Только они начали делать разворот на восток, к себе, как появились две пары «мессеров». Кинулись с ходу – вероятно, их вызвали наземные части. Вот в чем немцам не откажешь – так это в том, что связь у них работала безупречно. Нужна артиллерийская помощь – связались по рации и получили, требуется авиационное прикрытие – через десять минут, а то и раньше, истребители на месте. Высокая организация. У нас нечто подобное появилось только к концу войны.
   Звено летело треугольником: Михаил – слева и чуть ниже ведущего. Рожковец – правее и выше. «Мессеры» бросились из-за туч, сверху. Правда, одного не учли фашистские пилоты: солнце било им в глаза, мешая точно прицеливаться. Наверное, им очень хотелось поквитаться с «пешками» за разбомбленную колонну. «Мессеры» быстро приближались на пикировании.
   – Командир, «мессеры» сверху! – крикнул Михаил. – Две пары!
   – Вижу «мессеры»! – отозвался Демидов. – Приготовиться к отражению атаки! Внимание всем: строй держать, хвост соседа прикрывать! Делай как я! Огонь!
   Равиль, бортовой стрелок, открыл огонь.
   – Равиль, патроны береги, далековато! – крикнул в СПУ Михаил.
   Хоть у стрелка боезапас 1920 патронов, но ШКАС – пулемет скорострельный, и можно за две-три минуты боя остаться без патронов.
   Когда до «мессеров» осталось метров двести, открыл огонь штурман. Вероятно, не дремали стрелки и штурманы других бомбардировщиков, поскольку на головном «мессере» скрестились сразу несколько трасс.
   От истребителя полетели обломки, пули пробили водяной радиатор, из мотора повалил пар. Ме-109 отвернул в сторону и со снижением пошел на свой аэродром.
   Зато другая пара истребителей с ходу открыла огонь. «Метко стреляют, сволочи», – промелькнуло в голове у Михаила.
   На правом крыле появились пробоины, но двигатели пока тянули исправно, самолет летел. Михаил старался держать строй – в этом был залог успешной обороны.
   Они миновали линию фронта.
   Немцы отстали. Что-то они легко и быстро бросили добычу. Или топливо у них было на исходе?
   Приземлились. Экипаж и механики взялись осматривать самолет. В правом крыле обнаружили две большие – в кулак каждая – пробоины от пушки «мессера», в шайбах килей – пулеметные пробоины.
   – Залатаем! – обнадежил техник. – Главное – все живы и двигатели не повреждены.
   Утром был легкий морозец. Летчикам хорошо – с подмерзшей земли груженые бомбовозы взлетали легче, а вот механикам плохо – поди попробуй поработать с промерзшим железом голыми руками. Варежек или перчаток не наденешь, потому как лючки тесные, да и детали мелковаты. Никак невозможно, скажем, гайку зашплинтовать в рукавицах.
   В этот раз бомбили Ферзиково. По данным воздушной разведки, здесь базировался немецкий пехотный полк. Иванов решил, что бомбить они будут тремя звеньями, и причем не все одновременно, а конвейером: одно звено, отбомбившись, уходит, его сменяет другое.
   С одной стороны, решение правильное. Цель небольшая, и, если самолетов много, есть опасность столкнуться, да и зенитчикам попасть легче. Только третьему звену придется несладко, потому как к этому времени немцы успеют истребителей вызвать.
   Третьим звеном оказалось звено Демидова.
   Сначала в воздух ушло звено Кривцова, через пятнадцать минут – три самолета второго звена, а еще через четверть часа – дали команду на вылет звену Демидова, в которое входил и самолет Михаила.
   Они уже прошли деревню Мичурино, когда встретили возвращающееся с задания первое звено. Михаил услышал по рации голос Кривцова:
   – Не промахнетесь, парни, дым за десять километров виден. Удачной работы!
   Звено всей тройкой пролетело мимо.
   Ферзиково – вернее, то, что от него осталось, – и в самом деле было видно издалека: над деревней стоял густой черный дым.
   Они снизились до полутора тысяч метров. Конечно, с большой высоты бомбить удобнее – зенитки не собьют, но и разброс бомб велик.
   Михаил лег на боевой курс, скорость – 400.
   – Левее два градуса – так держать, – услышал он в переговорном устройстве голос штурмана.
   Михаил впился взглядом в компас – на боевом курсе надо точно выдерживать направление. Хлопнули створки бомболюка, бомбы пошли на цель, облегченный самолет «вспух».
   – Разворот, цель накрыли! – раздался в шлемофонах голос Петра Демидова.
   Крутой вираж всей тройкой. И тут – «мессеры», штук шесть. Михаил их и пересчитать не успел. Они кинулись сверху – на каждую «пешку» по паре стервятников.
   Очереди проходили слева и справа – совсем рядом. Сзади грохотали пулеметы штурмана и стрелка. Ведущий пары «мессеров», отстреляв, с понижением высоты ушел под «пешку», и его место занял ведомый. Черт его знает, по какому наитию Михаил выпустил тормозные щитки. Самолету как будто кто-то в хвост вцепился, скорость упала.
   Ведущий «мессер» проскочил «пешку» и попытался уйти с набором высоты. Не мог Михаил упустить такого момента: для того и щитки выпустил. Он довернул нос самолета и, когда немец сам заполз в прицел, надавил на гашетку.
   Очередь пулеметов Пе-2 угодила по центроплану и кабине «мессера». Он свалился на крыло и камнем пошел вниз. Вероятно, Михаил сразил пилота, потому как истребитель не горел, но из крутого пике не вышел. Летчик не выпрыгнул с парашютом, и «мессер» врезался в землю.
   Проводив взглядом ушедший в последний путь «мессер», Михаил опомнился и огляделся. Елки-моталки, ведущий ушел вперед вместе со вторым ведомым! Михаил убрал щитки, добавил газ. Полегчавший после бомбежки Пе-2 быстро догнал звено и встал в строй.
   Обозленные потерей товарища, немцы не отставали. Пары разделились. Два самолета заходили слева, два – справа, оставшийся без пары ведомый истребитель висел у Михаила на хвосте. Пулеметы штурмана и стрелка грохотали почти без перерыва.
   Михаил заметил, как от хвоста самолета Рожковца полетели клочья, от правой хвостовой шайбы почти ничего не осталось.
   – Алексей, ты как? – спросил его по рации Михаил.
   – Машина руля слушается плохо, стрелок не отвечает – наверное, убит.
   – Держись, друг, осталось недалеко.
   – Выходи вперед, мы тебя прикроем, – скомандовал Демидов.
   Поврежденная «пешка» вышла вперед.
   Немцы продолжали яростно атаковать. Еще бы: ведь до передовой оставалось километров сорок. И тут сердце Михаила оборвалось. Левый, ближний к нему двигатель самолета Демидова полыхнул пламенем, которое почти сразу погасло, но появился густой черный дым. Винт остановился, и «пешка» командира начала снижаться.
   Немцы бы добили ее, но на встречном курсе показалась группа наших истребителей. Не приняв боя, фашистские летчики убрались восвояси на форсаже. Да и с чем им драться? Боеприпасы и топливо на исходе, а наши истребители только взлетели и готовы к бою.
   Михаил с замиранием сердца следил за тем, как снижается командир. За самолетом тянулся густой черный шлейф дыма.
   – Алексей, уходи домой, я прикрою командира.
   А самолет Петра Демидова опускался все ниже, и скорость его была все меньше. Чувствовалось, что машина плохо слушается пилота.
   – Командир, прыгай!
   – Попробую дотянуть.
   Но дотянуть не получилось. Вместе с дымом вновь появилось пламя.
   Командир выпустил шасси.
   – Петр, прыгай! – прокричал Михаил.
   – Передай в полк – сажусь на вынужденную, – ответил командир.
   Петр посадил самолет на поле.
   Михаил кружил возле. Он видел, как самолет запрыгал по неровному полю и остановился. Экипаж выбрался из кабины и кинулся прочь от горящего самолета, на ходу выхватывая пистолеты.
   «Нет, не брошу, – решил Михаил, – а иначе – как они переберутся через передовую? Уж лучше смерть, чем плен!»
   Родственники попавших в плен военнослужащих испытывали на себе всю тяжесть воздействия жестокого бериевского НКВД.
   Михаил выпустил шасси и пошел на посадку. Петр понял, что он задумал, и замахал руками, запрещая ему посадку. Но Михаил стиснул зубы, выпустил закрылки и потянул рычаг на себя.
   Сказать, что самолет трясло, – значит не сказать ничего. Его раскачивало на кочках, как корабль в море во время жестокого шторма. «Не хватает только шасси поломать и здесь остаться», – со страхом подумал пилот. Но глаза боятся – руки делают.
   Михаил подрулил поближе к экипажу, открыл форточку, распахнул бомболюк.
   – Командир – в кабину, штурман и стрелок – в бомболюк.
   Кабина бомбардировщика не была рассчитана на второй экипаж – в ней и без того было тесно.
   Петр Демидов забрался в кабину через нижний люк и улегся на бок, прижавшись спиной к борту. Штурман и стрелок забрались в бомболюк. Как они там держались? За что? За держатели для бомб?
   Михаил закрыл створки бомболюка, развернул самолет и по своим же следам на слегка заснеженном поле начал разбегаться. Машину трясло, штурвал рвался из рук. Наконец взлетели. Тряска прекратилась, Михаил убрал шасси.
   – Штурман, курс!
   Штурман ответил мгновенно.
   Михаил перевел газ на форсаж. Слегка поддымливая моторами, «пешка» набирала высоту.
   – Передовую прошли, – сообщил штурман.
   Михаил отжал штурвал от себя, убрал газ. Надо опуститься ниже – так он будет меньше заметен для немецких истребителей, если попадутся. Вот где пригодился опыт работы в сельхозавиации. Самолет шел на бреющем полете, едва не задевая винтами верхушки деревьев – потоком воздуха их наклоняло. Земля пролетала мимо с пугающей скоростью. Конечно, на «Аннушке» он обрабатывал поля на 150—180 километрах, а сейчас скорость «пешки» была вдвое выше.
   
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента