Страница:
Скорость снижения «Реактавра» равнялась двадцати — двадцати пяти метрам в секунду. А затем в нескольких метрах над землей срабатывали тормозные двигатели, «гася» скорость до нуля. Вроде бы все несложно и объяснимо. Но экипаж, помещенный внутри БМД-1, должен был не только совершить десантирование, но и, перенеся значительную нагрузку, вступить с ходу в бой. И здесь слово было за испытателями. Перед людьми в небо отправились собаки. Смышленый пес Буран имел за своими плечами несколько десантирований, а вот очередное оказалось печальным и для него, и для всего комплекса. Случилось невероятное. БМД вышла из самолета, а единственный купол, призванный стабилизировать падение боевой машины, вдруг ни с того ни с сего лопнул, как мыльный пузырь. Так без руля и без ветрил «бээмдэшка» и «просвистела» до самой земли. И это накануне основного эксперимента — десантирования людей!
Генерал-лейтенант К. Я. Курочкин на правах заместителя командующего ВДВ сказал как отрезал:
— Курсанты пусть науку грызут, а «Реактавр» в парке отдыхает.
Полковник В. К. Парийский и капитан А. В. Маргелов были ошарашены таким распоряжением. Единичный случай — не система, убежденно доказывали они Курочкину. Да и жалко несколько месяцев трудов бросать псу под хвост!
От выпускников училища курсантов В. И. Алымова и Н. Г. Шевелева, проходивших подготовку к десантированию, скрывать катастрофу не стали. Одному Богу были известны доводы, которые пустили в ход все участники эксперимента, но генерал Курочкин уступил.
Позиция Государственного научно-исследовательского института ВВС им. В. П. Чкалова относительно безопасности десантирования людей в БМД на любых системах оставалась по-прежнему жесткой. С мнением ведущих специалистов этого института с мировым именем считались как при разработке космических, так и летно-испытательных программ. Не отвергал выводов НИИ и командующий ВДВ, для которого жизнь десантника никогда не являлась разменной монетой.
В предложениях, высказанных В. Ф. Маргеловым на одом из совещаний Научно-технического комитета ВДВ, была заложена, казалось бы, неисполнимая задача: доставка экипажа боевой машины, артиллерийского орудия на землю десантирование с платформы в случае отказа какого-либо элемента многокупольной или реактивной парашютной системы. Так зародилась программа совместного десантирования людей и техники, на языке разработчиков НИИ автоматических устройств — КСД.
Что это означало? Два члена БМД-1 — командир и наводчик-оператор размещаются в самой машине, а четыре человека — в небольшой кабинке, расположенной на платформе. Нетрудно рассмотреть в таком решении некоторую половинчатость. Во-первых, экипаж БМД-1 — семь человек, двое же его главных специалистов остаются, как и прежде, без спасательных средств. К тому же комплекс совместного десантирования с точки зрения производства оказался сложноисполнимым и дорогостоящим. Однако проект был профинансирован, и требовалось провести его испытания. Понадобились добровольцы. Первым стал парашютист-испытатель Валерий Галайда. Следом за ним в мае 1975 года совершили десантирование совместно с боевой техникой солдаты срочной службы А. В. Кармолитов и В. В. Ермолин. Готовил их к опасному эксперименту Александр Маргелов. Но командующий усложнил задачу: в парашютной системе — сбой, и один из участников эксперимента, который проводился 26 августа 1975 года, должен был покинуть платформу. Маргелов-младший на сей раз исполнял обязанности командира БМД-1, механиком-водителем был назначен майор Леонид Щербаков, а майору Александру Петриченко, инженеру-испытателю, предстояло совершить прыжок на парашюте со снижающейся платформы. Что он и выполнил блестяще.
И все же оценка, данная ими комплексу, в целом была отрицательной. Но поскольку лучшего средства для десантирования артиллерийских орудий, расчет которых составлял четыре-пять человек, в то время в ВДВ не имелось, то комплекс еще некоторое время состоял на вооружении. С переходом всего артиллерийского парка ВДВ на гусеничную базу потребность в таком комплексе и вовсе отпала. На повестку дня вновь был поставлен вопрос об испытаниях «Реактавра». Командующий желал окончательно убедиться, что экипаж БМД-1 в полном составе, спустившись с небес на землю, будет боеспособен, а следовательно, такой способ десантирования — самый оптимальный в боевых условиях.
На сей раз испытательным полигоном была избрана площадка приземления 76-й гвардейской Псковской дивизии При подготовке к эксперименту все было оговорено: майор Александр Маргелов — командир боевой машины, механик водитель подполковник Леонид Щербаков, дублеры — гвардейцы срочной службы.
Прирожденному танкисту Л. И. Щербакову даже и во сне не могло привидеться, что он вдруг изменит своему р0ду войск и переметнется в «десантуру». В его офицерской жизни, которая началась после окончания Киевского танко-технического училища, все шло своим чередом: служба в танковых частях, Военная академия бронетанковых войск и назначение в подмосковную Кубинку, где проходили обкатку и доводку многие образцы бронированных боевых машин. Сюда же была направлена на испытания и БМД-1, с которой Л. И. Щербаков словно сроднился. И немудрено. На первой «бээмдэшке» он проколесил тысячи верст, а В. Ф. Маргелов приметил бесконечно влюбленного в свое дело офицера и упросил А. X. Бабаджаняна, маршала бронетанковых войск, которому подчинялся НИИ в Кубинке, дать согласие на перевод майора Щербакова в его воздушно-десантное ведомство. Десантная биография майора поначалу чем-то напоминала страницы из жизни командующего ВДВ: первый парашютный прыжок — удар, перелом, гипс с автографами соседей по Ан-2...
Так в январе 1973 года Л. И. Щербаков стал старшим инженером Научно-технического комитета ВДВ и немало сделал для того, чтобы о боевой машине десанта говорили не с черным армейским юмором, а как о серьезном средстве, способном облегчить гвардейцам выполнение задач в тылу противника. Щербаков, как мы уже убедились, проявил немало мужества, согласившись стать добровольцем в эксперименте по выброске комплекса совместного десантирования. На очереди был не менее сложный эксперимент — прыжок на парашютно-реактивной системе, без платформы, с пенопластовым амортизатором.
К 23 января 1976 года «Реактавр» был готов к проведению эксперимента. Оказалось, что экипаж самолета Ан-12Б, прилетевшего на аэродром, был тот же, что и при десантировании «Кентавра», и это обстоятельство сулило удачу. И вот взлет! Слово Александру Маргелову:
Как бы ни был налажен конвейер Волгоградского завода по производству боевых машин десанта, вооружить в короткий срок современной техникой все части и соединения Воздушно-десантных войск было невозможно, и «бээмдэшки» поступали в полки небольшими партиями. Другое дело — 44-я учебная дивизия, в которой курсанты осваивали специальности механика-водителя, наводчика, оператора, командира. Но у командующего была своя задумка. Василий Филиппович избрал 7-ю гвардейскую Каунасскую дивизию базовой для проведения сборов руководящего состава ВДВ и Для создания образцовой материально-технической базы, с тем чтобы внедрить подобное и в других соединениях. Отрицать тот факт, что В. С. Краеву, который в 1975 году после окончания Академии Генштаба был назначен командиром «семерки», помогали многие соединения, было бессмысленно. Но также были безосновательны упреки в адресу Маргелова по поводу очередного витка «показухи» и «очковтирательства», которые якобы превратили боевые батальоны в стройбаты.
В то время как дивизия полным ходом вела подготовку упомянутым сборам, на которые командующий намечал привлечь руководителей предприятий ВПК, конструкторов и ученых, в Комитете партийного контроля, который возглавлял А. Я. Пельше, разбирали анонимку на комдива 7-й воздушно-десантной дивизии Краева.
— Аж на двенадцати страницах! — возмущался командующий, сообщив Краеву об анонимке. — Я-то доподлинно знаю, что все это ложь: и что дивизия не боеготовая, и что оценка ей за 1976 год завышена, и что я тебе покровительствую, превратив соединение в строительную команду
Я позвонил министру обороны и попросил направить в дивизию независимую комиссию. Он согласился. Так что через неделю жди гостей.
Целых десять дней группа офицеров Главного управления кадров, Генерального штаба и Главного политического управления провела в частях Каунасской дивизии. На подведении итогов председатель комиссии заключил:
— То, что мы увидели в дивизии, нас потрясло. То, что делается в дивизии, достойно не осуждения, а восхищения.
Так об этом и доложу министру обороны.
Реакция Д. Ф. Устинова на столь оптимистический доклад была несколько иной: провести по завершению зимнего периода обучения комплексную проверку соединения. На этот раз единственный офицер в звании полковника среди проверяющих оказался «белой вороной». В «хозяйство» В. С. Краева пожаловало двадцать девять генералов во главе с генерал-полковником Н. Н. Алексеевым, которому, как председателю комиссии, и предстояло вынести окончательный вердикт по анонимке: имеют ли сообщенные факты под собой какие-либо основания либо это чистый наговор. Понадобилось несколько дней, чтобы справедливость восторжествовала. В чем, собственно, командующий ВДВ, сопровождавший проверяющих, но казавшийся как бы сторонним наблюдателем, и не сомневался.
— Не нервничай, — поддерживал он Краева. — Покажи все, что сделано, а главное, во имя чего.
Высокие чины, уезжая из Каунаса, сошлись в едином мнении: «Личный состав дивизии творит чудеса». Начальник Генерального штаба маршал Н. В. Огарков и его заместитель С. Ф. Ахромеев, которые вскоре побывали У В. С. Краева в гостях, с мнением предыдущей комиссии согласились целиком и полностью. Более того, по праву члена Комитета по Государственным премиям Союза ССР в области науки и техники Огарков предложил командующему подготовить документы на офицеров и генералов, которые непременно будут включены в число соискателей самой высокой государственной награды. Получив список на кандидатов от воздушно-десантных войск, он собственноручно добавил в него фамилию «Маргелов». Постановлением Центрального Комитета КПСС и Совета Министров Союза ССР от 5 ноября 1975 года Василию Филипповичу Маргелову в числе десяти наиболее отличившихся создателей уникального учебного комплекса была присуждена Государственная премия СССР «За работу в области машиностроения». Подписал документ председатель Комитета по Ленинским и Государственным премиям СССР в области науки и техники, академик М. Келдыш.
Можно представить, каково было безвестному пасквилянту, когда на банкете по случаю вручения символов мудрости, доблести и заслуг перед государством лилось шампанское и звучали тосты в честь тех, кого он попытался испачкать грязью.
Краснознаменное десантное
Генерал-лейтенант К. Я. Курочкин на правах заместителя командующего ВДВ сказал как отрезал:
— Курсанты пусть науку грызут, а «Реактавр» в парке отдыхает.
Полковник В. К. Парийский и капитан А. В. Маргелов были ошарашены таким распоряжением. Единичный случай — не система, убежденно доказывали они Курочкину. Да и жалко несколько месяцев трудов бросать псу под хвост!
От выпускников училища курсантов В. И. Алымова и Н. Г. Шевелева, проходивших подготовку к десантированию, скрывать катастрофу не стали. Одному Богу были известны доводы, которые пустили в ход все участники эксперимента, но генерал Курочкин уступил.
Позиция Государственного научно-исследовательского института ВВС им. В. П. Чкалова относительно безопасности десантирования людей в БМД на любых системах оставалась по-прежнему жесткой. С мнением ведущих специалистов этого института с мировым именем считались как при разработке космических, так и летно-испытательных программ. Не отвергал выводов НИИ и командующий ВДВ, для которого жизнь десантника никогда не являлась разменной монетой.
В предложениях, высказанных В. Ф. Маргеловым на одом из совещаний Научно-технического комитета ВДВ, была заложена, казалось бы, неисполнимая задача: доставка экипажа боевой машины, артиллерийского орудия на землю десантирование с платформы в случае отказа какого-либо элемента многокупольной или реактивной парашютной системы. Так зародилась программа совместного десантирования людей и техники, на языке разработчиков НИИ автоматических устройств — КСД.
Что это означало? Два члена БМД-1 — командир и наводчик-оператор размещаются в самой машине, а четыре человека — в небольшой кабинке, расположенной на платформе. Нетрудно рассмотреть в таком решении некоторую половинчатость. Во-первых, экипаж БМД-1 — семь человек, двое же его главных специалистов остаются, как и прежде, без спасательных средств. К тому же комплекс совместного десантирования с точки зрения производства оказался сложноисполнимым и дорогостоящим. Однако проект был профинансирован, и требовалось провести его испытания. Понадобились добровольцы. Первым стал парашютист-испытатель Валерий Галайда. Следом за ним в мае 1975 года совершили десантирование совместно с боевой техникой солдаты срочной службы А. В. Кармолитов и В. В. Ермолин. Готовил их к опасному эксперименту Александр Маргелов. Но командующий усложнил задачу: в парашютной системе — сбой, и один из участников эксперимента, который проводился 26 августа 1975 года, должен был покинуть платформу. Маргелов-младший на сей раз исполнял обязанности командира БМД-1, механиком-водителем был назначен майор Леонид Щербаков, а майору Александру Петриченко, инженеру-испытателю, предстояло совершить прыжок на парашюте со снижающейся платформы. Что он и выполнил блестяще.
И все же оценка, данная ими комплексу, в целом была отрицательной. Но поскольку лучшего средства для десантирования артиллерийских орудий, расчет которых составлял четыре-пять человек, в то время в ВДВ не имелось, то комплекс еще некоторое время состоял на вооружении. С переходом всего артиллерийского парка ВДВ на гусеничную базу потребность в таком комплексе и вовсе отпала. На повестку дня вновь был поставлен вопрос об испытаниях «Реактавра». Командующий желал окончательно убедиться, что экипаж БМД-1 в полном составе, спустившись с небес на землю, будет боеспособен, а следовательно, такой способ десантирования — самый оптимальный в боевых условиях.
На сей раз испытательным полигоном была избрана площадка приземления 76-й гвардейской Псковской дивизии При подготовке к эксперименту все было оговорено: майор Александр Маргелов — командир боевой машины, механик водитель подполковник Леонид Щербаков, дублеры — гвардейцы срочной службы.
Прирожденному танкисту Л. И. Щербакову даже и во сне не могло привидеться, что он вдруг изменит своему р0ду войск и переметнется в «десантуру». В его офицерской жизни, которая началась после окончания Киевского танко-технического училища, все шло своим чередом: служба в танковых частях, Военная академия бронетанковых войск и назначение в подмосковную Кубинку, где проходили обкатку и доводку многие образцы бронированных боевых машин. Сюда же была направлена на испытания и БМД-1, с которой Л. И. Щербаков словно сроднился. И немудрено. На первой «бээмдэшке» он проколесил тысячи верст, а В. Ф. Маргелов приметил бесконечно влюбленного в свое дело офицера и упросил А. X. Бабаджаняна, маршала бронетанковых войск, которому подчинялся НИИ в Кубинке, дать согласие на перевод майора Щербакова в его воздушно-десантное ведомство. Десантная биография майора поначалу чем-то напоминала страницы из жизни командующего ВДВ: первый парашютный прыжок — удар, перелом, гипс с автографами соседей по Ан-2...
Так в январе 1973 года Л. И. Щербаков стал старшим инженером Научно-технического комитета ВДВ и немало сделал для того, чтобы о боевой машине десанта говорили не с черным армейским юмором, а как о серьезном средстве, способном облегчить гвардейцам выполнение задач в тылу противника. Щербаков, как мы уже убедились, проявил немало мужества, согласившись стать добровольцем в эксперименте по выброске комплекса совместного десантирования. На очереди был не менее сложный эксперимент — прыжок на парашютно-реактивной системе, без платформы, с пенопластовым амортизатором.
К 23 января 1976 года «Реактавр» был готов к проведению эксперимента. Оказалось, что экипаж самолета Ан-12Б, прилетевшего на аэродром, был тот же, что и при десантировании «Кентавра», и это обстоятельство сулило удачу. И вот взлет! Слово Александру Маргелову:
«Долго лететь не пришлось... После объявления двухминутной готовности экипаж перешел на прямую связь с землей... она оказалась односторонней... "Реактавры" слышали "землю", а их не слышали. Полковник Б. Г. Жуков, отвечавший за связь, сообщил: "Вытяжной парашют извлек комплекс из самолета". Опять "маятник". Снова голос Жукова: "Парашютная система работает нормально". Снижение на стабилизирующем парашюте, раскрылся основной купол, вышли на предусмотренную длину два телескопических щупа. В момент их касания с землей сработали двигатели мягкой посадки — взрыв, газы, дым! Рядом приземлился прыгнувший вслед за комплексом Парийский».А дальше состоялось то, для чего и проводился эксперимент. «Десантавры» моментально пришли в себя и, сориентировавшись на местности, принялись ее утюжить и поливать свинцом. Вздымая снежную пыль, машина остановила свой бег возле трибуны, где собрались «зрители»: командующий ВДВ В. Ф. Маргелов, руководитель проекта А. И. Привалов, Г. И. Северин, Н. М. Рудный, партийные и советские руководители Псковской области. Маргелов-младший доложил о выполнении задания Маргелову-старшему. «Десантаврам» пожимали руки, их обнимали и называли героями. Кто-то из партийцев даже попытался связаться с Генеральным секретарем ЦК КПСС Л. И. Брежневым и отрапортовать об успехе. Но командующий ВДВ возразил: эмоции вскоре улягутся, а министр обороны не примет никакого решения, пока не получит обстоятельные отзывы об испытаниях.
Как бы ни был налажен конвейер Волгоградского завода по производству боевых машин десанта, вооружить в короткий срок современной техникой все части и соединения Воздушно-десантных войск было невозможно, и «бээмдэшки» поступали в полки небольшими партиями. Другое дело — 44-я учебная дивизия, в которой курсанты осваивали специальности механика-водителя, наводчика, оператора, командира. Но у командующего была своя задумка. Василий Филиппович избрал 7-ю гвардейскую Каунасскую дивизию базовой для проведения сборов руководящего состава ВДВ и Для создания образцовой материально-технической базы, с тем чтобы внедрить подобное и в других соединениях. Отрицать тот факт, что В. С. Краеву, который в 1975 году после окончания Академии Генштаба был назначен командиром «семерки», помогали многие соединения, было бессмысленно. Но также были безосновательны упреки в адресу Маргелова по поводу очередного витка «показухи» и «очковтирательства», которые якобы превратили боевые батальоны в стройбаты.
В то время как дивизия полным ходом вела подготовку упомянутым сборам, на которые командующий намечал привлечь руководителей предприятий ВПК, конструкторов и ученых, в Комитете партийного контроля, который возглавлял А. Я. Пельше, разбирали анонимку на комдива 7-й воздушно-десантной дивизии Краева.
— Аж на двенадцати страницах! — возмущался командующий, сообщив Краеву об анонимке. — Я-то доподлинно знаю, что все это ложь: и что дивизия не боеготовая, и что оценка ей за 1976 год завышена, и что я тебе покровительствую, превратив соединение в строительную команду
Я позвонил министру обороны и попросил направить в дивизию независимую комиссию. Он согласился. Так что через неделю жди гостей.
Целых десять дней группа офицеров Главного управления кадров, Генерального штаба и Главного политического управления провела в частях Каунасской дивизии. На подведении итогов председатель комиссии заключил:
— То, что мы увидели в дивизии, нас потрясло. То, что делается в дивизии, достойно не осуждения, а восхищения.
Так об этом и доложу министру обороны.
Реакция Д. Ф. Устинова на столь оптимистический доклад была несколько иной: провести по завершению зимнего периода обучения комплексную проверку соединения. На этот раз единственный офицер в звании полковника среди проверяющих оказался «белой вороной». В «хозяйство» В. С. Краева пожаловало двадцать девять генералов во главе с генерал-полковником Н. Н. Алексеевым, которому, как председателю комиссии, и предстояло вынести окончательный вердикт по анонимке: имеют ли сообщенные факты под собой какие-либо основания либо это чистый наговор. Понадобилось несколько дней, чтобы справедливость восторжествовала. В чем, собственно, командующий ВДВ, сопровождавший проверяющих, но казавшийся как бы сторонним наблюдателем, и не сомневался.
— Не нервничай, — поддерживал он Краева. — Покажи все, что сделано, а главное, во имя чего.
Высокие чины, уезжая из Каунаса, сошлись в едином мнении: «Личный состав дивизии творит чудеса». Начальник Генерального штаба маршал Н. В. Огарков и его заместитель С. Ф. Ахромеев, которые вскоре побывали У В. С. Краева в гостях, с мнением предыдущей комиссии согласились целиком и полностью. Более того, по праву члена Комитета по Государственным премиям Союза ССР в области науки и техники Огарков предложил командующему подготовить документы на офицеров и генералов, которые непременно будут включены в число соискателей самой высокой государственной награды. Получив список на кандидатов от воздушно-десантных войск, он собственноручно добавил в него фамилию «Маргелов». Постановлением Центрального Комитета КПСС и Совета Министров Союза ССР от 5 ноября 1975 года Василию Филипповичу Маргелову в числе десяти наиболее отличившихся создателей уникального учебного комплекса была присуждена Государственная премия СССР «За работу в области машиностроения». Подписал документ председатель Комитета по Ленинским и Государственным премиям СССР в области науки и техники, академик М. Келдыш.
Можно представить, каково было безвестному пасквилянту, когда на банкете по случаю вручения символов мудрости, доблести и заслуг перед государством лилось шампанское и звучали тосты в честь тех, кого он попытался испачкать грязью.
Краснознаменное десантное
В июне 1812 года, за несколько дней до нашествия Наполеона на Россию, в старинном русском городе Рязани произошло важное событие — освящение закладного камня духовной семинарии. Проекты и чертежи были присланы из Санкт-Петербурга и одобрены Святейшим синодом, а казна отпустила на строительство здания 200 тысяч рублей. Сумма по тем временам значительная. В сентябре 1814 года главное здание семинарии, расположенное между церковью Бориса и Глеба и кремлем, приняло первых учеников. И с той поры более века воспитанники рязанской духовной семинарии верой и правдой служили Русской православной церкви и российской науке.
Может возникнуть вполне закономерный вопрос: «Каким образом?» Духовные власти, предполагая, что подвижническое служение Господу дано не всем, не мешали выпускникам самостоятельно избирать жизненный путь. Часть семинаристов совершала постриг, большая часть становилась священнослужителями, а некоторые отправлялись на «вольные хлеба», получив основательные знания по медицине, сельскому хозяйству и естественной истории. Среди них мы находим имена светил русской науки: терапевта Н. Е. Дядьковского, физиолога И. Т. Глебова, дерматолога А. Г. Полотебнова и первого российского нобелевского лауреата И. П. Павлова. Заметный след в богословии оставил И. И. Дмитревский, служивший в Священном синоде.
На протяжении столетия существования духовной семинарии сложился стройный свод правил внутреннего распорядка и поведения воспитанников. Приведем некоторые:
— Цель семинарского обучения — образовать просвещенных священнослужителей.
— Нравственное воспитание в семинарии имеет целью правильное образование характера учащихся соответственно их будущему назначению.
— Упражнения, располагающие к благочестию, должны быть свято соблюдаемы.
— Все ученики должны соблюдать с точностью все посты.
— С товарищами ученики должны быть дружелюбны, не должны допускать неучтивых, грубых шуток, а тем более оскорбительных насмешек, брани и ссор. Товарищество не должно служить к прикрытию дурных поступков.
— Ежедневно воспитанники в урочные часы: утром в 7, а вечером в 10 часов должны являться на молитву утреннюю и вечернюю.
— Чтение и пение молитв должны совершаться неспешно, без крика, благоговейно.
— Одежда у всех учеников должна быть одинакова по цвету и покрою и сшита по определенным образцам. Поэтому всякие уклонения в одежде, особенно с претензиями на щегольство и подражание моде, не должны быть допускаемы.
— Прическа волос должна быть прилична, носить бороды, усы, бакенбарды и длинные волосы запрещается.
— На дни воскресные и праздники ученики могут быть увольняемы из семинарии. В учебные же дни только в случаях экстренных, по причинам уважительным.
— Ушедшие без дозволения из семинарского корпуса подвергаются строгому взысканию.
Неизвестно, сколь долго продолжалась бы семинарская жизнь, если бы не Октябрьская революция 1917 года. Сразу выяснилось, что новая власть имеет свои идеалы, отличные от тех, которые исповедовались в семинарии, занимавшей, по меркам пламенных революционеров, роскошные хоромы. Изучение Священного Писания и молитвенные песнопения сменили катехизис красного командира и новые песни:
В то время, когда в Рязани полным ходом шла подготовка офицеров для действующей армии, в Генеральном штабе и управлении Воздушно-десантных войск ломали головы каким образом восполнить потери в офицерском составе воздушно-десантных соединений и частей. В августе 1941 года в Куйбышеве на базе пехотного училища было создано парашютно-десантное училище. На чудом сохранившейся фотографии видно, что здание училища располагалось на крутом волжском берегу, с которого открывался изумительный вид на окрестности. Недаром старожилы называли это место Красной Горкой. Есть еще одна фотография послевоенного времени, на которой видна памятная доска с надписью: «СССР, 1941 — 1942 гг. Куйбышев — родина воздушно-десантного училища».
Как мы видим, в надпись закралась одна ошибка — училище все-таки называлось «парашютно-десантным», однако даже курсантам запрещалось употреблять в речи это название. Между тем учебный процесс в училище с трудом набирал обороты. Не хватало ни преподавателей, ни материальных ресурсов. Назначенный на должность начальника училища полковник Д. И. Высокосов, пришедший из ВВС, смутно представлял, чему и как нужно учить будущих офицеров ВДВ. Неоценимую помощь оказал ему отозванный с фронта майор И. И. Лисов. Ивану Ивановичу, как начальнику учебного отдела, удалось в необычайно короткое время сформировать хоть какое-то подобие тематических циклов изучения материальной части людских и грузовых парашютов, тактики действий десантников в тылу врага. Один из выпускников училища Н. К. Моисеев вспоминал:
Так в сентябре 1942 года училище обосновалось в здании Военно-воздушной академии имени Н. Е. Жуковского, которая в то время была эвакуирована в Ташкент. Вновь пришлось начинать все с самого начала, и тут в неустроенное бытие ворвались шагистика и муштра. Курышев объявил курсантам, что им доверена честь представлять Воздушно-десантные войска в параде, посвященном 25-й годовщине Великого Октября. Плац в Петровском парке гудел под курсантскими сапогами. Равнение в шеренгу по десять человек давалось с превеликим трудом. Дело дошло до генеральной репетиции на Красной площади, но за два дня до парада курсантов из состава участников «сняли». Причина выяснилась сразу же — в параде принимали участие только те части, которые с ходу шли на фронт. Целый год училище не тревожили. Штаб ВДВ, находившийся по соседству, оказывал всяческую помощь и в привлечении опытных офицеров, и в организации прыжков. Однако и требования к выпускникам предъявлялись самые жесткие. Провалившиеся на экзаменах в звании старшин отправлялись в войска, не церемонились и с теми, кому десантная наука была не по силам.
Мы вновь обращаемся к воспоминаниям Н. К. Моисеева:
Попытаемся восстановить причину случившегося. Как известно, народный комиссар обороны И. В. Сталин дал нелицеприятную оценку действиям воздушно-десантных частей в Днепровской наступательной операции. Восстановить авторитет Воздушно-десантных войск могло только их применение в ходе боевых действий, которые развивались успешно. Однако в 1944 — 1945 годах ни в одной из фронтовых операций против фашистской Германии высадка десантов не осуществлялась. Иное дело война с Японией. В ходе нее описания дерзких, решительных действий десантников не сходили со страниц газет, имена героев звучали в сводках по радио. Возможно, такой славный финал и подвигнул командование ВДВ к воссозданию училища.
Исследователям еще предстоит сказать по этому поводу свое слово. Мы же обратимся к свидетельству ветерана Воздушно-десантных войск, подполковника в отставке Г. И. Кудрявцева: «7-й отдельный учебный парашютно-десантный полк, который квартировал в Звенигороде, после окончания войны был расформирован, и даже наш командир полковник Н. Юрченко не предполагал своей дальнейшей судьбы. Однажды его вызвали в штаб ВДВ в Москву, откуда он вернулся в хорошем настроении. Ему было приказано отобрать команду из нескольких человек и отправиться с нею в Ашхабад, где предполагалось разместить училище.
Приказ есть приказ, и мы отправились в долгий путь. Картина столицы Туркмении была безрадостной, кругом "гуляй-песок". Полковник связался с Москвой, дав отрицательный отзыв, и мы "перекочевали" во Фрунзе. Пехотное училище, которое прекратило свое существование, всем подошло. Военный городок занимал целый квартал в центре города между улиц Токтогула, Ворошилова, Сталина. Имелись две казармы, столовые, спортивный городок, тир. Вскоре во Фрунзе приехал полковник И. И. Лисов, назначенный начальником учебного отдела, мой командир стал заместителем начальника училища, а затем прибыл и сам начальник генерал-майор В. П. Иванов. Моим непосредственным начальником стал мастер парашютного спорта полковник В. А. Шеккер».
По прошествии многих лет после возрождения единственного учебного заведения Воздушно-десантных войск трудно судить, почему оно разместилось во Фрунзе, а не в одном из городов Центральной России. Непонятно также, почему «Военно-парашютное (впоследствии — воздушно-десантное) училище» тщательно скрывалось за номером воинской части. Кстати, в 1947 году Верховный Совет Киргизской ССР своим указом даровал войсковой части 75021, или Военно-парашютному училищу, право носить имя высшего органа республиканской власти. С этим наименованием училище переехало в столицу Казахстана Алма-Ату.
Иван Иванович Лисов вспоминал:
Может возникнуть вполне закономерный вопрос: «Каким образом?» Духовные власти, предполагая, что подвижническое служение Господу дано не всем, не мешали выпускникам самостоятельно избирать жизненный путь. Часть семинаристов совершала постриг, большая часть становилась священнослужителями, а некоторые отправлялись на «вольные хлеба», получив основательные знания по медицине, сельскому хозяйству и естественной истории. Среди них мы находим имена светил русской науки: терапевта Н. Е. Дядьковского, физиолога И. Т. Глебова, дерматолога А. Г. Полотебнова и первого российского нобелевского лауреата И. П. Павлова. Заметный след в богословии оставил И. И. Дмитревский, служивший в Священном синоде.
На протяжении столетия существования духовной семинарии сложился стройный свод правил внутреннего распорядка и поведения воспитанников. Приведем некоторые:
— Цель семинарского обучения — образовать просвещенных священнослужителей.
— Нравственное воспитание в семинарии имеет целью правильное образование характера учащихся соответственно их будущему назначению.
— Упражнения, располагающие к благочестию, должны быть свято соблюдаемы.
— Все ученики должны соблюдать с точностью все посты.
— С товарищами ученики должны быть дружелюбны, не должны допускать неучтивых, грубых шуток, а тем более оскорбительных насмешек, брани и ссор. Товарищество не должно служить к прикрытию дурных поступков.
— Ежедневно воспитанники в урочные часы: утром в 7, а вечером в 10 часов должны являться на молитву утреннюю и вечернюю.
— Чтение и пение молитв должны совершаться неспешно, без крика, благоговейно.
— Одежда у всех учеников должна быть одинакова по цвету и покрою и сшита по определенным образцам. Поэтому всякие уклонения в одежде, особенно с претензиями на щегольство и подражание моде, не должны быть допускаемы.
— Прическа волос должна быть прилична, носить бороды, усы, бакенбарды и длинные волосы запрещается.
— На дни воскресные и праздники ученики могут быть увольняемы из семинарии. В учебные же дни только в случаях экстренных, по причинам уважительным.
— Ушедшие без дозволения из семинарского корпуса подвергаются строгому взысканию.
Неизвестно, сколь долго продолжалась бы семинарская жизнь, если бы не Октябрьская революция 1917 года. Сразу выяснилось, что новая власть имеет свои идеалы, отличные от тех, которые исповедовались в семинарии, занимавшей, по меркам пламенных революционеров, роскошные хоромы. Изучение Священного Писания и молитвенные песнопения сменили катехизис красного командира и новые песни:
13 ноября 1918 года сто двадцать три курсанта сели за парты Рязанских пехотных курсов, и этот день стал отправной точкой отсчета в истории воздушно-десантного училища. Историографы достаточно основательно и скрупулезно исследовали боевой путь учебного заведения и события, в которых отличились рязанцы. Начиная с первого выпуска пехотных курсов, который состоялся 15 марта 1919 года, рязанские краскомы участвовали в Гражданской войне на Южном и Восточном фронтах, в боях за Донбасс, Кубань, обороняли Москву и Рязань, когда к этим городам рвалась Добровольческая армия А. И. Деникина, подавляли восстание на Тамбовщине. В марте 1937 года школа была переиме нована в пехотное училище имени К. Е. Ворошилова. Выпускники училища отважно сражались против японцев озера Хасан и на реке Халхин-Гол. Многие из них полегли смертью храбрых при прорыве линии Маннергейма в советско-финляндской войне. Командирская зрелость рязанцев наиболее ярко проявилась в Великой Отечественной войне. Тринадцать питомцев училища стали Героями Советского Союза, а в 1943 году в честь 25-й годовщины своего образования Рязанское пехотное училище было награждено орденом боевого Красного Знамени.
Но от Москвы до британских морей
Красная Армия всех сильней.
В то время, когда в Рязани полным ходом шла подготовка офицеров для действующей армии, в Генеральном штабе и управлении Воздушно-десантных войск ломали головы каким образом восполнить потери в офицерском составе воздушно-десантных соединений и частей. В августе 1941 года в Куйбышеве на базе пехотного училища было создано парашютно-десантное училище. На чудом сохранившейся фотографии видно, что здание училища располагалось на крутом волжском берегу, с которого открывался изумительный вид на окрестности. Недаром старожилы называли это место Красной Горкой. Есть еще одна фотография послевоенного времени, на которой видна памятная доска с надписью: «СССР, 1941 — 1942 гг. Куйбышев — родина воздушно-десантного училища».
Как мы видим, в надпись закралась одна ошибка — училище все-таки называлось «парашютно-десантным», однако даже курсантам запрещалось употреблять в речи это название. Между тем учебный процесс в училище с трудом набирал обороты. Не хватало ни преподавателей, ни материальных ресурсов. Назначенный на должность начальника училища полковник Д. И. Высокосов, пришедший из ВВС, смутно представлял, чему и как нужно учить будущих офицеров ВДВ. Неоценимую помощь оказал ему отозванный с фронта майор И. И. Лисов. Ивану Ивановичу, как начальнику учебного отдела, удалось в необычайно короткое время сформировать хоть какое-то подобие тематических циклов изучения материальной части людских и грузовых парашютов, тактики действий десантников в тылу врага. Один из выпускников училища Н. К. Моисеев вспоминал:
«Многие из нас прежде вживую даже самолета не видели... Но всех нас объединяла дружба и взаимовыручка, товарищество, умение преодолевать трудности, сохранять самообладание. Могут заметить, что такое присуще вообще для армии и военно-учебных заведений, но для Воздушно-десантных войск это — жизненная необходимость».Инспекция Воздушно-десантных войск Красной Армии не сидела сложа руки и подготовила в начале 1942 года «Наставление по парашютным прыжкам». Училище заимело свои «собственные» самолеты ТБ-3 и Ли-2, а на должность начальника был назначен полковник И. И. Курышев, участник десанта под Вязьму. На груди полковника красовались два ордена Красного Знамени, и был он не новичок в Воздушно-десантных войсках. Едва учеба вошла в колею, как поступил приказ: занятия прекратить, грузиться в эшелоны и следовать в Москву.
Так в сентябре 1942 года училище обосновалось в здании Военно-воздушной академии имени Н. Е. Жуковского, которая в то время была эвакуирована в Ташкент. Вновь пришлось начинать все с самого начала, и тут в неустроенное бытие ворвались шагистика и муштра. Курышев объявил курсантам, что им доверена честь представлять Воздушно-десантные войска в параде, посвященном 25-й годовщине Великого Октября. Плац в Петровском парке гудел под курсантскими сапогами. Равнение в шеренгу по десять человек давалось с превеликим трудом. Дело дошло до генеральной репетиции на Красной площади, но за два дня до парада курсантов из состава участников «сняли». Причина выяснилась сразу же — в параде принимали участие только те части, которые с ходу шли на фронт. Целый год училище не тревожили. Штаб ВДВ, находившийся по соседству, оказывал всяческую помощь и в привлечении опытных офицеров, и в организации прыжков. Однако и требования к выпускникам предъявлялись самые жесткие. Провалившиеся на экзаменах в звании старшин отправлялись в войска, не церемонились и с теми, кому десантная наука была не по силам.
Мы вновь обращаемся к воспоминаниям Н. К. Моисеева:
«Тактические занятия проводились с нами в районе Химки, вдоль Ленинградского шоссе, где проходила оборона Москвы в 1941 — 1942 годах. Мы... штурмовали доты, окопы, траншеи, оставшиеся от тяжелых боев... На прыжки выезжали всем училищем, а площадкой приземления служило вспаханное поле... Но вот, наконец, настал выпуск, и каждый из нас кроме нарукавных нашивок получил голубые парадные петлицы с золоченым кантом. В то время по радио часто звучала популярная песня "Цветочница Анюта".К концу 1943 года фронт ушел далеко на запад, и Москву стали возвращаться из эвакуации государственные учреждения, учебные заведения. Вновь училищу пришлось сняться с насиженного места и отправиться в Подмосковье в Нахабино, где размещались высшие офицерские курсу ВДВ. Приютив курсантов кочевого училища, курсы, выпускавшие только специалистов и начальников парашютно-десантных служб, как бы «поглотили» учебное заведение, потерявшее всякую самостоятельность.
И с тех пор я грущу и забыть не могу
Яркий блеск золотистого канта.
Лишь откроется дверь, средь военных теперь
Я ищу своего лейтенанта.
Мы чувствовали себя именинниками, держались гордо. Наступил 1943 год, и петлицы были заменены офицерским погонами. Вручал их нам начальник училища И. И. Курышев, который к тому времени стал генерал-майором».
Попытаемся восстановить причину случившегося. Как известно, народный комиссар обороны И. В. Сталин дал нелицеприятную оценку действиям воздушно-десантных частей в Днепровской наступательной операции. Восстановить авторитет Воздушно-десантных войск могло только их применение в ходе боевых действий, которые развивались успешно. Однако в 1944 — 1945 годах ни в одной из фронтовых операций против фашистской Германии высадка десантов не осуществлялась. Иное дело война с Японией. В ходе нее описания дерзких, решительных действий десантников не сходили со страниц газет, имена героев звучали в сводках по радио. Возможно, такой славный финал и подвигнул командование ВДВ к воссозданию училища.
Исследователям еще предстоит сказать по этому поводу свое слово. Мы же обратимся к свидетельству ветерана Воздушно-десантных войск, подполковника в отставке Г. И. Кудрявцева: «7-й отдельный учебный парашютно-десантный полк, который квартировал в Звенигороде, после окончания войны был расформирован, и даже наш командир полковник Н. Юрченко не предполагал своей дальнейшей судьбы. Однажды его вызвали в штаб ВДВ в Москву, откуда он вернулся в хорошем настроении. Ему было приказано отобрать команду из нескольких человек и отправиться с нею в Ашхабад, где предполагалось разместить училище.
Приказ есть приказ, и мы отправились в долгий путь. Картина столицы Туркмении была безрадостной, кругом "гуляй-песок". Полковник связался с Москвой, дав отрицательный отзыв, и мы "перекочевали" во Фрунзе. Пехотное училище, которое прекратило свое существование, всем подошло. Военный городок занимал целый квартал в центре города между улиц Токтогула, Ворошилова, Сталина. Имелись две казармы, столовые, спортивный городок, тир. Вскоре во Фрунзе приехал полковник И. И. Лисов, назначенный начальником учебного отдела, мой командир стал заместителем начальника училища, а затем прибыл и сам начальник генерал-майор В. П. Иванов. Моим непосредственным начальником стал мастер парашютного спорта полковник В. А. Шеккер».
По прошествии многих лет после возрождения единственного учебного заведения Воздушно-десантных войск трудно судить, почему оно разместилось во Фрунзе, а не в одном из городов Центральной России. Непонятно также, почему «Военно-парашютное (впоследствии — воздушно-десантное) училище» тщательно скрывалось за номером воинской части. Кстати, в 1947 году Верховный Совет Киргизской ССР своим указом даровал войсковой части 75021, или Военно-парашютному училищу, право носить имя высшего органа республиканской власти. С этим наименованием училище переехало в столицу Казахстана Алма-Ату.
Иван Иванович Лисов вспоминал:
«Училище создавалось на базе кавалерийского полка и было, естественно, пригодно больше для лошадей, чем для людей, но десантники в любых условиях умели приспосабливаться к жизни, и вскоре конюшни были превращены в учебные классы, залы для укладки парашютов, общежития. С учетом климатических условий жить и учиться можно было неплохо, если не считать неистребимого запаха, свойственного конюшне».Летчики передали училищу отлетавший свое Ли-2, и этот макет самолета был предметом, который «демаскировал» секретное военно-учебное заведение. Оно имело два курса. На первом проходили подготовку начальники парашютно-десантных служб и начальники парашютно-десантного имущества, на другом — готовили строевых офицеров. Большинство курсантов имели за плечами боевой опыт и обучались ранее в пехотных училищах: Ташкентском, Киевском, Фрунзенском. В конце сентября 1947 года в училище нагрянул командующий Туркестанским военным округом Герой Советского Союза генерал армии И. Е. Петров, для которого десантная наука была тайной за семью печатями. Прославленному полководцу Отечественной войны продемонстрировали укладку людских парашютов, предпрыжковую подготовку, а затем был сброшен небольшой десант. Командующий остался доволен, однако неожиданно для начальника училища заявил: «И все же из Фрунзе курсантам придется уехать». Генерал Иванов недоуменно спросил: «Куда?» — «В Алма-Ату», — последовал ответ.