Она была в полной эйфории. Она носилась по Москве, выискивая типографию, в которой можно издать самый красивый альбом.
Он вышел, ее альбом. Мир для нее стал другим. Коллеги ее увидели другой. Геро нашла деньги и издала тако-ое! Смогла…
— Смотри, какой он красивый, — говорила она Славе. — Мне даже жаль его продавать…
— Послушай, Ольга, вот в этом деле будь осторожней. Коммерческое дело — не твое. Ты его не знаешь.
— Ну, Слава, я столько видела на своем веку.
— Пойми, люди, которые продают, на другом берегу от тебя. Тебе они кажутся хорошо знакомыми, потому что и ты, и они держите в руках книгу. Но для них она тот же товар, что и соленые огурцы. Смотри в оба, Ольга. Я вернусь из командировки и помогу тебе. У меня есть кое-кто, кто введет тебя в мир торговцев.
— Я хочу сама.
— Оля, милая, ну зачем набивать себе шишки? Потрогай мои. — Слава уткнулся головой ей в грудь…
Он все еще был в экспедиции, ловил своих бабочек в горах Алтая, когда Ольга сидела за письменным столом и смотрела на телефон, трубку которого только что положила. Продавец ее альбома, которому она своими руками отдала половину тиража, в десятый раз обещал звонить насчет денег.
В голове тупо стучало. Итак, она истратила свои деньги, бегала по типографиям, отыскивая самые лучшие условия для издания. Сама следила за каждой фотографией, за подписью к ней, получила тираж. И вот на тебе… Она приехала на оптовый книжный рынок и не нашла там того человека. Его не было… Позвонила домой. Нашла. Ну и что?
Она встала со стула, заходила по комнате. Глупее не бывает. Напряжение, которое не покидало ее после выхода замечательного альбома, затмило глаза. Ей казалось, альбом пойдет нарасхват.
— Да ты продашь его вмиг, — говорили ей коллеги и знакомые. — Такая красота.
Она поехала к оптовику, телефон которого дали в издательстве. Контора располагалась на Красной Пресне, в какой-то пристройке, забитой книгами, железная дверь без всякой таблички.
— Стучите, — посоветовал мужик, подъехавший на «Москвиче». — Откроют.
Она постучала, и ей открыли. Парнишка со щенком бультерьера вышел навстречу. Пес зарычал.
— Не бойтесь, он не кусается.
— Пока не кусается.
— Вы к кому?
— К Сергею Петровичу. Я звонила.
Он оглядел стильную женщину в шубке без шапки и провел наверх. Вдоль стен лежали книги, книги, книги. Ольге стало не по себе. Это что же — мечта ее жизни ляжет вот сюда? Ее уложат вдоль стены в эти штабеля? Ей стало жаль класть свои альбомы в братскую могилу.
Сергей Петрович оказался совсем юным созданием в растянутом свитере. Он сидел за компьютером и играл. Подняв голову, помолчал.
— И что? — спросил он.
— Я хочу продать альбом. Фотоальбом.
— Покажите.
Ольга вынула альбом. Она, любуясь, передала его в руки Сергею Петровичу.
Он молча листал, останавливаясь на ярких снимках. Потом покачал головой.
— Не пойдет, — кисло усмехнулся он.
— Как — не пойдет? — не поняла Ольга. — Почему?
— Не знаю. — Он пожал плечами и отдал альбом. — Не пойдет, и все.
— Но вы попробуйте, — настаивала Ольга.
— Попробовать? Ваша цена?
— Но вы сами скажите. Конечно, по той цене, по какой он мне обошелся, я не предлагаю…
— Чирик.
— Что? — выдохнула Ольга.
— Как что? Десятка.
— Да как это… — Она растерялась.
— Больше никак.
Она повернулась и вышла. Пес лениво гавкнул вслед. Потом она долго ходила по магазинам, предлагала. Не брали. Наконец она нашла интеллигентного мальчика с бородкой на оптовом рынке. Он взял ее альбомы на реализацию по сходной цене. Пачку. Быстро продал. Отдал ей деньги. Она принесла еще. Он снова продал и снова отдал деньги. Тогда она отвезла ему полтиража. Больше он ей не звонил. Она звонила ему. А он не отдавал деньги.
Конечно, думала она, тупо глядя на телефонный аппарат, это не те деньги, без которых она не проживет. И альбомы он продал. Значит, их кто-то купил, кому-то они понравились. Но ей было обидно — она оказалась доверчивой идиоткой. Она, с точным глазом фотографа, не разглядела школяра, надувшего ее…
Ей хотелось поехать к нему и вытрясти из него душу. Поехать не одной.
Но потом Ольга попыталась утешить себя: в одном месте потеряешь — в другом найдешь. Ее собственная судьба постоянно убеждала ее в этом. Да, конечно, она была в эйфории. Она радовалась своему альбому, как дитя игрушке. А теперь, словно прокручивая пленку обратно, увидела: а ведь продавец не смотрел в глаза. Отводил взгляд, разговаривая с ней. Ну какие доказательства нужны ей еще? Она заскрежетала зубами.
Дура!
Она подошла к полке. Оставшиеся альбомы стояли в ряд, как же они радовали ее еще вчера. А сегодня они сверлили ей мозг, упрекали, обвиняли. Она ничего не могла сделать. Она сама отдала те пачки. Своими руками. Отдала кидале.
Что ж, надо выбросить это из головы. Забыть.
Весь вечер она пыталась отвлечься. Читала, слушала музыку, но в голове свербило.
Было половина первого ночи. Она прикрыла глаза, в голове поплыло, тревожная дрема охватила ее. Казалось, к уху сама собой прижалась телефонная трубка.
— Алё? — сонным голосом после пятого гудка отозвались на другом конце.
— Слушай, сука, внимательно, я убью тебя! — прохрипела она в телефон и швырнула трубку.
Потом быстро набрала еще номер, другой. Отозвался голос, который сразу узнал ее.
— Мне нужна твоя помощь.
— Прямо сейчас? Ты знаешь, сколько уже?
— Знаю. У меня есть часы. Не одни. Могу проверить по телефону.
— Что случилось? — заботливо и встревоженно спросил голос.
— Случилось смешное. Меня кинули.
— Да ты что?
— Не то, о чем ты думаешь. — Она усмехнулась.
— А о чем я думаю?
— Сам знаешь.
— И что же это?
— Меня кинул продавец книг.
— Чего продавец?
— Книг, болван. Моего альбома.
— На много? Она сказала.
— Ого…
— Да не тех. — Она едва не рассмеялась. — Рублевых. В трубке забулькало.
— Ой, я не могу!
— Я тоже не могу.
— Слушай, Ольга, ты меня просто уморила. Такая сумма…
— Это не сумма. Ты понимаешь, что меня кинули? И кто? Я этого не потерплю. Даю тебе телефон. Адрес узнаешь сам. Возьми своих. Сейчас. Немедленно. Я ему только что пообещала, что убью. Он не поверил.
— Ага. Ясно. Сейчас поверит.
— Надеюсь.
Сквозь сонный туман Ольга представила себе, какой будет сюрприз для кидалы. Она не одна попалась ему на удочку. Парнишку хорошо потрясут. За всех. Убьют? Да черт с ним. Кого-то убивает рак. Кого-то — люди.
С балкона веяло прохладой. Занавеска шевелилась, пузырилась, надувалась парусом. За ней — ночь, темнота, редкие огни в окнах.
Ах как нескладно все. Что же она такая беспомощная? Ну почему какой-то мозгляк, и тот пытается взять над ней власть? Над ней, над которой нельзя взять власть? Она пыталась выбраться из сна, в котором услышала звонок. Светало.
— Да, — глухо бросила она.
— Задание выполнено. Читай завтра в криминальной хронике.
— Спасибо.
Она положила трубку.
«Ну, вот и все. Теперь можно выбросить из головы…» — прошептал ей кто-то в самое ухо.
Наконец Ольга проснулась… Наяву ей некому было звонить…
— Знаешь, оставь себе этот домик как память о прошлом, — сказала Ирма. — У вас есть такие памятники — деревянной архитектуры. Это в России принято. Ну, хорошо, считай, что будешь мне должна. Заработаешь и отдашь.
— Я заработаю… Если… позволит здоровье.
— Я сама помогу тебе заработать. Причем гораздо больше, чем ты думаешь. — Ирма многозначительно посмотрела на Ольгу. — Я начинаю одно дело, в котором ты будешь важным лицом. — Она свела брови, надула щеки.
Ольга не удержалась и улыбнулась. Она не уловила напряжения в голосе и особой интонации, с которой Ирма произнесла эту фразу.
— После операции отправлю тебя отдыхать на море. Там у меня есть свои люди, маленькая клиника, тобой там займутся. Ты прекрасно отдохнешь. Твое здоровье станет лучше прежнего. Ну, кое-чего в тебе уже не будет. А оно зачем тебе? Сын уже есть, верно? Потом ты вернешься в Прагу. Мы посмотрим, как начнет вести себя твое брюхо и на что оно способно. В Москве у тебя нет дел. Ты со всеми делами покончила. Я верно поняла?
— Да, конечно. Все верно. Но, Ирма, я не знаю…
— Ага, ты не знаешь, как меня благодарить.
— Да, Ирма, конечно.
— Вот все вы такие. Но не думаешь ли ты, что каждый человек, если он не святой, впрочем, и святой тоже, — она ухмыльнулась, — чтобы сохранить свою святость и ее подтвердить, делая добро, не забывает о себе ни на минуту? Я тоже. Тем более что я не святая, нисколечко! Поэтому расслабься.
Ольга непонимающе смотрела на Ирму, но ни о чем не спросила. Уже одно то, что несколько недель она может не думать о себе, отдаться заботам другого человека… Да это же гора с плеч!
7
8
Он вышел, ее альбом. Мир для нее стал другим. Коллеги ее увидели другой. Геро нашла деньги и издала тако-ое! Смогла…
— Смотри, какой он красивый, — говорила она Славе. — Мне даже жаль его продавать…
— Послушай, Ольга, вот в этом деле будь осторожней. Коммерческое дело — не твое. Ты его не знаешь.
— Ну, Слава, я столько видела на своем веку.
— Пойми, люди, которые продают, на другом берегу от тебя. Тебе они кажутся хорошо знакомыми, потому что и ты, и они держите в руках книгу. Но для них она тот же товар, что и соленые огурцы. Смотри в оба, Ольга. Я вернусь из командировки и помогу тебе. У меня есть кое-кто, кто введет тебя в мир торговцев.
— Я хочу сама.
— Оля, милая, ну зачем набивать себе шишки? Потрогай мои. — Слава уткнулся головой ей в грудь…
Он все еще был в экспедиции, ловил своих бабочек в горах Алтая, когда Ольга сидела за письменным столом и смотрела на телефон, трубку которого только что положила. Продавец ее альбома, которому она своими руками отдала половину тиража, в десятый раз обещал звонить насчет денег.
В голове тупо стучало. Итак, она истратила свои деньги, бегала по типографиям, отыскивая самые лучшие условия для издания. Сама следила за каждой фотографией, за подписью к ней, получила тираж. И вот на тебе… Она приехала на оптовый книжный рынок и не нашла там того человека. Его не было… Позвонила домой. Нашла. Ну и что?
Она встала со стула, заходила по комнате. Глупее не бывает. Напряжение, которое не покидало ее после выхода замечательного альбома, затмило глаза. Ей казалось, альбом пойдет нарасхват.
— Да ты продашь его вмиг, — говорили ей коллеги и знакомые. — Такая красота.
Она поехала к оптовику, телефон которого дали в издательстве. Контора располагалась на Красной Пресне, в какой-то пристройке, забитой книгами, железная дверь без всякой таблички.
— Стучите, — посоветовал мужик, подъехавший на «Москвиче». — Откроют.
Она постучала, и ей открыли. Парнишка со щенком бультерьера вышел навстречу. Пес зарычал.
— Не бойтесь, он не кусается.
— Пока не кусается.
— Вы к кому?
— К Сергею Петровичу. Я звонила.
Он оглядел стильную женщину в шубке без шапки и провел наверх. Вдоль стен лежали книги, книги, книги. Ольге стало не по себе. Это что же — мечта ее жизни ляжет вот сюда? Ее уложат вдоль стены в эти штабеля? Ей стало жаль класть свои альбомы в братскую могилу.
Сергей Петрович оказался совсем юным созданием в растянутом свитере. Он сидел за компьютером и играл. Подняв голову, помолчал.
— И что? — спросил он.
— Я хочу продать альбом. Фотоальбом.
— Покажите.
Ольга вынула альбом. Она, любуясь, передала его в руки Сергею Петровичу.
Он молча листал, останавливаясь на ярких снимках. Потом покачал головой.
— Не пойдет, — кисло усмехнулся он.
— Как — не пойдет? — не поняла Ольга. — Почему?
— Не знаю. — Он пожал плечами и отдал альбом. — Не пойдет, и все.
— Но вы попробуйте, — настаивала Ольга.
— Попробовать? Ваша цена?
— Но вы сами скажите. Конечно, по той цене, по какой он мне обошелся, я не предлагаю…
— Чирик.
— Что? — выдохнула Ольга.
— Как что? Десятка.
— Да как это… — Она растерялась.
— Больше никак.
Она повернулась и вышла. Пес лениво гавкнул вслед. Потом она долго ходила по магазинам, предлагала. Не брали. Наконец она нашла интеллигентного мальчика с бородкой на оптовом рынке. Он взял ее альбомы на реализацию по сходной цене. Пачку. Быстро продал. Отдал ей деньги. Она принесла еще. Он снова продал и снова отдал деньги. Тогда она отвезла ему полтиража. Больше он ей не звонил. Она звонила ему. А он не отдавал деньги.
Конечно, думала она, тупо глядя на телефонный аппарат, это не те деньги, без которых она не проживет. И альбомы он продал. Значит, их кто-то купил, кому-то они понравились. Но ей было обидно — она оказалась доверчивой идиоткой. Она, с точным глазом фотографа, не разглядела школяра, надувшего ее…
Ей хотелось поехать к нему и вытрясти из него душу. Поехать не одной.
Но потом Ольга попыталась утешить себя: в одном месте потеряешь — в другом найдешь. Ее собственная судьба постоянно убеждала ее в этом. Да, конечно, она была в эйфории. Она радовалась своему альбому, как дитя игрушке. А теперь, словно прокручивая пленку обратно, увидела: а ведь продавец не смотрел в глаза. Отводил взгляд, разговаривая с ней. Ну какие доказательства нужны ей еще? Она заскрежетала зубами.
Дура!
Она подошла к полке. Оставшиеся альбомы стояли в ряд, как же они радовали ее еще вчера. А сегодня они сверлили ей мозг, упрекали, обвиняли. Она ничего не могла сделать. Она сама отдала те пачки. Своими руками. Отдала кидале.
Что ж, надо выбросить это из головы. Забыть.
Весь вечер она пыталась отвлечься. Читала, слушала музыку, но в голове свербило.
Было половина первого ночи. Она прикрыла глаза, в голове поплыло, тревожная дрема охватила ее. Казалось, к уху сама собой прижалась телефонная трубка.
— Алё? — сонным голосом после пятого гудка отозвались на другом конце.
— Слушай, сука, внимательно, я убью тебя! — прохрипела она в телефон и швырнула трубку.
Потом быстро набрала еще номер, другой. Отозвался голос, который сразу узнал ее.
— Мне нужна твоя помощь.
— Прямо сейчас? Ты знаешь, сколько уже?
— Знаю. У меня есть часы. Не одни. Могу проверить по телефону.
— Что случилось? — заботливо и встревоженно спросил голос.
— Случилось смешное. Меня кинули.
— Да ты что?
— Не то, о чем ты думаешь. — Она усмехнулась.
— А о чем я думаю?
— Сам знаешь.
— И что же это?
— Меня кинул продавец книг.
— Чего продавец?
— Книг, болван. Моего альбома.
— На много? Она сказала.
— Ого…
— Да не тех. — Она едва не рассмеялась. — Рублевых. В трубке забулькало.
— Ой, я не могу!
— Я тоже не могу.
— Слушай, Ольга, ты меня просто уморила. Такая сумма…
— Это не сумма. Ты понимаешь, что меня кинули? И кто? Я этого не потерплю. Даю тебе телефон. Адрес узнаешь сам. Возьми своих. Сейчас. Немедленно. Я ему только что пообещала, что убью. Он не поверил.
— Ага. Ясно. Сейчас поверит.
— Надеюсь.
Сквозь сонный туман Ольга представила себе, какой будет сюрприз для кидалы. Она не одна попалась ему на удочку. Парнишку хорошо потрясут. За всех. Убьют? Да черт с ним. Кого-то убивает рак. Кого-то — люди.
С балкона веяло прохладой. Занавеска шевелилась, пузырилась, надувалась парусом. За ней — ночь, темнота, редкие огни в окнах.
Ах как нескладно все. Что же она такая беспомощная? Ну почему какой-то мозгляк, и тот пытается взять над ней власть? Над ней, над которой нельзя взять власть? Она пыталась выбраться из сна, в котором услышала звонок. Светало.
— Да, — глухо бросила она.
— Задание выполнено. Читай завтра в криминальной хронике.
— Спасибо.
Она положила трубку.
«Ну, вот и все. Теперь можно выбросить из головы…» — прошептал ей кто-то в самое ухо.
Наконец Ольга проснулась… Наяву ей некому было звонить…
— Знаешь, оставь себе этот домик как память о прошлом, — сказала Ирма. — У вас есть такие памятники — деревянной архитектуры. Это в России принято. Ну, хорошо, считай, что будешь мне должна. Заработаешь и отдашь.
— Я заработаю… Если… позволит здоровье.
— Я сама помогу тебе заработать. Причем гораздо больше, чем ты думаешь. — Ирма многозначительно посмотрела на Ольгу. — Я начинаю одно дело, в котором ты будешь важным лицом. — Она свела брови, надула щеки.
Ольга не удержалась и улыбнулась. Она не уловила напряжения в голосе и особой интонации, с которой Ирма произнесла эту фразу.
— После операции отправлю тебя отдыхать на море. Там у меня есть свои люди, маленькая клиника, тобой там займутся. Ты прекрасно отдохнешь. Твое здоровье станет лучше прежнего. Ну, кое-чего в тебе уже не будет. А оно зачем тебе? Сын уже есть, верно? Потом ты вернешься в Прагу. Мы посмотрим, как начнет вести себя твое брюхо и на что оно способно. В Москве у тебя нет дел. Ты со всеми делами покончила. Я верно поняла?
— Да, конечно. Все верно. Но, Ирма, я не знаю…
— Ага, ты не знаешь, как меня благодарить.
— Да, Ирма, конечно.
— Вот все вы такие. Но не думаешь ли ты, что каждый человек, если он не святой, впрочем, и святой тоже, — она ухмыльнулась, — чтобы сохранить свою святость и ее подтвердить, делая добро, не забывает о себе ни на минуту? Я тоже. Тем более что я не святая, нисколечко! Поэтому расслабься.
Ольга непонимающе смотрела на Ирму, но ни о чем не спросила. Уже одно то, что несколько недель она может не думать о себе, отдаться заботам другого человека… Да это же гора с плеч!
7
— Иржи, Ольга в гостинице. — Сердце Ирмы билось как у бегуна на старте. — Ты готов? Ты сделаешь по полной программе?
— Да, дорогая. Как обычно. Если ты заметила, мы уже не делаем по усеченной. Чтобы второй раз не тревожить организм, мало ли что. Но… теперь я делаю с учетом недостатков, открывшихся у других, например, у тебя.
— Иржи, я так хочу, чтобы все получилось! Через Ольгу нам откроется Москва. Я хочу… О нет, не сейчас, после. Когда все завершится. У меня такие планы, Иржи! Я хочу создать филиалы турагентства везде, мы будем отправлять женщин одну за другой… Мы…
Ее лицо горело от возбуждения. Иржи понаблюдал за женой, а потом спросил, улыбаясь:
— Ирма, а куда мы денем горы товара? Нам столько не понадобится. Лекарство требует малых доз… И потом, мы знаем по тебе самой…
Ирма перебила его:
— Да, вот так поступают с преданной женой. На ней оттачивают мастерство, чтобы другим было легче. Но учти, Иржи, я страдаю не ради науки. Ради нас с тобой. Я хочу быть богатой. Я хочу, чтобы мне стало доступно все на свете! А для этого нужны деньги. Горы товара обменяем на горы денег! Оставь это мне, дорогой. А ты занимайся своей наукой.
— У тебя будет все, Ирма. Я обещал, помнишь? Давно-давно, когда ты была милым ребенком, который согласился выйти за меня замуж. Разве что-то не так?
— Иржи, ты для меня больше, чем муж. Ты мне и отец, и брат… Ты мой создатель, в конце концов. Без тебя меня сейчас бы не было. Уже не было…
— Да, я твой создатель, Ирма, — тихо сказал Иржи. — Но ты мне очень помогла. — Его голос дрогнул.
Если бы она знала, насколько искренне он сейчас говорил… Он создал ее такой, как хотел сам. Для своего дела. Ирма разрешила вылепить себя, отдала ему себя с благодарностью. Он не ошибся, сделав на нее ставку много лет назад. Он увидел в ней все качества, которые нужны женщине, способной нести все то, чем он мог ее нагрузить.
— Ведь у тебя ничего не болит? Да, Ирма? А если вдруг заболит — у нас есть лекарство, прекрасно утоляющее боль.
Как никакое другое. У нас теперь будет много такого лекарства, стало быть, мы многих людей убережем от боли. Но я уверен, тебе оно не понадобится.
— Я рада, Иржи, что помогла тебе. — Она погладила мужа по руке. — Ты думаешь, у Ольги тоже все будет хорошо?
— Не сомневаюсь, хотя так не полагается говорить хирургу перед операцией. Но я действительно не сомневаюсь.
Ирма поцеловала его в щеку.
— У нас все получится, — повторила Ирма как заклинание.
— Пойдем, нам надо спешить. Энди уже дышит нам в затылок.
Ирма покачала головой:
— Пора от него отказаться, Иржи. — Жена свела светлые брови.
— Не спеши…
— Но зачем он нам?
— Ирма, ты умная женщина. Пораскинь мозгами. — Иржи рассердился. — Если мы вдруг перестанем покупать товар у него, он догадается, что мы берем его в другом месте. Он примется искать это место. Он начнет грызть землю зубами. Ты ведь понимаешь, какие там крутятся деньги? Если только мы столько платим? Мы у него на крючке, Ирма. Пока я не знаю, как с него соскочить. Если, скажем, впустить его в наше дело, тогда… Создать совместную клинику… Но я не уверен. Его клиника занимается другими проблемами…
— Нет, мы никогда не возьмем его в наше дело! — Светлые кудряшки заплясали вокруг порозовевших щек.
— Но ведь, кажется, ты собираешься ввести в дело подругу Ольгу? — В ожидании ответа Иржи пристально смотрел на жену.
— Я когда-нибудь давала тебе повод считать меня дурой? — рассердилась Ирма.
— Нет, дорогая. Нет. Но человек — это развивающийся организм. У каждого есть свои привязанности. Слабости…
— Нет, Ольга будет только исполнителем моей воли. — Ирма шлепнула Иржи по руке. — Фу, противный. А что бы ты сказал, если бы я все же добилась и власти разрешили использовать наркотики как лекарство?
— Ты верно мыслишь, дорогая. Но не считай себя всесильной, милая. Продолжай над этим работать. Разве мы напрасно учили тебя на факультете журналистики? Кстати, это я настоял, чтобы ты окончила именно его. Среда, в которой ты крутишься, открывает большие возможности. Разве у тебя был бы такой круг знакомых? А у меня — пациенток? Всем больным нужно обезболивающее. Хорошее, доступное, так ведь? Ну… Думай, думай. Боль — для всех боль. Она уравнивает, как и смерть, если нет лекарства.
Ирма вздохнула. Сейчас она думала о другом.
— Я хочу заняться Москвой, Иржи. Там для нас непаханое поле. Огромный город, ужасная экология. Слабая медицина и женское невежество. Там никого не лечат, там сразу режут. Причем делают это плохо.
— Правильно, — согласился Иржи. — Женщины из России поедут лечиться в нашу клинику, потом мы пошлем их отдыхать. — Он усмехнулся.
— Во главе филиала в Москве я поставлю Ольгу. Как ты думаешь, она скоро сможет подняться на ноги?
— Я думаю, да. Она крепкая. У нее от природы хорошие данные, несмотря на внешнюю хрупкость.
— Туристки потекли бы рекой…
— Их будет много, — кивнул Иржи. — Кстати, лекарство на новой основе позволит им работать с нами почти до конца.
— Что ж, очень гуманно. Человек не должен пассивно ждать своего смертного часа.
— Конечно. И мы не отдадим их унынию.
— О, ты, кажется, цитируешь Библию? Ты знаешь, что уныние страшный грех?
Иржи Грубов засмеялся.
— Еще бы. Могу перечислить и другие. Только не хочу тебя смущать. Ты подумаешь, я делаю намеки…
Ирма захохотала.
— Верно говорят, что некоторые в своем глазу бревна не видят, но соринку — в чужом.
— Мы стоим друг друга, дорогая.
— А как же иначе? Мы не смогли бы быть вместе.
— Я очень благодарен тебе…
Иржи был талантливым хирургом от природы. Как талантливый резчик по дереву или мастер кузнечного дела. Он не относился к числу высоколобых теоретиков, но способности, которыми сам не обладал, очень ценил в других. И тех, кого ценил, хотел собрать вокруг себя. Но для этого нужны деньги, большие деньги. Со временем из своей клиники он намеревался сделать центр, который сравнился бы с американским раковым центром в Хьюстоне. А может, и превзошел его. Талантливых медиков в странах Восточной Европы немало. На последнем симпозиуме в Москве его просто потрясла своим докладом юная докторица, совсем девочка, из онкологического центра на Каширке. В большом зале центра собрались медики из бывших братских стран. Объявили очередного докладчика, к микрофону вышла черноволосая хорошенькая докторша. Мужчины, а в зале было их больше, чем женщин, окинули ее заинтересованными взглядами — этакая приятность для глаза после набивших оскомину серых костюмов и галстуков в крапинку.
Но когда она заговорила, не только у него побежали мурашки по спине. Она высказала такую гипотезу о природе рака и такой метод лечения, что солидный чин из московской клиники не выдержал и бросил с места:
— Милочка, такими мазками позволительно работать только академику.
Девочка улыбнулась, отчего стала еще милее, секунду-другую помолчала, а потом продолжила, оставив реплику без ответа.
Слушая ее, Иржи наконец дал себе окончательный ответ на вопрос, который мучил его с давних пор: почему ему никогда не стать хорошим клиницистом. Этот ответ помогла найти юная докторша. Она работала на стыке наук, она мыслила как химик, биолог и врач одновременно. Она рассматривала человеческий организм как клеточную субстанцию, поэтому основу основ онкологии искала в процессах, происходящих в нем.
А он, Иржи Грубов, досконально знал анатомию и виртуозно владел скальпелем.
После симпозиума Иржи подошел к ней, подал руку, поздравляя, и сказал:
— Я восхищен. Люблю все совершенное. Я хотел бы с вами работать.
— Спасибо, — сказала она, ничуть не смутившись. Подняла на него огромные черные глаза.
А он улыбнулся и добавил:
— Вы — именно такая. Совершенная. Докторша улыбнулась:
— Приятно услышать комплимент, коллега.
— Вы станете работать со мной? Моя клиника скоро будет процветающей. Я намерен собрать лучшие умы в Праге. Вы приедете?
— Сначала создайте, а потом поговорим. Хорошо, доктор? — Она посмотрела на карточку, которую он ей дал. — Доктор Иржи Грубов?
— Я дам вам лабораторию. Штат. Деньги.
— Позовите, когда все устроите. — Она пожала ему руку и отошла.
Эта девочка не выходила у него из головы. Да, именно такие ему нужны в клинике. Они ему обойдутся дешевле, чем Хьюстону!
Что ж, пока ему везет, подумал Иржи. Точнее, пока ему везут. Пациентки везут, скаламбурил он про себя. А ведь он совершил открытие. Невероятное открытие! Такой протез, который он сделал, не выдумал до сих пор никто. Не важно, с какой целью. Но он работает. А если потрудиться в компании с лучшими умами в медицине, то в подобном протезе возможно будет вынашивать младенцев. Это революция! По коже Иржи побежали мурашки. Надо только создать необходимую среду внутри протеза, вокруг него… Но разве с этим выйдешь на конгресс?
Он усмехнулся. Пока все это под грифом даже не «Совершенно секретно», а «Смертельно секретно».
Ирма старалась найти пути на самый верх, где сидят те, кто разрешает и кто запрещает, где принимают законы и отвергают их. Совершенно ясно, власти не разрешат открыто использовать лекарство на наркотической основе, которое он придумал. Потом, если быть до конца откровенным, он не сказал бы точно, так ли сильно хочется ему этого сейчас.
Иржи то и дело возвращался к мысли: разрешат — значит, все деньги, которые могут к нему приплыть, пройдут мимо. А на что создавать центр? На чужие деньги, деньги тех, кто согласится их вложить? Но в этом случае он уже не полновластный хозяин ситуации.
А он хочет быть единоличным хозяином. Его состояние быстро растет. Верно говорят — банк можно сорвать сразу или никогда. Его клиника должна развиваться, операции стоить дешевле, чем в других, это привлечет пациентов, появится больше куколок.
Да, и еще одно важное дело. Ему срочно понадобился консультант. Особенный, для психологической подготовки «туристок». Он уже есть, Ирма нашла. Иржи посмотрел на часы. Пора. Час встречи приближается.
Сердце заколотилось. Он замер. Ему не нравилось, что в последнее время оно все чаще вот так колотится. Аритмия?
Стоит обратить внимание. Но сейчас-то понятна причина сердцебиения. Этот человек не должен узнать его, Иржи Грубова.
— Вы позволите? — Возле столика, за которым сидел Иржи, остановился высокий приятный мужчина под пятьдесят. Карие глаза весело блестели. — Я вас сразу узнал.
Иржи вздрогнул. Невероятно. Он не мог его узнать!
Подошедший заметил слегка приподнявшуюся бровь.
— Ирма очень точно вас описала. — Мужчина прекрасно говорил по-чешски. — Я рад, что вы выбрали именно это кафе, здесь все такое настоящее.
— Я люблю его. Итак, будем знакомы. Я Иржи Грубое, хирург.
— Андрей Широков. Ваш консультант.
Грубое удовлетворенно кивнул. Они пили кофе, каждый выбрал себе пирожное, Андрей — с толстым слоем крема.
— Ирма вам очень доверяет, — сказал Грубое. Андрей усмехнулся:
— Я рад, спасибо. Грубов засмеялся:
— Да, конечно.
Андрей подумал, знает ли Иржи об их приключении, с которого началось его знакомство с Ирмой.
— Как насчет капельки коньяку в кофе?
— Согласен. Грубов улыбнулся.
Коньяк разогрел мысли, сердца оттаяли, беседа пошла легче. Грубов знал о приключении жены с этим русским психологом, он все знал о ней — не только, что у нее внутри и что снаружи, но даже в мыслях. Они были вечные муж и жена, вечные доктор и пациент.
— Я слышал, вы расширяете клинику для онкологических больных?
— В некотором роде, — уклончиво ответил Грубов. Андрей кивнул:
— Да, самое трудное и печальное дело.
— Не простое. Но сегодня оно интересует в мире очень многих, — заметил Грубов.
— Вас знают по публикациям?
— Да, я много печатался. И за рубежом. В специальных изданиях. Хотя это было непросто в прошлые времена. Но если делаешь дело, оно способно тебя вытащить за пределы твоего огорода…
Посетители кафе разошлись, мужчины остались вдвоем. Хозяин за стойкой звякнул чашками.
— Ну, так что, начинаем? — негромко спросил Грубов Широкова.
Тот кивнул.
— У меня есть одно условие. Вы не должны видеть пациенток.
— Так еще интереснее, — пожал плечами Широков.
— Вас хорошо устроили, Широков?
— Спасибо, прекрасно. Окна с видом на лебедей. Пасторальная картинка. Давно ничего подобного не видел.
«Действительно давно, — усмехнулся про себя Грубов. — Впрочем, ты, друг, и тогда мало чего видел».
— Тогда до завтра.
Они вместе вышли из кафе.
— Вас подвезти? — спросил Иржи у Андрея.
— Нет, благодарю. Прогуляюсь. Когда-то я здесь учился. Много-много лет назад попал по студенческому обмену в Пражский университет. Мог бы даже получить ваш диплом… Но не случилось. — Он вздохнул. — Случайность или закономерная ошибка молодости. — Он пожал плечами. — А вы и родились в Праге?
— Да, — Иржи кивнул, — на Виноградах. Есть такой прелестный район. Отличные дома, толстые стены. Зелень.
— Я слышал, но не скажу точно, был ли там. — Андрей посмотрел вдаль. — Вот уж не думал, что снова попаду в Прагу. Хорошо бы пройтись по местам юности.
— Кое-какие места вы не узнаете, — сказал Грубов, вкладывая свой смысл в эту фразу.
— Верно, — не догадываясь о подтексте, сказал Широков. — За эти годы и Москва здорово изменилась.
— Мы с вами тоже, — усмехнулся Грубов. Он знал, о чем говорит.
Иржи вернулся домой к вечеру. Ирма ждала мужа в гостиной. Сидя на диване, поджав под себя ноги, она делала маникюр, покрывая ногти розовым лаком. Иржи сразу почувствовал аромат дорогой косметики. Жена любила все пахучее, нежное, красивое. Ни слова не говоря, взял Ирму за руку и поднял с дивана.
— Ой, лак еще не высох!
— Чепуха! Я не боюсь, если даже прилипну. — Он тащил ее за собой.
— Да я не о тебе беспокоюсь! О, мои ногти! О, мой маникюр! О, мой французский лак! Ты знаешь, сколько он стоит?!
— Я куплю тебе ведро лака! — нарочито угрожающе прорычал он и потащил за собой.
Она знала, куда он тащит ее, но поддержала затеянную им игру.
— Я бедная трудящаяся женщина. Но я очень гордая, я не нуждаюсь в ведре лака, мне надо…
— Все, что надо, у тебя будет, моя дорогая!
Он подхватил Ирму на руки и понес в спальню.
Закатное солнце светило в готические окна башенок. Ее спальня располагалась между двумя башенками, и кровать, покрытая бледно-розовым покрывалом с оборками, занимала всю комнату.
— Ирма, я люблю тебя! — крикнул он.
— Что, хорошо прошла встреча? Он согласился? — совершенно серьезным тоном, без тени игры, словно и не она только что по-девчоночьи пищала, спросила Ирма.
— Да, дорогая Ирма. Я должен тебя благодарить за все. Да, Ирма, я маньяк… Маньяк своего дела. А ты помогаешь мне…
— Иржи, я ведь ничем не жертвую. Сам знаешь.
— А если… все неправда? Если я ошибся? — Он настороженно взглянул в лицо жене. — Ты можешь допустить такое?
— Нет, не наговаривай на себя… Даже в шутку.
Он расстегивал ее блузку нежнейшего голубого цвета, потом юбочку…
— Ты мое сокровище, Ирма. Ты даже не представляешь, что ты для меня. Как верно я все понял много лет назад, когда… — Не договорив, он уткнулся лицом ей в шею. Она пахла луговой свежестью. Ирма умела выбирать «запахи». Солнце золотило ее щеки. Иржи с небывалой силой хотел ее именно сейчас, в канун новой операции, чтобы увериться — он делает все правильно. Он может получать наслаждение и давать его женщине, которая теперь женщина только внешне. А если говорить грубо, она то же самое, что кукла из секс-шопа. Он сделает еще много таких кукол, они помогут ему удивить мир, убедить его и покорить…
— Да, дорогая. Как обычно. Если ты заметила, мы уже не делаем по усеченной. Чтобы второй раз не тревожить организм, мало ли что. Но… теперь я делаю с учетом недостатков, открывшихся у других, например, у тебя.
— Иржи, я так хочу, чтобы все получилось! Через Ольгу нам откроется Москва. Я хочу… О нет, не сейчас, после. Когда все завершится. У меня такие планы, Иржи! Я хочу создать филиалы турагентства везде, мы будем отправлять женщин одну за другой… Мы…
Ее лицо горело от возбуждения. Иржи понаблюдал за женой, а потом спросил, улыбаясь:
— Ирма, а куда мы денем горы товара? Нам столько не понадобится. Лекарство требует малых доз… И потом, мы знаем по тебе самой…
Ирма перебила его:
— Да, вот так поступают с преданной женой. На ней оттачивают мастерство, чтобы другим было легче. Но учти, Иржи, я страдаю не ради науки. Ради нас с тобой. Я хочу быть богатой. Я хочу, чтобы мне стало доступно все на свете! А для этого нужны деньги. Горы товара обменяем на горы денег! Оставь это мне, дорогой. А ты занимайся своей наукой.
— У тебя будет все, Ирма. Я обещал, помнишь? Давно-давно, когда ты была милым ребенком, который согласился выйти за меня замуж. Разве что-то не так?
— Иржи, ты для меня больше, чем муж. Ты мне и отец, и брат… Ты мой создатель, в конце концов. Без тебя меня сейчас бы не было. Уже не было…
— Да, я твой создатель, Ирма, — тихо сказал Иржи. — Но ты мне очень помогла. — Его голос дрогнул.
Если бы она знала, насколько искренне он сейчас говорил… Он создал ее такой, как хотел сам. Для своего дела. Ирма разрешила вылепить себя, отдала ему себя с благодарностью. Он не ошибся, сделав на нее ставку много лет назад. Он увидел в ней все качества, которые нужны женщине, способной нести все то, чем он мог ее нагрузить.
— Ведь у тебя ничего не болит? Да, Ирма? А если вдруг заболит — у нас есть лекарство, прекрасно утоляющее боль.
Как никакое другое. У нас теперь будет много такого лекарства, стало быть, мы многих людей убережем от боли. Но я уверен, тебе оно не понадобится.
— Я рада, Иржи, что помогла тебе. — Она погладила мужа по руке. — Ты думаешь, у Ольги тоже все будет хорошо?
— Не сомневаюсь, хотя так не полагается говорить хирургу перед операцией. Но я действительно не сомневаюсь.
Ирма поцеловала его в щеку.
— У нас все получится, — повторила Ирма как заклинание.
— Пойдем, нам надо спешить. Энди уже дышит нам в затылок.
Ирма покачала головой:
— Пора от него отказаться, Иржи. — Жена свела светлые брови.
— Не спеши…
— Но зачем он нам?
— Ирма, ты умная женщина. Пораскинь мозгами. — Иржи рассердился. — Если мы вдруг перестанем покупать товар у него, он догадается, что мы берем его в другом месте. Он примется искать это место. Он начнет грызть землю зубами. Ты ведь понимаешь, какие там крутятся деньги? Если только мы столько платим? Мы у него на крючке, Ирма. Пока я не знаю, как с него соскочить. Если, скажем, впустить его в наше дело, тогда… Создать совместную клинику… Но я не уверен. Его клиника занимается другими проблемами…
— Нет, мы никогда не возьмем его в наше дело! — Светлые кудряшки заплясали вокруг порозовевших щек.
— Но ведь, кажется, ты собираешься ввести в дело подругу Ольгу? — В ожидании ответа Иржи пристально смотрел на жену.
— Я когда-нибудь давала тебе повод считать меня дурой? — рассердилась Ирма.
— Нет, дорогая. Нет. Но человек — это развивающийся организм. У каждого есть свои привязанности. Слабости…
— Нет, Ольга будет только исполнителем моей воли. — Ирма шлепнула Иржи по руке. — Фу, противный. А что бы ты сказал, если бы я все же добилась и власти разрешили использовать наркотики как лекарство?
— Ты верно мыслишь, дорогая. Но не считай себя всесильной, милая. Продолжай над этим работать. Разве мы напрасно учили тебя на факультете журналистики? Кстати, это я настоял, чтобы ты окончила именно его. Среда, в которой ты крутишься, открывает большие возможности. Разве у тебя был бы такой круг знакомых? А у меня — пациенток? Всем больным нужно обезболивающее. Хорошее, доступное, так ведь? Ну… Думай, думай. Боль — для всех боль. Она уравнивает, как и смерть, если нет лекарства.
Ирма вздохнула. Сейчас она думала о другом.
— Я хочу заняться Москвой, Иржи. Там для нас непаханое поле. Огромный город, ужасная экология. Слабая медицина и женское невежество. Там никого не лечат, там сразу режут. Причем делают это плохо.
— Правильно, — согласился Иржи. — Женщины из России поедут лечиться в нашу клинику, потом мы пошлем их отдыхать. — Он усмехнулся.
— Во главе филиала в Москве я поставлю Ольгу. Как ты думаешь, она скоро сможет подняться на ноги?
— Я думаю, да. Она крепкая. У нее от природы хорошие данные, несмотря на внешнюю хрупкость.
— Туристки потекли бы рекой…
— Их будет много, — кивнул Иржи. — Кстати, лекарство на новой основе позволит им работать с нами почти до конца.
— Что ж, очень гуманно. Человек не должен пассивно ждать своего смертного часа.
— Конечно. И мы не отдадим их унынию.
— О, ты, кажется, цитируешь Библию? Ты знаешь, что уныние страшный грех?
Иржи Грубов засмеялся.
— Еще бы. Могу перечислить и другие. Только не хочу тебя смущать. Ты подумаешь, я делаю намеки…
Ирма захохотала.
— Верно говорят, что некоторые в своем глазу бревна не видят, но соринку — в чужом.
— Мы стоим друг друга, дорогая.
— А как же иначе? Мы не смогли бы быть вместе.
— Я очень благодарен тебе…
Иржи был талантливым хирургом от природы. Как талантливый резчик по дереву или мастер кузнечного дела. Он не относился к числу высоколобых теоретиков, но способности, которыми сам не обладал, очень ценил в других. И тех, кого ценил, хотел собрать вокруг себя. Но для этого нужны деньги, большие деньги. Со временем из своей клиники он намеревался сделать центр, который сравнился бы с американским раковым центром в Хьюстоне. А может, и превзошел его. Талантливых медиков в странах Восточной Европы немало. На последнем симпозиуме в Москве его просто потрясла своим докладом юная докторица, совсем девочка, из онкологического центра на Каширке. В большом зале центра собрались медики из бывших братских стран. Объявили очередного докладчика, к микрофону вышла черноволосая хорошенькая докторша. Мужчины, а в зале было их больше, чем женщин, окинули ее заинтересованными взглядами — этакая приятность для глаза после набивших оскомину серых костюмов и галстуков в крапинку.
Но когда она заговорила, не только у него побежали мурашки по спине. Она высказала такую гипотезу о природе рака и такой метод лечения, что солидный чин из московской клиники не выдержал и бросил с места:
— Милочка, такими мазками позволительно работать только академику.
Девочка улыбнулась, отчего стала еще милее, секунду-другую помолчала, а потом продолжила, оставив реплику без ответа.
Слушая ее, Иржи наконец дал себе окончательный ответ на вопрос, который мучил его с давних пор: почему ему никогда не стать хорошим клиницистом. Этот ответ помогла найти юная докторша. Она работала на стыке наук, она мыслила как химик, биолог и врач одновременно. Она рассматривала человеческий организм как клеточную субстанцию, поэтому основу основ онкологии искала в процессах, происходящих в нем.
А он, Иржи Грубов, досконально знал анатомию и виртуозно владел скальпелем.
После симпозиума Иржи подошел к ней, подал руку, поздравляя, и сказал:
— Я восхищен. Люблю все совершенное. Я хотел бы с вами работать.
— Спасибо, — сказала она, ничуть не смутившись. Подняла на него огромные черные глаза.
А он улыбнулся и добавил:
— Вы — именно такая. Совершенная. Докторша улыбнулась:
— Приятно услышать комплимент, коллега.
— Вы станете работать со мной? Моя клиника скоро будет процветающей. Я намерен собрать лучшие умы в Праге. Вы приедете?
— Сначала создайте, а потом поговорим. Хорошо, доктор? — Она посмотрела на карточку, которую он ей дал. — Доктор Иржи Грубов?
— Я дам вам лабораторию. Штат. Деньги.
— Позовите, когда все устроите. — Она пожала ему руку и отошла.
Эта девочка не выходила у него из головы. Да, именно такие ему нужны в клинике. Они ему обойдутся дешевле, чем Хьюстону!
Что ж, пока ему везет, подумал Иржи. Точнее, пока ему везут. Пациентки везут, скаламбурил он про себя. А ведь он совершил открытие. Невероятное открытие! Такой протез, который он сделал, не выдумал до сих пор никто. Не важно, с какой целью. Но он работает. А если потрудиться в компании с лучшими умами в медицине, то в подобном протезе возможно будет вынашивать младенцев. Это революция! По коже Иржи побежали мурашки. Надо только создать необходимую среду внутри протеза, вокруг него… Но разве с этим выйдешь на конгресс?
Он усмехнулся. Пока все это под грифом даже не «Совершенно секретно», а «Смертельно секретно».
Ирма старалась найти пути на самый верх, где сидят те, кто разрешает и кто запрещает, где принимают законы и отвергают их. Совершенно ясно, власти не разрешат открыто использовать лекарство на наркотической основе, которое он придумал. Потом, если быть до конца откровенным, он не сказал бы точно, так ли сильно хочется ему этого сейчас.
Иржи то и дело возвращался к мысли: разрешат — значит, все деньги, которые могут к нему приплыть, пройдут мимо. А на что создавать центр? На чужие деньги, деньги тех, кто согласится их вложить? Но в этом случае он уже не полновластный хозяин ситуации.
А он хочет быть единоличным хозяином. Его состояние быстро растет. Верно говорят — банк можно сорвать сразу или никогда. Его клиника должна развиваться, операции стоить дешевле, чем в других, это привлечет пациентов, появится больше куколок.
Да, и еще одно важное дело. Ему срочно понадобился консультант. Особенный, для психологической подготовки «туристок». Он уже есть, Ирма нашла. Иржи посмотрел на часы. Пора. Час встречи приближается.
Сердце заколотилось. Он замер. Ему не нравилось, что в последнее время оно все чаще вот так колотится. Аритмия?
Стоит обратить внимание. Но сейчас-то понятна причина сердцебиения. Этот человек не должен узнать его, Иржи Грубова.
— Вы позволите? — Возле столика, за которым сидел Иржи, остановился высокий приятный мужчина под пятьдесят. Карие глаза весело блестели. — Я вас сразу узнал.
Иржи вздрогнул. Невероятно. Он не мог его узнать!
Подошедший заметил слегка приподнявшуюся бровь.
— Ирма очень точно вас описала. — Мужчина прекрасно говорил по-чешски. — Я рад, что вы выбрали именно это кафе, здесь все такое настоящее.
— Я люблю его. Итак, будем знакомы. Я Иржи Грубое, хирург.
— Андрей Широков. Ваш консультант.
Грубое удовлетворенно кивнул. Они пили кофе, каждый выбрал себе пирожное, Андрей — с толстым слоем крема.
— Ирма вам очень доверяет, — сказал Грубое. Андрей усмехнулся:
— Я рад, спасибо. Грубов засмеялся:
— Да, конечно.
Андрей подумал, знает ли Иржи об их приключении, с которого началось его знакомство с Ирмой.
— Как насчет капельки коньяку в кофе?
— Согласен. Грубов улыбнулся.
Коньяк разогрел мысли, сердца оттаяли, беседа пошла легче. Грубов знал о приключении жены с этим русским психологом, он все знал о ней — не только, что у нее внутри и что снаружи, но даже в мыслях. Они были вечные муж и жена, вечные доктор и пациент.
— Я слышал, вы расширяете клинику для онкологических больных?
— В некотором роде, — уклончиво ответил Грубов. Андрей кивнул:
— Да, самое трудное и печальное дело.
— Не простое. Но сегодня оно интересует в мире очень многих, — заметил Грубов.
— Вас знают по публикациям?
— Да, я много печатался. И за рубежом. В специальных изданиях. Хотя это было непросто в прошлые времена. Но если делаешь дело, оно способно тебя вытащить за пределы твоего огорода…
Посетители кафе разошлись, мужчины остались вдвоем. Хозяин за стойкой звякнул чашками.
— Ну, так что, начинаем? — негромко спросил Грубов Широкова.
Тот кивнул.
— У меня есть одно условие. Вы не должны видеть пациенток.
— Так еще интереснее, — пожал плечами Широков.
— Вас хорошо устроили, Широков?
— Спасибо, прекрасно. Окна с видом на лебедей. Пасторальная картинка. Давно ничего подобного не видел.
«Действительно давно, — усмехнулся про себя Грубов. — Впрочем, ты, друг, и тогда мало чего видел».
— Тогда до завтра.
Они вместе вышли из кафе.
— Вас подвезти? — спросил Иржи у Андрея.
— Нет, благодарю. Прогуляюсь. Когда-то я здесь учился. Много-много лет назад попал по студенческому обмену в Пражский университет. Мог бы даже получить ваш диплом… Но не случилось. — Он вздохнул. — Случайность или закономерная ошибка молодости. — Он пожал плечами. — А вы и родились в Праге?
— Да, — Иржи кивнул, — на Виноградах. Есть такой прелестный район. Отличные дома, толстые стены. Зелень.
— Я слышал, но не скажу точно, был ли там. — Андрей посмотрел вдаль. — Вот уж не думал, что снова попаду в Прагу. Хорошо бы пройтись по местам юности.
— Кое-какие места вы не узнаете, — сказал Грубов, вкладывая свой смысл в эту фразу.
— Верно, — не догадываясь о подтексте, сказал Широков. — За эти годы и Москва здорово изменилась.
— Мы с вами тоже, — усмехнулся Грубов. Он знал, о чем говорит.
Иржи вернулся домой к вечеру. Ирма ждала мужа в гостиной. Сидя на диване, поджав под себя ноги, она делала маникюр, покрывая ногти розовым лаком. Иржи сразу почувствовал аромат дорогой косметики. Жена любила все пахучее, нежное, красивое. Ни слова не говоря, взял Ирму за руку и поднял с дивана.
— Ой, лак еще не высох!
— Чепуха! Я не боюсь, если даже прилипну. — Он тащил ее за собой.
— Да я не о тебе беспокоюсь! О, мои ногти! О, мой маникюр! О, мой французский лак! Ты знаешь, сколько он стоит?!
— Я куплю тебе ведро лака! — нарочито угрожающе прорычал он и потащил за собой.
Она знала, куда он тащит ее, но поддержала затеянную им игру.
— Я бедная трудящаяся женщина. Но я очень гордая, я не нуждаюсь в ведре лака, мне надо…
— Все, что надо, у тебя будет, моя дорогая!
Он подхватил Ирму на руки и понес в спальню.
Закатное солнце светило в готические окна башенок. Ее спальня располагалась между двумя башенками, и кровать, покрытая бледно-розовым покрывалом с оборками, занимала всю комнату.
— Ирма, я люблю тебя! — крикнул он.
— Что, хорошо прошла встреча? Он согласился? — совершенно серьезным тоном, без тени игры, словно и не она только что по-девчоночьи пищала, спросила Ирма.
— Да, дорогая Ирма. Я должен тебя благодарить за все. Да, Ирма, я маньяк… Маньяк своего дела. А ты помогаешь мне…
— Иржи, я ведь ничем не жертвую. Сам знаешь.
— А если… все неправда? Если я ошибся? — Он настороженно взглянул в лицо жене. — Ты можешь допустить такое?
— Нет, не наговаривай на себя… Даже в шутку.
Он расстегивал ее блузку нежнейшего голубого цвета, потом юбочку…
— Ты мое сокровище, Ирма. Ты даже не представляешь, что ты для меня. Как верно я все понял много лет назад, когда… — Не договорив, он уткнулся лицом ей в шею. Она пахла луговой свежестью. Ирма умела выбирать «запахи». Солнце золотило ее щеки. Иржи с небывалой силой хотел ее именно сейчас, в канун новой операции, чтобы увериться — он делает все правильно. Он может получать наслаждение и давать его женщине, которая теперь женщина только внешне. А если говорить грубо, она то же самое, что кукла из секс-шопа. Он сделает еще много таких кукол, они помогут ему удивить мир, убедить его и покорить…
8
Ольга лежала на больничной кровати, над головой болталось металлическое кольцо, за него можно уцепиться, приподняться и сесть. Она открыла глаза и смотрела на серый блестящий металл.
— Ольга! — тихонько позвал ее голос. Она не могла понять, кто это, потому что даже с открытыми глазами продолжала видеть сон про Славу.
— Я лесовин, — смеялся он, — от «леса», а не от «лиса». Но он оказался лисовином — вдруг с отчетливой ясностью поняла Ольга.
— Я беспомощный лис, — смеялся он, — да-да. Широкий в плечах, коренастый, с бородой. Странный для людей ее круга — журналистов, фотографов. Они всегда гладко выбриты, чисто вымыты, совершенно не такие, как встреченный ею в аэропорту человек. Ольгу сразу повлекло к нему с невероятной силой, такой, что она ничего не могла с собой поделать. Его лицо само просилось на портрет. Никогда прежде она не видела так близко человека из таинственной лесной среды, где люди владели ружьями, занимались охотой, держали собак не ради потехи, а ради дела. Мать рассказывала про отца-геолога, он месяцами жил в тайге, отыскивая золото. Но это все не то, тем более что отец оставил их с матерью ради другой женщины.
— Ольга! — тихонько позвал ее голос. Она не могла понять, кто это, потому что даже с открытыми глазами продолжала видеть сон про Славу.
— Я лесовин, — смеялся он, — от «леса», а не от «лиса». Но он оказался лисовином — вдруг с отчетливой ясностью поняла Ольга.
— Я беспомощный лис, — смеялся он, — да-да. Широкий в плечах, коренастый, с бородой. Странный для людей ее круга — журналистов, фотографов. Они всегда гладко выбриты, чисто вымыты, совершенно не такие, как встреченный ею в аэропорту человек. Ольгу сразу повлекло к нему с невероятной силой, такой, что она ничего не могла с собой поделать. Его лицо само просилось на портрет. Никогда прежде она не видела так близко человека из таинственной лесной среды, где люди владели ружьями, занимались охотой, держали собак не ради потехи, а ради дела. Мать рассказывала про отца-геолога, он месяцами жил в тайге, отыскивая золото. Но это все не то, тем более что отец оставил их с матерью ради другой женщины.