Коржиков Виталий Титович. Ледовые приключения Плавали-Знаем

   — Вернутся! — уверенно сказал начальник. — Вытянут! — И тут же подумал, что надо торопиться, надо встретить друзей новой песней.
   — Не выйдет, — сказал Плавали-Знаем, хотя знал, что раз пришли спасать — будут спасать, и надо что-то предпринимать. — Связались с Антарктидой насчёт матча? — озабоченно спросил он у Уточки.
   — Пока нет. Но шахматное поле готово. Осталось доделать фигуры, — сказал Уточка.
   — Тоже мне, двенадцать подвигов Геракла! — засмеялся, не выдержав, Барьерчик.
   — Мы не Гераклы, но подвиги будут! — ответил капитан.
   — Конечно, — сказал Васька, собравшийся было снять шапку, но, посмотрев на заиндевелые стены, нахлобучил её ещё крепче.
   — А сейчас мог бы совершить подвиг? — спросил вдруг у Васьки Плавали-Знаем.
   — А что?
   — Ну хотя бы сходить в разведку, узнать, что они там делают. — Он кивнул в сторону «Даёшь!».
   — Запросто! — сказал Васька, но тут же прикусил язык: к стоявшему невдалеке пароходу надо было добираться вплавь!
   — А вы? — Капитан посмотрел на Уточку.
   — Он всегда готов! — сказал Барьерчик.
   — Я готов, — сказал Уточка. — Только пусть поработает и тот, кто пел, пока мы трудились. — Он потянул из кармана платок, чтобы промокнуть трудовой пот, и на палубу посыпались шпаргалки по навигации.
   — »Трудились»… — с издевкой сказал Барьерчик.
   — Что это? — краснея за своего ученика, спросил начальник училища.
   Но в это время от парохода «Даёшь!» с ветром нахлынули котлетные запахи, все вздохнули, и Васька решительно встал: «Иду!»

НАДО ДУМАТЬ!

   В заставленной раковинами и кораллами каюте Солнышкина и Перчикова шло шумное обсуждение недавних событий. Почему сорвался буксир? Почему не сдвинулся с места «Светлячок»? Тысячи всяких «почему?» вспыхивали и сгорали в воздухе.
   — Без должной подготовки! — сказал Моряков, виня только себя за то, что быстро пошёл на сближение со «Светлячком», не уточнив ледовой обстановки.
   — Но ведь всем хотелось вывести его из льдов побыстрей, — вздохнул Солнышкин. — И всё было по правилам…
   — Как в цирке, — сказал Бурун, сидевший у переборки, и вздохнул: в Океанске пропадал его билет на цирковое представление.
   — Что вздыхать, — сказал Борщик, остановившийся возле каюты с бачком картофельных очисток. — Завтра, как только подойдём к льдине, берём ведро борща, ведро котлет и первым делом…
   Не договорив, он тревожно замигал, и все переглянулись: за бортом послышался такой сладкий протяжный вздох, что бачок едва не вырвался у Борщика из рук. Верный вскинул уши и зарычал.
   — Чует нерпу, — сказал боцман, но для точности приложил ухо к переборке и прислушался: у этого острова не раз случались неприятности и с прошлой войны всплывали мины. Но всё стихло. И боцман снова сел на место.
   — На пенсию пора, медведики снятся, — подмигнул Перчиков.
   Вспомнив медведиков, экипаж зашумел, припоминая и гиппопотамов, и пингвинов, одного из которых гладил сейчас Солнышкин. И тропический компот, которым Борщик угощал Землячка и мистера Понча.
   Но Моряков прервал воспоминания:
   — Всё это хорошо, но надо думать, как спасти товарищей. Нужен план!
   — Пилой и ломиком! — сказал Перчиков.
   — Шуточки! — рассердился Моряков. — А дело может быть серьёзней, чем мы предполагаем!
   И хотя казалось странным, что на помощь больше никто не звал, успокаиваться не было никаких оснований. Капитан обдумывал план действий. Ломиться навстречу «Светлячку» — рискованно. Можно получить пробоину. Ещё раз брать на буксир? Может быть… Не вышло ночью — получится утром. Но надо знать толщину льда…
   — Разогнаться и напролом! Как в Антарктиде! — сказал Борщик и двинул бачком вперёд.
   — Во всяком случае, — сказал Моряков, — стоять всё время наготове и не упускать «Светлячок» из виду…
   Но рядом раздалось:
   — Утечка полезного времени… Моряков возмутился: «Выучили!», но Морячок, покачиваясь, забормотал чужим голосом:
   — Это будет необыкновенная зимовка, замечательное кино, сногсшибательный матч… — Потом сказал уже другим голосом: — А вообще на «Светлячке» хочется есть… — И вдруг запел: — «Вперёд, вперёд, ломая лёд!»
   Команда вновь переглянулась. Капитан удивлённо повёл в его сторону глазами. Не всё в бормотании деревянного матросика было лишено смысла. Что-то требовало разгадки…
   Перчиков пожал плечами, но Борщик, который хорошо понял, что на «Светлячке» хотят есть, крикнул:
   — План планом. А первое дело — утром на «Светлячок» борщ и котлеты!
   — Конечно, — сказал Челкашкин, — отдаю всю завтрашнюю порцию!
   — Я две, — сказал Перчиков.
   — А я за всю неделю! — крикнул Солнышкин.
   Тут в борт грохнуло, боцман, сорвавшись с места, побежал на палубу с багром, а Борщик выкатился с бачком.
   — Нерпа, — сказал он. — Нерпуша! — И, достав из кармана большую морковку, бросил её вниз. — Пусть закусит! — Но нерпа вдруг сказала: «Хап!» — и у кока вывалился из рук бачок.
   В ту же минуту какой-то мохнатый клубок, отвалив от борта, стал быстро грести к льдине. И коку показалось, что у нерпы обозначилось знакомое, очень знакомое человеческое лицо. Более того, он готов был утверждать, что нерпа вскарабкалась на лёд и направилась к трапу парохода «Светлячок».

ВЕСЁЛЫЕ ИСТОРИИ В КУБРИКЕ «СВЕТЛЯЧКА»

   Понятно, что морковку и кастрюлю очисток на голову получил разжалованный из мамонтов в нерпы Васька. Подняться на палубу по заледенелому скользкому тросу он не смог и проторчал час в воде, прислушиваясь к тому, что происходило на борту «Даёшь!».
   В каюте Солнышкина так весело смеялись, что Ваське тоже захотелось в дружескую компанию, которая готова была отдать ему все котлеты за неделю вперёд! Он даже всхлипнул, не понимая, почему он сидит в воде, а не рядом с Борщиком.
   «Хватит! Хватит!» — подумал он и заплюхал к льдине, чтобы всё передать зимующей команде. Он, конечно, слышал слова про план, но гораздо больше его волновали рецепты Борщика.
   Васька взобрался на борт «Светлячка», отряхиваясь, как собака, влетел в кубрик и стал сбрасывать с себя мокрую одежду.
   — Ну, что там? — спросил Плавали-Знаем, чихая от одного Васькиного вида.
   — Р-р-расск-казывают ис-стории! — стуча зубами, выговорил Васька.
   — Интересные?
   — Чуть ухом не примёрз! — сказал Васька, влезая в шубу, распахнутую добрым Супчиком. — Особенно Борщик. Компотом угощал кита! Собирается к нам на помощь! С котлетами!
   От одной этой фамилии у всех защекотало в носу и потекли слюнки, а Супчик засиял от гордости за друга.
   — А может, и нам порассказать что-нибудь интересное? — спросил Плавали-Знаем.
   Обстановка для всяких историй подходила. За морозным иллюминатором взвизгивал ветер. Все сидели, зарывшись в тулупы.
   — Можно, — сказал Васька. — Как говорил кок Борщик…
   — Только без Борщика! — крикнул Плавали-Знаем. — Без Борщика!
   — Ну ладно. Без Борщика, — согласился Васька. — Можно без Борщика. Да там с нами Борщика и не было. Борщик тогда гулял в отпуске.
   Плавали-Знаем засопел.
   — Без Борщика, без Борщика, — предупредительно повторил Васька. — Сидели мы без Борщика на берегу моря в тёплую ночь.
   — В тёплую? — спросил Плавали-Знаем.
   — Ага!
   — Не пойдёт! Давай что-нибудь зимнее, полярное.
   Барьерчик усмехнулся. А Супчик, фамилия которого уже давно никого не волновала, сказал:
   — Зимнее есть у меня. Есть зимнее. — Он поправил колпак и вздохнул: — Зимовали мы как-то у острова Врангеля. Ребята пошли охотиться на медведя. А я разжёг печь и думаю:
   «Нажарю сейчас шашлычков, подрумяню лучок, ребят побалую…»
   — Рассказывай, рассказывай, — глотая слюнки, сказал капитан и даже подумал: «Зачем я здесь?», но опомнился и махнул рукой: — Рассказывай! Только без лука и шашлыков.
   — Почему без шашлыков? Почему без Борщика? — плаксиво закричал Васька. — Почему у Борщика — с шашлыками, а у нас — без шашлыков?
   — Нервы! — сказал Плавали-Знаем, поднимаясь с ящика. — Только что человек ходил в разведку, совершил подвиг и вдруг расхлюпался.
   — Какой подвиг? — закричал Васька. — Какой ещё подвиг? Вот я знаю, — он почти зашептал, — я знаю подвиг: на полярной станции в Антарктиде доктор сделал сам себе операцию. Ага! Сам себе! Единственный случай в мире!
   — Какую?
   — Аппендицит! Чик — и нету!
   — Ну да? — сказал Плавали-Знаем.
   — Точно! Вырезал! — И, вдруг сообразив, что за этим может последовать, Васька прикусил язык.
   Строчивший что-то в блокноте Репортажик сказал:
   — Я об этом читал. Здорово! С помощью зеркала. Чик — и всё!
   За бортом зашумел почти антарктический ветер, и Плавали-Знаем весело спросил:
   — А кто у нас медик?
   — Васька сейчас за медика! Бинты у него! — сказал Уточка, натягивая на кудри ушанку. — А я пошёл, у меня дела!
   — Работай, работай! — с усмешкой проводил его Барьерчик.
   — Ну, медик есть, — ещё веселее сказал Плавали-Знаем, — а зеркало мы найдём. — И подмигнул побледневшему Ваське: — Значит, сделаем! Зато какая слава: второй случай в мире!
   — А я не хочу! — закричал, вскакивая с места, Васька. — Аппендицит мой. И нужен мне ещё самому!
   — Да никто вас не тронет! — сказал начальник.
   — Я знаю! Я-то знаю! — пропел Васька.
   — Ничего, ничего, — довольный шуткой, напустившей страху, и успокаивая его, сказал Плавали-Знаем так просто, будто каждый день вырезал у себя по аппендиксу. И, напевая про кружку пива и красного рака, пошёл в рубку.
   — А у Солнышкина и Морякова какой-то план! — вдруг вспомнив, злорадно крикнул Васька вслед капитану.
   — План?
   Дверь под рукой Плавали-Знаем взвизгнула, как замёрзшая собака. Он, нахмурившись, вздохнул: «Да, теперь возьмутся, утром начнут» — и мрачно вывалился на палубу. Но едва он вышел на корму, глаза его полыхнули от радости, а ноги едва не выбили счастливую дробь: вода от мороза дымилась, пар поднимался столбом. И вокруг «Даёшь!», пока в каюте Солнышкина шли беседы, возникала мерцающая ледяная корка. Спасатели вмерзали сами!
   Правда, видавший виды капитан тут же подумал: «Всё равно возьмутся. Не вытащит этот — пришлют другой. Плавали! Знаем! Но за это время, — взбодрился он, — снимем кино, проведём замечательный межконтинентальный матч… А это уже совсем другой компот!»
   И он побежал на помощь к Уточке.
   В те же минуты, прохаживаясь в кубрике среди ящиков, Барьерчик думал: «Спасатели вернутся! Но ждать их, ничего не делая? Как бы не так!» Он кое-что ещё совершит к их приходу! Его луч кто-нибудь заметит. Заметит и поддержит! А не заметят — так он сумеет и сам! И курсант решительно сказал:
   — Ну, кто как, а с меня хватит! Пишите корреспонденции, сочиняйте песни, а я пошёл!
   Он взял ломик, открыл иллюминатор и собрался прыгать вниз, когда, к его удивлению, начальник подошёл к нему и с силой пожал мужественную руку. Он и сам пошёл бы на дело, но песню, которая звала бы людей вперёд, надо было закончить. Ещё немного — и он поможет и песней, и плечом, и ломом!

СОЛНЫШКИН, К КАПИТАНУ!

   Морозная ночь сыпала на льдину стайки снежных блёсток, сонно бормотала какую-то колыбельную, будто старалась укачать до утра оба усталых парохода.
   Однако со стороны «Светлячка» — вернее, с двух его сторон — разносились звонкие удары. Да и на пароходе «Даёшь!» спали далеко не все.
   Солнышкин и Перчиков, хотя и забрались на час-другой в койки, успокоиться не могли. Они то и дело припоминали странные фразы Морячка, пытаясь их расшифровать. Что за «необыкновенная зимовка», «удивительное кино» и «межконтинентальный матч»? И что за песню пел Морячок? Загадка на загадке!
   Да и встреча с Плавали-Знаем кое-чего стоила. Здесь можно было ожидать любых чудес! И друзья вспоминали своё первое знакомство с островом Камбала. Перчиков — свою удивительную встречу с красноносым дельфином и путешествие на ките, а Солнышкин — поиски Перчикова. И оба, прислушиваясь к доносившимся из-за борта ударам, готовились к новым событиям.
   Только Морячок мигал синими глазками и вздыхал: «Хорошо, хорошо». Потому что вокруг действительно всё было хорошо. И звёзды за иллюминатором, и добрый разговор Солнышкина и Перчикова, которые сдружились на всю жизнь, и всё, что они говорили о незнакомых Морячку событиях. Всё было хорошо. Даже доносившаяся в каюту перекличка Верного с собаками:
   «Гав-гав! Чего морозите хвосты?»
   «Хотим сниматься в кино! Гав!»
   «В каком, гав-гав, кино?»
   «Цветном, двухсерийном!»
   «Ну и гав-гав! Ну и гав-гав!»
   Сквозь дрёму Солнышкину слышались призывные удары лома. И, едва открыв глаза — его теребил маленький пингвин, — Солнышкин бросился к иллюминатору.
   Их судно тоже стояло во льду. На нём, задрав вверх головы, нерпы намурлыкивали знакомый мотивчик…
   Каюта Солнышкина светилась, как новогодняя ёлка. На стену, на грамоту за покорение Антарктиды, на карту падал со стороны «Светлячка» яркий луч. Он вспыхивал, будто подавал сигналы: точка-тире, точка-тире!
   Солнышкин растолкал Перчикова:
   — Смотри!
   Но луч пропал, а с порога раздался голос Морячка:
   — Солнышкин и Перчиков, к капитану!
   Через несколько минут Моряков подтвердил план действий: связаться со «Светлячком», разведать ледовую обстановку. И друзья бросились выполнять приказания.
   Но тут произошло событие, которое, как говорят серьёзные люди, внесло в капитанский план некоторые коррективы.
   С парохода «Даёшь!», опередив всех, в переднике и новеньком колпаке спускался по трапу на лёд весёлый Борщик с двумя громадными кастрюлями, от которых поднимались клубы дразнящего пара.

НЕОЖИДАННОСТЬ ЗА НЕОЖИДАННОСТЬЮ

   Добрый кок торопился накормить попавших в беду людей отличным завтраком. Он уже сошёл на льдину и пробовал, не разъезжаются ли ноги, когда с криком: «Борщик, осторожно!», словно стараясь предупредить о какой-то опасности, за коком стал спускаться Морячок.
   — Какие могут быть осторожности! — возмутился Борщик. — Там Супчик, может быть, исхудал до косточек, а он — «осторожно»!
   А из-за сложенных на палубе «Светлячка» снежных шаров за ним наблюдали хорошо знакомые глаза Плавали-Знаем и усмехались: «Послали! Борщика! Атаковать котлетами! Ну-ну…»
   Но вдруг глаза насторожились: прямо к крепостной стене за коком двигался какой-то странный ящик, замаскированный под матроса. «Это что? А вдруг ходячая мина? Конечно, мина!» — подумал Плавали-Знаем, и по спине у него поползли мурашки.
   — Ничего себе выдумки! — сказал он. — Ну ладно, Солнышкин, на ваши выдумки мы ответим своими.
   И, положив на один край лежавшей рядом доски кусок льда, Плавали-Знаем стукнул по другому ногой.
   Ледяной снаряд пролетел мимо Борщика и ухнул в кастрюлю с борщом.
   — Берегись, Борщик! — сказал Морячок. Рассерженный глупой выходкой, ничего не желая слушать, кок полез на ледяную гору.
   — Ага, вам мало, — сказал Плавали-Знаем. — Тогда получайте! — И он поддел плечом пирамиду снежных шаров.
   Борщик остолбенел: на его украинский борщ, на его котлеты с грохотом катилась снежная лавина! Кок бросился назад.
   И в тот же момент, раскинув деревянные руки и заслоняя собой Борщика, навстречу лавине вырвался Морячок.
   — В укрытие! — крикнул Плавали-Знаем и, ожидая взрыва, нырнул под ледяную стену.
   Но взрыва не последовало. Снежный ком ударил Морячка, перевернул его и, рассыпавшись, рухнул. Плавали-Знаем с опаской вылез из-за ледяной стены, отряхиваясь, подошёл к Морячку и выставил вперёд ногу, будто одержал ещё одну победу: и эта атака была отбита!
   — Ну, здорово, Борщик! — сказал он. Но Борщик его не слушал. Он наклонился над Морячком, который из последних сил прошептал:
   — Борщик, убери, пожалуйста, этот дурацкий рычаг.
   — Что, не нравится? — Плавали-Знаем рассмеялся, но неожиданно, взмахнув руками и задрав ноги, как акробат, сам полетел через голову.
   Жители острова Камбала в последнее время были свидетелями множества всяких фокусов. Но такого кульбита им видеть не приходилось.
   — Во даёт! Вот артист! — качали они головами, передавая друг другу бинокль сержанта Молодцова.
   Плавали-Знаем ввинтился ногами в воздух, крутанулся пропеллером и шмякнулся на лёд так, что в морозном воздухе на весь остров раздалось крепкое сочное «хряп!»
   — Взорвались! — крикнул капитан. — Взорвались!
   На льду, как два взрыва сразу, выросли Солнышкин и Перчиков.
   Они всё видели и только не могли понять, за что им и особенно Борщику оказан такой приём…
   Плавали-Знаем растерянно замигал, но вдруг заметил, как рядом с ним шарит чья-то рука.
   Он резко обернулся и увидел Ваську. Это боцман, скатившись по трапу, поддел своего капитана!
   — Ты что делаешь? — закричал Плавали-Знаем.
   — Спасаю котлеты!
   — Котлеты, — с презрением сказал Солнышкин, — лучше помог бы поднять Морячка. — Он показал на своего деревянного друга, над которым наклонился Перчиков. — Ничего себе, оказали встречу!
   — Случайность, Солнышкин, — сказал Плавали-Знаем.
   — Случайность? — Солнышкин насупился. Видел он эти случайности! Случайно сорвался трос. Случайно нерпы мурлычут пивные песенки, случайно валяются кастрюли Борщика и не может встать Морячок! Всё случайно!
   И тут Плавали-Знаем протянул вперёд руку, взмахнул пальцем и крикнул:
   — Между прочим, вон ваша территория! — И повторил: — Вон!
   Солнышкин остановился в недоумении: что означало это «вон»? Да и что значит «ваша территория»? Он вопросительно посмотрел на капитана, но тут же отвернулся и подошёл к Морячку, который жалобно смотрел вверх своими синими стёклышками.
   — Вот тебе и Морячок! — сказал Перчиков и, смахнув с колен снег, скомандовал: — Взяли!
   Подхватив Морячка, они зашагали к своему трапу. А Борщик, подняв кастрюли, погрозил ими выбежавшему на корму Супчику, Ваське и своре собак.
   — Потопали, потопали, — ухмыльнулся Плавали-Знаем. — И эта атака отбита!
   Но вдруг брови его поползли вверх, а в глазах вспыхнули тревога и удивление: у Солнышкина на боку раскачивалась новенькая японская кинокамера!
   Неожиданная мысль просто-таки боднула его: а что, если Солнышкин прибыл снимать фильм?!
   Плавали-Знаем даже не заметил, как на корме «Даёшь!» появилась крепкая фигура Морякова, и очнулся, только когда Моряков, помахав рукой, спросил:
   — Как будем сниматься?
   — По сценарию, — как-то странно ответил Плавали-Знаем, не сообразив, что «сниматься» для Морякова, как и для всех моряков, значило «уходить с места».
   — Сниматься по сценарию! Зимовать! — сказал Плавали-Знаем и вдруг предложил: — Может, зазимуем вместе?
   — Ничего себе предложение, ничего себе шуточки! — сказал Моряков.
   Но, подумав, не случилось ли чего с Плавали-Знаем на нервной почве, добавил спокойней:
   — Давайте сниматься сквозь лёд. — И пошёл в каюту, прикинув: «Кажется, всю работу надо немедленно брать на себя!»
   А Плавали-Знаем решил: «Всё ясно. Конечно, снимают. И название для фильма придумали: „Сквозь лёд“. Нет уж, пусть сначала снимут зимовку. Первая серия — „Зимовка“, а вторая — „Сквозь лёд“«.
   И, подойдя к Уточке, бывалый зимовщик распорядился:
   — Зимовку — в порядок, шахматную доску — в порядок, фигуры — в порядок!
   — Стараемся! — сказал Уточка и застучал киркой еще громче.

СТРАШНЫЕ КРИКИ

   Перчиков и Солнышкин сидели у камбуза над молчавшим Морячком, на боках которого чернели ссадины. И Борщик, оттирая их краем нового фартука, горестно спрашивал хмурого радиста:
   — И не спасти?
   А Перчиков и Солнышкин перебивали друг друга:
   — Выручай их!
   — Помогай им!
   — Корми их котлетами! — сказал назидательно Челкашкин.
   — А они поблагодарят… носом об лёд! Перчиков погладил Морячка, а кок снова запричитал:
   — Бедолажка! Вахту любил! В шахматы играл! Неужели не спасти? — Он посмотрел на Перчикова.
   — Как?! — вспылил радист.
   — Может, питательным бульоном? — сказал Борщик.
   — Не мели ерунду! А хочется пофантазировать, так пиши себе книгу «Рассказы кока Борщика».
   «А что! Возьму и напишу! Такую — только странички оближешь!» — хотел сказать Борщик, но в этот момент Морячок зашевелился и произнёс:
   — Солнышкин, дай руку…
   Солнышкин сорвался с места: «Жив!» Он протянул Морячку сразу обе руки! За ним бросились остальные. А Морячок потянулся к Солнышкину и, поскрипывая, сел.
   Конечно, от снежного пинка ему досталось крепко. Но главное, в этой суматохе давным-давно никто не пожимал ему руки. А сейчас, после беды, к нему было протянуто столько дружеских рук, что глаза его засветились, и он сказал:
   — Всё впереди! Всё впереди!
   Друзья расшумелись, они вспомнили, что и в самом деле всё впереди: и Океанск, и встречи — с бабушкой, с цирковыми медведями, с домиком Робинзона!
   — Хватит! — крикнул Борщик. — Хватит с ними возиться! Снимаемся — и домой!
   — Лучше бы за это время привели ребятишек на экскурсию с Камбалы, — сказал Солнышкин. — Мы бы им с Морячком столько показали!
   Морячок засиял, но Челкашкин спросил:
   — А люди?
   — Нужны мы им тут! — сказал Перчиков. — Они и сигнала не подадут! Чем они там занимаются?
   И вдруг, словно отвечая ему, в коридор ворвался луч. Вспыхнул, погас, вспыхнул — будто снова что-то говорил. Все выбежали на палубу. Но луч пропал, и впереди за стеной замаячила шапка Плавали-Знаем. Солнышкин привстал на цыпочки, однако ничего, кроме старой кастрюли на корме «Светлячка», не увидел.
   — Что это значит? — спросил Челкашкин. Перчиков снова пожал плечами. А Морячок пропел: «Вперёд, вперёд, ломая лёд!» И Солнышкин сказал:
   — Вперёд так вперёд! — Взял лом и, так как ничего другого придумать не мог, стал быстро долбить лёд по направлению к «Светлячку».
   За ним вышли Перчиков, Бурун, Челкашкин и работали, пока с камбуза не раздался крик Борщика:
   — Пора бы и пообедать!
   Работники отправились в столовую, где весь коллектив «Даёшь!» уже хлебал щи и посасывал вкусные косточки. Гремя ложками, члены экипажа обсуждали план действий. Лёд поубавился, траншею наметили…
   Но когда они вышли на палубу, то ахнули так, что пароход качнуло: впереди сверкала ледяная ограда, за которой «Светлячка» не было видно. Недавно вырубленные льдины были ловко уложены в стену.
   Моряки терялись в догадках, как вдруг, перелетев через борт «Светлячка» и через искрящуюся стену, на лёд выбросился Васька и с криком «Караул! Спасите!» метнулся к команде «Даёшь!»

ИНСТРУМЕНТЫ КОКА СУПЧИКА

   Пока друзья кололи лёд, Плавали-Знаем плутовато прохаживался по своей территории и даже орудовал ломиком, будто помогал со своей стороны. Но как только экипаж «Даёшь!» загремел ложками и вилками, бравый зимовщик дал команду, и Уточка стал быстро укладывать в стену вырубленные глыбы льда, которые на собаках подвозил Васька.
   — Ну, хватит! — сказал Плавали-Знаем, когда стена поднялась выше его шапки. — Теперь поработаем для кино и для матча.
   Ряд сверкающих фигур уже стоял у стены, но некоторых на доске ещё не хватало.
   — Сделаем! — сказал разгорячённый Уточка. Однако весело намекнул: — У нас есть и более экстренные дела.
   Плавали-Знаем вопросительно посмотрел на него.
   — Привязать покрепче собачек. Они так и рвутся на котлетные запахи. — Уточка кивнул в сторону «Даёшь!» и, схватив ледышку, запустил ею в чёрного кота: на виду у всей своры он грыз на ледяной стене баранье рёбрышко. А потом кивнул на Ваську, который принялся из пульверизатора чернить шахматные клетки. — Боцман мог бы давно совершить свой главный подвиг…
   Капитан поднял бровь и рассмеялся:
   — А, конечно, конечно! Вторая в мире! — И, похлопав Ваську по животу, взял его под руку: — Ну что, Вася, пошли?
   — Куда?!
   — За инструментом, к Супчику… — улыбнулся Плавали-Знаем.
   И в то же мгновение, рванувшись из мамонтовой шубы с криком «Караул! Спасите!», боцман «Светлячка» ринулся через ледовую стену, влетел в коридор «Даёшь!» и вдруг ещё громче заорал: «А! А!»
   Навстречу ему бежал Борщик, звякая двумя громадными сверкающими ножами.

СНОГСШИБАТЕЛЬНАЯ РАДИОГРАММА

   Позвякивая наточенными в токарке ножами, ничего не подозревавший Борщик подходил к камбузу и думал, какую часть бараньей туши пустить на новозеландские котлеты. Услышав крик, он бросился навстречу Ваське, у которого при одном виде инструментов чуть не выскочили глаза.
   — А! — надрывался Васька.
   — А! — заорал Борщик, испугавшись Васькиного крика, и сел на пол.
   — В чём дело? — закричал вбежавший с командой Моряков. Васька замолк.
   — В чём дело? — переспросил Перчиков.
   — Васька! — развёл ножами Борщик.
   — А ты что? — Радист перевёл взгляд на Ваську: — Обидел Борщик?
   — Нет, — заныл Васька. — Плавали-Знаем! — И вдруг снова закричал: — Караул!
   Крик этот был слышен так далеко, что на острове Камбала вздрогнул даже повышенный в чине мужественный лейтенант Молодцов, но подумал: чего не бывает во время съёмок!
   — А что Плавали-Знаем? — спросил Перчиков.
   — Заставляет резать аппендицит.
   — Кого?
   — Меня! Себе вырезать аппендицит! — взвыл Васька.