Страница:
...Хока вырвало из сна острое чувство тревоги. Он мгновенно перешёл к состоянию активности и полной готовности к любым действиями, – орты очень хорошо это умеют, – одновременно разбудив так же стремительно проснувшуюся от одной его мысли Муэт. Даже не откидывая закутывавшего вход в грот Полога, орты увидели Большой зал, и увиденное потрясло их своей нереальной реальностью.
* * *
– Разрешите, сеньор Лопес?
– А, это вы... – вальяжно процедил тучный человек, величественно восседавший за монументальным столом с селекторным телефоном, монитором компьютера и несколькими стопками пухлых разноцветных пластиковых папок на нём. – Чему обязан на сей раз? Ах да, мы же с вами договаривались... Минуточку, где это у нас тут...
«Старый комедиант, – подумал Рохо, наблюдая за отрепетированными движениями Лопеса. – Он ведь прекрасно знает, зачем я пришёл, и так же прекрасно помнит, где лежит моя рукопись! Но Хорхе настолько привык играть свою роль, – роль невероятно занятого человека, вынужденного иногда по доброте душевной отрываться от уймы дел ради каких-то нестоящих мелочей, – что уже просто не в силах снять приросшую к его лицу маску. И ни о какой душевности или там доброте и речи быть не может – все действия сеньора редактора основаны на точном и холодном расчёте».
– Да вы садитесь, садитесь, – небрежно бросил Лопес, как бы между прочим уколов вошедшего быстрым и цепким взглядом своих маленьких глаз-буравчиков. Пишущая братия болтала, что одним таким взглядом Хорхе может не только определить, что человек ел на завтрак и с кем провёл ночь, но и точно установить содержимое его кошелька. – А, вот она!
Он ловко выудил откуда-то из кипы бумаг тонкую коричневую папку-скоросшиватель с вложенными в неё листами печатного текста. Раскрыв папку, сеньор редактор деловито перелистал страницы, чуть оттопырив при этом нижнюю губу и старательно делая вид, что внимательно изучает пометки на полях.
«Carajo! – невольно восхитился Диего. – Ведь всё уже давно решил, но, тем не менее, разыгрывает тут передо мной целый спектакль! Какого актёра потеряла мировая сцена...».
Полицедействовав несколько минут, Лопес закрыл папку и поднял глаза на посетителя.
– Послушайте, сеньор Рохо, сколько вам лет?
– Простите?
– Да нет, ваш возраст мне известен. Это я к тому, что откуда у вас такой юношеский максимализм? Вы ведь не левый экстремист и не поклонник Че Гевары, – так зачем же вы рвётесь подрывать устои?
– Боюсь, я вас не совсем понял, сеньор Лопес...
– Да бросьте вы, Диего, всё вы прекрасно поняли! Почему вам непременно требуется спасать человечество? Обычно подобные мысли обуревают зелёных юнцов, и то лишь до той поры, пока они не вцепятся в какую-нибудь смазливенькую девчонку или не приохотятся к травке – тогда эти проблемы их перестают волновать. Но вы-то – вы же серьёзный человек! Или я ошибаюсь, а?
Вопрос был явно риторическим, и синьор Лопес, не дожидаясь ответа, нравоучительно произнёс:
– Мы все играем в одну игру, и обязаны выполнять правила этой игры! Я хорошо к вам отношусь...
«Вот только не изображай из себя любящего и заботливого padre, это тебе не идёт, старый ты волчара...»
– ...и ценю ваш талант публициста...
«С этого и надо было начинать! Мои статьи добавляют перца в мармеладно-приторные love-stories, которыми набит твой журнал вперемежку с бесконечными сплетнями из мира шоу-бизнеса и криминальной хроникой, и поднимают читательский рейтинг. Ценю, как же, – на те гроши, что ты мне платишь, не прокормишь и кошку...»
– ...но требования рынка – это требования рынка! Читателю нужно от нас то, к чему он привык...
«Точнее, к чему он приучен...».
– ...то, что ему нравится; то, что пользуется устойчивым спросом. И мы обязаны идти навстречу пожеланиям нашего читателя, если хотим удержаться на плаву. Это бизнес, сеньор Рохо! Уж вам-то – с вашим-то жизненным опытом! – не надо объяснять настолько простые вещи! Чего хочет публика? Боевиков, – в любом антураже: современном, историческом, доисторическом, фантастическом, – но только всенепременно со счастливым концом, где мужественный главный герой-мачо остаётся в живых, при этом перебив всех плохих парней, завладев чемоданчиком с миллионом долларов и заключив в свои объятья чудом спасённую в самый последний момент возлюбленную (желательно предельно сексуально изорвавшую всю свою одежду в предшествовавших спасению смертельных передрягах). Эротики – такой, после прочтения которой трусики у молоденьких девочек (да и у дам постарше) становились бы мокренькими. Кровавых триллеров – можно магических или мистических, с вампирами и всякой прочей нечистью, но только на всю эту нечисть обязательно должна найтись управа: святой крест или серебряная пуля, не суть важно. Пощекотавший нервы сытый обыватель закроет книгу, с облегчением переведёт дух, пригладит вставшие дыбом волосы и подумает: "Слава Богу, что у настакого быть не может!". А если некий триллер, – сеньор редактор многозначительно побарабанил пальцами по обложке лежавшей перед ним коричневой папки, – несёт в себе элементы правдоподобия и чересчур прямые намёки и аналогии, то это, знаете ли, чревато! А человечество – его спасать не надо, оно этого не любит, и совсем этого не хочет! Спасали уже – и там, – пухлый палец редактора указал на восток, – и здесь, у нас. Хватит, наверное... Людям не нужны пророки, возвещающие о грядущих бедствиях, – им надоело ожидание Апокалипсиса. Жизнь наладилась, мировые войны ушли в прошлое...
– В самом деле? – осторожно спросил Диего. – Всё настолько безоблачно?
– Синьор Рохо, – во вкрадчивом голосе Хорхе Лопеса прорезался ощутимый холодок, – я издатель, а не политик! И я придерживаюсь простого принципа: не лезь в то, что тебя не касается. Не будем обсуждать социально-экономические и политические аспекты – у моего издательства несколько другой профиль. Конечно, проблемы у человечества остались, но все они решаемы без помощи инопланетян. Работай, зарабатывай деньги и наслаждайся жизнью – чего ещё надо человеку? А искать виновных в своих же собственных неудачах или, тем более, предполагать существование некоего глобального заговора неведомо каких сил – это даже не смешно! Вы с нами давно сотрудничаете...
«Вот поэтому ты и тратишь на меня своё драгоценное время! Я приношу тебе деньги, и тебе совсем не хочется, чтобы я ушёл к кому-нибудь из твоих конкурентов...».
– ...и я знаю ваши способности. Но это, – Лопес чуть тронул мизинцем рукопись, – я издавать не буду. И послушайтесь моего доброго совета – не пытайтесь напечатать вашу книгу в каком-либо другом издательстве. Это в ваших же интересах, – добавил он, прочитав на лице журналиста явное и плохо скрываемое желание поступить как раз наоборот, вопреки данному совету, – потому что подобный шаг не принесёт вам ровным счётом ничего, кроме ненужных проблем – абсолютно ненужных.
«Даже так? Очень интересно...»
– Сомневаетесь? А я вам говорю, что ни один редактор, находясь в трезвом уме и в здравой памяти, не примет ваш роман! Да, да, не примет! И дело вовсе не в художественных достоинствах или недостатках вашего произведения, – я, например, прочёл эту рукопись не отрываясь, – а в том, что вы плюёте против ветра, чего делать никак нельзя! Вы же умный человек, Диего, неужели вы не знаете, что любое издательство всеми силами заглядывает в рот спонсорам, реальным и потенциальным, и готово на многое, лишь бы им угодить? Люди стали меньше читать, книги оттеснены телевидением, Интернетом, аудиовидеоносителями информации. Мы чутко отслеживаем рыночный спрос, мы раскручиваем перспективных и покупаемых авторов, мы делаем переводы бестселлеров, мы перекупаем авторские права. Caramba, мы даже печатаем комиксы – потому что их покупают! Но всего этого мало, и мы напечатаем что угодно, если состоятельный человек пожелает издать собственную книгу за свой счёт, а тем более предложит нам безвозмездную помощь. А вы показываете богатых людей, становой хребет человеческой цивилизации, этаким исчадиями ада, готовящими людям кошмарное завтра! Как вы считаете, осмелится хотя бы один нормальный издатель бесповоротно утратить своё реноме в глазах сильных мира сего ради сомнительных выгод от издания вашего романа?
– Удобная философия! – Диего Рохо позволил себя усмехнуться, отчётливо сознавая, что терять ему уже нечего.
– А это не философия, – живо парировал сеньор Лопес, – это обыкновенная житейская мудрость! Хотите увидеть свой роман напечатанным? Нет проблем: слегка переработайте его, измените акценты и главное – выкиньте оттуда ваши ничем не обоснованные выводы, больше похожие на обвинения! Получится великолепный фантастический боевик с новым взглядом на взаимосвязь прошлого, настоящего и будущего, и ручаюсь – через месяц ваша книга будет издана, а через год....
– Может быть, сеньор редактор, – сказал Рохо, вставая, – только это будет уже не моя книга. Вы позволите? – он протянул руку к коричневой папке.
– Диего, не делайте глупостей, – произнёс редактор, глядя на журналиста снизу вверх. – Я понимаю, вам нужны деньги – ведь ваша жена, насколько мне известно, ждёт ребёнка.
«Не удивлюсь, если тебе известно даже, что у Мерседес будет двойня...»
– Я могу предложить вам переводы – это хороший заработок. Вы владеете не только английским, но и русским, а русская фантастика сейчас в ударе. На рынке книг на испанском языке образовалась свободная ниша – надо её занять, пока этого не сделали другие.
– Спасибо, сеньор Лопес. – Диего взял папку. – Я подумаю над вашим предложением.
– Вы упрямы, сеньор Рохо... – Эти слова редактора прозвучали, когда его собеседник уже взялся за ручку двери. – И вы уверены, что старый Хорхе не думает ни о чём, кроме денег.... А старому Хорхе почему-то не хочется, чтобы с вами случилась какая-нибудь неприятность.
– Что? – удивлённо обернулся Рохо.
– Диего, люди вовсе не так глупы, как принято считать, и как хотелось бы ...кое-кому. Минимальных знаний по географии достаточно, чтобы определить место действия вашего романа. Катакомбы– они там, во-о-он в тех горах, – Лопес махнул рукой в сторону окна, – а Развалины– здесь, на месте нашего с вами города.
– И что из этого? – спросил Диего, не понимая, к чему клонит редактор.
– Гринго* выстроили этот город в рекордно короткие сроки, вбухав сюда огромные деньги. А деньги – это страшная сила, способная стереть в порошок любого вздумавшего помешать им плодиться и размножаться. Всё ещё не понимаете? В вашем романе чёрным по белому написано: город за Рекой, на месте которого теперь обиталище зверь-травы, был одним из центров расползания Белой Смерти. У меня хорошая память, Диего.
________________________________________________________________________________
* Гринго ( исп.) – презрительное прозвище американцев в Латинской Америке.
– А что, разве это не так? – Рохо посмотрел прямо в маленькие глазки-буравчики. – Не верю, что вы об этом не знаете – с вашей-то осведомлённостью о всех и вся!
– Есть вещи, дорогой мой, о которых не принято кричать на всех перекрёстках. Город построен как туристический и развлекательный центр, этакий Лас-Вегас нашего материка. И хозяевам – истинным его хозяевам– совершенно не нужна реклама источника их основных доходов. Наш город усилиями полиции достаточно спокоен, – туристы трепетно относятся к вопросам безопасности, – но дорожно-транспортные происшествия иногда случаются, да и вечером кое-где можно нарваться на банду обкурившихся подростков, которым ничего не стоит из озорства забить припозднившегося прохожего насмерть – пустыми бутылками. Вам это надо?
– Вы мне угрожаете? У вас что, и здесь свой интерес?
– Не дерзите, Диего, – неожиданно мягко и как-то устало ответил Лопес. – Все мы в одной лодке, которая несётся по бурному морю неведомо куда... Ладно, идите. Вам нужна слава – ну что ж, попробуйте её поймать. Только вот стоит ли она жизни?
– Нет, сеньор Лопес... Хорхе. Мне не нужна слава – я просто хочу предупредить человечество и, возможно, спасти. Лучше принять меры против предполагаемой опасности, нежели пренебречь опасностью реальной. Я хорошо усвоил эту истину, будучи моряком. А переводы – ну что ж, это действительно интересная работа. Я так давно не читал русских книг.... Считайте, что моё согласие вы получили. Всего доброго, сеньор редактор!
– Всего доброго, Диего, до завтра! – Лопес качнул головой. – До завтра... – повторил он, когда за Рохо закрылась дверь.
Посидев с минуту неподвижно, Хорхе взял сотовый и быстро набрал номер. В списке телефонов на мобильнике эта комбинация цифр по вполне определённым причинам не хранилась, но память у сеньора Лопеса действительно была прекрасной, и она ещё ни разу его не подводила. Однако в последний момент вместо кнопки вызова редактор нажал сброс, и отложил телефон.
– А что если этот парень ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ЗНАЕТ? – пробормотал он, глядя в окно на разноцветные огни города, медленно окунавшегося в сгущающуюся тьму. – Как складно всё изложил.... Veinte cuatro cajones de doce apostoles y cula de puta Maria!*
________________________________________________________________________________
* Испанское богохульство.
* * *
Старенький «фольксваген» робко жался к самому тротуару, оттеснённый туда потоком элегантных машин, заполнявших улицы города. В конце прошлого века «жуки» были весьма популярны по всей Латинской Америке, но времена изменились, и автомобиль Рохо выглядел теперь древним аэропланом Блерио, затесавшимся среди межконтинентальных сверхзвуковых авиалайнеров. Особенно здесь, в Пуэбло-дель-Рио, где столько денежной публики, пользующейся самыми современными транспортными средствами.... Диего казалось, что его «божьей коровке» попросту стыдно за свой архаичный внешний вид, и что она так и хочет сказать: «Послушай, хозяин, давай поскорее уберёмся с этих залитых механическим светом улиц – мне тут так неуютно!». Рохо нашёл «жука» на автомобильной свалке, подобрал, словно брошенного щенка, и привёл в порядок. Всё-таки по своей основной специальности Диего был механиком, руки у него росли откуда положено, да и ребята из ремонтных мастерских речного порта помогли. Конечно, зарплата механика-наставника грузопассажирских судов позволяла Рохо обзавестись в кредит и вполне приличной машиной, но «жук» всегда ассоциировался у него с добрым существом из детских мультфильмов, тогда как любые другие модели напоминали хищных зверей, оскаливших пасти радиаторов и недобро прищуривших глаза фар.
Тропический вечер быстро уступал место ночи, и город надевал свой сверкающий электрический наряд, готовясь веселиться. Водопады света лились из окон роскошных отелей, ресторанов, казино и иных увеселительный заведений, где посетителям предлагалось всё – на самый прихотливый и даже извращённый вкус. На огромных стереоэкранах зовуще изгибались в танце полуобнажённые женские тела, принимая самые соблазнительные позы и взмахом руки указывая направление, в котором нужно следовать, если ты желаешь увидеть этих самых красоток во плоти – и не только увидеть. Гремела музыка, по улицам сочились вкусные и дразнящие запахи, и сотканные лучами лазеров рекламные постеры предлагали тысячу способов быстро и лёгко заработать деньги, – шоу-соревнования, игровые автоматы-собеседники, мгновенные лотереи на грани риска, – и тысячу и один способ тут же их потратить, получив при этом максимум удовольствия. Люди копошились в световой паутине города, словно насекомые, слетевшиеся на зовуще-коварный огонь. Творцы и хозяева паутины оставались в тени, чутко следя многофасеточными глазами за мельтешением угодивших в сеть бабочек и мух. «Добро пожаловать в Город-на-Реке!» – вспыхивали в чёрном небе гигантские буквы, гасли и загорались снова и снова. Диего решил свернуть и выйти на кольцевую автомагистраль – легче и быстрее обогнуть город по дуге, чем пробиваться через забитый людьми и машинами центр.
* * *
Диего Рохо некогда носил другое имя – только это было давно, четверть века назад. В конце восьмидесятых годов, когда огромная держава на востоке, именуемая Советским Союзом, заболела перестройкой, Игорь Краснов, девятнадцатилетний моторист с сахалинского супертраулера, после завершения шестимесячного промыслового рейса остался в перуанском порту Кальяо, не имея ни малейшего желания идти в армию и вообще возвращаться в непонятно куда валящуюся страну.
На первых порах ему пришлось очень несладко – земля инков (и земля «свободного мира» вообще) вовсе не оказалась землёй обетованной. Целыми днями Игорь мыл посуду в небольшом припортовом ресторанчике, а по ночам ублажал его хозяйку, толстую и жадную до любовных утех бабу, польстившуюся на молодого парня и подобравшую Краснова. О большем мечтать не приходилось – тогда он знал всего лишь с десяток испанских слов, а от английского толку было мало. Оставалось сжать зубы и терпеть. К счастью, в Лиме отыскались соотечественники, которые помогли Игорю устроиться на рыболовецкое судно. На нём он и проплавал девять лет, став в конце концов старшим механиком. Завелись деньжата – казалось, жизнь меняется к лучшему. Но в одну ненастную ночь их «Палома» была протаранена контейнеровозом, аккуратно разрезавшим траулер на две быстро затонувшие половинки. Рохо (он уже привык к своему новому имени) выжил, однако предупреждение судьбы понял правильно и ушёл на берег.
Знакомыми он к этому времени оброс, языком овладел, и потому без особого труда нашёл себе работу водителя грузовика. Сошёлся с Долорес, симпатичной бойкой вдовой и владелицей магазинчика в Лиме, торгующего одеждой и обувью. Игорь даже привязался к её двоим детям, но не спешил сочетаться с их матерью законным браком – его первый здешний любовный опыт поселил в душе Диего осторожность и даже неприязнь по отношению к праправнучкам конкистадоров. Долорес оказалась женщиной умной – она не настаивала на непременной женитьбе, довольствуясь ровными отношениями с надёжным мужчиной и не претендуя на неземную страсть.
Читать Игорь любил ещё с детства, и теперь, когда у него появлялось время, он жадно глотал всё, что попадалось под руку. И как-то так само получилось: он начал писать сам – может быть, потому, что накопился кое-какой жизненный опыт, и появилась потребность рассказать другим людям что-то интересное. Рассказы и статьи Диего Рохо печатались в местных газетах и журналах, он приобрёл некоторую известность, хотя профессиональным писателем не стал, продолжая зарабатывать на жизнь за баранкой грузовика. Писал Краснов и фантастику, лелея мысль о полновесной книге – может быть, даже не одной. И всё чаще и чаще Игорь ловил себя на том, что при взгляде на заснеженные вершины Кордильер им овладевает какое-то странное чувство: ему казалось, что именно этим горам, видевшим утреннюю зарю человеческой цивилизации, суждено быть свидетелями и её заката. Диего Рохо не мог объяснить, откуда у него взялось такое странное ощущение – к мистике он был равнодушен, и книги Карлоса Кастанеды не произвели на него особого впечатления. Но эти горы...
Шли годы. Земля разменяла третье тысячелетие от Рождества Христова, но в жизни Диего-Игоря Рохо-Краснова кардинальных перемен не наблюдалось – разве что росло некое беспокойство, основанное непонятно на чём. И ещё – ожидание чего-то, что непременно должно произойти. И поэтому, когда Диего прочитал в газете объявление о начатом американцами строительстве нового города на реке Магдалена в соседней Колумбии и о найме там на работу всех желающих (и имеющих востребованные специальности), он тут же решил туда отправиться. Долорес не возражала – дети подросли, а если мужчине не сидится на месте, женщине не стоит его удерживать. Он всё равно уйдёт, только, скорее всего, уже никогда не вернётся к той, кто не хотела его отпускать.
Строительство Пуэбло-дель-Рио шло с небывалым размахом, днём и ночью, при свете мощных прожекторов. Оно походило на войну – огнемёты беспощадно выжигали джунгли со всеми их обитателями, а в больницы отвозили покусанных ядовитыми тварями сельвы людей. Диего недоумевал, чего ради потребовалось в такой спешке возводить новый город в болотистых джунглях предгорий – особых достопримечательностей здесь не наблюдалось, глушь, бездорожье, да и климат не слишком благодатный, жаркий и влажный. Зачем всё это было затеяно, до него дошло много позже, когда город начал возвращать своим хозяевам вложенные в него деньги, а поначалу.... Но как бы то ни было, а работы здесь хватало, и оплачивалась она очень даже неплохо. А город – город рос, как дрожжевое тесто.
Стройка требовала огромного количества грузов, потянулись туристы (а за ними те, кто надеялся на этих туристах заработать), и корабли – обычные и на воздушной подушке – шли и шли один за другим от Барранкильи вверх по течению Магдалены. Их было много, и на всех нужны были механики. Прикинув и посчитав, гринго решили заменить свой судовой технический персонал уроженцами здешних мест – latinos можно платить в несколько раз меньше. Так Рохо оказался в составе группы из нескольких десятков знакомых с машинами и механизмами людей на курсах переподготовки. Далеко не все слушатели сносно владели английским, и знакомиться со спецификой новейших судов им пришлось через переводчика. Его – точнее, её– звали Мерседес.
Диего-Игорю было уже за сорок, и в его жизни были разные женщины. Но все они – и разбитные портовые девчонки, и случайные подружки часов досуга, и степенные матроны – прошли, растаяли лёгкими облачками без следа и памяти, не зацепив души и не потревожив сердца. А Долорес – она всего лишь являлась неким атрибутом, положенным мужчине в силу определённых общественных стереотипов, не более.
Встреча же с Мерседес была подобна вспышке – Рохо на несколько мгновений ослеп и оглох, как только увидел эту молодую мексиканку впервые (потом она призналась ему, что испытала то же самое). Ослепительной красавицей Мерседес нельзя было назвать, да и юной девушкой тоже (двадцать девять – это возраст для женщин Южной Америки). Однако было в ней нечто такое, что завораживало. Их толкнула друг к другу неведомая могущественная сила, сопротивляться которой бесполезно. Первую же последовавшую за днём знакомства ночь они провели вместе – с тем, чтобы больше уже не расставаться. Мерседес без всяких колебаний разорвала отношения со своим американским boy-friend'ом, с которым прожила несколько лет и приехала в Колумбию, а Диего позвонил Долорес и сказал ей всего три слова «Я не вернусь». Американец воспринял измену подруги болезненно, пытался лезть в драку и запоздало предлагал мексиканке руку и сердце. Угроз закалённый жизненными передрягами Рохо не испугался, а на предложение гринго выйти за него замуж Мерседес лишь фыркнула и бросила незадачливому жениху, не понимавшему, что происходит: «Adios, muchacho!».* В конце концов несостоявшийся молодожён исчез из Пуэбло-дель-Рио – вероятно, кто-то посоветовал ему не обострять отношений «с далёкими от ценностей западной цивилизации туземцами». Долорес же никаких действий предпринимать не стала, – она предчувствовала, что рано или поздно этим всё и кончится.
________________________________________________________________________________
* Adios, muchacho! – Пока, парень! ( исп.)
Обычная житейская история двух обычных людей, каких миллионы и миллионы, окончилась через год белым платьем, венчанием в одной из новеньких церквей Города-на-Реке, цветами и пожеланиями счастья и здоровых деток. Рохо получил должность механика-наставника, – судоходная компания по достоинству оценила его знания, опыт и умение работать, – а Мерседес перешла в одно из туристических агентств, плодившихся здесь как грибы. Чета Рохо временно снимала небольшую квартирку в предместье, за кольцевой магистралью, проложенной со скоростью разворачиваемого ковра. С жильём в Пуэбло-дель-Рио было туго, – город всасывал людей, словно гигантский пылесос, – но супруги наскребли деньжат, и на берегу Магдалены уже строился их новый дом. И они мечтали о том, как через несколько лет этот уютный домик у реки наполнится детским смехом. Обычная житейская история с happy end'ом – о подобном мечтают миллионы и миллионы людей с планеты по имени Земля....
* * *
«Что же делать? – размышлял Рохо, ожидая, пока впереди рассосётся пробка. – Хорхе-то прав – шансов издать „Предупреждение“ у меня никаких! Не будут солидные издатели – да и несолидные тоже – браться за это скользкое дело.... Время диктует свои требования – достаточно вспомнить, что сделали лет десять назад с экранизацией „Машины времени“ великого Уэллса. Какая классовая борьба, господа, где вы слышали это неприличное слово? Голливуд сделал из всемирно известной антиутопии любовно-приключенческий боевик с отменными спецэффектами, а всё то, ради чего эта книга и была написана, так и осталось за кадром.... На что же тогда может рассчитывать никому не ведомый автор?».
Пробка и не думала рассасываться. Диего открыл дверцу и выглянул – из «жука» видно плохо. На повороте сошлись два роскошных автомобиля, похожих своими причудливыми формами на звездолёты пришельцев. В таких машинах ездят хозяева жизни – они прибывают в этот город за острыми ощущениями. "Не могут решить, кто из них кому должен уступить дорогу, – внутренне усмехнулся Рохо. – Престижность мешает им попросту натравить друг на друга своих дюжих охранников, а на задних сидениях обеих машин наверняка сидят томные
* * *
– Разрешите, сеньор Лопес?
– А, это вы... – вальяжно процедил тучный человек, величественно восседавший за монументальным столом с селекторным телефоном, монитором компьютера и несколькими стопками пухлых разноцветных пластиковых папок на нём. – Чему обязан на сей раз? Ах да, мы же с вами договаривались... Минуточку, где это у нас тут...
«Старый комедиант, – подумал Рохо, наблюдая за отрепетированными движениями Лопеса. – Он ведь прекрасно знает, зачем я пришёл, и так же прекрасно помнит, где лежит моя рукопись! Но Хорхе настолько привык играть свою роль, – роль невероятно занятого человека, вынужденного иногда по доброте душевной отрываться от уймы дел ради каких-то нестоящих мелочей, – что уже просто не в силах снять приросшую к его лицу маску. И ни о какой душевности или там доброте и речи быть не может – все действия сеньора редактора основаны на точном и холодном расчёте».
– Да вы садитесь, садитесь, – небрежно бросил Лопес, как бы между прочим уколов вошедшего быстрым и цепким взглядом своих маленьких глаз-буравчиков. Пишущая братия болтала, что одним таким взглядом Хорхе может не только определить, что человек ел на завтрак и с кем провёл ночь, но и точно установить содержимое его кошелька. – А, вот она!
Он ловко выудил откуда-то из кипы бумаг тонкую коричневую папку-скоросшиватель с вложенными в неё листами печатного текста. Раскрыв папку, сеньор редактор деловито перелистал страницы, чуть оттопырив при этом нижнюю губу и старательно делая вид, что внимательно изучает пометки на полях.
«Carajo! – невольно восхитился Диего. – Ведь всё уже давно решил, но, тем не менее, разыгрывает тут передо мной целый спектакль! Какого актёра потеряла мировая сцена...».
Полицедействовав несколько минут, Лопес закрыл папку и поднял глаза на посетителя.
– Послушайте, сеньор Рохо, сколько вам лет?
– Простите?
– Да нет, ваш возраст мне известен. Это я к тому, что откуда у вас такой юношеский максимализм? Вы ведь не левый экстремист и не поклонник Че Гевары, – так зачем же вы рвётесь подрывать устои?
– Боюсь, я вас не совсем понял, сеньор Лопес...
– Да бросьте вы, Диего, всё вы прекрасно поняли! Почему вам непременно требуется спасать человечество? Обычно подобные мысли обуревают зелёных юнцов, и то лишь до той поры, пока они не вцепятся в какую-нибудь смазливенькую девчонку или не приохотятся к травке – тогда эти проблемы их перестают волновать. Но вы-то – вы же серьёзный человек! Или я ошибаюсь, а?
Вопрос был явно риторическим, и синьор Лопес, не дожидаясь ответа, нравоучительно произнёс:
– Мы все играем в одну игру, и обязаны выполнять правила этой игры! Я хорошо к вам отношусь...
«Вот только не изображай из себя любящего и заботливого padre, это тебе не идёт, старый ты волчара...»
– ...и ценю ваш талант публициста...
«С этого и надо было начинать! Мои статьи добавляют перца в мармеладно-приторные love-stories, которыми набит твой журнал вперемежку с бесконечными сплетнями из мира шоу-бизнеса и криминальной хроникой, и поднимают читательский рейтинг. Ценю, как же, – на те гроши, что ты мне платишь, не прокормишь и кошку...»
– ...но требования рынка – это требования рынка! Читателю нужно от нас то, к чему он привык...
«Точнее, к чему он приучен...».
– ...то, что ему нравится; то, что пользуется устойчивым спросом. И мы обязаны идти навстречу пожеланиям нашего читателя, если хотим удержаться на плаву. Это бизнес, сеньор Рохо! Уж вам-то – с вашим-то жизненным опытом! – не надо объяснять настолько простые вещи! Чего хочет публика? Боевиков, – в любом антураже: современном, историческом, доисторическом, фантастическом, – но только всенепременно со счастливым концом, где мужественный главный герой-мачо остаётся в живых, при этом перебив всех плохих парней, завладев чемоданчиком с миллионом долларов и заключив в свои объятья чудом спасённую в самый последний момент возлюбленную (желательно предельно сексуально изорвавшую всю свою одежду в предшествовавших спасению смертельных передрягах). Эротики – такой, после прочтения которой трусики у молоденьких девочек (да и у дам постарше) становились бы мокренькими. Кровавых триллеров – можно магических или мистических, с вампирами и всякой прочей нечистью, но только на всю эту нечисть обязательно должна найтись управа: святой крест или серебряная пуля, не суть важно. Пощекотавший нервы сытый обыватель закроет книгу, с облегчением переведёт дух, пригладит вставшие дыбом волосы и подумает: "Слава Богу, что у настакого быть не может!". А если некий триллер, – сеньор редактор многозначительно побарабанил пальцами по обложке лежавшей перед ним коричневой папки, – несёт в себе элементы правдоподобия и чересчур прямые намёки и аналогии, то это, знаете ли, чревато! А человечество – его спасать не надо, оно этого не любит, и совсем этого не хочет! Спасали уже – и там, – пухлый палец редактора указал на восток, – и здесь, у нас. Хватит, наверное... Людям не нужны пророки, возвещающие о грядущих бедствиях, – им надоело ожидание Апокалипсиса. Жизнь наладилась, мировые войны ушли в прошлое...
– В самом деле? – осторожно спросил Диего. – Всё настолько безоблачно?
– Синьор Рохо, – во вкрадчивом голосе Хорхе Лопеса прорезался ощутимый холодок, – я издатель, а не политик! И я придерживаюсь простого принципа: не лезь в то, что тебя не касается. Не будем обсуждать социально-экономические и политические аспекты – у моего издательства несколько другой профиль. Конечно, проблемы у человечества остались, но все они решаемы без помощи инопланетян. Работай, зарабатывай деньги и наслаждайся жизнью – чего ещё надо человеку? А искать виновных в своих же собственных неудачах или, тем более, предполагать существование некоего глобального заговора неведомо каких сил – это даже не смешно! Вы с нами давно сотрудничаете...
«Вот поэтому ты и тратишь на меня своё драгоценное время! Я приношу тебе деньги, и тебе совсем не хочется, чтобы я ушёл к кому-нибудь из твоих конкурентов...».
– ...и я знаю ваши способности. Но это, – Лопес чуть тронул мизинцем рукопись, – я издавать не буду. И послушайтесь моего доброго совета – не пытайтесь напечатать вашу книгу в каком-либо другом издательстве. Это в ваших же интересах, – добавил он, прочитав на лице журналиста явное и плохо скрываемое желание поступить как раз наоборот, вопреки данному совету, – потому что подобный шаг не принесёт вам ровным счётом ничего, кроме ненужных проблем – абсолютно ненужных.
«Даже так? Очень интересно...»
– Сомневаетесь? А я вам говорю, что ни один редактор, находясь в трезвом уме и в здравой памяти, не примет ваш роман! Да, да, не примет! И дело вовсе не в художественных достоинствах или недостатках вашего произведения, – я, например, прочёл эту рукопись не отрываясь, – а в том, что вы плюёте против ветра, чего делать никак нельзя! Вы же умный человек, Диего, неужели вы не знаете, что любое издательство всеми силами заглядывает в рот спонсорам, реальным и потенциальным, и готово на многое, лишь бы им угодить? Люди стали меньше читать, книги оттеснены телевидением, Интернетом, аудиовидеоносителями информации. Мы чутко отслеживаем рыночный спрос, мы раскручиваем перспективных и покупаемых авторов, мы делаем переводы бестселлеров, мы перекупаем авторские права. Caramba, мы даже печатаем комиксы – потому что их покупают! Но всего этого мало, и мы напечатаем что угодно, если состоятельный человек пожелает издать собственную книгу за свой счёт, а тем более предложит нам безвозмездную помощь. А вы показываете богатых людей, становой хребет человеческой цивилизации, этаким исчадиями ада, готовящими людям кошмарное завтра! Как вы считаете, осмелится хотя бы один нормальный издатель бесповоротно утратить своё реноме в глазах сильных мира сего ради сомнительных выгод от издания вашего романа?
– Удобная философия! – Диего Рохо позволил себя усмехнуться, отчётливо сознавая, что терять ему уже нечего.
– А это не философия, – живо парировал сеньор Лопес, – это обыкновенная житейская мудрость! Хотите увидеть свой роман напечатанным? Нет проблем: слегка переработайте его, измените акценты и главное – выкиньте оттуда ваши ничем не обоснованные выводы, больше похожие на обвинения! Получится великолепный фантастический боевик с новым взглядом на взаимосвязь прошлого, настоящего и будущего, и ручаюсь – через месяц ваша книга будет издана, а через год....
– Может быть, сеньор редактор, – сказал Рохо, вставая, – только это будет уже не моя книга. Вы позволите? – он протянул руку к коричневой папке.
– Диего, не делайте глупостей, – произнёс редактор, глядя на журналиста снизу вверх. – Я понимаю, вам нужны деньги – ведь ваша жена, насколько мне известно, ждёт ребёнка.
«Не удивлюсь, если тебе известно даже, что у Мерседес будет двойня...»
– Я могу предложить вам переводы – это хороший заработок. Вы владеете не только английским, но и русским, а русская фантастика сейчас в ударе. На рынке книг на испанском языке образовалась свободная ниша – надо её занять, пока этого не сделали другие.
– Спасибо, сеньор Лопес. – Диего взял папку. – Я подумаю над вашим предложением.
– Вы упрямы, сеньор Рохо... – Эти слова редактора прозвучали, когда его собеседник уже взялся за ручку двери. – И вы уверены, что старый Хорхе не думает ни о чём, кроме денег.... А старому Хорхе почему-то не хочется, чтобы с вами случилась какая-нибудь неприятность.
– Что? – удивлённо обернулся Рохо.
– Диего, люди вовсе не так глупы, как принято считать, и как хотелось бы ...кое-кому. Минимальных знаний по географии достаточно, чтобы определить место действия вашего романа. Катакомбы– они там, во-о-он в тех горах, – Лопес махнул рукой в сторону окна, – а Развалины– здесь, на месте нашего с вами города.
– И что из этого? – спросил Диего, не понимая, к чему клонит редактор.
– Гринго* выстроили этот город в рекордно короткие сроки, вбухав сюда огромные деньги. А деньги – это страшная сила, способная стереть в порошок любого вздумавшего помешать им плодиться и размножаться. Всё ещё не понимаете? В вашем романе чёрным по белому написано: город за Рекой, на месте которого теперь обиталище зверь-травы, был одним из центров расползания Белой Смерти. У меня хорошая память, Диего.
________________________________________________________________________________
* Гринго ( исп.) – презрительное прозвище американцев в Латинской Америке.
– А что, разве это не так? – Рохо посмотрел прямо в маленькие глазки-буравчики. – Не верю, что вы об этом не знаете – с вашей-то осведомлённостью о всех и вся!
– Есть вещи, дорогой мой, о которых не принято кричать на всех перекрёстках. Город построен как туристический и развлекательный центр, этакий Лас-Вегас нашего материка. И хозяевам – истинным его хозяевам– совершенно не нужна реклама источника их основных доходов. Наш город усилиями полиции достаточно спокоен, – туристы трепетно относятся к вопросам безопасности, – но дорожно-транспортные происшествия иногда случаются, да и вечером кое-где можно нарваться на банду обкурившихся подростков, которым ничего не стоит из озорства забить припозднившегося прохожего насмерть – пустыми бутылками. Вам это надо?
– Вы мне угрожаете? У вас что, и здесь свой интерес?
– Не дерзите, Диего, – неожиданно мягко и как-то устало ответил Лопес. – Все мы в одной лодке, которая несётся по бурному морю неведомо куда... Ладно, идите. Вам нужна слава – ну что ж, попробуйте её поймать. Только вот стоит ли она жизни?
– Нет, сеньор Лопес... Хорхе. Мне не нужна слава – я просто хочу предупредить человечество и, возможно, спасти. Лучше принять меры против предполагаемой опасности, нежели пренебречь опасностью реальной. Я хорошо усвоил эту истину, будучи моряком. А переводы – ну что ж, это действительно интересная работа. Я так давно не читал русских книг.... Считайте, что моё согласие вы получили. Всего доброго, сеньор редактор!
– Всего доброго, Диего, до завтра! – Лопес качнул головой. – До завтра... – повторил он, когда за Рохо закрылась дверь.
Посидев с минуту неподвижно, Хорхе взял сотовый и быстро набрал номер. В списке телефонов на мобильнике эта комбинация цифр по вполне определённым причинам не хранилась, но память у сеньора Лопеса действительно была прекрасной, и она ещё ни разу его не подводила. Однако в последний момент вместо кнопки вызова редактор нажал сброс, и отложил телефон.
– А что если этот парень ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ЗНАЕТ? – пробормотал он, глядя в окно на разноцветные огни города, медленно окунавшегося в сгущающуюся тьму. – Как складно всё изложил.... Veinte cuatro cajones de doce apostoles y cula de puta Maria!*
________________________________________________________________________________
* Испанское богохульство.
* * *
Старенький «фольксваген» робко жался к самому тротуару, оттеснённый туда потоком элегантных машин, заполнявших улицы города. В конце прошлого века «жуки» были весьма популярны по всей Латинской Америке, но времена изменились, и автомобиль Рохо выглядел теперь древним аэропланом Блерио, затесавшимся среди межконтинентальных сверхзвуковых авиалайнеров. Особенно здесь, в Пуэбло-дель-Рио, где столько денежной публики, пользующейся самыми современными транспортными средствами.... Диего казалось, что его «божьей коровке» попросту стыдно за свой архаичный внешний вид, и что она так и хочет сказать: «Послушай, хозяин, давай поскорее уберёмся с этих залитых механическим светом улиц – мне тут так неуютно!». Рохо нашёл «жука» на автомобильной свалке, подобрал, словно брошенного щенка, и привёл в порядок. Всё-таки по своей основной специальности Диего был механиком, руки у него росли откуда положено, да и ребята из ремонтных мастерских речного порта помогли. Конечно, зарплата механика-наставника грузопассажирских судов позволяла Рохо обзавестись в кредит и вполне приличной машиной, но «жук» всегда ассоциировался у него с добрым существом из детских мультфильмов, тогда как любые другие модели напоминали хищных зверей, оскаливших пасти радиаторов и недобро прищуривших глаза фар.
Тропический вечер быстро уступал место ночи, и город надевал свой сверкающий электрический наряд, готовясь веселиться. Водопады света лились из окон роскошных отелей, ресторанов, казино и иных увеселительный заведений, где посетителям предлагалось всё – на самый прихотливый и даже извращённый вкус. На огромных стереоэкранах зовуще изгибались в танце полуобнажённые женские тела, принимая самые соблазнительные позы и взмахом руки указывая направление, в котором нужно следовать, если ты желаешь увидеть этих самых красоток во плоти – и не только увидеть. Гремела музыка, по улицам сочились вкусные и дразнящие запахи, и сотканные лучами лазеров рекламные постеры предлагали тысячу способов быстро и лёгко заработать деньги, – шоу-соревнования, игровые автоматы-собеседники, мгновенные лотереи на грани риска, – и тысячу и один способ тут же их потратить, получив при этом максимум удовольствия. Люди копошились в световой паутине города, словно насекомые, слетевшиеся на зовуще-коварный огонь. Творцы и хозяева паутины оставались в тени, чутко следя многофасеточными глазами за мельтешением угодивших в сеть бабочек и мух. «Добро пожаловать в Город-на-Реке!» – вспыхивали в чёрном небе гигантские буквы, гасли и загорались снова и снова. Диего решил свернуть и выйти на кольцевую автомагистраль – легче и быстрее обогнуть город по дуге, чем пробиваться через забитый людьми и машинами центр.
* * *
Диего Рохо некогда носил другое имя – только это было давно, четверть века назад. В конце восьмидесятых годов, когда огромная держава на востоке, именуемая Советским Союзом, заболела перестройкой, Игорь Краснов, девятнадцатилетний моторист с сахалинского супертраулера, после завершения шестимесячного промыслового рейса остался в перуанском порту Кальяо, не имея ни малейшего желания идти в армию и вообще возвращаться в непонятно куда валящуюся страну.
На первых порах ему пришлось очень несладко – земля инков (и земля «свободного мира» вообще) вовсе не оказалась землёй обетованной. Целыми днями Игорь мыл посуду в небольшом припортовом ресторанчике, а по ночам ублажал его хозяйку, толстую и жадную до любовных утех бабу, польстившуюся на молодого парня и подобравшую Краснова. О большем мечтать не приходилось – тогда он знал всего лишь с десяток испанских слов, а от английского толку было мало. Оставалось сжать зубы и терпеть. К счастью, в Лиме отыскались соотечественники, которые помогли Игорю устроиться на рыболовецкое судно. На нём он и проплавал девять лет, став в конце концов старшим механиком. Завелись деньжата – казалось, жизнь меняется к лучшему. Но в одну ненастную ночь их «Палома» была протаранена контейнеровозом, аккуратно разрезавшим траулер на две быстро затонувшие половинки. Рохо (он уже привык к своему новому имени) выжил, однако предупреждение судьбы понял правильно и ушёл на берег.
Знакомыми он к этому времени оброс, языком овладел, и потому без особого труда нашёл себе работу водителя грузовика. Сошёлся с Долорес, симпатичной бойкой вдовой и владелицей магазинчика в Лиме, торгующего одеждой и обувью. Игорь даже привязался к её двоим детям, но не спешил сочетаться с их матерью законным браком – его первый здешний любовный опыт поселил в душе Диего осторожность и даже неприязнь по отношению к праправнучкам конкистадоров. Долорес оказалась женщиной умной – она не настаивала на непременной женитьбе, довольствуясь ровными отношениями с надёжным мужчиной и не претендуя на неземную страсть.
Читать Игорь любил ещё с детства, и теперь, когда у него появлялось время, он жадно глотал всё, что попадалось под руку. И как-то так само получилось: он начал писать сам – может быть, потому, что накопился кое-какой жизненный опыт, и появилась потребность рассказать другим людям что-то интересное. Рассказы и статьи Диего Рохо печатались в местных газетах и журналах, он приобрёл некоторую известность, хотя профессиональным писателем не стал, продолжая зарабатывать на жизнь за баранкой грузовика. Писал Краснов и фантастику, лелея мысль о полновесной книге – может быть, даже не одной. И всё чаще и чаще Игорь ловил себя на том, что при взгляде на заснеженные вершины Кордильер им овладевает какое-то странное чувство: ему казалось, что именно этим горам, видевшим утреннюю зарю человеческой цивилизации, суждено быть свидетелями и её заката. Диего Рохо не мог объяснить, откуда у него взялось такое странное ощущение – к мистике он был равнодушен, и книги Карлоса Кастанеды не произвели на него особого впечатления. Но эти горы...
Шли годы. Земля разменяла третье тысячелетие от Рождества Христова, но в жизни Диего-Игоря Рохо-Краснова кардинальных перемен не наблюдалось – разве что росло некое беспокойство, основанное непонятно на чём. И ещё – ожидание чего-то, что непременно должно произойти. И поэтому, когда Диего прочитал в газете объявление о начатом американцами строительстве нового города на реке Магдалена в соседней Колумбии и о найме там на работу всех желающих (и имеющих востребованные специальности), он тут же решил туда отправиться. Долорес не возражала – дети подросли, а если мужчине не сидится на месте, женщине не стоит его удерживать. Он всё равно уйдёт, только, скорее всего, уже никогда не вернётся к той, кто не хотела его отпускать.
Строительство Пуэбло-дель-Рио шло с небывалым размахом, днём и ночью, при свете мощных прожекторов. Оно походило на войну – огнемёты беспощадно выжигали джунгли со всеми их обитателями, а в больницы отвозили покусанных ядовитыми тварями сельвы людей. Диего недоумевал, чего ради потребовалось в такой спешке возводить новый город в болотистых джунглях предгорий – особых достопримечательностей здесь не наблюдалось, глушь, бездорожье, да и климат не слишком благодатный, жаркий и влажный. Зачем всё это было затеяно, до него дошло много позже, когда город начал возвращать своим хозяевам вложенные в него деньги, а поначалу.... Но как бы то ни было, а работы здесь хватало, и оплачивалась она очень даже неплохо. А город – город рос, как дрожжевое тесто.
Стройка требовала огромного количества грузов, потянулись туристы (а за ними те, кто надеялся на этих туристах заработать), и корабли – обычные и на воздушной подушке – шли и шли один за другим от Барранкильи вверх по течению Магдалены. Их было много, и на всех нужны были механики. Прикинув и посчитав, гринго решили заменить свой судовой технический персонал уроженцами здешних мест – latinos можно платить в несколько раз меньше. Так Рохо оказался в составе группы из нескольких десятков знакомых с машинами и механизмами людей на курсах переподготовки. Далеко не все слушатели сносно владели английским, и знакомиться со спецификой новейших судов им пришлось через переводчика. Его – точнее, её– звали Мерседес.
Диего-Игорю было уже за сорок, и в его жизни были разные женщины. Но все они – и разбитные портовые девчонки, и случайные подружки часов досуга, и степенные матроны – прошли, растаяли лёгкими облачками без следа и памяти, не зацепив души и не потревожив сердца. А Долорес – она всего лишь являлась неким атрибутом, положенным мужчине в силу определённых общественных стереотипов, не более.
Встреча же с Мерседес была подобна вспышке – Рохо на несколько мгновений ослеп и оглох, как только увидел эту молодую мексиканку впервые (потом она призналась ему, что испытала то же самое). Ослепительной красавицей Мерседес нельзя было назвать, да и юной девушкой тоже (двадцать девять – это возраст для женщин Южной Америки). Однако было в ней нечто такое, что завораживало. Их толкнула друг к другу неведомая могущественная сила, сопротивляться которой бесполезно. Первую же последовавшую за днём знакомства ночь они провели вместе – с тем, чтобы больше уже не расставаться. Мерседес без всяких колебаний разорвала отношения со своим американским boy-friend'ом, с которым прожила несколько лет и приехала в Колумбию, а Диего позвонил Долорес и сказал ей всего три слова «Я не вернусь». Американец воспринял измену подруги болезненно, пытался лезть в драку и запоздало предлагал мексиканке руку и сердце. Угроз закалённый жизненными передрягами Рохо не испугался, а на предложение гринго выйти за него замуж Мерседес лишь фыркнула и бросила незадачливому жениху, не понимавшему, что происходит: «Adios, muchacho!».* В конце концов несостоявшийся молодожён исчез из Пуэбло-дель-Рио – вероятно, кто-то посоветовал ему не обострять отношений «с далёкими от ценностей западной цивилизации туземцами». Долорес же никаких действий предпринимать не стала, – она предчувствовала, что рано или поздно этим всё и кончится.
________________________________________________________________________________
* Adios, muchacho! – Пока, парень! ( исп.)
Обычная житейская история двух обычных людей, каких миллионы и миллионы, окончилась через год белым платьем, венчанием в одной из новеньких церквей Города-на-Реке, цветами и пожеланиями счастья и здоровых деток. Рохо получил должность механика-наставника, – судоходная компания по достоинству оценила его знания, опыт и умение работать, – а Мерседес перешла в одно из туристических агентств, плодившихся здесь как грибы. Чета Рохо временно снимала небольшую квартирку в предместье, за кольцевой магистралью, проложенной со скоростью разворачиваемого ковра. С жильём в Пуэбло-дель-Рио было туго, – город всасывал людей, словно гигантский пылесос, – но супруги наскребли деньжат, и на берегу Магдалены уже строился их новый дом. И они мечтали о том, как через несколько лет этот уютный домик у реки наполнится детским смехом. Обычная житейская история с happy end'ом – о подобном мечтают миллионы и миллионы людей с планеты по имени Земля....
* * *
«Что же делать? – размышлял Рохо, ожидая, пока впереди рассосётся пробка. – Хорхе-то прав – шансов издать „Предупреждение“ у меня никаких! Не будут солидные издатели – да и несолидные тоже – браться за это скользкое дело.... Время диктует свои требования – достаточно вспомнить, что сделали лет десять назад с экранизацией „Машины времени“ великого Уэллса. Какая классовая борьба, господа, где вы слышали это неприличное слово? Голливуд сделал из всемирно известной антиутопии любовно-приключенческий боевик с отменными спецэффектами, а всё то, ради чего эта книга и была написана, так и осталось за кадром.... На что же тогда может рассчитывать никому не ведомый автор?».
Пробка и не думала рассасываться. Диего открыл дверцу и выглянул – из «жука» видно плохо. На повороте сошлись два роскошных автомобиля, похожих своими причудливыми формами на звездолёты пришельцев. В таких машинах ездят хозяева жизни – они прибывают в этот город за острыми ощущениями. "Не могут решить, кто из них кому должен уступить дорогу, – внутренне усмехнулся Рохо. – Престижность мешает им попросту натравить друг на друга своих дюжих охранников, а на задних сидениях обеих машин наверняка сидят томные