Страница:
Поездка в Волгоград была, наверное, единственной, когда мы полностью выполнили программу. Мэр города организовал прием замечательно. Вечером предстояла очередная ответственная встреча с ветеранами. Ее сценарий досконально расписали в Москве аналитики из группы Чубайса. Прочитав текст, приготовленный Ельцину для озвучивания, я решил, что его сочинили обыкновенные «обновленные» фашисты, чтобы надругаться над мужеством и священной памятью тех, кто выстоял в страшной Сталинградской битве.
Дело в том, что один из волгоградских оборонных заводов под Ахтубой после конверсии начал выпускать фаллоимитаторы. Изделия эти, видимо, не пользовались большим спросом у населения, потому завод бедствовал и не выплачивал зарплату работающим там ветеранам, В штабе Чубайса придумали, как Ельцину следует выйти из этого щекотливого положения. Он должен был пошутить с ветеранами: дескать, я, президент России, знаю, что вместо денег вам дают зарплату фаллоимитаторами. Но вы еще такие крепкие мужики. Вам эти искусственные мужские достоинства ни к чему.
Согласно сценарию, ветеранам следовало попадать со стульев от смеха. Я сохранил этот текст на память как образец высокопрофессиональной деятельности тех, кто выбирал Ельцина отнюдь не сердцем.
В Астрахани мы тоже общались с гражданами по сценарию штаба. И на этот раз фантазии разработчиков обошлись недешево местной казне. На второй день визита Борис Николаевич вместе с рыбаками вытягивал невод из Волги. В неводе бились огромные осетры, заблаговременно положенные туда до приезда кандидата. Рыбаки были одеты в высокие резиновые сапоги, а шеф прямо в модельных туфлях забрел в воду, помогая тянуть сеть.
Потом в рыбацкой избушке все обмывали улов. Выставили на стол горки черной икры, разнообразную рыбу и астраханскую водку. Ельцину на жаре пить противопоказано вдвойне — он становится агрессивным. Но за столом ничего дурного не произошло.
Поблагодарив хозяев, мы сели в МИ-8, чтобы вернуться в город. Вместе с президентом в вертолете находились глава администрации Астраханской области Анатолий Гужвин, шеф протокола Владимир Шевченко, помощник президента Анатолий Корабельщиков, адъютант Анатолий Кузнецов…
Мы расселись в тесном салоне друг напротив друга. Я посмотрел в иллюминатор — красота под нами простиралась неописуемая. И вдруг президент сделал вид, что только сейчас обнаружил запачканные речным песком туфли. Он медленно задрал ногу и бухнул ее прямо в ботинке на стол.
Равнодушным взглядом я осмотрел туфлю, похожую на котлету в панировочных сухарях, и опять уставился в окно. Растерянный Гужвин, сидевший напротив Ельцина и не привыкший к подобным «царским фокусам», готов был, помоему, без парашюта сигануть вниз.
— Ну? — вопросительно изрек президент.
Все молчали. Он многозначительно посмотрел на меня. Я продолжал любоваться пейзажем.
— Даже глазами не поведет, — зло буркнул шеф.
Опять уставился на ботинок и заорал:
— Адъютант!!!
Толя влетел в салон. Шеф молча указал ему глазами на ботинок.
Полковник Кузнецов с пылающим, но непроницаемым лицом снял с шефа испачканную обувь, ее тут же ловко перехватил подоспевший официант Сергей. Вскоре президент получил ботинки обратно — блестящие, без единой песчинки.
…Символом грядущей победы на выборах в Татарстане должен был стать обыкновенный глиняный горшок. Все татарские газеты накануне нашего приезда написали, что если Ельцин с завязанными глазами сумеет разбить горшок, то непременно выиграет выборы. Мы же о предстоящем испытании узнали только тогда, когда приехали в Казань.
Я спросил своего коллегу Асхата:
— Что вы там задумали с этим горшком?
Оказывается, из штаба пришел очередной сценарий, учитывающий на этот раз национальные традиции татар. По одной из них истинный воин, сильный и ловкий, способен вслепую разбить палкой глиняный горшок. Точное попадание сулит удачу. Теперь Ельцину предстояло исполнить роль татарского воина.
Асхат — руководитель службы безопасности президента Татарстана Минтимира Шаймиева. На родине его прозвали мини-Коржаковым. Он действительно несколько раз приезжал ко мне в Москву, не стеснялся спрашивать, а в чем-то и подражать, используя наш опыт при организации службы у себя дома. Если мы гостили в Татарстане, Асхат от меня не отходил. Симпатии были обоюдными.
Мы с Асхатом понимали, что с горшком опозориться нельзя — не дай Бог шефу промахнуться — провал выборов в Татарстане обеспечен. Оппозиция промах раздует, начнет издеваться над немощным Ельциным.
— Александр Васильевич! Не волнуйтесь, попадет президент точно в цель, — успокоил меня Асхат.
Настал час испытания. Ельцину завязали глаза темно-зеленой повязкой, раскрутили на месте и дали в руки длинный шест. Публика замерла. Борис Николаевич сразу после раскрутки выбрал правильное направление и медленными шагами направился к горшку. Он осторожно преодолевал бугорки и обходил крохотные ямки. В какой-то момент показалось, что «воин» сбился с курса. Но один верный шаг вправо исправил ошибку. Президент занес над головой дубину, слегка присел, поднатужился и вдребезги разнес глиняную посудину. Народ ликовал!
Повязку моментально сняли с глаз президента и больше никто и никогда не видел этого лоскута.
Во время испытания я не нервничал, поскольку знал от Асхата: темная ткань была прозрачной. Сквозь нее только слепой мог не заметить горшок.
Дело в том, что один из волгоградских оборонных заводов под Ахтубой после конверсии начал выпускать фаллоимитаторы. Изделия эти, видимо, не пользовались большим спросом у населения, потому завод бедствовал и не выплачивал зарплату работающим там ветеранам, В штабе Чубайса придумали, как Ельцину следует выйти из этого щекотливого положения. Он должен был пошутить с ветеранами: дескать, я, президент России, знаю, что вместо денег вам дают зарплату фаллоимитаторами. Но вы еще такие крепкие мужики. Вам эти искусственные мужские достоинства ни к чему.
Согласно сценарию, ветеранам следовало попадать со стульев от смеха. Я сохранил этот текст на память как образец высокопрофессиональной деятельности тех, кто выбирал Ельцина отнюдь не сердцем.
В Астрахани мы тоже общались с гражданами по сценарию штаба. И на этот раз фантазии разработчиков обошлись недешево местной казне. На второй день визита Борис Николаевич вместе с рыбаками вытягивал невод из Волги. В неводе бились огромные осетры, заблаговременно положенные туда до приезда кандидата. Рыбаки были одеты в высокие резиновые сапоги, а шеф прямо в модельных туфлях забрел в воду, помогая тянуть сеть.
Потом в рыбацкой избушке все обмывали улов. Выставили на стол горки черной икры, разнообразную рыбу и астраханскую водку. Ельцину на жаре пить противопоказано вдвойне — он становится агрессивным. Но за столом ничего дурного не произошло.
Поблагодарив хозяев, мы сели в МИ-8, чтобы вернуться в город. Вместе с президентом в вертолете находились глава администрации Астраханской области Анатолий Гужвин, шеф протокола Владимир Шевченко, помощник президента Анатолий Корабельщиков, адъютант Анатолий Кузнецов…
Мы расселись в тесном салоне друг напротив друга. Я посмотрел в иллюминатор — красота под нами простиралась неописуемая. И вдруг президент сделал вид, что только сейчас обнаружил запачканные речным песком туфли. Он медленно задрал ногу и бухнул ее прямо в ботинке на стол.
Равнодушным взглядом я осмотрел туфлю, похожую на котлету в панировочных сухарях, и опять уставился в окно. Растерянный Гужвин, сидевший напротив Ельцина и не привыкший к подобным «царским фокусам», готов был, помоему, без парашюта сигануть вниз.
— Ну? — вопросительно изрек президент.
Все молчали. Он многозначительно посмотрел на меня. Я продолжал любоваться пейзажем.
— Даже глазами не поведет, — зло буркнул шеф.
Опять уставился на ботинок и заорал:
— Адъютант!!!
Толя влетел в салон. Шеф молча указал ему глазами на ботинок.
Полковник Кузнецов с пылающим, но непроницаемым лицом снял с шефа испачканную обувь, ее тут же ловко перехватил подоспевший официант Сергей. Вскоре президент получил ботинки обратно — блестящие, без единой песчинки.
…Символом грядущей победы на выборах в Татарстане должен был стать обыкновенный глиняный горшок. Все татарские газеты накануне нашего приезда написали, что если Ельцин с завязанными глазами сумеет разбить горшок, то непременно выиграет выборы. Мы же о предстоящем испытании узнали только тогда, когда приехали в Казань.
Я спросил своего коллегу Асхата:
— Что вы там задумали с этим горшком?
Оказывается, из штаба пришел очередной сценарий, учитывающий на этот раз национальные традиции татар. По одной из них истинный воин, сильный и ловкий, способен вслепую разбить палкой глиняный горшок. Точное попадание сулит удачу. Теперь Ельцину предстояло исполнить роль татарского воина.
Асхат — руководитель службы безопасности президента Татарстана Минтимира Шаймиева. На родине его прозвали мини-Коржаковым. Он действительно несколько раз приезжал ко мне в Москву, не стеснялся спрашивать, а в чем-то и подражать, используя наш опыт при организации службы у себя дома. Если мы гостили в Татарстане, Асхат от меня не отходил. Симпатии были обоюдными.
Мы с Асхатом понимали, что с горшком опозориться нельзя — не дай Бог шефу промахнуться — провал выборов в Татарстане обеспечен. Оппозиция промах раздует, начнет издеваться над немощным Ельциным.
— Александр Васильевич! Не волнуйтесь, попадет президент точно в цель, — успокоил меня Асхат.
Настал час испытания. Ельцину завязали глаза темно-зеленой повязкой, раскрутили на месте и дали в руки длинный шест. Публика замерла. Борис Николаевич сразу после раскрутки выбрал правильное направление и медленными шагами направился к горшку. Он осторожно преодолевал бугорки и обходил крохотные ямки. В какой-то момент показалось, что «воин» сбился с курса. Но один верный шаг вправо исправил ошибку. Президент занес над головой дубину, слегка присел, поднатужился и вдребезги разнес глиняную посудину. Народ ликовал!
Повязку моментально сняли с глаз президента и больше никто и никогда не видел этого лоскута.
Во время испытания я не нервничал, поскольку знал от Асхата: темная ткань была прозрачной. Сквозь нее только слепой мог не заметить горшок.
***
«ЧЛЕН ПРАВИТЕЛЬСТВА»
Татьяну я увидел впервые в 86-м году, когда привозил Бориса Николаевича с работы на дачу. Встречи эти были мимолетные — мы вежливо здоровались и приветливо улыбались друг другу. А потом, поехав с Ельциным и его семьей в отпуск в Пицунду, я познакомился с младшей дочерью поближе.
Она тогда всем понравилась. Молодая женщина, без комплексов, добрая и улыбчивая. Один парень из охраны не удержался и стал за ней ухаживать. И на то были основания. Хотя любые близкие отношения с родственниками охраняемых лиц категорически возбранялись. За чистотой морального облика чекистов наблюдал специальный отдел 9-го управления КГБ. Мы все убеждали влюбленного парня не ломать себе карьеру и выбрать другую девушку.
В том первом отпуске Татьяна играла в нашей волейбольной команде. А волейболисты быстро сходятся. На площадке мы забывали, кто есть кто. Таня была для нас не дочкой партийного босса, а надежным игроком команды. Мы так яростно боролись за победу, а потом так искренне ей радовались, что человек со стороны мог принять нас за одну большую семью волейбольных фанатов.
Волейбол действительно роднит игроков. Несколько лет назад состоялся международный турнир ветеранов волейбола. Он проходил во дворце спорта «Динамо», и Борис Николаевич приехал на соревнования. Именно там был сделан знаменитый кинокадр, который потом обошел едва ли не все телеэкраны мира: президент, поджав от усердия губы, с сумасшедшей силой лупит по мячу. Многие журналисты считали удар символическим, — значит, есть еще у Ельцина силы и на реформы, и на борьбу, только в политике они не так заметны, как в спортивном матче. Аналогия, надо признать, красивая, только бесконечно далекая от жизни.
На турнире победила, естественно, команда ветеранов России. После состязания организаторы устроили банкет в гостинице «Украина». Еще до первых тостов игроки начали общаться как родные. Мы считали себя особой кастой — волейболистов-профессионалов.
Таня закончила математический факультет Московского государственного университета и по распределению попала в закрытый НИИ, имеющий отношение к космическим программам. В молодости она никогда не хвасталась высоким положением отца и не использовала его возможности для собственной карьеры. Зато Татьянин муж Алексей, если нужно было решить какие-то проблемы, сразу предупреждал:
— Между прочим, я зять Ельцина.
С Алексеем Дьяченко Таня познакомилась в научно-исследовательском институте — они работали в одной лаборатории. Потом поженились, и Алексей усыновил ее сына Борьку.
В семье Ельциных младшую дочь считали особым ребенком. Борис Николаевич никогда не стеснялся выделять ее при гостях, невольно задевая самолюбие старшей дочери Лены. Мне всегда было неловко, когда Таню расхваливали в присутствии Лены, давая понять окружающим, что девочки имеют разную ценность для родителей. Хотя Лена очень умная, закончила, в отличие от сестры, среднюю школу с медалью, а потом и институт с красным дипломом. Она сразу удачно вышла замуж, оставила работу и занималась только семьей.
Таня же всегда жила с родителями. Переехав из Свердловска в Москву, Борис Николаевич сразу выхлопотал для семьи Лены отдельную жилплощадь, а младшая дочь поселилась у папы с мамой. Ее никогда не тяготила жизнь с ними под одной крышей.
В начале 96-го года Ельцин посетил Францию с официальным визитом. В те дни французская пресса много писала о младшей дочери президента Жака Ширака — Клод. Она лет десять назад увлеклась политикой и немало сделала для победы отца на последних выборах. Политическую карьеру Клод начинала с обидных и злых насмешек журналистов. Она решила, что с легкостью может стать имиджмейкером отца. По ее совету он заказал рекламные фотографии, на которых выглядел нелепо: в джинсах, кроссовках и с наушниками — наслаждался пением Мадонны… Клод стоически перенесла поражение и поняла, что политика — это тоже профессия. Теперь дочь президента Франции — признанный авторитет в области «паблик рилейшнз».
В заграничном тандеме: отец-президент и дочь-помощник такие деятели, как Березовский, Юмашев и Чубайс, увидели пример, достойный подражания. Им давно требовался близкий к Ельцину человек, честолюбивый, малопрофессиональный, внушаемый, но которого шеф ни при каких обстоятельствах не отдалил бы от себя. Таня оказалась идеальной кандидатурой. Она с наслаждением вошла во власть и особенно не терзала себя размышлениями: кто и зачем это вхождение устроил?
Недели за две до отставки я с ней беседовал:
— Таня, что вы делаете? Вы за месяц третий раз подряд записываете Березовского на прием к президенту. Недопустимо выделять бизнесменов друг перед другом. Пусть они либо ходят все вместе, либо имеют равное право на аудиенцию.
Таня же не разделяла причин моего беспокойства. Березовский считал себя особенным для семьи Ельцина человеком, и, видимо, эта убежденность уже насквозь пропитала Татьяну. Объяснять президентской дочке, что недопустимо лоббировать интересы сомнительного коммерсанта, было уже бесполезно.
— Таня, я Березовского просто пристрелю, как крысу. Я ведь понимаю, кто вам голову забивает! — однажды сорвался я.
Ее ответ меня поразил цинизмом:
— Саша, я вас умоляю, делайте с ним что хотите, но только после выборов.
В предвыборном штабе Таню назначили независимым наблюдателем. Никто, правда, не понимал смысла этого словосочетания. Все знали, что дочь Ельцина полностью зависит от мнения Березовского и Чубайса, но непонятно, за кем она наблюдает.
Первое время Татьяна практически не вылезала из моего кабинета. Наш разговор начинался с ее восклицания:
— Саша, я в этом «дурдоме» ничего не понимаю! Я верю только вам.
«Дурдомом» она весьма метко окрестила предвыборный штаб своего отца. С присущей мне откровенностью я комментировал события в «дурдоме» и давал оценки отдельным его «пациентам». Потом мои наблюдения оказывались в ушах Березовского.
В Службе безопасности госпожу Дьяченко прозвали «членом правительства». Ей выделили помещение в первом корпусе Кремля, те самые апартаменты, которые положены супруге президента России. Но Таня не постеснялась их занять и «работу» в Кремле воспринимала так же буднично и естественно, как трудовую деятельность в научном институте. Как-то она появилась в первом корпусе Кремля в модных брючках. Я не ханжа, но протокол есть протокол, и женщины обязаны ходить по историческим кремлевским коридорам в юбках определенной длины. Тане мое замечание про брюки и протокол не понравилось. Она вспыхнула, надула губки и ушла с обиженным видом. Но потом одевалась так, как подобает.
— Видите, Саша, я учла ваше замечание, — подчеркивала она.
Если бы она учла и другие мои замечания…
Постоянные беседы про «дурдом» в предвыборном штабе меня утомляли. Таня принимала участие во взрослом и ответственном мероприятии государственной важности, но воспринимала все события с подростковой доверчивостью, простотой обывателя и недовольством домработницы. Одни штабисты казались ей мальчишами-плохишами, другие — прекрасными принцами. Как в сказке, которая вдруг стала явью.
Американские консультанты, которых пригласил Чубайс, относились, разумеется, к категории принцев заморских. После очередного совещания в штабе Таня сразу бежала к ним обсудить свежую информацию.
По рекомендации американских специалистов, например, Ельцин выступил перед избирателями в Ростове. Дело, конечно, не в том, что выступил, а в том, как. По сценарию Борис Николаевич должен был продемонстрировать публике молодой дух и сплясать что-нибудь для достоверности. Чувствовал он себя в этот день отвратительно. Уже в аэропорту выглядел смертельно усталым и был бледнее обычного. Но на концерт приехал. Перед выходом на сцену дочка добросовестно припудрила папу-президента:
— Давай, папочка, ты должен…
Папа произнес краткую речь и попросил музыкальный ансамбль Жени Осина:
— Сыграйте что-нибудь.
Заиграла зажигательная мелодия: «…Ялта, где ночами гитары не спят…» Борис Николаевич резво задергался, пытаясь изобразить что-то вроде шейка. Наина Иосифовна тоже начала «топтаться» в такт неподалеку от него. Танцевать шеф не умел никогда, но в этот момент никто из ближайшего окружения президента не мечтал о художественных изысках. Мы молились, чтобы кандидат не упал замертво на этой сцене, на глазах у пораженной ростовской публики.
Народ свистел, орал, некоторые зрители многозначительно крутили пальцем у виска. Но Таня приняла такую реакцию за высшее выражение восторга.
На стадионе собрались в основном подростки. А избиратели постарше смотрели прямую трансляцию концерта по местному телевидению. Ростовская область — сельская, консервативная, и вид дергающегося президента ростовчан обескуражил. Это подтвердили потом опросы общественного мнения.
После танцев Таня бросилась целовать «плясуна»:
— Папочка, какой ты молодец, какой ты замечательный! Что ты сотворил!
Что он сотворил, показал первый тур голосования. В Ростовской области Ельцин набрал в два раза меньше голосов, чем Зюганов — концерт сыграл роковую роль. Российский президент не должен так себя вести, как бы он не хотел повторить свое избрание. После концерта я сказал Татьяне:
— Что ты делаешь с отцом?
Она возмутилась:
— Саша, вы ничего не понимаете!
Вот тогда мне стало окончательно ясно: у власти не президент должен был остаться любой ценой, а его «обновленное» окружение. У Бориса Николаевича появились отнюдь не новые соратники, а поводыри. И именно роль поводырей Березовского и Чубайса устраивала больше всего. Таня же незаметно для себя освоила профессию суфлера. Она безошибочно доносила чужие мысли до президентских ушей. Иногда, проконсультировавшись с американскими спецами, передавала ему записочки с трогательным детским содержанием. К сожалению, я не сохранил ни одного из этих «манускриптов», но суть их всегда была одна: «Ты, папочка, молодец, так держать!»
Пока Таня не решалась сделать окончательный выбор между мной и другой командой, но свою лепту в разрыв наших отношений с Ельциным внесла ощутимую.
До выборов оставалось месяца три. Президент нервничал и чрезмерно «расслаблялся». После очередного «расслабления» Таня пришла ко мне в отчаянии:
— Саша, надо что-то делать. Только вы можете повлиять на папу.
— Почему только я? Собирайте семейный совет и скажите. Ты на него влияешь, как говорят, очень сильно. В конце концов, пусть Чубайс повлияет.
— Саша, это должны сделать вы! Вы же его так любите.
В этот момент я почему-то вспомнил Шеннон, визит в Берлин, порванный из-за фашистов галстук…
— Таня, если я тебе скажу, что не люблю Бориса Николаевича, то это будет слишком мягко сказано.
Ее веки дрогнули, и в сузившихся глазах мелькнул недобрый огонек. Она прошептала: «До свидания» — и, пятясь назад, удалилась.
Уставившись в одну точку, я долго сидел в кресле. Меньше всего меня беспокоило, что дочка передаст недобрые, но откровенные слова папе. Я не боялся отставки, не пугал меня разрыв отношений с президентом. Впервые за последние три года я вдруг осознал, что никогда не любил Ельцина как человека. Сначала я просто вместе с ним работал. Он отличался от других номенклатурных работников, и эта разница меня восхищала. Потом, в период опалы, я его жалел. Борис Николаевич как-то мгновенно оказался слабым, поруганным, иногда даже не хотел жить… Я умел выводить его из депрессии, вселял энергию, и чем чаще это происходило, тем сильнее я себя чувствовал. После августовского путча мне казалось, что России выпал счастливый лотерейный билет. Такие выигрыши бывают в истории раз в тысячу лет. Власть почти бескровно перешла в руки демократов, вся страна жаждала перемен. И Ельцин действительно мог использовать этот «золотой» шанс. У него было все, чтобы грамотно провести реформы, предотвратить коррупцию, улучшить жизнь миллионов россиян. Но Борис Николаевич поразительно быстро был сломлен всем тем, что сопутствует неограниченной власти: лестью, материальными благами, полной бесконтрольностью… И все обещанные народу перемены свелись, в сущности, к бесконечным перестановкам в высших эшелонах власти. Причем после очередной порции отставок и новых назначений во власть попадали люди, все меньше и меньше склонные следовать государственным интересам. Они лоббировали интересы кого угодно: коммерческих структур, иностранных инвесторов, бандитов, личные, наконец. Да и Ельцин все чаще при принятии решений исходил из потребностей семейного клана, а не государства.
Возможно, я утрировал ситуацию, но одно воспоминание о личных приемах в Кремле, которые устраивала дочь президента для своего избранного круга — Чубайса, Березовского, Малашенко и менее важных приятелей, убеждало меня в правильности этих печальных выводов.
Тане, как члену штаба, выделили машину. Члены семьи президента относятся к охраняемым лицам, и персональный транспорт положен им по закону. Сначала это были скромные «Жигули». Потом младшая дочь пересела на «Шевроле», «Ауди». Сейчас г-жа Дьяченко разъезжает на «Мерседесе» с мигалкой. И только папа может ввести какие-то ограничения относительно респектабельности машины. Возможно, Борис Немцов сумеет пересадить этого «члена правительства» на отечественную «Волгу».
У Тани, видимо, с юности остался комплекс собственной нереализованности. Недаром Чубайс сразу после выборов заметил в узком кругу:
— Эта девочка полюбила власть. Давайте попробуем сделать из нее вицепрезидента.
…Второго ребенка Таня родила почти в тридцать пять лет. Маленькому Глебу наняли нянек, которые занимались с ним круглые сутки. А мама тем временем реализовывала себя в предвыборном штабе. Глеб — мой крестник, и я переживаю, что теперь лишен возможности навещать малыша. Однажды, находясь в служебной командировке в Цюрихе, я зашел в магазин детских вещей. Накупил Глебу целый ворох малюсеньких ботиночек, штанишек, курточек… Он из них, конечно, уже вырос.
Равнодушие Татьяны к своему второму сыну коробило меня. Никакая политика не оправдывает мать, которой некогда заниматься крохотным человечком. Увы, в таких случаях я старомоден — лучше бы уж Таня стала нормальным «членом семьи», а не «членом правительства».
Ныне госпожа Дьяченко обитает в Кремле на законных основаниях. Она — советник папы по имиджу. Надеюсь, у Бориса Николаевича хотя бы с имиджем теперь проблем не будет.
Она тогда всем понравилась. Молодая женщина, без комплексов, добрая и улыбчивая. Один парень из охраны не удержался и стал за ней ухаживать. И на то были основания. Хотя любые близкие отношения с родственниками охраняемых лиц категорически возбранялись. За чистотой морального облика чекистов наблюдал специальный отдел 9-го управления КГБ. Мы все убеждали влюбленного парня не ломать себе карьеру и выбрать другую девушку.
В том первом отпуске Татьяна играла в нашей волейбольной команде. А волейболисты быстро сходятся. На площадке мы забывали, кто есть кто. Таня была для нас не дочкой партийного босса, а надежным игроком команды. Мы так яростно боролись за победу, а потом так искренне ей радовались, что человек со стороны мог принять нас за одну большую семью волейбольных фанатов.
Волейбол действительно роднит игроков. Несколько лет назад состоялся международный турнир ветеранов волейбола. Он проходил во дворце спорта «Динамо», и Борис Николаевич приехал на соревнования. Именно там был сделан знаменитый кинокадр, который потом обошел едва ли не все телеэкраны мира: президент, поджав от усердия губы, с сумасшедшей силой лупит по мячу. Многие журналисты считали удар символическим, — значит, есть еще у Ельцина силы и на реформы, и на борьбу, только в политике они не так заметны, как в спортивном матче. Аналогия, надо признать, красивая, только бесконечно далекая от жизни.
На турнире победила, естественно, команда ветеранов России. После состязания организаторы устроили банкет в гостинице «Украина». Еще до первых тостов игроки начали общаться как родные. Мы считали себя особой кастой — волейболистов-профессионалов.
Таня закончила математический факультет Московского государственного университета и по распределению попала в закрытый НИИ, имеющий отношение к космическим программам. В молодости она никогда не хвасталась высоким положением отца и не использовала его возможности для собственной карьеры. Зато Татьянин муж Алексей, если нужно было решить какие-то проблемы, сразу предупреждал:
— Между прочим, я зять Ельцина.
С Алексеем Дьяченко Таня познакомилась в научно-исследовательском институте — они работали в одной лаборатории. Потом поженились, и Алексей усыновил ее сына Борьку.
В семье Ельциных младшую дочь считали особым ребенком. Борис Николаевич никогда не стеснялся выделять ее при гостях, невольно задевая самолюбие старшей дочери Лены. Мне всегда было неловко, когда Таню расхваливали в присутствии Лены, давая понять окружающим, что девочки имеют разную ценность для родителей. Хотя Лена очень умная, закончила, в отличие от сестры, среднюю школу с медалью, а потом и институт с красным дипломом. Она сразу удачно вышла замуж, оставила работу и занималась только семьей.
Таня же всегда жила с родителями. Переехав из Свердловска в Москву, Борис Николаевич сразу выхлопотал для семьи Лены отдельную жилплощадь, а младшая дочь поселилась у папы с мамой. Ее никогда не тяготила жизнь с ними под одной крышей.
В начале 96-го года Ельцин посетил Францию с официальным визитом. В те дни французская пресса много писала о младшей дочери президента Жака Ширака — Клод. Она лет десять назад увлеклась политикой и немало сделала для победы отца на последних выборах. Политическую карьеру Клод начинала с обидных и злых насмешек журналистов. Она решила, что с легкостью может стать имиджмейкером отца. По ее совету он заказал рекламные фотографии, на которых выглядел нелепо: в джинсах, кроссовках и с наушниками — наслаждался пением Мадонны… Клод стоически перенесла поражение и поняла, что политика — это тоже профессия. Теперь дочь президента Франции — признанный авторитет в области «паблик рилейшнз».
В заграничном тандеме: отец-президент и дочь-помощник такие деятели, как Березовский, Юмашев и Чубайс, увидели пример, достойный подражания. Им давно требовался близкий к Ельцину человек, честолюбивый, малопрофессиональный, внушаемый, но которого шеф ни при каких обстоятельствах не отдалил бы от себя. Таня оказалась идеальной кандидатурой. Она с наслаждением вошла во власть и особенно не терзала себя размышлениями: кто и зачем это вхождение устроил?
Недели за две до отставки я с ней беседовал:
— Таня, что вы делаете? Вы за месяц третий раз подряд записываете Березовского на прием к президенту. Недопустимо выделять бизнесменов друг перед другом. Пусть они либо ходят все вместе, либо имеют равное право на аудиенцию.
Таня же не разделяла причин моего беспокойства. Березовский считал себя особенным для семьи Ельцина человеком, и, видимо, эта убежденность уже насквозь пропитала Татьяну. Объяснять президентской дочке, что недопустимо лоббировать интересы сомнительного коммерсанта, было уже бесполезно.
— Таня, я Березовского просто пристрелю, как крысу. Я ведь понимаю, кто вам голову забивает! — однажды сорвался я.
Ее ответ меня поразил цинизмом:
— Саша, я вас умоляю, делайте с ним что хотите, но только после выборов.
В предвыборном штабе Таню назначили независимым наблюдателем. Никто, правда, не понимал смысла этого словосочетания. Все знали, что дочь Ельцина полностью зависит от мнения Березовского и Чубайса, но непонятно, за кем она наблюдает.
Первое время Татьяна практически не вылезала из моего кабинета. Наш разговор начинался с ее восклицания:
— Саша, я в этом «дурдоме» ничего не понимаю! Я верю только вам.
«Дурдомом» она весьма метко окрестила предвыборный штаб своего отца. С присущей мне откровенностью я комментировал события в «дурдоме» и давал оценки отдельным его «пациентам». Потом мои наблюдения оказывались в ушах Березовского.
В Службе безопасности госпожу Дьяченко прозвали «членом правительства». Ей выделили помещение в первом корпусе Кремля, те самые апартаменты, которые положены супруге президента России. Но Таня не постеснялась их занять и «работу» в Кремле воспринимала так же буднично и естественно, как трудовую деятельность в научном институте. Как-то она появилась в первом корпусе Кремля в модных брючках. Я не ханжа, но протокол есть протокол, и женщины обязаны ходить по историческим кремлевским коридорам в юбках определенной длины. Тане мое замечание про брюки и протокол не понравилось. Она вспыхнула, надула губки и ушла с обиженным видом. Но потом одевалась так, как подобает.
— Видите, Саша, я учла ваше замечание, — подчеркивала она.
Если бы она учла и другие мои замечания…
Постоянные беседы про «дурдом» в предвыборном штабе меня утомляли. Таня принимала участие во взрослом и ответственном мероприятии государственной важности, но воспринимала все события с подростковой доверчивостью, простотой обывателя и недовольством домработницы. Одни штабисты казались ей мальчишами-плохишами, другие — прекрасными принцами. Как в сказке, которая вдруг стала явью.
Американские консультанты, которых пригласил Чубайс, относились, разумеется, к категории принцев заморских. После очередного совещания в штабе Таня сразу бежала к ним обсудить свежую информацию.
По рекомендации американских специалистов, например, Ельцин выступил перед избирателями в Ростове. Дело, конечно, не в том, что выступил, а в том, как. По сценарию Борис Николаевич должен был продемонстрировать публике молодой дух и сплясать что-нибудь для достоверности. Чувствовал он себя в этот день отвратительно. Уже в аэропорту выглядел смертельно усталым и был бледнее обычного. Но на концерт приехал. Перед выходом на сцену дочка добросовестно припудрила папу-президента:
— Давай, папочка, ты должен…
Папа произнес краткую речь и попросил музыкальный ансамбль Жени Осина:
— Сыграйте что-нибудь.
Заиграла зажигательная мелодия: «…Ялта, где ночами гитары не спят…» Борис Николаевич резво задергался, пытаясь изобразить что-то вроде шейка. Наина Иосифовна тоже начала «топтаться» в такт неподалеку от него. Танцевать шеф не умел никогда, но в этот момент никто из ближайшего окружения президента не мечтал о художественных изысках. Мы молились, чтобы кандидат не упал замертво на этой сцене, на глазах у пораженной ростовской публики.
Народ свистел, орал, некоторые зрители многозначительно крутили пальцем у виска. Но Таня приняла такую реакцию за высшее выражение восторга.
На стадионе собрались в основном подростки. А избиратели постарше смотрели прямую трансляцию концерта по местному телевидению. Ростовская область — сельская, консервативная, и вид дергающегося президента ростовчан обескуражил. Это подтвердили потом опросы общественного мнения.
После танцев Таня бросилась целовать «плясуна»:
— Папочка, какой ты молодец, какой ты замечательный! Что ты сотворил!
Что он сотворил, показал первый тур голосования. В Ростовской области Ельцин набрал в два раза меньше голосов, чем Зюганов — концерт сыграл роковую роль. Российский президент не должен так себя вести, как бы он не хотел повторить свое избрание. После концерта я сказал Татьяне:
— Что ты делаешь с отцом?
Она возмутилась:
— Саша, вы ничего не понимаете!
Вот тогда мне стало окончательно ясно: у власти не президент должен был остаться любой ценой, а его «обновленное» окружение. У Бориса Николаевича появились отнюдь не новые соратники, а поводыри. И именно роль поводырей Березовского и Чубайса устраивала больше всего. Таня же незаметно для себя освоила профессию суфлера. Она безошибочно доносила чужие мысли до президентских ушей. Иногда, проконсультировавшись с американскими спецами, передавала ему записочки с трогательным детским содержанием. К сожалению, я не сохранил ни одного из этих «манускриптов», но суть их всегда была одна: «Ты, папочка, молодец, так держать!»
Пока Таня не решалась сделать окончательный выбор между мной и другой командой, но свою лепту в разрыв наших отношений с Ельциным внесла ощутимую.
До выборов оставалось месяца три. Президент нервничал и чрезмерно «расслаблялся». После очередного «расслабления» Таня пришла ко мне в отчаянии:
— Саша, надо что-то делать. Только вы можете повлиять на папу.
— Почему только я? Собирайте семейный совет и скажите. Ты на него влияешь, как говорят, очень сильно. В конце концов, пусть Чубайс повлияет.
— Саша, это должны сделать вы! Вы же его так любите.
В этот момент я почему-то вспомнил Шеннон, визит в Берлин, порванный из-за фашистов галстук…
— Таня, если я тебе скажу, что не люблю Бориса Николаевича, то это будет слишком мягко сказано.
Ее веки дрогнули, и в сузившихся глазах мелькнул недобрый огонек. Она прошептала: «До свидания» — и, пятясь назад, удалилась.
Уставившись в одну точку, я долго сидел в кресле. Меньше всего меня беспокоило, что дочка передаст недобрые, но откровенные слова папе. Я не боялся отставки, не пугал меня разрыв отношений с президентом. Впервые за последние три года я вдруг осознал, что никогда не любил Ельцина как человека. Сначала я просто вместе с ним работал. Он отличался от других номенклатурных работников, и эта разница меня восхищала. Потом, в период опалы, я его жалел. Борис Николаевич как-то мгновенно оказался слабым, поруганным, иногда даже не хотел жить… Я умел выводить его из депрессии, вселял энергию, и чем чаще это происходило, тем сильнее я себя чувствовал. После августовского путча мне казалось, что России выпал счастливый лотерейный билет. Такие выигрыши бывают в истории раз в тысячу лет. Власть почти бескровно перешла в руки демократов, вся страна жаждала перемен. И Ельцин действительно мог использовать этот «золотой» шанс. У него было все, чтобы грамотно провести реформы, предотвратить коррупцию, улучшить жизнь миллионов россиян. Но Борис Николаевич поразительно быстро был сломлен всем тем, что сопутствует неограниченной власти: лестью, материальными благами, полной бесконтрольностью… И все обещанные народу перемены свелись, в сущности, к бесконечным перестановкам в высших эшелонах власти. Причем после очередной порции отставок и новых назначений во власть попадали люди, все меньше и меньше склонные следовать государственным интересам. Они лоббировали интересы кого угодно: коммерческих структур, иностранных инвесторов, бандитов, личные, наконец. Да и Ельцин все чаще при принятии решений исходил из потребностей семейного клана, а не государства.
Возможно, я утрировал ситуацию, но одно воспоминание о личных приемах в Кремле, которые устраивала дочь президента для своего избранного круга — Чубайса, Березовского, Малашенко и менее важных приятелей, убеждало меня в правильности этих печальных выводов.
Тане, как члену штаба, выделили машину. Члены семьи президента относятся к охраняемым лицам, и персональный транспорт положен им по закону. Сначала это были скромные «Жигули». Потом младшая дочь пересела на «Шевроле», «Ауди». Сейчас г-жа Дьяченко разъезжает на «Мерседесе» с мигалкой. И только папа может ввести какие-то ограничения относительно респектабельности машины. Возможно, Борис Немцов сумеет пересадить этого «члена правительства» на отечественную «Волгу».
У Тани, видимо, с юности остался комплекс собственной нереализованности. Недаром Чубайс сразу после выборов заметил в узком кругу:
— Эта девочка полюбила власть. Давайте попробуем сделать из нее вицепрезидента.
…Второго ребенка Таня родила почти в тридцать пять лет. Маленькому Глебу наняли нянек, которые занимались с ним круглые сутки. А мама тем временем реализовывала себя в предвыборном штабе. Глеб — мой крестник, и я переживаю, что теперь лишен возможности навещать малыша. Однажды, находясь в служебной командировке в Цюрихе, я зашел в магазин детских вещей. Накупил Глебу целый ворох малюсеньких ботиночек, штанишек, курточек… Он из них, конечно, уже вырос.
Равнодушие Татьяны к своему второму сыну коробило меня. Никакая политика не оправдывает мать, которой некогда заниматься крохотным человечком. Увы, в таких случаях я старомоден — лучше бы уж Таня стала нормальным «членом семьи», а не «членом правительства».
Ныне госпожа Дьяченко обитает в Кремле на законных основаниях. Она — советник папы по имиджу. Надеюсь, у Бориса Николаевича хотя бы с имиджем теперь проблем не будет.
***
НОЧНОЙ РАЗГОВОР
Виктор Черномырдин тоже, правда негласно, собирал подписи, чтобы выставить свою кандидатуру на грядущих президентских выборах. И собрал почти полтора миллиона. Его доверенные лица старались работать с избирателями как можно незаметнее. Но, разумеется, моя служба о «тайной» акции премьера знала.
С середины февраля Черномырдин постоянно предлагал мне встретиться и переговорить. Я же умышленно тянул время, дожидаясь того момента, когда будет поздно нести подписные листы в Центральную избирательную комиссию. Внутреннее чутье подсказывало: без этого разговора премьер не решится выставить свою кандидатуру на выборах.
Наконец все сроки прошли, и в списке кандидатов на президентский пост фамилии «Черномырдин» не оказалось. Что остановило одного из самых перспективных претендентов? Возможно, он понимал: если Ельцин победит, то никогда не простит измены. А в свою победу Виктор Степанович не очень-то верил.
16 апреля я вместе с Ельциным прилетел из Краснодара. Его, как обычно, встречало «политбюро» в полном составе во главе с Виктором Степановичем. Кратко обменявшись впечатлениями, шеф уехал в Барвиху, а я еще задержался во «Внуково-2», хотел сделать пару неотложных звонков прямо из аэропорта. Подошел Черномырдин и предложил вместе, на его машине немедленно поехать посидеть в Президентский клуб, Я понял, что разговора с премьером не избежать, но согласился ехать следом за Виктором Степановичем на своей машине. Все эти нюансы — с кем ехать, как до смешного важны: если бы я сел в машину премьера на глазах всех встречающих-провожающих, то они бы непременно подумали:
— Президент не успел отъехать, а Коржаков уже в машину Черномырдина перебрался.
Всю эту ерунду постоянно приходилось держать в голове.
В клубе мы расположились в уютном зальчике. Официант принес закуску, а из спиртного Виктор Степанович заказал виски. Я посмотрел на часы — было семь вечера. Просидели до глубокой ночи и только без двадцати два разъехались по домам. О чем говорили?
О выборах, об окружении президента, об инциденте, связанном со снятием Попцова… Но только на пятом часу разговора я понял, почему Виктор Степанович так решительно настаивал на встрече. Он знал, что оперативные материалы о финансовых злоупотреблениях его ближайшего соратника — руководителя секретариата премьера — Геннадия Петелина — переданы Службой безопасности президента в прокуратуру. Борис Николаевич ознакомился с документами и велел мне действовать по закону.
Это означало, что я не обязан был информировать премьера о посланных в прокуратуру документах. Но генеральный прокурор Скуратов, видимо, сообщил Виктору Степановичу о полученной информации.
Ночной разговор с премьером я привожу почти дословно. Буквой "К" обозначен Коржаков, а буквой "Ч" — Виктор Степанович. Из нашей затянувшейся беседы я убрал только сугубо личные моменты, а также персональные оценки премьером действующих политиков и бизнесменов. Остальное воспроизведено так, как было сказано, порой даже со стилистическими шероховатостями, присущими разговорному языку.
К. …В Краснодаре очень тепло принимали, плакатов было много, флагов… А в Буденновске еще лучше принимали.
Ч. Я обедал, включил телевизор, показывали больницу в Буденновске. Ну, больницу сделали неплохо.
К. А НТВ опять покажет дерьмо. Уже сомневаться не приходится, что это была крупнейшая ошибка — привлечь Малашенко.
Ч. А кто же его привлек?
К. Сатаров и Илюшин. Привели к шефу, сказали — замечательный человек. А идею подал Гусинский, когда у шефа был обед с банкирами. Он сказал: «Мы за вас, Борис Николаевич, я даже готов отдать своего Малашенко, который все вам сделает».
Ч. Вот так даже? Я не знал этого.
К. Я считаю, что шеф должен понимать — просто так банкиры деньги не дают. Если Гусинский проплачивает «Яблоко» … Явлинский недавно встречался с Куэйлом, бывшим американским вице-президентом, при Буше он был. Так Гриша категорично в беседе заявил, что уверен в победе.
Ч. Явлинский? Если он уверен, тогда ему и цена такая. А мне сказали, не знаю, правда, насколько эта информация достоверна, будто Лебедь, Явлинский и Федоров договорились пойти на контакт с президентом и пообещать ему снять свои кандидатуры на каких-то условиях.
К. Из них троих можно было бы только говорить с Федоровьм.
Ч. Я хочу с ним поговорить.
К. Я с ним встречался. И с Лебедем, и с Явлинским, и с Зоркальцевым… У меня с Федоровым очень хорошие отношения. Он считает, что был бы всегда сторонником президента, если бы не Филатов. Он Филатова ненавидит за все, что тот натворил. С Лебедем труднее. Я с ним часа четыре разговаривал. Основная идея была: ты помоги президенту, подставь свое плечо. Предлагал ему командующим ВДВ стать. Говорю: «Вот твой предел, зачем тебе политика? Мы с тобой одного возраста, одного воспитания, в одно время даже генералов получили. Экономики не знаешь. Куда тебе в президенты?» По-простому объяснил. Но он уперся: «Я себе цену знаю». Напели ему.
С середины февраля Черномырдин постоянно предлагал мне встретиться и переговорить. Я же умышленно тянул время, дожидаясь того момента, когда будет поздно нести подписные листы в Центральную избирательную комиссию. Внутреннее чутье подсказывало: без этого разговора премьер не решится выставить свою кандидатуру на выборах.
Наконец все сроки прошли, и в списке кандидатов на президентский пост фамилии «Черномырдин» не оказалось. Что остановило одного из самых перспективных претендентов? Возможно, он понимал: если Ельцин победит, то никогда не простит измены. А в свою победу Виктор Степанович не очень-то верил.
16 апреля я вместе с Ельциным прилетел из Краснодара. Его, как обычно, встречало «политбюро» в полном составе во главе с Виктором Степановичем. Кратко обменявшись впечатлениями, шеф уехал в Барвиху, а я еще задержался во «Внуково-2», хотел сделать пару неотложных звонков прямо из аэропорта. Подошел Черномырдин и предложил вместе, на его машине немедленно поехать посидеть в Президентский клуб, Я понял, что разговора с премьером не избежать, но согласился ехать следом за Виктором Степановичем на своей машине. Все эти нюансы — с кем ехать, как до смешного важны: если бы я сел в машину премьера на глазах всех встречающих-провожающих, то они бы непременно подумали:
— Президент не успел отъехать, а Коржаков уже в машину Черномырдина перебрался.
Всю эту ерунду постоянно приходилось держать в голове.
В клубе мы расположились в уютном зальчике. Официант принес закуску, а из спиртного Виктор Степанович заказал виски. Я посмотрел на часы — было семь вечера. Просидели до глубокой ночи и только без двадцати два разъехались по домам. О чем говорили?
О выборах, об окружении президента, об инциденте, связанном со снятием Попцова… Но только на пятом часу разговора я понял, почему Виктор Степанович так решительно настаивал на встрече. Он знал, что оперативные материалы о финансовых злоупотреблениях его ближайшего соратника — руководителя секретариата премьера — Геннадия Петелина — переданы Службой безопасности президента в прокуратуру. Борис Николаевич ознакомился с документами и велел мне действовать по закону.
Это означало, что я не обязан был информировать премьера о посланных в прокуратуру документах. Но генеральный прокурор Скуратов, видимо, сообщил Виктору Степановичу о полученной информации.
Ночной разговор с премьером я привожу почти дословно. Буквой "К" обозначен Коржаков, а буквой "Ч" — Виктор Степанович. Из нашей затянувшейся беседы я убрал только сугубо личные моменты, а также персональные оценки премьером действующих политиков и бизнесменов. Остальное воспроизведено так, как было сказано, порой даже со стилистическими шероховатостями, присущими разговорному языку.
К. …В Краснодаре очень тепло принимали, плакатов было много, флагов… А в Буденновске еще лучше принимали.
Ч. Я обедал, включил телевизор, показывали больницу в Буденновске. Ну, больницу сделали неплохо.
К. А НТВ опять покажет дерьмо. Уже сомневаться не приходится, что это была крупнейшая ошибка — привлечь Малашенко.
Ч. А кто же его привлек?
К. Сатаров и Илюшин. Привели к шефу, сказали — замечательный человек. А идею подал Гусинский, когда у шефа был обед с банкирами. Он сказал: «Мы за вас, Борис Николаевич, я даже готов отдать своего Малашенко, который все вам сделает».
Ч. Вот так даже? Я не знал этого.
К. Я считаю, что шеф должен понимать — просто так банкиры деньги не дают. Если Гусинский проплачивает «Яблоко» … Явлинский недавно встречался с Куэйлом, бывшим американским вице-президентом, при Буше он был. Так Гриша категорично в беседе заявил, что уверен в победе.
Ч. Явлинский? Если он уверен, тогда ему и цена такая. А мне сказали, не знаю, правда, насколько эта информация достоверна, будто Лебедь, Явлинский и Федоров договорились пойти на контакт с президентом и пообещать ему снять свои кандидатуры на каких-то условиях.
К. Из них троих можно было бы только говорить с Федоровьм.
Ч. Я хочу с ним поговорить.
К. Я с ним встречался. И с Лебедем, и с Явлинским, и с Зоркальцевым… У меня с Федоровым очень хорошие отношения. Он считает, что был бы всегда сторонником президента, если бы не Филатов. Он Филатова ненавидит за все, что тот натворил. С Лебедем труднее. Я с ним часа четыре разговаривал. Основная идея была: ты помоги президенту, подставь свое плечо. Предлагал ему командующим ВДВ стать. Говорю: «Вот твой предел, зачем тебе политика? Мы с тобой одного возраста, одного воспитания, в одно время даже генералов получили. Экономики не знаешь. Куда тебе в президенты?» По-простому объяснил. Но он уперся: «Я себе цену знаю». Напели ему.