* * *
Порося пах офигительно. Да и на вкус был очень даже очень. Мы расположились в кузове БТР, с аппетитом уплетали эту вкуснятину. Эх, фриц. Лучше б ты в шеф-повары пошел, а не в солдаты. Хотя, может, он и был на гражданке поваром. Вот им бы и оставался… Наших командиров отбили на удивление легко. Двоих немцев сняли в курятнике. Любители сырых яичек даже не пикнули. Потом броском ножа ликвидировал часового возле двери, а Сергей тремя длинными очередями ухлопал остальных, которые сгрудились под навесом возле божественно пахнущего поросенка. Пока он стрелял, я перекатом вкатился в комнату и прямым в челюсть успокоил немецкого офицера. Выглянув в окно и увидев, что Серега свое дело сделал, пригласил всех наших на выход. Пока они выходили, обыскал офицера. Забрал пистолет, документы, а в полевой сумке нашел пачку удостоверений. Как позже выяснилось, это были ксивы наших командиров. Серега еще помогал им влезть в бэтр, я уж смел все со стола вместе с брезентом, на котором был сервирован ужин, и сунул это в кузов. Убедившись, что все упаковались в бронированный гроб на гусеницах, прыгнул за руль и покатил отсюда подальше. Пока проезжали деревню, ни одного человека не видел. Только пару раз в окнах мелькнули белые пятна лиц. Конечно, дураков нет - под пули лезть. Но этим деревенским придется солоно. За то, что мы устроили, с них теперь спросится. Хотя я не помню, немцы сразу зверствовать начали, или им время на раскачку надо было? Но все равно, этих селян было жалко. А дальше случилась неприятная история. Когда отъехав километров на десять, остановился, все еще было хорошо. Пока ехали, Серега сидя в кузове, уж не знаю чем развлекал командиров. И тут я влез в теплую компанию. Так скажем со своим рылом - в калачный ряд. Согласен - несколько погорячился и нарушил правила субординации. Просто жрать очень хотелось, а запахи доносящиеся сзади, до исступления доводили. Перед глазами не дорога была, а только нежно-золотистая корочка на хорошо прожаренном боке. Поэтому, рассчитывая познакомиться со спасенными, в процессе ужина, только заглушив движок, метнулся к кузову и распахнул брезент со снедью. Несколько секунд оглядывая открывшееся великолепие, я сглотнув слюну предложил:– Ну что товарищи - вперед!
И тут один из них тот, который вообще не раненый, вдруг делает красную морду и начинает орать:
– Боец, ты что себе позволяешь! Как смеешь в таком тоне разговаривать со старшим комсоставом! Тут дивизионный комиссар присутствует! И что у тебя за форма одежды?!
Ого! А я уже забыл, какие фрукты у нас в армии встречаются. Последнее время, все больше с вменяемыми людьми дела имел. А тут этот гусь. Ну, сейчас я тебе разъясню, кто тут подчиненный и как надо с людьми разговаривать. Но разъяснить я не успел. Пожилой мужик, лет пятидесяти, с большими звездами на рукавах и орденом Красного Знамени на кителе тихо, но жестко сказал:
– Подполковник, немедленно прекратить!
И уже обращаясь ко мне, добавил:
– Вы нас извините. Сами понимаете, после той ситуации, в которой мы побывали, срывы неизбежны.
Пожав плечами, ответил:
– Бывает. Вы меня тоже извините, не заметил, что случилось
Даже неудобно стало. Извиняется мужик, который вовсе не при делах, за какого-то мудака, что является его подчиненным. А может, даже и не является. Разбираться с наглым подполом расхотелось, тем более что мне вдруг стала понятна причина его ярости.
А случилось то, что к моему виду революционного матроса добавился яркий штрих. И где так штаны порвать умудрился, не знаю. Сзади висел большой лоскут и я вовсю сверкал пятой точкой. То-то я чувствую, как-то поддувать начало. Опять полез на место водителя. Где же я это видел? Ага, вот. Под вторым сиденьем был сменный комбез немецкого водилы. Почти чистый. Отойдя за кусты, переоделся, выкинув не только дранные джинсы, но и пропревшую футболку. Комбез был большеват и от него несло не смазкой, как можно было ожидать, а хлоркой. Опять подошел к кузову. Напряжение уже спало и все начали знакомится. Пожилой оказался тем самым дивизионным комиссаром, которым меня подполковник пугал. Он протянул руку, представляясь:
– Степанов Андрей Яковлевич
– Илья, ммм… просто Илья.
Я тоже представился, чувствуя себя глупо. Хорошо вмешался Серега:
– Я вам потом объясню, товарищ дивизионный комиссар!
Тот кивнул, с недоумением глядя на меня, и общее знакомство продолжилось. Серега оказался целым майором по фамилии Гусев. Надо же, почти угадал с его званием. Остальные были полковниками и одним говнистым подполковником, с которым я сцепился. Он носил олигархическую фамилию Ходорковский.
Поели, предложив кусок даже жавшемуся к борту немецкому офицеру, которого я вырубил в хате. Но он отказался, видимо, посчитав за издевательство. Конечно - челюсть у него минимум в двух местах была сломана. Потом, пока я до заправлял броневик из канистры, краем глаза видел, как Гусев что-то рассказывает дивизионному, а тот удивленно качает головой, одобрительно поглядывая в мою сторону. Пока возился с канистрой, объедки ужина были выброшены и мы уже в сумерках поехали на восток. Предварительно, правда Гусев бросив на землю штук десять мешков, предложил наполнить их землей и песком.
– Это корыто пулемет чуть не насквозь пробивает! - Пояснил он свою просьбу.
А я-то думал, нафига он мешки со двора захватил, не картошку же собирать?
По пути спросил Сергея, что такое дивизионный комиссар. Он покачал головой и сказал, что это типа армейского генерал-лейтенанта. А Степанов, еще и член военного совета. Ну да, круче яиц, выше звезд, думал я, давя на газ. Это мы удачно встретились. И мужик он вроде неплохой. Борзого подпола резко на место поставил. В узких полосках света из маскировочных фар проносились придорожные кусты. Один раз выскочил заяц и пробежав метров триста перед нами, спрыгнул с дороги. Ехали мы так, ехали, и приехали. Почти всю ночь гнал, выбирая проселки. Устал как черт. У этого тарантаса ни о каком гидроприводе руля и речи быть не могло. Плечи и руки ломило. Один раз меня подменил Серега, но скорость тут же упала с моих сорока до жалких двадцати километров в час. Поэтому, отдохнув с пол часа, я опять сел за руль. А в утренних уже сумерках не разглядел немецкого поста. До этого как-то везло, и нам никто не попадался. А тут вылезло мурло, сразу напомнившее гаишника, и начало мне махать палочкой. Я, прибавив газу, попробовал его задавить (давно о таком мечтал). Смысла нам останавливаться не было. Машина в угоне, техпаспорта нет и водитель, то есть я, без прав. Сразу штраф, со смертным приговором. Но это все хохмочки. А вот если серьезно, за нами сразу рвануло три мотоцикла. Гусев, перетащив пулемет на задний борт, пробовал их отстрелить, но получалось плохо. Бэтр скакал козлом и прицелиться было невозможно. Потом сбоку показалась какая-то техника стоящая в поле, и оттуда к погоне присоединились еще два гонщика и, что самое херовое - БТР. С обочины какие-то дикие фрицы стреляли в нас, пытаясь попасть в стекло водителя. И попадали. Выбили сначала правое окно и почти тут же мое. Закрывать защиту было поздно, да и не разглядел бы я в смотровую щель дорогу на такой скорости. Тут меня в первый раз ранило. В плечо как кувалдой влупили. Чуть руль не бросил. Рука сразу онемела, пришлось рулить одной правой. Так я долго не протяну. Потом прилетело еще раз. Теперь попало слева в голову. Попало чирком, но я начал уплывать. Где же эта линия фронта?! По моим расчетам, мы должны были ее пересечь еще с пол часа назад. Или наши опять отошли? Ну тогда все, сливай воду, приехали. И ведь вообще сплошной линии фронта может и не быть. Сейчас там, где когда-то будет эта линия, все вперемешку - наши, немцы. Потом, чувствуя, что вырубаюсь, успел только сказать сидящему рядом полковнику:
– Руль держи!
И все.
Глава 4
…Плыву куда-то. Качает. Что-то не так получается, как эти долбанные зеленые человечки говорили. К себе обратно не попал. Или я еще не помер? Тут, очень издалека донеслись голоса:
– Осторожнее, осторожнее с ним! Это человек майора Гусева!
И голос чуть тише:
– Мы в курсе. Сам член военного совета им интересовался.
Ага. Похоже, план внедрения постепенно начал осуществляться. На этой мысли я опять потерял сознание.
Очухался на кровати. Хорошо, мягко. Потолок белый, простыни чистые. Рука с плечом, замотаны бинтами. Башка тоже. Голова обвязана, кровь на рукаве, след кровавый стелется по сырой траве… а-а-а, нефиг первым в драку лезть! Вспомнив эту детскую кричалку, ухмыльнулся. Прямо про меня. Немного поерзав, попытался понять, что за дискомфорт мешает наслаждаться жизнью. Сел на кровати, покрутил головой - не болит. Попробовал напрячь привязанную раненую руку - не болит. Осторожно потыкал себя пальцем в замотанное плечо - не больно! Это что ж получается? Или я тут уже минимум недели две без сознания валяюсь, или на мне все как на собаке заживает. Ладно, разберемся. Сейчас о насущном, ибо понял смысл дискомфорта. В туалет уже припирает, и сильно. Встал, огляделся - ага, вот они тапочки. Открыл дверь и вышел в коридор. По нему бродили люди в коричневых халатах. Воняло больницей. Возле окна, в конце коридора, человек пять курило. Похоже, мне туда. Я двинул к курящим и не ошибся - туалет был там. На меня поглядывали, так как в отличии от халатоносцев я был в одних солдатских кальсонах, но ничего не говорили. Вернулся обратно и опять сел на кровать. Тут распахнулась дверь и в комнату влетело что-то мелкое, в веснушках и белом халате. Медсестра, увидев меня, всплеснула руками и завопила в коридор:
– Зинаида Пална! Зинаида Пална! Он очнулся!
Потом, подбежав ко мне, попыталась уложить на кровать. Не преуспела. Я уже належался. Тогда она начала тарахтеть, уже не трогая меня руками:
– Ой! А вас привезли, а у вас сложное ранение плеча! А Семен Лазаревич так хорошо все сделал! Он наш лучший хирург! А вы целых два дня спали, а Семен Лазаревич сказал вас не будить, что сон лучшее лекарство. И уколы я вам во сне делала.
Слова из этой кнопки вылетали со скоростью пулеметной очереди. В этот момент, в дверях появилась женщина. Видно, та самая Зинаида Пална. Тоже в белом халате поверх формы. Подошла ближе и сказала, улыбнувшись:
– Ну здравствуйте, раненный!
После чего, подсела рядом и оттянула мне веко. Я на всякий случай открыл рот и, высунув язык, сказал "а-а-а". Врачиха машинально заглянула туда, но потом хихикнула, сказав, что это не требуется. Потом, поинтересовавшись общим самочувствием, заставила меня смотреть за молоточком, водя его перед глазами. После этого, повели на перевязку. Вот тут у них началась суета. Размотали сначала голову и начали цокать языками. Башку щупали и крутили повторяя:
– Удивительно, удивительно.
А размотав плечо, сразу позвали Сигизмунд Лазаревича, то есть, тьфу! Семен Лазаревича. Им оказался шустрый доктор в очках, похожий на Айболита. Он тоже долго мял плечо, бормоча уже надоевшее:
– Удивительно.
А я и сам удивлялся. На голове не видел, что творилось, но вот на плече дырки не было, был только шрам, причем как минимум годичной давности. Молодцы, зеленые человечки! Вот так тело соорудили! На мне теперь не то что как на собаке все заживает, а гораздо быстрее. То-то, шарахаясь по лесам, обратил внимание, что царапины уже на следующий день исчезают. И комары меня не трогали. Но тогда особенно над этим не задумывался. А сейчас вона как получается! Оханье докторов несколько охладила пожилая медсестра, протиравшая какие-то медицинские железки. Она сказала, что в двадцатых годах у них мужику пилой вообще два пальца отхватило, а он их позже вырастил. Потом хирурга позвали к раненому, и он убежал, а я был отведен в свою персональную палату. Руку с головой, правда, на всякий случай опять замотали. Зачем, я так и не понял, но не сопротивлялся. А к обеду ко мне пришли. Сначала появился Гусев с незнакомым полковником. Они поздоровались, причем у Сереги был вид довольный и таинственный. Он, выложив на тумбочку три яблока и пачку папирос, отвалил на задний план. А полковник, сев на табуретку рядом со мной, сначала поинтересовался здоровьем, а потом начал пытать на предмет просветления памяти.
– Ты постарайся вспомнить, может лица, может, места. Ну, что-нибудь. Может, город или площадь какую? Фонтан там какой-нибудь особенный или, может, море вспомнишь? Хоть малейшую зацепку дай, чтобы выяснить, кто ты!
Я отрицательно мотал головой на его вопросы, а на последнее предложение хмыкнул и выдал:
– Шпион я немецкий. Вон, Гусеву уже говорил.
Полковник резко наклонился ко мне и зло хлопнув себя рукой по колену, раздельно сказал:
– Никому. Никогда. Так больше не говори. Хватит! Да если б майор за тебя горой не встал, расписывая твои подвиги и похождения, еще неизвестно, как бы все получилось! Он же как клещ в тебя вцепился. А я Гусеву верю. Умеет он в людях разбираться.
И уже остыв, откинулся назад добавив:
– Знал бы ты, Илья, перед КЕМ за тебя поручиться пришлось. До сих пор удивляюсь, как вообще *добро* дали…
Потом попытал меня еще немного и ушел. Но, как и Карлсон, обещал вернуться. Гусев задержавшись на минуту, похлопал по не забинтованному плечу и сказал, что все теперь будет хорошо. И что в дальнейшем будем работать вместе. Он меня мол, никому не отдаст.
А потом пришел невзрачный старлей с фотографом. Они поздоровались, после чего на меня напялили гимнастерку и фотограф, сделав портретный снимок, моментально смылся. Старлей же, представившись следователем особого отдела, ведущим мое дело, достал тетрадь и расположившись возле тумбочки на табурете, стал задавать вопросы. Почти сразу все застопорилось. Буквально с Ф.И.О. Уже на это я не ответил. Но старшой не унывал, а продолжал копать дальше с мощью экскаватора. Вот он, будь я шпионом, меня точно бы расколол. Это даже не Гусев, со своими хитрыми вопросиками. Это зубр настоящий. Но и на этот раз меня спасло незнание реалий. Полным дауном, конечно, не прикидывался, а мои ответы, похоже хорошо вписывались в общую картину человека, потерявшего память. То есть например, кто является руководителем Советского Союза, я ответил. А вот на вопрос, кто сейчас партийный руководитель Белоруссии, пожал плечами. Так же пожимал на вопрос о фамилии командующего немецкими войсками на нашем направлении и его начальнике штаба. Следователь спрашивал, названия каких городов и стран мне знакомы. Какие языки знаю. Позадавал вопросы на разных языках. После каждого вопроса внимательно смотрел и слушал, что отвечаю. Ну и в том же духе. Мурыжил часа два. Похоже, сам устал. В конце, я уже задолбавшись отвечать спросил:
– Ну, что скажете, товарищ старший лейтенант. Кто я? Шпион?
– На шпиона вы мало походите. Скорее диверсант
Старлей улыбнулся одними губами и продолжил:
– И слишком уж ненадежен способ внедрения. Я склонен скорее думать, что вы советский командир, возможно, из осназа. Очень у вас подготовка специфическая. Поэтому и думаю, что командир, для бойца вы чересчур резвый. Да и возраст… Но мы вышлем ваше фото в архивы и постараемся все выяснить. Так что, счастливо оставаться.
Он встал, поправил ремень и пообещав еще встретиться, вышел. А я откинулся на подушку переводя дыхание…
Вечером опять пришли Гусев с полковником. На этот раз с ними была мощная Зинаида Пална и Айболит. Меня опять размотали и доктор, тыча пальцем, быстро говорил:
– Вот видите? Видите? А ведь была сложная операция! Пуля кость задела! Я же ему пол плеча разворотил! А сейчас?!
Покосившись на плечо, я обнаружил, что шрам стал еще более бледным. Да что там более бледным. Его почти не видно было! Семен Лазаревич, тем временем подпрыгивая продолжал:
– Если бы не я сам все делал, не поверил бы, что этот человек позавчера лежал у меня на столе! Но какая потрясающая скорость регенерации!
Доктор закатывал глаза и причмокивая щупал меня. Стало щекотно. Полковник выглядел несколько растерянным.
– Так он раненый или здоровый?
– Мы еще возьмем анализы, но сейчас могу сказать, что он практически здоров! А ведь предварительные обследования не показали никаких отклонений от нормы. Все было в порядке - большое количество лейкоцитов, но это соответствовало картине ранения и еще…
Тут доктор перешел на латынь, изредка разбавленную русскими словами и я перестал его понимать. Наконец он выдохся, добавив:
– У меня были случаи быстрого заживления, но такого я еще не встречал.
Тут вступила молчавшая Зинаида Пална:
– А тетя Дуся рассказывала, что видела человека, который себе вообще потерянные пальцы смог отрастить
Айболит, вскинув мушкетерскую бородку, тут же возразил, что в справочниках этот случай не отражен и документального подтверждения нет. Потом, видя растерянность врачихи, добавил, что всякое случается и многое наука объяснить не может. Полковник же, вычленив для себя главное, сказал:
– Если он здоров, то сегодня берите ваши анализы, а завтра мы его забираем!
И уже обращаясь ко мне, спросил:
– Плечо, голова не болит?
– Да уже с утра ничего не болит, как проснулся.
Он непонятно хмыкнул и еще раз пообещав, завтра с утра забрать, ушел вместе с Гусевым. А меня уложили на койку и начали тыкать иголками. Потом стучали молотком. Потом занимался приседаниями и мне мерили давление. Потом, потом, потом… Я уже стал выдыхаться и тут, наконец, от меня отстали.
Наутро нарисовался Гусев. Радостный, как три рубля нашел. Он хлопнул на кровать пакет с формой и велел одеваться. Шедший за ним боец поставил сапоги возле кровати и вышел. Разорвав бечевку, я прикинул робу на себя. Вроде подходит. Гусев, видя мои сомнения, уверил, что будет в самый раз. Одел на себя. Действительно, все впору. Гимнастерка была без петлиц. На пилотке шел малиновый кант, но особенно меня вырубили галифе синего цвета. Это что, для маскировки? В траве меньше видно? Или чтоб в толпе гомиков не выделяться? Но я оставил сомнения при себе, что поделать, если сейчас такая форма одежды существует и намотав портянки, одел сапоги. Затянул ремень, собирая складки сзади. Гусев, одобрительно кивнул и жестом предложил выдвигаться. Сам кстати, в фуражке рассекает. А мне пилотку подсунул. Правда, фура у него тоже - с околышком малиновым. Это ж какой род войск? Явно не летчики - у тех синий. И тут я вспомнил! Следак, что меня допрашивал, в такой же фуражке был. Получается, что Гусев, ну и я теперь, соответственно, из НКВД.
– Осторожнее, осторожнее с ним! Это человек майора Гусева!
И голос чуть тише:
– Мы в курсе. Сам член военного совета им интересовался.
Ага. Похоже, план внедрения постепенно начал осуществляться. На этой мысли я опять потерял сознание.
Очухался на кровати. Хорошо, мягко. Потолок белый, простыни чистые. Рука с плечом, замотаны бинтами. Башка тоже. Голова обвязана, кровь на рукаве, след кровавый стелется по сырой траве… а-а-а, нефиг первым в драку лезть! Вспомнив эту детскую кричалку, ухмыльнулся. Прямо про меня. Немного поерзав, попытался понять, что за дискомфорт мешает наслаждаться жизнью. Сел на кровати, покрутил головой - не болит. Попробовал напрячь привязанную раненую руку - не болит. Осторожно потыкал себя пальцем в замотанное плечо - не больно! Это что ж получается? Или я тут уже минимум недели две без сознания валяюсь, или на мне все как на собаке заживает. Ладно, разберемся. Сейчас о насущном, ибо понял смысл дискомфорта. В туалет уже припирает, и сильно. Встал, огляделся - ага, вот они тапочки. Открыл дверь и вышел в коридор. По нему бродили люди в коричневых халатах. Воняло больницей. Возле окна, в конце коридора, человек пять курило. Похоже, мне туда. Я двинул к курящим и не ошибся - туалет был там. На меня поглядывали, так как в отличии от халатоносцев я был в одних солдатских кальсонах, но ничего не говорили. Вернулся обратно и опять сел на кровать. Тут распахнулась дверь и в комнату влетело что-то мелкое, в веснушках и белом халате. Медсестра, увидев меня, всплеснула руками и завопила в коридор:
– Зинаида Пална! Зинаида Пална! Он очнулся!
Потом, подбежав ко мне, попыталась уложить на кровать. Не преуспела. Я уже належался. Тогда она начала тарахтеть, уже не трогая меня руками:
– Ой! А вас привезли, а у вас сложное ранение плеча! А Семен Лазаревич так хорошо все сделал! Он наш лучший хирург! А вы целых два дня спали, а Семен Лазаревич сказал вас не будить, что сон лучшее лекарство. И уколы я вам во сне делала.
Слова из этой кнопки вылетали со скоростью пулеметной очереди. В этот момент, в дверях появилась женщина. Видно, та самая Зинаида Пална. Тоже в белом халате поверх формы. Подошла ближе и сказала, улыбнувшись:
– Ну здравствуйте, раненный!
После чего, подсела рядом и оттянула мне веко. Я на всякий случай открыл рот и, высунув язык, сказал "а-а-а". Врачиха машинально заглянула туда, но потом хихикнула, сказав, что это не требуется. Потом, поинтересовавшись общим самочувствием, заставила меня смотреть за молоточком, водя его перед глазами. После этого, повели на перевязку. Вот тут у них началась суета. Размотали сначала голову и начали цокать языками. Башку щупали и крутили повторяя:
– Удивительно, удивительно.
А размотав плечо, сразу позвали Сигизмунд Лазаревича, то есть, тьфу! Семен Лазаревича. Им оказался шустрый доктор в очках, похожий на Айболита. Он тоже долго мял плечо, бормоча уже надоевшее:
– Удивительно.
А я и сам удивлялся. На голове не видел, что творилось, но вот на плече дырки не было, был только шрам, причем как минимум годичной давности. Молодцы, зеленые человечки! Вот так тело соорудили! На мне теперь не то что как на собаке все заживает, а гораздо быстрее. То-то, шарахаясь по лесам, обратил внимание, что царапины уже на следующий день исчезают. И комары меня не трогали. Но тогда особенно над этим не задумывался. А сейчас вона как получается! Оханье докторов несколько охладила пожилая медсестра, протиравшая какие-то медицинские железки. Она сказала, что в двадцатых годах у них мужику пилой вообще два пальца отхватило, а он их позже вырастил. Потом хирурга позвали к раненому, и он убежал, а я был отведен в свою персональную палату. Руку с головой, правда, на всякий случай опять замотали. Зачем, я так и не понял, но не сопротивлялся. А к обеду ко мне пришли. Сначала появился Гусев с незнакомым полковником. Они поздоровались, причем у Сереги был вид довольный и таинственный. Он, выложив на тумбочку три яблока и пачку папирос, отвалил на задний план. А полковник, сев на табуретку рядом со мной, сначала поинтересовался здоровьем, а потом начал пытать на предмет просветления памяти.
– Ты постарайся вспомнить, может лица, может, места. Ну, что-нибудь. Может, город или площадь какую? Фонтан там какой-нибудь особенный или, может, море вспомнишь? Хоть малейшую зацепку дай, чтобы выяснить, кто ты!
Я отрицательно мотал головой на его вопросы, а на последнее предложение хмыкнул и выдал:
– Шпион я немецкий. Вон, Гусеву уже говорил.
Полковник резко наклонился ко мне и зло хлопнув себя рукой по колену, раздельно сказал:
– Никому. Никогда. Так больше не говори. Хватит! Да если б майор за тебя горой не встал, расписывая твои подвиги и похождения, еще неизвестно, как бы все получилось! Он же как клещ в тебя вцепился. А я Гусеву верю. Умеет он в людях разбираться.
И уже остыв, откинулся назад добавив:
– Знал бы ты, Илья, перед КЕМ за тебя поручиться пришлось. До сих пор удивляюсь, как вообще *добро* дали…
Потом попытал меня еще немного и ушел. Но, как и Карлсон, обещал вернуться. Гусев задержавшись на минуту, похлопал по не забинтованному плечу и сказал, что все теперь будет хорошо. И что в дальнейшем будем работать вместе. Он меня мол, никому не отдаст.
А потом пришел невзрачный старлей с фотографом. Они поздоровались, после чего на меня напялили гимнастерку и фотограф, сделав портретный снимок, моментально смылся. Старлей же, представившись следователем особого отдела, ведущим мое дело, достал тетрадь и расположившись возле тумбочки на табурете, стал задавать вопросы. Почти сразу все застопорилось. Буквально с Ф.И.О. Уже на это я не ответил. Но старшой не унывал, а продолжал копать дальше с мощью экскаватора. Вот он, будь я шпионом, меня точно бы расколол. Это даже не Гусев, со своими хитрыми вопросиками. Это зубр настоящий. Но и на этот раз меня спасло незнание реалий. Полным дауном, конечно, не прикидывался, а мои ответы, похоже хорошо вписывались в общую картину человека, потерявшего память. То есть например, кто является руководителем Советского Союза, я ответил. А вот на вопрос, кто сейчас партийный руководитель Белоруссии, пожал плечами. Так же пожимал на вопрос о фамилии командующего немецкими войсками на нашем направлении и его начальнике штаба. Следователь спрашивал, названия каких городов и стран мне знакомы. Какие языки знаю. Позадавал вопросы на разных языках. После каждого вопроса внимательно смотрел и слушал, что отвечаю. Ну и в том же духе. Мурыжил часа два. Похоже, сам устал. В конце, я уже задолбавшись отвечать спросил:
– Ну, что скажете, товарищ старший лейтенант. Кто я? Шпион?
– На шпиона вы мало походите. Скорее диверсант
Старлей улыбнулся одними губами и продолжил:
– И слишком уж ненадежен способ внедрения. Я склонен скорее думать, что вы советский командир, возможно, из осназа. Очень у вас подготовка специфическая. Поэтому и думаю, что командир, для бойца вы чересчур резвый. Да и возраст… Но мы вышлем ваше фото в архивы и постараемся все выяснить. Так что, счастливо оставаться.
Он встал, поправил ремень и пообещав еще встретиться, вышел. А я откинулся на подушку переводя дыхание…
Вечером опять пришли Гусев с полковником. На этот раз с ними была мощная Зинаида Пална и Айболит. Меня опять размотали и доктор, тыча пальцем, быстро говорил:
– Вот видите? Видите? А ведь была сложная операция! Пуля кость задела! Я же ему пол плеча разворотил! А сейчас?!
Покосившись на плечо, я обнаружил, что шрам стал еще более бледным. Да что там более бледным. Его почти не видно было! Семен Лазаревич, тем временем подпрыгивая продолжал:
– Если бы не я сам все делал, не поверил бы, что этот человек позавчера лежал у меня на столе! Но какая потрясающая скорость регенерации!
Доктор закатывал глаза и причмокивая щупал меня. Стало щекотно. Полковник выглядел несколько растерянным.
– Так он раненый или здоровый?
– Мы еще возьмем анализы, но сейчас могу сказать, что он практически здоров! А ведь предварительные обследования не показали никаких отклонений от нормы. Все было в порядке - большое количество лейкоцитов, но это соответствовало картине ранения и еще…
Тут доктор перешел на латынь, изредка разбавленную русскими словами и я перестал его понимать. Наконец он выдохся, добавив:
– У меня были случаи быстрого заживления, но такого я еще не встречал.
Тут вступила молчавшая Зинаида Пална:
– А тетя Дуся рассказывала, что видела человека, который себе вообще потерянные пальцы смог отрастить
Айболит, вскинув мушкетерскую бородку, тут же возразил, что в справочниках этот случай не отражен и документального подтверждения нет. Потом, видя растерянность врачихи, добавил, что всякое случается и многое наука объяснить не может. Полковник же, вычленив для себя главное, сказал:
– Если он здоров, то сегодня берите ваши анализы, а завтра мы его забираем!
И уже обращаясь ко мне, спросил:
– Плечо, голова не болит?
– Да уже с утра ничего не болит, как проснулся.
Он непонятно хмыкнул и еще раз пообещав, завтра с утра забрать, ушел вместе с Гусевым. А меня уложили на койку и начали тыкать иголками. Потом стучали молотком. Потом занимался приседаниями и мне мерили давление. Потом, потом, потом… Я уже стал выдыхаться и тут, наконец, от меня отстали.
Наутро нарисовался Гусев. Радостный, как три рубля нашел. Он хлопнул на кровать пакет с формой и велел одеваться. Шедший за ним боец поставил сапоги возле кровати и вышел. Разорвав бечевку, я прикинул робу на себя. Вроде подходит. Гусев, видя мои сомнения, уверил, что будет в самый раз. Одел на себя. Действительно, все впору. Гимнастерка была без петлиц. На пилотке шел малиновый кант, но особенно меня вырубили галифе синего цвета. Это что, для маскировки? В траве меньше видно? Или чтоб в толпе гомиков не выделяться? Но я оставил сомнения при себе, что поделать, если сейчас такая форма одежды существует и намотав портянки, одел сапоги. Затянул ремень, собирая складки сзади. Гусев, одобрительно кивнул и жестом предложил выдвигаться. Сам кстати, в фуражке рассекает. А мне пилотку подсунул. Правда, фура у него тоже - с околышком малиновым. Это ж какой род войск? Явно не летчики - у тех синий. И тут я вспомнил! Следак, что меня допрашивал, в такой же фуражке был. Получается, что Гусев, ну и я теперь, соответственно, из НКВД.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента