Витя вошел в кабинет, скинул промокшую под снежно-дождевой моросью куртку.
   — Что стряслось? — Он опустился в кресло, сразу же закурил.
   Я налил ему кофе, придвинул пепельницу, и сел напротив.
   — Помнишь, дня за три-четыре до убийства Ратнера… По заявлению его жены задержали двух мальчиков-топтунов?
   — Это было в среду, 19 января… — Витя тщательно стряхнул с сигареты пепел. — Вечером…
 
* * *
   19 января в 20.34 в дежурной части 1-го отдела Адмиралтейского РУВД раздался звонок: — Дежурный Васильев слушает!
   — Это милиция? — спросил женский голос.
   — 1-й отдел.
   — Мне нужна помощь. Помогите… — голос женщины сорвался.
   — Успокойтесь, пожалуйста. — Дежурный придвинул к себе сигареты, щелкнул зажигалкой. — Что случилось?
   — За моей… за нашей квартирой следят.
   «Еще одна…» — со вздохом подумал дежурный. После Нового года и Рождества часто бывает.
   — Кто?
   — Двое молодых людей. Они уже несколько дней следят. Скоро муж вернется, я за него боюсь.
   — Муж? А кто у нас муж?
   — Игорь Ратнер, коммерческий директор «Нерпы».
   —  Ратнер?переспросил дежурный. Как-то на совещании в РУВД их предупреждали, что на «земле» 1 — го отдела появился еще один крупный клиент. Это было… Весной прошлой это было .
   — А вы… Как вас зовут?
   — Полина Ратнер.
   — Адрес? Телефон? Высылаем наряд. Они проверят.
   Женщина старательно продиктовала адрес: Вознесенский проспект, угол с улицей Римского-Корсакова.
   — Ждите. Скоро к вам приедут.
   — Спасибо, — кажется, женщина была искренне растрогана.
   — Не за что. Это наша работа, — ответил дежурный. Совсем как в «Ментах». Черт!..
   Дежурный придвинул к себе микрофон рации. Вызвал наряд. А потом взял трубку телефона и отправил сообщение на пейджер Вити Шаховского.
   Была года четыре назад одна история, когда еще младший лейтенант Васильев попал в крутой переплет… Помог ему выпутаться парень по кличке Шах. А сейчас Витя Шаховской, репортер агентства «Золотая пуля», регулярно получал сообщения о том, что творилось на «земле» 1-го отдела в Адмиралтейском районе. И никогда не оставался в долгу, если дело того стоило.
   …Примерно через пять минут после звонка Полины Ратнер перед ее подъездом остановился патрульный уазик, закрыв выход на улицу. Двое милиционеров потопали наверх, на третий этаж. И на площадке второго этажа наткнулись на двоих парней.
   Те пристроились на подоконнике и тихо о чем-то переговаривались. На полу скопилось изрядное количество окурков.
   — Документы! — рявкнул старший из патрульных.
   — Вы чего, мужики? — спросил один из парней и попытался встать.
   — Сидеть! — старший толкнул парня назад на подоконник и повернулся к молодому напарнику: — Ты видел? Совсем оборзели, отморзки.
   — Сержант! Эй, сержант! — второй парень вступил в разговор, однако с подоконника не поднялся. — Чего случилось-то?
   — Не твоего ума дело! — рявкнул сержант. — Документы, твою мать…
   Парни, поколебавшись, полезли в карманы. У того, кто возмутился первым, что-то тускло блеснуло за левым лацканом пальто.
   — Что это? — сержант проворно выхватил у парня из наплечной кобуры пистолет. — Гляди-ка, Иж-71. А разрешение?
   — Есть у нас разрешение, — второй парень был явно раздосадован. Он осторожно, стараясь не разозлить сержанта, вытащил из-под кожаного «пилота» свой «ствол». Протянул его сержанту вместе с документом.
   — Сметанин Юрий Сергеевич, — прочитал сержант на пластиковом прямоугольнике. — Охранное агентство «Сенат». А ты? — Ему в руку легло второе удостоверение: — Понкратов Игорь Дмитриевич.
   — «Сенат»? — Я выпрямился в кресле.
   — Именно. — Шах пристально посмотрел на меня. — Что-то не так?
   — Нет. Полный порядок. Продолжай…)
   Сержант задумчиво повертел «ксивы»:
   — Знаете, здесь про оружие ничего не сказано.
   — Но… — начал было Пократов.
   — Сидеть! — сержант толкнул Игоря Дмитриевича на подоконник, вытащил наручники. — Надевайте!
   — Зачем?
   — Прокатимся. — Сержант повернулся к напарнику: — Паша, поднимись до квартиры. Попроси Полину Васильевну выйти на пару минут. Формальности.
   Паша поднялся на площадку третьего этажа и позвонил в тяжелую металлическую дверь. Почти сразу громыхнул тяжелый замок, на пороге появилась молодая женщина в джинсах и свободной рубахе. Паша — высокий, уверенный в себе малый — оробел: женщина была очень красивой. Он с трудом выдавил из себя:
   — Добрый, значит, вечер…
   «Классная телка. Вот бы…» — додумать сержанту не дали: Сметанин и Понкратов разом рванулись куда-то вниз. Быстро бежать они не могли — мешали наручники.
   Прикладом автомата сержант ударил в спину Понкратова, а Сметанина сшиб с ног уже на площадке второго этажа, прижал парня коленом к бетонному полу, зло прошипел ему в затылок:
   — Лежать, сука! — Выпрямился, рывком, за рукав затрещавшей куртки, поставил Юрия Сергеевича на ноги. Подтолкнул наверх: топай. Пролетом выше Понкратов перекатился на спину, подтянул под себя ноги и пытался подняться.
   Сержант заставил Сметанина сесть на пол, рядом с напарником, осторожно посмотрел наверх, по направлению дверей квартиры. Полина Ратнер молча смотрела на все, что происходило внизу.
   — Извините, — вдруг пробормотал сержант, прочистил горло: — Полина Васильевна, вам придется с нами поехать. Нужно написать заявление. В 1-й от дел, на Якубовича…
   — Я знаю, где это, — женщина чуть улыбнулась. — Я доберусь сама.
   — Как скажете. — Сержант заставил Понкратова и Сметанина подняться на ноги. — Пойдем, Паша.
   Они спустились на улицу, затолкали телохранителей в «стакан». Сели в машину.
   — Спорим, она приедет в отдел в норковом манто? — вдруг с молодецким азартом спросил сержант напарника. — На десятку.
   — Идет, — вяло отозвался Паша. Он недавно женился и теперь считал каждый рубль до ближайшей зарплаты. Десятка — деньги вроде бы и небольшие, да не всегда. Но отказаться от спора было как-то не по-мужски…
   — Куда? — спросил водитель.
   — В отдел, конечно.
   Мотор уазика фыркнул, заработал ровнее. Машина тронулась с места.
   …Спор сержант проиграл.
 
* * *
   — Полина…
   — Полина?
   — Жена Ратнера приехала в отдел в пальто. — Шах закурил еще одну сигарету. — Обычное такое пальтишко. Неброское, но очень хорошее.
   Витя задумчиво выдохнул дым:
   — Заявление она написала. Но ребят выпустили уже через два часа: за ними приехал кто-то из «Сената». Разрешение на оружие у них оказалось в порядке, а сопротивление милиции… По-моему, до суда дело не дошло.
   — И что было потом? — спросил я.
   — Не понял? — спросил Шаховской. Похоже, он вспоминал что-то приятное. Пожалуй, впервые я видел у него по-юношески мечтательное выражение лица. — А потом убили Ратнера. И о топтунах как-то подзабыли.
   — Все?
   — Убийство, сам знаешь, громкое было. Да и задержанных телохранителей никто со смертью Ратнера не связал.
   — А ты?
   — Князь, ты мальчик взрослый. Можешь понять: когда в работе появляются личные отношения, работа накрывается… — Шах закурил очередную сигарету. — Соболин этого не знает. И никто не знает. Надеюсь.
   Мы докурили уже в молчании. Шах потушил сигарету, одним глотком допил остывший кофе.
   — Есть еще вопросы?
   — Адрес и телефон.
   — Чей?
   — Ратнер Полины Васильевны.
   Витек мгновение помедлил, потом достал из кармана куртки телефонную книжку:
   — Пиши…
   Я аккуратно записал адрес, тщательно сложил листок вдвое и положил его в карман рубашки. Шах натянул подсохшую куртку:
   — Пока.
   — Удачи.
   Уже в дверях он остановился:
   — Будь осторожнее. Она очень красивая.
   И ушел.

5

   Я проснулся от того, что Полина…
    ( Вот! И я туда же! Ловил Шаха и сам попался!
    Прав был Витек.
    Очень красивая женщина.
    Никакие разумные доводы, которые я быстро перебрал в уме, меня не остановили …)
   …что-то быстро говорила во сне. Я чуть осторожно приподнялся на локте, всмотрелся в ее сонное и от этого очень детское лицо. Прислушался.
   — Нет! Не надо… Игорь!..
   Имя ее погибшего мужа словно вытолкнуло меня из постели. Суеверный страх перед покойниками, похоже, оставили мне в наследство предки. Гордые горцы с уважением относились к усопшим. Я выбрался из-под одеяла, в сумраке спальни с трудом отыскал свои черные джинсы. Мягко ступая, выбрался на кухню. Здесь на темном, под дерево, столе белела пачка моих сигарет. Я опустился на стул и закурил.
 
* * *
   Полина Ратнер легко согласилась на встречу со мной. Даже после того, как услышала, кто я и зачем мне нужно с ней поговорить.
   Когда в нашем первом телефонном разговоре я первый раз произнес имя ее мужа, мне показалось, что вдова чуть слышно вздохнула-всхлипнула. Но голос у нее не дрогнул.
   — Мы можем встретиться завтра вечером, скажем, в восемь часов? — спросил я.
   — Конечно.
   — Где?
   — Будет проще, если вы подъедете ко мне. Адрес вы, похоже, знаете, — ее голос стал чуть насмешливым. Это вогнало меня в краску. Как малолетку, которые первый раз решается пригласить девчонку на свидание и малосвязно бормочет: кино, кафе, мороженое…
   — Знаю… — выдавил я из себя.
   — Я жду вас завтра. В восемь,
   — До встречи,
   — До свидания, Зураб Иосифович.
   Еще немного сарказма или я становлюсь мнительным, как малолеток? Вах!
   …Уже подходя к ее дому — мрачноватому, «доходному», в стиле «модерн» — я понял, что так толком и не знаю, зачем хочу встретиться с Полиной Ратнер. Вряд ли она сможет рассказать мне больше, чем Соболин или Шаховской.
   Признайся, Зураб. Признайся себе: ты хочешь увидеть эту красивую женщину. И, может, с ней… переспать.
   По крайней мере, я смог честно себе признать в том, чего хочу. Честно-то честно, да на душе от этого легче не стало.
    Дурак ты, Зураб. Одумайся: у тебя жена красавица. Умница. Тебе же с ней хорошо? — Даже очень! Она такое… Такое вытворяет. Ив постели, и по жизни.Чего тебе еще нужно ?
    Явошел в подъезд. На лестнице с широкими вытертыми старинными ступенями было мрачновато. Я поднялся…
    ( Площадка второго этажа: здесь сержант из 1-го отдела догнал Сметанина.
    Окно. Подоконник. Окурков не стало меньше. Сме-танин и Понкратовс умом выбрали «точку»: улица и подходы к подъезду просматривались замечательно. Правда, почему «топтуны» дали себя заметить? Или они не собирались прятаться? Да и вовсе они не топтуны .)
   …на третий этаж, мгновение помедлил перед дверью. И нажал звонок.
   Мягкая, переливчатая трель сразу канула куда-то в недрах квартиры. Потом послышались легкие и уверенные шаги. Громыхнул замок.
   Мне сразу понравилось, что Полина Ратнер не стала специально принаряжаться. Полинявшие джинсы в обтяжку, свободная рубаха навыпуск. Густые медно-рыжие волосы собраны в «хвост».
   Она улыбнулась:
   — Зураб Иосифович?
   — Добрый вечер, — собственный голос показался мне сдавленным и чужим. Дыхание перехватило.
    Женщина! Какая женщина !
   — Проходите, — она пропустила меня в прихожую. Заперла дверь. Молча показала на немного вычурную вешалку.
   Я разделся и вслед за хозяйкой прошел в просторную комнату. У одной из стен — стеллаж с книгами, напротив — телевизор, в центре изящный столик, заваленный бумагами. Вокруг него — кресла и диван. Дальняя от меня дверь была чуть приоткрыта,
    ( Знак? Приглашение?)
   была видна часть тщательно прибранной двуспальной кровати.
   Полина остановилась у бара:
   — Что будете?
   Я мгновение поколебался. Вообще-то, Обнорский — особенно на службе — пить не разрешал. И к тому же я еще помнил, как мне было тяжко после празднества у Кира.
   Полина Ратнер решила мне помочь:
   — Коньяк? Погода сегодня очень нехорошая…
   — Пожалуй.
   Она быстро разлила коньяк по пузатым бокалам. Протянула один мне, сама, изящно подобрав ноги, села в кресло, мне показала на диван.
   Я слегка качнул бокал, прислушался к аромату. Отличный коньяк. Мне такой дед наливал, когда я, уже после школы, курсантом Рязанского училища, приезжал на родину предков — в Цхалтубо.
   — Спасибо, Полина Васильевна…
   — Полина.
   — Тогда просто Зураб.
   — Договорились, — она чуть улыбнулась. С той минуты, как я переступил порог ее квартиры, Полина пристально меня разглядывала. Со сдержанным любопытством.
   Из скупых упоминаний о ней в материалах по убийству ее мужа я знал, что она — вторая жена Ратнера. Первый раз тогда еще будущий коммерческий директор «Нерпы» женился на третьем курсе Финэка. Брак распался вскоре после получения дипломов. Кто-то из давнишних партнеров и друзей Ратнера после убийства обмолвился журналистам, что именно эта личная трагедия подтолкнула его. Разогнала на пути к успеху.
   Полина окончила университет, философский факультет. Несколько лет стажировалась то ли в Англии, то ли во Франции (здесь информация газетчиков сильно разнилась). Потом вернулась и поступила работать в весьма преуспевающее издательство. Быстро стала редактором целой серии. Что-то вроде — карманная философия. Но карманная только в смысле формата. Книги в ее серии были как на подбор: Ницше, Аристотель, Фрейд, Юнг, Ортега-и-Гассет и другие. Не менее маститые.
   С Ратнером она познакомилась на каком-то полусветском и полуклубном рауте. Года три они встречались. А потом, тихо и без излишней торжественности, поженились.
   — О чем вы хотели поговорить? — спросила Полина.
   — Я сразу хотел извиниться, если тема покажется Вам… покажется вам тяжелой.
   — Я поняла. Итак?
   — Помните, девятнадцатого января вы позвонили в милицию и сказали, что за вами следят.
   — Да, конечно.
   — Расскажите, как это было. — Я поставил на журнальный столик диктофон и нажал кнопку записи.
   — Это началось еще до Нового года…
 
* * *
   Она почувствовала чей-то тяжелый взгляд недели за две до Нового года. Полина не знала, кто и тем более зачем так пристально следит за ней. Это было ощущение. Неприятное, сковывающее.
   На Новый год они с Игорем уехали за город, как давно собирались. Он попросил у приятеля еще студенческих времен попользоваться старым финским домом под Выборгом. Там, среди заснеженного леса, чувство, что за ней следят — отпустило.
    А потом, когда на Рождество они приехали в городИгорь обещал родителям быть на праздничном ужине,давящее чувство вернулось. Игорю Полина ничего не сказала .
   — Не хотела его расстраивать, — сказала она, ее голос — впервые — чуть дрогнул. В глазах промелькнула печаль. — Может быть, надо было сказать? Но я еще думала, что это паранойя. Что мне просто грезится. А Игорь был занят запуском нового сорта пива. Мы траком и не виделись после Нового года и Рождества… — Полина вдруг резко нагнулась вперед, из-под пачки бумаг вытащила сигареты. Я протянул ей зажигалку. Она вдохнула дым, тяжело вздохнула. — Может быть, надо было сказать?
   Я не ответил.)
   Сразу после Старого нового года Полина поняла, что ее ощущение — реальность. Пару раз она замечала двух молодых парней — всегда одних и тех же, — которые топтались перед подъездом ее издательства. Или на машине — потрепанном и невзрачном «форде» — ехали следом, когда Полина с Игорем куда-нибудь отправлялись.
    А девятнадцатого января
 
* * *
   — В тот вечер я приехала домой около восьми. — Полина закурила очередную сигарету. — Лифт не работал — случается. Я поднималась пешком. И на площадке между вторым и третьим этажами… Я увидела их. Они сидели, курили, о чем-то разговаривали. И, похоже, не обратили на меня никакого внимания. Я медленно прошла мимо них. Боялась не того, что они на меня бросятся. Боялась, что они со мной просто заговорят. Или один из них громко крикнет мне в лицо «Бу!»… Знаете, как это дети делают?
   Я кивнул.
   Она перевела дыхание:
   — Самое страшное… Они не прятались. Я все так же медленно добралась до квартиры. И сразу позвонила в милицию. Те быстро приехали. Как меня Игорь и предупреждал… Мы переехали сюда весной 99-го. Он тогда сказал, что договорился вроде бы с кем-то из чинов в главке. И ему обещали особый статус… Судя по тому, что милиция приехала быстро, так оно и было. — Полина потушила сигарету. — Остальное вы, наверное, знаете.
   — Вы забрали заявление?
   — Нет.
   — А что случилось? Говорят, что дело до суда не дошло…
   — Мне в милиции сказали, что дело прекращено. Недавно совсем.
   — Почему?
   — Вроде бы Понкратов умер. Оказалось, что он был наркоманом, или, как у вас говорят — «нарком»?
   — Примерно, — я позволил себе немного улыбнуться. Сочувственно.
   — Я не настаивала. Зачем? Игоря это не вернет… — Полина резко встала. — Извините…
   Она выбежала из комнаты, приглушенно зашумела вода. Похоже, Полина заперлась в ванной. Чтобы успокоится. Пусть так.
   Вопросов у меня больше не было. Но что-то мешало мне уйти. Может, я не уходил, потому что меня научили еще в детстве — дед и дядья, — что мужчина не бросает женщину в горе и в беде.
    Сильно сказано, Зураб. Вах, как сильно !
   Я поднялся, прошелся по комнате. Остановился у книжных полок. Кто-то мне давно уже говорил, что книги могут рассказать о хозяине квартиры больше, чем обстановка. Я машинально коснулся кончиками пальцев корешков. Похоже, что книги читали и перечитывали. Девственно чистыми оставались только рекламно-подарочные фолианты, которые были «сосланы» на нижние полки. Легкое пренебрежение к парадности, на которую обязывало положение. Философия и беллетристика, советские еще учебники по экономике и недавние пособия по менеджменту были перемешаны.
   На одной из полок я заметил фотографию Ратнера. Он был не такой, как на тех официальных снимках, которые печатали в газетах сразу после его убийства. Ратнер сидел на гранитных камнях. За его спиной накатывало на берег по-северному холодное море. Я, кажется, даже узнал место: между Репином и Солнечным есть один мыс, на нем точно такие же камни.
   — Игорю нравилось северное море. — Полина остановилась рядом со мной. Я не заметил, как она вернулась в комнату. Только почувствовал, как моей руки коснулись легкие и нежные пальцы.
   Я замер.
   Понял, что не давало мне уйти.
   Полине был нужен мужчина. Может, даже первый встречный. Чтобы в страсти перегорели остатки тяжелого горя и осталась от него только легкая и уже неизбывная печаль.
   Я осторожно повернул Полину к себе, коснулся ладонями ее лица, нежно сжал. Наклонился и, чуть помедлив, поцеловал.
   В первый миг она не ответила, словно замерла. А потом ее губы словно порхнули навстречу, навстречу моим губам. Руки легли мне на плечи. От нее пахло как-то по-девчоночьи. Как от моей дочери-студентки. Такой беззащитный и хрупкий запах.
   — …Ты не жалеешь? — спросила она, когда мы лежали рядом. Как-то незаметно для самих себя мы перешли с официальной дистанции «вы» на интимное «ты».
   — Нет. А…
   — Не будем об этом. — Полина подалась ко мне. Поцеловала, прильнула всем своим нежным молодым телом. На мгновение отстранилась, только чтобы сказать: — Не будем об этом. Пожалуйста.
 
* * *
   Вдруг зажегся свет. Полина, придерживая халат, стояла на пороге кухни и сонно щурилась. Подошла ко мне, встала за спиной, обняла. Все еще нежно, но без страсти.
   — Я разговаривала во сне?
   — Да.
   — И звала Игоря? — Она прижалась ко мне крепче. — Я знаю: он бы не стал возражать. Он всегда хотел, чтобы я жила.
   — А сейчас ты живешь?
   — Ты помог мне в этом. — Она взяла у меня из пальцев сигарету, затянулась и потушила ее в пепельнице. — Пойдем.
   Я поднялся.
   Она вдруг отстранилась:
   — Знаешь, ведь я видела его. Неделю, наверное, назад.
   — Кого? — Мне почему-то показалось, что сейчас Полина расскажет о том, как к ней являлся покойный муж.
   — Ну, того «топтуна». Не Понкратова, а… Как его?
   — Сметанина? — спросил я, не веря своим ушам.
   — Именно — Сметанина.
   Я отстранился, усадил Полину на тот самый табурет, где только что сидел сам, придвинул себе второй. Сел напротив.
   — Подожди, — заговорил я, старательно подбирая слова. — Ты ничего не путаешь?
   — Нет. Мы столкнулись с ним здесь недалеко. На Театральной площади. Он куда-то бежал, едва не сбил меня с ног.
   — Ты уверена?
   — Да, а почему ты спрашиваешь?
   — Потому, что Юра Сметанин сгорел в собственной квартире пятого февраля. Почти месяц назад.
   — Не может быть! Это был он. Я точно знаю! 

6

   — Спокойно, Князь. Как призывал один знаменитый персонаж? Спокойствие, только спокойствие. — Зудинцев терпеливо наблюдал за моими метаниями по кабинету. Утро, стену на другой стороне двора, напротив окон нашего кабинета, щедро освещало не жаркое мартовское солнце. — Повтори еще раз, что тебе вдова Ратнера сказала.
   — Что примерно неделю назад она видела Сметанина, да? Живого и здорового, понимаешь?
   — Допустим. Ты звонил в квартиру Кости Пирогова?
   — Конечно. Раз сто! Никто не берет трубку.
   — А этой, как ее… Тете…
   — Антонине Константиновне?
   — Ты ей звонил?
   — Нет.
   — Ты даже лучше не звони — съезди. Порасспроси ее, как дела. И заодно задай вопросы о Сметанине. Разумеется, придумай, на кой он тебе сдался. Хотя, по твоим рассказам, ходок ты редкостный: не знакомые тети тебе двери открывают, а молодые вдовы в постель ложатся.
   — Да ну тебя!.. — в сердцах выкрикнул я.
   Михалыч не обратил внимания. Он вернулся к своим делам, которые я прервал необычно ранним появлением в отделе и громкой тирадой на жуткой смеси грузинского и русского, в основном матерного. Зудинцев меня терпеливо выслушал. И, как обычно, дал дельные советы. Одним словом — опер, пусть и бывший.
   Я натянул куртку, уже в дверях притормозил:
   — Спасибо, Жора.
   В ответ он только махнул рукой: спеши, мол, труба зовет.
 
* * *
   Антонину Константиновну я застал дома. Похоже, она не расстроилась моему вторжению, а, наоборот, обрадовалась. Я, жутко стесняясь, протянул ей коробку печенья, которую прикупил, пробегая мимо «Метрополя».
   — Тут вот… Что-то вроде гостинца.
   — Ты проходи, Зураб. Сейчас мы чайку выпьем. Или, может, водочки? — Видимо, меня удостоили самого высокого доверия. — У меня тут как раз бутылочка на травах настоялась. Все хвори наши болотные отгоняет.
   — Нет, спасибо. До шести вечера не могу — служба.
   — Начальник строгий? — спросила тетя Нина. — Может, это и правильно.
   Она набрала воды в чайник, зажгла газ.
   — У меня, Зураб, радость.
   — Какая?
   — Сын из Москвы возвращается. Хотя не то чтобы возвращается. Его фирма здесь отделение открывает, а сына моего начальником в родном городе сажают. Он приезжал на днях. Да на следующий день, как мы познакомились.
   — Здорово, — выдохнул я. Мне не терпелось задать вопросы, но мой шеф — Спозаранник — советовал сдерживаться. Не спешить. Что-то люди, если их, конечно, не торопить, и сами расскажут.
   Чайник закипел. Тетя Нина поднялась, достала из сушилки две чашки. Тщательно заварила чай.
   — Ко мне вчера соседка заходила. Она этажом выше Кости Пирогова живет, аккурат наискосок. Жаловалась, что он совсем обезумел. Музыка и днем, и ночью. А как-то вечером она видела, что он из дома выходил. В пакетах пустые бутылки перезванивались. Совсем парень опустился… — Тетя Нина поставила передо мной чашку. — С травкой, для сердца полезно. Не пошаливает сердце-то?
   — Есть немножко, — улыбнулся я. Антонина Константиновна понимающе кивнула.
   — Тетя Нина — можно я буду вас так называть? — вы в прошлый раз говорили, что Костя из-за Юры Сметанина сильно переживал…
   — Похоже, до сих пор убивается. — Антонина Константиновна тяжело вздохнула. — Юрка в последнее время совсем… Как это? Крутой он стал. На машине шикарной ездил. У меня Валька до сих пор на отцовской «копейке», а Юрка на эдаком лимузине разъезжал.
   — Лимузине? — с недоверием переспросил я.
   — Знаешь, такая большая. На дверцах надписи. «Сенат».
   « Сенат»! — Снова «Сенат »!)
   И еще казино какое-то… — тетя Нина на мгновение задумалась. — Нет, не помню. «Сенат» — точно, а вот казино… Извини, сынок. Не помню. Знаешь, как говорят: старость — не радость, молодость… Раньше «Евгения Онегина» наизусть знала. Поверишь ли?
   — Конечно, верю.
   — Теперь только «Мой дядя самых честных правил…» и остался.
   — Антонина Константиновна, можно от вас позвонить?
   — Работа?
   — Именно, — я виновато улыбнулся.
   — Это важно. Телефон в комнате, в гостиной.
   — Спасибо.
   «Гостиная» — самая большая в квартире комната — была прибрана с парадной тщательностью. Телефон, как генерал, разместился на высоком столике с одной-единственной ажурной ножкой.
 
* * *
   — Охранная компания «Сенат», — бодро ответил мне девичий голос. Если судить только по нему, барышня — лет двадцати — обладала и другими прелестями.
   — День добрый, — бодро отозвался я. — Можно ли Андрея Викторовича Саломатова услышать?
   — Андрей Викторович очень занят, — решительно ответила секретарша.
   — Я не хотел бы ему мешать, — вежливо, но с напором произнес я. — Только передайте ему, что Князь звонит. По срочному делу.
   — Кто? — уже не так уверенно переспросила барышня.