Поколдовав над картой, объявил:
– Прямо по курсу – остров Косумель. Первая точка высадки Кортеса на Американском континенте.
Мария не отвечала, ее лицо было залито светом луны, и только губы прошептали что-то беззвучное и печальное.
Как только решение было принято, Роман преобразился, от неуверенности не осталось следа. Он был вооружен самолетом, Машиной времени, наконец, знанием. Он мог в любую минуту вернуться обратно. Тревожная мысль о неких стражах вечности хотя и поражала воображение, но гораздо меньше, чем перелет – бац! – через три столетия. Кроме того, он мог, видимо, рассчитывать на их поддержку, иначе б не было ни этой ночи, ни золотого квадрата на руке. Да, он был возмездием в незримых руках. Возмездием и… игрушкой. Но о последнем Батон старался не думать, чтобы не сойти с ума от отчаяния: его дергают за ниточки! Он понимал, что эмоции сейчас только помеха. Найти Умника, помешать Кортесу – вот что было важно!
Внезапно внизу над поверхностью океана, там, где мерцала многотонная слизь пены и волн, появилась алая стрела, которая показывала своим острием на северо-восток, туда, где секундой позднее возник голубой овал. Это таинственное зрелище длилось меньше десяти – пятнадцати секунд, Батон не успел даже окликнуть Марию, так как заметил в центре голубой окружности темные пятнышки судов. Батон положил самолет на крыло и через несколько минут разглядел внизу цепочку допотопных суденышек, идущих на всех парусах к побережью Америки.
Сомнений не оставалось, именно они – корабли Кортеса – и были его целью. Целью для уничтожения? Целью для боя?
– Мария, внимание! Достань ракетницу и приготовься стрелять вниз по кораблям… это конкистадоры.
– А ты уверен, что от тебя ждут именно этого?
– Да, уверен. Эти глупые ацтеки должны быть спасены, я не сомневаюсь, что у Умника прямо противоположная цель… А вот а первая историческая неточность. Сколько каравелл было у Кортеса по записи на кассете?
– Одиннадцать, кажется…
– А здесь ровно на две больше, тринадцать – чертова дюжина. Ну, держись, сейчас мы их пугнем для профилактики. Включаю весь свет!
Включив посадочные огни и бортовой прожектор, спортивный самолет с ревом пошел на снижение. Свет, хлынувший с неба, выхватил из полумглы цепочку парусников. Прожектор выделил первый корабль и стиснул его палубу в щупальцах слепящего света. Истошно заорал матрос-наблюдатель в бочке на верхушке мачты. Испуганные вопли разнеслись над океаном; человеческим крикам ответил рев животных – это страшно заржали лошади в стойлах посреди палубы. Взмыли вверх кованые копыта, выкатились огромные глаза, подковы забарабанили по дереву, полетели щепки. Человеческие вопли пожаром схватили всю эскадру. Кто-то полетел за борт. Сверкнула сталь обнаженных клинков. Налились кровью глаза. Тревога стряхнула предутренний сон, и корабли покрылись мурашиным кишением толпы.
– Мария,– крикнул Батон, показывая вниз,– под нами, видимо, флагманский корабль. Вон флаг! Огонь, дай им жару.
– Эрнандо! – ломится офицер в каюту главнокомандующего.– В небе дьявол! Вставайте.
На офицере гроздью повисла охрана Кортеса, клубок человеческих тел катается у входа в капитанскую каюту, рычит, плюется. Одна из лошадей вырывается из стойла и ошалело скачет по корме, падает, вскакивает и снова валится от качки, переворачивается на спину, лупит ногами в темноту, давит чьи-то кости. Белая спина покрывается кровью. На пороге каюты показывается бледный Кортес, он смотрит с ужасом вверх, где пылает летящий ангел смерти с двумя огненными мечами в руках.
Ангел плюется огнем, и дождь красной и белой крови повисает в небе сверкающим саваном. Переливы света заковывают эскадру в магическую сеть. В океане разверзаются темные пасти чудовищ, готовых проглотить все живое. Кортес видит самую глубокую глотку с зубами из кораллов и языками из пены, у него кружится голова.
Если бы не священник, отец Гильермо!
– Тихо! – орет он могучим голосом, который внезапно разносится над всеми кораблями эскадры.– Это же крест Божий. Восславим Господа нашего за святое знаменье!
И откуда взялся такой голос в этой невзрачной фигурке? Отец Гильермо простирает над головами матросов крест, и все видят, что он похож на небесное распятие посреди звезд.
– Слава Иисусу!
– Слава Господу Богу, спасителю и защитнику нашему! Слова святого отца разносятся далеко над океаном.
Паника мигом стихает. Солдаты бросаются к лошадям. Матросы, падая на колени в слезах, крестят лбы, тянут на свет нательные кресты, живая очередь ползет к священнику, впиться губами в серебряное распятие.
– Мария, это же мегафон!– восклицает Батон, разворачиваясь на новый заход.
– Умник там, Роман. Это его голос!
– Я постараюсь выпустить шасси и сломать мачту.
– У меня кончились все ракеты.
Самолет вновь готовится к пикированию, но…
Внезапно с кормы флагманского корабля раздается автоматная очередь, и веер трассирующих пуль проносится почти перед самой пилотской кабиной. От неожиданности Батон берет круто вверх. На кораблях вновь вспыхивает паника: струя пуль замечена всеми, и опять на помощь приходит патер Гильермо.
– Это святая Мария ответила своему сыну слезами радости,– орет он, и вновь его голос разносится над стихиями.
На корме среди пушек – походный алтарь Кортеса,– и слова священника звучат убедительно для паникеров. Вновь стихают испуганные вопли. Хор подхватывает молитву. В экстазе патер Гильермо начинает петь: «Помилуй меня, Боже, помилуй меня; ибо на Тебя уповает душа моя, и в тени крыл Твоих я укроюсь, доколе не пройдут беды. Воззову к Богу Всевышнему, Богу, благодетельствующему мне…»
В этот момент первые лучи восходящего солнца брызжут над океаном божественным веером. Золотой холм появляется на востоке. Кортес выхватывает распятие у святого отца и, подняв его в двух руках над головой, вопит: «С нами Бог!»
Солдаты поднимают упавшую лошадь.
Падая на колени перед распятием в руках повелителя, матросы провожают глазами святой крест, который гаснет в светлеющем небе, уносясь к божественному престолу, пока не тает в вышине.
На этот раз Мария успевает заметить алую стрелу, которая вспыхивает и тут же гаснет над океаном. Батон молчит, и она не решается нарушить его мрачное молчание. Снова вспыхивает стрела пришельцев, указывая куда-то на северо-запад, но пилот словно не замечает знаки стражи и упрямо летит в сторону острова Косумель, который уже виден узкой полосой суши на горизонте.
Стрела больше не появляется.
Спустя полчаса Батон сажает самолет на широкую песчаную полосу бесконечного пустого пляжа.
– Это дыра от автоматной пули.– Роман хмуро воткнул палец в отверстие на краешке самолетного крыла.
Его слова обращены к самому себе, потому что Марии рядом нет.
Яркое солнце и безоблачный небосвод обещают жаркий день. Море покрыто гладким стеклом штиля и отвечает солнцу пыльным сиянием миллионов зеркал. Мария нагишом выходит из воды и счастливо бежит вдоль прибоя по упругому песку. Роман смотрит ей вслед, но что он думает об этом радостном беге?
– Ты только понюхай, как пахнет воздух! – она стыдливо кутается в махровую простыню,– вкусно как, морем пахнет, а еще цветами… массой цветов. А вода! Ром, я никогда не видела такой чистой воды. И рыбы меня не боятся, представляешь? Вон у того камня плавает большая рыбина. Полосатая, как тельняшка. Мне хочется остаться здесь навсегда! Чего ты молчишь? Глупо? Ну и пусть глупо. Вокруг никого на тысячи метров. 1519 год! До моего рождения почти пятьсот лет. Еще жив Сервантес. Зато Шекспир еще не родился. Башни Московского Кремля еще совсем новенькие. Жив Рафаэль. Голова кругом!
– А что, если это не Земля? – Батон, наконец, стягивает с себя защитную куртку.
– Земля! – восклицает Мария.– А там Америка! Там еще нет ни Мексики, ни Соединенных Штатов, ни Нью-Йорка, Нет ничего, только сельва да бесконечные прерии. Как странно! Все еще впереди: война за независимость, Вашингтон, Голливуд…
– И Гитлер еще впереди, и Хиросима,– мрачно вторит Батон,– и Великий Контакт…
– Роман, ты несносен! – И она награждает шлепком.
– Признаться, у меня в голове полная каша – если мы помешаем Кортесу победить ацтеков, то мир у нас изменится, так?.. Но он изменится в правильную сторону или нет? В школе я учил, что Кортес победил и что Орлеан – столица Франции… так какая история Земли настоящая? Там, где этот океан Колумбийский или Атлантический?
– Я не хочу больше об этом думать. Ром, давай переберемся сюда навсегда? А?! Перетащим по частям наш дом из Крыма. Поставим его вон там, под пальмами. Ты отрастишь бороду, я буду ходить нагишом, наши дети вырастут свободными.
– А где ты будешь слушать Вивальди? Здесь негде воткнуть электрическую вилку.
– Я не захочу его слушать.
– А душ ты захочешь принять? Смыть соль с кожи?
– Привыкну обходиться без него.
– Увы, Мария, мне нужен, пардон, унитаз.
– Ты просто невозможен! – вспыхнула женщина и вскочила с песчаного ложа.– Ой, что это?!
От самолета раздавались протяжные сигналы.
– Это бортовая связь.– Вскочил Батон и, подбежав к кабине, щелкнул тумблером.– Слушаю…
– С прибытием,– раздалось в тишине,– Как слышно?
Это был голос Умника.
– Ты?.. Как ты меня нашел?
– Очень просто, наши станции единственные на весь XVI век. В эфире ни одной радиопомехи… Ха-ха… А ты неплохо придумал с ночным налетом, Батон, и психологически рассчитал весьма точно, эти паршивцы порядком трухнули. Сам Кортес чуть не обмочился со страху. Поздравляю!
– Они повернули назад?
– Нет,– рассмеялся Умник,– тебя подвела форма самолета, он похож на крест. А крест – это ведь знак божий. Так я и объяснил.
– Слышал я твои заклинания. За святого отца себя выдаешь?
– Да. Это очень удобно во всех смыслах. Пока один – один, согласен?
– Я не на пинг-понг сюда забрался, Умник.
– Послушай, а почему стража сама не разделается со мной?
Батон замолчал.
– Почему они выбрали тебя? Ты не спросил?
– Проваливай, Умник, я собираюсь заняться любовью.
– Я знаю, что ты не один, знаю… я вообще знаю больше, чем ты подозреваешь… О, слышишь гул? Это гремят корабельные цепи – наша эскадра бросает якоря у полуострова Юкатан, милости прошу.
Голос пропал, но Роман долго еще не выключал бортовую радиосвязь, задумчиво покачиваясь на носках, в своей любимой позе размышлений… Он хотел мысленно оказаться сейчас там, где был его враг. Впрочем, того же самого хотел и Ульрих фон Арцт, задвинув складывающуюся антенну, он спрятал коробочку рации на груди, застегнул черную рясу и вышел из каюты на палубу. Он не заметил, что в зарешеченное оконце за ним наблюдают чьи-то выпученные глаза, глаза под густыми бровями, глаза на волосатом лице, где борода доходила почти до глазных мешков.
Здесь он был отец Гильермо.
Его оглушил шум океана, хлюпанье волн о борта корабля. Солнце поднималось к зениту. В полумиле от флагманского корабля «Сант-Яго» виделся незнакомый берег – густо-зеленая полоса джунглей, разорванная устьем широкой реки, втекающей в океан. На карте Умника она значилась под именем Табаско, но для эскадры это была неизвестная река, источник пресной воды, путь в глубь материка, тайна, засада, дорога к смерти… Борясь с течением Табаско, к берегу шла шлюпка, груженная пустыми бочонками для свежей воды. В шлюпке несколько матросов и один солдат-аркебузер в начищенных латах.
Все насторожены. Над палубой общее молчание.
Вот последние корабли эскадры заходят в бухту.
Гильермо подходит к свите главнокомандующего и в который раз цепко вглядывается в крепкую фигуру Кортеса. Ему повсюду мерещится стража вечности… Но стража ведет себя непонятным образом – она предоставила ему полную свободу действия, и сейчас он – патер Гильермо, он же Умник или Ульрих фон Арцт-негласно возглавляет поход конкистадоров, тот самый поход, который в настоящей истории закончился победой и гибелью цивилизации ацтеков. Посмотрим, чем закончится этот поход сейчас, когда он решил вступиться за ацтеков и подставить новую подножку истории…
Тут патер поймал на себе подозрительный взгляд капитана Алонсо Пуэртокарреро. Капитан пялил на него свои кровавые зенки и теребил лапой косматую бороду… Страж?!
– Если ты страж, то чего молчишь?! – издевательски сказал он капитану на английском.
Пуэртокарреро явно ничего не понял, а, прошептав какие-то неясные угрозы, отвернулся. Гильермо перекрестил его и подошел к Кортесу. Эрнан стоял над картой, положенной на спину слуги, золотые галуны на его камзоле пылали на солнце зелено-желтыми брызгами.
– Надо подняться вверх по этой реке в глубь земли и все хорошенько разведать,– говорил Кортес, тыча пальцем в примитивную карту, где была подробно обозначена только Эспаньола, а берег Новой Испании означала ничего не говорящая линия с устьями нескольких рек.
– Нет, Эрнан,– возразил решительным голосом Умник-Гильермо,– эта хитрая река уведет в сторону от цели, в глубь континента, в ядовитые джунгли, где живут змеи да обезьяны. Нам нужно подняться вдоль берега на север и высадиться вот здесь (его палец обозначил точку). Отсюда самый короткий путь до столицы ацтеков. Меньше месяца пешего перехода.
– Откуда тебе это известно, отец Гильермо? – хмуро спросил Кортес. Для него этот священник на Эспаньоле был всего лишь заурядным церковным служителем, однако в походе он вдруг разом переменился и словно стал другим человеком.
– От Бога! – ответил Гильермо, смело глядя Кортесу в глаза.
– А может, от дьявола? – воскликнул капитан Пуэртокарреро и потянулся к эфесу клинка.
Неизвестно, чем бы все это кончилось, если б не странные гортанные крики с берега.
Гул изумления пробежал над палубой.
Там, на берегу Новой Испании, внезапно из чащи леса вышел угрожающей шеренгой небольшой отряд индейцев. Это были воины – на груди красные узоры охры, на плечах силуэты священных птиц, знаки войны на лбу, головные ритуальные уборы из перьев. Они вышли из леса в тот самый миг, когда шлюпка причалила к песчаной полосе. Вышли с гортанными криками и бесстрастными лицами. В испанцев полетели стрелы. Индейцы были вооружены луками и стреляли с поразительной быстротой. Несколько испанцев было ранено, а один убит наповал. Среди криков и ругательств выделялся аркебузер, который, надвинув на лицо защитную пластину, спокойно установил на подставку свое оружие. Стрелы ничего не могли сделать с его стальными латами; прицелился и выстрелил.
Первый оружейный выстрел на Американском континенте!
Притом, что пуля сразила наповал одного из стрелков, выстрел, огонь из ствола, дым – все это произвело необычайно сильное впечатление на индейцев, некоторые из них попадали на колени, двое-трое метнулись в чащу.
Выстрелы из арбалетов продемонстрировали индейцам невиданную дальность полета и убийственную мощь стрел белого врага.
Все довершил оглушительный грохот бортовых пушек «Сант-Яго». Восемь фальконетов выплюнули, в клубах порохового дыма, свинцовые ядра, которые, с воем пролетев над водой и береговой полосой, уже на излете, вонзились с хрустом в зеленую стену сельвы. Лес ответил испуганным шумом птиц, одно из ядер угодило в человеческую стену, пробив кровавую брешь в индейских рядах.
Оставив на песке умирающих и убитых, отряд отступил в страхе и беспорядке.
– Бойся гнева Господня, Алонсо,– с угрозой сказал священник бородатому капитану и показал в небо, где высоко-высоко был виден летящий крест,– видишь, он весь в крови.
При этом он снова упал на колени и затянул псалом.
– С нами святая сила,– со страхом восклицали матросы и солдаты, заметив в небе распятие. Только Кортес, отвернувшись от чуда, задумчиво поглядывал на молящегося святого отца – власть Гильермо бросала неожиданный вызов его собственному могуществу. И бородач Алонсо понял это по глазам главнокомандующего.
Он не стал опускаться на колени и смотреть в небо, где мелькал над побережьем алый спортивный самолет.
К вечеру – наперекор увещеваниям и угрозам священника – высадка части войск была закончена, ночью вдоль берега пылали сторожевые костры, утром к Кортесу притащили пойманного в сельве индейца, который после пытки сообщил, что на испанцев наступает армия численностью в 2500 человек. Пока все складывалось именно так, как и произошло в тот первый поход Кортеса, и Умник-Гильермо выходил из себя: главнокомандующий решил перехватить инициативу и в момент боя обойти индейцев с конным отрядом в шестнадцать всадников и напасть сзади.
Как только солнце взошло повыше, отряд двинулся в обход – третьим вслед за Кортесом и Пузртокарреро скакал Гильермо: отныне с него не спускали глаз. Хотя ничто не могло причинить ему вреда, Умник уже готов был издевательски взмыть в небо вместе с тремя незаметными слугами, в которых трудно было узнать его фиолетовую свиту с электронными мозгами. Умник уже обдумывал, как это сделать поэффектней, как наперерез белому коню Эрнандо Кортеса из чащи метнулся Батон и в упор выстрелил в грудь конкистадора.
Испуганный конь делает свечку.
Кортес катится из седла, висит несколько секунд на стременах, затем шлепается в грязь, уставившись в небо мертвыми глазами.
Конь под бородачом Алонсо делает отчаянный скачок в сторону, и все пространство затягивает ослепительная серебристая вспышка. И вновь время стекленеет на глазах, становится тягучим, как мед, и медленным, как черепаха. Несколько секунд фигуры, свет сквозь листву, кони, мириады листьев, экзотические птицы, облачка в вышине застывают на месте, а затем начинают пятиться вспять, выполнять при этом фантастические рывки, сдвиги, шажки, перетекания.
– Это запрещенный прием,– крикнул Умник, прыгая на землю с оцепеневшего полукаменного коня, на коже которого переливались черно-белые волны остановленного света. Солнце напоило мир стробоскопическими вспышками.
Конь, опускаясь на задние ноги, начинает делать скачок вспять. Белая лошадь Кортеса вновь вступила в собственный след. Рот Пуэртокарреро стал закрываться.
– Болван! – заорал Умник, увидев, что Батон спокойно целится в его сердце и давит на спусковой крючок пальцем.– Две машины нейтрализуют друг друга. И потом – мы заодно, Батон!
Но только ощутив вялое сопротивление курка и увидев, что пуля лезет из ствола револьвера со скоростью зубной пасты из тюбика, Роман понял, что Умник опять прав.
– Брось пушку, Батон,– сказал Умник, хватая его за руки.– Кортес будет жить. Глянь – он взлетает в седло спиной вперед. Ха! Он не умнее других, и дело не в нем. Испанцы уничтожат древний мир. Его ничто не спасет. Убей Кортеса, и любой заменит его, хотя бы вот этот наглец – Алонсо Пуэртокарреро! Дело в свинце и порохе! В лошадях, черт возьми!
– Заткнись, Умник, я понял, в чем дело… Это не развилка во времени. Развилка была там, прошлой ночью, когда шайка могла повернуть домой. А сегодня мир неуязвим.
– Ого, я вижу, ты вооружен до зубов!
Умник заметил, что цвет Машины времени на запястье соперника – цвет золота.
– А задушить тебя я смогу! – Батон попытался схватить Умника за горло, но тот отскочил с ловкостью обезьяны. Зато на сжатых пальцах Романа повисла сорванная с груди псевдосвященника портативная рация.
– Я не один, дурень!
Умник показывает на свою могучую свиту, которая спокойно движется сквозь бетон остановленных минут по поляне с короткокрылыми автоматами наперевес.
– Считай, что твоя первая попытка не удалась: ха!
Кортес, взлетев с земли, наконец опускается в седло и начинает открывать глаза, брошенные поводья втекают в его ладони, пуля выныривает из груди и начинает ползти улиткой вспять, к точке вылета. Кровавое пятно на камзоле съеживается до размеров монеты, а затем и вообще исчезает.
Переливы света превратили джунгли в магический театр.
Тела скачущих на месте лошадей – скульптуры вокруг мраморных фонтанов. Зеленая толща сельвы – бастионы из яшмы. Насекомые в тропическом воздухе – полированные блестки на муаровых лентах. Миг набрал полные легкие вечности и не может сделать привычный выдох.
– Почему ты такой добренький, гад? На, стреляй, на! – орет в исступлении Батон.
– Потому что я тоже не хочу быть пешкой! – кричит в ответ Умник.– Как я оказался вместе с вами тогда? Как? Молчишь… Сейчас я знаю, что это было подстроено!
Их лица залиты перекатом волн, вспышками незримого пламени.
– Мы оба пешки, пешки, Батон, неужто ты еще этого не понял!
– Так оставь в покое историю, Умник. Займемся друг другом. У индейцев должен быть шанс на победу.
– Оставь свой тон. Я делаю то, что хочу. А вы все просто шуты, шуты, которые веселят меня в минуту скуки.
– Подонок!
Пуля беззвучно входит в канал ствола.
Гаснет мерцающее пламя.
Батон вытер с лица пот. Мимо него пронеслись всадники – первым на белой лошади Кортес в шлеме и в камзоле с золотыми галунами, за ним Алонсо Пуэртокарреро, третьим скакал священник Гильермо. Он один насмешливо смотрел в чащу, туда, где скрывался соперник. Комья жирной земли хлестнули Романа в грудь.
Где-то совсем рядом уже отчетливо слышны звуки сражения при Табаско: редкие выстрелы малых фальконетов, пальба аркебуз, печальные крики индейцев и нечто объемное, свистяще-шелестящее, некое звуковое облако, застрявшее в лианах,– эхо от сотен летящих в цель стрел.
Придя в себя, Роман выдвигает из рации антенну; ясно, что она настроена на волну бортовой радиостанции.
– Мария, Мария, ты слышишь меня?
В этот момент сухая ветка зацепила сутану отца Гильермо и, распоров ее на две полоски, содрала одеяние, до пояса обнажив сверкающий металлопластиковый свитер. Такое впечатление, словно из кокона вылетела на свет бабочка в серебристых латах.
– Дьявол! Это сатана! – с ужасом и ненавистью заорал капитан Алонсо и первым нанес удар мечом по телу священника.
Но меч не оставил никаких следов, а тело бородача вдруг поразила электрическая сила. Вскрикнув, он выронил меч из рук. Всадники сбились в кучу. Только один Кортес сохранил хладнокровие.
– А ты попробуй еще раз, собака! – крикнул Умник капитану и, срывая остатки сутаны, швырнул ее под ноги коня.
– С нами мадонна!
К псевдо-Гильермо устремились новые мечи и кинжалы.
Тогда Ульрих фон Арцт отделился от седла и взлетел в воздух. С ликующим хохотом он прицелился в голову капитана из странной коробочки с еле заметным дулом и разрезал его пополам лазерным жалом. Распиленные латы с глухим звоном покатились по земле, а сам капитан Алонсо упал разом по обе стороны коня.
Леденящий ужас охватил отряд конкистадоров при виде князя тьмы.
– Сатана!– громко крикнул Кортес.– Возьми его душу, но дай мне победу!
– Договорились, Эрнан,– безразлично ответил дьявол и вспышкой адского пламени указал в сторону битвы.– Вперед, мерзавцы, вперед, вас ждет победа!
И он вознесся еще выше, причем из леса к нему устремились в небо еще три бестии.
– Габриэль, поймай лошадь этого нечестивца,– приказал Кортес.
Пламя, зажженное сатаной, лизнуло верхушки деревьев, но тут же погасло.
Глава четвертая
– Прямо по курсу – остров Косумель. Первая точка высадки Кортеса на Американском континенте.
Мария не отвечала, ее лицо было залито светом луны, и только губы прошептали что-то беззвучное и печальное.
Как только решение было принято, Роман преобразился, от неуверенности не осталось следа. Он был вооружен самолетом, Машиной времени, наконец, знанием. Он мог в любую минуту вернуться обратно. Тревожная мысль о неких стражах вечности хотя и поражала воображение, но гораздо меньше, чем перелет – бац! – через три столетия. Кроме того, он мог, видимо, рассчитывать на их поддержку, иначе б не было ни этой ночи, ни золотого квадрата на руке. Да, он был возмездием в незримых руках. Возмездием и… игрушкой. Но о последнем Батон старался не думать, чтобы не сойти с ума от отчаяния: его дергают за ниточки! Он понимал, что эмоции сейчас только помеха. Найти Умника, помешать Кортесу – вот что было важно!
Внезапно внизу над поверхностью океана, там, где мерцала многотонная слизь пены и волн, появилась алая стрела, которая показывала своим острием на северо-восток, туда, где секундой позднее возник голубой овал. Это таинственное зрелище длилось меньше десяти – пятнадцати секунд, Батон не успел даже окликнуть Марию, так как заметил в центре голубой окружности темные пятнышки судов. Батон положил самолет на крыло и через несколько минут разглядел внизу цепочку допотопных суденышек, идущих на всех парусах к побережью Америки.
Сомнений не оставалось, именно они – корабли Кортеса – и были его целью. Целью для уничтожения? Целью для боя?
– Мария, внимание! Достань ракетницу и приготовься стрелять вниз по кораблям… это конкистадоры.
– А ты уверен, что от тебя ждут именно этого?
– Да, уверен. Эти глупые ацтеки должны быть спасены, я не сомневаюсь, что у Умника прямо противоположная цель… А вот а первая историческая неточность. Сколько каравелл было у Кортеса по записи на кассете?
– Одиннадцать, кажется…
– А здесь ровно на две больше, тринадцать – чертова дюжина. Ну, держись, сейчас мы их пугнем для профилактики. Включаю весь свет!
Включив посадочные огни и бортовой прожектор, спортивный самолет с ревом пошел на снижение. Свет, хлынувший с неба, выхватил из полумглы цепочку парусников. Прожектор выделил первый корабль и стиснул его палубу в щупальцах слепящего света. Истошно заорал матрос-наблюдатель в бочке на верхушке мачты. Испуганные вопли разнеслись над океаном; человеческим крикам ответил рев животных – это страшно заржали лошади в стойлах посреди палубы. Взмыли вверх кованые копыта, выкатились огромные глаза, подковы забарабанили по дереву, полетели щепки. Человеческие вопли пожаром схватили всю эскадру. Кто-то полетел за борт. Сверкнула сталь обнаженных клинков. Налились кровью глаза. Тревога стряхнула предутренний сон, и корабли покрылись мурашиным кишением толпы.
– Мария,– крикнул Батон, показывая вниз,– под нами, видимо, флагманский корабль. Вон флаг! Огонь, дай им жару.
– Эрнандо! – ломится офицер в каюту главнокомандующего.– В небе дьявол! Вставайте.
На офицере гроздью повисла охрана Кортеса, клубок человеческих тел катается у входа в капитанскую каюту, рычит, плюется. Одна из лошадей вырывается из стойла и ошалело скачет по корме, падает, вскакивает и снова валится от качки, переворачивается на спину, лупит ногами в темноту, давит чьи-то кости. Белая спина покрывается кровью. На пороге каюты показывается бледный Кортес, он смотрит с ужасом вверх, где пылает летящий ангел смерти с двумя огненными мечами в руках.
Ангел плюется огнем, и дождь красной и белой крови повисает в небе сверкающим саваном. Переливы света заковывают эскадру в магическую сеть. В океане разверзаются темные пасти чудовищ, готовых проглотить все живое. Кортес видит самую глубокую глотку с зубами из кораллов и языками из пены, у него кружится голова.
Если бы не священник, отец Гильермо!
– Тихо! – орет он могучим голосом, который внезапно разносится над всеми кораблями эскадры.– Это же крест Божий. Восславим Господа нашего за святое знаменье!
И откуда взялся такой голос в этой невзрачной фигурке? Отец Гильермо простирает над головами матросов крест, и все видят, что он похож на небесное распятие посреди звезд.
– Слава Иисусу!
– Слава Господу Богу, спасителю и защитнику нашему! Слова святого отца разносятся далеко над океаном.
Паника мигом стихает. Солдаты бросаются к лошадям. Матросы, падая на колени в слезах, крестят лбы, тянут на свет нательные кресты, живая очередь ползет к священнику, впиться губами в серебряное распятие.
– Мария, это же мегафон!– восклицает Батон, разворачиваясь на новый заход.
– Умник там, Роман. Это его голос!
– Я постараюсь выпустить шасси и сломать мачту.
– У меня кончились все ракеты.
Самолет вновь готовится к пикированию, но…
Внезапно с кормы флагманского корабля раздается автоматная очередь, и веер трассирующих пуль проносится почти перед самой пилотской кабиной. От неожиданности Батон берет круто вверх. На кораблях вновь вспыхивает паника: струя пуль замечена всеми, и опять на помощь приходит патер Гильермо.
– Это святая Мария ответила своему сыну слезами радости,– орет он, и вновь его голос разносится над стихиями.
На корме среди пушек – походный алтарь Кортеса,– и слова священника звучат убедительно для паникеров. Вновь стихают испуганные вопли. Хор подхватывает молитву. В экстазе патер Гильермо начинает петь: «Помилуй меня, Боже, помилуй меня; ибо на Тебя уповает душа моя, и в тени крыл Твоих я укроюсь, доколе не пройдут беды. Воззову к Богу Всевышнему, Богу, благодетельствующему мне…»
В этот момент первые лучи восходящего солнца брызжут над океаном божественным веером. Золотой холм появляется на востоке. Кортес выхватывает распятие у святого отца и, подняв его в двух руках над головой, вопит: «С нами Бог!»
Солдаты поднимают упавшую лошадь.
Падая на колени перед распятием в руках повелителя, матросы провожают глазами святой крест, который гаснет в светлеющем небе, уносясь к божественному престолу, пока не тает в вышине.
На этот раз Мария успевает заметить алую стрелу, которая вспыхивает и тут же гаснет над океаном. Батон молчит, и она не решается нарушить его мрачное молчание. Снова вспыхивает стрела пришельцев, указывая куда-то на северо-запад, но пилот словно не замечает знаки стражи и упрямо летит в сторону острова Косумель, который уже виден узкой полосой суши на горизонте.
Стрела больше не появляется.
Спустя полчаса Батон сажает самолет на широкую песчаную полосу бесконечного пустого пляжа.
– Это дыра от автоматной пули.– Роман хмуро воткнул палец в отверстие на краешке самолетного крыла.
Его слова обращены к самому себе, потому что Марии рядом нет.
Яркое солнце и безоблачный небосвод обещают жаркий день. Море покрыто гладким стеклом штиля и отвечает солнцу пыльным сиянием миллионов зеркал. Мария нагишом выходит из воды и счастливо бежит вдоль прибоя по упругому песку. Роман смотрит ей вслед, но что он думает об этом радостном беге?
– Ты только понюхай, как пахнет воздух! – она стыдливо кутается в махровую простыню,– вкусно как, морем пахнет, а еще цветами… массой цветов. А вода! Ром, я никогда не видела такой чистой воды. И рыбы меня не боятся, представляешь? Вон у того камня плавает большая рыбина. Полосатая, как тельняшка. Мне хочется остаться здесь навсегда! Чего ты молчишь? Глупо? Ну и пусть глупо. Вокруг никого на тысячи метров. 1519 год! До моего рождения почти пятьсот лет. Еще жив Сервантес. Зато Шекспир еще не родился. Башни Московского Кремля еще совсем новенькие. Жив Рафаэль. Голова кругом!
– А что, если это не Земля? – Батон, наконец, стягивает с себя защитную куртку.
– Земля! – восклицает Мария.– А там Америка! Там еще нет ни Мексики, ни Соединенных Штатов, ни Нью-Йорка, Нет ничего, только сельва да бесконечные прерии. Как странно! Все еще впереди: война за независимость, Вашингтон, Голливуд…
– И Гитлер еще впереди, и Хиросима,– мрачно вторит Батон,– и Великий Контакт…
– Роман, ты несносен! – И она награждает шлепком.
– Признаться, у меня в голове полная каша – если мы помешаем Кортесу победить ацтеков, то мир у нас изменится, так?.. Но он изменится в правильную сторону или нет? В школе я учил, что Кортес победил и что Орлеан – столица Франции… так какая история Земли настоящая? Там, где этот океан Колумбийский или Атлантический?
– Я не хочу больше об этом думать. Ром, давай переберемся сюда навсегда? А?! Перетащим по частям наш дом из Крыма. Поставим его вон там, под пальмами. Ты отрастишь бороду, я буду ходить нагишом, наши дети вырастут свободными.
– А где ты будешь слушать Вивальди? Здесь негде воткнуть электрическую вилку.
– Я не захочу его слушать.
– А душ ты захочешь принять? Смыть соль с кожи?
– Привыкну обходиться без него.
– Увы, Мария, мне нужен, пардон, унитаз.
– Ты просто невозможен! – вспыхнула женщина и вскочила с песчаного ложа.– Ой, что это?!
От самолета раздавались протяжные сигналы.
– Это бортовая связь.– Вскочил Батон и, подбежав к кабине, щелкнул тумблером.– Слушаю…
– С прибытием,– раздалось в тишине,– Как слышно?
Это был голос Умника.
– Ты?.. Как ты меня нашел?
– Очень просто, наши станции единственные на весь XVI век. В эфире ни одной радиопомехи… Ха-ха… А ты неплохо придумал с ночным налетом, Батон, и психологически рассчитал весьма точно, эти паршивцы порядком трухнули. Сам Кортес чуть не обмочился со страху. Поздравляю!
– Они повернули назад?
– Нет,– рассмеялся Умник,– тебя подвела форма самолета, он похож на крест. А крест – это ведь знак божий. Так я и объяснил.
– Слышал я твои заклинания. За святого отца себя выдаешь?
– Да. Это очень удобно во всех смыслах. Пока один – один, согласен?
– Я не на пинг-понг сюда забрался, Умник.
– Послушай, а почему стража сама не разделается со мной?
Батон замолчал.
– Почему они выбрали тебя? Ты не спросил?
– Проваливай, Умник, я собираюсь заняться любовью.
– Я знаю, что ты не один, знаю… я вообще знаю больше, чем ты подозреваешь… О, слышишь гул? Это гремят корабельные цепи – наша эскадра бросает якоря у полуострова Юкатан, милости прошу.
Голос пропал, но Роман долго еще не выключал бортовую радиосвязь, задумчиво покачиваясь на носках, в своей любимой позе размышлений… Он хотел мысленно оказаться сейчас там, где был его враг. Впрочем, того же самого хотел и Ульрих фон Арцт, задвинув складывающуюся антенну, он спрятал коробочку рации на груди, застегнул черную рясу и вышел из каюты на палубу. Он не заметил, что в зарешеченное оконце за ним наблюдают чьи-то выпученные глаза, глаза под густыми бровями, глаза на волосатом лице, где борода доходила почти до глазных мешков.
Здесь он был отец Гильермо.
Его оглушил шум океана, хлюпанье волн о борта корабля. Солнце поднималось к зениту. В полумиле от флагманского корабля «Сант-Яго» виделся незнакомый берег – густо-зеленая полоса джунглей, разорванная устьем широкой реки, втекающей в океан. На карте Умника она значилась под именем Табаско, но для эскадры это была неизвестная река, источник пресной воды, путь в глубь материка, тайна, засада, дорога к смерти… Борясь с течением Табаско, к берегу шла шлюпка, груженная пустыми бочонками для свежей воды. В шлюпке несколько матросов и один солдат-аркебузер в начищенных латах.
Все насторожены. Над палубой общее молчание.
Вот последние корабли эскадры заходят в бухту.
Гильермо подходит к свите главнокомандующего и в который раз цепко вглядывается в крепкую фигуру Кортеса. Ему повсюду мерещится стража вечности… Но стража ведет себя непонятным образом – она предоставила ему полную свободу действия, и сейчас он – патер Гильермо, он же Умник или Ульрих фон Арцт-негласно возглавляет поход конкистадоров, тот самый поход, который в настоящей истории закончился победой и гибелью цивилизации ацтеков. Посмотрим, чем закончится этот поход сейчас, когда он решил вступиться за ацтеков и подставить новую подножку истории…
Тут патер поймал на себе подозрительный взгляд капитана Алонсо Пуэртокарреро. Капитан пялил на него свои кровавые зенки и теребил лапой косматую бороду… Страж?!
– Если ты страж, то чего молчишь?! – издевательски сказал он капитану на английском.
Пуэртокарреро явно ничего не понял, а, прошептав какие-то неясные угрозы, отвернулся. Гильермо перекрестил его и подошел к Кортесу. Эрнан стоял над картой, положенной на спину слуги, золотые галуны на его камзоле пылали на солнце зелено-желтыми брызгами.
– Надо подняться вверх по этой реке в глубь земли и все хорошенько разведать,– говорил Кортес, тыча пальцем в примитивную карту, где была подробно обозначена только Эспаньола, а берег Новой Испании означала ничего не говорящая линия с устьями нескольких рек.
– Нет, Эрнан,– возразил решительным голосом Умник-Гильермо,– эта хитрая река уведет в сторону от цели, в глубь континента, в ядовитые джунгли, где живут змеи да обезьяны. Нам нужно подняться вдоль берега на север и высадиться вот здесь (его палец обозначил точку). Отсюда самый короткий путь до столицы ацтеков. Меньше месяца пешего перехода.
– Откуда тебе это известно, отец Гильермо? – хмуро спросил Кортес. Для него этот священник на Эспаньоле был всего лишь заурядным церковным служителем, однако в походе он вдруг разом переменился и словно стал другим человеком.
– От Бога! – ответил Гильермо, смело глядя Кортесу в глаза.
– А может, от дьявола? – воскликнул капитан Пуэртокарреро и потянулся к эфесу клинка.
Неизвестно, чем бы все это кончилось, если б не странные гортанные крики с берега.
Гул изумления пробежал над палубой.
Там, на берегу Новой Испании, внезапно из чащи леса вышел угрожающей шеренгой небольшой отряд индейцев. Это были воины – на груди красные узоры охры, на плечах силуэты священных птиц, знаки войны на лбу, головные ритуальные уборы из перьев. Они вышли из леса в тот самый миг, когда шлюпка причалила к песчаной полосе. Вышли с гортанными криками и бесстрастными лицами. В испанцев полетели стрелы. Индейцы были вооружены луками и стреляли с поразительной быстротой. Несколько испанцев было ранено, а один убит наповал. Среди криков и ругательств выделялся аркебузер, который, надвинув на лицо защитную пластину, спокойно установил на подставку свое оружие. Стрелы ничего не могли сделать с его стальными латами; прицелился и выстрелил.
Первый оружейный выстрел на Американском континенте!
Притом, что пуля сразила наповал одного из стрелков, выстрел, огонь из ствола, дым – все это произвело необычайно сильное впечатление на индейцев, некоторые из них попадали на колени, двое-трое метнулись в чащу.
Выстрелы из арбалетов продемонстрировали индейцам невиданную дальность полета и убийственную мощь стрел белого врага.
Все довершил оглушительный грохот бортовых пушек «Сант-Яго». Восемь фальконетов выплюнули, в клубах порохового дыма, свинцовые ядра, которые, с воем пролетев над водой и береговой полосой, уже на излете, вонзились с хрустом в зеленую стену сельвы. Лес ответил испуганным шумом птиц, одно из ядер угодило в человеческую стену, пробив кровавую брешь в индейских рядах.
Оставив на песке умирающих и убитых, отряд отступил в страхе и беспорядке.
– Бойся гнева Господня, Алонсо,– с угрозой сказал священник бородатому капитану и показал в небо, где высоко-высоко был виден летящий крест,– видишь, он весь в крови.
При этом он снова упал на колени и затянул псалом.
– С нами святая сила,– со страхом восклицали матросы и солдаты, заметив в небе распятие. Только Кортес, отвернувшись от чуда, задумчиво поглядывал на молящегося святого отца – власть Гильермо бросала неожиданный вызов его собственному могуществу. И бородач Алонсо понял это по глазам главнокомандующего.
Он не стал опускаться на колени и смотреть в небо, где мелькал над побережьем алый спортивный самолет.
К вечеру – наперекор увещеваниям и угрозам священника – высадка части войск была закончена, ночью вдоль берега пылали сторожевые костры, утром к Кортесу притащили пойманного в сельве индейца, который после пытки сообщил, что на испанцев наступает армия численностью в 2500 человек. Пока все складывалось именно так, как и произошло в тот первый поход Кортеса, и Умник-Гильермо выходил из себя: главнокомандующий решил перехватить инициативу и в момент боя обойти индейцев с конным отрядом в шестнадцать всадников и напасть сзади.
Как только солнце взошло повыше, отряд двинулся в обход – третьим вслед за Кортесом и Пузртокарреро скакал Гильермо: отныне с него не спускали глаз. Хотя ничто не могло причинить ему вреда, Умник уже готов был издевательски взмыть в небо вместе с тремя незаметными слугами, в которых трудно было узнать его фиолетовую свиту с электронными мозгами. Умник уже обдумывал, как это сделать поэффектней, как наперерез белому коню Эрнандо Кортеса из чащи метнулся Батон и в упор выстрелил в грудь конкистадора.
Испуганный конь делает свечку.
Кортес катится из седла, висит несколько секунд на стременах, затем шлепается в грязь, уставившись в небо мертвыми глазами.
Конь под бородачом Алонсо делает отчаянный скачок в сторону, и все пространство затягивает ослепительная серебристая вспышка. И вновь время стекленеет на глазах, становится тягучим, как мед, и медленным, как черепаха. Несколько секунд фигуры, свет сквозь листву, кони, мириады листьев, экзотические птицы, облачка в вышине застывают на месте, а затем начинают пятиться вспять, выполнять при этом фантастические рывки, сдвиги, шажки, перетекания.
– Это запрещенный прием,– крикнул Умник, прыгая на землю с оцепеневшего полукаменного коня, на коже которого переливались черно-белые волны остановленного света. Солнце напоило мир стробоскопическими вспышками.
Конь, опускаясь на задние ноги, начинает делать скачок вспять. Белая лошадь Кортеса вновь вступила в собственный след. Рот Пуэртокарреро стал закрываться.
– Болван! – заорал Умник, увидев, что Батон спокойно целится в его сердце и давит на спусковой крючок пальцем.– Две машины нейтрализуют друг друга. И потом – мы заодно, Батон!
Но только ощутив вялое сопротивление курка и увидев, что пуля лезет из ствола револьвера со скоростью зубной пасты из тюбика, Роман понял, что Умник опять прав.
– Брось пушку, Батон,– сказал Умник, хватая его за руки.– Кортес будет жить. Глянь – он взлетает в седло спиной вперед. Ха! Он не умнее других, и дело не в нем. Испанцы уничтожат древний мир. Его ничто не спасет. Убей Кортеса, и любой заменит его, хотя бы вот этот наглец – Алонсо Пуэртокарреро! Дело в свинце и порохе! В лошадях, черт возьми!
– Заткнись, Умник, я понял, в чем дело… Это не развилка во времени. Развилка была там, прошлой ночью, когда шайка могла повернуть домой. А сегодня мир неуязвим.
– Ого, я вижу, ты вооружен до зубов!
Умник заметил, что цвет Машины времени на запястье соперника – цвет золота.
– А задушить тебя я смогу! – Батон попытался схватить Умника за горло, но тот отскочил с ловкостью обезьяны. Зато на сжатых пальцах Романа повисла сорванная с груди псевдосвященника портативная рация.
– Я не один, дурень!
Умник показывает на свою могучую свиту, которая спокойно движется сквозь бетон остановленных минут по поляне с короткокрылыми автоматами наперевес.
– Считай, что твоя первая попытка не удалась: ха!
Кортес, взлетев с земли, наконец опускается в седло и начинает открывать глаза, брошенные поводья втекают в его ладони, пуля выныривает из груди и начинает ползти улиткой вспять, к точке вылета. Кровавое пятно на камзоле съеживается до размеров монеты, а затем и вообще исчезает.
Переливы света превратили джунгли в магический театр.
Тела скачущих на месте лошадей – скульптуры вокруг мраморных фонтанов. Зеленая толща сельвы – бастионы из яшмы. Насекомые в тропическом воздухе – полированные блестки на муаровых лентах. Миг набрал полные легкие вечности и не может сделать привычный выдох.
– Почему ты такой добренький, гад? На, стреляй, на! – орет в исступлении Батон.
– Потому что я тоже не хочу быть пешкой! – кричит в ответ Умник.– Как я оказался вместе с вами тогда? Как? Молчишь… Сейчас я знаю, что это было подстроено!
Их лица залиты перекатом волн, вспышками незримого пламени.
– Мы оба пешки, пешки, Батон, неужто ты еще этого не понял!
– Так оставь в покое историю, Умник. Займемся друг другом. У индейцев должен быть шанс на победу.
– Оставь свой тон. Я делаю то, что хочу. А вы все просто шуты, шуты, которые веселят меня в минуту скуки.
– Подонок!
Пуля беззвучно входит в канал ствола.
Гаснет мерцающее пламя.
Батон вытер с лица пот. Мимо него пронеслись всадники – первым на белой лошади Кортес в шлеме и в камзоле с золотыми галунами, за ним Алонсо Пуэртокарреро, третьим скакал священник Гильермо. Он один насмешливо смотрел в чащу, туда, где скрывался соперник. Комья жирной земли хлестнули Романа в грудь.
Где-то совсем рядом уже отчетливо слышны звуки сражения при Табаско: редкие выстрелы малых фальконетов, пальба аркебуз, печальные крики индейцев и нечто объемное, свистяще-шелестящее, некое звуковое облако, застрявшее в лианах,– эхо от сотен летящих в цель стрел.
Придя в себя, Роман выдвигает из рации антенну; ясно, что она настроена на волну бортовой радиостанции.
– Мария, Мария, ты слышишь меня?
В этот момент сухая ветка зацепила сутану отца Гильермо и, распоров ее на две полоски, содрала одеяние, до пояса обнажив сверкающий металлопластиковый свитер. Такое впечатление, словно из кокона вылетела на свет бабочка в серебристых латах.
– Дьявол! Это сатана! – с ужасом и ненавистью заорал капитан Алонсо и первым нанес удар мечом по телу священника.
Но меч не оставил никаких следов, а тело бородача вдруг поразила электрическая сила. Вскрикнув, он выронил меч из рук. Всадники сбились в кучу. Только один Кортес сохранил хладнокровие.
– А ты попробуй еще раз, собака! – крикнул Умник капитану и, срывая остатки сутаны, швырнул ее под ноги коня.
– С нами мадонна!
К псевдо-Гильермо устремились новые мечи и кинжалы.
Тогда Ульрих фон Арцт отделился от седла и взлетел в воздух. С ликующим хохотом он прицелился в голову капитана из странной коробочки с еле заметным дулом и разрезал его пополам лазерным жалом. Распиленные латы с глухим звоном покатились по земле, а сам капитан Алонсо упал разом по обе стороны коня.
Леденящий ужас охватил отряд конкистадоров при виде князя тьмы.
– Сатана!– громко крикнул Кортес.– Возьми его душу, но дай мне победу!
– Договорились, Эрнан,– безразлично ответил дьявол и вспышкой адского пламени указал в сторону битвы.– Вперед, мерзавцы, вперед, вас ждет победа!
И он вознесся еще выше, причем из леса к нему устремились в небо еще три бестии.
– Габриэль, поймай лошадь этого нечестивца,– приказал Кортес.
Пламя, зажженное сатаной, лизнуло верхушки деревьев, но тут же погасло.
Глава четвертая
– … А теперь,– сказал Батон после того, как Мария вышла из воды,– держи.
Он отстегнул золотой квадрат с руки и протянул жене.
– Что это значит? – Она смотрела на него со страхом и недоумением.
– Ты же у меня сильная?
– Но при чем здесь Машина?
– Кортес продвинулся вдоль побережья на север и расположился лагерем вот здесь.– Роман начертил ногой на песке линию полуострова Юкатан и обозначил пинком будущий городок Вера-Крус.– Я попытаюсь,– продолжил он,– угнать у них лошадей. Ацтеки должны знать, что это не дракон, а обычная скотина.
– И это надолго.– Она поняла, что решение окончательно.
– Несколько дней точно.
– А самолет?
– Лошадь в нем не перевезти, кроме того, мне нужно это сделать без лишнего шума.
Он решительно застегнул вокруг ее запястья золотой браслет. И вот что удивительно – он обтянул тонкую женскую руку так же плотно, как руку хозяина.
– Я настроил ее на точку входа. В случае малейшей опасности ты испаришься в XX век, прямо на наш аэродром в Крыму.
– Ты был прав, Роман, я мешаю. Ты проиграл Умнику только из-за меня… Прости.– Она поцеловала его в лоб.– Боже, почему это случилось именно с нами? Ну почему?
– Это и должно было случиться именно с нами. Это возмездие.
– Молчи. Молчи. Ничего не говори… Это неправда!
– Все будет хорошо. Я вооружен. Умник оставил Кортеса… А еще он подарил мне рацию. Может быть, действительно мы заодно?
Батон помолчал, обнял на прощание Марию:
– Держи бортовую связь включенной круглые сутки. Пока.
Он спокойно пошел вдоль берега.
– Ром!
– Что?
– А ты хоть раз ездил на лошади?
– Конечно. Возвращайся к самолету.
Легкие сумерки тем временем сгустились. Только над океаном было светло, словно он излучал рассвет.
Отыскав удобное место, Роман переправился сначала через один рукав реки, затем через второй, третий… Он плыл через устья, он шел вдоль берега всю короткую ночь и вышел к лагерю конкистадоров в предутренней дымке восхода.
Он отстегнул золотой квадрат с руки и протянул жене.
– Что это значит? – Она смотрела на него со страхом и недоумением.
– Ты же у меня сильная?
– Но при чем здесь Машина?
– Кортес продвинулся вдоль побережья на север и расположился лагерем вот здесь.– Роман начертил ногой на песке линию полуострова Юкатан и обозначил пинком будущий городок Вера-Крус.– Я попытаюсь,– продолжил он,– угнать у них лошадей. Ацтеки должны знать, что это не дракон, а обычная скотина.
– И это надолго.– Она поняла, что решение окончательно.
– Несколько дней точно.
– А самолет?
– Лошадь в нем не перевезти, кроме того, мне нужно это сделать без лишнего шума.
Он решительно застегнул вокруг ее запястья золотой браслет. И вот что удивительно – он обтянул тонкую женскую руку так же плотно, как руку хозяина.
– Я настроил ее на точку входа. В случае малейшей опасности ты испаришься в XX век, прямо на наш аэродром в Крыму.
– Ты был прав, Роман, я мешаю. Ты проиграл Умнику только из-за меня… Прости.– Она поцеловала его в лоб.– Боже, почему это случилось именно с нами? Ну почему?
– Это и должно было случиться именно с нами. Это возмездие.
– Молчи. Молчи. Ничего не говори… Это неправда!
– Все будет хорошо. Я вооружен. Умник оставил Кортеса… А еще он подарил мне рацию. Может быть, действительно мы заодно?
Батон помолчал, обнял на прощание Марию:
– Держи бортовую связь включенной круглые сутки. Пока.
Он спокойно пошел вдоль берега.
– Ром!
– Что?
– А ты хоть раз ездил на лошади?
– Конечно. Возвращайся к самолету.
Легкие сумерки тем временем сгустились. Только над океаном было светло, словно он излучал рассвет.
Отыскав удобное место, Роман переправился сначала через один рукав реки, затем через второй, третий… Он плыл через устья, он шел вдоль берега всю короткую ночь и вышел к лагерю конкистадоров в предутренней дымке восхода.