Несколько пущенных с вершин утёсов стрел бесполезно воткнулись в борта крайних кораблей, и через несколько мгновений крейсера заскользили вниз по спине волны – уже внутри гавани. Затем раздался резкий металлический звон.
   Цепи лопнули. От Лесного Мага потребовалось совсем немного – чуть-чуть ослабить средние звенья, вмешавшись иглой тонкого заклятья в прочностную структуру железа цепей. Остальное доделали сами шемрезийцы – выбирая цепи на максимально возможной скорости, они буквально разорвали их в тот момент, когда слабина была выбрана полностью, и железо зазвенело под натяжением.
   А волна тем временем рухнула на берег, сметая всё на своём пути: корабли у причалов, дома и прочие береговые сооружения, суетившихся среди воцарившегося хаоса разрушения людей. Едва ли полтора-два десятка пиратских посудин успели отойти от берега, встретить волну посередине гавани и перевалить через кипящий гребень.
   Но спасением это вряд ли можно было назвать – эскадра прорыва разомкнула плотный строй и перекрывала всю ширину акватории, а к взломанному проходу уже торопилась вся армада вторжения. Пиратам оставалась либо сдаваться, либо без затей умирать.
   Шемрезийцам трудно было уповать на чрезмерную милость победителей – слишком уж наследили морские разбойники на берегах Хам-а-Хери. Поэтому те из немногих пиратских кораблей, что избежали гибели под чудовищным обвалом водяной горы, ринулись на прорыв с мужеством отчаяния. Маленькие и вёрткие, передвигавшиеся и под парусом, и на вёслах, они скользили у самых скал берега, стремясь выскочить из превратившейся в западню гавани до того, как подходивший с моря флот намертво закупорит проход.
   Палуба под ногами Эндара ощутимо вздрогнула. Метательные машины ударили гулко и слитно, выбросив в цель свои диковинные снаряды. Дымные полосы от горящих шаров потянулись колеблющимися под ветром лентами к ближайшему пиратскому кораблю, блеснула яркая вспышка. Глиняный сосуд раскололся на палубе, мгновенно залив всё вокруг полыхающей густой жижей, и истошные крики сгоравших заживо взлетели к безразличному небу. На втором корабле громадная стрела ударила в носовую фигуру, и отщёлкнувшиеся крюки начисто срезали голову статуи. Эффект скорее психологический, но разбойничье судно завертелось на месте, перепутав вёсла. Арбалетные стрелы посыпались дождём, сметая с палубы пирата всё шевелящееся.
   Прошло всего несколько минут, а уже все пиратские корабли горели или тонули – почти все. Единственное уцелевшее под вихрем снарядов судно шло прямо на флагманский крейсер – то ли на таран, то ли желая скрестить клинки в абордажной схватке. Последнее, правда, представлялось маловероятным – борта крейсера гораздо выше, и вскарабкаться на его палубу под градом стрел проблематично.
   Волк не стал доводить дело до рукопашной, хотя он, без сомнения, страстно желал омыть свой меч разбойничьей кровью. Память у Властителя была хорошей – он вспомнил желание того, кому был обязан сегодняшней победой.
   Крейсер чуть подвернул, паруса поймали ветер, и большой корабль начал расходиться со своим маломерным противником контркурсами. Пират попытался развернуться носом, – какая возможность для таранного удара! – но не успел. В средней части крейсера почти на уровне воды распахнулся порт, и в воду плюхнулось что-то длинное и продолговатое. Вскипел белый бурун, обтекаемый предмет – толстое бревно – одним рывком покрыл незначительное расстояние между кораблями и ударил пиратскую галеру в борт. За ударом последовал громкий треск, взметнулись железные лапы-крючья, доски обшивки разлетелись в щепки, и в огромную рваную пробоину хлынула бушующая вода. Галера сразу осела, быстро кренясь на пробитый борт. На её палубу плеснули волны…
   – Ты видел, Лесной Маг, – голос Властителя полнило торжество. – Применять морскую стрелу не было необходимости, но я обещал тебе показать, как она действует.
   – Спасибо, Хаур. «В техногенных Мирах такую штуку назвали бы торпедой. Этот Аорах талантлив – сущая находка для Технолидеров. Скрученные жилы и нити из застывшего древесного сока – каучук – великолепное подобие двигателя кратковременного действия. И самый настоящий гребной винт! Морскую стрелу потом выловят, зарядят машину снова, и матросы, обливаясь потом, будут долго закручивать упругий канат, готовя новый выстрел. А на наконечнике такие же рубящие стержни-клыки, как на снарядах баллист, только более мощные. Интересно, кем был Аорах в прошлом воплощении… Надо бы посмотреть при случае…».
   Дальнейшее уже не представляло интереса. Отряды воинов без помех, почти не встречая сопротивления, высадились на берег, и скоро над Шемрезом заплясало гудящее пламя пожаров. Пленных было мало – гораздо больше освобождённых из плена, а добыча превосходила самые смелые ожидания. Приказ Властителя не допускал двойного толкования – пиратское гнездо должно быть выжжено дотла, что и исполнялось со скрупулёзной тщательностью. Отдельные стычки с горстками уцелевших защитников острова уже ничего не решали – так, обычное добивание последних упорствующих безумцев.
   Флот провёл багровую от зарева ночь в прекрасно защищённой от любых штормов гавани Шемреза, а утром взял курс на Хамахеру.
   «С остальными островными княжествами будет проще» – подумал Эндар.
 
* * *
 
   Катри не ошибся – дальше было проще, гораздо проще. Весть о разгроме Шемреза достигла других архипелагов гораздо раньше, чем крейсера Дальних Морей появились у их берегов. Наглядные примеры впечатляют – островные князья спешили выразить покорность (с подписанием соответствующих договоров) заранее, не доводя дело до боя, в котором у них не оставалось ни малейшего шанса победить. Не было никакой необходимости обрушивать всю мощь флота Хамахеры на каждый удел по очереди – армада разделилась на несколько самостоятельных эскадр: десяток-полтора крейсеров, дюжина-другая галер, вспомогательные и транспортные суда – всего около полусотни вымпелов в каждой. Эскадры рассыпались, охватывая сетью весь океан, и появились у всех пиратских архипелагов почти одновременно.
   Когда после победы над Шемрезом корабли вернулись в гавань столицы, Катри провёл двое суток в напряжённом труде без передышки. Он учил Хурру. Для начала Эндар вложил в разумы избранных адептов Храма предварительные знания – Заклятия Контакта. И теперь на флагманских крейсерах эскадр – на каждом – рядом с командирами отрядов стояли жрецы. Строго в установленное время Хурру сосредоточивались и звали Катри. Лесной Маг открывал разум и слышал всё, что ему хотели сказать.
   Маг мог быть доволен – все отобранные аколиты оказались способными воспринять полученное знание и применить его на практике. Теперь чародей и Властитель постоянно владели всей информацией, касающейся хода боевых действий и возникающих сложностей – в деталях. А переданные тем же Хурру Отпугивающие Заклинания и Заклинания Погоды обеспечили защиту от морских чудищ и внезапных шквалов. Эндар проверил – пущенное в ход волшебство не превышало естественного магического фона и, следовательно, вряд ли могло привлечь чьё-нибудь нежелательное пристальное внимание.
   Разбойничьи островные карликовые государства привели к покорности за пару недель, причём почти без потерь – если не считать боя под Шермезом, где некоторых, пусть небольших, жертв избежать не удалось. Впрочем, для уровня сознания обитателей Пограничного Мира гибель нескольких десятков воинов не выглядела чем-то необычным – на то и война! А человеческая жизнь – разве это такая уж ценность?
   Авторитет Эндара вырос необычайно высоко. Властитель, будучи достаточно умным, вполне усвоил расстановку сил: без Катри в сложных ситуациях просто не обойтись, а коль скоро Маг не покушается на существенное ограничение власти Хаура, то пусть всё и останется так, как сложилось. Вдохновлённые новыми знаниями Хурру смотрели на Эндара со всё возрастающим почтением, граничащим с обожанием, не без основания надеясь на получение новых умений. Распри между Хурру и Властителем были забыты – или, по крайней мере, отодвинуты на задний план, – что вполне устраивало чародея. Убедившись в том, что покорение островов проходит успешно и близится к завершению, Катри (вместе с Волком, Верховным жрецом Хурру и отборной эскадрой флота Дальних Морей) направился в Южное полушарие, к Эдерканну – самому крупному порту Изобильных Земель.
   Плавание протекало тихо-мирно – в экваториальной зоне Пограничного Мира по большей части океан спокоен, а морские змеи предпочитают более прохладные воды севернее и южнее. Через три восхода на горизонте появилась жёлтая полоса берега – эскадра вышла к Южному континенту, к той его части, где расстилались прокалённые бешеным солнцем пески Великой Пустыни. Изобильные Земли занимали южную часть материка, где почвы плодородны, а климат гораздо более благоприятен, но Эндар захотел пройти вдоль всего побережья и принюхаться. Чем ближе к Непонятному, тем меньше требуется магических усилий для того, чтобы сделать его понятным. И предчувствия не обманули Мага.
   Великая Пустыня сочилась злым отравным волшебством. Эндар не ошибся – на местную, природную магию грубо и властно было наложено так знакомое ему колдовство Чёрных Разрушителей. Они побывали здесь примерно пять-шесть тысяч лет тому назад и посеяли в Пустыне Зло. И вот теперь посев давал всходы – в виде направленной на уничтожение религии, принятой жителями песков. Собственное же чародейство Колдунов Пустыни – до чего же щедр Пограничный Мир на естественную магию! – по уровню уступало волшебству, доступному Хурру. Умение наводить мороки, кое-какое перевоплощение, дальновидение, воздействие на неокрепшие разумы… Во всяком случае, следов серьёзной боевой магии Катри не отыскал. Однако пренебрегать наиболее вероятным противником не стоило.
   Корабли шли вдоль побережья Великой Пустыни, не слишком приближаясь к нему, но и не теряя из виду. На девятый день пути вид берега изменился – желтизна песков сменилась фиолетовыми контурами гор на границе Пустыни и Изобильных Земель. А уже следующим утром цветом береговой полосы сделался зелёный, а тяжелый смрад магии песков исчез. По расчётам кормчих, до Эдерканна оставалось шесть-семь дней хода. И тут Катри заметил птицу.
   Точнее, сначала внимание Мага привлекла тёмная точка высоко-высоко в небе. Затем точка снизилась, превратилась в пятнышко, и пятнышко это начало описывать широкие, почти правильные круги над кораблями. Катри заострил зрение и пригляделся внимательнее. Да, действительно птица: огромная, крылья в размахе перекроют два человеческих роста, перья отливают воронёным металлом, хищно изогнутый клюв. А взгляд – удивительно осмысленный, словно вертикальными зрачками немигающих жёлтых глаз смотрит… Носитель Разума!? Да ведь это же… Ну конечно!
   Быстрый укол заклинания – и перед внутренним, магическим взором Эндара появилась совсем иная картина, точнее, две картины, наложенные одна на другую. В контур тела гигантской птицы вписывался человеческий силуэт, обычный – две руки, две ноги, голова. Заклятье трансформации наложено грамотно, что свидетельствует о способностях и опыте применившего его волшебника. Вот и ещё одна новая грань магии Пограничного Мира… А с этим птицечеловеком стоит познакомиться поближе…
   Птица затрепыхалась. Неведомая сила накинула незримые путы на могучие крылья, и голубая океанская гладь с крошечными белыми корабликами на ней почему-то стала приближаться. Никакие усилия не помогали – летящее существо столкнулось с многократно превосходящей мощью. Птицу вели, словно приглашая опуститься на палубу флагманского крейсера. И отклонить это очень настойчивое приглашение не удавалось.
   Теперь птицу можно было хорошо разглядеть обычным зрением, безо всяких ухищрений. «Интересно, подобные крылатые создания действительно водятся в этом Мире, или же передо мной идеализированный образ, чисто магическое творение? – подумал Катри, рассматривая соразмерное стремительное тело совершенных пропорций. – Если придумано, то придумано хорошо…».
   Птица тяжко опустилась на доски палубы – дерево жалобно заскрипело под кривыми сильными когтями. Эндар читал мысли человека; в них была тревога и даже страх, но в круглых янтарных глазах птицы горела лишь неукротимая ярость.
   – Ты наш гость не совсем по своей воле, но мы не приготовили для тебя зла. Просто мне очень нужно говорить с тобой, – голос Лесного Мага звучал сухо и ровно. – Мы не враги, и скорее всего, не будем врагами, маг.
   Птица как-то странно наклонила голову чуть набок, внимательно глядя на Катри желтым немигающим глазом. А потом – потом птичий силуэт дрогнул, заколебался и подёрнулся рябью. Принудительной помощи Эндара не потребовалось – вынужденный гость перекидывался в человека сам, и это было хорошим знаком.
   Обратное перевоплощение заняло пару мгновений, не больше. Перед Катри, Властителем и Верховным Хурру на палубе стоял высокий человек в тёмном облегающем одеянии – штаны, рубаха, кожаный пояс и мягкие сапоги. На поясе короткий клинок в ножнах – то ли маленький меч, то ли большой нож. Длинные чёрные волосы спадали на плечи, на тонком лице с правильными чертами светились умом яркие тёмно-карие глаза.
   – Кто ты, неведомый маг? – обратился он к Эндару, мгновенно определив, кто здесь главный. – Ты обладаешь такой Силой, какой нет ни у кого из Хурру, и с которой доселе не сталкивался никто из нас, Видящих.
   «Видящие, значит… Вот и ещё одно магическое сообщество Пограничного Мира – третье, считая Хурру и Колдунов Пустыни. Если Видящий знает о Хурру, значит, и Хурру знают о Видящих. Почему же тогда они не сообщили ему, Катри, об этом? Или сочли само собой разумеющимся, что могучему Лесному Магу подобная мелочь, конечно, известна? Хорошо, если это так…».
   – Я не из вашего Мира, – искра удивления промелькнула в глазах Видящего при этих словах Эндара, – но Колдуны Пустыни, ваши враги, – мои враги. А имя моё Катри – Лесной Маг, потому что я пришёл из дебрей Великого Леса. Хамахере и Изобильным Землям нечего делить, а вот в Пустыне таится нечто злобное и разрушительное – я чувствую это.
   – Ты поистине мудр, пришелец, – прошептал Видящий, – оттуда наступает Зло. И мы не знаем, как его остановить.
   – Остановим, Видящий. Отдохни, ты наш гость, – извини, что звать тебя пришлось чересчур настойчиво, но я не мог по-другому. – За спиной Катри слуги по знаку Волка проворно расстелили прямо на тёплых досках палубы пышный ковёр и расставляли на нём яства и напитки. – Беседа наша краткой не получится…
 
* * *
 
   Равнина расстилалась до горизонта, насколько достигал взгляд. Точнее, самой линии горизонта чётко различить было невозможно – рыжевато-жёлтая полупустыня незаметно перетекала в тусклое небо, оплывшие невысокие барханы без перехода сменялись клочьями рваных грязно-оранжевых облаков. Поверхность почвы напоминала застывший воск – как будто давным-давно здесь отполыхало пламя исполинской свечи, залив всё вокруг расплавленным телом этой самой свечи.
   Невысокие холмы пытались приподняться над унылой монотонностью местности, однако сил не хватило, и они оплыли, застыли, едва достигнув высоты в десять-пятнадцать локтей. Перемешанный с глиной песок порос жёсткой короткой рыжей травой, выглядевшей ворсом этого чудовищного пыльного ковра. Нагретый медным диском светила воздух дрожал, перетекал и струился между возвышенностями, в ложбинах. Кое-где плясали невысокие пылевые смерчи, путаясь в шерсти травы, хотя воздух был неподвижен, как мутное стекло. Преддверие Великой Пустыни – граница между Изобильными Землями и собственно Пустыней.
   Казалось совершенно невероятным, чтобы в негостеприимном лоне Пустыни могла существовать какая-то жизнь, однако она там была – причём достаточно хищная и агрессивная. Не в самих раскалённых песках, конечно, но в бесчисленных оазисах, усеявших Пустыню. Там была вода, растительность, были звери и птицы. И там жили люди – безжалостные и жестокие Дети Пустыни.
   Они не создавали серьёзной угрозы Изобильным Землям, пока их племена были разрознены и действовали каждое по собственному усмотрению, на свой страх и риск. Случались, конечно, периодические набеги, когда бандам кочевников удавалось углубиться в Изобильные Земли и вернуться восвояси с добычей – или же полечь под клинками королевских паладинов. Угроза эта стала привычной, сделалась частью стихии, вроде непогоды или нашествия саранчи.
   Однако всё переменилось теперь, когда самому хищному из племенных военных вождей удалось, ступая по черепам соперников, стремившихся к тому же самому, подчинить соседей своей власти. Никто не ведал точного числа Детей Пустыни; сведения, приносимые случайными торговцами, проникавшими в оазисы в погоне за прибылью и рисковавшими при этом собственной шкурой (в самом прямом смысле слова – излюбленной казнью у кочевников служило сдирание кожи с изловленного и чем-либо неугодившего чужака и набивание оной кожи горячим песком), были отрывочными и далеко не точными.
   Доподлинно известным являлось только то, что Князь Песков (даже точного имени вождя кочевников в Изобильных Землях не знали), одержимый самой древней и самой опасной жаждой Носителей Разума – жаждой власти, готовился обрушить на Изобильные Земли всё своё несметное воинство и пройтись по ней огнём и мечом от края до края. И вот из-за этой серьёзной угрозы Король и был вынужден выдвинуть войска к границам.
   Сама граница между Пустыней и Изобильными Землями была очень своеобразной – пересечь её, особенно большими конными массами, можно было далеко не везде.
   По какому-то капризу Творения на основном протяжении границы вздымались труднодоступные скалистые горные хребты, создававшие естественную оборонительную стену, и лишь кое-где стена эта прерывалась так называемыми Воротами – разрывами в горных кряжах. Число Ворот было невелико, а ширина их колебалась от нескольких тысяч до нескольких десятков тысяч шагов. Склоны гор у Ворот поросли лесом, и рощи густых деревьев росли и на равнине, в самих Воротах. Иногда здесь голубели небольшие озёра, питавшиеся водами ледников и в свою очередь дававшие начало рекам, текущим в глубь Изобильных Земель. Через Ворота шли караваны, шли паломники – искатели мудрости, и шли, звеня оружием, военные отряды. Кочевники не расставались с конём, и если пеший воин при известном умении и опыте смог бы преодолеть горные кручи, то всаднику такое было просто не по силам.
   Поэтому-то королевские войска прежде всего перекрыли все Ворота.
   Конечно, сил на то, чтобы в равной степени надёжно запечатать все лазейки, у Короля явно не хватало. Поэтому ключевым представлялся вопрос: где же всё-таки ринуться голодные полчища Детей Пустыни на вожделенную добычу? Выяснить это было очень непростой задачей – кочевники, недоверчивые и негостеприимные по натуре, теперь, в преддверии большой войны, и вовсе закрыли доступ в свои родовые гнёзда всем чужестранцам.
   Помочь смогла только магия – Видящие, каста магов Изобильных Земель, владели искусством перевоплощения. Ширококрылые птицы денно и нощно парили над песками Пустыни, отслеживая перемещения кочевых орд. Кое-кто из волшебных птиц – перевоплощённых магов – приняли геройскую гибель от когтей сторожевых кречетов варваров, кого-то (из тех, кто неосторожно слишком снизился) достали меткие стрелы – кочевники великолепно владели луками. Но главное удалось выяснить – основная орда Детей Пустыни направлялась сюда, к Хорским Воротам у Трёх Пиков.
   И поэтому лучшие силы королевских войск Изобильных Земель и были собраны именно здесь.
   Король шёл на огромный риск – ну что стоило коварному врагу изменить направление главного удара? При высокой мобильности конного войска они могли бы в считанные дни оказаться у любых других близкорасположенных Ворот. Правда, Хорские Ворота были самым удобным местом – отсюда вёл кратчайший путь к самому сердцу Изобильных Земель, к самым её густонаселённым областям и городам.
   Остановить же несметные полчища можно лишь в теснинах Ворот – на просторах зелёных равнин много места для маневра, кочевники легко могут уклониться от сокрушительных, сметающих всё на своём пути атак тяжёлой конницы Короля и выбрать любое место для нанесения наибольшего урона цветущей стране. Но даже и в Воротах, даже хорошо подготовившись, нельзя было сбрасывать со счетов бешеную боевую ярость Детей Пустыни, их численность и оголтелость.
   Шла не просто шайка грабителей, нет. Мутной кровожадной волной вздыбился весь нищий и голодный Юг, который давно уже со злобной (и бессильной до поры) завистью взирал на благополучие и сытость богатого Севера. Срабатывал вечный Закон Разрушения – по крохам созидать долго, проще ворваться с железом в чужой дом и отнять уже созданное по праву сильного (точнее, вообще без всякого на то права).
   Нападать всегда легче, чем обороняться. Нападающий выбирает время и место удара, концентрирует свои силы там, где он собирается атаковать. Обороняющийся, особенно если он пребывает в полном неведении относительно планов нападающего, вынужден прикрывать все свои уязвимые точки, на что, как правило, никогда не хватает сил. А ведь даже по примерным расчётам численность воинства Детей Пустыни в несколько раз превышала общую численность королевской армии вместе с ополчениями крестьян и горожан.
   Поэтому, выделив для обороны иных участков предполагаемого фронта отряды прикрытия, Король смог стянуть к Хорским Воротам в общей сложности всего около двадцати тысяч воинов: цвет своей конницы – шесть тысяч тяжеловооружённых рыцарей, одиннадцать тысяч пеших лучников и около трёх тысяч копьеносцев.
   По весьма же примерным данным Видящих в надвигающейся на них орде было от ста до ста пятидесяти тысяч всадников, а может быть, и все двести тысяч. Точнее определить представлялось затруднительным – поток кочевников поднимал при движении густые тучи пыли, и под этой пеленой перемешались и боевые конные отряды, и вереницы верблюдов, и скопища повозок. Магия также оказалась в данном случае бессильной – собственные маги Детей Пустыни отводили глаза достаточно умело. В любом случае варвары имели большой численный перевес, и Король рассчитывал лишь на прекрасные боевые качества своего войска и на опыт военачальников.
   Тяжёлая конница Изобильных Земель стяжала заслуженную славу. Ещё не было случая, чтобы вражеское войско, пусть даже в несколько раз превосходящее её числом, выдержало бы лобовую атаку закованных в добрую сталь всадников – любой боевой порядок просто рушился под ударом этой стальной лавины. Другое дело, что момент этого удара следовало правильно выбрать – брошенная в атаку конница походила на слепого в своей ярости носорога, неспособного изменить направление своего всесокрушающего движения или затормозить свой тяжкий разбег.
   Королевские же стрелки вообще заслуживали особого слова, сказанного об их непревзойдённом умении. Их тяжёлые луки – много выше человеческого роста – метали стрелы длиной в два локтя на пятьсот шагов прицельно; за сто пятьдесят-двести шагов закалённый наконечник такой стрелы пробивал латы. Наиболее умелые лучники – а таковых насчитывалось немало в рядах стрелков – могли за полсотни шагов без промаха вогнать стрелу в перстень или перебить натянутую верёвку в палец толщиной. Стрелки в бою рвали тетивы с такой быстротой, что когда первая стрела находила цель, с лука срывалась уже пятая.
   Копейщики-горцы, набиравшиеся из свободных охотников, выходивших в одиночку против снежного чудища-людоеда, кровожадного обитателя ледяных вершин, владели восьмилоктевым копьём с той же непринуждённостью и лёгкостью, с какой хорошая вышивальщица владеет своей иголкой. Они славились своим упорством и полным презрением к смерти. Основная задача копейщика в бою – сдержать первый, самый страшный вражий натиск, не допустить, чтобы противник врезался в ряды стрелков и смешал их. Стрелок должен быть надёжно прикрыт стеной щитов и щетиной длинных копий – тогда и только тогда его стрелы соберут обильную жатву из вражьих тел.
   И при этом медитативные практики закалили дух всех воинов, в самые напряжённые моменты битвы они действовали с потрясающим хладнокровием, повергая в изумление и врагов, и союзников.
   Военачальники Короля сделали всё от них зависящее. Конечно, принимая во внимание постоянную угрозу со стороны Пустыни, самым надёжным – и самим собой напрашивающимся – способом раз и навсегда обезопасить Изобильные Земли было бы просто перегородить все Ворота мощными крепостными стенами с башнями, рвами и узкими надёжно запирающимися проходами, замкнув таким образом цепь гор искусственными укреплениями.
   Но всё дело было в странных особенностях почвы в Воротах – эта земля просто не терпела никаких сооружений на своей спине, будь то хижина, храм или сторожевая вышка. Каменные или деревянные строения разрушались в течение часов – сначала их перекашивало, потом стены покрывались трещинами и разваливались. Обломки камня и расщеплённые бревна, рухнувшие на бунтующую землю, так быстро всасывались под её поверхность, как будто там крылось зыбучее болото. Проходило не более нескольких дней и не оставалось ровным счётом никаких следов того, что на этом месте пытались что-то возвести.