Страница:
Хотя Луиза знала, что карта подлинная, верилось в это с трудом. Откуда могла взяться папка? Луиза не один год была знакома с генералом Йодлем и знала, что есть вещи, о которых он предпочитает не говорить. Она всегда считала Альфреда «замкнутым, прячущим свое истинное лицо под маской даже от меня». Теперь он ответил ей уклончиво. Хотя он и подтвердил, что карты и документы – подлинные, он не открыл ей, как они были добыты, лишь заметил, что «мы взяли их из британского штаба».
Только много позже, уже после того, как Йодль вернулся в свой штаб, Луиза осознала другой страшный аспект операции «Иклипс». После поражения Германии ее родственники, живущие в горах Гарца, останутся в зоне, оккупированной русскими. Хотя Луиза любила Альфреда Йодля и была абсолютно предана своей стране, она приняла очень человечное решение. На этот раз она проигнорирует предупреждения Альфреда никогда никому не раскрывать ничего из того, что она видела, читала или слышала. Она не допустит, чтобы ее невестка и ее четверо маленьких детей попали в руки русских.
Луиза решила рискнуть. Она знала приоритетный кодовый номер телефона генерала. Сняв трубку, она назвала его оператору и позвонила родственникам. Через несколько минут ее соединили. После короткого и безобидного разговора с изумленной невесткой Луиза вскользь упомянула в заключение: «Знаешь, в эти дни дует очень сильный восточный ветер. Я считаю, что тебе и детям следует переехать на запад за реку».
Луиза медленно положила трубку, надеясь, что ее неуклюже зашифрованное послание понято. На другом конце линии невестка удивилась, почему Луиза позвонила так поздно ночью. Конечно, приятно было услышать ее голос, но о чем Луиза говорила, она не поняла… и больше об этом не вспоминала.
Генерал и Луиза поженились 6 марта. Фрау Йодль беспокоилась, что ее муж может каким-то образом узнать о ее звонке. Беспокоилась она зря. У сверхзанятого генерала были более важные проблемы.
Йодль и его штабные офицеры изучили и проанализировали операцию «Иклипс» так тщательно, что знали каждый абзац чуть ли не наизусть. Хотя документ не был стратегическим, то есть он не предупреждал о скорых вражеских передвижениях, требующих соответствующих немецких контрмер, он был почти столь же важным. Во-первых, он помог ответить на ряд вопросов, годами терзавших Йодля и штабистов ОКВ: насколько крепок союз между западными странами и Советским Союзом? Не распадется ли коалиция, когда союзники усядутся делить трофеи? Теперь, когда русские войска заняли большую часть Центральной Европы, остается ли в силе заявление о «безоговорочной капитуляции», сделанное Черчиллем и Рузвельтом в 1943 году после конференции в Касабланке? И действительно ли союзники собираются навязать такие условия побежденной Германии? Когда Йодль и Верховное главнокомандование Германии изучили документы «Иклипс», все вопросы о намерениях союзников исчезли. Документы давали ясные ответы, не допускавшие двойного толкования.
Только на второй неделе февраля Йодль осознал всю важность документа, в особенности его карт. 9 февраля и в течение трех следующих дней Рузвельт, Черчилль и Сталин встречались на секретном совещании в Ялте. Несмотря на усилия разведки, не удалось выяснить, что же там конкретно обсуждалось. Йодль знал только то, что содержалось в официальном коммюнике, опубликованном в международной прессе 12 февраля, но и этого было достаточно.
В одном абзаце официального коммюнике говорилось: «Мы пришли к единому мнению об общей политике и совместных планах выполнения условий безоговорочной капитуляции… Эти условия станут известными только после окончательного поражения Германии… По согласованному плану войска каждой из трех держав оккупируют отдельную зону Германии…» Союзники могли и не публиковать «условия» – Йодль уже прочитал их в досье «Иклипс». И хотя в ялтинском коммюнике не раскрывались предполагаемые зоны оккупации, Йодль и их знал. Положение и точные границы каждой зоны были показаны на картах плана «Иклипс».
Из прочитанного можно было сделать и другие выводы, но один из них был особенно горьким для Йодля. Стало ясно: что бы еще ни произошло в Ялте, планы союзников насчет Германии на совещании «Большой тройки» были просто ратифицированы. Хотя ялтинское коммюнике создавало впечатление, что план расчленения и оккупации Германии возник именно на этом совещании, даты на документах и картах досье «Иклипс» неопровержимо доказывали, что главные решения были приняты за много месяцев до того. Сопроводительное письмо, подшитое к меморандуму «Иклипс», было подписано в январе. Карты были подготовлены еще раньше: отпечатаны они были в конце 1944 года и помечены ноябрем. Очевидно, что операция «Иклипс», определявшая «планирование и действия по оккупации Германии», не появилась бы на свет, если бы между союзниками не царило полное взаимное согласие – отрезвляющий факт, разрушающий последние надежды Германии.
С того момента, как Красная армия пересекла восточные границы рейха, Гитлер и его военные советники ждали появления первых признаков раскола в лагере союзников. Они верили: что-то обязательно произойдет, так как считали, что Запад никогда не позволит Советской России господствовать в Центральной Европе. Йодль разделял это мнение. Особенно он рассчитывал на британцев, ибо чувствовал, что они не потерпят подобной ситуации[6].
Однако это было до того, как Йодль увидел своими глазами план операции «Иклипс». План безусловно доказывал, что союз нерушим, и Ялта это подтвердила.
Кроме того, первый же абзац сопроводительного письма – преамбула ко всему досье – доказывал полное согласие между союзниками. «В целях выполнения условий капитуляции Германии правительства Соединенных Штатов, Советского Союза и Соединенного Королевства (далее также называемого Доминионами) договорились о том, что Германия должна быть оккупирована вооруженными силами трех держав»[7].
Невозможно было оспаривать полномочия документа. Он был подписан в январе 1945 года в штабе 21-й британской группы армий, затем в Бельгии персоной не менее важной, чем генерал-майор сэр Фрэнсис де Гинганд, начальник штаба фельдмаршала Монтгомери.
Самым сокрушительным ударом для Йодля было постоянное подчеркивание безоговорочной капитуляции; это условие повторялось снова и снова. Вначале немцы были уверены, что заявление о безоговорочной капитуляции не более чем пропаганда, целью которой является укрепление боевого духа войск союзников. Теперь они точно знали, что намерения союзников серьезны. «Единственный возможный ответ на тотальные военные успехи, – говорилось в плане «Иклипс», – тотальное поражение и тотальная оккупация… Необходимо прояснить, что немцы не смогут вести переговоры в нашем смысле этого слова».
Намерение союзников не обещало никакой надежды, никакого будущего для Германии. Было очевидно, что, даже если рейх захочет капитулировать, для Германии возможна лишь безоговорочная капитуляция. Для Йодля это означало, что Германии не оставалось ничего другого, кроме как сражаться до жестокого конца[8].
В последнюю неделю марта – точный день никто позже не мог вспомнить – генерал Райнхард Гелен, начальник разведки Гудериана, приехал в Пренцлау на совещание с новым командующим группой армий «Висла». В его портфеле находилась копия плана операции «Иклипс». Гелен ознакомил Хейнрици с последними сведениями о расположении русских войск на Одере, затем предъявил досье «Иклипс» и объяснил, что это такое. Хейнрици медленно пролистал страницы, затем долго изучал карты и наконец поднял глаза на Гелена. В одной фразе он резюмировал то, что уже было ясно Верховному главнокомандованию. «Это смертный приговор», – сказал он.
Несколько дней спустя – в Вербное воскресенье 25 марта – генерал-полковник Йодль снова изучал карты операции «Иклипс». У него на это были веские причины. В четверг ночью части 3-й армии США генерала Джорджа С. Паттона форсировали Рейн в районе деревушки Оппенхайм близ Майнца и теперь двигались к Франкфурту. На следующий день на севере войска фельдмаршала Монтгомери в массированном наступлении по двадцатипятимильному фронту также перешли реку. Несмотря на сопротивление немцев, Рейнский фронт крошился и западные союзники быстро продвигались. Сейчас Йодль, с тревогой изучавший карты операции «Иклипс», задавал себе вопрос, насколько далеко в глубь Германии собираются пройти союзники. Это был единственный вопрос, на который меморандум «Иклипс» не давал ответа. Йодль жалел, что не располагает другими частями плана, особенно той частью, в которой описываются военные действия.
Однако карты давали ключ к разгадке. Йодль даже упомянул об этом своей жене. Это было только предчувствие, но Йодль полагал, что он прав. На картах была показана демаркационная линия между англо-американцами и русскими. Она пролегала по Эльбе от Любека до Виттенберге, затем плавно поворачивала на юг к окрестностям Айзенаха, затем сворачивала прямо на восток к чешской границе. Может быть, эта линия была не только зональной границей, но и конечной целью наступления англо-американских войск? Йодль был почти уверен в этом. Он сказал жене, что вряд ли американцы и британцы направляются к Берлину; он верил, что они решили предоставить захват столицы Красной армии. Если только карты не фальсифицированы, похоже, войска Эйзенхауэра остановятся на обозначенной в «Иклипсе» линии.
Часть третья
Глава 1
Только много позже, уже после того, как Йодль вернулся в свой штаб, Луиза осознала другой страшный аспект операции «Иклипс». После поражения Германии ее родственники, живущие в горах Гарца, останутся в зоне, оккупированной русскими. Хотя Луиза любила Альфреда Йодля и была абсолютно предана своей стране, она приняла очень человечное решение. На этот раз она проигнорирует предупреждения Альфреда никогда никому не раскрывать ничего из того, что она видела, читала или слышала. Она не допустит, чтобы ее невестка и ее четверо маленьких детей попали в руки русских.
Луиза решила рискнуть. Она знала приоритетный кодовый номер телефона генерала. Сняв трубку, она назвала его оператору и позвонила родственникам. Через несколько минут ее соединили. После короткого и безобидного разговора с изумленной невесткой Луиза вскользь упомянула в заключение: «Знаешь, в эти дни дует очень сильный восточный ветер. Я считаю, что тебе и детям следует переехать на запад за реку».
Луиза медленно положила трубку, надеясь, что ее неуклюже зашифрованное послание понято. На другом конце линии невестка удивилась, почему Луиза позвонила так поздно ночью. Конечно, приятно было услышать ее голос, но о чем Луиза говорила, она не поняла… и больше об этом не вспоминала.
Генерал и Луиза поженились 6 марта. Фрау Йодль беспокоилась, что ее муж может каким-то образом узнать о ее звонке. Беспокоилась она зря. У сверхзанятого генерала были более важные проблемы.
Йодль и его штабные офицеры изучили и проанализировали операцию «Иклипс» так тщательно, что знали каждый абзац чуть ли не наизусть. Хотя документ не был стратегическим, то есть он не предупреждал о скорых вражеских передвижениях, требующих соответствующих немецких контрмер, он был почти столь же важным. Во-первых, он помог ответить на ряд вопросов, годами терзавших Йодля и штабистов ОКВ: насколько крепок союз между западными странами и Советским Союзом? Не распадется ли коалиция, когда союзники усядутся делить трофеи? Теперь, когда русские войска заняли большую часть Центральной Европы, остается ли в силе заявление о «безоговорочной капитуляции», сделанное Черчиллем и Рузвельтом в 1943 году после конференции в Касабланке? И действительно ли союзники собираются навязать такие условия побежденной Германии? Когда Йодль и Верховное главнокомандование Германии изучили документы «Иклипс», все вопросы о намерениях союзников исчезли. Документы давали ясные ответы, не допускавшие двойного толкования.
Только на второй неделе февраля Йодль осознал всю важность документа, в особенности его карт. 9 февраля и в течение трех следующих дней Рузвельт, Черчилль и Сталин встречались на секретном совещании в Ялте. Несмотря на усилия разведки, не удалось выяснить, что же там конкретно обсуждалось. Йодль знал только то, что содержалось в официальном коммюнике, опубликованном в международной прессе 12 февраля, но и этого было достаточно.
В одном абзаце официального коммюнике говорилось: «Мы пришли к единому мнению об общей политике и совместных планах выполнения условий безоговорочной капитуляции… Эти условия станут известными только после окончательного поражения Германии… По согласованному плану войска каждой из трех держав оккупируют отдельную зону Германии…» Союзники могли и не публиковать «условия» – Йодль уже прочитал их в досье «Иклипс». И хотя в ялтинском коммюнике не раскрывались предполагаемые зоны оккупации, Йодль и их знал. Положение и точные границы каждой зоны были показаны на картах плана «Иклипс».
Из прочитанного можно было сделать и другие выводы, но один из них был особенно горьким для Йодля. Стало ясно: что бы еще ни произошло в Ялте, планы союзников насчет Германии на совещании «Большой тройки» были просто ратифицированы. Хотя ялтинское коммюнике создавало впечатление, что план расчленения и оккупации Германии возник именно на этом совещании, даты на документах и картах досье «Иклипс» неопровержимо доказывали, что главные решения были приняты за много месяцев до того. Сопроводительное письмо, подшитое к меморандуму «Иклипс», было подписано в январе. Карты были подготовлены еще раньше: отпечатаны они были в конце 1944 года и помечены ноябрем. Очевидно, что операция «Иклипс», определявшая «планирование и действия по оккупации Германии», не появилась бы на свет, если бы между союзниками не царило полное взаимное согласие – отрезвляющий факт, разрушающий последние надежды Германии.
С того момента, как Красная армия пересекла восточные границы рейха, Гитлер и его военные советники ждали появления первых признаков раскола в лагере союзников. Они верили: что-то обязательно произойдет, так как считали, что Запад никогда не позволит Советской России господствовать в Центральной Европе. Йодль разделял это мнение. Особенно он рассчитывал на британцев, ибо чувствовал, что они не потерпят подобной ситуации[6].
Однако это было до того, как Йодль увидел своими глазами план операции «Иклипс». План безусловно доказывал, что союз нерушим, и Ялта это подтвердила.
Кроме того, первый же абзац сопроводительного письма – преамбула ко всему досье – доказывал полное согласие между союзниками. «В целях выполнения условий капитуляции Германии правительства Соединенных Штатов, Советского Союза и Соединенного Королевства (далее также называемого Доминионами) договорились о том, что Германия должна быть оккупирована вооруженными силами трех держав»[7].
Невозможно было оспаривать полномочия документа. Он был подписан в январе 1945 года в штабе 21-й британской группы армий, затем в Бельгии персоной не менее важной, чем генерал-майор сэр Фрэнсис де Гинганд, начальник штаба фельдмаршала Монтгомери.
Самым сокрушительным ударом для Йодля было постоянное подчеркивание безоговорочной капитуляции; это условие повторялось снова и снова. Вначале немцы были уверены, что заявление о безоговорочной капитуляции не более чем пропаганда, целью которой является укрепление боевого духа войск союзников. Теперь они точно знали, что намерения союзников серьезны. «Единственный возможный ответ на тотальные военные успехи, – говорилось в плане «Иклипс», – тотальное поражение и тотальная оккупация… Необходимо прояснить, что немцы не смогут вести переговоры в нашем смысле этого слова».
Намерение союзников не обещало никакой надежды, никакого будущего для Германии. Было очевидно, что, даже если рейх захочет капитулировать, для Германии возможна лишь безоговорочная капитуляция. Для Йодля это означало, что Германии не оставалось ничего другого, кроме как сражаться до жестокого конца[8].
В последнюю неделю марта – точный день никто позже не мог вспомнить – генерал Райнхард Гелен, начальник разведки Гудериана, приехал в Пренцлау на совещание с новым командующим группой армий «Висла». В его портфеле находилась копия плана операции «Иклипс». Гелен ознакомил Хейнрици с последними сведениями о расположении русских войск на Одере, затем предъявил досье «Иклипс» и объяснил, что это такое. Хейнрици медленно пролистал страницы, затем долго изучал карты и наконец поднял глаза на Гелена. В одной фразе он резюмировал то, что уже было ясно Верховному главнокомандованию. «Это смертный приговор», – сказал он.
Несколько дней спустя – в Вербное воскресенье 25 марта – генерал-полковник Йодль снова изучал карты операции «Иклипс». У него на это были веские причины. В четверг ночью части 3-й армии США генерала Джорджа С. Паттона форсировали Рейн в районе деревушки Оппенхайм близ Майнца и теперь двигались к Франкфурту. На следующий день на севере войска фельдмаршала Монтгомери в массированном наступлении по двадцатипятимильному фронту также перешли реку. Несмотря на сопротивление немцев, Рейнский фронт крошился и западные союзники быстро продвигались. Сейчас Йодль, с тревогой изучавший карты операции «Иклипс», задавал себе вопрос, насколько далеко в глубь Германии собираются пройти союзники. Это был единственный вопрос, на который меморандум «Иклипс» не давал ответа. Йодль жалел, что не располагает другими частями плана, особенно той частью, в которой описываются военные действия.
Однако карты давали ключ к разгадке. Йодль даже упомянул об этом своей жене. Это было только предчувствие, но Йодль полагал, что он прав. На картах была показана демаркационная линия между англо-американцами и русскими. Она пролегала по Эльбе от Любека до Виттенберге, затем плавно поворачивала на юг к окрестностям Айзенаха, затем сворачивала прямо на восток к чешской границе. Может быть, эта линия была не только зональной границей, но и конечной целью наступления англо-американских войск? Йодль был почти уверен в этом. Он сказал жене, что вряд ли американцы и британцы направляются к Берлину; он верил, что они решили предоставить захват столицы Красной армии. Если только карты не фальсифицированы, похоже, войска Эйзенхауэра остановятся на обозначенной в «Иклипсе» линии.
Часть третья
Цель
Глава 1
В Вербное воскресенье незадолго до полуночи у серого каменного здания в Сиссонне, в Северной Франции, где размещался штаб 82-й воздушно-десантной дивизии, остановился американский штабной автомобиль. Из него вышли два офицера. Один – в американской военной форме, другой – в британской полевой форме без знаков различия. Второй мужчина, высокий и худощавый, был в аккуратном зеленом берете на белокурых волосах, в ярком контрасте с которыми пылали пышные и дерзкие рыжие усы. И для британцев, и для американцев его имя было почти непроизносимым: Ари Д. Бестебрёртье. Он был широко известен как Ари или капитан Гарри, но даже эти имена менялись в соответствии с заданиями, которые он выполнял за немецкой линией фронта. Ари был агентом частей особого назначения (десантно-диверсионных войск) и сотрудником Голландской разведывательной службы.
Несколько дней назад начальство вызвало Ари в Брюссель и сообщило, что он приписан к 82-й дивизии для специальной операции. Он должен был явиться к 38-летнему генерал-майору Джеймсу М. Гавину, командиру 82-й дивизии, чтобы принять участие в совершенно секретном совещании. Ари и сопровождавший его офицер вошли в штаб, поспешно поднялись по лестнице на второй этаж и прошли по коридору к хорошо охраняемой комнате, где хранились карты. Здесь военный полицейский проверил их документы, отсалютовал и открыл дверь.
В помещении Ари радушно встретили генерал Гавин и начальник его штаба полковник Роберт Винеке. Большинство из находившихся в комнате офицеров были старыми друзьями Ари: он прыгал с парашютом и сражался бок о бок с ними в нападении 82-й на голландский Неймеген. Его начальство в Брюсселе не преувеличило мер безопасности, которых ему следовало ожидать. Присутствовало всего пятнадцать офицеров: командиры полков и некоторые члены их штабов, все явно тщательно отобранные. Комната была обставлена очень просто: несколько скамей и столов, несколько карт на стенах. В одном конце помещения занавес закрывал большую карту размером во всю стену.
Офицер безопасности назвал имя каждого офицера и сверил его со списком, затем генерал Гавин начал совещание. Встав у занавешенной карты, он жестом пригласил всех подойти к нему. «На это совещание пригласили только тех, для кого все, сообщенное сегодня, абсолютно необходимо, – начал он. – И я должен подчеркнуть, что до получения дальнейших приказов ничто из того, что вы услышите сегодня, не должно выйти за пределы этой комнаты. В некотором смысле вы будете тренировать своих людей в полном неведении, поскольку не сможете открыть им цель. Фактически, вы уже частично подготовили их, хотя большинство из вас совершенно об этом не подозревали. В последние несколько недель вы и ваши люди прыгали или летали над особым тренировочным районом, намеренно размеченным так, чтобы имитировать действительные масштабы следующей цели нашего наступления. Господа, мы бьем на поражение. Мы нанесем сокрушительный удар».
Генерал дернул шнур, висевший сбоку от карты. Шторы разъехались, открыв цель: Берлин.
Ари пристально вгляделся в лица офицеров, смотревших на карту, и увидел энтузиазм и предвкушение. Он не удивился. Уже месяцы эти командиры жаждали настоящего дела. Большинство из них выбрасывались со своими частями на Сицилии, в Италии, в Нормандии и Голландии, но в последнее время дивизии отводилась роль сухопутных войск, главным образом в Арденнах в «битве на выступе». Ари знал, что, будучи командирами отборных воздушно-десантных частей, они чувствовали, что не выполняют свое истинное предназначение: штурмовать цели впереди наступающих армий, а затем удерживать их, пока не подойдут основные войска. Союзники наступали столь быстро, что запланированные парашютные десанты снова и снова отменялись.
«Штурм Берлина, – объяснял Гавин, – часть операции 1-й союзнической воздушно-десантной армии, в которой будут задействованы соединения из трех дивизий. 82-й, обозначенной «Оперативная группа «А», отводится главная роль. – Скатав вверх прозрачное покрытие карты, Гавин указал на ряд квадратиков и овалов, начерченных черным жирным карандашом вокруг различных объектов и зон выброски. – По существующим планам, – сказал он, – 101-я воздушно-десантная дивизия занимает аэродром Гатов к западу от города. Бригада 1-го воздушно-десантного корпуса захватывает аэродром Ораниенбург на северо-западе… Наша цель находится в самом Берлине – это аэропорт Темпельхоф».
Цель 82-й дивизии казалась неправдоподобно маленькой. Среди 321 квадратной мили, занимаемой городом и его окрестностями, аэропорт выглядел почтовой маркой – зеленым пятном едва ли в полторы квадратные мили, стиснутым плотной застройкой. С севера, востока и юга к нему грозно подступало не менее девяти кладбищ. «Два полка рассредоточатся по периметру аэропорта, – говорил Гавин, – а третий займет здания, обращенные к центру Берлина, в северной части поля. Мы будем удерживать плацдарм силами воздушного десанта до подхода сухопутных войск. Ждать придется недолго, самое большее – несколько дней».
Гавин также отметил, что «слепую» тренировку парашютистов следует проводить более интенсивно. Рельефные модели Темпельхофа и окружающих районов необходимо разместить в находящихся под особой охраной помещениях штабов; фотографии зоны высадки, данные разведки и все другие материалы будут предоставлены командирам полков и их штабам для конкретного планирования.
«Большая удача, что в нашем распоряжении находится капитан Гарри, – продолжал Гавин. – Он эксперт по Берлину, особенно по Темпельхофу и прилегающим районам. Он будет выброшен с парашютом вместе с нами и сможет присутствовать на совещаниях и отвечать на все ваши вопросы».
Гавин сделал паузу и обвел взглядом своих офицеров.
«Не сомневаюсь, что все вы хотите знать ответ на главный вопрос: как скоро? Это зависит от немцев. План воздушного десанта разрабатывался с ноября прошлого года. Он постоянно менялся, и мы должны ожидать еще больше изменений до начала операции. День «А», как обозначен этот день, зависит от скорости продвижения союзников к Берлину. Естественно, дата десантирования будет назначена не раньше, чем сухопутные войска окажутся на приемлемом расстоянии от города. Однако вполне вероятно, что до дня «А» осталось не более двух-трех недель. Так что у нас не очень много времени. Вот и все, что я могу сказать вам сейчас».
Гавин отступил и дал слово своим штабистам. Один за другим они объясняли различные фазы операции, но Гавин слушал невнимательно. Как он впоследствии вспоминал, он сожалел о том, что из-за требований секретности не может полностью раскрыть детали. Он был далеко не искренен, ибо сообщил своим офицерам только часть плана операции 1-го союзнического воздушно-десантного корпуса – оперативные действия по захвату аэропортов во взаимодействии с наступающими на Берлин союзниками. Он не упомянул, что приказ на это десантирование может быть отдан в совершенно другой военной обстановке: при неожиданном крахе или капитуляции Германии и ее вооруженных сил. Та часть плана все еще оставалась совершенно секретной. Она являлась логическим продолжением операции «Оверлорд» – вторжения в Европу – и некоторое время называлась операция «Рэнкин, Кейз Си», а позже операция «Талисман». Последнее название изменили в ноябре 1944 года в целях безопасности. Теперь операция называлась «Иклипс».
План «Иклипс» был столь секретным, что, кроме высокопоставленных офицеров штаба Верховного главнокомандующего, только паре десятков генералов было разрешено изучить его. Это были командиры армий или корпусов или представители других служб с эквивалентными полномочиями. Мало кто из командиров дивизий знал об «Иклипсе». Сам Гавин знал только некоторые из целей и те части плана, что касались непосредственно его и его дивизии.
В предшествующие месяцы на бесконечных совещаниях, на которых присутствовали генерал Льюис Брэртон, командир 1-й союзнической воздушно-десантной армии, и непосредственный начальник Гавина, генерал-майор Мэтью Б. Риджуэй, командир 18-го корпуса, о «Иклипсе» говорили как о плане оккупации Германии. План детализировал оперативные действия, которые должны быть предприняты немедленно в случае поражения или капитуляции Германии. Его главными целями были принуждение к безоговорочной капитуляции, разоружение всех немецких войск и контроль над ними.
В той части «Иклипса», где был распланирован воздушно-десантный штурм Берлина, парашютистам предписывалось действовать быстро, чтобы «завладеть вражеской столицей и главным административным и транспортным центром… и продемонстрировать наше вооруженное присутствие». Десантники должны были подавлять любые оставшиеся очаги сопротивления фанатиков; спасать военнопленных и заботиться о них; захватывать секретные документы, досье и фотопленки, не допуская их уничтожения; овладевать информационными центрами, такими, как почтовые и коммуникационные ведомства, радиостанции, редакции газет и типографии; брать в плен военных преступников и уцелевших членов правительства, устанавливать закон и порядок. Воздушно-десантные войска должны были предпринимать все эти меры до прибытия сухопутных войск и групп военного правительства.
Вот и все, что было сообщено Гавину об операции «Иклипс». О том, как по плану «Иклипс» собирались оккупировать или разделить на зоны Германию и Берлин, он ничего не знал. В данный момент единственной обязанностью Гавина было подготовить 82-ю дивизию, однако, чтобы удовлетворить всем требованиям, необходимо было разработать два отдельных плана. Первый – оперативный план захвата города. Второй план, исходя из условий «Иклипса», требовал сбросить на Берлин десантные части, как авангард, но исключительно с полицейскими функциями. Гавин сообщил своим командирам только то, на что имел право, хотя знал, что, если война закончится неожиданно, боевая задача воздушного десанта круто изменится. На данный момент приказ был недвусмысленным: следовать оперативному плану и подготовить 82-ю дивизию к воздушному десанту с целью захвата Берлина.
Гавин очнулся от своих мыслей и услышал конец речи офицера голландской разведки: «Я должен повторить, что, если вы ожидаете помощи от кого-либо в Берлине, забудьте об этом. Найдете ли вы проводников, желающих помочь? Ответ: нет. Есть ли подполье, аналогичное тому, что мы имели во Франции и Голландии? Ответ: нет. Даже если кто– то из берлинцев сочувствует нам, они слишком запуганы, чтобы продемонстрировать свои симпатии. Позже мы сможем обсудить эти вопросы более детально, но сейчас позвольте мне заверить вас: не питайте никаких иллюзий насчет того, что вас встретят с шампанским и розами. Армия, СС и полиция будут сражаться до последней пули, а потом выйдут с поднятыми руками и заявят вам, что война была страшной ошибкой, что во всем виноват Гитлер, и начнут благодарить вас за то, что вы вошли в город раньше русских. – Долговязый голландец тронул ус. – Они будут драться, как сумасшедшие, и бои будут жаркими. Но цель того стоит, и я горд тем, что иду с вами. Друзья мои, когда мы возьмем Берлин, война закончится».
Гавин знал, что взять Берлин будет нелегко, но полагал, что психологический шок штурма может сам по себе подавить немецких защитников Берлина. Это будет один из самых крупных воздушных десантов войны. По первоначальному плану в операции предполагалось задействовать 3000 самолетов прикрытия, 1500 транспортных самолетов, возможно, более тысячи планеров и около 20 000 парашютистов – больше, чем было сброшено в Нормандии в день «Д». «Все, что нам нужно, – в заключение сказал Гавин своим офицерам, – это решение и слово «ВПЕРЕД!».
В 30 милях от них, в Мурмелонле-Гран, закаленная 101-я воздушно-десантная дивизия также упорно тренировалась и была готова к любой операции, однако никто в 101-й не знал, каким будет приказ. Высшее командование спускало столько планов парашютного десанта, что командир дивизии генерал-майор Максвелл Д. Тейлор, его заместитель бригадный генерал Джеральд Дж. Хиггинс и штабные офицеры находились в затруднительном положении. Они должны были готовить дивизию согласно каждому плану, но не переставали задаваться вопросом, осуществится ли хоть какой-то из них.
Кроме штурма Берлина, существовали планы воздушного десанта на германскую военно-морскую базу в Киле (операция «Ирапшн»); ряд десантов на лагеря для военнопленных (операция «Джубилэнт»); десант с целью захвата целей перед наступлением 7-й армии США, когда она направится к Черному Лесу (Шварцвальду) (операция «Эффектив»). Изучались и многие другие планы – один фантастичнее другого. Штаб 101-й дивизии узнал, что штаб 1-й союзнической воздушно-десантной армии даже рассматривает возможность десантирования дивизии в горах в районе Берхтесгадена в Баварии с целью захвата «Орлиного гнезда» в Оберзальцберге, вероятно, вместе с его хозяином, Адольфом Гитлером.
Разумеется, невозможно было детально распланировать все десанты. Как сказал генерал Хиггинс своему штабу: «Просто нет столько транспортных самолетов для размещения войск и парашютистов, если будут отданы приказы на все эти операции. В любом случае, мы не жадные – нам хватит и одной!» Однако какой именно приказ получит воздушно-десантная армия и, в частности, какова будет роль 101-й дивизии? Десант на Берлин казался наиболее вероятным, хотя даже начальник оперативного отдела полковник Гарри Киннард полагал, что это будет «довольно опасное задание». Все сожалели, что, в случае берлинского десанта, 101-я будет сброшена на аэродром Гатов, в то время как их главный соперник – 82-я – получил главную цель – Темпельхоф. И все же Берлин оставался важнейшей военной целью; дел хватит всем.
Полковнику Киннарду воздушный десант казался идеальным способом закончить войну в Европе. На карте военных действий он даже начертил красную линию от районов сосредоточения десантных войск во Франции до зон высадки 101-й дивизии в Берлине: немецкая столица лежала всего в 475 воздушных милях от базы. Если им дадут зеленый свет, думал он, первые американцы окажутся в Берлине всего через пять часов.
Несколько дней назад начальство вызвало Ари в Брюссель и сообщило, что он приписан к 82-й дивизии для специальной операции. Он должен был явиться к 38-летнему генерал-майору Джеймсу М. Гавину, командиру 82-й дивизии, чтобы принять участие в совершенно секретном совещании. Ари и сопровождавший его офицер вошли в штаб, поспешно поднялись по лестнице на второй этаж и прошли по коридору к хорошо охраняемой комнате, где хранились карты. Здесь военный полицейский проверил их документы, отсалютовал и открыл дверь.
В помещении Ари радушно встретили генерал Гавин и начальник его штаба полковник Роберт Винеке. Большинство из находившихся в комнате офицеров были старыми друзьями Ари: он прыгал с парашютом и сражался бок о бок с ними в нападении 82-й на голландский Неймеген. Его начальство в Брюсселе не преувеличило мер безопасности, которых ему следовало ожидать. Присутствовало всего пятнадцать офицеров: командиры полков и некоторые члены их штабов, все явно тщательно отобранные. Комната была обставлена очень просто: несколько скамей и столов, несколько карт на стенах. В одном конце помещения занавес закрывал большую карту размером во всю стену.
Офицер безопасности назвал имя каждого офицера и сверил его со списком, затем генерал Гавин начал совещание. Встав у занавешенной карты, он жестом пригласил всех подойти к нему. «На это совещание пригласили только тех, для кого все, сообщенное сегодня, абсолютно необходимо, – начал он. – И я должен подчеркнуть, что до получения дальнейших приказов ничто из того, что вы услышите сегодня, не должно выйти за пределы этой комнаты. В некотором смысле вы будете тренировать своих людей в полном неведении, поскольку не сможете открыть им цель. Фактически, вы уже частично подготовили их, хотя большинство из вас совершенно об этом не подозревали. В последние несколько недель вы и ваши люди прыгали или летали над особым тренировочным районом, намеренно размеченным так, чтобы имитировать действительные масштабы следующей цели нашего наступления. Господа, мы бьем на поражение. Мы нанесем сокрушительный удар».
Генерал дернул шнур, висевший сбоку от карты. Шторы разъехались, открыв цель: Берлин.
Ари пристально вгляделся в лица офицеров, смотревших на карту, и увидел энтузиазм и предвкушение. Он не удивился. Уже месяцы эти командиры жаждали настоящего дела. Большинство из них выбрасывались со своими частями на Сицилии, в Италии, в Нормандии и Голландии, но в последнее время дивизии отводилась роль сухопутных войск, главным образом в Арденнах в «битве на выступе». Ари знал, что, будучи командирами отборных воздушно-десантных частей, они чувствовали, что не выполняют свое истинное предназначение: штурмовать цели впереди наступающих армий, а затем удерживать их, пока не подойдут основные войска. Союзники наступали столь быстро, что запланированные парашютные десанты снова и снова отменялись.
«Штурм Берлина, – объяснял Гавин, – часть операции 1-й союзнической воздушно-десантной армии, в которой будут задействованы соединения из трех дивизий. 82-й, обозначенной «Оперативная группа «А», отводится главная роль. – Скатав вверх прозрачное покрытие карты, Гавин указал на ряд квадратиков и овалов, начерченных черным жирным карандашом вокруг различных объектов и зон выброски. – По существующим планам, – сказал он, – 101-я воздушно-десантная дивизия занимает аэродром Гатов к западу от города. Бригада 1-го воздушно-десантного корпуса захватывает аэродром Ораниенбург на северо-западе… Наша цель находится в самом Берлине – это аэропорт Темпельхоф».
Цель 82-й дивизии казалась неправдоподобно маленькой. Среди 321 квадратной мили, занимаемой городом и его окрестностями, аэропорт выглядел почтовой маркой – зеленым пятном едва ли в полторы квадратные мили, стиснутым плотной застройкой. С севера, востока и юга к нему грозно подступало не менее девяти кладбищ. «Два полка рассредоточатся по периметру аэропорта, – говорил Гавин, – а третий займет здания, обращенные к центру Берлина, в северной части поля. Мы будем удерживать плацдарм силами воздушного десанта до подхода сухопутных войск. Ждать придется недолго, самое большее – несколько дней».
Гавин также отметил, что «слепую» тренировку парашютистов следует проводить более интенсивно. Рельефные модели Темпельхофа и окружающих районов необходимо разместить в находящихся под особой охраной помещениях штабов; фотографии зоны высадки, данные разведки и все другие материалы будут предоставлены командирам полков и их штабам для конкретного планирования.
«Большая удача, что в нашем распоряжении находится капитан Гарри, – продолжал Гавин. – Он эксперт по Берлину, особенно по Темпельхофу и прилегающим районам. Он будет выброшен с парашютом вместе с нами и сможет присутствовать на совещаниях и отвечать на все ваши вопросы».
Гавин сделал паузу и обвел взглядом своих офицеров.
«Не сомневаюсь, что все вы хотите знать ответ на главный вопрос: как скоро? Это зависит от немцев. План воздушного десанта разрабатывался с ноября прошлого года. Он постоянно менялся, и мы должны ожидать еще больше изменений до начала операции. День «А», как обозначен этот день, зависит от скорости продвижения союзников к Берлину. Естественно, дата десантирования будет назначена не раньше, чем сухопутные войска окажутся на приемлемом расстоянии от города. Однако вполне вероятно, что до дня «А» осталось не более двух-трех недель. Так что у нас не очень много времени. Вот и все, что я могу сказать вам сейчас».
Гавин отступил и дал слово своим штабистам. Один за другим они объясняли различные фазы операции, но Гавин слушал невнимательно. Как он впоследствии вспоминал, он сожалел о том, что из-за требований секретности не может полностью раскрыть детали. Он был далеко не искренен, ибо сообщил своим офицерам только часть плана операции 1-го союзнического воздушно-десантного корпуса – оперативные действия по захвату аэропортов во взаимодействии с наступающими на Берлин союзниками. Он не упомянул, что приказ на это десантирование может быть отдан в совершенно другой военной обстановке: при неожиданном крахе или капитуляции Германии и ее вооруженных сил. Та часть плана все еще оставалась совершенно секретной. Она являлась логическим продолжением операции «Оверлорд» – вторжения в Европу – и некоторое время называлась операция «Рэнкин, Кейз Си», а позже операция «Талисман». Последнее название изменили в ноябре 1944 года в целях безопасности. Теперь операция называлась «Иклипс».
План «Иклипс» был столь секретным, что, кроме высокопоставленных офицеров штаба Верховного главнокомандующего, только паре десятков генералов было разрешено изучить его. Это были командиры армий или корпусов или представители других служб с эквивалентными полномочиями. Мало кто из командиров дивизий знал об «Иклипсе». Сам Гавин знал только некоторые из целей и те части плана, что касались непосредственно его и его дивизии.
В предшествующие месяцы на бесконечных совещаниях, на которых присутствовали генерал Льюис Брэртон, командир 1-й союзнической воздушно-десантной армии, и непосредственный начальник Гавина, генерал-майор Мэтью Б. Риджуэй, командир 18-го корпуса, о «Иклипсе» говорили как о плане оккупации Германии. План детализировал оперативные действия, которые должны быть предприняты немедленно в случае поражения или капитуляции Германии. Его главными целями были принуждение к безоговорочной капитуляции, разоружение всех немецких войск и контроль над ними.
В той части «Иклипса», где был распланирован воздушно-десантный штурм Берлина, парашютистам предписывалось действовать быстро, чтобы «завладеть вражеской столицей и главным административным и транспортным центром… и продемонстрировать наше вооруженное присутствие». Десантники должны были подавлять любые оставшиеся очаги сопротивления фанатиков; спасать военнопленных и заботиться о них; захватывать секретные документы, досье и фотопленки, не допуская их уничтожения; овладевать информационными центрами, такими, как почтовые и коммуникационные ведомства, радиостанции, редакции газет и типографии; брать в плен военных преступников и уцелевших членов правительства, устанавливать закон и порядок. Воздушно-десантные войска должны были предпринимать все эти меры до прибытия сухопутных войск и групп военного правительства.
Вот и все, что было сообщено Гавину об операции «Иклипс». О том, как по плану «Иклипс» собирались оккупировать или разделить на зоны Германию и Берлин, он ничего не знал. В данный момент единственной обязанностью Гавина было подготовить 82-ю дивизию, однако, чтобы удовлетворить всем требованиям, необходимо было разработать два отдельных плана. Первый – оперативный план захвата города. Второй план, исходя из условий «Иклипса», требовал сбросить на Берлин десантные части, как авангард, но исключительно с полицейскими функциями. Гавин сообщил своим командирам только то, на что имел право, хотя знал, что, если война закончится неожиданно, боевая задача воздушного десанта круто изменится. На данный момент приказ был недвусмысленным: следовать оперативному плану и подготовить 82-ю дивизию к воздушному десанту с целью захвата Берлина.
Гавин очнулся от своих мыслей и услышал конец речи офицера голландской разведки: «Я должен повторить, что, если вы ожидаете помощи от кого-либо в Берлине, забудьте об этом. Найдете ли вы проводников, желающих помочь? Ответ: нет. Есть ли подполье, аналогичное тому, что мы имели во Франции и Голландии? Ответ: нет. Даже если кто– то из берлинцев сочувствует нам, они слишком запуганы, чтобы продемонстрировать свои симпатии. Позже мы сможем обсудить эти вопросы более детально, но сейчас позвольте мне заверить вас: не питайте никаких иллюзий насчет того, что вас встретят с шампанским и розами. Армия, СС и полиция будут сражаться до последней пули, а потом выйдут с поднятыми руками и заявят вам, что война была страшной ошибкой, что во всем виноват Гитлер, и начнут благодарить вас за то, что вы вошли в город раньше русских. – Долговязый голландец тронул ус. – Они будут драться, как сумасшедшие, и бои будут жаркими. Но цель того стоит, и я горд тем, что иду с вами. Друзья мои, когда мы возьмем Берлин, война закончится».
Гавин знал, что взять Берлин будет нелегко, но полагал, что психологический шок штурма может сам по себе подавить немецких защитников Берлина. Это будет один из самых крупных воздушных десантов войны. По первоначальному плану в операции предполагалось задействовать 3000 самолетов прикрытия, 1500 транспортных самолетов, возможно, более тысячи планеров и около 20 000 парашютистов – больше, чем было сброшено в Нормандии в день «Д». «Все, что нам нужно, – в заключение сказал Гавин своим офицерам, – это решение и слово «ВПЕРЕД!».
В 30 милях от них, в Мурмелонле-Гран, закаленная 101-я воздушно-десантная дивизия также упорно тренировалась и была готова к любой операции, однако никто в 101-й не знал, каким будет приказ. Высшее командование спускало столько планов парашютного десанта, что командир дивизии генерал-майор Максвелл Д. Тейлор, его заместитель бригадный генерал Джеральд Дж. Хиггинс и штабные офицеры находились в затруднительном положении. Они должны были готовить дивизию согласно каждому плану, но не переставали задаваться вопросом, осуществится ли хоть какой-то из них.
Кроме штурма Берлина, существовали планы воздушного десанта на германскую военно-морскую базу в Киле (операция «Ирапшн»); ряд десантов на лагеря для военнопленных (операция «Джубилэнт»); десант с целью захвата целей перед наступлением 7-й армии США, когда она направится к Черному Лесу (Шварцвальду) (операция «Эффектив»). Изучались и многие другие планы – один фантастичнее другого. Штаб 101-й дивизии узнал, что штаб 1-й союзнической воздушно-десантной армии даже рассматривает возможность десантирования дивизии в горах в районе Берхтесгадена в Баварии с целью захвата «Орлиного гнезда» в Оберзальцберге, вероятно, вместе с его хозяином, Адольфом Гитлером.
Разумеется, невозможно было детально распланировать все десанты. Как сказал генерал Хиггинс своему штабу: «Просто нет столько транспортных самолетов для размещения войск и парашютистов, если будут отданы приказы на все эти операции. В любом случае, мы не жадные – нам хватит и одной!» Однако какой именно приказ получит воздушно-десантная армия и, в частности, какова будет роль 101-й дивизии? Десант на Берлин казался наиболее вероятным, хотя даже начальник оперативного отдела полковник Гарри Киннард полагал, что это будет «довольно опасное задание». Все сожалели, что, в случае берлинского десанта, 101-я будет сброшена на аэродром Гатов, в то время как их главный соперник – 82-я – получил главную цель – Темпельхоф. И все же Берлин оставался важнейшей военной целью; дел хватит всем.
Полковнику Киннарду воздушный десант казался идеальным способом закончить войну в Европе. На карте военных действий он даже начертил красную линию от районов сосредоточения десантных войск во Франции до зон высадки 101-й дивизии в Берлине: немецкая столица лежала всего в 475 воздушных милях от базы. Если им дадут зеленый свет, думал он, первые американцы окажутся в Берлине всего через пять часов.