Константин Бояндин. Этап

   – Понял, – Николаев придвинулся, взял газеты и свой мобильник.
   – Сережа, – она взяла его за руку. – Только не молчи, ладно? Я смеяться не буду, у меня все это было уже. Будет плохо – так и говори. Только не молчи!
   – Так точно, – он улыбнулся. – Все верно.
   Буквально через пару газет он нашел целый список номеров, и буквально на пятом улыбнулась удача – продавался, считай за бесценок, «УАЗ Барс», в хорошем состоянии.
   – Ты и такую древность водишь? – удивилась Мария.
   – Отец такие водил, – пояснил Николаев. – Если в хорошем состоянии – то, что нужно. Я так понимаю, нам не только по асфальту ездить.
   – Сейчас поговорю с Жорой, – Мария взяла трубку. – Он у нас спец по всяким оформлениям и всему такому.
   – Сколько же у нас денег в сберкассе? – поинтересовался Николаев, когда Мария закончила разговор, по всему видно – удачно поговорили.
   – Много. Мы тут все вкалываем, кто как умеет. Что остается, все в копилку, у кого переносится – с собой переносит. Так и живем.
   Ясно. Николаев видел, какими глазами Мария смотрела на одежду, когда выбирала – и какую выбрала: не самое дорогое, хотя финансы позволяли, но удобное и просто красивое – глаз потом не отвести. И – всегда без денег поначалу. Будешь тут злиться.
   – А ты как зарабатываешь? Ничего, что спрашиваю?
   – Ничего. Не скажу! – показала ему язык и рассмеялась, вместе с ним. – Ничего неприличного, не бойся. По-разному зарабатываю, вот и все. У меня не было профессии, уже здесь всему училась. Дядя Гоша какие хочешь часы починит, а за это хорошо платят. Валера – по электронике всякой, там тоже находится много чего. Тетя Надя у нас учительница, детей репетирует. В общем, всегда найдется, не беспокойся. Ну все, сигнала пока нет, – она откинулась. – Малость отдохну и продолжу. Ого, уже шесть! Что-то Даша не звонит.
   Телефон тут же зазвонил.
   – Даша, привет, – повеселела Мария. – Конечно, приезжай, – встретилась взглядом с Николаевым, тот кивнул. – Да, да, там выйдешь по ходу движения и направо. Я сейчас подойду, встречу тебя.
   – Пойти с тобой? – Николаев встал.
   – Нет, вот тебе партийное задание: дойдешь до ЦУМа и посмотри, что есть из этого, – протянула ему листок. – Только спрячь, чтоб сразу не увидела! И поесть чего-нибудь – там тоже написано. Даша не пьет, но чай очень любит. Кошка, пока-пока!

* * *

   Мария «заказала» несколько детских книг – старых-старых, советских, их сейчас снова переиздают. Настоящие детские книги, не то что весь тот хлам, которым магазины завалены. Сам Николаев Денису выбирал только то, что сам в детстве читал, ничего прочего в дом не пускал. Обижались некоторые родственники, а что поделать? Если человек с детства мусором голову забивать станет, что в той голове останется?
   Не считайте ее девочкой десяти лет. Черт, а чем можно порадовать девушку двадцати пяти? Когда за Марией, той Марией, ухаживал, и потом, когда уже вместе жили, покупал ей украшения. Из натурального камня. Именно из камня и янтаря ей нравилось больше всего. Рискну, подумал Николаев и вспомнил, как выглядит Даша, здешняя Даша. Волосы русые, глаза серые; в ушах, он запомнил, сережки – серебряные с красным камнем – и одевается в светлое. Рискну. Покажу Марии, пусть поможет выбрать, что именно.
   – Слава?!
   Он не сразу понял, что окликают именно его.
   – Слава! – обрадовалась женщина, вместе с дочерью лет девяти. – Даша, это же дядя Владислав! Откуда ты здесь?
   Николаеву, на пару секунд, стало отчаянно нехорошо.
   – Что с тобой? – женщина встревожилась.
   – Лена? Даша? – предположил Николаев и они обе кивнули, улыбаясь.
   – Ты не заболел? – Елена прикоснулась ладонью к его лбу. А он не мог прогнать ее видения там, под раковиной в ванной. И Даша – она радовалась, явно радовалась встрече, а Николаеву мерещились пустые белые глаза и окровавленные клыки.
   – Перегрелся, наверное, – Николаев усилием воли сбросил наваждение. – Я только что приехал, – пояснил он. – В командировку.
   – Дядя Слава, идемте с нами! – позвала Дарья. – Мы тут рядом!
   – Прямо сейчас не могу, – Николаев сумел взять себя в руки. – У меня дела сегодня и завтра. Давайте я послезавтра позвоню?
   – Звони, когда хочешь, – Елена взяла его за руку. – Номер написать? Сейчас! И заходи. Ключ у тебя есть, да?
   Николаев полез в карман брюк, в котором обычно держал ключи. Там было три: два от их с Марией квартиры, и... еще один.
   – Точно, – и Елена обняла его. – Слава! Мы очень скучаем! Обязательно заходи!

* * *

   Он обошел оставшиеся магазины, и успел окончательно взять себя в руки. И, когда пришел домой...
   – Дядя Сережа! – Дарья кинулась ему в объятия. – Я уже соскучилась!
   – Ты просто принцесса, – честно признался Николаев, когда Даша отпустила его и отошла на шаг. – Вот это платье!
   – Сама шила! – гордо призналась Даша. – Ну, тетя Надя немного помогла, чуть-чуть.
   – Вот даешь, – покачала головой Мария. – Классно! Что, в Винни-Пухе прятала?
   Дарья кивнула и рассмеялась.
   – Хотела завтра надеть, – призналась она, – но не утерпела. Маша, да брось газеты, нет здесь больше никого. Уже все проверили.
   – Так, – Мария кивнула, когда Николаев указал глазами на куртку. – Даша, заваришь чай? Мы пока тут все приготовим.
   – Ага! – и девочка умчалась на кухню.
   – Вот, – Николаев прошел в дальнюю, «свою», комнату и осторожно вытряхнул из мешочка все, что купил. – Хотел с тобой посоветоваться.
   – Ух ты... – Мария не сразу обрела дар речи. Поцеловала Николаева. – Класс! То, что надо! Вот это ей точно понравится, – указала на обсидиановое ожерелье. – И вот это, – на браслеты из кусочков янтаря. Темный янтарь, местами почти черный. – Ее цвета черный и красный. Здорово. А это? – она подняла малахитовое ожерелье.
   – Это тебе, – признался Николаев. Мария долго смотрела на него, потом прикрыла глаза.
   – Нет-нет, – она остановила его, когда он осторожно взял ее за плечи. – Все в порядке. Это от неожиданности, – и обняла его сама.
   Так и замерла.
   – Маша! – позвала ее Дарья. – Зайди сюда, пожалуйста.
   – Завтра надену, – пообещала Мария. – А это спрячь пока! – и убежала из комнаты.
   Николаев вернул все в портфель и уселся на диван, потирая лоб. Странно было на душе. Очень не по себе. И не только потому, что Мария как-то сразу стала своей для него. Фомины пришли на ум, Елена и Дарья. Что-то почти пробралось из глубин памяти. Я точно их помню, понял Николаев. По той еще жизни помню. Они там тоже были, только не пойму, когда. Черт, почему не могу вспомнить?
   – Дядя Сережа? – Дарья вбежала и присела у дивана на корточки, чтобы заглянуть ему в лицо. – Вы что такой грустный?
   – Ничего, Даша, – он смог улыбнуться. – Просто много всего сразу случилось.
   Она покивала с серьезным видом, взяла его за руку.
   – Да, я знаю. Вы только один не сидите! Если вам с нами скучно, найдите еще кого-нибудь. Дядя Гоша всегда всем очень рад, и дядя Миша.
   – Так и сделаю, – он подмигнул. – Как только устану от вас, поеду к Георгию Платоновичу.
   Дарья рассмеялась.
   – Не устанете! Я вам кого-то напоминаю, да? У вас такой взгляд...
   – Напоминаешь, – он поднялся на ноги. – Извини, не могу поверить, что ты уже взрослая.
   Она вздохнула и поджала губы.
   – Женщинам нельзя напоминать о возрасте! – и рассмеялась первой. – Я к вам приехала! Ой, не переживайте, Маша не обидится. Она и так понимает. Расскажите! Что сможете! – она понизила голос. – Если вам больно сейчас вспоминать, то потом. Что-нибудь хорошее расскажите, что там было, ладно?
   – Обещаю, – и легонько сжал ее ладонь. – Ну, идемте пить чай и веселиться!

* * *

   Кошка явилась в разгар веселья. Поняла, должно быть, что так может проспать всю компанию, и явилась.
   – Какая красавица! – Дарья была в восторге. – Взрослая кошка?! Ого! Иди ко мне!
   Кошку не пришлось дважды уговаривать. Она запрыгнула на колени к Дарье, потерлась щекой о подбородок девочки и решительным жестом вонзила когти в ломтик колбасы с ближайшей тарелки.
   – Вот я тебя! – погрозила ей Мария. – Это что за манеры, Кошка?
   – Ой, да ладно, – Дарья погибала от смеха. – Значит, хорошая колбаса, если кошка ест. Да, Кошка? Хорошая?
   Кошка мяукнула, глядя Дарье в глаза, а потом уселась, так и держа ломтик, как на вилке, и принялась обкусывать его. С урчанием и жадностью.
   – Обалдеть, – покачала головой Мария. – Никогда такого не видела. Ладно, сейчас достану ей тарелку. Даша, она тебе платье не порвала там?
   – Нет, все в порядке, – успокоила ее Дарья. – Она на салфетке сидит. Откуда она у вас, дядя Сережа?
   Николаев рассказал. В общих чертах, без описания того, что случилось в доме Фоминых.
   – Вы ее с собой перенесли?! – не поверила своим ушам Дарья. – Слушайте, это еще никому не удавалось! Феде обязательно расскажите!
   – Точно-точно, – согласилась Мария. – И что я, дура, первой не догадалась? Все-все, молчу, не дура, – она подняла руки, наткнувшись на сердитый взгляд Дарьи. – Прости, вырвалось.
   – Ты теперь наша, да? – Дарья погладила Кошку по голове, а та разделывалась со второй порцией колбасы. – Наша Кошка! Будешь талисманом!
   Кошка оторвалась от трапезы, посмотрела в глаза Дарье и мяукнула.
   – Она согласна, – заметила Мария. – Ну, не знаю, как в вас, в меня больше не полезет. Отдыхаем и веселимся! Предлагаю так: пойти сейчас в парк, подышать воздухом, потом сюда – кино какое-нибудь поставим. А? Даша? Сережа?
   – Я согласна! – Даша обрадовалась. – Только, чур, кино я буду выбирать!
   – Вместе зайдем, – Мария посмотрела на часы. – Они допоздна работают, но лучше сначала к ним зайти. Сережа?
   – Согласен, – Николаев поднялся из-за стола. – Спасибо за угощение, красавицы!

11

   Николаев увидел, как радиатор грузовика – на этот раз боковым зрением заметил побледневшее лицо шофера – ринулся навстречу... и сон оборвался.
   Николаев уселся, впервые в жизни понимая, что такое – обливаться холодным потом. Кошка вначале ушла к девушкам – «у себя Даше постелю, заодно и посплетничаем», как сказала Мария. Надо полагать, Кошка тоже была не прочь посплетничать, или хотя бы послушать. Но вот появилась под боком у Николаева, и как – непонятно. Вроде дверь закрыл (не на ключ, правда), и Кошка не скреблась.
   Тихо. Совсем тихо. Едва слышный шум с улицы – живой, мирный шум спящего города. Николаев осторожно пробрался в душ и минуты три стоял, подставляя себя то под почти кипяток, то под ледяную воду. Помогло. Минут через десять сцена аварии перестала повторяться перед мысленным взглядом, и стало легче.
   Черт...
   Он так же осторожно, на цыпочках, прокрался к себе, и лишь когда обернулся, чтобы прикрыть дверь, заметил – на кухне горит свет.
   Минуты три ушло на то, чтобы одеться и убрать постельное белье. Николаев тихо (пол не скрипит, замечательно) прошел на кухню и легонько постучал.
   Ему открыла Даша. Вовсе не сонная, и сразу разулыбалась.
   – Я выспалась, – пояснила она, прикрывая за ним дверь. – Мне двух часов хватает. Нет, все в порядке. И к врачам водили, и все такое. Просто хватает, и все.
   Она рисовала – на кухонном столе, чисто вытертом, застеленном газетой – лежали листы бумаги и карандаши.
   – Здорово! – искренне похвалил Николаев, посмотрев на тот лист, что лежал поверх остальных. там явно была изображена Мария с Кошкой на руках. Карандашный набросок, линий всего ничего, но очень похоже. – Извини, не буду подсматривать.
   – Смотрите, если хотите, – улыбнулась Дарья. – Вы мне не мешаете. А вы что проснулись? Сон?
   – Сон, – неохотно признал Николаев, включая чайник. По словам Марии, спит она крепко, и мелочи вроде чайника за стеной ее не разбудят.
   – Я свой сон видела только одну ночь, – сообщила Дарья, усаживаясь за стол. – А потом только настоящие, хорошие сны.
   – Интересно, – Николаев придвинулся к столу. – Расскажешь, как это удалось?

* * *

   ...Они шли, втроем, с новогоднего праздника. Дарья накануне шила игрушки – подарки – всем подругам. Одну не подарила, Светке – и то потому, что родители увезли ее праздновать к бабушке. Ну и не страшно, потом можно подарить. Так и шла с Винни-Пухом, и двумя остальными подругами, Машей и Леной, и всем было весело, и дурачились всю дорогу. Обсуждали, к кому можно теперь пойти. Договорились, что к Дарье – предки пообещали ей, что может отмечать с подругами, при условии, что бабка этажом выше потом не придет жаловаться на шум. Да и пусть приходит! Она вечно жалуется, тоже мне.
   Горка вела через проезжую часть. Конечно, никто ее такую не строил, сама получилась – крутой склон через дорогу, и снега выпало в том году – ужас сколько! Дорога пешеходная, по ней машины обычно не ездят. Вот и катались с той горки всей школой.
   Никто не собирался скатываться, куртки жалко. Но вышла игра в снежки, веселая, кстати, игра, и Лена толкнула Дарью, чтобы не дать той кинуть – Дарья бросала снежки без промаха, а остальные постоянно мазали.
   Дарья поскользнулась и покатилась с горки. Ничего страшного – ну испачкала бы куртку, и все, дома оттерла бы. Новый Год! Ну кто будет всерьез сердиться? Но именно в это время по дороге под горкой полз грузовик, увозил собранный с дороги снег, а водитель в ту именно секунду оглянулся назад, чтобы махнуть снегоуборщику.
   Дарья больно ударилась головой о поребрик, и уже пыталась встать, слышала крики вокруг себя, но не могла понять, что происходит – все, что запомнила, это огромное колесо, надвигающееся на нее. Все, что успела сделать – прижать Винни-Пуха к себе и закрыть глаза.

* * *

   Она очнулась, и была зима, но другая зима, в другом городе – та же одежда, Винни-Пух в руках, кулек конфет в кармане, подарок от Лены. Но одна. Дарья шла, не понимая, что это и почему, и прохожие ее не замечали. А потом она испугалась, увидев грузовик – вспомнила то жуткое колесо, запах резины и дизельного выхлопа – и что-то с ней случилось, она кричала и металась, и отовсюду на нее надвигались грузовики.
   Пришла в себя в больнице. Ей сказали, что ничего страшного, что выспится, успокоится, и приедут ее мама с папой – спросили, кому позвонить. Дарья сказала, кому, номер помнила, но с той стороны были другие люди, и ни о какой Дарье Васильевне Петровой не знали. Дарье снова стало плохо, она ничего не могла понять. Ей сделали укол, и вскоре она заснула. И снилось ей все то же колесо, раз за разом – как оно надвигается, и что-то хрустит, и становится жутко больно. Просыпалась, иногда рядом оказывалась медсестра, и снова засыпала.
   Она проснулась под утро от плача. В палате она была одна, точно помнила. А сейчас на соседней койке сидела еще одна девочка, в больничной пижаме, и горько плакала.
   И никто не спешит на помощь. Винни-Пух дожидался Дарью на тумбочке возле кровати. Она схватила игрушку и сумела встать. Чувствовала, что выспалась, вообще было такое странное спокойствие.
   – Не плачь, – попросила она девочку, осторожно усевшись рядом. – Что случилось?
   Девочка отняла ладони от лица... и Дарья узнала ее. Почему раньше не узнала, непонятно. Это была Елена Трофимова, та самая Лена, которая толкнула ее с горки, под колеса машины.
   – Даша?! – видно было, что Лена напугалась, но у нее нет сил кричать и бежать, только вздрогнула.
   – Я, – Дарья обняла ее. – Лена, что случилось? Почему ты здесь?
   – Д-д-д... – она силилась выговорить имя подруги, и не могла. Просто разрыдалась, прижавшись к ее груди. – Прости меня, Даша, – сумела она прошептать минут пять спустя. – Прости!
   – За что? – Дарья и в самом деле удивилась.
   – Я столкнула тебя, – прошептала Лена. – С горки, под грузовик. Я видела, как он тебя задавил.
   По спине Дарьи пробежали мурашки. Нет, не может быть, ей все это показалось!
   – Вот же я, – прошептала Дарья. – Вот я, Лена! Никто меня не задавил!
   – Я видела, – и Лена снова разрыдалась. Дарья сидела, прижимая ее к себе, и ей начинало становиться страшно. Она не задумывалась еще о том, что бывает с людьми после смерти. «Ничего уже не бывает», говорили родители. Другие люди говорили другое, но вопросы эти не очень занимали Дарью, если честно.
   Лена рассказывала. Наверное, и сама не знала, что рассказывает и кому, просто нужно было это сказать. Они сбежали с той злополучной горки, а когда увидели, что стало с Дарьей, то Маше стало плохо, там же потеряла сознание, а с Леной случилась истерика. И ей повсюду стало мерещиться то, что было под колесами грузовика, эта жуткая клякса, в итоге ее увезли в больницу, да и там не сразу сумели успокоить.
   – Ты жива? – тихо спросила Лена, когда выплакалась. Дарья так и сидела, прижимая ее к себе, гладила по голове.
   – Потрогай, – Дарья протянула руку. – Ты жива, и я жива, да?
   – Прости, – прошептала Лена, схватив протянутую руку, глаза снова заблестели. – Я не хотела! Я правда не хотела!
   – Прощаю, – Дарья снова прижала ее к себе. – Со мной все хорошо, ты же видишь. Не плачь!
   Лена крепко обхватила ее.
   – Как тебя выпустят, придешь? – спросила она. – Придешь ко мне? Отметим Новый Год сами, да?
   – Конечно, – улыбнулась Дарья. И тут Лена... растаяла. Не мгновенно, постепенно. Стала как дымка, туман, и пропала. Но осталось примятое место на койке, где она сидела. И место это было еще теплым.
   Дарья прижала к себе Винни-Пуха, закрыла глаза и сидела так, пока, еще минут пять спустя, ее не заметила вошедшая в палату медсестра.

* * *

   Николаев осознал, что так и сидит, рассказ Дарьи словно видел своими глазами и слышал своими ушами.
   – Прости, – он взял Дарью за руку. – Я не хотел, чтобы ты снова это пережила.
   – Мне стало спокойно, – Дарья улыбнулась. – В ту ночь. Потом был мой первый конец света, мне было очень страшно, да, но я никогда потом не злилась на Лену, и не желала ей зла. Наверное, я там, в больнице, все поняла. – Она встала.
   – Чай заварю, – пояснила Дарья. – Сейчас свежую воду вскипячу и...
   Она услышала первой и выбежала. Мария стояла, держась одной рукой за дверной косяк, а другой за горло.
   – Нет-нет! – Дарья поймала руку Николаева, он хотел поддержать Марию.
   – Не трогайте! Не толкайте ее! Я сейчас!
   Она умчалась на кухню и через полминуты принесла стаканчик – колпачок из-под какого-то лекарства, а в нем немного прозрачной жидкости. Осторожно поднесла к губам Марии и вылила внутрь все содержимое.
   – Просто подержи во рту, – Дарья смотрела в ее глаза. – Просто подержи, не пробуй глотать. Потерпи чуть-чуть!
   Минут через пять Марии стало легче настолько, что сумела проглотить то, что оставалось во рту. И ей дали еще. А еще минут через пять она сумела дойти до кухни и сесть там на стул. Дарья сбегала за пледом и подушкой.
   – Извините, – едва слышно прошептала Мария, подняв голову. – Вроде и на ночь пила все эти колеса, а толку нет.
   – Сейчас чай будет, – Дарья погладила ее по голове. – Выпьешь крепкого чая, станет лучше.

* * *

   Половина пятого утра. Уже час они сидели на кухне – молча пили чай. Едва он заканчивался, Дарья заваривала новый, и каждый раз новый. Сортов чая Николаев купил восемь – все, что перечислила Мария. И почти все ему очень нравилось.
   Кошка сидела на коленях Марии и громко мурлыкала.
   – Только сейчас дошло, – Мария подняла взгляд. – Ты столько раз рассказывала свою историю, а я только сейчас поняла. Ты простила ее, и она ушла, да? Вернулась к живым... – Мария помотала головой. – Вернулась к себе.
   Дарья кивнула.
   – Я не сразу поверила, что умерла, – Мария отпила чая. – А когда поверила, мечтала найти эту сволочь, что сидела в тракторе. Где угодно, на том свете, на этом. И точно так же переехать, чтобы кишки так же наружу полезли во все стороны. Хотя я сама была дура, сама поскользнулась, потому что не смотрела, куда иду. Я сказала себе тогда, что никогда его не прощу.
   Дарья опустила голову.
   – Теперь не знаю, – Мария отпила еще. – Теперь, наверное, я бы его простила. У него, поди, семья была, или есть, не знаю. Если бы он так же погано умер, я бы все равно там не ожила.
   – Попробуй, – тихо предложила Дарья, взяв ее за руки. – Попробуй прямо сейчас.
   – Я не знаю, кто ты, – Мария посмотрела вверх. – Не знаю, что потом с тобой было. Но если от этого тебе может стать лучше, я тебя прощаю. И прости меня за то, что я желала тебе смерти. Глупая была.
   Ее губы задрожали. Дарья метнула взгляд в Николаева. Тот кивнул и тихонько покинул кухню, осторожно прикрыв за собой дверь. Он успел услышать, как плачет Мария, и от этого, если честно, самому становилось почти невыносимо.
   Он вспомнил лицо шофера – точнее, оба лица. И того, кто вел ту злосчастную машину, и водителя «КамАЗа». Наверное, я тоже могу простить обоих, подумал Николаев. Вот только смогу ли сказать так, чтобы сам поверил. Слишком мало прощал, это точно. Вроде и не держал никогда обиду, а вот по-настоящему тоже не прощал.
   Он понял, что сидит у себя в комнате, прижав ладони к лицу, а Дарья сидит на полу, перед ним.
   – Она спит, – шепнула Дарья. – Ушла к себе, и заснула. Может, и вам тоже поспать немного? Хотите, я тут посижу?
   – Нет, не засну, – помотал головой Николаев. – Можно просто посидеть. Там, на кухне. Поговорить о чем-нибудь приятном. А можно кино включить, тихонько.
   Дарья оживилась.
   – Давайте! Я сейчас чаю свежего сделаю, да? И посижу с вами. Что вы так смотрите?
   – Знаю тебя только сутки, – Николаев сам не ожидал, что сумеет сказать, – а кажется, что знаю всю жизнь.
   Дарья рассмеялась.
   – Может, на самом деле знаете всю жизнь! Вы тоже пробовали, да?
   – Что, прости?
   – Пробовали простить того шофера. Из-за которого вас... из-за которого вы здесь.
   – Не пробовал. Не могу пока.
   – Только не бойтесь! – Дарья взяла его за руку. – Над этим у нас никто не посмеется. Честно-честно! Скажете, как только поймете, ладно? Даже если там об этом не узнают, вам станет легче. Ну все, идемте! Давайте, давайте! Я не дам вам грустить!

* * *

   Фильм – «Бриллиантовая рука» – уже заканчивался, шли последние титры, когда дверь гостиной отворилась. Там стояла Мария, в халате. Задумчивая.
   – Мне снилось, – она обвела взглядом остальных. – Сейчас снилось, как мы с мамой и папой на море ездили. Наверное, я никогда не была такой счастливой, как в то лето.
   Дарья улыбнулась.
   Мария молча подошла к дивану, уселась на пол и положила голову Дарье на колени. Так и сидели, долго-долго.

12

   На песчаную косу – где дядя Гоша и Петрович уже вовсю готовили шашлык – Николаев с девушками прибыли первыми.
   – А вот наши красавицы! – дядя Гоша обнял девушек. Во хватка! – Сергей, стало лучше? Вижу, что лучше!
   – Дядя Гоша, вам помочь?
   – Петрович помогает, – пояснил дядя Гоша. – Вы пока салатом займитесь, зеленью. Все вон там, в палатке.
   – Сорок лет здесь! – поразился Николаев, помогая Марии вымыть зелень. – Никогда бы не поверил.
   – Сорок пять, – поправила Дарья. – Мы пять лет ищем одиннадцатого. Простите! – но Николаев улыбнулся и кивнул – все в порядке. – Знаете, много людей встречали. Но они все такие странные были. Не верили. Ни во что. То убить кого-то из нас хотели, то еще что-нибудь. Мы уже и надеяться перестали...
   – Ты не переставала, – возразила Мария. – И дядя Гоша не переставал. Говорил: нам спешить некуда. Если нужно, чтобы нас стало двенадцать, будет двенадцать.
   – Так и не понял, почему двенадцать, – признался Николаев. – Федор дал мне книжку, а я так и не прочитал.
   – Ой, это он пусть сам объясняет, – помотала Дарья головой. – Я опять напутаю. Что-то с зеркалами, ну, вы сами видели. Когда остается несколько минут до сброса, если в комнате есть несколько зеркал, больших, там начинает что-то вместо отражения появляться. Федя говорит, кому-то за рубежом удалось собрать компанию из двенадцати человек, и тогда зеркала стали проходом. И эти люди ушли туда, и уже не возвращались после сброса.
   – Вернулись туда... откуда мы все сюда пришли? – Николаеву самому страх как не хотелось говорить что-либо вроде « в мир живых». Тут тоже живые!
   Дарья покивала.
   – Никто точно не знает. Но Федя верит. И я верю. Это... знаете, как будто испытание. Если сумеем собрать двенадцать, и не перессоримся, и будем помогать себе и остальным... тогда вернемся.
   – Вернемся или умрем насовсем, – хмуро поправила Мария. – Да ладно! Я тоже хочу, чтобы стало двенадцать. И уйду, со всеми, и плевать, что там точно будет. Уже не боюсь.
   – О, вот они где! – голос Жоры.
   Мария закатила глаза.
   – Если он до меня дотронется, я не знаю, что с ним сделаю! – пояснила на словах и вручила нож Николаеву. – Давай, нарезай. А то руки будут чесаться.
   – Мария, любовь моя! – Жора появился у входа в палатку – тент – держа в руке букет роз. – Я свинья. Такая, знаешь, большая и толстая. Прости меня, пожалуйста, я так больше не буду! – может, он и кривлялся, но взгляд его был умоляющим.
   – Прощаю, – ответила Мария величественно, – но чтобы не лез больше под юбку, и вообще.
   – Слушаюсь, моя королева! – и Жора опустился на колено.
   Мария молча обняла его, шепнула, чтобы остальные услышали, «свободен!» и потрепала по щеке. Жора поднялся, изобразил средневековый поклон (при его габаритах это выглядело комично), и удалился.
   Мария стояла, держа в руке букет, и смотрела Жоре вслед. Затем решительно повернулась к Николаеву.