Константинов Андрей Дмитриевич. Дело об императорском пингвине

Андрей Константинов
 
Дело об императорском пингвине
(Агентство «Золотая Пуля» — 6)

ПРЕДИСЛОВИЕ

   Герои этой книги — журналисты-инвестигейторы, или, если перевести на русский — расследователи.
   Они работают в петербургском Агентстве журналистских расследований под названием «Золотая, пуля». Как и в предыдущих пяти книгах из этой серии, сотрудники «Золотой пули» распутывают криминальные истории и при этом сами вечно во что-то впутываются. Жизнь сталкивает их с разными персонажами криминального Петербурга — от мелких аферистов до авторитетных воротил бизнеса. Возглавляет «Золотую пулю» журналист Андрей Обнорский, знакомый нам по романам Андрея Константинова и телесериалу «Бандитский Петербург».
   Каждый из сотрудников агентства рассказывает свою историю от первого лица.
   На всякий случай еще раз напомним: все в этой книге — вымысел, агентства под названием «Золотая пуля» не было и нет. А если все же кто-то покажется вам узнаваемым — делайте выводы.

ДЕЛО О ПОХИЩЕННЫХ ФОТОГРАФИЯХ

Рассказывает Виктор Шаховский

 
    "Шаховский Виктор Михайлович (кличка Шах), 31 год, корреспондент репортерского отдела. По некоторым данным, в начале 1990-х годов входил в бригаду рэкетиров, базировавшуюся в гостинице «Речная».
    С 1996 года занимался собственным бизнесом. В феврале 1998 года неустановленными лицами был взорван принадлежащий Шаховскому «мерседес».
    В апреле 1998 года Шаховский В. М. предложил свои услуги «Золотой пуле». Установленный для него руководством Агентства полугодовой испытательный срок прошел без эксцессов.
    В коллективе Агентства поначалу имело место неоднозначное отношение к Шаховскому, бывшие сотрудники правоохранительных органов выражали ему недоверие, однако Шаховский продемонстрировал высокий профессионализм во время журналистских расследований и заслужил авторитет у своих коллег по работе…"
    Из служебной характеристики
   «Кто придумал, скажи, эти пробки?…»
   На волнах «Радио Балтика» таким вопросом задавалась и, похоже, не находила ответа юная поп-звезда.
   Кстати, ее имя у меня устойчиво ассоциировалось с названием некогда весьма популярной бормотухи молдавского происхождения, которая по тем деньгам стоила не то два, не то три рубля. Помнится, в далекие школьные годы со знакомства именно с этим напитком я приобрел свой первый алкогольный опыт (и, как следствие, вроде бы и сексуальный).
   Я сидел за рулем своей старенькой, видавшей виды «лохматой» «Нивы», со всех сторон зажатый ей подобными, и, напротив, совершенно бесподобными тачками, и медленно, в режиме «старт-стопа» продвигался в направлении Агентства. С тех пор, как наш президент зачастил на историческую родину, перемещаться по городу на машине стало уделом людей с исключительно крепкими нервами.
   Остальные, не выдерживая, сдавались, бросали свои авто на стоянках, в гаражах и обреченно спускались в метро. Благо там пока еще движение не перекрывали.
   Вот и сегодня мне пришлось добрые полчаса простоять на подступах к Московскому проспекту. После того, как кавалькада президентских машин соизволила пропорхнуть мимо нашего перекрестка, озверевшие водители, словно сорвавшись с цепи, бросились с места в карьер, создавая тем самым новые заторы и пробки.
   Окончательно добивала жара. По городу уже поползли неимоверные слухи о том, что нынешнее июньское солнце также является заслугой людей из президентской охраны. И, между прочим, многие этому искренне верили.
 

***

 
   От какофонии клаксонов, водительского мата, от нестерпимой духоты и угарных выхлопов у меня резко закололо в затылке. После того нехилого удара, который привел меня в психушку, головные боли стали появляться все чаще. Я уже начал подумывать о том, чтобы записаться на прием к жене Спозаранника — вдруг после сотрясения не все мои мозги встали на место и теперь время от времени сигнализируют об этом?
   «…А сейчас информация для автолюбителей: в настоящее время затруднено движение в оба конца по улице Садовой на участке от Невского проспекта до Литейного моста. Крупная пробка на Московском проспекте от Загородного проспекта до Сенной площади…» Вот спасибо тебе, родная, утешила. ю Как же меня все это задолбало!
   Нет, нужно что-то делать! А именно: немедленно выпить рюмочку или две коньяку — в подобных случаях мне иногда это здорово помогает. Но если Обнорский учует запах, могут возникнуть проблемы. Пожалуй, придется ограничиться чашкой крепкого кофе.
   Я запоздало включил «поворотник», ловко протиснулся в крохотное пространство в правом ряду и, сопровождаемый визгом тормозов и угадывающимся матом водителя шедшего сзади «опеля», прошмыгнул на Загородный. В откровенный гадюшник идти не хотелось, а на престижный шантан денег уже не хватало. А ведь были времена, когда я мог себе позволить ужин на двоих, при свечах, да не где-нибудь, а в «Астории»! Но… те времена накрылись тем же местом, каким накрылся и мой «мерседес».
 

***

 
   Задержавшись на светофоре у Витебского вокзала, я высмотрел доселе неизвестную мне точку. Помнится, раньше здесь была типичная разливуха, но теперь здесь что-то вполне пристойное — не то кафе, не то бистро.
   Название «Плакучая Ива» показалось мне весьма симпатичным и остроумным.
   К сожалению, интерьер заведения ничем не напоминал одноименный ресторан, в котором Семен Семеныч Горбунков накачивался водкой с пивом и пел песню про зайцев. Небольшой пустынный зальчик из пластика, искусственные пальмочки, по-европейски чистенько и практично, но, как говорится, «не радует». Бармен, молодой парень лет двадцати, похоже, был начисто лишен чувства юмора. На мой вопрос «не зовут ли его Федей?», он на полном серьезе сообщил, что его имя Сергей, а Федор, его сменщик, будет работать завтра.
   — Жаль, а мне хотелось заказать у Феди дичь.
   — Дичи нет, — доверительно поведал Сергей. — Есть гамбургеры, пицца, из первых блюд только солянка.
   Но солянку нужно ждать.
   — Увы, мне хотелось бы именно дичь. Причем дичь жареную, чтобы она не могла улететь.
   Похоже, только сейчас до Сергея дошло, что я пытаюсь острить, и он сотворил на своем лице нечто, напоминающее улыбку. Мне стало скучно. Я заказал двойной крепкий кофе и занял место за столиком у окна.
   А там, за стеклом, сновали люди.
   Изредка летящей, вышедшей из мая походкой, проносились юные создания в коротеньких юбочках и в не менее легкомысленных маечках. Не спеша направлялись на работу представители вокзальной бомжово-нищенской братии. Подозрительно озираясь и вращая головой чуть ли не на все сто восемьдесят градусов, прошмыгнул пацаненок лет десяти-двенадцати, на какое-то время задержавшись у моей машины. Чего ему было там нужно — я разглядеть не успел, поскольку принесли кофе.
   Кофе, надо признать, был неплохой (впрочем, и стоил он не так уж и дешево), но желаемого облегчения не наступило. Нет, все-таки коньяк и кофе. — это две большие разницы. Расплатившись, я покинул отнюдь не веселую, а потому вполне соответствующую своему названию «Плакучую Иву», вышел на улицу и забрался в машину. В это время проходивший мимо мужик постучал мне по стеклу и весело сообщил:
   — Эй, шеф! А переднее колесо-то у тебя, того… — после чего довольный отправился дальше.
   Я вылез и смог убедиться, что самые худшие подозрения оправдались.
   Сначала было слово. Это было длинное, витиеватое слово, состоящее из междометий, полуфраз, вычурных предложений, слившихся в единый контекст и заканчивающихся сочетанием «…твою-бога-душу-мать!». На какое-то время оркестр молоточков в голове даже прекратил свою дробь, видимо, обалдев от моего красноречия. Выдохшись, я уселся на капот и обреченно закурил.
   Нет, «запаска» у меня, конечно, была. Но представив себе весь этот процесс — ползание вокруг машины, откручивание грязных гаек и т. д., — я очень захотел плюнуть на все и, поймав тачку, отправиться домой.
   А там выпить коньяку и залечь спать.
   Впрочем, через некоторое время здраво рассудив, что едва ли найдется благодетель, взявшийся заменить мое колесо, я, чертыхаясь, полез за домкратом.
   Весь процесс занял часа полтора.
   Я плюхнулся в машину, закрыл дверцу и по привычке глянул на соседнее сиденье, где с недавних пор обитала моя барсетка.
   Барсетки на месте не было. Не было ее и под сиденьем, и на заднем сиденье, и вообще… ее просто не было. Смутная догадка промелькнула в моей голове, и уже секунду спустя я зашелся в беззвучном, полуистерическом смехе:
   «Господи, Шах! Тебя же сделали как последнего лоха! Тебя, такого крутого и борзого, провели заурядные бомбилы-барсеточники! Возможно, все это время они наблюдали, как ты корячишься с этим колесом и с недоуменной рожей ползаешь по салону в поисках украденной сумки. И ржали над тобой! Господи, Шах, какой же ты все-таки кретин!»
   Не желая доставлять кому бы то ни было удовольствия видеть всю горечь своего падения, я решительно нажал по газам и, взвизгнув резиной, рванул в сторону дома. Ну что же за день такой сегодня, мать его ити! Напьюсь, честное слово, напьюсь!
   Немного успокоившись, я стал подсчитывать нанесенные мне убытки и потери. Первое — сама барсетка.
   Вещь старая и копеечная, в принципе, не жалко. Два — отложенные на черный день двадцать баксов. Вот это уже серьезнее, поскольку до получки еще дней десять. Три -…твою мать! — казенный пейджер! Ну все, Скрипка теперь меня просто засношает. Так, что еще? Ах да, брелок с ключами от моего безвременно погибшего «мерса», эдакий талисман-воспоминание об ушедших временах.
   Жалко, конечно, ну да и Бог с ним.
   Записная книжка? Да, похоже. Вот эта потеря будет уже посерьезнее. Хотя… Ладно, фиг-то с ней, восстановим. Ну пожалуй, и все.
   А ведь признайся, Витя, — могло быть хуже. И все же, блин, как же меня развели! Если будет такая возможность, найду, ох найду, и буду бить: медленно-медленно, долго-долго, смачно-смачно.
   Стоп! Какой пейджер, какая записная книжка, Шах? Фотки, там же были Татьянины фотки. Те самые пять «поляроидных» снимков из того маленького, но такого счастливого кусочка твоей прошлой жизни. Ну какого черта ты таскал их с собой? Знаешь, кто ты после этого, Витя?
   Знаю. Я большой-большой мудак.
 

***

 
   — …Витька! Ну хватит уже, перестань!…
   — Подожди, Танюша, сейчас…
   Ну— ка повернись, повернись немного, вот так. Да сними ты на фиг это полотенце. Такие бедра нельзя скрывать под полотенцем -это просто святотатство какое-то. Такие бедра нужно оставлять открытыми, причем полностью, дабы все прогрессивное человечество могло кусать локти, завидуя тому, что есть еще женщины в русских селеньях…
   — Шах, ты полный дурак. Да еще к тому же сексуальный маньяк и извращенец. Хотя… чего ждать от человека, проведшего несколько недель в психушке?…
   — Танюша, неужели ты поняла это только сейчас? Позор на мою седую голову! Дабы не оставлять у тебя в этом сомнений, я должен немедленно на деле доказать тебе всю свою маньячность, психопатность и извращенность… Только сначала я сниму тебя вот отсюда… Нет, я, конечно, не специалист, и все же: мне кажется, что, увидев такие грудки, фотографы из «Плейбоя» должны всем коллективом подать в отставку, признав, что все их прошлые модели — это просто типажи, снятые скрытой камерой в дешевом отделении заурядной отечественной бани…
   — Между прочим, в свое время мне предлагали сделать несколько снимков именно для «Плейбоя»…
   — Да ты что? И почему ты отказалась? Мадам не устроил размер гонорара?
   — Нет, просто тогда мадам еще не встретила циничного растлителя Виктора Шаховского. Я была слишком молода и невинна для подобных авантюр. Ну а теперь… Теперь мне уже никто ничего такого и не предлагает — кому нужно созерцание старушечьего тела?
   — Ни хрена себе, старушечьего!
   Чтобы ты знала — за всю свою, признаюсь, довольно активную жизнь, я не встречал женщины, которая могла бы сравниться с тобой. И вот тут, и вот тут, и особенно… вот тут. — Я показал где.
   — Шах, ты извращенец, маньяк, да к тому же еще и врун. А как же ваша секс-дива Завгородняя? Или ты скажешь, что за все время своей работы в «Пуле» ты ни разу не облизнулся на ее коленки?
   — Танюша, как ты могла такое подумать! — я постарался поскорее уйти от этой щекотливой темы, поскольку в данном случае Татьяна попала в самую точку. — Значит, «Плейбой» тебя действительно домогался? Что ж, если меня все-таки вытурят из Агентства, и я буду медленно подыхать с голоду, пожалуй, я загоню пару этих снимков по договорной цене. Представлюсь твоим импресарио и…
   — Шах, мне это уже надоело.
   И вообще, у тебя там когда-нибудь закончится кассета? В конце концов, мне холодно.
   — Сейчас, еще пару кадров, и все… Танюш!
   — Что?
   — А может быть, ты все-таки не поедешь?
   — Витька, ну перестань. Я же говорила тебе, это всего лишь на три месяца. Есть контракт, по истечении которого меня просто отправят обратно. Знаешь, сколько у них там таких, как я? Сотни. Причем большинство — молоденькие, длинноногие, грудастые. Плюс у каждой второй имеется папик с большим мешком валюты. Так что считай, я просто еду в командировку. К тому же я обещала маме, что буду приезжать в Питер каждые выходные. А еще я буду тебе звонить. Часто-часто. Ну что ты молчишь?
   — Просто размышляю о том, что мне тоже не помешал бы мешок, набитый североамериканской валютой. Черт! По-моему, кассета действительно кончилась…
   — Вот и слава Богу. Иди ко мне, мой неутомимый сексуальный маньяк. Если ты меня немедленно не согреешь, то я заболею и умру…
   — И не надейся, Чип и Дейл уже спешат на помощь…
 

***

 
   — Тань, а может быть, ты все-таки останешься?
   — Не могу, Витя, правда, не могу.
   Ты же сам понимаешь, это мой последний шанс…
   — Я понимаю… Тань… Кажется, я тебя люблю.
   — Я тоже люблю тебя, Шах…
 

***

 
   На следующий день Татьяна села в «Красную стрелу» и уехала в Москву. В течение месяца она несколько раз появлялась в новостных выпусках НТВ, потом стала мелькать на экране все чаще и чаще, и в конце концов сделалась постоянной ведущей «энтэвэшных» вечерних новостей.
   Поначалу мы старались встречаться в каждый ее питерский приезд. Затем встречи стали подменяться все более редкими телефонными звонками, но и они постепенно как-то сами по себе сошли на нет. Недавно до меня дошли слухи о том, что в Москве у нее появился какой-то продюсер.
   Возможно, из когорты тех самых папиков с мешками. А может быть, мне просто хотелось, чтобы он был именно таким — мне казалось, что этот мешок был той единственной вещью, которую я не смог бы дать ей в этой жизни. Кто знает…
   В результате в память о той любви у меня остались лишь пять «поляроидных» снимков. Снимков, на которых мне улыбается потрясающая обнаженная женщина, которая, похоже, любила меня, и которую, похоже, любил я. И вот теперь, какая-то сволочь лишила меня и этой памяти. От осознания того, что сейчас некто третий, вторгшийся в нашу интимную жизнь, похотливо разглядывает эти снимки, а возможно, узнав на них звезду телеэкрана, отпускает по этому поводу скабрезные шуточки, я окончательно озверел.
   Купив в ближайшем ларьке бутылку коньяку, я поднялся домой и в несколько приемов, без закуски, приговорил ее за какие-то полчаса. После чего доплелся до кровати и мгновенно отключился.
   Так закончился один из самых невезучих дней в моей жизни.
 

***

 
   На следующий день первым человеком, который встретился мне в Агентстве, оказался Скрипка. У меня сложилось впечатление, что он с самого утра намеренно прохаживался по коридору, ожидая исключительно моего появления.
   — О, кого мы имеем счастье лицезреть! Сам господин Шаховский, — ернический голос Скрипки свидетельствовал о том, что мне предстоит выслушать обильную порцию нравоучений. — Наконец-то решил показаться на работе. Неужели совесть заела?
   — Здравствуйте, Алексей Львович, — я попытался придать своему голосу схожий оттенок, однако немного сфальшивил (да и мне ли тягаться в этом искусстве с нашим вездесущим завхозом). — Я прошу прощения, но вчера я попал в небольшую аварию, и был вынужден заниматься ремонтом машины.
   — Ну конечно. Надо же — какое странное совпадение? Когда в Агентстве проходит переезд, когда требуется грубая мужская сила для переноски мебели, у сотрудников обнаруживаются самые неимоверные причины для того, чтобы не являться на работу. У Гвичия состоялся внезапный приступ диареи, Каширин принес явно липовую справку о растяжении голеностопа, а ты, Виктор, надо полагать, не найдя достойного изъяна в своем организме, решил списать свое отсутствие на поломку личного автотранспорта.
   Я попытался возразить, однако Скрипка не дал мне открыть рта и продолжил:
   — У одного моего знакомого была молодая красивая жена, которая обожала каждые полгода делать в квартире ремонт. Причем ремонт капитальный с переклейкой обоев.
   А поскольку мой знакомый по натуре был человеком довольно ленивым, то в конце концов он пошел к своему приятелю-медику и тот дал ему справку о хроническом заболевании, которое прогрессирует при вдыхании паров обойного клея. Тогда жена знакомого решила не переклеивать обои, а просто перекрашивать стены. На это он принес ей новую справку, в которой говорилось о тяжелой форме астматического заболевания, несовместимого даже с созерцанием одного вида краски, не говоря уже о малярных работах. Последующие попытки супруги обшить стены в квартире деревом были парированы медицинским заключением о наличии у знакомого устойчивой древофобии, вызванной неудачным падением с новогодней елки в младенческом возрасте. Некоторое время спустя, вернувшись с работы, мой знакомый обнаружил на столе записку, из которой следовало, что его жена более не желает вести совместную жизнь с таким патологически и безнадежно больным человеком. Будучи еще слишком молодой, она не хотела остаток жизни кормить супруга через трубочку и выносить за ним утку.
   Словом, жена сбежала к одному дизайнеру, который…
   Поучительные притчи из жизни многочисленных знакомых Скрипки задолбали уже почти всех сотрудников Агентства. Я не был исключением, а потому довольно бесцеремонно оборвал его, как говорится, на самом интересном месте:
   — Леша, можно я дослушаю твою душещипательную историю как-нибудь в другой раз. Мне работать нужно.
   Скрипка обиженно посмотрел на меня, а затем назидательно произнес:
   — Кстати, вчера в течение дня я дважды посылал на твой пейджер сообщение о необходимости немедленно прибыть в контору…
   Наш диалог начал меня страшно утомлять, поэтому, чтобы ускорить развязку, я всего лишь одной невинной фразой нанес Скрипке тяжелейший прямой аперкот в голову:
   — К сожалению, Леша, вчера, занимаясь ремонтом, я случайно потерял пейджер.
   Удар был настолько силен, что Скрипка, сраженный моей наглостью, примерно с минуту глотал воздух как выброшенная на берег рыба, пытаясь переварить и осмыслить суть мною сказанного. Мне даже стало его немного жалко.
   Последствия не заставили себя ждать — через пару минут секретарша Оксана пригласила меня в кабинет «великого и ужасного», успев доверительно шепнуть мне, что шеф вчера целый день меня искал, и потому был очень зол и свиреп.
   Да, похоже, черная полоса начала разматываться всерьез и надолго.
 

***

 
   В кабинете, кроме самого Обнорского, находился еще и Железный Глеб. Это не предвещало ничего хорошего: если с Обнорским как-то можно было попытаться поговорить по душам (в случае, если правильно угадаешь его настроение), то с закостенелым материалистом Спозаранником такие вещи явно не прокатят. Поэтому я сразу же попытался взять инициативу в свои руки и четко отрапортовал:
   — Репортер Шаховский по вашему приказанию прибыл. Докладываю, что осознаю всю низость своего поступка и готов понести самое суровое наказание. Материальную компенсацию за утерянное казенное имущество обязуюсь выплатить в полном объеме сразу же после получения денежного довольствия за текущий месяц.
   Разговаривавший в это время по телефону Обнорский поморщился и, прикрыв ладонью трубку, пробурчал:
   — Понесешь, Витя, обязательно понесешь. И разговор у нас тобой еще по этому поводу будет. Но попозже.
   А сейчас, Глеб, — обратился он к Спозараннику, — введи его в курс дела, мне тут надо закончить с одним господином. — И Обнорский вернулся к прерванному разговору.
   — Присаживайтесь, Виктор Михайлович, — в присутствии шефа Спозаранник всегда держался сугубо официально. — Дело, к которому вы, между прочим, должны были бы приступить еще вчера, — (спокойно, Витя! спокойно!), — связано с визитом в наше Агентство депутата Законодательного собрания города господина Бореева. Вам известна эта фамилия?
   — Слышать слышал, однако лично встречаться не доводилось. Вы же знаете, Глеб Егорович… Депутаты и им подобные шишки — это по большей части люди из вашего окружения. Мы же все больше общаемся с теми, кто мелочь по карманам тырит…
   — Я думаю, Виктор Михайлович, что в данном случае ваши комментарии не совсем уместны. Так вот, депутат Бореев обратился к Андрею Викторовичу с весьма деликатной просьбой о проведении небольшого расследования. Сразу отмечу, что лично мне эта тема представляется неперспективной и малоинтересной.
   Но поскольку в случае положительного результата Бореев обещает материально компенсировать наши затраты, руководство Агентства решило провести ряд мероприятий, дабы определить, насколько успешным может быть расследование этого дела.
   — Да что за дело-то, в конце концов? — менторский тон Спозаранника уже начал меня раздражать.
   — А дело в том, что в воскресенье депутат Бореев вместе с семьей отдыхал на даче в Сосново.
   — В этом и заключается весь криминал? — попытался сострить я.
   — Супруга Бореева, — невозмутимо продолжил Спозаранник, — Нина Александровна, почувствовала легкое недомогание, а потому вернулась в город раньше, чем муж и дети. Подойдя к своей квартире, она обнаружила на входной двери следы взлома. Испугавшись, обратилась за помощью к соседям, вместе с которыми вошла в квартиру и убедилась, что в ней действительно побывали грабители. По настоянию соседей Нина Александровна вызвала наряд милиции, после чего позвонила своему мужу. Поскольку женщина находилась в состоянии душевного волнения, она забыла сообщить дежурному, что ограблена квартира депутата, в связи с чем дознаватели прибыли на место происшествия лишь через два с половиной часа. За это время домой из Сосново уже успел добраться и сам Бореев…
   — …И от лица законодательной власти города вставил пистон припозднившимся ментам? — продолжил я. — Ну, в принципе это правильно: милиция должна знать имена своих героев. Хотя бы тех, которые проживают на обслуживаемой ею территории…
   — Господин Бореев не вставил, как вы выражаетесь, пистон, сотрудникам милиции. Более того, он наотрез отказался писать заявление по факту кражи и извинился за то, что отнял время у доблестных сотрудников правоохранительных органов. Почему он так поступил? Депутат обнаружил, что материальный ущерб от данной кражи был минимален: шесть сотен долларов, по оплошности оставленных в верхнем ящике письменного стола, плюс несколько золотых украшений жены, которые хранились уж в слишком очевидном месте. Гораздо большую тревогу у него вызвала пропажа рабочих документов из личного сейфа, который был довольно грамотно вскрыт. Впрочем, по утверждению Бореева, в этих самых пропавших бумагах ничего экстраординарного его политические противники (а он считает, что это именно их заказ) не найдут.
   Разве что смогут определиться с некоторыми источниками финансирования его фракции на предстоящих выборах, но в принципе это и так секрет Полишинеля. Однако помимо этого, к глубочайшему сожалению Бореева, из сейфа ушли также две кассеты из его личного домашнего видеоархива.
   — И что там на этих кассетах? В жопу пьяный Бореев рассказывает неприличные анекдоты про нашего президента?
   — На этих кассетах господин Бореев пытался реализовать свой режиссерский талант в жанре мягкого порно: в общей сложности около четырех с половиной часов занятий любовью с женами (а возможно, и не только — я не уточнял) в хронологическом порядке. Начиная с первой брачной ночи с первой же женой и кончая бурными эротическими сценами, снятыми в ночь пятилетия совместной семейной жизни со второй.
   — Какая пикантная история. Просто половодье чувств! — восхитился я.
   — Согласен. История действительно пикантная. Однако ее главная пикантность в том, что нынешняя супруга господина Бореева — женщина весьма целомудренная, из благочинной профессорской семьи. Изначально понимая, что подобные мужние шалости ее ни в коей мере не вдохновят, господин Бореев просто ничего не говорил ей о ведущейся скрытой съемке.
   — Ага, теперь я понимаю, почему он отказался накатать заяву ментам.
   Если эти кассеты всплывут, он попытается убедить общественность в том, что данные съемки есть результат незаконных оперативных мероприятий, которые на протяжении многих лет проводились в его спальне представителями оппозиции. Правда, аппаратуру ему все ж придется по-быстренькому размонтировать…
   — Господин Бореев, как раз таки очень не хочет, чтобы данные кассеты «всплыли». Во-первых, у Нины Александровны больное сердце, и, случись что, подобного удара она просто не переживет. А во-вторых, одним из основных пунктов своей новой предвыборной программы Бореев назвал борьбу с засильем порнографии, захлестнувшей теле-и киноэкраны. Как вы понимаете, в свете этого пункта появление подобных видеокассет выглядело бы… ну как сказать?., немного нелогичным, что ли.