Корепанов Алексей Яковлевич. Перед выбором

   Они сидели в креслах в рабочем кабинете Сергея и говорили, говорили, говорили... 3а прозрачными изнутри стенами уже начали вырисовываться из темноты контуры деревьев и кустов, небо светлело. Наступало утро.
   Киб на тоненьких паучьих ножках бесшумно убрал со столика бокалы с недопитым легким вином и через минуту принес вазу с огромными красными яблоками.
   - Извини, Сергей, что не дал тебе поспать сегодня, - сказал Ральф, поднеся к лицу яблоко и с удовольствием вдохнув его аромат.
   - Да ты что! - Сергей взмахнул рукой. - Не свихнулся ль, часом, в своей космической коробке? Столько лет не виделись, а он извиняется. Точно, спятил!
   - Ладно, Серега, больше не буду.
   Ральф встал и подошел к откидному столу у стены, заваленному тонкими листами чертежей. Рядом поблескивал кнопками небольшой ящик вычислителя с пепельным экраном.
   - Работаешь?- Ральф ткнул яблоком в сторону чертежей. - Или просто для себя?
   Сергей встал рядом с Ральфом, положив ему руку на плечо.
   - Рассчитываю кое-что. Как сделать так, чтобы техники-смотрители были не нужны.
   - То есть? - Ральф изумленно поднял брови. - Рубишь сук, на котором сидишь?
   - А ты разве не делаешь то же самое? - засмеялся Сергей. - Ведь чем
   больше исследована Солнечная, тем меньше для тебя работы, не так ли?
   Ральф побледнел. Сергей внимательно взглянул на него, хотел что-то
   сказать.
   - Ну-ну, объясни, - опередил его Ральф.
   Сергей откинул со лба темные волосы и присел на край стола, сдвинув в сторону чертежи.
   - Понимаешь, я обслуживаю один из заводских цехов. Слежу за тем, чтобы не возникало никаких неполадок на моем участке автоматического производственного цикла. Вернее, следят кибы, а я контролирую их. Проверяю их исправность. А сейчас мы, техники-смотрители завода, ломаем головы над тем, как вообще убрать людей с производства. Вопрос стоит так: можно ли создать саморегулирующиеся сверхнадежные кибы? Конечно, бьемся над этой проблемой не мы одни.
   - Производство без всякого вмешательства человека? - Ральф склонился над чертежами и довольно долго их изучал. - Да, это будет похлеще схем моих навигационных кибов. А ты что же, выходит, останешься без работы?
   - Ну, это вряд ли. В нашем мире место для бывшего техника-смотрителя всегда найдется.
   - Тем более, для изобретателя.
   Ральф видел лицо Сергея в профиль, видел его прямой нос, лоб с вновь
   упавшими на него волосами. Ох, молодец ты, Серега! Твоя голова всегда
   была набита различными техническими идеями. И очень часто они
   воплощались в жизнь. Ральф мог поклясться, что Сергей думает не
   только о своих сверхнадежных кибах. Есть, конечно, и замыслы более грандиозные. Например, полная автоматизация производства в масштабе всей планеты. Или даже Солнечной...
   Ральф спросил с улыбкой:
   - Серега, скажи честно, ведь мечтаешь об этаком автоматизированном рае, а?
   Сергей смущенно закашлялся. Ральф хлопнул его по плечу.
   - Можешь не отвечать, все ясно.
   Замолчал, а потом добавил медленно и тихо, словно про себя:
   - Только оставь, пожалуйста, в своем Эдеме месте для меня. Не заменяй своим сверхумным и сверхнадежным кибом. Не надо.
   Он отошел к противоположной стене и стал глядеть на светлеющее
   небо. Сергей, зашуршав чертежами, соскочил со стола и остановился за его спиной. Несколько минут они молчали.
   - Ральф, - тихо сказал Сергей. - Может быть это дурацкий вопрос... Но что тебя привлекает там? - Он выделил слово "там" . - Разве там есть утро? Есть что-нибудь, кроме пустоты?
   Ральф ничего не ответил. Заложил руки за спину, прошелся по комнате. Сел в кресло, задумчиво провел пальцем по вазе. Сергей смотрел на него.
   - Да, Сережа, - наконец отозвался Ральф. - Там нет ни утра, ни вечера. Там темно... И эвезды. Над головой, под ногами, вокруг... Очень много звезд. Там тихо... И красиво. Висишь в пустоте, в центре мира, а вокруг звезды... Я родился в космосе, Сережа. На астероиде, на космической станции. Там работали мои родители. Они и погибли там, когда мне было десять лет, ты знаешь... Мое самое раннее детское воспоминание - звездная пустота за куполом станции. Космос стал частью меня самого, отнять его все равно что отнять руку или ногу... А насчет того, что там нет всего этого... Что ж, тем приятнее возвращение. Ты, Сергей, бьешься над своими кибами и счастлив. А я стараюсь понять космос... Солнечная - наш дом и надо сделать так, чтобы жильцы этого дома не опасались никаких неожиданностей. Скажешь, громкие слова? Нет, просто такова наша профессия. Исследовать все закоулки, все темные уголки...
   - А дальше? - внезапно быстро спросил Сергей, глядя, не отрываясь, в лицо Ральфу.
   Ральф вздрогнул и чуть не столкнул локтем вазу со столика.
   - Дальше?.. - растерянно проговорил он, словно застигнутый врасплох.
   Он встал с кресла и, не глядя на Сергея, подошел к стенному шкафу, в котором плотными разноцветными рядами стояли книги.
   - Дальше... - повторил он, как будто прислушиваясь к себе. - Послушай, Сережа, я и не знал, что ты библиофил!
   Он обернулся к неподвижно стоящему посреди комнаты Сергею и с оживлением продолжал:
   - Перед последним полетом я был в Варшаве у одного...
   - Ральф! - перебил его Сергей. - Может быть это и не мое дело и ты можешь не отвечать... Но мне почему-то кажется, что ты хочешь лететь к звездам, очень хочешь. Не к Урану, не к Плутону, а к звездам.
   Ральф прислонился спиной к стене, закрыл глаза.
   "Да, Сережа, я хочу полететь к звездам. Вероятно, это написано на
   моей физиономии. Конечно, в Солнечной мне хватит дел на всю жизнь. И неожиданностей здесь полным-полно. И я люблю свою работу, и знаю, что она очень нужна. Но меня тянет еще дальше, за орбиты этих планет с именами древних богов, намного дальше. К звездам. Я мчусь над оранжевыми и серо-белыми полосами Юпитера, я бросаю зонды в глубины его атмосферы и уверен, что ничего сверхнеобычного они не сообщат. Я петляю в Поясе и знаю, что все эти глыбы известны и занесены в земные каталоги, и их орбиты рассчитаны на сотни лет вперед. Я люблю свою работу... Но в Солнечной мне тесно. И не исключено, Сережа, что твои сверхмудрые кибы скоро смогут заменить меня здесь. Все основное известно, начинается время уточнений, мелких дополнений, непринципиальных поправок. Твои кибы, Сережа, ну пусть не твои, а каких-то других людей, отлично справятся со всем этим. Что я могу поделать, если меня тянет к звездам? Эта тяга сильнее меня..."
   Он молча кивнул.
   - А как же жильцы этого дома? Кто будет следить, чтобы им на голову не обвалился потолок?
   "Кибы, Сережа... И в конце концов, не все же рвутся к звездам. Таллини или, скажем, Луис Марин бороздят окрестности Юпитера не первый десяток раз и нисколько не устали от него. Напротив! Чем дальше, тем больше привязываются. Или Стоянович. Буквально не вылезает из Пояса.
   А сам-то ты разве не забываешь обо всем на свете у колец Сатурна?
   Или в том же Поясе?.."
   - Все это очень сложно, Сергей. - Ральф, наконец, оторвался от стены. - Трудно все это так вот сразу объяснить...
   Трудно объяснить это влечение к звездам. Невозможно. В Солнечной чудесно, а хочется еще дальше. Словно предки твои прилетели с этих далеких звезд и теперь их праправнука тянет назад, на родину. Хоть разорвись...
   Ральф едва заметно вздохнул.
   - Мне самому во всем надо разобраться, Сережа... В тебе, кстати, пропадает психолог. Как ты догадался?
   Сергей пожал плечами.
   - У тебя всегда была очень выразительная физиономия. Посмотри на себя в зеркало. Типичный человек, одержимый идеей. Кроме того, я все-таки немного знаю тебя. Когда ты упомянул "Звездный фрегат", то аж красными пятнами пошел. А потом побелел, когда я сказал, что в Солнечной скоро не будет работы. Ты уже подал заявление?
   - Да.
   "Прошу зачислить меня в состав экипажа экспериментального
   космического корабля "Звездный фрегат". И все. Остальное - дело "Лотоса". Он соберет всю необходимую информацию о пилоте-исследователе первого класса Ральфе Юханссоне, проанализирует все его сильные и слабые стороны, все плюсы и минусы его восьмилетней работы в космосе и даст свое заключение: достоин или нет пилот-исследователь первого класса, водитель исследовательского бота номер триста восемьдесят два "Парус" Ральф Юханссон быть одним из тех пятнадцати, что поведут "Звездный фрегат" в первую в истории человечества экспедицию к звездам. Каково бы ни было это заключение - положительное или отрицательное - в справедливости его не усомнится никто. "Лотос" - одна из немногих пока кибернетических машин, имеющих собственное имя, и имеет она его не зря.
   Сергей подошел к нему, положил руку на плечо, заглянул в глаза.
   - А как же Земля, Ральф? Одно дело - уходить на несколько месяцев, другое - на годы. Ведь ты вернешься через...
   - Я знаю, Сережа, - прервал его Ральф. - Но где гарантия, что "Лотос" выберет именно меня? Ты думаешь, один я хочу получить место на "Звездном"?
   - Дело же не в этом, Ральф!
   Ральф опять подошел к прозрачной стене, скрестил руки на груди и задумчиво опустил голову. Повернулся к Сергею.
   - Самое главное, Сережа, в том, что я вернусь. Рано или поздно, через пятьдесят или сто лет, но вернусь.
   *
   Вот ты какое, жилище хозяйки лесного холма... Ральф раздвинул ветви
   и вышел на небольшую поляну, окруженную высокими, под облака, соснами. Холодно голубело небо и пар от дыхания таял в прозрачном осеннем воздухе.
   "Зачем я здесь?" - спросил он себя. И не смог ответить.
   Едва заметная тропинка - просто полоска примятой травы - вела к деревянному домику, приткнувшемуся на краю поляны под огромной сосной. Темные потрескавшиеся бревна, два маленьких окошка, затянутых прозрачной самозарастающей пленкой, крыша, покрытая такой же пленкой.
   "Можно поверить, что это жилище бабы-яги", - подумал Ральф, подходя
   к избушке. Он постучался в рассохшуюся деревянную дверь, прислушался. В избушке было тихо.
   - Избушка, избушка, стань к лесу задом, ко мне передом, - тихо сказал
   Ральф и обернулся, услышав шорох в кустах за спиной. - Чу, то ли зверь,
   то ли человек...
   Он пошел к кустам, не отводя взгляда от колышущихся веток. И
   остановился.
   - Здравствуйте, Ральф.
   Девушка стояла у кустов, прижав к груди ворох веточек, усыпанных красными и желтыми листьями. Ральфу внезапно показалось, что он рассматривает картину. Небо, сосны, кусты, лесная поляна. И в центре девушка с ворохом веток. Красное и желтое на фоне белого пушистого свитера под подбородок. Узкие темно-синие брюки, у колена прилип сухой золотистый листок. Светлые волосы, зеленые глаза, мягкие черты лица. Легкая улыбка... или удивление... осуждение?
   ...Зал Эрмитажа, любимая картина на стене. "Юдифь" Джорджоне... Он
   долго стоял перед ней, заходил справа и слева, отходил и приближался вплотную. Выражение на прекрасном лице неуловимо менялось. Нежные мягкие линии... Легкая, едва заметная полуулыбка... Склонила голову, насмешливо смотрит вниз. Он вглядывался до боли в глазах и неожиданно находил на ее лице сожаление. Она раскаивалась в содеянном, скорбила над головой мертвого Олоферна, врага... И вдруг - холодный взгляд сверху вниз, под ноги...
   - Здравствуйте, Ральф.
   Картина ожила. Плавно тронулись с места облака, закачались верхушки сосен, золотистый листок оторвался от ноги девушки и медленно порхнул в траву, покачиваясь и кружась. Светлые волосы взвились от порыва ветра и снова упали на плечи. Девушка сделала шаг к Ральфу.
   "А царство мое было тут?.. Царство мое - тут?"
   Шаг, еще шаг. Воздух прозрачен, в лесу тишина. Вот двое на лесной поляне: высокий широкоплечий покоритель космоса и светловолосая девушка. Кажется, у покорителя космоса довольно глупое выражение лица - улыбка аж до затылка. Даже губам больно.
   Он постарался согнать с лица эту глупую улыбку - и не смог. Девушка уже стояла рядом.
   А в мозгу - словно маленькие настырные молоточки: царство - тут, царство - тут, царство - тут. Стучат и стучат. "Неужели это мое сердце?" удивился он. "Прекратите", - сказал он молоточкам.
   - Возьмите, это вам, - она протянула ему свой букет. - Я знала, что вы найдете мою избушку и придете.
   Ральф эарылся лицом в сухие шуршащие листья. Лицу стало и щекотно, и колко.
   "Царство - тут..."
   Никак не согнать улыбку.
   - Прошу в дом, Ральф.
   Листья щекочут нос и подбородок, все опять застыло как на картине.
   "Вот алмазная гора высотой в тысячу локтей, - всплыло в памяти. - Раз в столетие прилетает птичка и точит свой клюв о гору. Когда она сточит всю гору, пройдет первое мгновение вечности..."
   Они идут, мгновенья вечности... Тропинка не кончится никогда. Первое, второе, третье мгновение... Под ногами, вокруг, над головой - вечность. Мы в вечности. Мы идем по тропинке, а она не кончится никогда.
   По ней можно идти - вечность. Птичка прилетает и улетает... Куда?
   Зачем? Ну и ерунда тебе лезет в голову, приятель! Никто никуда не летает, просто шуршат и щекочут лицо сухие листья. Шуршат целую вечность и будут шуршать всегда. И вообще, чудесно быть листком, золотистым листком, что упал в траву когда-то давным-давно. До нашей эры... Или раньше... Тропинка не кончится никогда. Не может кончиться. Как смешно перебирать ногами и стоять на месте. Ведь мы никуда не идем и не можем идти, мы же в вечности. Какой смысл шагать в вечности?..
   - Что же вы остановились? Входите.
   Скрипит деревянная дверь, а за ней - теплый полумрак. Да что же с тобой случилось? Перестань улыбаться, убери от лица оcенний букет и входи.
   "Входите", - сказал он ногам и они переступили порог.
   Темный, пропахший сухими травами коридор, еще одна дверь.
   - Здесь я живу, Ральф.
   Светлеют маленькие окошки. Кровать в углу словно застывшая морская пена. Деревянный покосившийся стол на трех ножках, рядом с ним - легкое кресло из тех, что стоят в залах ожидания космопортов; сядешь - и оно податливо прогнется, повторит очертания тела и застынет, будет поддерживать так неэаметно, что покажется - сидишь в воздухе. В углу мягко блестит черная поверхность старинного музыкального инструмента. "Пианино, вспомнил Ральф. - Это пианино". Возле двери - белые прямоугольники панелей кухни-автомата, рядом тускло светится дверца стенного шкафа. Между пианино и откидным столиком, на котором разбросаны разноцветные кубики микрокопий, объемная копия - три юные девушки, три грации, ласково обнялись и болтают о каких-то своих пустяках.
   Ральф представил длинный зал, белые фигуры работы Стаджи, Торвальдсена. Вот сейчас девушки наговорятся, сорвутся с места и побегут вдогонку друг за дружкой, скроются в чаще леса; их смех серебряными колокольчиками пролетит сквозь светлые поляны, разнесется по полям, зазвенит над речкой. Три юные шалуньи до вечера будут резвиться на лугах и в лесах, а потом, утомившись, легко уснут где-нибудь в густых луговых травах безмятежным сном, присущим свежей, полной сил юности.
   "Что с тобой? - еще раз спросил он себя. - И почему тебе хочется сравнить белый шарик обогревателя с осиным гнездом, прилепившимся под потолком? И представить, как по ночам, когда все уснет, оттуда вылетают маленькие золотые осы, горячие, словно капельки солнца, и начинают с тихим гулом сновать по комнате, согревая ее? А из глубины черной поверхности пианино в комнату смотрит космос, и в нем - далекое лицо с зелеными глазами. Лицо улыбается...
   Мое первое детское увлечение... Девочка из книги. Я плакал, читая
   о ее смерти, потому что я ее любил, я бродил по станции, как потерянный, и мама тревожно спрашивала, что со мной. А я молчал и твердил про себя: "Дануся умерла..." Я перечитывал "Крестоносцев", подсознательно надеясь, что конец внезапно изменится как по мановению волшебной палочки, и Дануся останется живой. Но Дануся умирала...
   А в пятом классе я влюбился в девочку из девятого. Из-за имени. Ее звали Вирджиния. Я влюбился в красивое имя и мог часами смотреть, как она играла в волейбол в нашем спортгородке. Потом ее родители уехали, кажется, в Центральную Африку, на строительство промышленного комплекса - это я очень осторожно внведал у ее одноклассников - и взяли ее с собой.
   В пятнадцать лет, в десятом классе, была Вия... Потом пять лет института, стажировка, космос. "Парус"... В общей сложности я провел на Земле всего несколько месяцев за восемь лет. А пространство слишком огромно, и трудно найти там свою половинку... Да и до этого ли? Меркурий, Пояс, Юпитер... Полеты у Солнца - бешеные скорости, гигантские перегрузки быстрее, быстрее, пока не сгорел живьем вместе с "Парусом", быстрее, а то не вырвешься за пределы искривленного звездой пространства... И вдруг стоп! Нет больше космоса, а есть Земля, покрытая ночью, тишина, пронизанная шорохом дождя, и девушка на пне, есть ясный осенний день, поляна под соснами, желто-красные листья и лицо над ним, и улыбка..."
   Комната в лесной избушке. Легкое кресло у пианино, тонкие пальцы летают над клавишами, музыка струится по комнате, плывет к верхушкам сосен, осенние листья шуршат в руках, словно живые существа.
   "Ральф! - беззвучно крикнул он . - Ральф, ты слышишь меня?".
   Он не слышал. Он растворился в музыке, он был сухими листьями,
   белыми и черными клавишами, холодным воздухом, зелеными иглами сосен.
   Неожиданно он понял.
   "Вчера меня не было тут. Я еще был там, в космосе, хотя и ходил по земному лесу. Все земное отскакивало от меня, не успевая проникать внутрь, в глубину. Сегодня я, наконец, на Земле. Да, именно поэтому со мной творится что-то непонятное... И, кажется, мне не хочется покидать ее..."
   Музыка смолкла. Девушка поднялась из-за пианино. Ральф стоял, прислонившись плечом к дверному косяку, и чувствовал, что не может справиться со своим лицом. Он хотел спрятать улыбку, зарылся в листья...
   "Сколько можно улыбаться? " - спросил он себя.
   Девушка медленно подошла к нему, взглянула снизу вверх. Зеленые глаза - как дороги в неведомый мир.
   "Вот что значит тонуть в глазах", - неясным шорохом пронеслось где-то далеко-далеко.
   *
   А что было дальше?
   Человеку трудно со всеми подробностями вспомнить чудесный сон, пришедший к нему ночью. Что было дальше?.. Нелегкий вопрос. Да и нужен ли он? Разве что-либо будет понятней, если вспомнить, о чем они говорили?
   Он узнал ее имя. Айрин Генд, Айрин, Рени... Спросил, откуда она знает, как его зовут. Она ответила, что запрашивала в Информатории имя пилота "Паруса". Или нет, не так... Она сказала, что деревянный стол стоит в избушке с незапамятных времен, а кресло она привезла с собой. А пианино здесь было до нее... Или опять не так? Да разве в этом дело?!
   Он говорил и делал все как во сне, и его не покидало ощущение нереальности происходящего. Он помнит два окошка и солнечный день за ними, помнит запах сухих трав и скрип половиц, музыку и звук ее голоса. Они вышли из иэбушки, и он помнит, что сосны шумели над их головами, помнит прохладную низину и плеск лесного ручья, хруст веток под ногами, огромные пирамиды муравейников у заросших мхом стволов. Светлые волосы, усыпанные хвоинками, улыбающееся лицо, глаза зеленые, как сосновая хвоя, и в них отражаются лес и небо.
   А потом был вечер на лесном холме, и снова она сидела на пне, а
   он на желтеющей траве у ее ног. Но теперь он не забыл о ней, Айрин, Рени, и она не ушла незаметно, как когда-то очень давно. "Мушки" сновали над миром, люди летели по своим делам, но сюда, на лесной холм, не спешила ни одна. Их сюда не звали.
   Разговор - словно ручей, то быстрее, то медленнее, то пересохнет, то вновь набирается сил. Разговор обо всем. Но красноречивей - молчание.
   ...Под быстро мчащейся "мушкой" летит назад лес - деревья, кусты и поляны, слившиеся в сплошное желто-зелено-коричневое полотно. Лес кончается, мелькают озера, укутанные предрассветным туманом, дальше, до горизонта - поля.
   Ральф бросил взгляд на указатель скорости - красная стрелка выползла за шкалу, - закрыл глаза. Что же было дальше? Дальше, перед рассветом, резкий сигнал вызова из чашечки фобра - градом камней на хрупкие хрустальные башенки сказочных снов. "Ральф, если можешь, немедленно в ближайший космопорт и на "молнии" к орбитальной станции "Россия". Там уже ждет бот Строгова". Ждет его, Ральфа Юханссона, пилота-исследователя первого класса, знающего Пояс лучше многих других. В Поясе исчез Драган Стоянович. На поиск уже вышли спасатели с Марса. Возможно, это дело рук "заблудших".
   И все. Кончилась сказка, кончилась Земля. Космос не может без тебя, Ральф Юханссон.
   Светловолосая девушка с зелеными глазами машет рукой и через мгновение исчезает вместе с лесным холмом.
   "Мушка" со свистом рассекала воздух. Медленно таял теплый туман перед глазами, растворялось в бледном свете утра лицо Айрин.
   Дано: исчез Драган Стоянович. Задача - найти его. Найти во что бы то
   ни стало, по-другому вопрос стоять не может. 3начит, опять "заблудшие?
   "Заблудшие"... Новое поколение, выращенное и воспитанное теми, кому
   не по душе было утверждение на планете коммунистической формации.
   Воспитанное, конечно, соответствующим образом. Те, кто не принял Землю такой, какой она стала - полностью свободной, навсегда оставившей в прошлом понятия "эксплуатация" ,"экспроприаторы", "война", - вынуждены были укрыться в космосе, в Поясе астероидов. Кое-какие базы там существовали еще с начала двадцать первого столетия - об этом позаботились те, кто считал разрядку напряженности в мире временным явлением. Они бы устроили их и поближе к Земле, если бы существовала такая возможность, но космическое пространство, включая орбиту Марса, по международному соглашению было объявлено зоной мирного космоса: провоз и размещение оружия и ведение в ней военных действий запрещались подписанной всеми государствами международной конвенцией. Однако в Поясе базы все же появились и оружие на них было доставлено вопреки конвенции. Их тщательно маскировали, о них заботились, меняя оборудование в соответствии с ускоряющимся научно-техническим прогрессом. Обнаружить среди тысяч астероидов те, под поверхностью которых скрывались смертоносные военные гнезда, - очень и очень нелегкая задача.
   Туда и хлынул поток беглецов с Земли. Крушение старой системы не
   было для них событием неожиданным, и поэтому наряду со старыми базами на протяжении первых десятилетий двадцать первого века в Поясе появлялись новые.
   Шли годы, число добровольных узников астероидов таяло. Кто умирал, кто возвращался на Землю, поняв, что изменить ничего нельзя и лучше жить на родной планете, чем бесконечные годы проводить под сводами баз, зарывшихся в каменную толщу космических глыб. Их осталось совсем немного, людей, ненавидевших новый мир так люто, что ни о каком возвращении они и не помышляли. Большинство тщательно замаскированных баз было все-таки обнаружено и теперь "заблудшие" - так их называли с легкой руки журналиста - почти не имели оружия, да и осталось-то их всего две-три сотни человек. Три сотни - против пятнадцати миллиардов.
   Что же делала эта горстка людей? Они иногда налетали на автоматические станции техобслуживания, расположенные вдоль космических трасс, и в слепой ярости крушили оборудование; они обстреляли устаревшими химическими ракетами с ядерным зарядом лайнер "Аврора" - ракеты были уничтожены бортовыми энергоизлучателями лайнера; они серьезно повредили рудовоз "Мюнхен", управляемый автоматами; они торпедировали исследовательский бот "Вэнгард" Германа Стана.
   Но страшнее всего было другое. На тех трех-четырех станциях,
   которые еще не были обнаружены, росло новое поколение "заблудших".
   Годами в их головы насаждали злобу на весь мир, лютую ненависть к
   людям, воспитывали фанатиками, твердо усвоившими, что они
   изгнанники поневоле, что в этом повинно все остальное человечество, а потому их цель - мстить, мстить и мстить любыми средствами. Надо было спасать этих людей, не повинных в том, что их отцы и матери обрекли себя на заточение, вернуть их Земле, открыть им глаза на мир. Пилотам исследовательских ботов, уходивших в Пояс, помимо научных заданий, давалось еще одно - искать базы "заблудших".
   "Мне тогда повезло, - подумал Ральф. - Просто повезло. Торпеды прошли чуть в стороне от "Паруса". Начни я торможение чуть позже, не будь оно таким резким..."
   Он словно наяву видел экран над пультом управления, а в нем - короткий корпус ионолета старой конструнции. "3аблудшие" обстреляли его торпедами, но почему-то не удирали со всех ног, а висели в черной пустоте недалеко от "Паруса", недалеко, конечно, по космическим масштабам. А это "кончай с нами, что ты медлишь, гад!"... Словно затравленные звери. Вероятно, не могли уйти из-за неполадки в двигателях, и считали, что все для них кончено. Он пытался заговорить с ними, хотел увидеть их лица, но экраны связи оставались темными, а из динамиков только хриплое, с ненавистью: "Чего ты ждешь?" Он дал кибам команду приготовить универсальный стыковочный узел и медленно пошел на сближение, решив отбуксировать ионолет на Фобос. Он справедливо рассудил, что словами им ничего не докажешь, а лезть к ним одному не имеет смысла - просто пристрелят и дело с концом.