Страница:
СОЛНЫШКИН ОТПРАВЛЯЕТСЯ В ПУТЬ
Утро встретило команду "Даёшь!" отчаянным морозом. Пар валил изо рта такими клубами, что ими можно было жонглировать. Стоило только зазеваться, и носы хрустели, как леденцы, а уши трескались, как морозные стёкла. Поэтому все работали с особенным усердием, и, когда Солнышкин поднялся наконец на палубу отдохнуть, большая часть груза лежала уже внизу. Моряков и Полярников не уходили ни на минуту. - Надо торопиться! - кричал Полярников.- К вечеру может разыграться пурга! "Надо торопиться",- тревожно подумал Солнышкин и оглядел горизонт. Солнце словно примёрзло хвостиком к льдинам и, сердясь, становилось всё красней и красней. Вокруг него вертелся и насмешливо посвистывал ветер. Маленькие пингвинчики сбивались группками и, как второклашки, толкали друг друга в бока, пробуя согреться. Но ни одного "императора", которого Солнышкин мечтал привезти для Дворца пионеров, здесь не было. - Ничего, за ледником их тысячи! - решил Солнышкин, потирая нос. Он взглянул на бронзовый компас. Стрелка неуверенно клонилась из стороны в сторону. "Колеблется старик",- подумал Солнышкин. Но впереди ярко горел величественный голубой ледник, а три вершины свысока смотрели прямо на Солнышкина: решится или нет? И Солнышкин вышел в путь. "Хе-хе, интересно,- подумал съехавший на ящике Стёпка,- интересно, куда это он смотрит? Что он там разглядел?" И решил не отставать. Не будь Солнышкина, вряд ли у него на груди покачивалась бы сейчас жемчужина. И артельщик двинулся за ним. Снег так скрипел под ногами, что ни тот, ни другой не заметили, как за ними отправился в путь ещё один искатель удачи. Он был в тяжёлой волчьей шубе. Ни Солнышкин, ни пингвины его, видимо, не интересовали. Но с артельщика он не спускал маленьких шакальих глазок. Сверкал снег, все трое быстро удалялись от парохода и становились похожими на больших чёрных пингвинов.
ДАЙТЕ, ПОЖАЛУЙСТА. РУКУ
Солнышкин бежал вперёд, как лёгкий маленький паровозик. Пар отлетал от него вправо, потому что слева, с океана, дул сильный ветер. Но скоро "паровозик" стал странно подпрыгивать и отбивать ногами "летку-енку". Треща на морозе, перед ним вырастали глыбы льда. Они сверкали и переливались цветными огнями, будто доказывали, что им тоже можно дать любое имя и вовсе незачем идти далеко. Но Солнышкину были нужны настоящие вершины. Он, покрякивая, торопился вперёд и думал, какую вершину лучше штурмовать первой... Ту, что справа, он назовёт именем Перчикова, среднюю, конечно, именем Робинзона, а ту, что слева... Солнышкин перепрыгнул через полынью и ткнулся носом в ледяную гору. Она, как волна, взлетала вверх, а где-то за ней поднимался величественный хребет с тремя вершинами. Ветер подталкивал покорителя гор и заранее трубил победу. - Вперед! - крикнул Солнышкин сам себе и... скатился вниз.- Ничего, плавали! - сказал он, разбежался и с ветерком, как на коньках, промчался снизу вверх.- Есть! - Он вцепился пальцами в верхушку бугра, подтянулся и приоткрыл рот... Хребет вместе с вершинами отодвинулся километров на пять в глубь континента. А по всему белому пространству курилась позёмка, сквозь которую виднелись настоящие королевские пингвины, настоящие "императоры". Солнышкин подул на пальцы, ударил сапогом о сапог, но отступать не собирался. Жаль только, мало времени! Он уже свесил ноги вниз, готовясь к прыжку, как вдруг за его спиной раздался голос: - Хе, хе, Солнышкин, дай, пожалуйста, руку! Он повернулся. Сзади него с сизыми от холода щеками цеплялся за лёд толстый артельщик. Солнышкин удивился. Артельщик тоже торопился к хребту. Он протянул руку, и Стёпка, взобравшись, пропыхтел: - Я с тобой, Солнышкин! - К хребту? - Да! - кивнул артельщик. В последнее время он проявлял, хе-хе, удивительную заботливость и внимание. - Тогда быстрей! - крикнул Солнышкин. Они свесили с бугра ноги, и вдруг сзади опять раздался голос: - Гив ми ё хэнд! Солнышкин подпрыгнул и, балансируя на верхушке, открыл рот. Артельщик с удивлением выкатил глаза. Вверх по склону летел доктор Хапкинс, подыскивая слова для перевода: "Дайте, пожалуйста, руку". Солнышкин и Стёпка втащили его наверх. - И вы тоже? - косясь на доктора, спросил Стёпка. - Йес! Йес! - воскликнул Хапкинс. - Пошли! - скомандовал Солнышкин. Времени оставалось в обрез. Он приготовился к прыжку и вдруг замер. Пока он втаскивал наверх нежданных попутчиков, равнину захватила такая густая метель, что "императоры" виднелись в ней еле заметными тёмными пятнами. Они отступали от океана, как матросы, потерпевшие кораблекрушение. А волны холодного снега догоняли, захлёстывали и сбивали их с ног. Птицы шли, и казалось, у них нет сил выбраться на берег. Падали птенцы, а взрослые метались в поисках укрытия. - Сюда! - крикнул Солнышкин.- Сюда! Но сзади него за спиной раздался знакомый тревожный гудок. Солнышкин оглянулся. Там, у парохода, тоже наступала пурга. Она заматывала в снежный кокон кончик мачты и красный флажок. "Даёшь!" спрятал нос в сугробы. Теперь только за бугром, на котором стоял Солнышкин, оставался ещё тихий, скрытый от пурги уголок.
А путь к хребту уже совсем исчезал за белой, беснующейся завесой. - Кажется, пора домой! - крикнул артельщик. "К вершинам, к вершинам!" - вздохнул Солнышкин, но вслух твердо сказал: - На помощь птицам.- И, держась за руку артельщика, бросился вниз. Артельщик ухватился за Хапкинса и едва не полетел в гущу пингвиньего лагеря. - Черт бы тебя побрал,- глотая снег, прохрипел артельщик,- в такой кутерьме не только ничего не найдёшь, но ещё потеряешь! - Он схватился за грудь. - На месте? - шёпотом спросил Хапкинс, протянул к нему руки. Стёпка испуганно отодвинулся и промолчал. Он уже подумывал об обратном пути, но его остановил крик: - Держи! Солнышкин поднимал тяжёлого пингвина. А вокруг него уже толкались десятки громадных белогрудых птиц с короткими чёрными крыльями. - Этого курятника мне только и не хватало! - проворчал Стёпка, передавая пингвина Хапкинсу, который так и дырявил своими глазками его фуфайку. - Быстрей, быстрей! - кричал Солнышкин попутчикам и подсаживал ещё одного пингвина. Руки закоченели, пурга била в лицо, и Солнышкину казалось, что у него внутри всё покрывается инеем, как кран у водопроводной колонки, но он не отходил от птиц. - У, чтоб вы провалились! - всхлипывал артельщик.- Скоро вы там кончитесь?! - И передавал пингвинов Хапкинсу. Но уходить без Солнышкина, с одним Хапкинсом, ему не хотелось. А Солнышкин всё торопил. Солнышкин торопился. Наконец стая была переправлена. Теперь оставался один вожак. Он стоял сбоку и смотрел, не потерялся ли кто-нибудь в этом вихре. Как капитан, он собирался уходить последним. - Пошли! - быстро сказал Солнышкин. Вожак стоял на месте.- Пошли! Солнышкин тронул его за крылышко. Громадный пингвин уронил голову ему на плечо. Солнышкин тревожно наклонился к его груди и услышал, как там что-то колыхнулось тихо-тихо. - Держись! Держись! - прикрикнул Солнышкин. Он оглянулся и вздохнул. Там, за пургой, оставался хребет, оставались безымянные вершины, до которых он сумел бы дойти. Ни антарктического снега, ни мороза, ни ветра Солнышкин не боялся. Но оставить в беде погибающую птицу Солнышкин не мог. - Держись! - сказал он, взваливая пингвина на спину, и тут увидел, как из лап птицы выкатилось большое светлое яйцо. Оно было ещё тёплым и в лёгких пушинках. Солнышкин хотел было протянуть его артельщику, но передумал, опустил яйцо за пазуху, под свитер, и полез в гору. Снег всё злее впивался в лицо, голова звенела, как колокол, но Солнышкин поднимался вверх. Наконец он поднялся на верхушку торы, выставил вперёд ногу и... полетел в пропасть. Артельщик покатился за ним, а сзади, цепляясь за артельщика, делал сальто мистер Хапкинс.
СОЛНЫШКИН ПРОДОЛЖАЕТ ПУТЬ
Солнышкин высунул голову из сугроба и встряхнулся. Перед глазами мелькнули и пронеслись миллионы белых хлопьев. Рядом выбирался из снега артельщик, а чуть дальше ворочался снежный ком, из которого торчали руки мистера Хапкинса. - Яйцо! - вскрикнул испуганно Солнышкин, но провёл рукой по свитеру и успокоился. - "Яйцо"! Тут из самого чуть яичница не получилась! - ворчал Стёпка. - Идём скорей! - сказал Солнышкин. Он посмотрел на птицу и, сняв фуфайку, укутал в неё пингвина. Самому ему оставался бабушкин свитер. - Хе-хе, зачем торопиться? Лучше один выговор, чем две сломанные ноги,отмахиваясь от снега, промычал артельщик.- Зачем т-т... - И вдруг он схватился за ворот. На шее болтался обрывок шнурка! Стёпка бросился к Хапкинсу. Но, нащупав что-то под рубахой, немного успокоился и заторопился за Солнышкиным.- Пошли! Мороз поджимал так, что коченели носы и на фуфайках трещали пуговицы. Солнышкин спешил к пароходу. - Держись! Там Челкашкин в два счёта вылечит,- подбадривал он пингвиньего капитана, не чувствуя, что птица становится тяжёлой. Он с трудом переставлял ноги и, конечно, не слышал разговора, который вели артельщик и бегущий за ним сугроб средней величины, говоривший голосом Хапкинса. - Мистер Стёпка, тысяча долларов, пока не выпала. - Нью-Йорк, Сан-Франциско, Рио-де-Жанейро! - прохрипел Стёпка и в страхе остановился: жемчужина соскользнула в штанину. - Теперь только пятьсот долларов,- пропел "сугроб". - Нью-Йорк и Сан-Франциско,- сказал артельщик и плотно сдвинул колени. - Сто долларов,- пропищал Хапкинс. - Сан-Франциско! - крикнул артельщик и вдруг подскочил, словно сойдя с ума. Ощупав штанину, которая выбилась из голенища, он взвыл и бросился назад. За ним, подпрыгивая на коротких ногах, помчался "сугробчик", в котором трудно было узнать директора крупнейшей торговой фирмы. - Пропала, пропала! - дрожал артельщик. Он упал на четвереньки и, принюхиваясь к следам, пополз, разгребая вокруг себя снег и льдины. У полыньи он остановился и схватил что-то сверкнувшее перед его глазами. Но в ту же секунду в его кулак вцепилась хваткая, вынырнувшая из метели рука. - Моя! - прохрипел артельщик. - Моя! - взвизгнул из метели мистер Хапкинс. Каждый тянул находку к себе, а пурга наметала вокруг снег, и брызги с океана обдавали всё растущий сугроб... А Солнышкин пробивался сквозь пургу и нёс на спине большую заснежённую птицу. На секунду он остановился отдохнуть и внезапно услышал, как под свитером что-то громко ударило: тук-тук-тук... Солнышкин замер. Толчок раздался снова, и там, где лежало пингвинье яйцо, хрустнула скорлупа, а в бок Солнышкину упёрся твёрдый острый клюв. Солнышкин запустил под свитер руку, и в пальцах у него затрепыхалось маленькое пушистое существо. Он услышал, как чисто и нежно пульсирует крохотное сердечко. "Живёт!" - улыбнулся Солнышкин. И хотя он очень устал и ему очень хотелось сесть, он ещё быстрей пошел наперекор вьюге. Но вьюга постепенно меняла направление, кружила, и Солнышкин двигался за ней по невидимому снежному кругу. Сквозь снег на него иногда падали лучи садящегося солнца. Тогда на бесконечном снежном полотне возникала его огромная тень. И чем сильнее гудела и выше поднималась метель, тем больше эта тень разрасталась, тем быстрей она шагала по гудящим снегам Антарктиды.
ПОМНИТЬ ТОВАРИЩЕЙ, ПАВШИХ В БОЮ!
Пионерчиков мрачно бегал по коридору. Только недавно он вернулся на судно в чудесном настроении. Он побывал в домике у полярников. Он взял интервью у иностранных гостей. Судно разгрузили в рекордный срок! И это благодаря его другу Солнышкину! И вдруг - беда! Пионерчиков и Перчиков облазили все трюмы. Они заглядывали под ящики, под брезент и даже под льдины, но Солнышкина нигде не было. В воздухе раздавались тревожные гудки. Пионерчиков покусывал губы, а в голове у него стучали, складывались горькие и мужественные слова. Он совсем не думал о статьях, о законах и ничего не хотел придумывать, но слова сами настойчиво всплывали в голове. Внезапно он остановился. С камбуза неслись какие-то сладкие, совсем неуместные запахи. В трагическую минуту кок Борщик беззаботно варил компот! Пионерчиков подскочил к камбузу и захлопнул дверь. Борщик открыл её снова. Хоть это и Антарктида, на камбузе было жарко. - Прекратите! - крикнул Пионерчиков. Борщик удивлённо пожал плечами. Откуда ему было знать, что его сладкие запахи мешают складываться мужественным и горьким словам? Он хотел что-то ответить, но Пионерчиков вдруг выхватил из кармана клочок бумаги и огрызком карандаша написал: Помнить товарищей, павших в бою, Насмерть стоять за команду свою! Он прочитал эти строчки и от неожиданности вздрогнул: это были стихи! Самые настоящие стихи! Пионерчиков побежал к Перчикову в рубку и, схватив его за руку, снова прочитал только что родившиеся строчки. Перчиков взял бумажку, посмотрел ещё раз и повторил вслух: - "Помнить товарищей, павших в бою". - Да ты знаешь, что ты написал? - сказал Перчиков.- Это закон. - Почему? - спросил Пионерчиков. - Потому,- приблизился к нему Перчиков,- потому что настоящие стихи - это настоящий закон. От таких слов хочется сделать что-то хорошее! Он распахнул иллюминатор. И тут они увидели, как вдалеке, по горам, по равнинам, движется гигантская тень человека, на плече у которого лежит какой-то груз. - Солнышкин! - крикнул Перчиков. - Солнышкин! - подхватил Пионерчиков. И друзья выскочили из рубки. - Есть Солнышкин! - кричали они. И побежали одеваться. Пионерчиков открыл свою каюту, бросился к шкафу и заметил на кровати какой-то свёрток. На нём было написано: "Тысяча рекордов!" Штурман развернул бумагу, и перед ним сверкнули удивительные коньки необычной формы. Сердце Пионерчикова вздрогнуло и зазвенело, как утренний горн. Пионерчиков надел бушлат и выбежал на палубу. - Бот на воду! - крикнул он и полез вниз по трапу. Следом за ним спускался старый Робинзон, за которым с лаем летел Верный. Последним, натягивая ушанку, торопился Перчиков. - Пионерчиков, назад! Вернитесь! - раздался сзади голос. Это кричал Моряков. (Только что по его просьбе на поиски пропавших выехал сам Полярников.) - Это не шуточки, Пионерчиков! Но голос капитана потонул в порыве метели, уже скрывшей от глаз убегающий бот. Конечно, Моряков и сам бросился бы с ними, но оставить судно он не мог.
ЧТО ЖЕ ЭТО ТАКОЕ?
Пурга клонила Солнышкина с боку на бок, как маленькую разбитую лодчонку. Вокруг поднимались волны белого холодного океана, и вихри цеплялись за ноги, как тысячи снежных кальмаров. Солнышкин сделал неверный шаг - он уже не чувствовал ног - и споткнулся. Птица съехала со спины, и только тут он увидел, что глаза пингвиньего капитана уже покрыты белым морозным инеем... Стало совсем холодно. Стало так холодно, что даже сама метель взвизгнула от мороза. "Надо идти",- подумал Солнышкин, но его ноги примёрзли ко льду, как причальные тумбы. - Надо же идти! - крикнул себе Солнышкин, но голова устало сползла на грудь, и на чубчике закачалась льдышка.
"Вот и всё,- прикрыв глаза, подумал он.- Вот тебе и океаны, и жемчужины. Вот тебе "пик Марины" и "пик Перчикова"! Он протёр кулаком слипающиеся глаза и перед самым своим носом заметил стрелку компаса, которая, как ни странно, указывала: норд! норд! "Совсем спятил старый",- грустно усмехнулся Солнышкин... И тут у самого его сердца, под ребро, ударил маленький крепкий клюв - и Солнышкин очнулся: "А как же птенец?!" Он опустил руку под свитер, и в ладони у него зашевелилось маленькое пушистое существо. "Как цыплёнок, дома, у бабушки,- подумал Солнышкин, вспомнил свой дом, запах осеннего леса, и ему показалось, что он стоит на лесной дороге рядом с селом, будто ноги его окунулись в тёплую солнечную пыль и что вокруг шумит не метель, а яркая листва на деревьях. - Ничего,- сказал Солнышкин, садясь в снег.- Сейчас мы выйдем на дорогу. Вон уже село близко. Вон тракторы едут и лают собаки. А вот моторка тарахтит на реке. И действительно, рядом послышался шум мотора, а ещё ближе раздался гул трактора. Это с моря подходил бот Пионерчикова, а по льдам грохотал вездеход Полярникова. И скоро сквозь шум пробился незнакомый голос: - Да это же пингвин, мистер Полярников! - Но послушайте, господа, разве пингвины ходят в сапогах? - Полярников отвечал выглядывающим из вездехода представителям американской холодильной фирмы, которые отправились на поиски шефа. Солнышкин приоткрыл глаз и сквозь хлопья снега увидел над собой доброе лицо Робинзона. И в ту же минуту над его ухом снова раздался голос Полярникова: - Снегом! Трите его снегом! Щёки Солнышкина лизал Верный. Рядом стоял Перчиков. Он отогревал своему другу руки, а Пионерчиков оттирал Солнышкину уши снегом. - Ты на коньках? - спросил Солнышкин, но Пионерчиков только погрозил ему кулаком. Пока Солнышкин отогревался, все начали коченеть. - А где же Хапкинс и артельщик? - спросил Полярников. Солнышкин пожал плечами. Он так и не понимал, куда они делись. Но Верный, кажется, Это понимал. Он поднял уши, понюхал воздух и, направляясь к большому торосу у края полыньи, злобно зарычал. - Что с ним? -спросил Перчиков. - Не знаю, не знаю,- качнул головой Пионерчиков. Солнышкин тоже ничего не понимал. Пёс, рыча и нервничая, рыл снег и хватал зубами сугроб. Метель относила его в сторону, но он снова набрасывался на ледяную глыбу. - А ну-ка, позвольте, я посвечу фонарём,- сказал Полярников. В антарктическую стужу и днём приходилось на всякий случай носить фонарь.Кажется, пёс бросается не зря! Там что-то есть. - Банка с эскимо,- рассмеялся кто-то из американцев. - Господа, это Антарктида! - сказал Полярников, и, словно подтверждая его слова, воющий заряд снега обрушился на замёрзших людей. Полярников направил луч фонарика на торос. Все прильнули носами к льдине и оцепенели: в глубине сверкающего льда, злобно вцепившись друг в друга и вырывая что-то из рук, леденели Хапкинс и артельщик. Представители морозильной фирмы вытянули шеи. Такого они не видели даже в самых громадных холодильных установках. Сухонький Робинзон как-то странно прищурил глаз, Полярников вздохнул. И все посмотрели на Солнышкина. Но Солнышкин и сам терялся перед зловещей загадкой.
САМЫЕ СТРАШНЫЕ СЛОВА
Моряков шагал по палубе, засыпанный снегом, как Дед Мороз, и мрачно всматривался в пургу. Борт парохода словно покрыли маленькие живые сугробы: это команда ожидала товарищей. Петькин, закутанный в тулуп, не терял времени, потихоньку ловил на удочку рыбу и относил на камбуз Борщику. Бывалый кок не жалел огня, он специально раскрыл дверь камбуза пошире, чтобы друзья могли по запаху точнее определить обратный курс. - Идут! - вдруг сказал Бурун, подставив стуже ухо. Ему послышалось вдалеке лёгкое тарахтенье. Моряков покачал головой. Он придумал самые страшные слова, которые он сейчас скажет этому мальчишке Пионерчикову. - Идут,- сказал снова Бурун. - Неужели? - насторожился Моряков. - Милей дальше или милей ближе,- сказал Ветерков, кутая горло,- но идут. Тютелька в тютельку промолчал, потому что ничего не слышал. Но Моряков уже бросился к борту. Среди льдин толкался маленький бот, на носу которого стоял Пионерчиков. - Да вы знаете что?! - крикнул ему Моряков. - Что? - спросил Пионерчиков, вобрав голову в плечи. Он ожидал чего угодно. Моряков взмахнул рукой, поднял вверх палец и тут увидел сидящего рядом с Перчиковым Солнышкина. Моряков вскинул вверх вторую руку и снова, но уже совсем по-другому, торжествуя, воскликнул: - Да вы знаете что? Пионерчиков ещё ниже опустил голову. И тогда Моряков сказал: - Вы, кажется, будете капитаном, Пионерчиков! Пионерчиков покачнулся. Этого он, конечно, не ожидал. - Но где же остальные? - уже сурово спросил Моряков. В это время к пароходу подкатил вездеход, и, прыгая с него на трап, представители холодильной фирмы сказали: - Превратились в мороженое! - Как это понимать? - удивился Моряков. - Так и понимать,- сказал Полярников, застёгивая тёплую собачью куртку. Следом за ним из вездехода вышел Робинзон. - Но что случилось? - спросил Моряков. И все снова повернулись к Солнышкину, который держал в руке маленького птенца. Но что Солнышкин мог добавить к тому, что видели все?
ОНА ПРИНАДЛЕЖИТ СОЛНЫШКИНУ!
Метель улеглась. Солнце снова лежало на льдинах как ни в чём не бывало. Моряков всё ходил по палубе. "Что же произошло? Из-за чего они могли поссориться?"- думал он, потирая пальцами лоб. - Так что же делать? - спросил Пионерчиков. - Разбить лёд! - сказал Бурун. - Но это невозможно! - воскликнул Полярников.- Это всё-таки не мороженое. Они так крепко вцепились друг в друга, что их не оторвёшь! - А что думает по этому поводу наш доктор? - спросил Моряков, глядя на Челкашкина.- Может, они оживут, если их разморозить? - Извините,- сказал Челкашкин,- но современная наука ещё не достигла таких высот. Придётся подождать,- подумал он вслух,- лет двадцать... И вообще я не собираюсь исцелять негодяев. - Но ведь вы же врач! Врач, а не судья! - повысил голос Моряков.- Ваш долг помогать любому человеку! Тем более то, что они негодяи, нужно ещё доказать. - Так в чём же дело? Что у них случилось? - вернулся к прежнему вопросу Полярников. И в это время, прорываясь сквозь толпу, на палубу влетел запыхавшийся Верный. Он быстро переступал с лапы на лапу, на боках у него звенели сосульки, а в зубах болтался целлофановый пакет. Пёс, рыча, бросил его к ногам Морякова. По палубе что-то покатилось. Моряков быстро наклонился, и на ладони у него замерцала удивительная жемчужина величиной с голубиное яйцо. Все изумлённо подались вперёд. - Позвольте,- нарушил тишину Челкашкин, потирая усики,- но это пакет от лекарства, которое я выписал артельщику. - Кому? - спросил Перчиков. - Артельщику,- подтвердил Челкашкин. - Тогда всё понятно! Всё понятно! - в возбуждении воскликнул Перчиков. Он сразу вспомнил маленькую лагуну, акулу и внезапно появившуюся опухоль на щеке артельщика.- Тогда всё понятно! Это жемчужина Солнышкина! Перчиков бросился сквозь толпу и схватил Солнышкина за руку. Он стоял в стороне, отогревая в ладонях маленького птенца. - Смотри! - крикнул радист, показывая Солнышкину на жемчужину. - А где вы её взяли? - спросил Солнышкин. Он до сих пор думал, что его жемчужина осталась в лагуне у далёкого маленького острова. Все замолчали, зато Верный завертелся и залился отчаянным лаем. - Теперь всё понятно,- сказал Моряков. - Понятно! - иронически закивали представители морозильной фирмы. Они имели в виду своего хозяина. А Робинзон, который стоял рядом с Полярниковым, грустно заметил: - Да, когда-нибудь человек приходит к тому, чего он заслуживает... Потом старый инспектор едва заметно кивнул Полярникову, и никто не обратил внимания, как он выбрался из толпы... Итак, артельщик и Хапкинс оставались в Антарктиде ждать новых достижений науки. Нужно только добавить, что во время одного из штормов льдина откололась от материка и отплыла в неизвестном направлении. А вскоре после этого некоторые суда стали встречать громадный айсберг, внутри которого можно было разглядеть две странные фигуры. Кто-то из моряков утверждает, что порой фигуры оживали и начинали злобно трясти друг друга. Некоторые даже слышали доносившиеся оттуда крики: "Моя! Моя!" Но это, конечно, относится к области фантазии. А между тем часы на пароходе "Даёшь!" точно показывали время отхода. Полярников обнял Морякова, попрощался с командой и быстро сошёл вниз по трапу, чему-то весело улыбаясь. На берегу уже собралась чуть не вся станция. Вверх летели шапки, рукавицы. И с каждой минутой всё увеличивались толпы пингвинов. Птицы толкались, подпрыгивали, словно хотели кого-то разглядеть, и махали вслед пароходу своими короткими крылышками. Боцман выбирал тросы. Антарктида оставалась позади. Солнышкин спустился в каюту. Ему было грустно. Так бывает всегда, когда прощаешься с далёкими землями. И всё-таки он улыбался. На одной руке у него сидел и с любопытством осматривал своё новое жильё маленький пингвиненок, а в другой руке ясным перламутровым светом сияла жемчужина. Не жемчужина, а целый пионерский дворец! Под ногами спокойно стучала машина, и глаза у Солнышкина начинали слипаться.
Утро встретило команду "Даёшь!" отчаянным морозом. Пар валил изо рта такими клубами, что ими можно было жонглировать. Стоило только зазеваться, и носы хрустели, как леденцы, а уши трескались, как морозные стёкла. Поэтому все работали с особенным усердием, и, когда Солнышкин поднялся наконец на палубу отдохнуть, большая часть груза лежала уже внизу. Моряков и Полярников не уходили ни на минуту. - Надо торопиться! - кричал Полярников.- К вечеру может разыграться пурга! "Надо торопиться",- тревожно подумал Солнышкин и оглядел горизонт. Солнце словно примёрзло хвостиком к льдинам и, сердясь, становилось всё красней и красней. Вокруг него вертелся и насмешливо посвистывал ветер. Маленькие пингвинчики сбивались группками и, как второклашки, толкали друг друга в бока, пробуя согреться. Но ни одного "императора", которого Солнышкин мечтал привезти для Дворца пионеров, здесь не было. - Ничего, за ледником их тысячи! - решил Солнышкин, потирая нос. Он взглянул на бронзовый компас. Стрелка неуверенно клонилась из стороны в сторону. "Колеблется старик",- подумал Солнышкин. Но впереди ярко горел величественный голубой ледник, а три вершины свысока смотрели прямо на Солнышкина: решится или нет? И Солнышкин вышел в путь. "Хе-хе, интересно,- подумал съехавший на ящике Стёпка,- интересно, куда это он смотрит? Что он там разглядел?" И решил не отставать. Не будь Солнышкина, вряд ли у него на груди покачивалась бы сейчас жемчужина. И артельщик двинулся за ним. Снег так скрипел под ногами, что ни тот, ни другой не заметили, как за ними отправился в путь ещё один искатель удачи. Он был в тяжёлой волчьей шубе. Ни Солнышкин, ни пингвины его, видимо, не интересовали. Но с артельщика он не спускал маленьких шакальих глазок. Сверкал снег, все трое быстро удалялись от парохода и становились похожими на больших чёрных пингвинов.
ДАЙТЕ, ПОЖАЛУЙСТА. РУКУ
Солнышкин бежал вперёд, как лёгкий маленький паровозик. Пар отлетал от него вправо, потому что слева, с океана, дул сильный ветер. Но скоро "паровозик" стал странно подпрыгивать и отбивать ногами "летку-енку". Треща на морозе, перед ним вырастали глыбы льда. Они сверкали и переливались цветными огнями, будто доказывали, что им тоже можно дать любое имя и вовсе незачем идти далеко. Но Солнышкину были нужны настоящие вершины. Он, покрякивая, торопился вперёд и думал, какую вершину лучше штурмовать первой... Ту, что справа, он назовёт именем Перчикова, среднюю, конечно, именем Робинзона, а ту, что слева... Солнышкин перепрыгнул через полынью и ткнулся носом в ледяную гору. Она, как волна, взлетала вверх, а где-то за ней поднимался величественный хребет с тремя вершинами. Ветер подталкивал покорителя гор и заранее трубил победу. - Вперед! - крикнул Солнышкин сам себе и... скатился вниз.- Ничего, плавали! - сказал он, разбежался и с ветерком, как на коньках, промчался снизу вверх.- Есть! - Он вцепился пальцами в верхушку бугра, подтянулся и приоткрыл рот... Хребет вместе с вершинами отодвинулся километров на пять в глубь континента. А по всему белому пространству курилась позёмка, сквозь которую виднелись настоящие королевские пингвины, настоящие "императоры". Солнышкин подул на пальцы, ударил сапогом о сапог, но отступать не собирался. Жаль только, мало времени! Он уже свесил ноги вниз, готовясь к прыжку, как вдруг за его спиной раздался голос: - Хе, хе, Солнышкин, дай, пожалуйста, руку! Он повернулся. Сзади него с сизыми от холода щеками цеплялся за лёд толстый артельщик. Солнышкин удивился. Артельщик тоже торопился к хребту. Он протянул руку, и Стёпка, взобравшись, пропыхтел: - Я с тобой, Солнышкин! - К хребту? - Да! - кивнул артельщик. В последнее время он проявлял, хе-хе, удивительную заботливость и внимание. - Тогда быстрей! - крикнул Солнышкин. Они свесили с бугра ноги, и вдруг сзади опять раздался голос: - Гив ми ё хэнд! Солнышкин подпрыгнул и, балансируя на верхушке, открыл рот. Артельщик с удивлением выкатил глаза. Вверх по склону летел доктор Хапкинс, подыскивая слова для перевода: "Дайте, пожалуйста, руку". Солнышкин и Стёпка втащили его наверх. - И вы тоже? - косясь на доктора, спросил Стёпка. - Йес! Йес! - воскликнул Хапкинс. - Пошли! - скомандовал Солнышкин. Времени оставалось в обрез. Он приготовился к прыжку и вдруг замер. Пока он втаскивал наверх нежданных попутчиков, равнину захватила такая густая метель, что "императоры" виднелись в ней еле заметными тёмными пятнами. Они отступали от океана, как матросы, потерпевшие кораблекрушение. А волны холодного снега догоняли, захлёстывали и сбивали их с ног. Птицы шли, и казалось, у них нет сил выбраться на берег. Падали птенцы, а взрослые метались в поисках укрытия. - Сюда! - крикнул Солнышкин.- Сюда! Но сзади него за спиной раздался знакомый тревожный гудок. Солнышкин оглянулся. Там, у парохода, тоже наступала пурга. Она заматывала в снежный кокон кончик мачты и красный флажок. "Даёшь!" спрятал нос в сугробы. Теперь только за бугром, на котором стоял Солнышкин, оставался ещё тихий, скрытый от пурги уголок.
А путь к хребту уже совсем исчезал за белой, беснующейся завесой. - Кажется, пора домой! - крикнул артельщик. "К вершинам, к вершинам!" - вздохнул Солнышкин, но вслух твердо сказал: - На помощь птицам.- И, держась за руку артельщика, бросился вниз. Артельщик ухватился за Хапкинса и едва не полетел в гущу пингвиньего лагеря. - Черт бы тебя побрал,- глотая снег, прохрипел артельщик,- в такой кутерьме не только ничего не найдёшь, но ещё потеряешь! - Он схватился за грудь. - На месте? - шёпотом спросил Хапкинс, протянул к нему руки. Стёпка испуганно отодвинулся и промолчал. Он уже подумывал об обратном пути, но его остановил крик: - Держи! Солнышкин поднимал тяжёлого пингвина. А вокруг него уже толкались десятки громадных белогрудых птиц с короткими чёрными крыльями. - Этого курятника мне только и не хватало! - проворчал Стёпка, передавая пингвина Хапкинсу, который так и дырявил своими глазками его фуфайку. - Быстрей, быстрей! - кричал Солнышкин попутчикам и подсаживал ещё одного пингвина. Руки закоченели, пурга била в лицо, и Солнышкину казалось, что у него внутри всё покрывается инеем, как кран у водопроводной колонки, но он не отходил от птиц. - У, чтоб вы провалились! - всхлипывал артельщик.- Скоро вы там кончитесь?! - И передавал пингвинов Хапкинсу. Но уходить без Солнышкина, с одним Хапкинсом, ему не хотелось. А Солнышкин всё торопил. Солнышкин торопился. Наконец стая была переправлена. Теперь оставался один вожак. Он стоял сбоку и смотрел, не потерялся ли кто-нибудь в этом вихре. Как капитан, он собирался уходить последним. - Пошли! - быстро сказал Солнышкин. Вожак стоял на месте.- Пошли! Солнышкин тронул его за крылышко. Громадный пингвин уронил голову ему на плечо. Солнышкин тревожно наклонился к его груди и услышал, как там что-то колыхнулось тихо-тихо. - Держись! Держись! - прикрикнул Солнышкин. Он оглянулся и вздохнул. Там, за пургой, оставался хребет, оставались безымянные вершины, до которых он сумел бы дойти. Ни антарктического снега, ни мороза, ни ветра Солнышкин не боялся. Но оставить в беде погибающую птицу Солнышкин не мог. - Держись! - сказал он, взваливая пингвина на спину, и тут увидел, как из лап птицы выкатилось большое светлое яйцо. Оно было ещё тёплым и в лёгких пушинках. Солнышкин хотел было протянуть его артельщику, но передумал, опустил яйцо за пазуху, под свитер, и полез в гору. Снег всё злее впивался в лицо, голова звенела, как колокол, но Солнышкин поднимался вверх. Наконец он поднялся на верхушку торы, выставил вперёд ногу и... полетел в пропасть. Артельщик покатился за ним, а сзади, цепляясь за артельщика, делал сальто мистер Хапкинс.
СОЛНЫШКИН ПРОДОЛЖАЕТ ПУТЬ
Солнышкин высунул голову из сугроба и встряхнулся. Перед глазами мелькнули и пронеслись миллионы белых хлопьев. Рядом выбирался из снега артельщик, а чуть дальше ворочался снежный ком, из которого торчали руки мистера Хапкинса. - Яйцо! - вскрикнул испуганно Солнышкин, но провёл рукой по свитеру и успокоился. - "Яйцо"! Тут из самого чуть яичница не получилась! - ворчал Стёпка. - Идём скорей! - сказал Солнышкин. Он посмотрел на птицу и, сняв фуфайку, укутал в неё пингвина. Самому ему оставался бабушкин свитер. - Хе-хе, зачем торопиться? Лучше один выговор, чем две сломанные ноги,отмахиваясь от снега, промычал артельщик.- Зачем т-т... - И вдруг он схватился за ворот. На шее болтался обрывок шнурка! Стёпка бросился к Хапкинсу. Но, нащупав что-то под рубахой, немного успокоился и заторопился за Солнышкиным.- Пошли! Мороз поджимал так, что коченели носы и на фуфайках трещали пуговицы. Солнышкин спешил к пароходу. - Держись! Там Челкашкин в два счёта вылечит,- подбадривал он пингвиньего капитана, не чувствуя, что птица становится тяжёлой. Он с трудом переставлял ноги и, конечно, не слышал разговора, который вели артельщик и бегущий за ним сугроб средней величины, говоривший голосом Хапкинса. - Мистер Стёпка, тысяча долларов, пока не выпала. - Нью-Йорк, Сан-Франциско, Рио-де-Жанейро! - прохрипел Стёпка и в страхе остановился: жемчужина соскользнула в штанину. - Теперь только пятьсот долларов,- пропел "сугроб". - Нью-Йорк и Сан-Франциско,- сказал артельщик и плотно сдвинул колени. - Сто долларов,- пропищал Хапкинс. - Сан-Франциско! - крикнул артельщик и вдруг подскочил, словно сойдя с ума. Ощупав штанину, которая выбилась из голенища, он взвыл и бросился назад. За ним, подпрыгивая на коротких ногах, помчался "сугробчик", в котором трудно было узнать директора крупнейшей торговой фирмы. - Пропала, пропала! - дрожал артельщик. Он упал на четвереньки и, принюхиваясь к следам, пополз, разгребая вокруг себя снег и льдины. У полыньи он остановился и схватил что-то сверкнувшее перед его глазами. Но в ту же секунду в его кулак вцепилась хваткая, вынырнувшая из метели рука. - Моя! - прохрипел артельщик. - Моя! - взвизгнул из метели мистер Хапкинс. Каждый тянул находку к себе, а пурга наметала вокруг снег, и брызги с океана обдавали всё растущий сугроб... А Солнышкин пробивался сквозь пургу и нёс на спине большую заснежённую птицу. На секунду он остановился отдохнуть и внезапно услышал, как под свитером что-то громко ударило: тук-тук-тук... Солнышкин замер. Толчок раздался снова, и там, где лежало пингвинье яйцо, хрустнула скорлупа, а в бок Солнышкину упёрся твёрдый острый клюв. Солнышкин запустил под свитер руку, и в пальцах у него затрепыхалось маленькое пушистое существо. Он услышал, как чисто и нежно пульсирует крохотное сердечко. "Живёт!" - улыбнулся Солнышкин. И хотя он очень устал и ему очень хотелось сесть, он ещё быстрей пошел наперекор вьюге. Но вьюга постепенно меняла направление, кружила, и Солнышкин двигался за ней по невидимому снежному кругу. Сквозь снег на него иногда падали лучи садящегося солнца. Тогда на бесконечном снежном полотне возникала его огромная тень. И чем сильнее гудела и выше поднималась метель, тем больше эта тень разрасталась, тем быстрей она шагала по гудящим снегам Антарктиды.
ПОМНИТЬ ТОВАРИЩЕЙ, ПАВШИХ В БОЮ!
Пионерчиков мрачно бегал по коридору. Только недавно он вернулся на судно в чудесном настроении. Он побывал в домике у полярников. Он взял интервью у иностранных гостей. Судно разгрузили в рекордный срок! И это благодаря его другу Солнышкину! И вдруг - беда! Пионерчиков и Перчиков облазили все трюмы. Они заглядывали под ящики, под брезент и даже под льдины, но Солнышкина нигде не было. В воздухе раздавались тревожные гудки. Пионерчиков покусывал губы, а в голове у него стучали, складывались горькие и мужественные слова. Он совсем не думал о статьях, о законах и ничего не хотел придумывать, но слова сами настойчиво всплывали в голове. Внезапно он остановился. С камбуза неслись какие-то сладкие, совсем неуместные запахи. В трагическую минуту кок Борщик беззаботно варил компот! Пионерчиков подскочил к камбузу и захлопнул дверь. Борщик открыл её снова. Хоть это и Антарктида, на камбузе было жарко. - Прекратите! - крикнул Пионерчиков. Борщик удивлённо пожал плечами. Откуда ему было знать, что его сладкие запахи мешают складываться мужественным и горьким словам? Он хотел что-то ответить, но Пионерчиков вдруг выхватил из кармана клочок бумаги и огрызком карандаша написал: Помнить товарищей, павших в бою, Насмерть стоять за команду свою! Он прочитал эти строчки и от неожиданности вздрогнул: это были стихи! Самые настоящие стихи! Пионерчиков побежал к Перчикову в рубку и, схватив его за руку, снова прочитал только что родившиеся строчки. Перчиков взял бумажку, посмотрел ещё раз и повторил вслух: - "Помнить товарищей, павших в бою". - Да ты знаешь, что ты написал? - сказал Перчиков.- Это закон. - Почему? - спросил Пионерчиков. - Потому,- приблизился к нему Перчиков,- потому что настоящие стихи - это настоящий закон. От таких слов хочется сделать что-то хорошее! Он распахнул иллюминатор. И тут они увидели, как вдалеке, по горам, по равнинам, движется гигантская тень человека, на плече у которого лежит какой-то груз. - Солнышкин! - крикнул Перчиков. - Солнышкин! - подхватил Пионерчиков. И друзья выскочили из рубки. - Есть Солнышкин! - кричали они. И побежали одеваться. Пионерчиков открыл свою каюту, бросился к шкафу и заметил на кровати какой-то свёрток. На нём было написано: "Тысяча рекордов!" Штурман развернул бумагу, и перед ним сверкнули удивительные коньки необычной формы. Сердце Пионерчикова вздрогнуло и зазвенело, как утренний горн. Пионерчиков надел бушлат и выбежал на палубу. - Бот на воду! - крикнул он и полез вниз по трапу. Следом за ним спускался старый Робинзон, за которым с лаем летел Верный. Последним, натягивая ушанку, торопился Перчиков. - Пионерчиков, назад! Вернитесь! - раздался сзади голос. Это кричал Моряков. (Только что по его просьбе на поиски пропавших выехал сам Полярников.) - Это не шуточки, Пионерчиков! Но голос капитана потонул в порыве метели, уже скрывшей от глаз убегающий бот. Конечно, Моряков и сам бросился бы с ними, но оставить судно он не мог.
ЧТО ЖЕ ЭТО ТАКОЕ?
Пурга клонила Солнышкина с боку на бок, как маленькую разбитую лодчонку. Вокруг поднимались волны белого холодного океана, и вихри цеплялись за ноги, как тысячи снежных кальмаров. Солнышкин сделал неверный шаг - он уже не чувствовал ног - и споткнулся. Птица съехала со спины, и только тут он увидел, что глаза пингвиньего капитана уже покрыты белым морозным инеем... Стало совсем холодно. Стало так холодно, что даже сама метель взвизгнула от мороза. "Надо идти",- подумал Солнышкин, но его ноги примёрзли ко льду, как причальные тумбы. - Надо же идти! - крикнул себе Солнышкин, но голова устало сползла на грудь, и на чубчике закачалась льдышка.
"Вот и всё,- прикрыв глаза, подумал он.- Вот тебе и океаны, и жемчужины. Вот тебе "пик Марины" и "пик Перчикова"! Он протёр кулаком слипающиеся глаза и перед самым своим носом заметил стрелку компаса, которая, как ни странно, указывала: норд! норд! "Совсем спятил старый",- грустно усмехнулся Солнышкин... И тут у самого его сердца, под ребро, ударил маленький крепкий клюв - и Солнышкин очнулся: "А как же птенец?!" Он опустил руку под свитер, и в ладони у него зашевелилось маленькое пушистое существо. "Как цыплёнок, дома, у бабушки,- подумал Солнышкин, вспомнил свой дом, запах осеннего леса, и ему показалось, что он стоит на лесной дороге рядом с селом, будто ноги его окунулись в тёплую солнечную пыль и что вокруг шумит не метель, а яркая листва на деревьях. - Ничего,- сказал Солнышкин, садясь в снег.- Сейчас мы выйдем на дорогу. Вон уже село близко. Вон тракторы едут и лают собаки. А вот моторка тарахтит на реке. И действительно, рядом послышался шум мотора, а ещё ближе раздался гул трактора. Это с моря подходил бот Пионерчикова, а по льдам грохотал вездеход Полярникова. И скоро сквозь шум пробился незнакомый голос: - Да это же пингвин, мистер Полярников! - Но послушайте, господа, разве пингвины ходят в сапогах? - Полярников отвечал выглядывающим из вездехода представителям американской холодильной фирмы, которые отправились на поиски шефа. Солнышкин приоткрыл глаз и сквозь хлопья снега увидел над собой доброе лицо Робинзона. И в ту же минуту над его ухом снова раздался голос Полярникова: - Снегом! Трите его снегом! Щёки Солнышкина лизал Верный. Рядом стоял Перчиков. Он отогревал своему другу руки, а Пионерчиков оттирал Солнышкину уши снегом. - Ты на коньках? - спросил Солнышкин, но Пионерчиков только погрозил ему кулаком. Пока Солнышкин отогревался, все начали коченеть. - А где же Хапкинс и артельщик? - спросил Полярников. Солнышкин пожал плечами. Он так и не понимал, куда они делись. Но Верный, кажется, Это понимал. Он поднял уши, понюхал воздух и, направляясь к большому торосу у края полыньи, злобно зарычал. - Что с ним? -спросил Перчиков. - Не знаю, не знаю,- качнул головой Пионерчиков. Солнышкин тоже ничего не понимал. Пёс, рыча и нервничая, рыл снег и хватал зубами сугроб. Метель относила его в сторону, но он снова набрасывался на ледяную глыбу. - А ну-ка, позвольте, я посвечу фонарём,- сказал Полярников. В антарктическую стужу и днём приходилось на всякий случай носить фонарь.Кажется, пёс бросается не зря! Там что-то есть. - Банка с эскимо,- рассмеялся кто-то из американцев. - Господа, это Антарктида! - сказал Полярников, и, словно подтверждая его слова, воющий заряд снега обрушился на замёрзших людей. Полярников направил луч фонарика на торос. Все прильнули носами к льдине и оцепенели: в глубине сверкающего льда, злобно вцепившись друг в друга и вырывая что-то из рук, леденели Хапкинс и артельщик. Представители морозильной фирмы вытянули шеи. Такого они не видели даже в самых громадных холодильных установках. Сухонький Робинзон как-то странно прищурил глаз, Полярников вздохнул. И все посмотрели на Солнышкина. Но Солнышкин и сам терялся перед зловещей загадкой.
САМЫЕ СТРАШНЫЕ СЛОВА
Моряков шагал по палубе, засыпанный снегом, как Дед Мороз, и мрачно всматривался в пургу. Борт парохода словно покрыли маленькие живые сугробы: это команда ожидала товарищей. Петькин, закутанный в тулуп, не терял времени, потихоньку ловил на удочку рыбу и относил на камбуз Борщику. Бывалый кок не жалел огня, он специально раскрыл дверь камбуза пошире, чтобы друзья могли по запаху точнее определить обратный курс. - Идут! - вдруг сказал Бурун, подставив стуже ухо. Ему послышалось вдалеке лёгкое тарахтенье. Моряков покачал головой. Он придумал самые страшные слова, которые он сейчас скажет этому мальчишке Пионерчикову. - Идут,- сказал снова Бурун. - Неужели? - насторожился Моряков. - Милей дальше или милей ближе,- сказал Ветерков, кутая горло,- но идут. Тютелька в тютельку промолчал, потому что ничего не слышал. Но Моряков уже бросился к борту. Среди льдин толкался маленький бот, на носу которого стоял Пионерчиков. - Да вы знаете что?! - крикнул ему Моряков. - Что? - спросил Пионерчиков, вобрав голову в плечи. Он ожидал чего угодно. Моряков взмахнул рукой, поднял вверх палец и тут увидел сидящего рядом с Перчиковым Солнышкина. Моряков вскинул вверх вторую руку и снова, но уже совсем по-другому, торжествуя, воскликнул: - Да вы знаете что? Пионерчиков ещё ниже опустил голову. И тогда Моряков сказал: - Вы, кажется, будете капитаном, Пионерчиков! Пионерчиков покачнулся. Этого он, конечно, не ожидал. - Но где же остальные? - уже сурово спросил Моряков. В это время к пароходу подкатил вездеход, и, прыгая с него на трап, представители холодильной фирмы сказали: - Превратились в мороженое! - Как это понимать? - удивился Моряков. - Так и понимать,- сказал Полярников, застёгивая тёплую собачью куртку. Следом за ним из вездехода вышел Робинзон. - Но что случилось? - спросил Моряков. И все снова повернулись к Солнышкину, который держал в руке маленького птенца. Но что Солнышкин мог добавить к тому, что видели все?
ОНА ПРИНАДЛЕЖИТ СОЛНЫШКИНУ!
Метель улеглась. Солнце снова лежало на льдинах как ни в чём не бывало. Моряков всё ходил по палубе. "Что же произошло? Из-за чего они могли поссориться?"- думал он, потирая пальцами лоб. - Так что же делать? - спросил Пионерчиков. - Разбить лёд! - сказал Бурун. - Но это невозможно! - воскликнул Полярников.- Это всё-таки не мороженое. Они так крепко вцепились друг в друга, что их не оторвёшь! - А что думает по этому поводу наш доктор? - спросил Моряков, глядя на Челкашкина.- Может, они оживут, если их разморозить? - Извините,- сказал Челкашкин,- но современная наука ещё не достигла таких высот. Придётся подождать,- подумал он вслух,- лет двадцать... И вообще я не собираюсь исцелять негодяев. - Но ведь вы же врач! Врач, а не судья! - повысил голос Моряков.- Ваш долг помогать любому человеку! Тем более то, что они негодяи, нужно ещё доказать. - Так в чём же дело? Что у них случилось? - вернулся к прежнему вопросу Полярников. И в это время, прорываясь сквозь толпу, на палубу влетел запыхавшийся Верный. Он быстро переступал с лапы на лапу, на боках у него звенели сосульки, а в зубах болтался целлофановый пакет. Пёс, рыча, бросил его к ногам Морякова. По палубе что-то покатилось. Моряков быстро наклонился, и на ладони у него замерцала удивительная жемчужина величиной с голубиное яйцо. Все изумлённо подались вперёд. - Позвольте,- нарушил тишину Челкашкин, потирая усики,- но это пакет от лекарства, которое я выписал артельщику. - Кому? - спросил Перчиков. - Артельщику,- подтвердил Челкашкин. - Тогда всё понятно! Всё понятно! - в возбуждении воскликнул Перчиков. Он сразу вспомнил маленькую лагуну, акулу и внезапно появившуюся опухоль на щеке артельщика.- Тогда всё понятно! Это жемчужина Солнышкина! Перчиков бросился сквозь толпу и схватил Солнышкина за руку. Он стоял в стороне, отогревая в ладонях маленького птенца. - Смотри! - крикнул радист, показывая Солнышкину на жемчужину. - А где вы её взяли? - спросил Солнышкин. Он до сих пор думал, что его жемчужина осталась в лагуне у далёкого маленького острова. Все замолчали, зато Верный завертелся и залился отчаянным лаем. - Теперь всё понятно,- сказал Моряков. - Понятно! - иронически закивали представители морозильной фирмы. Они имели в виду своего хозяина. А Робинзон, который стоял рядом с Полярниковым, грустно заметил: - Да, когда-нибудь человек приходит к тому, чего он заслуживает... Потом старый инспектор едва заметно кивнул Полярникову, и никто не обратил внимания, как он выбрался из толпы... Итак, артельщик и Хапкинс оставались в Антарктиде ждать новых достижений науки. Нужно только добавить, что во время одного из штормов льдина откололась от материка и отплыла в неизвестном направлении. А вскоре после этого некоторые суда стали встречать громадный айсберг, внутри которого можно было разглядеть две странные фигуры. Кто-то из моряков утверждает, что порой фигуры оживали и начинали злобно трясти друг друга. Некоторые даже слышали доносившиеся оттуда крики: "Моя! Моя!" Но это, конечно, относится к области фантазии. А между тем часы на пароходе "Даёшь!" точно показывали время отхода. Полярников обнял Морякова, попрощался с командой и быстро сошёл вниз по трапу, чему-то весело улыбаясь. На берегу уже собралась чуть не вся станция. Вверх летели шапки, рукавицы. И с каждой минутой всё увеличивались толпы пингвинов. Птицы толкались, подпрыгивали, словно хотели кого-то разглядеть, и махали вслед пароходу своими короткими крылышками. Боцман выбирал тросы. Антарктида оставалась позади. Солнышкин спустился в каюту. Ему было грустно. Так бывает всегда, когда прощаешься с далёкими землями. И всё-таки он улыбался. На одной руке у него сидел и с любопытством осматривал своё новое жильё маленький пингвиненок, а в другой руке ясным перламутровым светом сияла жемчужина. Не жемчужина, а целый пионерский дворец! Под ногами спокойно стучала машина, и глаза у Солнышкина начинали слипаться.