейчас идем – надо понять, где мы, и остальных найти.
   – Они тоже здесь?
   Мария кивнула и поймала его за руку.
   – Бластер, – указала она на кобуру. – Проверь, где он. Если нет на месте, обычно где-то поблизости.
   Бластер оказался в кобуре, но... все та же китайская дешевая поделка. Николаев для пробы «пальнул» в воздух – вспышки света, рокот. Недоуменно почесал в затылке.
   – Это нормально, – Мария улыбнулась, и достала из-под куртки тот диск. – А вот моя игрушка. У меня таких три. Сейчас тоже – просто диск.
   Старый-престарый видеодиск, картинка на верхней части почти вся слезла, но надпись еще читается: «Рыжая Соня».
   – Так ты им хотела кошку... – Николаев провел ладонью по горлу.
   – Им. – Мария спрятала диск. – В общем, так, Сергей. Без обид, да? Я последние дни сильно не в духе. Устала от всего этого. И у меня простое правило: если ко мне лезут, куда не просила – сразу в лоб. Ясно?
   – Ясно. – Николаев огляделся. – Без обид. Кошка! Кошка? Кис-кис-кис?
   – А имя у нее есть?
   – Это и есть имя. А, вон она. Кошка! Мы уходим, ясно?
   – Во умная! – поразилась Мария, когда заметила, что Кошка вприпрыжку мчится к ним.

* * *

   – Вон там железная дорога, – указала Мария. – О, черника! Обожаю. Будешь чернику?
   – А мы не торопимся?
   – Всегда есть два дня минимум. Пять минут ничего не решат, а мне ягоды хочется.
   – Ладно, привал. – Николаев выпустил Кошку – погулять – и зверек тотчас умчался куда-то в сторону. А сам Николаев уселся на ближайший пенек и открыл портфель.
   Паспорт лежал, где и раньше, но теперь в нем значилось: Семенов Владислав Петрович. Очень мило. Еще два-три раза, и начну забывать, кто я на самом деле, подумал Николаев. Как это понимать? Ладно, обещала рассказать – подождем. В портфеле валялись еще какие-то бумаги, но то были чертежи, без пояснений и наименований. Не то склады, не то еще что-то. Надо ими тщательнее заняться, но не в лесу. И все та же пачка денег, на вид – тысяч пятьдесят.
   Плюс легкие брюки, черные ботинки, светло-бежевая рубашка, куртка и берет. В куртке жарко, придется Кошку на плече нести.
   – Деньги есть? – поинтересовалась Мария – вроде бы отошла всего на пять минут, а вернулась с пригоршней ягод. – Угощайся, полезно для здоровья. У меня никогда денег нет поначалу, зла не хватает.
   – Спасибо! – Ягоды никогда особенно не любил, но сейчас они показались райским угощением. – Деньги есть. Тебе сколько нужно?
   – Тысяч двадцать, если не жалко. Приодеться нужно, я в этом запарюсь, – она посмотрела на свой плащ. – Да и вообще, пора переодеться. Пошли дальше?

* * *

   – Это Омск, – заявила Мария с уверенностью, когда они добрались до шоссе. – Пригород. Отлично. Тогда так: сначала в центр, там я малость приоденусь, потом поесть чего-нибудь – потом искать, где остановиться. Нормально?
   – Нормально. Ты и в Омске была?
   – Я здесь родилась. – Мария помахала рукой, и через несколько секунд остановилось такси. – Нам в Омск, – заявила она и назвала адрес. – Можно с ветерком.
   – А сколько стоить будет, знаете? – поинтересовался водитель.
   – Все в порядке, шеф. – Николаев дружелюбно улыбнулся. – Знаем.
   Кошка сидела молча в кармане. Николаев время от времени запускал руку в карман. Там ему облизывали палец и начинали громко мурчать. Кошка, похоже, охотница – вон как пузо набила. Нет, надо уже озаботиться лотком, и что там еще нужно, чтобы кошка была счастлива?
   Мария молчала всю дорогу, лишь смотрела в окно и улыбалась. Николаев последовал ее примеру – стало ощутимо легче.

* * *

   В центре, в смысле у ЦУМа, Мария оживилась. Видно было: знает, что хочет. Николаев ходил за ней и расплачивался, брать наличные она отказалась наотрез. Ладно, у всех свои пунктики. Пока работал таксистом, такого навидался и наслушался – ничто в людях не удивит.
   Повеселевшая Мария, теперь в модных летних туфлях, майке и джинсах, шла по улицам, чуть не приплясывая. Как мало человеку нужно для счастья. Они завернули за угол и...
   – Дядя Гоша! – Мария с радостным визгом бросилась на шею улыбающемуся мужчине. А вот выглядел так же – кожаная куртка (в такую жару?), мохнатая кепка, брюки. Стоял и курил возле ларька. – Ой, как здорово! Сергей, ну иди же сюда!
   – Очень, очень рад! – Георгий Платонович крепко пожал руку Николаева, и не менее крепко обнял, чем окончательно привел в себя. – Ну молодцы! Как добрались?
   – Нормально, дядя Гоша! Дайте ваш номер!
   Дядя Гоша протянул ей листик бумаги.
   – С деньгами все в порядке? – поинтересовался он. Мария и Сергей переглянулись (Сергей подмигнул ей), и Мария кивнула. – Ну и отлично. Если квартира нужна, – дядя Гоша обернулся, выискивая кого-то взглядом, – во-о-он к той бабушке подойди. Скажи, дядя Гоша посоветовал. Чисто, недорого, в одном квартале.
   – Ой, спасибо! – И она еще раз обняла его. – Дядя Гоша, мы пойдем обедать и вообще, ладно?
   – Конечно, конечно, – улыбнулся Георгий Платонович, и снял кепку. – Сергей, можно на два слова?
   – Я пока к бабушке, – Мария указала направление и убежала.
   – Слушай. – Дядя Гоша обнял его за плечо. – Вижу, тебе тяжело. Держись с ней, и не обижай, хорошо?
   – И не думал обижать, Георгий Платонович.
   – Она никому не доверяет, – пояснил дядя Гоша, добывая еще одну сигарету. – Кроме меня, может быть. А тебе доверяет. Если что, звони. – И вручил такой же листик.
   – Спасибо. Дядя Гоша, – само как-то вырвалось, – простите, а кем вы работаете?
   – Часовщиком. – И он указал на вывеску на ларьке, возле которого стоял. – Я всегда часовщик. Любимое дело. – И подмигнул. – Отдыхай, Сережа. Набирайся сил.
   Рукопожатие оказалось крепким. Во силища!

7

   – Даже не знаю, с чего начать. – Мария потерла лоб. – Давай с тебя начнем. Тебя сбила машина, верно?
   – Можно и так сказать. – Николаев вздрогнул, припомнив последний сон. – Я был в машине.
   – Со всеми так. – Мария налила себе минеральной воды. – Блин, я когда-нибудь сопьюсь. Не давай мне пить, ладно?
   – Даже воду?
   – Только разбавленную, – она улыбнулась. – И почему кажется, что я тебя давно знаю? Кроме шуток! Ну так вот. Мы все тут попали под машину. Кого-то сбило, кто-то сам был в машине. И вот мы тут, блин. Две-три недели можно жить нормально, а как наступит полнолуние – все как вчера, понял? Начинается конец света. Главное, дожить до полудня, по Гринвичу.