Убивают, как правило, «чужие». Но заказывают «свои». Заказчик всегда рядом. Не обязательно на виду, но рядом. Он может стоять в глубокой тени, но он рядом. Он среди тех, с кем покойный вел дела, пил водку, ходил в баню… среди тех, кто стоит у гроба, рядом с вдовой.
Это вам подтвердит любой опер или следак из оперативно-следственной бригады, занимающиеся раскрытием заказухи.
А почему же, спросит любознательный читатель, так туго раскрываются заказные убийства, ежели заказчик всегда рядом и почти на виду? А если наш читатель не только любознательный, но и сердитый, он скажет: совсем не раскрываются…
Мы попытаемся ответить. Во-первых, дорогой наш сердитый читатель, ты не прав — они все-таки раскрываются. Да, тяжело, да — туго, но раскрываются… Тысячи ментов по всей России теряют свое здоровье, случается, что «ломают карьеру», но работают и поднимают эти дела. Мы по привычке костерим милицию, говорим: «совсем менты мышей не ловят», не замечая в потоке криминальных сводок сообщения о задержаниях и киллеров, и заказчиков. Есть на этот счет статистика… мы не будем тебя ею утомлять.
Так почему же все-таки так туго раскрываются заказухи? Во-первых, потому, что киллер не хочет быть раскрытым. Это только на бытовухах, совершенных «после совместного распития алкогольных напитков», убийца оставляет отпечатки пальцев, личные вещи {Был случай, когда один орел оставил на месте убийства «Справку об освобождении». Вышел, неделю погулял и убил приятеля} или кровавый след, ведущий в соседнюю квартиру. Киллер следов не оставляет…
А во— вторых, довольно часто раскрытию убийства препятствуют… сами скорбящие родственники и компаньоны покойного. Как так? А вот так. Именно им -родным и компаньонам — есть что делить и есть что скрывать. Не всегда, но часто… А следаку для раскрытия нужен мотив. Он бьется как рыба об лед, он гоняет оперов и требует отработать ближний круг покойного. Ему нужно выяснить подробности скрытой жизни жертвы: как и с кем воровал? С кем делился? Кому взятки платил? Как крысятничал {утаивать долю, обманывать своих}? С кем конфликтовал, а с кем — наоборот — водку пил, к девкам ездил? Кто у него любовница? У кого занимал или давал в долг? У кого кокаин брал?
Много у ментов вопросов. И все, как правило, неприятные… Ведь никогда, сука ментовская, не спросит о заслугах покойного перед Родиной… Вот если бы он, урод, поинтересовался тем, как наш павший герой безвозмездно передал детскому дому сто кэгэ детского питания (оно, правда, просроченное было), — тогда, конечно, ему бы рассказали. Так нет! Он же, козел, все ерунду какую-нибудь спрашивает: какие отношения связывали вашего мужа с авторитетом Икс? Кто подарил ему штучной работы карабин «Сайга» с инкрустированным прикладом? Какова стоимости этого подарка? Что означают счета за длительные телефонные разговоры с Тель-Авивом? Что вы можете сказать по поводу фотографии, где ваш муж запечатлен в обществе Глобуса и Япончика?
Он, мент этот хитрожопый, все лезет со своими пакостными вопросами. Куда ты лезешь, ментяра? Кто ты такой? Получаешь зарплату в стошку баксов, живешь в «хрущобе» — сиди и не рыпайся. Вошь ты, таракан… таких вообще на порог приличного дома пускать нельзя. Я вот вашему начальнику позвоню — тебя мигом на место поставят… И звонят. И жалуются. И клевещут. Как только чувствуют, что следак зацепился за верный след, — звонят. Потому что «может пострадать доброе имя покойного»… А может еще и пострадать «доброе имя родных». А может и вообще статься, что родные из категории свидетелей перейдут в совсем иное качество. Прецеденты известны.
И начинаются звонки. А уж уровень звонка зависит от уровня покойника. Если завалили владельца трех ларьков у метро, то звоночек навряд ли поднимется выше районного прокурора или чиновника из мэрии… А ежели жертвой пал управляющий банком, владелец телеканала или депутат Думы? А если в качестве свидетелей по делу нужно допрашивать приятелей нашего героя: министров, других депутатов, звезд эстрады, генералов Генштаба, вице-премьеров, советников президента?
А ведь все это уже было неоднократно, это «уже проходили». Никак не вызвать майору милиции или следаку прокуратурскому вице-премьера на допрос повесткой… не поедет к нему вице-премьер. В лучшем случае он уделит нашему майору полчаса времени для беседы в своем кабинете. Но это в лучшем случае… Реально же он просто позвонит генералу — начальнику майора, а уж генерал (не лично, а через полковника) передаст бедолаге свое… как бы помягче-то?… Неудовольствие.
Круг, как видите, замкнулся. Круг оказался, как принято говорить, порочным. Еще приходят на память слова о круговой поруке. В общем, называйте как хотите, но работать следакам довольно часто не дают. Нет — Боже упаси! — не запрещают. Напротив, и начальство, и ближайшее окружение потерпевшего бьют в колокола, настаивают на скорейшем раскрытии… даже премии устанавливают и через прессу привлекают общественное внимание. Но работать реально не дают. И это тоже факт, о котором сотрудники правоохранительных органов говорят в частных беседах… без диктофона и бумаги, без упоминания фамилий и конкретных дел:.
— Ты не представляешь, какой это геморрой. Засада! Катастрофа! Ежели завалили какого-нибудь упыря с депутатской ксивой — беда. Только начинаешь его корешей-партнеров шевелить — косяком, как перелетные птицы, летят запросы, протесты, заметки в прессе, телефонные звонки. Начальство ножкой топает: ты, блин, дело раскрой, но так, чтобы мне из Москвы не звонили… иди, блин, работай! Вот, когда соседи нанимают пэтэушников, чтобы в коммуналке бабушку одинокую завалить из-за ее комнаты с клопами… тогда — да! — работать никто не мешает. Бери всех подряд, закрывай в камеру на десять суток и коли. У них ни родни влиятельной нет, ни денег на услуги какой-нибудь там Падлы или Срезника… глядишь, и раскрылось дело-то. А там, где закручены большие бабки или громкие фамилии, — труба. Потому что в процессе серьезного расследования неизбежно всплывает масса негатива. А это никому не нужно… кроме нас — ментов и вас — журналюг. Так что — извини — за кружкой пива мы с тобой можем поговорить, а ежели тебе захочется взять официальное интервью… извини. Сам все понимаешь.
Добавить к словам матерого опера, который зубы съел на убое, пожалуй, нечего… Впрочем, говорить можно долго. Очень долго. Ясно, однако же, одно: сегодня мы живем в глубоко криминальном обществе. За последние десять лет в России появилось очень много людей, которые умеют взрывать, стрелять, резать. Которые прошли через войну и психологически готовы к убийству… предложение в этой сфере опережает спрос. Даже несмотря на то, что есть достаточное количество людей, которые могут заплатить за убийство. И платят.
А в обществе в целом царит такой психологический фон, когда возможно все… Киллер — навсегда?
Пока забросили в Большой дом очередной запрос, пока торчали в пробке на Фонтанке… в «Феникс» приехали только через полтора часа. Зеленцов ожидал их у входа. Он стоял под козырьком, курил неизменную сигарету, разговаривал с охранником. Возле их ног покачивались бутоны роз, горела под колпаком свеча. Капли дождя стекали по стеклу, как слезы… Любопытно, подумал Петрухин, всплакнул ли кто-нибудь по Образцову? Всплакнул ли кто-нибудь по человеку с выразительным прозвищем Людоед?… Возможно, что и нет…
Зеленцов увидел «фердинанд» и приветливо помахал рукой. Потом что-то сказал охраннику. Тот выскочил из-под козырька и убрал «фишку», закрывающую место на стоянке. «Фердинанд» занял место, принадлежавшее ранее «мерседесу» Людоеда.
В кабинете у Зеленцова жалюзи были закрыты и горела настольная лампа. В ее свете густой сизой волной плыл сигаретный дым.
— Ну, что скажете, коллеги? — спросил Костя. Ему, видимо, не терпелось услышать о результатах, и он забыл предложить гостям напитки. «Тактичный» Петрухин напомнил.
— Семен Семеныч! — воскликнул Зеленцов и напитки предложил. Купцов выбрал сок, Петрухин — пиво. Выждав для приличия полминуты, Костя повторил вопрос: что, мол, коллеги, скажете?
— Вот этот телефончик, — сказал Купцов и показал номер, — принадлежит «Манхэттену». Не
подскажешь, кому конкретно?
— Погоди, — сказал Зеленцов. — Сейчас посмотрю.
Он взял пухлую, похожую на старый молитвенник, записную книжку. Полистал, нашел то, что искал, и ответил:
— Приемная… А что?
Партнеры переглянулись. Они и сами предполагали, что телефон установлен в приемной (не зря же именно этот номер фигурировал в «Желтых страницах»), но все же был шанс, что у Зеленцова есть какая-то иная информация, и он, посмотрев на номер, скажет: ба, да это Иванова номер…
— Приемная, — сказал Костя. — А что?
— Да нет, ничего, — отозвался Петрухин. — Именно по этому номеру звонил один из убийц твоего Людоеда.
— Э-э, мужики… по этому номеру сто человек в день звонят. Спроси у секретаря, кто звонил — она и не вспомнит.
— То-то и оно, что сто человек в день. А что за фирма этот «Манхэттен»? Что у вас с ними за дела?
— Херовые дела, — сказал Зеленцов. — Фирма-то у них мощная. Будь здоров, какая фирма — склады, магазины, перевозки. Из Европы продукты гонят, на таможне все схвачено. В общем, крепко стоят ребята. А заправляет там у них Митрофанов Евгений Борисыч. Формально он совсем никто, транспортным отделом, что ли, заведует. Но мазу там держит именно он.
— Прокачивал его?
— А как же. Питерский, сорок шесть лет. В восемьдесят пятом осужден Василеостровским судом на пятерочку за разбой. На подхвате у него ходит подельник по тому самому разбою, якобы авторитет Кирюша Коровин, он же — Бодуля. Бодуля получил тогда восьмерик. Видать, тогда он был покруче… Сейчас — никто. Алкаш запойный. В своей Твери он, может, и авторитет, но здесь мазу держит Митрофан. А Бодуля только на подхвате.
— А почему «в своей Твери»? — спросил Купцов. — Он что — тверской?
— Тверской, — кивнул Зеленцов. Петрухин посмотрел на Купцова. Купцов на Петрухина. — Тверской алкаш… А что?
— Потом объясню, — сказал Петрухин. — Так какие, говоришь, отношения у «Феникса» с «Манхэттеном»?
— Говорю прямо: херовые. Наш Людоед затеял, видишь ли, строительство торгового центра. Но это же требует сумасшедших инвестиций. Просто немереных бабок… Тут и подвернулся «Манхэттен» с предложением партнерства. Они готовы поучаствовать, во-первых, финансово. А во-вторых, предложили в качестве взноса свои таможенные возможности. В центр ведь требовалось немало импортного оборудования. Если «разумно» платить таможенные пошлины, то сэкономить можно круто. Понятна суть?
— Чего же не понять? — сказал Петрухин. Купцов кивнул. Зеленцов прикурил сигарету от окурка и продолжил:
— Довольно долго шли переговоры. В таких делах масса нюансов, и каждый хочет выторговать себе наиболее вкусные условия. В общем, я тут не особо компетентен и не буду вам вкручивать, что чего-то просекаю. Знаю только, что наш Людоед и Митроха вроде бы договорились…
— Вроде бы или точно? — спросил Купцов.
— Договорились, — махнул рукой с сигаретой Зеленцов. — Точно договорились. И уже даже началось строительство… Но в один прекрасный момент Митроха заявил, что его не устраивают условия распределения прибыли. Понятна суть?
— Чего ж не понять? — сказал Петрухин.
— Людоед, конечно, ответил гражданину Митрофанову: нет, брат, это не тема для дискуссии. Через неделю после этого его и завалили…
Купцов допил сок, поставил стакан на стол и сказал:
— Любой адвокат в аналогичном случае заметит: «после этого» еще не означает «вследствие этого».
— У тебя еще есть сомнения? — спросил Петрухин.
— Нет. У меня, мужики, никаких сомнений нет… Но ведь господа руководители «Феникса» хотят за свои десять тысяч баксов получить что-нибудь более весомое, чем мое «внутреннее убеждение». Так, Костя?
Сигаретный дым сгустился до физически ощутимой плотности. Зеленцов кивнул.
— А вообще, — сказал Петрухин, — чего они хотят от нашего расследования?
— Ничего особенного, — ответил Зеленцов. — Они хотят установить заказчика. С доказательствами, разумеется… И еще они хотят конфиденциальности.
Купцов усмехнулся и сказал:
— Это понятно. Но какова конечная цель? Потерпевший стремится встретиться со своим обидчиком в трех случаях. Первый: он хочет уличить негодяя и сдать его властям, каковые вынесут строгий, но справедливый приговор. Второй: он хочет сам свести счеты со злодеем по закону мести… И, наконец, третий вариант: терпила хочет получить денежную компенсацию за свои мытарства… Каковы мотивы твоих боссов, Костя?
— Они же бизнесмены, — ответил Зеленцов с улыбкой. Улыбка была невеселой.
— Они же бизнесмены, — повторил вслед за Костей Купцов. После паузы он попросил у Зеленцова сигарету.
— Я думал, ты не куришь, — сказал, протягивая пачку «Мальборо», Костя.
— Да я и не курю… Так, под настроение балуюсь, — машинально ответил Купцов. Думал он явно о другом. В комнате висел слоями дым, трое мужиков сидели молча.
Значит, говоришь, бизнесмены?
— Бизнесмены…
— Барыги?
— Барыги…
— Барыга редко мечтает о мести, — сказал Купцов.
— Ну да, — отозвался Петрухин. — Он даже, может быть, и мечтает о мести, но при возможности выбора между мщением и денежкой выберет, конечно, денежку.
Купцов закашлялся и сунул только что прикуренную сигарету в переполненную пепельницу.
— Значит, — сказал он, — барыгам из «Феникса» понадобятся доказательства. Чтобы выбить из Митрохи бабки, им понадобятся веские доказательства… Да еще и конфиденциальность.
Барыге не нужна месть. Барыге нужны бабки. Поэтому никогда объятые пламенем камикадзе из «Феникса» не обрушатся на «Манхэттен». Серое нью-йоркское небо, пробитое башней Рокфеллер-центра… и башней «Эмпайр стейт билдинг»… и башнями Центра международной торговли, никогда не вздрогнет от клекота огненных птиц-мстителей… {Авторы вынуждены напомнить, что это «антипророчество» написано за полтора месяца до 11 сентября} Нет, они, разумеется, туда прилетят, но только для того, чтобы поклевать жемчужных зерен в закромах золотой Уолл-стрит. Любимый город может спать спокойно, подумал я… Барыге не нужна месть, барыге нужны бабки.
Я подумал так и разозлился на себя. Сначала я даже не понял, почему разозлился. Наверно, подумал я, из-за всех этих никчемных «нью-йоркских» ассоциаций, навеянных словом «Манхэттен»… «Памятью» о городе, в котором никогда не был. Но потом я понял, что это не так, и моя злость направлена не на то, что я «размагнитился» и думаю о черт знает чем… Нет, причина моей злости в том, что я вдруг осознал: сегодня я представляю интересы барыги… Да, да! Именно так. Получается, что я — Леонид Купцов — работаю не ради того, чтобы поднять убийство и отдать убийцу правосудию (понимаю, что звучит высокопарно и потому похабно, но все-таки, все-таки, все-таки…), а ради того, чтобы один барыга смог подоить другого, козыряя раскрытым убийством. Я подумал, что если скажу об этом Петрухе, то Митька ответит: ой, какие мы стали нравственные, блин немазаный!… А когда ты брался за это дело — ты о чем думал?
И будет прав! Он, мой напарник Митька Петрухин, будет прав. Нечего рефлексировать по поводу… Когда я встал под знамена бывшего фарцовщика по прозвищу Брюнет, я, в общем-то, не имел никаких иллюзий. Меня вела ностальгия по моему ментовскому прошлому… которое я никогда не идеализировал. В нем, моем славном ментовском прошлом, тоже всего хватало: дуроломства, бюрократических загогулин, липы… Но была и работа. Честная работа по очистке города от подонков всех мастей.
Когда два месяца назад Димка предложил мне поработать по убою в офисе Брюнета, я ухватился сразу… Как, наверное, и любой ремесленник, тоскующий по ремеслу. А я тосковал. Незаметно для себя самого, но тосковал… Я покинул службу добровольно. После того, как понял: по большому счету ментовская работа потеряла суть и смысл.
Я ушел спокойно. Внешне спокойно. И занялся бомбежкой на своей «антилопушке». Я бомбил по ночам. Ночная бомбежка от дневной отличается изрядно… возможно, когда-нибудь я сяду и напишу книжку о ночных пассажирах… я бомбил по ночам и уже, как мне казалось, научился смотреть на вещи философски. Но это только казалось… Достаточно Димке было предложить мне дело — и я завелся. Меня позвал «трубный глас» {Намек на события, описанные в романе «Умельцы»}.
Так что же теперь-то ты хочешь? Ты получил возможность заниматься тем делом, которое считал главным. Ты не связан более строгими рамками УПК. Ты получаешь за свой труд весьма немалые деньги… чего еще тебе надо? Почему, сидя сейчас в этом прокуренном кабинете, ты злишься? Ты злишься на своих коллег — бывших ментов — и на себя… главным образом — на себя… Попробуй честно ответить на вопрос: почему?
Я не знаю. — Брось ты, ты отлично знаешь. В тебе подал голос инстинкт, основной ментовский инстинкт: вор должен сидеть в тюрьме!
А нынешний сценарий этого, кажется, не предусматривает. Потому ты и зол, следачок.
Глава четвертая
ДОЛЛАР ПРОТИВ РУБЛЯ
Когда Зеленцов сказал, что по этому номеру, мол, сто человек в день звонят, он преувеличил. Из «петерстаровского» ответа на «милицейский» запрос следовало, что в день убийства Образцова в приемную «Манхэттена» поступило двадцать три звонка с девятнадцати номеров. Исходящих же было восемнадцать на шестнадцать номеров.
— Ну-с, и что это нам дает? — сказал Петрухин, просматривая распечатку. — Пока не вижу…
Купцов ничего не сказал. Он сидел за своим столом и пил минералку. Вчера партнеры довольно долго просидели у Зеленцова и изрядно «приняли на грудь». Обычно выдержанный и контролирующий себя Купцов на сей раз изрядно нагрузился и поэтому сегодня чувствовал себя соответственно. А день был душный, предгрозовой, Купцов тихо млел, пил теплую минералку и ругал себя.
— Пока не вижу, за что здесь можно зацепиться, — бормотал Петрухин, просматривая распечатку. — Если предположить, что звонок в офис спустя десять минут после убийства был звонком-докладом об успешно проведенной операции… а это так и было… то нас больше всего интересует звонок, который секретарша сделала сразу вслед за «докладом».
— Почему? — вяло спросил Купцов.
— Как это почему? Ну ты меня удивляешь. Лень… Ведь не секретарше же он докладывал, а?
— Ты хочешь сказать, что убийца позвонил и сказал какую-то условную фразу. Например, срочно передайте Иванову то-то и то-то.
— Ну конечно. А уж секретарша, в свою очередь, перезванивает Иванову или, если быть точным до конца, — Митрофанову.
— Не катит, — сказал Купцов.
— Почему? — удивленно спросил Петрухин.
— Сколько продолжался разговор убийцы с секретаршей?
— Минуту с лишним… почти полторы.
— Так что же, по-твоему: целую минуту убийца говорил секретарше эту условную фразу? Не многовато ли? — спросил Купцов. Он с отвращением сделал глоток теплой минералки.
— М-да… пожалуй, ты прав, — согласился Петрухин. — Но тогда значит, что она либо позвала человека, которого спрашивал убийца, либо переключила по внутренней мини-АТС.
— Вполне вероятно, что так. Хотя возможны разные варианты…
— Какие? Приводи конкретные соображения.
— А черт его знает!… Например, Митрофанов «совершенно случайно» оказался в момент звонка в приемной и сам снял трубку. Могло такое быть?
Запросто, — ответил Петрухин. Оба они были не правы, позже окажется, что верным было предположение о внутренней мини-АТС — Запросто… но, коли ты прав, то я просто не вижу, за что же нам зацепиться.
Купцова подташнивало, голова соображала худо. Хотелось вернуться домой, выпить, преодолевая себя, пятьдесят капель коньяку и лечь спать.
— Не вижу, за что зацепиться… Разве что пойти к этой секретарше, взять ее за щечку и спросить: кто, милая, звонил? Что сказал? С кем ты, радость моя, его соединила? Ну-ка, детка, вспоминай.
— Может ничего не сказать.
— Запросто. Во-первых, мы для нее — никто, не только не бандюганы, а даже и не менты. Во-вторых, могла просто забыть. Считай, сорок звонков ежедневно, а прошло уже две недели. Запросто могла забыть. Но даже если и помнит — все равно не скажет.
Купцов кивнул. Солнце за окном висело в дымке, с утра парило. Было очевидно, что дело к грозе. Думалось, что когда гроза все-таки придет и обрушится на город плотными потоками воды с раскатами грома… думалось, что тогда станет легче. Пахнёт озоновой свежестью, и станет легче. Но грозы нужно было еще дождаться, а пока солнце, похожее на большую плешивую голову, висело в дымке и заставляло тело покрываться липким потом… Петрухин продолжал изучать распечатку.
— …не помнишь, Лень? — услышал он конец какой-то фразы, произнесенной Петрухиным и осознал, что Митька обращается к нему.
— А? — сказал он. — Что?
— Я говорю: что за номер «XXX» — не помнишь? Что-то такое знакомое…
— Заказ железнодорожных билетов, — автоматически сказал Купцов. — А почему ты спросил?
Заказ билетов, — задумчиво повторил Петрухин и вдруг вскинул на Купцова глаза.
Купцов тоже все понял и посмотрел на Петрухина…
Вдали громыхнуло…
…Вдали громыхнуло, Купцов встрепенулся и протянул руку. Петрухин ногтем провел черту под нужной строчкой и отдал бумагу… Все было еще очень хлипко. Все могло оказаться не так, как сыскари себе представили. Кто, как не они, знает, что такое тетка Пруха. Тебе кажется: Вот! Вот оно! Сейчас попрет… так попрет, что только успевай поворачиваться. Вот ты вышел на след злодея, вот ты идешь за ним… догоняешь… догоняешь… Уже совсем догнал, тебе осталось только протянуть руку, схватить его за плечо и сказать классическое: «Гражданин, пройдемте». И ты хватаешь его за плечо, он оборачивается: ай, Непруха! «Чур меня, чур! — кричишь ты в усатую бабью Непрухину харю. — Отвали, Непруха!» — «Э-э, накось выкуси, — отвечает подлая визгливо, — ты сам меня нашел. Теперь уж нам с тобой по пути…»
— А если, — спросил Петруха, — мимо кассы? Если они заказывали билеты для кого-то из своих сотрудников?
— А что гадать? Надо писать запрос…
— Это верно. Чтобы убедиться, не мимо ли кассы, нужно написать запрос в кассы, — сказал Димка и хохотнул, довольный своим остроумием.
— Очень смешно, Дмитрий Борисыч, — сказал Купцов. Смешно, конечно, не было. Но зато появился след — стоящий, горячий. А может — наоборот, холодный и совершенно никчемный.
— Хочешь пари? — спросил Петрухин. — Какое?
— Ставлю доллар против рубля, что билеты заказали в славный город Тверь.
— Плюнь, дурень, через левое плечо — сглазишь, — ответил Купцов быстро. Сейчас, когда появился хороший след, он вмиг забыл про похмелье, насторожился. — Плюнь через плечо, дурень… Лишь бы срослось, я тебе твой доллар со всей душой проспорю.
Небо за окном расколола длинная белая молния. Пришла гроза.
Фирма по заказу и доставке билетов называлась, разумеется, «Экспресс+». Петрухин приехал в офис этого «плюса» с запросом и лейтенантом, которого выделил Ершов. Лейтенант был нужен только ради удостоверения. Полногрудая девица за стойкой запрос приняла, отметила в каком-то журнале и сказала: Завтра после двенадцати.
— Спасибо, — сказал лейтенант, но Петрухин слегка толкнул его в бок локтем. Лейтенант посмотрел на Дмитрия удивленно.
— Нам надо срочно, — сказал, улыбаясь девице, Петрухин.
— Сегодня уже поздно, — ответила она. — Мы через сорок минут закроемся.
Петрухин снова подтолкнул лейтенанта локтем.
— Нам бы побыстрей, — промямлил тот. Его, похоже, больше интересовало декольте девицы.
— Сегодня уже не успеть, — повторила она.
— Позвольте, барышня, — жестко сказал Петрухин. — Мы указали вам не только название фирмы, заказчика и дату, но даже точное время заказа. Вся информация в компьютере… Что — за сорок минут компьютер не сумеет поднять эти данные?
— Э-э, видите ли…
— Нет, не вижу. Дело государственной важности. Оно на контроле в министерстве и Генеральной прокуратуре. О нем доложено президенту. Через тридцать минут я должен получить ответ.
Услышав, что «дело на контроле в министерстве», лейтенант подтянулся. При словах «доложено президенту» он отвел взгляд от декольте.
— Ответ необходим через тридцать минут, — строго сказал лейтенант и посмотрел на часы.
Спустя двадцать семь минут Петрухин держал в руках официальный, с подписью и печатью, ответ «Экспрессам-».
— Держи свой доллар.
В справке, предоставленной «Экспрессом», было написано:
"На ваш запрос № 122/46 от 17.07.00 г. сообщаю:
07.07.00 г. нашей организацией по заказу ЗАО «Манхэттен» были реализованы с доставкой заказчику два железнодорожных билета на поезд №… СПб-Тверь. Вагон №6, места 23 и 24. Дата отправления: 08.07.00 г. Место №23 было заказано на Петрова А. Г., паспорт (серия, номер), место №24 — на Крушинникова А. П., паспорт (серия, номер).