Константин Бояндин. Мозаика. Часть 1. Без имени

Константин Бояндин
Мозаика. Часть 1. Без имени

1. Четвёртый раз

   Инспектор выждал пять минут, но задержанная продолжала хранить молчание. Вежливое, если применимо это слово. Смотрела на инспектора – ни разу не взглянув прямо в глаза – улыбалась, сохраняя почтительное выражение лица.
   Разумеется, он её знал. Такую трудно не запомнить. Даже если бы не её привычка находить неприятности, одного внешнего вида было бы достаточно. Светлая, очень светлая кожа – необычная даже для юга Тераны, откуда задержанная прибыла четыре года и одиннадцать месяцев назад. Условное имя – эль-Неренн, без гражданства, статус – В2 (право на получение гражданства через два года), три штрафных балла, без постоянного места жительства, без постоянного источника дохода…
   Сплошные «без». Помимо светлой кожи и высокого роста, эль-Неренн отличалась белыми волосами (удивительно ухоженными, учитывая её образ жизни) и красными глазами. Тёмно-красными, с золотыми прожилками глазами. Нескладная, с резкими чертами лица – как говорят, словно из полена вырубили. Утверждает, что родом с Тирра. В профиль действительно походит на тамошних жителей – прямой нос, тонкие губы, высокий лоб. И руки – из-за того, что проступают вены, производят не очень приятное впечатление.
   Альбинос. Инспектор в очередной раз припомнил строчку из школьного учебника. Альбиносы – менее одной миллионной всего населения планеты.
   Задержанная точно так же разглядывала инспектора. Хотя видела его, и не только в этом кабинете, многие десятки раз. Как и многие коренные жители республики, желтокожий, желтоглазый и черноволосый – правда, бледноват; видно, что подолгу не выходит на солнечный свет. Изборождённый морщинами лоб, вечная, въевшаяся усмешка, усы жёсткой непослушной щёткой и коротко стриженые волосы. И непременные табачные крошки в усах. Да, Тигарр едва заметно прихрамывает – видимо, последствия ранения.
   За спинкой стула, на котором сидела задержанная, возвышался сержант. Каменное, спокойное выражение лица. Немудрено: за день успеваешь повидать такое, что альбинос не вызовет никакого интереса.
   – Не скажу, что рад тебя видеть, эль-Неренн, – инспектор положил на стол толстую папку. Нет ничего ужаснее работы в провинции. Из всех провинций республики наихудшая – самая западная, Рикетт, граничащая с графством Тессегер. Куда традиционно стремятся все нелегальные иммигранты. Рикетт, с его тремя портами – давняя перевалочная база.
   Как и многих других до неё, эль-Неренн взяли при попытке перейти границу. Как и прочие до неё, она пыталась пробраться в графство. И было это три с половиной года назад. С тех пор у инспектора Тигарра появилась новая головная боль. Белая, как снег, долговязая, острая на язык головная боль.
   – Так отпустите, – отозвалась девушка. – Это просто.
   – Что на этот раз?
   – У вас всё записано, инспектор, – последовал ответ. – Я уже трижды рассказывала.
   – Расскажешь ещё раз.
   – С удовольствием, инспектор, – она улыбнулась. Клыки – просто загляденье. Как она сумела сохранить зубы в идеальном порядке? Денег у неё не водится, а искусственные зубы стоят немало. – Подробно или вкратце?
   – Вкратце. Только факты.
   – Сглаз, – она смотрела инспектору в глаза, продолжая улыбаться. – Бывшие хозяева, да продлятся их дни, решили, что я виновата в их несчастьях.
   Инспектор заглянул в папку.
   – Два перелома ног, ограбление, разбойное нападение, автокатастрофа… Интересно. Пять инцидентов за неделю. Твоя работа?
   Альбиноска пожала плечами. Молча.
   – Тебе они чем-то не понравились? – инспектор сделал знак сержанту, тот кивнул и вышел. В данном случае можно поговорить с ней наедине, не опасно: первая же попытка нападения поставила бы жирный крест на её будущем. Есть ошибки, которые можно совершить лишь однажды. И эль-Неренн об этом прекрасно знает. – То есть я понимаю, чем не понравились. Но зачем так-то?
   Эль-Неренн молчала.
   – Пять с половиной месяцев назад ты сбежала от них, – инспектор встал из-за стола, шагнул к окну, выглянул наружу. – Похитила дочь хозяйки дома. Я не знаю, что там у вас случилось на самом деле, но дом Рекенте не стал подавать в суд. Чудо, не находишь?
   Он взглянул на эль-Неренн.
   Та пожала плечами, продолжая улыбаться.
   – Тебе весело? – инспектор уселся в кресло. – Вчера дом подал официальную жалобу. Все пять инцидентов случились, когда тебя видели поблизости от пострадавших. Ты понимаешь, что это означает?
   – Думаю, ничего хорошего, – последовал неожиданный ответ. – Правда, я не понимаю, почему я здесь. Я не ломала им ноги, не грабила…
   – У тебя была неделя, чтобы отыскать новую работу, – инспектор захлопнул папку. – Прошло две. Ты прекрасно знаешь, что теперь будет.
   – Принудительные работы, – пожала плечами девушка.
   – Догадливая. Именно. Четыре раза ты уже не справилась, эль-Неренн. Пятый раз – последний. Если на тебя поступит хоть одна жалоба от нанимателей, тебя вышлют из страны в течение сорока восьми часов. Это тебе понятно? Или ещё раз прочесть текст закона?
   Девушка вновь улыбнулась во весь рот, ослепляя инспектора блеском зубов.
   – У вас такой приятный голос, инспектор. Прочтите.
   – Ей весело, – инспектор открыл ящик стола, извлёк оттуда толстую книгу. – Я не думал, что человек может настолько не дорожить собственной жизнью.
   Девушка неожиданно встала, склонилась над столом, приблизившись к собеседнику.
   – У меня была ночь, чтобы выплакаться, инспектор, – шепнула она. – Теперь я буду только смеяться.
   Она уселась на место столь же стремительно. Её счастье, что сержанта нет. Резкие движения в этой комнате делать не разрешается.
   – Я слушаю вас, – она вновь улыбалась. – Пусть всё будет, как положено.
   – Как скажешь, – инспектор пожал плечами, нажал на кнопку селектора. Через несколько секунд сержант вновь возвышался над задержанной, а та, пристально глядя инспектору в глаза, выслушивала текст параграфа 20 пункта 5 статьи 11 «Закона об иммиграции», том пятый Свода Законов Республики Альваретт. Слушала с должным выражением лица.

* * *

   – Сейчас мы отправимся к прокурору, – инспектор взглянул в глаза сержанту, тот кивнул, отошёл к двери и сделал кому-то знак. – Следующую неделю, эль-Неренн, вы проведёте в исправительном учреждении 22 провинции Рикетт республики Альваретт, до назначения вам места работы в соответствии с текстом параграфа 20…
   Он не смог договорить. Такое с ним случилось впервые – альбиноска просто смотрела ему в глаза, когда инспектору захотелось расхохотаться – да так, что сил едва хватило на то, чтобы изобразить неожиданный приступ кашля.
   – Если есть вопросы или пожелания, можете высказать их сейчас.
   – Есть, – немедленно отозвалась девушка. Сержант напрягся. – Инспектор, при нашей первой встрече… я сказала, что не будет вам удачи. Прошу извинить.
   Инспектор не поверил своим ушам.
   – Всё ещё паясничаешь?
   Эль-Неренн покачала головой. В выражении её глаз инспектор не заметил издевки. Из девицы могла бы выйти прекрасная актриса.
   – И не думала. Я не собираюсь здесь больше появляться, инспектор. Я не хочу состариться в этом вашем исправительном учреждении.
   Инспектор усмехнулся.
   – Хотелось бы верить. Ладно, извинения приняты, если тебе от этого легче. А сейчас – встань, спиной к стене, руки вытянуть перед собой… Правила тебе известны.
   Вошедший полицейский держал в руках «сбрую» – смирительный костюм для заключённых женского пола.
   – Зачем это? – поразилась эль-Неренн.
   – Ну как, – инспектор взглянул в глаза сержанту. Тот ухмыльнулся. – Если я правильно помню нашу пьесу, ты начнёшь сопротивляться, и к прокурору тебя придётся везти принудительно.
   – Что вы! – поразилась девушка. – Я слышала, у нас новый прокурор. Было бы неуважением явиться к нему связанной. К тому же, вы обязаны прямо спросить меня, намерена ли я выполнять ваши предписания добровольно. Я знаю свои права.
   Инспектор мысленно вздохнул. Головная боль. Иногда ему очень хотелось, чтобы эту светловолосую прирезали где-нибудь в грязном переулке. Как было бы хорошо – в конечном счёте!
   – Эль-Неренн, намерены ли вы исполнять предписания органов правопорядка и правосудия добровольно?
   – Да, инспектор, – та склонила голову.
   Через три минуты принесли «угомон» – микстуру, подавляющую некоторые специфические возможности женщин. Эль-Неренн выпила горькую смесь с таким видом, будто ничего вкуснее в этой жизни не пробовала.
   К прокурору она вошла так, словно её ожидал торжественный приём в президентском дворце.

* * *

   – Что она делала ночью?
   Вопрос застал сержанта врасплох.
   – Простите, теариан?
   – Она плакала?
   Сержант удивлённо расширил глаза, но тут же вновь обрёл спокойствие. Вышел в соседнюю комнату и почти сразу же вернулся.
   – Никак нет, теариан. Сидела у окна, смотрела на улицу. Предлагали ей снотворное – отказалась. Так и просидела до утра.
   Инспектор прикрыл глаза. Эль-Неренн уже отправили в исправительное учреждение – «зверинец». У прокурора ничего интересного не случилось: девушка вела себя настолько спокойно и почтительно, что скука брала. Ни одной выходки, ни единого язвительного слова. Что это с ней?
   – Принесите мне её дело. Полностью, все отчёты. Начиная с её задержания.
   Сержант кивнул и ещё через пять минут дело – три объёмистые папки – лежало перед инспектором. Ходили слухи, что семья Рекенте назначила неплохую награду за мёртвую или искалеченную эль-Неренн, и совершенно невообразимую награду – за живую и невредимую. Охотников за головами всегда хватает, но информаторы не сообщали, что кто-нибудь взялся изловить альбиноску.
   Если её изловят, если увезут в Рекенте… Иммиграционная служба поднимет страшный шум. Уголовников и наркоманов никто не хватится, они мрут сотнями каждый день. Но эль-Неренн как-то умудрилась не сесть на «травку» или «пыль», не связаться ни с одной из банд, не стать «кошечкой» (хотя охотников до экзотики – белая кожа, красные глаза – порядочно). Врагов успела нажить, да и понятно: с таким-то язычком.
   И книги. Всегда таскает с собой книги. Два тома энциклопедии, пару детективов, что-то ещё. Утверждает, что это – последнее, что осталось от имущества её семьи. Кого-то чуть не зарезала, когда пытались отнять книги. Дела…

2. Кровь и грязь

   – С возвращением домой, – охранник дружелюбно оскалился, при виде эль-Неренн. Несколько раз девушке хотелось перекрасить волосы, но что делать с кожей? Носить всё время грим? В конце концов, она решала оставить всё, как есть. Одна такая на весь город, и это плохо. А может, на всю страну.
   – Я ненадолго, – сообщила альбиноска, пока охранник вносил запись в журнал. – Отдохну пару дней, да и назад.
   – Гостиница к вашим услугам, теарин, – охранник был сегодня в благодушном настроении. – Вас сейчас проводят.
   Обязательные унизительные процедуры. Поиск паразитов, внутри и снаружи, достаточно бесцеремонный медосмотр. Всё это уже было, много раз. Говорить точнее – восемнадцать раз. И каждый раз её обещали упрятать сюда навсегда – или выслать из страны. На выбор. Если вышлют, то, вероятнее всего – на юг, откуда она прибыла когда-то.
   – Следуйте за мной, – новое лицо. Охранник – охранница – была немолода, один вид её внушал, что связываться не стоит. Шутить и задираться – в том числе.
   Эль-Неренн бесстрастно получила одежду, постельное бельё. Один комплект одежды – в котором будет жить здесь; второй – «праздничный», как иронически называют его охранники – тот, в котором будет работать. Когда и где назначат. Несмотря на все выходки, поведением её оставались довольны, и теперь можно надеяться, что дежурств в лечебнице не будет, равно как и сортировки мусора.
   – У вас шестьсот тридцать баллов, – сообщила сопровождающая, открывая комнатку эль-Неренн. Камера-одиночка. В этой эль-Неренн ещё не жила. – Расписание на стене. Вызов дежурного – вот эта кнопка. Впрочем, – она впервые улыбнулась, глядя в глаза «заключённой», и улыбка вышла приятной, – думаю, вы это уже выучили.
   – У меня прекрасная память, – согласилась эль-Неренн. Вещи принесут позже. Те немногие, которыми разрешено пользоваться. Более пятисот баллов «на счету» – можно читать книги. Каждый день содержания здесь – минус двадцать баллов. Если отказаться от работы на этот день. Выезд на работу приносит от пяти до пятидесяти баллов. Минус штрафы, если будут, плюс премии. При выезде на работу двадцать баллов не вычитаются.
   Тысяча баллов – разрешены увольнения в город, в строго обозначенный район, раз в неделю на пять часов. Пять тысяч баллов – безусловное освобождение, две тысячи – возможность участвовать в выборе места службы, «по распределению». Каждый успешный день службы «по распределению» – от двух до пятнадцати баллов «в плюс».
   Каждая жалоба от работодателя «по распределению» – штрафной балл. Каждый штрафной балл – принудительное заключение сюда и минус три тысячи «здешних» баллов. У эль-Неренн уже четыре штрафных балла. Пятый будет последним – либо бессрочное заключение, либо высылка из страны.
   Пока баллы в плюсе – жить можно. А когда в минусе… Минус пятьсот – и от работы на сегодня не уклониться. Минус тысяча – хорошо, если будешь собирать мусор, а не навоз на свиноферме. Минус две тысячи…
   Эль-Неренн тряхнула головой, прогоняя арифметику прочь. Да, во время «луны» работать не заставляют, двадцать баллов не списывают. Даже кормят лучше. Заботливые. Правда, у неё, как водится, и здесь не всё в порядке – после давешнего задержания в лесу, на границе с графством Тессегер, луна перестала требовать её к себе. Только в полнолуние появляются схожие симптомы – но лишь симптомы предстоящей «прогулки». И здесь не повезло.
   Охранница всё ещё смотрела на неё. Эль-Неренн вопросительно взглянула в ответ.
   – Вы служили в семье Рекенте? – поинтересовалась охранница.
   Вообще-то такие вопросы, мягко говоря, задавать не положено. Отвечать на них необязательно.
   Эль-Неренн молча кивнула. Охранница неожиданно улыбнулась ещё раз.
   – Я слышала о вас, эль-Неренн. Не думаю, что у меня с вами будут сложности. Я – ваша дежурная по этажу. Привыкайте.
   Эль-Неренн кивнула, дождалась, когда двери закроют и запрут и, бросившись лицом прямо на стопку постельного белья, начала привыкать.

* * *

   Инспектор открыл папку с делом эль-Неренн. Был уже вечер; в участке оставался только он да сержант Тоэн – пусть медлителен и не гений, зато во всём можно положиться. В этой дыре такой роскоши, как электронная справочная и терминалы связи, инспекторам не полагаются. Тоэн прекрасно всё это заменял. Тридцать лет в полиции, но, похоже, так и останется в сержантах.
   Да. У самого инспектора карьера остановилась на этой вот дыре, незадолго после того, как эль-Неренн впервые схватили. Обвинение – попытка незаконного пересечения границы, контрабанда. Под давлением иммиграционной службы приговор вынесен условно, с отменой в случае получения гражданства в течение пяти лет и отсутствия приводов по уголовным статьям. Очень уж удачно всё сложилось для беловолосой – и её поверенного, молодого юриста, Виккера.
   Освежим воспоминания. Текущая работа никогда не может быть закончена – бесконечные отчёты, допросы всякой мелочи, всё в таком духе. А ведь прочили ему, Тигарру Терон, должность начальника криминальной полиции района. И – всё. Никакого просвета. Без всяких видимых причин.
   – Тоэн, – позвал инспектор. Сержант возник в комнате. При таких габаритах двигается почти бесшумно. – Мне нужен список тех, кто присутствовал при первом задержании эль-Неренн.

* * *

   Первые три дня эль-Неренн отдыхала. Если так можно выразиться. Но книги, которые всегда спасали, словно поссорились с ней. Их невозможно было читать.
   Она вспоминала то, что услышала, краем уха у прокурора. Инспектор и кто-то из чиновников прокуратуры беседовали поодаль, вполголоса.
   «Говорят, семья Рекенте назначила награду за неё».
   Эль-Неренн сжала кулаки, прижала их к глазам. Проклятый «угомон». От него шумит в ушах, плохо слушаются руки и ноги, обоняние отказывает – почти полностью. Чувствуешь себя калекой. Так, вероятно и задумано – это и есть основное наказание. Для неё, эль-Неренн, во всяком случае.
   «Она нужна им живой и невредимой».
   Зачем живой и невредимой? Закончить то, что хотели?
   «Если она исчезнет, с нас сдерут шкуру, инспектор. Спрячьте её, понадёжнее».
   Очень надёжно. Если сидеть здесь, не выходя на работу. А если выходить? Кому она сдалась, охранять её? Отправить могут куда угодно.
   Спокойно, эль-Неренн. Без паники. Ты сумела сбежать, тебя не стали судить. Нельзя сдаваться.
   – Ужин, эль-Неренн.
   Привилегия хорошего поведения. Обращаются по имени, не по условному номеру.
   Это она, та пожилая охранница. Поднос с ужином. Странно, но пахнет приятно. Может, если бы обоняние действовало в полную силу, всё ощущалось бы иначе.
   – Два слова, эль-Неренн.
   Альбиноска молча наклонилась к окошечку, хмуро глядя в глаза собеседнице.
   – Старуха Рекенте назначила за тебя большую награду. Старайся оставаться здесь. Не выходи на работу в город.
   Эль-Неренн смотрела ей в глаза, не меняя выражения лица.
   – Правильно, – кивнула охранница. – Никому не доверяй. Но город для тебя – верная смерть.
   Эль-Неренн кивнула.
   Охранница подмигнула и закрыла окошечко.
   Эль-Неренн проглотила ужин, не ощущая вкуса. На душе было отвратительно. Лучше бы уж её оставили в участке. Инспектору, похоже, тоже нравится обмениваться с ней колкостями. Во всяком случае, он не делает ей пакостей. Да. Он – не делает.
   Она вытянулась на жёсткой кровати и попыталась уснуть. Но сон не шёл, как она ни старалась.

* * *

   Восемь чашек кофе, две пачки табачных палочек. Тигарр сжевал их, под конец ощущая, что ещё одна – и его стошнит. Список имён был длинным, и что-то странное было в нём.
   Итак, эль-Неренн. Прибыла с юга; пыталась найти работу в порту. Едва не была продана в «кошечки», едва не была зарезана, едва не… В двух случаях из трёх – Тигарр это выяснил – те, что напали на девушку, тут же погибли. Один поскользнулся на ровном и сухом месте, ударился виском о камень. У другого – кровоизлияние в мозг.
   Тоэна он отпустил. Надо ему отдохнуть. Самому тоже не вредно, но – за эль-Неренн тянется очень необычный «хвост». Похоже, заключение Чучельника оказалось верным: девица из важной семьи. Кто-то охраняет её, оставаясь в тени. Она умудрилась влипнуть почти во все мыслимые неприятности. Оказалась в немилости «Мамы Львицы». Напакостила главе дома Рекенте. Двадцать тысяч руэн за её голову – фантастическая сумма. На такую можно год жить, и жить в роскоши. Самой эль-Неренн требуется собрать пятнадцать тысяч, чтобы получить постоянное гражданство. Пока что на её счету лишь девять тысяч. Каждые десять баллов в исправительном учреждении добавляют на счету один руэн.
   На сегодня всё. Инспектор запер бумаги в сейф. Продолжу, как только будет время. Надо собрать сведения обо всех контактах альбиноски. Прежде всего – о тех, кто не пережил встречи с ней.

* * *

   На четвёртый день в списке заданий обнаружилась работа в самом «зверинце». Просто и бесхитростно – осмотр фруктовых деревьев. На свежем воздухе – очень хорошо.
   Эль-Неренн всё ещё оставалась подавленной. Плохо спала. Аппетит стал волчьим, съедала почти всё то, чем тут кормили.
   …Всё просто. Осмотреть дерево, занести в список – есть ли больные ветви, что с завязями. Ей достались яблони. Пометить красной краской больные ветви. Поставить отметку в книжечке. Деревьев много, но к вечеру должна успеть. Старайся, эль-Неренн, скоро обед. Потом будет проще. Главное – не думать о времени.
   Но думать получалось только и исключительно о времени. Пятый год она здесь. Двадцать первый год жизни. Огромный жизненный опыт – преимущественно, отрицательный. Родилась в год Тигра, под знаком Чаши, в час Огня. Мама говорила – ты станешь знаменитой, Ньер. Тебе будут завидовать …
   Мама, мама… Эль-Неренн прислонилась к дереву, закрыла глаза. Минуты через три стало легче.
   Не с кем поговорить в этом проклятом учреждении – только с отражением в зеркале. А она терпеть не может зеркал. Страшно смотреть в собственные глаза – после этого всю ночь мучают кошмары.
   Он попытался подойти незаметно. Эль-Неренн положила книжечку наземь, поставила ведёрко с краской рядом. Обернулась.
   Высокий, светловолосый, с неприятным лицом – шрам на горле, водянистые светло-зелёные глаза. В мундире охранника. Очень светлая кожа. И запах… даже сквозь «угомон» его запах наводил на неприятные мысли.
   – Что случилось? – вежливо осведомилась эль-Неренн.
   – Привет, Привидение, – оскалился вновь подошедший. – С тобой хотят поговорить очень влиятельные люди. Просили меня помочь.
   Привидение. На себя бы посмотрел!
   – Часы посещений – с двух до пяти, по средам и пятницам, – отозвалась девушка. – Пусть приходят.
   – Острый язычок, – кивнул высокий. – Мне говорили. Ну что, Привидение? Ты нужна им живой. За мёртвую тоже заплатят, – усмехнулся он, – но меньше. Советую подумать.
   – Как научусь думать – обязательно подумаю.
   Улыбка исчезла с лица охранника.
   – Просили передать, это последний шанс прийти самой. Учись побыстрее, уродина.
   Он легонько толкнул ведёрко сапогом. Краска вылилась на книжечку – конец всем записям.
   Эль-Неренн сжала зубы, стараясь сдержать закипающую ярость. Очень не рекомендуется проявлять неповиновение. А поднять руку на охранника – совсем плохо.
   – Не сдашь урок, – охранник кивнул в сторону ведёрка, – минус пятнадцать баллов. Считать научилась? Посчитай, на досуге.
   Он отошёл, медленно, неторопливо. Эль-Неренн медленно досчитала до сотни и попробовала отыскать хотя бы одну уцелевшую страницу. Удалось.
   Но урок всё равно не сдала. Не успела.

* * *

   Так оно и началось. Высокий, со шрамом, частенько появлялся рядом с другим, смутно знакомым эль-Неренн – низеньким, толстеньким. Судя по цвету кожи и волос, оба родом из этих мест.
   Высокий никогда не устраивал мелких пакостей, если поблизости был кто-то кроме «толстого». Но за неделю число баллов уменьшилось до четырёхсот девяноста. Прощай, чтение.
   Охранница, вроде бы, что-то заподозрила, но либо не хотела, либо не решалась говорить с ней. Подумаешь – у эль-Неренн и раньше были времена, когда она, из упрямства, теряла баллы. Но стоило ей взяться за ум – и возвращала потерянное, очень быстро.
   На одиннадцатый день высокий подошёл во время обеденного перерыва. Обедали здесь же, на свежем воздухе.
   – Через две недели ты будешь в минусе, – сообщил он, мило улыбаясь. Эль-Неренн так же мило улыбнулась в ответ. – Как только тебя вывезут за ограду, ты моя.
   – Ах, я об этом только и мечтаю, – эль-Неренн с трудом сдерживалась. Она подавала жалобы – но их, похоже, перехватывали. Вот ведь влипла. По-настоящему влипла. Вот оно, надёжное место.
   – Завтра, на рассвете, я могу вывезти тебя отсюда, – высокий подошёл вплотную, взял её за правый рукав. – Никто не хочет тебя убивать. Поучить жизни, но не убивать. Как видишь, я говорю откровенно. Отдашь, что с тебя причитается, – он издевательски оскалился, покосился на «толстого» – тот тоже усмехался, – и будешь свободна. Подумай.
   – Отпусти, – прошипела эль-Неренн, ощущая, что мир плывёт перед глазами. Окружающие оглянулись на них. Высокий презрительно скривился, продолжая держать её за рукав. – Отпусти! – крикнула эль-Неренн, отталкивая его второй рукой. Высокий без труда перехватил её руку. – Отпусти, скотина, иначе рассвета не увидишь!
   – Очень мило, – холодно произнёс высокий. Охрана спешила к ним, высокий сделал знак – сам справлюсь – подозвал жестом «толстого». – Нападение и угрозы, при свидетелях. Минус сто баллов. В карцер её! – приказал он громко.
   Эль-Неренн не стала сопротивляться. Не стала доставлять дополнительное удовольствие им обоим.

* * *

   – Вызовите Виккера Стайена, – потребовала эль-Неренн, когда «толстый» запер за ней дверь карцера. – Вызовите его! Это моё право!
   – Обойдёшься, – лениво протянул тот. – Лучше подумай над предложением. Знаешь, тебя велели не трогать только ниже верхнего пояса. Всё, что выше – на наше усмотрение. Понимаешь?
   – Вызовите Виккера! – крикнула эль-Неренн, вновь ощущая жар, переливающийся внутри тела. – Вызовите, или пожалеете!
   – Минус ста тебе мало? – поднял брови охранник. – Посиди, остынь. Я приду вечером.
   – Вызовите Виккера! – повторила эль-Неренн, глядя в зрачок камеры слежения – разумеется, всё, происходящее в карцере, записывается. – Вы не имеете права отказывать мне!
   Никакой реакции. Должно быть, на требования отсюда не принято обращать внимания.
   Только без паники. Только без паники. Эль-Неренн уселась на жёсткую, холодную подстилку и стиснула зубы. Старалась не обращать внимания на слёзы, стекающие по щекам.

* * *

   Ужин она оставила нетронутым. Попыталась было крикнуть несколько раз, чтобы вызвали Виккера – но подошедший «толстый» равнодушно сообщил, что, в случае беспорядков в карцере, её просто усыпят газом – чтобы угомонилась – и вычтут ещё пятьдесят баллов. Такие дела. А если ещё раз откажется от еды – ещё минус сорок. Простая арифметика. Хочешь жить хорошо – будь послушной.
   Свет в карцере не выключался. Никогда. Отапливать его тоже не старались – нет, здесь, конечно, не простудиться. Но удобств не положено. Кроме основных, очевидных. И пахло оттуда так, что комок не вылезал из горла.