Страница:
Вера Копейко
Тобой я стану
Роман
Глава 1. Один билет в «ссылку»
– Все дело в глобальном потеплении климата, – сказала Светлана Андреевна и вздохнула.
В ее вздохе любой человек с тонким слухом заметил бы робкую ноту облегчения. Муж, Николай Дмитриевич Маслов, был именно таким человеком. От слов жены, точнее, от интонации, с которой она говорила, он испытал некоторое облегчение. Это означало, что больше незачем что-то искать, чтобы успокоить взволнованную жену.
Конечно, очередная выходка дочери Риты никуда не годится. Она угрожала самой настоящей опасностью – не только ей самой, не только семье Масловых, но и всему семидесятиквартирному кирпичному дому. В ушах Николая Дмитриевича все еще звучал отчаянный стон жены: «А если бы… произошло короткое замыкание? Они же подключились сами… Туда, куда нельзя…» Потом она всхлипывала, прикладывая к носу белоснежный платочек.
Этот платочек умилял его и смешил одновременно. Его даритель, младший сынишка Петруша, поднес маме на День святого Валентина. Откуда малыш узнал об этом странноватом празднике, отец понятия не имел. Но, видимо, теперь у дошколят свои источники информации. Петруша заявил, что первая буква маминого имени, если писать его по-иностранному, и «буква доллар» одно и то же «S».
Родители и сестра Рита не собирались разуверять его. Платочек на самом деле был хорош если не спорным вензелем, то размером. Светлана Андреевна плакала уже второй час, но все еще оставалось сухое место на белоснежной ткани.
Николай Дмитриевич вздыхал, обнимал жену, говорил голосом более уверенным, чем позволяли ему собственные познания в электричестве:
– Светик мой, нельзя подключиться туда, куда нельзя. Если они подключились, значит, можно, точнее – возможно. Перестань, а?
Николай Дмитриевич чувствовал, как плечи жены расслабляются, а он мысленно благодарил неведомого учителя физики, который научил своих учеников обращаться с электричеством.
Но об этом он не собирался говорить жене. Слава Богу, она нашла объяснение сама. Неважно, насколько оно имеет отношение к экстремальной, но весьма современной выходке дочери. Главное – у жены есть якорь, который, наконец, сможет удержать ее от дальнейшего поиска причин случившегося.
– Ты говоришь, глобальное потепление? Интересный взгляд, Светик. Пожалуй, ты права. – Муж свел брови на переносице, отчего морщинки на лбу наперегонки побежали под волосы, рыжеватой шапкой нависшие надо лбом. – Что ж, – он покрутил носом, словно принюхивался к чему-то особенному. Ничем посторонним не пахло. Он уловил легкий аромат духов, которые сам подарил жене на Новый год. – Значит, – чуть тише, словно желая привлечь особое внимание жены к тому, что сейчас скажет, – наша дочь тонко улавливает перемены в природе?
Светлана Андреевна заложила за ухо светлую длинную прядь, от чего пышное облачко волос поникло на один бок.
– Другого объяснения неуемной энергии Маргариты я найти не могу, – призналась она. Потом с жаром добавила: – Я читала в Интернете: уже доказано – парниковый эффект влияет на энергетику человека, особенно юного. Он становится чрезмерно активным, неуправляемым…
– Ага, этот юный человек дико возбуждается, приглашает незнакомых людей на наш чердак и устраивает там блинную? – Николай Дмитриевич не мог удержаться от насмешки.
– Коля, но… потом я все-таки поняла, – она снова приложила платок к глазам, – наша дочь не могла поступить иначе. Она обещала… – Светлана Андреевна сделала особенное ударение на слове «обещала». – Ты сам неустанно призываешь нас исполнять свои обещания. Или не обещать. – Она выпрямила спину и посмотрела мужу в лицо красными от слез глазами.
– Да, конечно, – согласился Николай Дмитриевич. – И буду призывать всегда.
В это самое время Рита сидела в своей комнате и складывала мозаику. Должен получиться дворец, достойный испанского гранда, но у нее выходил какой-то эскимосский вигвам. Однажды она уже собирала такую. Может быть, в коробку положили не то, что написано? Все перепутали?
«Перепутали, – передразнила она себя, – но не в коробках». Она отодвинула от себя вигвам и вздохнула. Вся жизнь обещала перепутаться, причем сильно. Ее отцу, инженеру-нефтянику, предложили поехать на самый Крайний Север, на буровую. А потом, если он покажет себя лучше всех, его возьмут в главный офис компании. Может, даже в Москву.
Но на буровой нет школы. Если бы не «блинное дело», как назвал его папа, она осталась бы здесь, дома. Бабушка готова приехать в Тюмень из Екатеринбурга и жить с ней. Но после скандала на весь дом этот вариант отпал.
А что предлагают родители? Подумать только! Ее хотят запереть на целый год в школу-интернат. И куда! В далекий поселок Тырныват.
Рита откинулась в кресле, изображая полный упадок сил. Она закрыла глаза. Но ненадолго. Потому что под закрытыми веками начали выстраиваться чумы, ездовые собаки, которые тащат за собой нарты, груженные рыбой и мясом… Олени… Целые стада. Ну что там еще? Ах, да, конечно, местные дети – ханты и манси.
Она быстро открыла глаза. А что? Разве не приключение? Кроме того, этот Тырныват выбран не просто так. Директор школы-интерната – мамина подруга, с которой они вместе учились в университете, жили в одной комнате в общежитии. Мама с особенным придыханием говорит, что только Галине, педагогу от Бога, можно доверить такой «ртутно-подвижный характер», как Ритин.
Рита понимала, что сама заказала себе билет в «ссылку». Но как она могла поступить иначе, если все вышло само собой? Разве можно избежать неизбежного?
В ее вздохе любой человек с тонким слухом заметил бы робкую ноту облегчения. Муж, Николай Дмитриевич Маслов, был именно таким человеком. От слов жены, точнее, от интонации, с которой она говорила, он испытал некоторое облегчение. Это означало, что больше незачем что-то искать, чтобы успокоить взволнованную жену.
Конечно, очередная выходка дочери Риты никуда не годится. Она угрожала самой настоящей опасностью – не только ей самой, не только семье Масловых, но и всему семидесятиквартирному кирпичному дому. В ушах Николая Дмитриевича все еще звучал отчаянный стон жены: «А если бы… произошло короткое замыкание? Они же подключились сами… Туда, куда нельзя…» Потом она всхлипывала, прикладывая к носу белоснежный платочек.
Этот платочек умилял его и смешил одновременно. Его даритель, младший сынишка Петруша, поднес маме на День святого Валентина. Откуда малыш узнал об этом странноватом празднике, отец понятия не имел. Но, видимо, теперь у дошколят свои источники информации. Петруша заявил, что первая буква маминого имени, если писать его по-иностранному, и «буква доллар» одно и то же «S».
Родители и сестра Рита не собирались разуверять его. Платочек на самом деле был хорош если не спорным вензелем, то размером. Светлана Андреевна плакала уже второй час, но все еще оставалось сухое место на белоснежной ткани.
Николай Дмитриевич вздыхал, обнимал жену, говорил голосом более уверенным, чем позволяли ему собственные познания в электричестве:
– Светик мой, нельзя подключиться туда, куда нельзя. Если они подключились, значит, можно, точнее – возможно. Перестань, а?
Николай Дмитриевич чувствовал, как плечи жены расслабляются, а он мысленно благодарил неведомого учителя физики, который научил своих учеников обращаться с электричеством.
Но об этом он не собирался говорить жене. Слава Богу, она нашла объяснение сама. Неважно, насколько оно имеет отношение к экстремальной, но весьма современной выходке дочери. Главное – у жены есть якорь, который, наконец, сможет удержать ее от дальнейшего поиска причин случившегося.
– Ты говоришь, глобальное потепление? Интересный взгляд, Светик. Пожалуй, ты права. – Муж свел брови на переносице, отчего морщинки на лбу наперегонки побежали под волосы, рыжеватой шапкой нависшие надо лбом. – Что ж, – он покрутил носом, словно принюхивался к чему-то особенному. Ничем посторонним не пахло. Он уловил легкий аромат духов, которые сам подарил жене на Новый год. – Значит, – чуть тише, словно желая привлечь особое внимание жены к тому, что сейчас скажет, – наша дочь тонко улавливает перемены в природе?
Светлана Андреевна заложила за ухо светлую длинную прядь, от чего пышное облачко волос поникло на один бок.
– Другого объяснения неуемной энергии Маргариты я найти не могу, – призналась она. Потом с жаром добавила: – Я читала в Интернете: уже доказано – парниковый эффект влияет на энергетику человека, особенно юного. Он становится чрезмерно активным, неуправляемым…
– Ага, этот юный человек дико возбуждается, приглашает незнакомых людей на наш чердак и устраивает там блинную? – Николай Дмитриевич не мог удержаться от насмешки.
– Коля, но… потом я все-таки поняла, – она снова приложила платок к глазам, – наша дочь не могла поступить иначе. Она обещала… – Светлана Андреевна сделала особенное ударение на слове «обещала». – Ты сам неустанно призываешь нас исполнять свои обещания. Или не обещать. – Она выпрямила спину и посмотрела мужу в лицо красными от слез глазами.
– Да, конечно, – согласился Николай Дмитриевич. – И буду призывать всегда.
В это самое время Рита сидела в своей комнате и складывала мозаику. Должен получиться дворец, достойный испанского гранда, но у нее выходил какой-то эскимосский вигвам. Однажды она уже собирала такую. Может быть, в коробку положили не то, что написано? Все перепутали?
«Перепутали, – передразнила она себя, – но не в коробках». Она отодвинула от себя вигвам и вздохнула. Вся жизнь обещала перепутаться, причем сильно. Ее отцу, инженеру-нефтянику, предложили поехать на самый Крайний Север, на буровую. А потом, если он покажет себя лучше всех, его возьмут в главный офис компании. Может, даже в Москву.
Но на буровой нет школы. Если бы не «блинное дело», как назвал его папа, она осталась бы здесь, дома. Бабушка готова приехать в Тюмень из Екатеринбурга и жить с ней. Но после скандала на весь дом этот вариант отпал.
А что предлагают родители? Подумать только! Ее хотят запереть на целый год в школу-интернат. И куда! В далекий поселок Тырныват.
Рита откинулась в кресле, изображая полный упадок сил. Она закрыла глаза. Но ненадолго. Потому что под закрытыми веками начали выстраиваться чумы, ездовые собаки, которые тащат за собой нарты, груженные рыбой и мясом… Олени… Целые стада. Ну что там еще? Ах, да, конечно, местные дети – ханты и манси.
Она быстро открыла глаза. А что? Разве не приключение? Кроме того, этот Тырныват выбран не просто так. Директор школы-интерната – мамина подруга, с которой они вместе учились в университете, жили в одной комнате в общежитии. Мама с особенным придыханием говорит, что только Галине, педагогу от Бога, можно доверить такой «ртутно-подвижный характер», как Ритин.
Рита понимала, что сама заказала себе билет в «ссылку». Но как она могла поступить иначе, если все вышло само собой? Разве можно избежать неизбежного?
Глава 2. «Блинное дело»
Это произошло во второй день Масленицы. В городском парке – праздник. С ледяных горок катались взрослые и дети, Рита с компанией со свистом летала на пластиковых санках с самых крутых горок. Дымились жаровни с блинами с утра до позднего вечера. Казалось, весь город пропитан блинным духом: дома, деревья, сугробы, шубы, воротники, шарфы – абсолютно все!
День короткий, но уличные фонари вспыхивают ярко, как только свет начинает дрожать – похоже на дерганье люминесцентной лампы, когда она собирается перегореть на площадке их этажа. При свете фонарей кататься еще веселей. И Рита снова летала, летала…
Наконец, самые большие фонари в парке погасли, что означало конец веселью.
– Я догоню вас! – крикнула она приятелям. Сегодня она решила скатиться с горы стоя.
Рита в миг одолела горку, на бешеной скорости она уже скользила по равнине, по накатанной дорожке. Внезапно в глазах померкло, а потом вспыхнуло разноцветными огнями. «Фейерверк», – мелькнула в голове мысль и погасла. Потом погас фейерверк. «У него такое свойство, – подумала Рита, – вспыхнуть ярко, рассыпаться огнями и все…»
Она открыла глаза и увидела над собой лицо. Оно выглядывало из капюшона, отороченного серым енотовым хвостом. Рядом с ним другое – девичье.
– Ты не расшиблась? – спросил парень. – Пощупай ее, Милка, – велел парень.
Рита почувствовала, как цепкие теплые руки нырнули под куртку, прошлись по ее шее, бокам, бедрам, ногам.
– Нигде не больно? – спросила девушка.
– Н-нет, – пробормотала Рита, пытаясь сесть.
Парень подхватил ее под мышки, она встала.
– Тебе не больно, это хорошо, – сказал он. – А вот ей, – он кивнул на груду фанеры, перемешанную с металлом и проводами, – конец.
Рита пожала плечами.
– Ты не знаешь, что это, да? – продолжал он.
– Нет, – сказала Рита, озираясь по сторонам. Никого из знакомых нет. Холодок закрался не только под куртку, а глубже.
– Это наша с Милкой тачанка, – объяснил он.
– Т-тачанка? – пыталась сообразить Рита. – Какая?
– Теперь не расскажешь, какая. Разлетелась в щепу. Она-то… черт с ней, но блиннице – конец.
– Блиннице? – переспросила Рита.
– Плохо слышишь, да? Уши отшибло? А поглядеть на тебя – не скажешь. Курточка на пуху, шапочка на меху. Варежки тоже, – перечислял он, оглядывая Риту в слабом свете дальних фонарей парка. – Чем платить-то будешь?
– П-п-платить? – Теперь Рита уже заикалась по-настоящему.
– А как иначе? Ты лишила нас с Милкой дохода.
– Я? Лишила?
– А кто же? Милка – моя старшая сестра, печет блины на этом аппарате. Теперь надо говорить: «пекла». Мы их продавали таким, как ты. Соображаешь, как ты нас тормознула?
Рита рассмотрела, наконец, того, кто стоял перед ней. Этот парень постарше, чем она, немного.
– Ох, откуда ты взялся, – тоскливо пробормотала Рита.
– Я-то? Приехал заработать на Масленице. Я из Армизона. Слыхала такое название? Село в Тюменской области.
– Но вы можете печь блины дома, – сказала Рита. – И приносить… сюда.
Парень уставился на нее, потом снял рукавицу и покрутил пальцем у виска.
– Ты станешь есть холодные или мороженые блины?
– Почему мороженые?
– Потому что мы с Милкой живем у тетки за городом. – Рита шмыгнула носом. – Так что давай – или плати за все блины, которые мы испекли бы до конца Масленицы, или…
– Или что? – спросила Рита.
Парень хмыкнул.
– Или я пойду к твоему отцу, если он у тебя есть, а если нет – к матери. Пускай они платят. Ты разбила нашу вещь. Поняла?
Рита представила себе, что будет, если они явятся к ней домой. Ее волновала не столько блинница и тачанка, другое. Ей строго запрещено кататься с этой опасной горки, да еще стоя.
– Ладно, – сказала она. – Денег у меня нет, к родителям не ходи.
– Тогда что? – Он подступил так близко, что Рита рассмотрела серые глаза и бледные веснушки на носу.
– Ну, да, гляди, я рыжий. Рыжие – бесстыжие, слыхала? Я с тебя все равно свое получу, – пообещал он.
– Знаешь… – Рита соображала быстро. – Погоди, ты в каком классе?
– А что? Может, тебе еще оценки показать?
– Да нет, ты физику проходил?
– Тебе лампочку вставить? Говори, куда?
Она пропустила мимо ушей его насмешку.
– Ты можешь врезаться в электросеть?
– Где? – Он сощурился.
– На чердаке. У нас, над нами.
Он присвистнул.
– Легко. Я, кажется, понял. Рыжие очень сообразительные. – Он засмеялся.
– Ага, и наглые, – добавила Рита беззлобно. Ей понравилось, что парень ловил мысли на лету. – Значит так, я живу через дорогу от парка. На последнем этаже. Я принесу блинницу, у нас дома электрическая, новая, на ней печь очень просто. Я проведу вас с сестрой на чердак, ты подключишься к сети. Понял?
– Нормально, – кивнул он. – Пошли.
– Прямо сейчас?
– А если обманешь? Мне надо знать, как войти в твой подъезд. У вас тут разные коды. Чердак-то на замке? А ключ?
– Поняла, – сказала Рита. – Пошли…
Все получилось так, как задумано. Чердачная блинная начала работать рано утром. Блины получались ровные, румяные. Самые лучшие во всем парке. Дни летели быстро, Масленица должна была вот-вот закончиться. Рита радовалась, что никто ничего не заметил – ни родители, ни соседи.
Все испортил младший брат Риты, Петруша.
– Блины… хочу бли-инчиков, – канючил он, а мама только отмахивалась.
– Петруша, испеку обязательно. Мы не останемся без блинов в эту Масленицу. Обещаю. – Но не пекла.
– Ты чего ноешь? – Рита щелкнула брата по затылку.
– Потому что вкусно пахнет. Я унюхал. Везде блины, а у нас нет.
Рита повела носом. Да уж, пахнет. Она подняла голову и посмотрела на потолок.
– Хочешь, я тебе куплю? – спросила Рита.
– Я хочу мамины блины, – не отступал Петруша.
Рита поняла, что его надо чем-то отвлечь, иначе будет плохо.
– Хочешь, включу стрелялку? – спросила она, вороша его светлые волосы.
Он сбросил ее руку со своей головы, поднял глаза на Риту, сощурился.
– А потом маме нажалуешься, да?
– С чего ты взял? – возмутилась Рита.
– С тебя, – отрезал Петруша. – Ты уже была ябедой.
Рита поморщилась. Да, брат не сочиняет.
– Я никому ничего не скажу, – Рита крутила головой так энергично, что Петруша ухмыльнулся и сказал:
– Не гони ветер, дует. – Он поморщился. – Блинами. Они подгорели где-то.
– Пойдем, – Рита схватила брата за плечи и потащила в кабинет, где стоял компьютер. На самом деле пахло пригоревшим тестом.
Теперь о Петруше можно не беспокоиться. Он нырнул в игру, все его чувства, в том числе обоняние, отключились. Он весь – азарт.
Но вечером появилась еще одна причина для беспокойства.
– Семья! – подала голос мама из кухни. – Кто видел блинницу в последний раз, признайтесь!
Никто не отозвался. Рита замерла над учебником географии.
– Коля, – спрашивала Светлана Андреевна у мужа, – не забрала ли твоя мама ее с собой?
– Моя мама не крадет вещи, даже если они ей очень нравятся, – пророкотал папа.
– Да я так, на всякий случай. Знаешь, многочисленная домашняя техника становится помехой, а не помощью. Взять пароварку, сколько раз я ею воспользовалась? А ведь нам ее подарили на свадьбу.
– Нам ее подарили не для того, чтобы готовить, а чтобы пар спускать, – пошутил папа.
Мама засмеялась.
– Но мы даже этого не делали с ее помощью.
– Наверное, потому, что у нас есть фритюрница.
– Ага, мы поливали друг друга кипящим маслом, ты это хочешь сказать? – отбила папин шар мама.
Рита заметила, что слушает и улыбается. Ей всегда нравилось, когда родители говорили вот так. Они называли это пикировкой.
– В общем, – заключила мама, – я испеку блины по старинке, на чугунной сковороде. – Она не успела перевернуть блин на другой бок, как раздался звонок в дверь.
На пороге появилась соседка Зинаида Ивановна.
– Светочка, у вас счетчик в порядке? Мой крутится, как бешеный.
Светлана Андреевна вышла на площадку, а сердце Риты, если бы оно не билось, а крутилось как счетчик, обогнало бы все счетчики на Земле.
– Нет, смотрите… как обычно. У нас включен холодильник, компьютер… – перечисляла мама.
– У меня только холодильник и настольная лампа. Но какова скорость! Немедленно звоню мастеру, – заявила соседка.
Рита чувствовала себя, по меньшей мере, пантерой, когда бесшумно выскользнула за дверь. Лаз на чердак был как раз над квартирой соседки. Этот армизонский тип говорит, что учил физику? Что знает, как подключиться к сети? Тогда почему он врезался в линию Зинаиды, а не их!
Сцена вышла бы очень бурной, если бы не опасение – их услышат. Обитатели чердака бежали, но уже без всякого сожаления – Масленица кончилась.
Но бурной сцены не избежала сама Рита. Она произошла у Масловых. Соседка вызвала электрика, тот объяснил, где подключались к ее линии. Началось домашнее расследование, отпираться было глупо, поэтому Рита рассказала все. Когда соседка узнала, что у нее над головой пекли блины, она грозила вызвать милицию. Подумать только, на чердаке пекли блины, а если бы короткое замыкание, а если бы…
В общем, разве могли бы родители оставить Риту с бабушкой и уехать так надолго? Не могли.
День короткий, но уличные фонари вспыхивают ярко, как только свет начинает дрожать – похоже на дерганье люминесцентной лампы, когда она собирается перегореть на площадке их этажа. При свете фонарей кататься еще веселей. И Рита снова летала, летала…
Наконец, самые большие фонари в парке погасли, что означало конец веселью.
– Я догоню вас! – крикнула она приятелям. Сегодня она решила скатиться с горы стоя.
Рита в миг одолела горку, на бешеной скорости она уже скользила по равнине, по накатанной дорожке. Внезапно в глазах померкло, а потом вспыхнуло разноцветными огнями. «Фейерверк», – мелькнула в голове мысль и погасла. Потом погас фейерверк. «У него такое свойство, – подумала Рита, – вспыхнуть ярко, рассыпаться огнями и все…»
Она открыла глаза и увидела над собой лицо. Оно выглядывало из капюшона, отороченного серым енотовым хвостом. Рядом с ним другое – девичье.
– Ты не расшиблась? – спросил парень. – Пощупай ее, Милка, – велел парень.
Рита почувствовала, как цепкие теплые руки нырнули под куртку, прошлись по ее шее, бокам, бедрам, ногам.
– Нигде не больно? – спросила девушка.
– Н-нет, – пробормотала Рита, пытаясь сесть.
Парень подхватил ее под мышки, она встала.
– Тебе не больно, это хорошо, – сказал он. – А вот ей, – он кивнул на груду фанеры, перемешанную с металлом и проводами, – конец.
Рита пожала плечами.
– Ты не знаешь, что это, да? – продолжал он.
– Нет, – сказала Рита, озираясь по сторонам. Никого из знакомых нет. Холодок закрался не только под куртку, а глубже.
– Это наша с Милкой тачанка, – объяснил он.
– Т-тачанка? – пыталась сообразить Рита. – Какая?
– Теперь не расскажешь, какая. Разлетелась в щепу. Она-то… черт с ней, но блиннице – конец.
– Блиннице? – переспросила Рита.
– Плохо слышишь, да? Уши отшибло? А поглядеть на тебя – не скажешь. Курточка на пуху, шапочка на меху. Варежки тоже, – перечислял он, оглядывая Риту в слабом свете дальних фонарей парка. – Чем платить-то будешь?
– П-п-платить? – Теперь Рита уже заикалась по-настоящему.
– А как иначе? Ты лишила нас с Милкой дохода.
– Я? Лишила?
– А кто же? Милка – моя старшая сестра, печет блины на этом аппарате. Теперь надо говорить: «пекла». Мы их продавали таким, как ты. Соображаешь, как ты нас тормознула?
Рита рассмотрела, наконец, того, кто стоял перед ней. Этот парень постарше, чем она, немного.
– Ох, откуда ты взялся, – тоскливо пробормотала Рита.
– Я-то? Приехал заработать на Масленице. Я из Армизона. Слыхала такое название? Село в Тюменской области.
– Но вы можете печь блины дома, – сказала Рита. – И приносить… сюда.
Парень уставился на нее, потом снял рукавицу и покрутил пальцем у виска.
– Ты станешь есть холодные или мороженые блины?
– Почему мороженые?
– Потому что мы с Милкой живем у тетки за городом. – Рита шмыгнула носом. – Так что давай – или плати за все блины, которые мы испекли бы до конца Масленицы, или…
– Или что? – спросила Рита.
Парень хмыкнул.
– Или я пойду к твоему отцу, если он у тебя есть, а если нет – к матери. Пускай они платят. Ты разбила нашу вещь. Поняла?
Рита представила себе, что будет, если они явятся к ней домой. Ее волновала не столько блинница и тачанка, другое. Ей строго запрещено кататься с этой опасной горки, да еще стоя.
– Ладно, – сказала она. – Денег у меня нет, к родителям не ходи.
– Тогда что? – Он подступил так близко, что Рита рассмотрела серые глаза и бледные веснушки на носу.
– Ну, да, гляди, я рыжий. Рыжие – бесстыжие, слыхала? Я с тебя все равно свое получу, – пообещал он.
– Знаешь… – Рита соображала быстро. – Погоди, ты в каком классе?
– А что? Может, тебе еще оценки показать?
– Да нет, ты физику проходил?
– Тебе лампочку вставить? Говори, куда?
Она пропустила мимо ушей его насмешку.
– Ты можешь врезаться в электросеть?
– Где? – Он сощурился.
– На чердаке. У нас, над нами.
Он присвистнул.
– Легко. Я, кажется, понял. Рыжие очень сообразительные. – Он засмеялся.
– Ага, и наглые, – добавила Рита беззлобно. Ей понравилось, что парень ловил мысли на лету. – Значит так, я живу через дорогу от парка. На последнем этаже. Я принесу блинницу, у нас дома электрическая, новая, на ней печь очень просто. Я проведу вас с сестрой на чердак, ты подключишься к сети. Понял?
– Нормально, – кивнул он. – Пошли.
– Прямо сейчас?
– А если обманешь? Мне надо знать, как войти в твой подъезд. У вас тут разные коды. Чердак-то на замке? А ключ?
– Поняла, – сказала Рита. – Пошли…
Все получилось так, как задумано. Чердачная блинная начала работать рано утром. Блины получались ровные, румяные. Самые лучшие во всем парке. Дни летели быстро, Масленица должна была вот-вот закончиться. Рита радовалась, что никто ничего не заметил – ни родители, ни соседи.
Все испортил младший брат Риты, Петруша.
– Блины… хочу бли-инчиков, – канючил он, а мама только отмахивалась.
– Петруша, испеку обязательно. Мы не останемся без блинов в эту Масленицу. Обещаю. – Но не пекла.
– Ты чего ноешь? – Рита щелкнула брата по затылку.
– Потому что вкусно пахнет. Я унюхал. Везде блины, а у нас нет.
Рита повела носом. Да уж, пахнет. Она подняла голову и посмотрела на потолок.
– Хочешь, я тебе куплю? – спросила Рита.
– Я хочу мамины блины, – не отступал Петруша.
Рита поняла, что его надо чем-то отвлечь, иначе будет плохо.
– Хочешь, включу стрелялку? – спросила она, вороша его светлые волосы.
Он сбросил ее руку со своей головы, поднял глаза на Риту, сощурился.
– А потом маме нажалуешься, да?
– С чего ты взял? – возмутилась Рита.
– С тебя, – отрезал Петруша. – Ты уже была ябедой.
Рита поморщилась. Да, брат не сочиняет.
– Я никому ничего не скажу, – Рита крутила головой так энергично, что Петруша ухмыльнулся и сказал:
– Не гони ветер, дует. – Он поморщился. – Блинами. Они подгорели где-то.
– Пойдем, – Рита схватила брата за плечи и потащила в кабинет, где стоял компьютер. На самом деле пахло пригоревшим тестом.
Теперь о Петруше можно не беспокоиться. Он нырнул в игру, все его чувства, в том числе обоняние, отключились. Он весь – азарт.
Но вечером появилась еще одна причина для беспокойства.
– Семья! – подала голос мама из кухни. – Кто видел блинницу в последний раз, признайтесь!
Никто не отозвался. Рита замерла над учебником географии.
– Коля, – спрашивала Светлана Андреевна у мужа, – не забрала ли твоя мама ее с собой?
– Моя мама не крадет вещи, даже если они ей очень нравятся, – пророкотал папа.
– Да я так, на всякий случай. Знаешь, многочисленная домашняя техника становится помехой, а не помощью. Взять пароварку, сколько раз я ею воспользовалась? А ведь нам ее подарили на свадьбу.
– Нам ее подарили не для того, чтобы готовить, а чтобы пар спускать, – пошутил папа.
Мама засмеялась.
– Но мы даже этого не делали с ее помощью.
– Наверное, потому, что у нас есть фритюрница.
– Ага, мы поливали друг друга кипящим маслом, ты это хочешь сказать? – отбила папин шар мама.
Рита заметила, что слушает и улыбается. Ей всегда нравилось, когда родители говорили вот так. Они называли это пикировкой.
– В общем, – заключила мама, – я испеку блины по старинке, на чугунной сковороде. – Она не успела перевернуть блин на другой бок, как раздался звонок в дверь.
На пороге появилась соседка Зинаида Ивановна.
– Светочка, у вас счетчик в порядке? Мой крутится, как бешеный.
Светлана Андреевна вышла на площадку, а сердце Риты, если бы оно не билось, а крутилось как счетчик, обогнало бы все счетчики на Земле.
– Нет, смотрите… как обычно. У нас включен холодильник, компьютер… – перечисляла мама.
– У меня только холодильник и настольная лампа. Но какова скорость! Немедленно звоню мастеру, – заявила соседка.
Рита чувствовала себя, по меньшей мере, пантерой, когда бесшумно выскользнула за дверь. Лаз на чердак был как раз над квартирой соседки. Этот армизонский тип говорит, что учил физику? Что знает, как подключиться к сети? Тогда почему он врезался в линию Зинаиды, а не их!
Сцена вышла бы очень бурной, если бы не опасение – их услышат. Обитатели чердака бежали, но уже без всякого сожаления – Масленица кончилась.
Но бурной сцены не избежала сама Рита. Она произошла у Масловых. Соседка вызвала электрика, тот объяснил, где подключались к ее линии. Началось домашнее расследование, отпираться было глупо, поэтому Рита рассказала все. Когда соседка узнала, что у нее над головой пекли блины, она грозила вызвать милицию. Подумать только, на чердаке пекли блины, а если бы короткое замыкание, а если бы…
В общем, разве могли бы родители оставить Риту с бабушкой и уехать так надолго? Не могли.
Глава 3. Ссылка или эмиграция?
– Рита, – голос мамы звучал немного виновато. На то была причина. Она только что рассказала дочери о решении отправить ее в школу-интернат. – Я буду прилетать к тебе на каникулы.
– Светлана, не обещай невозможное, – предупредил папа. – Ты скорее доберешься до индонезийских островов, чем до Тырнывата среди зимы. Мы будем перезваниваться, переписываться… – Рита фыркнула. – Значит ли этот… гм…звук, что ты не собираешься писать нам письма?
– Пап, я, пожалуй, тормознусь. – У Риты вылетело слово, подхваченное у блинных знакомцев.
– Что ты сделаешь? – Папа с интересом посмотрел на дочь.
– Ну как ты не понимаешь? – подскочил Петруша. – Она говорит, что мы не получим от нее никаких писем.
– Спасибо, сын. Я вижу у тебя задатки хорошей профессии.
– Па-ап, а какой? – Петруша подошел к отцу.
– Ты можешь стать переводчиком.
Рита со стоном откинулась на спинку дивана.
– Да кто сейчас пишет письма! – проныла она.
– Хорошо, в таком случае я даю тебе вот это. – Николай Дмитриевич открыл кейс и вынул коробочку.
Рита с готовностью ее взяла, открыла.
– Ох, цифровой диктофон! Классно!
– Надеюсь, ты поняла, что мы с мамой ждем от тебя собрания звуковых писем. Рассказывай обо всем, что происходит. Опыт жизни в интернате для всех нас – новость. И вообще, рассматривай эту поездку как экспедицию. Ты сама говорила, что хочешь пойти по моим стопам, – сказал папа.
– Конечно. По твоим и дальше, – пообещала Рита.
Мама улыбнулась.
– Так далеко, как папа, способен пойти не каждый мужчина.
– Не каждую дочь родители отправляют в интернат, – парировала Рита. Но когда увидела, как сморщились мамины губы, быстро добавила: – Ладно, все решено. Я согласна.
Рита думала, но никак не могла придумать, как поступят родители. Она даже опасалась, что папа откажется от шанса, который ему выпал, и она навсегда останется в истории семьи как камень преткновения на пути к семейному благополучию.
Но вот все и решилось. Ей предстоит год жизни без пристального взгляда родителей на каждый шаг. Всем приключениям приключение. Покруче, чем блины на чердаке.
– Рита, чтобы ты себя чувствовала уверенно с самого первого дня в новой обстановке, я познакомлю тебя с Галиной. То есть с Галиной Даниловной, директором. Она приедет в Тюмень на педагогическую конференцию. Я тебе говорила: она моя подруга, вы полетите в Тырныват вместе с ней.
– Ну что ж, я готова отправиться в ссылку, – объявила Рита. – На далекий Север.
– Как же, – усмехался папа, – в ссылку. С Севера на Север не посылают. Вот если бы мы тебя снарядили куда-нибудь в Крым, тогда могла бы сказать что-то похожее. А вообще-то, Ритка, разве не круто, а? Пожить в ин-тер-нате!
– Знаете, вы, оба, – сказала мама насмешливо, – Галкин интернат – одно название. Моя драгоценная и очень сообразительная Галина превратила то, что ей досталось, в образцово-показательное заведение во всей Сибири. Этот интернат – настоящий европейский пансион… – Она поморщилась, стараясь найти более точное объяснение: – Ну да, он – своего рода извинение перед малыми народами Севера, которых потеснили вы, изрывшие их землю. – Она резко повернулась к мужу. – Вы, которые…
– Стоп, стоп, – папа поднял руку. – Давай не будем углубляться, дорогая, в такие недра…
– А вы, между прочим, только тем и занимаетесь, что копаетесь в недрах земли, которая спокон веку принадлежала малым народностям и…
Рита наблюдала за родителями и думала: интересно, какой на самом деле этот интернат? Он похож на летний лагерь? Там все здорово, но ей не нравилось дежурить по комнате. Надо мыть пол под кроватями. Он крашеный, какой-то липкий, как ни старайся – остаются разводы. Воспитательница невзлюбила ее с первого дня неизвестно почему, поэтому в наказание за плохую уборку выдавала ей предписание, как она это называла: дополнительное дежурство.
До сих пор, хотя прошло четыре года, Рита помнит запах влажного пола, выкрашенного рыжей краской.
– Мама, а там полы крашеные? – вдруг спросила Рита.
Родители уставились на нее, словно она заговорила по-китайски.
– А тебе не все равно? – наконец нашелся папа.
– Нет, – Рита насупилась.
– Но почему? – изумилась мама совершенно искренне.
– Неважно. Так они крашеные или нет?
– Да, конечно, нет, – горячо воскликнула мама. – По меньшей мере, там линолеум. Но я думаю, не исключено, что даже паркет. Или ламинат. Он удобней в обращении. Галина рассказывала в прошлом году, что дожала своих спонсоров, они сделали ремонт, который не по карману никому из нас.
– Тогда я согласна, – сказала Рита.
– Значит, ничего, кроме качества тамошнего пола… гм, – папа спрятал улыбку в усы, услышав намек на двусмысленность в собственных словах, – тебя не волнует?
– Нет, – сказала Рита. – Не волнует.
– Значит, договорились, – хором произнесли родители.
– Ага, – сказала она и пошла в свою комнату.
Теперь можно обзвонить всех приятелей и сообщить, что в девятом классе она будет учиться в другой школе. Так куда она улетает в конце лета? В ссылку? В эмиграцию?
Или она улетает… Нет, про «или» она никому не скажет…
– Светлана, не обещай невозможное, – предупредил папа. – Ты скорее доберешься до индонезийских островов, чем до Тырнывата среди зимы. Мы будем перезваниваться, переписываться… – Рита фыркнула. – Значит ли этот… гм…звук, что ты не собираешься писать нам письма?
– Пап, я, пожалуй, тормознусь. – У Риты вылетело слово, подхваченное у блинных знакомцев.
– Что ты сделаешь? – Папа с интересом посмотрел на дочь.
– Ну как ты не понимаешь? – подскочил Петруша. – Она говорит, что мы не получим от нее никаких писем.
– Спасибо, сын. Я вижу у тебя задатки хорошей профессии.
– Па-ап, а какой? – Петруша подошел к отцу.
– Ты можешь стать переводчиком.
Рита со стоном откинулась на спинку дивана.
– Да кто сейчас пишет письма! – проныла она.
– Хорошо, в таком случае я даю тебе вот это. – Николай Дмитриевич открыл кейс и вынул коробочку.
Рита с готовностью ее взяла, открыла.
– Ох, цифровой диктофон! Классно!
– Надеюсь, ты поняла, что мы с мамой ждем от тебя собрания звуковых писем. Рассказывай обо всем, что происходит. Опыт жизни в интернате для всех нас – новость. И вообще, рассматривай эту поездку как экспедицию. Ты сама говорила, что хочешь пойти по моим стопам, – сказал папа.
– Конечно. По твоим и дальше, – пообещала Рита.
Мама улыбнулась.
– Так далеко, как папа, способен пойти не каждый мужчина.
– Не каждую дочь родители отправляют в интернат, – парировала Рита. Но когда увидела, как сморщились мамины губы, быстро добавила: – Ладно, все решено. Я согласна.
Рита думала, но никак не могла придумать, как поступят родители. Она даже опасалась, что папа откажется от шанса, который ему выпал, и она навсегда останется в истории семьи как камень преткновения на пути к семейному благополучию.
Но вот все и решилось. Ей предстоит год жизни без пристального взгляда родителей на каждый шаг. Всем приключениям приключение. Покруче, чем блины на чердаке.
– Рита, чтобы ты себя чувствовала уверенно с самого первого дня в новой обстановке, я познакомлю тебя с Галиной. То есть с Галиной Даниловной, директором. Она приедет в Тюмень на педагогическую конференцию. Я тебе говорила: она моя подруга, вы полетите в Тырныват вместе с ней.
– Ну что ж, я готова отправиться в ссылку, – объявила Рита. – На далекий Север.
– Как же, – усмехался папа, – в ссылку. С Севера на Север не посылают. Вот если бы мы тебя снарядили куда-нибудь в Крым, тогда могла бы сказать что-то похожее. А вообще-то, Ритка, разве не круто, а? Пожить в ин-тер-нате!
– Знаете, вы, оба, – сказала мама насмешливо, – Галкин интернат – одно название. Моя драгоценная и очень сообразительная Галина превратила то, что ей досталось, в образцово-показательное заведение во всей Сибири. Этот интернат – настоящий европейский пансион… – Она поморщилась, стараясь найти более точное объяснение: – Ну да, он – своего рода извинение перед малыми народами Севера, которых потеснили вы, изрывшие их землю. – Она резко повернулась к мужу. – Вы, которые…
– Стоп, стоп, – папа поднял руку. – Давай не будем углубляться, дорогая, в такие недра…
– А вы, между прочим, только тем и занимаетесь, что копаетесь в недрах земли, которая спокон веку принадлежала малым народностям и…
Рита наблюдала за родителями и думала: интересно, какой на самом деле этот интернат? Он похож на летний лагерь? Там все здорово, но ей не нравилось дежурить по комнате. Надо мыть пол под кроватями. Он крашеный, какой-то липкий, как ни старайся – остаются разводы. Воспитательница невзлюбила ее с первого дня неизвестно почему, поэтому в наказание за плохую уборку выдавала ей предписание, как она это называла: дополнительное дежурство.
До сих пор, хотя прошло четыре года, Рита помнит запах влажного пола, выкрашенного рыжей краской.
– Мама, а там полы крашеные? – вдруг спросила Рита.
Родители уставились на нее, словно она заговорила по-китайски.
– А тебе не все равно? – наконец нашелся папа.
– Нет, – Рита насупилась.
– Но почему? – изумилась мама совершенно искренне.
– Неважно. Так они крашеные или нет?
– Да, конечно, нет, – горячо воскликнула мама. – По меньшей мере, там линолеум. Но я думаю, не исключено, что даже паркет. Или ламинат. Он удобней в обращении. Галина рассказывала в прошлом году, что дожала своих спонсоров, они сделали ремонт, который не по карману никому из нас.
– Тогда я согласна, – сказала Рита.
– Значит, ничего, кроме качества тамошнего пола… гм, – папа спрятал улыбку в усы, услышав намек на двусмысленность в собственных словах, – тебя не волнует?
– Нет, – сказала Рита. – Не волнует.
– Значит, договорились, – хором произнесли родители.
– Ага, – сказала она и пошла в свою комнату.
Теперь можно обзвонить всех приятелей и сообщить, что в девятом классе она будет учиться в другой школе. Так куда она улетает в конце лета? В ссылку? В эмиграцию?
Или она улетает… Нет, про «или» она никому не скажет…
Глава 4. Полет навстречу любви
Если бы не «блинное дело», иногда с тоской думала Рита, может быть, ее все-таки оставили бы с бабушкой. Так поступили родители подруги Насти. С тех пор, как они уехали, школьная микротусовка не толклась на лестнице во втором подъезде между третьим и четвертым этажом. Бабушка пускала их домой спокойно, даже угощала компотом из ранеток, крошечных яблок. Но после того, что в семье Масловых назвали «блинным делом», надежды не осталось.
Вообще-то Рита любила неожиданные перемены в жизни. Даже совсем маленькая, она требовала, чтобы ее водили в детский сад разными дорогами.
– Весь город мой, – заявляла Рита. – Почему я хожу только по одной улице?
– В отца, – качала головой бабушка. – Геологом станет.
– Вот уж кого не вгонят в стресс никакие переезды, – говорил папа. – Между прочим, люди с таким характером, как у нас с Ритой, легко приживаются в новых местах. И даже, – он подумал секунду, потом добавил: – В разных странах. Наш тип характера хорош для эмиграции.
Рита вспомнила этот разговор вечером, а утром, за завтраком, сказала родителям:
– Ну ладно, если это не ссылка, то значит эмиграция. В другую страну.
– Ты не так далека от истины, – рассмеялась мама. – Ты на самом деле отправляешься в другую страну. Там живут ханты и манси.
– Они говорят на своем языке? – спросила Рита.
– Да, но, насколько мне известно, они прекрасно знают русский.
Перед тем как сесть за уроки, Рита сняла с полки зеленый «Энциклопедический словарь», прочитала все, что написано о ханты и манси. Оказалось, они издавна расселились по берегам реки Обь. Занимаются охотой, рыболовством, оленеводством. Теперь, если ее станут спрашивать, куда она собралась, Рита знала, что ответить: она отправляется в эмиграцию.
Когда в 8 «А» узнали новость, вокруг нее охали так, что Рита чуть не задохнулась.
– Надо же, никаких тебе родителей! Кайф! – визжал от зависти бритый наголо Витек.
– Там такие олени… У них ресницы, как у Новиковой, – хихикал Мартышка, он же Славик Мартынов, который проходу не давал Ритиной соседке Даше Новиковой. – Я видал на картинке.
Даша звонко шлепнула его по стриженому затылку.
– Ты выучишь два языка, Ритка, я просто рыдаю от зависти, – призналась подруга Настя. Она видела себя в будущем переводчиком со всех языков мира. – Один язык ханты и один язык манси. Целых два!
Рита испытывала что-то еще, кроме обычного волнения перед новым поворотом в жизни. Но что именно? Она искала объяснения чему-то неизвестному, что входило в ее жизнь прямо сейчас. Или она сама менялась, а не обстоятельства?
Ночью, когда Рита лежала в постели с открытыми глазами, она поймала, наконец-то, мысль, которая не давала ей покоя.
Ну конечно, могла бы раньше догадаться, сердилась она на себя, если родители отправляют ее одну в такую даль, если верят, что там она может проучиться весь девятый класс, значит, она уже взрослая? Петруша – ребенок, они берут его с собой. Рита закинула руки за голову, вытянулась во весь рост.
А если она взрослая, значит, с ней может произойти что-то, чего не случалось до сих пор. Такое, чего втайне она желала… Там, на далеком Севере, есть кто-то… Особенный, не похожий на одноклассников…
От этой мысли, даже не разобранной на мелкие мысли-составляющие, у Риты быстро-быстро забилось сердце. Ей хотелось влюбиться по-настоящему. По-другому, чем в детском саду или в школе. Чтобы Он был необычным мальчишкой, не таким, каких она видела рядом с собой до сих пор. А еще лучше, если в него уже кто-то влюблен, какая-нибудь девчонка… Нет, не какая-нибудь, а очень красивая… Или он сам влюблен в кого-то… Но как только он увидит ее, то сразу забудет про всех девчонок на свете.
«Смешно», – попыталась одернуть себя Рита. Но что-то внутри противилось. Ничего смешного.
Что ж, умные люди говорят: о чем думаешь, то и случится.
Вообще-то Рита любила неожиданные перемены в жизни. Даже совсем маленькая, она требовала, чтобы ее водили в детский сад разными дорогами.
– Весь город мой, – заявляла Рита. – Почему я хожу только по одной улице?
– В отца, – качала головой бабушка. – Геологом станет.
– Вот уж кого не вгонят в стресс никакие переезды, – говорил папа. – Между прочим, люди с таким характером, как у нас с Ритой, легко приживаются в новых местах. И даже, – он подумал секунду, потом добавил: – В разных странах. Наш тип характера хорош для эмиграции.
Рита вспомнила этот разговор вечером, а утром, за завтраком, сказала родителям:
– Ну ладно, если это не ссылка, то значит эмиграция. В другую страну.
– Ты не так далека от истины, – рассмеялась мама. – Ты на самом деле отправляешься в другую страну. Там живут ханты и манси.
– Они говорят на своем языке? – спросила Рита.
– Да, но, насколько мне известно, они прекрасно знают русский.
Перед тем как сесть за уроки, Рита сняла с полки зеленый «Энциклопедический словарь», прочитала все, что написано о ханты и манси. Оказалось, они издавна расселились по берегам реки Обь. Занимаются охотой, рыболовством, оленеводством. Теперь, если ее станут спрашивать, куда она собралась, Рита знала, что ответить: она отправляется в эмиграцию.
Когда в 8 «А» узнали новость, вокруг нее охали так, что Рита чуть не задохнулась.
– Надо же, никаких тебе родителей! Кайф! – визжал от зависти бритый наголо Витек.
– Там такие олени… У них ресницы, как у Новиковой, – хихикал Мартышка, он же Славик Мартынов, который проходу не давал Ритиной соседке Даше Новиковой. – Я видал на картинке.
Даша звонко шлепнула его по стриженому затылку.
– Ты выучишь два языка, Ритка, я просто рыдаю от зависти, – призналась подруга Настя. Она видела себя в будущем переводчиком со всех языков мира. – Один язык ханты и один язык манси. Целых два!
Рита испытывала что-то еще, кроме обычного волнения перед новым поворотом в жизни. Но что именно? Она искала объяснения чему-то неизвестному, что входило в ее жизнь прямо сейчас. Или она сама менялась, а не обстоятельства?
Ночью, когда Рита лежала в постели с открытыми глазами, она поймала, наконец-то, мысль, которая не давала ей покоя.
Ну конечно, могла бы раньше догадаться, сердилась она на себя, если родители отправляют ее одну в такую даль, если верят, что там она может проучиться весь девятый класс, значит, она уже взрослая? Петруша – ребенок, они берут его с собой. Рита закинула руки за голову, вытянулась во весь рост.
А если она взрослая, значит, с ней может произойти что-то, чего не случалось до сих пор. Такое, чего втайне она желала… Там, на далеком Севере, есть кто-то… Особенный, не похожий на одноклассников…
От этой мысли, даже не разобранной на мелкие мысли-составляющие, у Риты быстро-быстро забилось сердце. Ей хотелось влюбиться по-настоящему. По-другому, чем в детском саду или в школе. Чтобы Он был необычным мальчишкой, не таким, каких она видела рядом с собой до сих пор. А еще лучше, если в него уже кто-то влюблен, какая-нибудь девчонка… Нет, не какая-нибудь, а очень красивая… Или он сам влюблен в кого-то… Но как только он увидит ее, то сразу забудет про всех девчонок на свете.
«Смешно», – попыталась одернуть себя Рита. Но что-то внутри противилось. Ничего смешного.
Что ж, умные люди говорят: о чем думаешь, то и случится.
Глава 5. А ты не манси!
– Нет, я не манси, – сказала Рита, укладывая на полке глубокого стенного шкафа свои вещи.
Она привезла немного – три пары джинсов, теплые брюки, футболки, свитера. В интернате на занятия все ходят в форме. Она понравилась Рите – брюки в зеленовато-бежевую клетку, бледно-зеленый пиджак и… Вот эта вещь нравилась Рите больше всего – галстук. Настоящий мужской галстук, с рыхлым узлом, чуть небрежно завязанный на бежевой рубашке. К костюму полагались черные лодочки, кожаные, на школьном каблучке.
Рита была высокая девушка – метр семьдесят пять, ей подобрали костюм точно по росту. Портниха осталась довольна – ничего не надо переделывать.
– Ты просто модель, – похвалила она, оглядев новенькую.
Люба, ее соседка по комнате, тоже оглядела Риту. Потом процедила сквозь зубы:
– Неплохо.
В комнате их четверо, Люба – самая близкая соседка Риты. Две другие обитательницы отделены от них деревянной резной ширмой. Директриса считает, что так удобней: и вместе, и в то же время нет.
– Если ты не манси, не ханты, почему ты здесь? – не отставала от новенькой Люба. – Чего тебе здесь надо? – Черные глаза смотрели недружелюбно. – Можно подумать, твой отец пасет оленей в тундре, поэтому тебя сюда прислали. – Она постаралась скривить губы так, чтобы новенькая не сомневалась в ее неодобрительном отношении.
Она привезла немного – три пары джинсов, теплые брюки, футболки, свитера. В интернате на занятия все ходят в форме. Она понравилась Рите – брюки в зеленовато-бежевую клетку, бледно-зеленый пиджак и… Вот эта вещь нравилась Рите больше всего – галстук. Настоящий мужской галстук, с рыхлым узлом, чуть небрежно завязанный на бежевой рубашке. К костюму полагались черные лодочки, кожаные, на школьном каблучке.
Рита была высокая девушка – метр семьдесят пять, ей подобрали костюм точно по росту. Портниха осталась довольна – ничего не надо переделывать.
– Ты просто модель, – похвалила она, оглядев новенькую.
Люба, ее соседка по комнате, тоже оглядела Риту. Потом процедила сквозь зубы:
– Неплохо.
В комнате их четверо, Люба – самая близкая соседка Риты. Две другие обитательницы отделены от них деревянной резной ширмой. Директриса считает, что так удобней: и вместе, и в то же время нет.
– Если ты не манси, не ханты, почему ты здесь? – не отставала от новенькой Люба. – Чего тебе здесь надо? – Черные глаза смотрели недружелюбно. – Можно подумать, твой отец пасет оленей в тундре, поэтому тебя сюда прислали. – Она постаралась скривить губы так, чтобы новенькая не сомневалась в ее неодобрительном отношении.